Не Боюсь (гет)

Название: Не боюсь

Автор: Inrose

Бета: alekto1980

Гамма: Эллия

Пейринг: ДУ/РУ

Жанр: AU/Ангст/Романс

Рейтинг: R

Cаммари: Рон сбегает вместе с Гарри и Гермионой. Уизли ничего о нем не знают. И вдруг Джинни обнаруживает брата живым и здоровым в коттедже "Ракушка"... Предупреждения: инцест (не больше поцелуя), мат, ООС

Дисклеймер: Все принадлежит Роулинг.

Предупреждения:

1) Инцест

2) Мат (не так много, но есть)

3) Немного не по канону. Мой Рон ушел от Гарри и Гермионы в самом конце осени, события фика — начало зимы. Джинни не в Хогвартсе, а в «Норе».

4) POV Джинни. Много юношеского максимализма, подростковых всплесков (ей шестнадцать все же). Легкое ООС (без него такой пейринг априори невозможен)

5) Пунктуация часто авторская.

От автора: огромное спасибо моим бете и гамме! Я очень-очень благодарна им за кропотливую работу)

I have a problem that I cannot explain

I have no reasons why it should have been so plain,

Have no questions but I sure have excuse

I lack the reason why I should be so confused,

I know, how I feel when I'm around you,

I don't know, how I feel when I'm around you,

Around you…

System Of a Down “Roulette”

В «Норе» жарко.

Старая печь, отапливающая дом в холодное время года, работает на пределе своей мощности, хотя никакой надобности в этом нет. До настоящих морозов еще далеко, зима только-только вступает в свои права.

Мне жарко. Пот покрывает все тело, струится по лицу.

Раздражение, поднимаясь изнутри, заполняет все существо.

Хочется открыть окно, но мама не разрешает. Ей кажется, что сначала должны прогреться все до единой комнаты нашего многоэтажного домика. Конечно, понятно: она, как всякая хорошая мать, все же надеется, что ее многочисленные дети соберутся к Рождеству, займут свои комнаты, расстелют кроватки…

Я в это уже не верю. Наша семья уже не единое целое, а лишь разрозненные кусочки… Много кусочков.

Билл отделился, создав собственную семью. Чарли, окончательно помешавшийся на своей работе, перестал посещать семейные собрания еще два года назад. Будет хорошо, если открытку родителям пришлет… О Перси и говорить нечего. Когда-то я была к нему очень привязана, поэтому уход брата стал для меня неожиданным и сильным потрясением. После он мне даже пары слов не прислал. Эгоист чертов. Да… Фред с Джорджем после открытия своего магазина сняли небольшую квартирку рядом с «Дырявым Котлом». Посещают меня и родителей исправно, обычно с кучей гостинцев и новинок из «Умников». Тут ничего плохого не скажешь. Рон же…

Рон.

Рон. Рон. Рон.

Выделился. Придурок. Уже несколько месяцев мы ничего о нем не знаем. Я не знаю.

От злобы сводит скулы.

Помню, незадолго до… м-м-м… исчезновения я поймала его одного (что было довольно непросто: в последние дни он, Гарри и Гермиона ходили все время вместе) и попыталась расспросить, что они собираются делать. Ответа, естественно, не последовало. Лишь нелепое: «Не волнуйся, сестренка. Мы знаем, что делаем». Знают, конечно. Особенно Рон.

Вся надежда на Гермиону. Все-таки Гарри с Роном сначала делают, а потом уже думают, как все мужчины. Хотя, Поттер, конечно, в меньшей степени…

Гарри… Думать о нем больно. И не только из-за Того-Кого-Нельзя-Называть, который может в любой момент с ним расправиться. Больно оттого, что в путь с ним отправились только Рон и Гермиона. Я-то думала, он мне доверяет… Возьмет с собой, когда ему действительно потребуется помощь. Видимо, ошиблась.

Впрочем, вполне возможно, что он просто не хочет вмешивать еще кого-то в нечто по-настоящему опасное. Это же Гарри — благородный и любящий. До последнего.

Не понимаю, почему меня это так бесит.

— Джинни, убери в комнате Рона, милая, — голос слышится из коридора.

Просьба абсурдна, но я все же плетусь в комнату брата. Маму понять можно: она очень скучает по младшему из своих мальчиков. Она готова принять его обратно в любой момент, пусть раненого, сильно покалеченного, но живого…

Убранная комната, его вещи, расставленные по своим обычным местам, даже дурацкие плакаты с «Пушками Педдл», пожелтевшие от времени и сырости, одолевающей стены весной и осенью, должны сказать Рону о том, что его тут ждали.

Заходить в эту комнату я не люблю. Тут как-то сильнее осознаешь, что его нет.

Тщательно вытираю пыль, действуя на автомате, выключив голову. Думать сейчас — роскошь, которую нельзя себе позволять. Нельзя позволять грустным мыслям взять вверх. Держаться. Из последних сил держаться.

Не сразу замечаю, что откуда-то выпадает маленькая колдография. На ней я и Рон. Только вдвоем, что само по себе странно. Не могу вспомнить, когда это нас так сняли.

На вид мне лет десять — ему, значит, одиннадцать. Оба улыбаемся, корчим рожицы в камеру. Удивительно теплый снимок: не выдерживаю и улыбаюсь, глядя на него. Точнее, едва приподнимаю уголки губ — улыбнуться попросту боюсь, словно это нечто неуместное, запрещенное. Все грустят и волнуются, а тут я со своей дебильной улыбкой...

На обратной стороне неровным почерком брата накорябано: «Джин».

Джин. Странно. Так он меня не называл — только «Джинни», как все.

Отвлекаюсь от своих мыслей только вечером, помогая маме готовить ужин. Неожиданно прилетает черная как смоль сипуха с привязанным к лапе письмом. Сердце пропускает удар. Вдруг с кем-то из родных случилось плохое?

Мама бегло просматривает пергамент, и выражение ее лица меняется от болезненно-сосредоточенного к почти расслабленному. Значит, ничего серьезного.

— Что это? — спрашиваю, сдерживая дрожь в голосе.

— Да это… Письмо из Хогвартса.

В последнее время «Нору» забрасывают тщательно замаскированными угрозами из моей школы. Конечно, то, что вместо шестого года обучения я осталась дома, не прошло незамеченным для ее новых руководителей. Очень уж им хотелось держать меня под каблуком, чтобы влиять на семью, Орден и Гарри.

Пока письма неизменно отправляются в мусорный ящик, но все понимают, что вечно так продолжаться не будет.

Нужно что-то решать, но никто не хочет этого делать. Особенно я. Кто знает, чем все это обернется... Неизвестность пугает.

На ужин приходят Люпин и Тонкс. Пока первый шепотом переговаривается с родителями — очевидно, обсуждая последние новости, — Нимфадора отвлекает мое внимание, рассказывая какую-то смешную ерунду. Мне не смешно. Информация, декларируемая ее мужем, куда интересней, но все считают, что она слишком тяжела и опасна для моих детских ушек.

Доносятся лишь обрывки:

— …Не знаю… Нашли тело… Рыжий… Рон…

Неожиданно для всех взрываюсь. Кричу что-то очень глупое и грубое. Требую объяснений. Мгновенное раздражение быстро перерастает в настоящую истерику с рыданиями, хрипами и отчаянием. Дурацкие подростковые смены настроения… Хотя, может, не в них дело. Не только в них. Я просто очень устала.

Плохо помню, что дальше. Кажется, Люпин поднимает на руки и относит в комнату, аккуратно, словно хрупкую фарфоровую куколку, кладет на кровать. Мама сидит рядом, прямо на полу, держа меня за руку, как делала когда-то в детстве, если кто-то из нас сильно заболевал…

Сон приходит быстро.

* * *

Мама с папой нашли, пожалуй, лучшее на сегодняшний день решение: отправить меня ненадолго к Биллу с Флер. Свежий воздух, отсутствие переживаний, океан… Все это должно помочь справиться со стрессом.

Я в это не верю, но все же киваю, как заведенная игрушка, стараясь не расстраивать родителей еще больше.

Только моих капризов им сейчас не хватает.

К счастью, найденный труп, о котором говорил Люпин, не был Роном.

Это единственная хорошая новость за последнее время.

Добираться мне приходится поездом, притом маггловским. Родители считают: так риск, что меня засекут сразу же, сводится к минимуму. Уж не знаю, какими правдами-неправдами папе удалось купить мне билет — деньги-то нужны были не наши, — но все же ровно в шесть вечера я уже сижу в уютном купе и машу мистеру и миссис Уизли ручкой.

Большую часть дороги сплю, хотя пейзаж за окном, безусловно, заслуживает внимания.

Билл встречает меня прямо на станции.

— Привет, сестренка, — улыбаясь, он осторожно обнимает меня за плечи.

Последний раз мы виделись на его свадьбе. После молодожены несколько раз собирались навестить "Нору", но в последний момент возникали важные, даже неотложные, дела, как обычно и бывает.

Выйдя с вокзала, мы довольно долго петляем по пустынным улочкам, затем как-то внезапно выходим на открытое пространство.

— Теперь можем аппарировать, — крепче прижав к себе, зная мой давний страх перед подобным способом перемещения, Билл увлекает меня в темноту.

* * *

Дом оказывается куда меньше, чем я ожидала, зато куда теплее и уютнее.

Флер ведет себя приветливо и доброжелательно, что очень приятно.

Пожалуй, признать ее пришлось после того как я, по совету мамы, присмотрелась к их отношениям с Биллом. Строптивая и капризная красавица рядом с мужем становилась послушным маленьким котенком. Этого было достаточно, чтобы если не полюбить, то хотя бы зауважать ее.

Распивая ароматный чай на травах, мы болтаем обо всем, начиная с погоды и заканчивая курсом галлеона. Избегаем только темы войны.

Довольно скоро я замечаю, что они оба сильно нервничают. Билл то и дело поглядывает на часы, а Флер роняет предметы, от простой сахарницы до дорогой фарфоровой чашки, подаренной им на свадьбу. К счастью, на все есть Репаро и особых проблем не возникает.

Хочется спросить, что не так, но как-то неудобно. Они ведь только-только поженились — а тут я, как снег на голову…

Неожиданно дверь открывается, и цепочка размышлений прерывается.

Все вдруг становится на свои места.

На пороге стоит он.

* * *

В комнату стучат: долго, настойчиво, со вкусом. Не открываю. Пошли все вон, никого не хочу видеть.

Откуда вокруг столько обманщиков?

— Джинни. — Билл почти кричит. — Открой дверь!

Еще чего.

Рон жив.

Мало того, он в безопасности, хотя должен быть с Гарри. Почему он не с ним?! Что вообще делает в «Ракушке»?

Вопросов много, но вот получать на них ответы почему-то не хочется. Видеть эту наглую… Нет. Не сейчас.

— Джинни, пожалуйста, — умоляюще.

Тяжело вздохнув, поднимаюсь открывать дверь. Билл-то, по сути, ни в чем не виноват. Если это чудо свалилось ему на порог из ниоткуда, то что он мог сделать? Не выгонять же на улицу… И не сдавать родителям, уж точно. Вдруг снова уйдет.

Открываясь, дверь тихонько скрипит. На пороге возникает Рон. Не Билл.

Не дав среагировать, он впихивает меня в комнату, закрывая путь к выходу.

— Ну и что дальше? — спрашиваю рассерженно.

— Думаю, мне нужно кое-что объяснить, — голос по-прежнему как у Билла.

— Научился новой штучке? Лжец несчастный.

Коснувшись горла, брат шепчет контрзаклинание.

— Так лучше? — знакомый мягкий баритон. — Теперь готова слушать?

Не уверена, что готова, но киваю. Уйти он все равно мне не позволит, поэтому выбора по большому счету нет. Разве что дать ему по башке чем-нибудь тяжелым и сбежать. Но это ведь не выход...

— Я ошибся. Ушел, понимаешь? А когда одумался, вернуться уже не смог.

До смешного просто. У Рона всегда все просто.

Чтобы хоть как-то его понять, мне нужно больше деталей, которые он, разумеется, скрывает. А основываясь на общих фразах, его можно только обвинить.

— Ты хотя бы пытался?

По взгляду становится понятно, что да, пытался. И не раз.

— Ебанутый, — бесстрастно.

— Что? — он часто моргает, непонимающе глядя на меня.

— Ебанутый придурок. Как ты мог уйти? Как мог оставить его одного? И Гермиону тоже...

До этого даже в пылу ссор я не позволяла себе подобных высказываний в его адрес. Что ж, все когда-то меняется.

— Знаешь… ты… — он делает глубокий вдох, стараясь собраться. — Не волнуйся, с твоим Гарри все будет хорошо.

Конец фразы звучит глупо и очень по-детски.

Видимо, подростковые проблемы и его не миновали.

Мы оба как дети. Понимаю, но ничего сделать не могу.

Уходит, громко хлопнув дверью. Идиот.

* * *

В «Ракушке» я уже почти две недели. С Роном видимся мало: чуть свет он уходит куда-то, возвращаясь лишь на закате, иногда даже позже, когда все уже спят. Сквозь сон слышу скрип двери, затем приглушенные шаги по лестнице. Комната его как раз над моей, стены тонкие… Слышно все, даже случайные скрипы кровати.

Мне это не особенно нравится, но попросить другую комнату не решаюсь. От меня и так проблем немало.

Сегодня братец, к моему удивлению, остался дома. Сидит себе на диване в гостиной, щелкает делюминатором.

Я в это время тоже в гостиной. Пытаюсь написать внятное и лаконичное письмо родителям. Ничего лишнего: у нас все хорошо, не переживайте, океан чудесен, Флер замечательна, Билл — просто чудо. Про Рона, конечно, молчок.

— Привет передать? — спрашиваю зло, косясь на него.

На мгновение даже забывает о щелканье. Смотрит грустно, как побитый щенок.

Злость как-то сразу утихает. Теперь она управляема, если можно так сказать.

Конечно, я злюсь больше, чем следовало бы. Но все же… Иначе не получается.

Нет, я рада, правда рада, что с Роном все хорошо, что ему ничего не угрожает, но… Может, эта его внезапная трусость испортила сформировавшийся в голове образ идеального брата, который все может и умеет и уж точно ничего не боится… Может, что-то еще. Не знаю.

— Думаю, не стоит.

Какое-то время он молчит, затем, не выдержав, начинает:

— Тебе бы больше понравилось, если бы я умер, да?

К горлу подкатывает комок. Как у него вообще язык поворачивается?

— Я уже думала, что ты умер, — голос дрожит, как и руки.

Страшно думать о том неизвестном мальчике, которого, наверное, тоже кто-то ждал и любил, как мы Рона. Может, до сих пор ждет.

— Что?

— Однажды вечером пришел Люпин и сказал, что нашли труп рыжего мальчишки, сильно похожего на тебя.

Сказанное, кажется, поражает его до глубины души. Хотя, так и должно быть. Неприятно, когда тебя хоронят. Вдвойне неприятно, когда твои близкие страдают понапрасну.

— У мамы, наверное, истерика была… — звучит как-то потерянно.

— Вообще-то, истерика была у меня.

Даже вспоминать об этом неприятно. Так некрасиво сорвалась. Ведь столько раз обещала себе быть более сдержанной...

Он поднимается, подходит ко мне и обнимает. Осторожно, боясь, что оттолкну.

Не отталкиваю.

Щеки заливает предательский румянец, губы сами шепчут:

— Придурок…

— Я тоже люблю тебя, сестренка.

Почему-то в голове кружатся мысли о том, что Гарри меня никогда так не обнимал…

* * *

Сегодня встаю раньше обычного, одеваюсь потеплее: на улице наконец мороз.

Зима в этом году на удивление холодная и совсем бесснежная. Черная промерзшая земля, водная кромка, покрытая тоненькой коркой льда, отсутствие ветра — все это кажется ненормальным, неправильным. Словно должно быть не так.

Сегодня решаю выяснить, куда же все-таки смывается мой милый братик. Следить за ним на открытом пространстве сложно, но мне все же удается.

Такая игра в кошки-мышки. С ленивой, разомлевшей от харчей Флер кошкой. Котом.

«Погоня» продолжается довольно долго, я уже успеваю немного устать. Идти по гальке, устилающей берег, ой как непросто…

Пункт назначения — маленький покосившийся домик-сарай на берегу. Рон заходит внутрь, а я наблюдаю за каждым его движением через щели между досками.

Остановившись посреди комнаты, брат долго стоит с закрытыми глазами, без движения. Это странно. Настраивается, что ли?

Затем, делая легкий взмах палочкой, кричит:

— Экспекто патронум!

То, что должно произойти, не происходит. Полупрозрачный зверь не появляется. Вместо этого из палочки вырывается лишь слабый серебристый дымок.

Поверить глазам трудно. Ведь это Рон учил меня вызывать патронуса когда-то, еще на четвертом курсе. У него самого это выходило без особых усилий. И вот теперь… Такое.

— Экспекто патронум! Экспекто патронум! Экспекто патронум! Экспекто патронум! Экспекто патронум!

Обессилев, он оседает на пол. Ничего не выходит. Что-то бормочет себе под нос и вновь поднимается на ноги.

Редкий упрямец.

Так не должно быть.

Просто не должно.

Ошарашенно бреду обратно к дому, каким-то чудом доползаю до кровати.

Мой братик… Бедный мой братик.

В голове щелкает. Понимаю: что-то уже никогда не будет прежним.

* * *

После ужина Билл с Флер уединяются в своей комнате, оставив нас с Роном допивать чай в гостиной.

— Красивая они все-таки пара, правда? — шепчу.

— Угу, — громко отхлебывает. — Конфетку хочешь?

Я смеюсь. Это куда больше похоже на Рона — такого, каким я его помню: большого, в чем-то нелепого и смешного.

Он заливается румянцем.

— Вечно ты, Джинни…

— Почему Джинни? А не «Джин»? — вопрос возникает в голове сам собой.

Перед глазами вновь та колдография. Счастливые лица. Детство. Как же тогда было хорошо!

Рон давится конфетой. Долго и громко кашляет.

Вопрос вроде бы простой, чего так резко на него реагировать?

— Что ты видела?

— В смысле? Просто нашла колдографию, на которой твоей рукой было это написано. А что это я должна была видеть?

Он, кажется, успокаивается. Выражение лица чем-то напоминает мамино — в моменты, когда она читает письма из Хогвартса.

— А тебе, значит, хочется, чтобы я тебя так звал? Джин.

— Так что я там должна была видеть? — так просто уйти от ответа ему не удастся.

— Да ничего, ничего, — он делает еще глоток чая, — про колдографию я и говорил.

Не верю, но больше не спрашиваю. Само рано или поздно вскроется. Еще ни один секрет Рону не удавалось сохранить, если мне хотелось его узнать.

— А почему бы и нет? Меня так никто не зовет. Будет твоя личная привилегия.

Внезапно сталкиваемся взглядами. Дрожь по спине. В глубине его глаз вижу что-то… Не то. Не братское.

Что только не покажется...

Взгляд в пол. Не смотреть ему в глаза.

А то мало ли.

— Привилегия — это хорошо…

Поднимаюсь на ноги и покидаю комнату, кинув:

— Мне еще письмо родителям писать.

* * *

У меня едет крыша. Точнее, уже уехала.

Я помешалась. На собственном брате. Дебилка конченая.

Голова понимает, что это неправильно, но вот тело…

Сегодня мы снова одни. Это напрягает. Хочется подняться к себе, закрыться в комнате и выкинуть ключ в окно, чтобы не натворить глупостей.

— Ты не заболела? — спрашивает участливо.

Хочется запустить в него чем-нибудь, чтобы больше не был со мной таким. Пусть лучше грубит, кричит и обзывается. Как в детстве.

— Нет.

— Тогда чего ты?

— Того.

Отвечать не хочется. Вообще говорить неохота.

— Девушки… — шепчет ворчливо.

Тишина, разрываемая лишь щелканьем делюминатора. Каждый щелчок отдается пульсирующей болью.

— Рон… — тяну жалостливо. — Ну оно тебе надо, а?

— Что?

Интересно, правда не понимает или притворяется?

— Щелкать.

— Я так успокаиваюсь.

— А вот я — наоборот.

Действительно прекращает. Однако тишина, оказывается, давит еще больше.

— Погуляем завтра? — говорю, стараясь заглушить неприятный голос в голове, нашептывающий всякие гнусности.

— Извини, Джин, не могу. Я ухожу завтра.

— Что?.. Куда?

— Буду искать Гарри и Гермиону.

— Но ты ведь уже пытался…

— Буду пытаться еще, — грустно ухмыляется. — Не хочу, чтобы моя маленькая сестренка считала меня трусом.

Всхлипываю. Громко, не сдерживаясь.

Что-то внутри ломается. Странно.

В одно мгновение Рон оказывается рядом. Мне становится нечем дышать, он слишком близко.

Обжигает.

Душит.

Отойди.

Хочу сказать, но не говорю.

Присев рядом, прямо на пол, он кладет голову мне на колени.

— Не бойся.

— Не уходи-и-и… — тяну заунывно, как в детстве.

Поднимает на меня глаза. Чистые и голубые-голубые.

— Остаться — роскошь.

Удержать. Привязать. Что угодно, только не отпускать. Опять.

Не понимая, что делаю, целую его. Совсем не по-сестрински. Он, к удивлению, отвечает.

— Теперь у тебя есть достаточно хорошее воспоминание для патронуса, правда? — спрашиваю, задыхаясь.

Кивает.

Завтра я обязательно вернусь в «Нору» и тщательно обыщу его комнату, чтобы найти то, что он так старался от меня скрыть.

А потом… Не знаю, что потом.

Неизвестность, которой я больше не боюсь.