Никакого французского (гет)

Bonjour

— Bonjour, mademoiselle.(1)

Дорогу ей преградил молодой симпатичный брюнет. Он опёрся на стену плечом, положив руки в карманы.

— Bonjour, — цепкий взгляд Флёр выхватил накачанные мышцы и белозубую улыбку. Слизеринец (а нашивки на мантии были именно слизеринских цветов) был очень хорош. За неимением лучшего подойдёт и этот. Конечно, главный красавец Шармбатона Николя был лучше на порядок, да и здешний Седрик Диггори ей нравился больше, но… Николя остался во Франции, а Седрик на неё просто не смотрит. — Пгостите, не знаю вашего имьени.

— Забини. Блейз Забини, — он протянул ей руку.

— Ошшень пгиятно, — улыбнулась Флёр самой обворожительной из своих улыбок и подала ему свою ухоженную ручку. Забини удивил, чуть коснувшись кожи тёплыми губами. — Тшем могу быть польезна?

— Многим. Многим можете быть полезной, мисс Делакур, — глаза его странно засияли.

В голову Флёр закралась идея, что они думают об одном и том же…

Иногда девушка может поступиться некоторыми своими принципами. Этот день — как раз входит в список тех, когда принципы стоит посылать куда подальше. Нет, она уже привыкла к смертельным опасностям за всё время проведения Турнира. В первом туре её чуть не сожрал дракон, во втором накинулись гриндиллоу, и она (единственная, между прочим, из всех чемпионов) не смогла от них отбиться. С её-то везучестью на этом дурацком Турнире вполне может случиться так, что третье испытание она вовсе не пройдёт, просто не выберется из ужасного лабиринта! А это, между прочим, будет весьма обидно. И не только из-за позорного последнего места.

Именно об этом думала Флёр Делакур, оправляя юбку в пустом классе школы Хогвартс. Слизеринец (как там его зовут?) всё ещё лежал на полу на расстеленной мантии. Она криво ухмыльнулась и застегнула верхние пуговицы на блузке, поправила чулки.

Ведь нельзя же, ведь правда нельзя идти на смерть девственницей, верно? Вот Флёр и не пойдёт.

— Au revoir, gentil,(2) — он встаёт с пола и оправляет одежду.

— Au revoir.

Сomme il faut(3)

В жизни четырнадцатилетнего Блейза Забини было немного женщин, от которых голова шла кругом. Первой из них (правда, он никогда и никому в этом не признается) была Селестина Уорлок. Та самая, что поёт слезливые романсы по колдорадио. Его мать, будучи женщиной волевой и сильной, Селестину не любила. Зато любила слушать светскую хронику, во время которой всегда крутили эти романсы. Однажды, года три назад, когда ему было одиннадцать, на страницах «Ведьмополитена» Блейз увидел певицу, и его сердце окончательно и бесповоротно было отдано ей. Навсегда, как тогда казалось.

Селестина была крупной белокожей женщиной, голова её была сплошь усыпана мелкими белыми кудряшками. Именно белыми, даже цвет волос Малфоя и всей его семьи не дотягивал до этого чистого оттенка. Селестина носила платья с длинными пышными рукавами и огромным декольте, при взгляде на которое у Блейза обрывалось что-то внутри.

Закончилось всё весьма плачевно: мать заметила, что сын утаскивает все журналы с Селестиной к себе под подушку и отругала его. А журналы сожгла. Блейз тогда просидел всю ночь без сна, думая, как бы незаметно стащить из бара бутылку Огденского. Ему было жизненно необходимо помянуть свою разбитую любовь.

Мать тогда дала ему один наказ. «Никогда не показывай женщине, как ты её любишь. Вообще никому не показывай», — да, так и сказала. В том возрасте Блейз не понял значения этих слов, но они надёжно впечатались в его голову, и намного позже смысл их до него всё-таки дошёл. Он был благодарен за них матери.

В школе ему до умопомрачения нравилась Ханна Эббот. Наверное, потому что имела такие же милые кудряшки, как у Селестины. Но Ханна была хаффлпаффкой, что в глазах высшего света выглядело не comme il faut. Блейз задирал её чаще других, и это было бы заметно, если бы не вражда Драко с Поттером и компанией. По сравнению с этими стычками, его придирки к Эббот были просто детским лепетом.

Ханна снилась ему по ночам в первых мокрых снах, снимала перед ним блузку, оставаясь в одном лишь лифчике, и грудь её была не такой как на самом деле, а большой и сочной, как у Селестины Уорлок. Чтобы скрыть свои стоны от разделявших с ним спальню мальчиков, Блейз стал накладывать на полог Заглущающее. А потом переспал с Миллисент.

Буллстроуд однозначно не являлась его мечтой. Она ему не снилась, он не думал о ней на уроках, сидя в душных кабинетах. Более того, Миллисент была совсем не красавицей, а проще говоря — довольно уродливой. Но именно с такими, считал Блейз, и нужно лишаться девственности. Чтобы не пошла и не стала кричать всем, насколько он плох в постели.

Для неё он был Богом. Единственным. И за это он её тоже чуточку любил.

А потом начался четвёртый курс, на лице Миллисент появилась очередная порция подростковых прыщей, Селестина постарела, а Ханна состригла свои чудесные кудряшки. В Хогвартс приехала делегация из Шармбаттона.

Флёр Делакур была сногсшибательна. «Ну полное сomme il faut», — как сказал ошарашенный Драко.

Mauvais ton(4)

Флёр Делакур с детства воспитывалась в строгости. О француженках обычно складывается такое странное мнение, будто они раскрепощённые и недалёкие, почти что куртизанки. Но Флёр была не такой и старалась всем это показать. Она училась на отлично, не заглядывалась на мальчиков и изысканно одевалась. По её мнению, этого должно было хватить, чтобы не прослыть безмозглой девочкой.

Так уж вышло, что к семнадцати годам мадемуазель Делакур осталась невинной. Нет, она не стремилась подарить свою девственность единственному и неповторимому, за которого потом выйдет замуж, как об этом писали в любимых ею старинных романах. Просто её первый любовник должен соответствовать некоторым требованиям. Во-первых, он должен быть старше. Потому что, как заверяли подростковые журналы, с опытным взрослым человеком терять невинность намного приятнее. Во-вторых, он должен быть воспитанным. Как писали те же самые журналы, мужчина не должен заставлять, принуждать, причинять боль. Ну, и, в-третьих, он обязательно, бесповоротно должен быть белокожим французом, причём самым-самым красивым.

Её главным претендентом на почётную роль первого мужчины Флёр Делакур был Николя Россет. Он был старше Флёр, но всё ещё молод, невероятно учтив, имел бледную кожу и прекрасные светлые волосы, бездонные серые глаза и длинные пальцы. По нему сходили с ума все девушки Шармбаттона. Вот только одна незадача: он был преподавателем по живописи. Ах да, ещё он был женат.

Флёр бросала на него томные взгляды несколько курсов подряд, но добилась лишь одного: Николя (точнее, мсье Россет) нарисовал её портрет, который она повесила у себя в спальне. Но дальше этого дело почему-то не заходило.

И вот, пока она ждала своего прекрасного принца и томно вздыхала, глядя в потолок, нагрянул Турнир Трёх Волшебников, где она стала чемпионом от их академии. Флёр гордилась. И надеялась, что, привезя во Францию Кубок и победу, наконец, увидит, как Николя падает к её ножкам.

А потом были ужасные испытания, практически полный проигрыш, Седрик Диггори, помешанный на своей узкоглазой подружке, сальные взгляды учеников, смертельная опасность и нервные срывы.

И ещё был Блейз Забини, абсолютно не подходящий под описание её идеального первого любовника: грубый, циничный и младше её на целых три года. И, надо признать, совершенно не белокожий француз. Абсолютный mauvais ton. Но Флёр было нужно. Просто нужно. И она, поступившись всеми своими принципами, рискнула.

(1) Добрый день, мадмуазель

(4) Дурной тон

Pourquoi?(1)

Он опять стоит в коридоре, в той же самой позе и, наверное, на том же самом месте. Флёр не нравится это. Ей вообще не нравится сам факт существования этого слизеринца. Потому что нельзя же так пялиться за столом на милую приличную француженку, нельзя так нагло стараться привлечь её внимание. Тем более, прямо перед злосчастным третьим туром.

Она пытается обойти его стороной, но Забини (так, кажется, его зовут?) легко преграждает ей дорогу, чуть сдвинувшись в бок. Вблизи он такой крупный, такой сильный, хоть и кажется с первого взгляда очень даже изящным.

— Ma cherie, ou allez-vous si vite?(2)

— Подальше от вас, мсье, — сквозь зубы цедит Флёр.

— Pourquoi? — Забини приподнимает вверх бровь.

— Потому что вы мьеня ушше достали.

Он вдруг хватает её в объятья своими огромными лапами и прижимает к стене.

— О, не будь такой недотрогой, милая. Вроде, в прошлый раз тебе понравилось, так почему бы не повторить?

Он близко, настолько близко, что она чувствует, как бьётся под несколькими разделяющими их слоями ткани его сердце.

— Oh, gentil, — шепчет он прямо в ухо. Тёплое дыхание щекочет кожу Флёр, заставляя волоски вставать дыбом. — Ты такая красивая, — он легко целует её в висок.

— Сasse-toi(3), слышишь? — она пытается сопротивляться из последних сил. — Тогда это было случайно, у меня нервы, у меня Турнир.

Флёр говорит это всё очень быстро, пытаясь оттолкнуть от себя огромного слизеринца. Ей кажется, что этого её «сasse-toi» должно хватить, чтобы Забини её отпустил. Ведь все, все и всегда выполняют её просьбы и приказы! Но ей не везёт: Забини не настолько знает французский, чтобы понять смысл этих слов.

— Ну, нервы. Ну а сейчас не нервы? — руки его ощущаются на пояснице Флёр, успокаивающе поглаживают, но не отпускают. — Завтра последний тур, тебе нужно расслабиться.

«А, собственно, почему бы и нет», — думает Делакур. В конце концов, в его словах есть доля правды. Завтра действительно последний тур, и она уже не находит себе места от волнения.

— Вот и умница, — шепчет Забини, когда её руки неловко ложатся на его спину. — Вот и молодец.

И Флёр сдаётся.

De quoi parles-tu?(4)

После третьего тура начинается ужасная паника, студенты ходят, опустив взгляд к полу, и больше не шепчутся в коридорах. Флёр часто разговаривает с Блейзом. Она думает, что нравится грозному слизеринцу, и, пусть это звучит эгоистично, но так ей легче выносить боль от потери Седрика. Она, конечно, не плачет, как Чжоу, но ей тоже очень тяжело, потому что Седрик ей действительно нравился, что бы там ни говорили завистники.

Остальные слизеринцы почему-то не высовываются из своих подземелий, только Драко Малфой ходит с гордо поднятой головой, нагло ухмыляясь. Он бесит Флёр, потому что не скорбит вместе со всеми над смертью парня, с которым учился. А ведь весь год он чуть ли не лизал Седрику ботинки, Делакур видела это.

Забини почти ничего не говорит, только хмурит брови. Они сидят каждый вечер на берегу озера, запуская камушки прыгать по глади воды, и наблюдают за жизнью на корабле болгар.

Блейз, когда не пристаёт, очень даже ничего. В те редкие минуты, когда они не молчат, Забини рассказывает ей всякие истории, беседует с ней о литературе восемнадцатого века или современных способах создания заклинаний. В это время ей хорошо и легко, и она забывает о несчастьях. А Блейз, оказывается, ещё и умный.

Дружить с ним оказалось намного легче и приятнее, чем заниматься любовью.

Каждый раз, когда они сидят перед озером, Флёр хочется, чтобы он постелил на землю мантию, как тогда, в их первый раз, а потом лечь головой на его плечо и просто молчать, вглядываясь в проплывающие по небу облачка. Только она боится, что Блейз опять начнёт приставать. А ещё боится того, что подумают о ней окружающие: шармбаттонцы и так уже косо на неё смотрят, обсуждая, как часто она встречается с этим «petit garçon»(5). Флёр понимает, что вернётся во Францию, и намного чаще будет встречаться с одноклассниками, чем с Блейзом.

В последний день пребывания в Хогвартсе она судорожно собирает вещи. Знает, что Блейз сидит на берегу и ждёт её, но идти не хочется. Вот только он сам стучит в дверь их огромной кареты.

— Лиз сказала, что ты здесь, — Флёр выходит из кареты и захлопывает за собой дверь. В окошко она видит ухмыляющееся лицо лучшей подруги. — Отойдём.

Блейз только кивает. На Флёр тонкое шёлковое платье и открытые босоножки. Забини смотрит на её тонкие ноги и судорожно сглатывает.

— Так что ты хотьел? — она облокачивается на дерево и складывает руки на груди. Брови её нахмуренные, почти сходятся, и Блейз хочет прикоснуться к ним губами, чтобы разгладить.

— Ты не пришла на озеро… — почему-то робко говорит он.

— Я ошшень сильно заньята. Собираю вещи.

— А я ждал.

Флёр хмурит брови ещё больше, хотя куда уж.

— У менья тоже могут быть свои дела, Блейз. Я не обязана… — она замолкает, натыкаясь на его тяжёлый взгляд.

— Флёр, если ты от меня скрываешься, так говори об этом прямо. Я, может быть, и petit garçon, но это не значит, что я ничего не понимаю.

— Нет, это я тебья не понимаю, Блейз! Пошшему ты так говоришь, будто я тебе должна? Я не обязана быть там постоянно, тем более, в свой посльедний день в Хогвартсе!

— Ладно, да, я понял, — он вдруг сделал шаг к ней навстречу. — С тобой, видимо, нельзя по-хорошему. Тебя надо постоянно брать напором, я понял.

— De quoi parles-tu??! — Флёр хочет закричать, но голос отказывает, и из горла вырывается лишь какое-то шипение.

— О твоём поведении, милая, — Забини закрывает ей рот ладонью и приподнимает подол платья. И Флёр понимает: сейчас будет больно и грубо. И никто её не спасёт, потому что она не может закричать, а это место не видно ни с одной тропинки, она специально его выбрала, чтобы подружки не подсмотрели и не подслушали. — То ты сама на меня кидаешься, то холодна как лёд. Но я же не железный. Мне пятнадцать, мне нужно.

Он расстёгивает штаны, свободной рукой приподнимает её ногу и ухмыляется. А потом смотрит ей прямо в глаза, убирает руку ото рта и впивается поцелуем в губы.

Как только он в неё входит и начинает двигаться, Флёр перестаёт вырываться. Всё-таки Блейз — шикарный любовник.

Но дружить с ним всё равно лучше.

(1) Почему?

(5) маленький мальчик

Il ne faut pas mentir а elle-meme(1)

Она думала, что во Франции избавится от Блейза Забини. Но он прислал ей письмо ровно через день после приезда. Запыхавшаяся сова очень долго пила воду из блюдца и ела печенье, а Флёр всё это время читала и перечитывала написанные красивым мужским почерком ровные строчки. Улыбалась и проводила по ним тонкими пальчиками, как будто старалась почувствовать тепло его рук, прикасавшихся к пергаменту.

Ещё Флёр наивно полагала, что во Франции совсем не будет думать о Блейзе Забини, но нехотя вспоминала его прикосновения, и кожа горела от одних только этих воспоминаний. И ночью, спрятавшись от родителей за запертую дверь, Заглушающее заклинание и тонкую шёлковую простынь, он мечтала только о нём, закусывая кончик подушки и стараясь сдержать стоны. А наутро стыдилась этого и корила себя, ведь он — маленький английский аристократ из семьи с подмоченным авторитетом. Он не пара для прекрасной Флёр Делакур. Только каждый раз эти мысли заканчивались, как только она получала очередное письмо.

Когда родители спросили её, чем она хочет заниматься после школы, она твёрдо ответила, удивив их всех, что хочет поехать в Великобританию, чтобы совершенствовать свой английский.

«Ты хочешь заниматься языками?» — удивился отец.

«Да. Нет. Мне не важно, на самом деле, папа. Я просто хочу туда вернуться», — ответила Флёр.

«Но, милая, почему?» — с нотками истерики в голосе спросила мать.

«Я помешалась на этой стране, мама», — спокойно ответила Флёр.

Иногда правда лучше, чем полуправда. Вот только врать самой себе Флёр не хотела: просто там был Блейз Забини. Вот на нём-то она, кажется, и помешалась.

C’est la vie(2)

Билл Уизли появился в её жизни внезапно. Конечно, он не был французом, зато был старше и с белой кожей. И семья его была вполне уважаемой, хоть и бедной. А ещё он был нереально красив.

Первый раз Флёр его увидела ещё на Турнире, когда он приехал поддержать Гарри Поттера. Ей понравилась его внешность, длинные волосы и клык в ухе. Вообще от него веяло романтикой и какой-то внутренней силой.

Она слышала, что Билл работает в Гринготтсе, но была приятно удивлена, когда оказалось, что он будет учить её азам новой работы.

— О-ля-ля, — вырвалось у Флёр. Билл улыбнулся, а потом чуть скривился.

— Только давай без французского, ладно? Я в нём не большой спец, — он почесал подбородок. — Точнее, я его совсем не знаю.

Флёр была немного расстроена.

Роман закрутился, но не очень быстро. Она не видела пока смысла прерывать милое общение с Блейзом, который всё сильнее настаивал на встрече. И однажды летом она согласилась. Блейз пригласил её в хороший лондонский ресторан, он вырос и ещё больше вытянулся. Но всё равно шестнадцатилетний мальчик смотрелся рядом с ней как-то нелепо. Весь вечер она крутила в руке бокал, выслушивая приятную речь Забини. Французские слова, которые он часто употреблял, теперь резали слух, ведь она так привыкла к чисто английской речи Билла. Боги, никакого французского больше! Никакого!

Самой Флёр было нечего сказать. Точнее, было что, но она не решалась. Когда Блейз положил свою руку поверх её лежащей на столе ладони, она резко вырвалась, взяла сумочку и вышла из ресторана. Ещё несколько часов она ходила по вечернему Лондону, вспоминая, как кидала когда-то камушки в озеро, и они прыгали по неподвижной глади воды. Прощаться с прошлым оказалось немного сложнее, чем она думала.

Когда Билла изуродовал Фенрир, Флёр была в шоке. Она даже хотела малодушно сбежать, ведь теперь Билл был совсем не красивым, как ей хотелось. Да, она влюбилась именно в его красоту, и не видела смысла скрывать это.

Но все Уизли были так добры, Молли даже назвала её дочкой, а родители слали из Франции послания, в которых просили её держаться. Держаться, но не бросать Билла. В очередной раз почувствовав себя слабой маленькой девочкой, Флёр покорилась судьбе и поплыла по течению.

Тогда в Хогвартсе, когда Билл лежал в лазарете, она опять пришла на берег озера, чтобы вспомнить позапрошлый год, Турнир и Блейза. И, конечно, он оказался там. Сидел у их любимого дерева и гипнотизировал взглядом гладь воды. Она, стараясь ступать как можно тише, ушла. Направленного ей в спину взгляда она, конечно же, не видела.

«Здравствуй, Блейз. Хочу сообщить тебе, что выхожу замуж за Билла Уизли. Если ты не сильно обижен, можешь прийти».

Исписанный пергамент летит в камин.

«Милый Блейз! Ты мне очень дорог, но так вышло, что я выхожу замуж за другого. Наша свадьба состоится…»

Она сжигает недописанное письмо заклинанием.

«Блейз, только не надо психовать из-за моих отношений с Биллом. В конце концов, я никогда и ничего тебе не обещала».

Почувствовав себя дурой, извиняющейся перед маленьким мальчиком, она уронила голову на сложенные руки.

«Дорогой Блейз! Я пишу тебе, чтобы сообщить приятное для меня известие: через два месяца я выхожу замуж за Билла Уизли. Ты всегда был для меня другом, им и останешься, поэтому я буду счастлива, если ты придёшь на мою свадьбу. Я рада тем отношениям, которые были между нами, и никогда тебя не забуду. Спасибо за всё. Твоя Флёр».

Пафосно и приторно, зато правда. И никаких извинений. В последнее мгновение перед тем, как привязать письмо к лапке совы, Флёр стирает слово «твоя», оставляя лишь нейтральное «Флёр».

— С’est la vie, — шепчет Блейз Забини, читая последнее (он уверен) письмо от девушки, которую любил. Но как там говорила мать? «Никому не показывать». Он встаёт с кровати и идёт в гостиную. — Эй, Миллисент!

Буллстроуд смотрит на него непонимающим взглядом. В конце концов, их отношения прекратились ещё два года назад. Блейз криво ухмыляется, всматриваясь в лицо девушки. «А она ничего так стала», — мелькает у него в голове.

— Иди-ка сюда, дело есть.

Fin.

(1) Не надо врать самой себе

(2) Такова жизнь