Бусины  (гет)

— Я и не возлюбленная, — пробормотала она.

— Так кто же ты?

— Не половинка и не целое. Так... фрагмент...

(Э.-М. Ремарк, “Три товарища”).

В тусклых сумерках зимнего вечера снежинки были заметны лишь на поверхности пустующих лавочек и на плечах редких прохожих. Небо мрачно глядело из-под густых облаков. Широкая улица, вдоль которой с обеих сторон тянулись аккуратные домики, светилась яркими огнями рождественских гирлянд. Тишину нарушал лишь ветер, раскачивающий заснеженные ветви деревьев.

В самом конце улицы стоял дом, непохожий на остальные: его черепичную крышу украшали две длинные, ассиметрично расположенные трубы, из которых тонкими струйками шел дым. Об экстравагантности жильцов говорили и нежно-голубые стены дома. Высокая ель рядом с боковым фасадом была украшена фигурками диковинных животных, и ее ветви празднично переливались причудливыми цветами. Гардины, которые скрывали окна первого этажа, почти не пропускали теплый свет наружу, а на втором этаже горело только одно окно, занавешенное легким тюлем. Случайные прохожие всего несколько минут назад могли наблюдать за плотными гардинами вспышки, похожие на фейерверк, и наверняка думали, что странная семья, живущая здесь, весело проводит Рождество.

Большая птица, изнемогая от усталости, стремительно приближалась к дому. Полярный филин, — белый, с пестро-черными кончиками крыльев, — собрав последние силы, с наслаждением опустился на карниз второго этажа и постучал клювом в окно. Никто не открывал. Филин подождал еще немного, а затем вовсю забарабанил по стеклу. Внутри раздались шаги, и окно распахнулось, впуская ветер и ворох снежинок. Филин торопливо залетел в комнату и опустился на верхний парапет камина, наслаждаясь теплом. Однако по мере приближения человека, впустившего его в дом, росла настороженность. Окно уже закрыто, а значит, отступать некуда. Мужчина подошел к филину и протянул руку к письму, но птица с силой клюнула его, оставив кровоточащую ранку.

— Что ж, это было глупо, — мужчина слизнул выступившую кровь. — Авада Кедавра!

Отвязав письмо от лапы птицы, он быстро пробежал его глазами. Всего пара строк вызвала легкую улыбку, которая так подходила к ровному, без морщин, лицу.

— Прости, но ты немного опоздал, — сказал он, с наигранным сожалением глядя на пергамент, а затем скомкал письмо и кинул его в камин, который недавно зажгли.

Пергамент вспыхнул, и в мгновение аккуратно написанные строки превратились в пепел. Через несколько минут в комнате воцарилась тишина, не нарушаемая и старинными часами на стене — их стрелки остановились.

__________________________________________________________________________________

— Милая, я знаю, что ты у нас упрямая, и со всем можешь справиться сама, и тебе не нужны советы... — Эмма заботливо смотрела на дочь. — Но нам с папой было бы спокойней, если бы мы знали, что кроме нас у тебя есть кто-то, кто позаботится о тебе. Особенно сейчас, ведь ты видишь, что творится: Тот-Кого-Нельзя-Называть со своими Пожирателями, сомнительные распоряжения Министерства, в “Пророке” новости с каждым днем все страшнее...

Марлин не дала ей договорить:

— Ма-а-м! Я аврор, а это само по себе небезопасно.

— Ну что “Ма-а-м”?! Я каждый день думаю о том, как ты там одна. Волнуюсь, ведь работа работой, а дом, семья, ужин, в конце концов? И охота тебе после этого мерлинового аврората приходить в пустую квартиру?!

В кухню вошел Вильям:

— Что еще за “нам с папой”? Меня попрошу в это не впутывать! — он улыбнулся. — Ведь нервничать — это участь только мам!

Вильям посмотрел на Марлин и развел руками.

— Можно подумать, что тебе все равно! — Эмма с шутливым укором смотрела на мужа, который опустился на угловой диван рядом с Марлин.

— Давай напомним маме, что тебе двадцать пять, что ты отличный волшебник, что ты ловишь всяких негодяев и отлично с этим справляешься. И самое важное — ты, безусловно, сможешь сама приготовить себе ужин! — он обнял девушку.

— Марлин, давай-ка я налью нам еще немного вина, — Эмма взяла в руки один из бокалов, стоящих на столе.

— Эмма, я беру свои слова обратно — не все маггловское вино похоже на прокисший клюквенный компот. Налей и мне! Как хорошо вот так посидеть всей семьей! И Рэтбоуны молодцы, что не стали засиживаться.

— Опять ты за свое? — Эмма возвела глаза к потолку. — Мэдисон, между прочим, помогает мне со сборами редких растений.

— О, да воздастся Мэдисон за ее доброжелательность! — Марлин с отцом прыснули от смеха, а потом Вильям продолжил:

— Просто я радуюсь, что могу наконец поговорить с единственной дочерью. Ну, детка, расскажи, как ты устроилась на новом месте? Больше ничего не хочешь взять из своих вещей?

— Нет, пап, у меня там вполне уютно, а главное светло. И мне нравится, что гостиная и кухня объединены и что в спальне нет двери, а только арка. Я повесила в ней штору, которую мне делала мама из старых разноцветных бабушкиных бусин. Когда утром открываю окно, нити раскачиваются, и бусины ударяются друг о дружку с приятным цоканьем.

— Ну, хоть где-то пригодились бусины твоей почтенной матушки, Вильям! — все трое рассмеялись.

Они еще долго сидели втроем и разговаривали: Марлин рассказала о работе, о своих товарищах в Аврорате, узнала, что все в порядке с домовиком Олсоппов и что мама закончила свою коллекцию растений, распускающихся только ночью.

Она сидела на кровати у окна своей комнаты на втором этаже. Пушистый ковер на полу, полки с маггловскими книгами, фотографии на стенах, коллекция вредноскопов и волшебные часы, указывающие на настроение девушки, которые тихонько тикали в углу... Родители ничего здесь не трогали, тем самым подтверждая, что она в любой момент может вернуться, что они всегда ее ждут. Марлин любила маму и все ее творческие начинания, берегла в памяти ее тихие слова поддержки. Любила папину основательность и рассудительность. И сегодня оба они были такими, как всегда: выбивающиеся из пучка пряди непослушных волос Эммы, черная домашняя жилетка Вильяма, в которой он ходит уже несколько лет; их вечные споры и замечания друг другу, шутки в ее адрес.

Залезая под одеяло, она счастливо улыбалась, думая о чудном вечере, проведенном в Уитли.

Но ей необходимо было жить самостоятельно, потому что этого требовала ее работа с рассветом по расписанию, и привычка аппарировать, минуя все двери, прямо в то место, куда ей нужно, и ее желание все делать по-своему. А главное — потому что живя отдельно, она меньше переживала за безопасность родителей.

Марлин смотрела в потолок, думая о том, что жизнь идет по привычному маршруту. Только теперь он начинается не в доме с голубыми стенами, а в маленькой квартире в северной части Лондона. Соседи-магглы, любимый "Эмбасси Бар" в Ислингтоне, кино по выходным... Все как всегда лишь с поправкой на заголовок газетной статьи, которому вряд ли кто-то верил: “Авроры успешно ведут борьбу с Тем-Кого-Нельзя-Называть”.

* * *

Порой Марлин сама не знала, что делает в этих стенах. Почему, скрипя пером по пергаменту, упорно молчит, хотя должна была бы — имела право! — высказать все своему руководству. Она — аврор, а не секретарь, чтобы заставлять ее заниматься глупой канцелярской работой.

“Кто-то и это должен делать”, — успокаивала себя Марлин.

Белокурые короткие волосы и синие глазищи. Конечно, аврор с натяжкой. Скорее беззащитная студентка, но за плечами диплом с отличием об окончании Академии авроров, а внутри — стойкость духа и уверенность в своих силах.

Выдержка из личного дела МакКиннон: “Ловкая, рассудительная, волевая”.

Каждый день в Аврорате — строгие лица, серьезные разговоры и показное спокойствие. А на улицах — настороженность, запах страха и черно-белая тоска.

Мерлин, как ей надоело это бездействие!

В Косом переулкесумерки даже в солнечный день. Ставни любимого магазина с домашними питомцами, где когда-то мама покупала ей кота, заколочены. И никто больше не улыбается. Лишь ветер подгоняет одиноких пугливых прохожих.

Наверно, это было дело случая. Проделки дождя и непонятно откуда взявшегося нежелания идти после работы домой.

Марлин выбрала самый укромный столик на двоих в “Дырявом котле”. Кружка сливочного пива, позвякивание стаканов за барной стойкой и разговоры посетителей.

А ведь у нее была мечта. Еще будучи стажером-практикантом в Аврорате, она почти с благоговением смотрела на уверенных волшебниц-авроров, они казались ей воплощением силы, грации и величияотому чтом силы, граничащей с грацией. роров, и они ка. Она хотела сражаться с ними на равных, противостоять злу и непременно побеждать — даже в одиночку. Всегда и везде... Чтобы никто никогда не смотрел на нее просто как на симпатичную девушку, чтобы все признали ее ум, храбрость и талант. Но когда Марлин окунулась в жизнь Аврората, все эти мечты покрылись пылью так же, как и кипы бумаг на ее столе. Министерство гнуло свою линию “завуалированной войны”, а Аврорат в ней — главное оружие. Эта трясина затягивала даже самых сильных волшебников, сковывала их стремление к справедливости, сталкивая с равнодушием руководства, с нежеланием рисковать и действовать...

Капли — большие и тяжелые — ударялись об оконное стекло и стекали вниз к карнизу. Плохая погода поздней весны.

Капюшон мантии немного сполз с головы, выпустив прядь светлых волос, и она торопливо поправила его — не стоило аврору светиться в одиночку в пабе да еще и в такой поздний час.

Щекой опереться о руку. Дышать терпким душистым табачным дымом, клубящемся в воздухе... Провести подушечкой указательного пальца по запотевшему стеклу бокала...

Холодно. И немного одиноко.

— ...а Дамблдора снова не будет, — Марлин услышала чей-то полушепот.

Она отвлеклась от созерцания размытого пейзажа за окном и прислушалась. Каменный выступ стены скрывал волшебников, которые сидели за соседним столиком, поэтому, отклонившись немного вбок, она увидела лишь макушку темноволосого мужчины и его мантию.

Они говорили тихо, и на фоне вечернего гула в пабе слов было не разобрать. Марлин насторожила услышанная фраза, а профессиональная подозрительность и сосредоточенное внимание тут же растворили непогожую тоску.

— ...он сказал, что собрание будет завтра, хотя я не думаю... — это был другой голос, ровный и более мягкий, чем первый, но окончание фразы заглушил смех небольшой компании престарелых волшебников. Вскоре она снова смогла слышать разговор за выступом. — Грюм не станет рисковать нашими жизнями понапрасну, поэтому непременно что-то придумает.

— Может, он и придумает, но нам не хватает людей — с этим не поспоришь, — это говорил первый волшебник, которого про себя Марлин окрестила “Хриплым”. — Орден Феникса — не школьный чемпионат по квиддичу: всех подряд не пригласишь.

Она замерла, сжимая пальцами холодное стекло бокала.

“Значит, Орден Феникса — не пустые слухи, — девушка прищурилась и поправила капюшон.— А Грюм?.. Он тоже?”

В душе вспыхнула надежда — все еще можно изменить.

Марлин тяжело дышала, пытаясь собраться с мыслями. Волшебный глаз Грюма в упор смотрел на нее, хотя сам его хозяин уткнулся в рапорт, который она ему принесла.

— Грюм, можно вас спросить... вы что-нибудь знаете об Ордене Феникса?

Ответа не последовало. Марлин вздохнула и начала ежедневный отчет по Уставу:

— Вчера в Лютном переулке были схвачены двое волшебников, которые подозреваются в пособничестве сторонникам Того-Кого-Нельзя-Называть. При задержании они оказали сопротивление и...

— МакКиннон, вы заинтересовались Орденом Феникса?

— Да, Грюм. Я бы хотела в него вступить.

* * *

— Привет, — только и сказала она, чувствуя себя первокурсницей рядом с Распределяющей шляпой.

Рядом стоял Грюм — он только что ее представил, — и больше десятка пар глаз были устремлены на Марлин. Лица молодые и приветливые — все с любопытством разглядывали нового члена Ордена: кожаная куртка, белый берет на светлой голове, серьезный взгляд из-под черных ресниц.

— Опять девчонка, — нахмурившись, произнес один из присутствующих.

Но она опустилась на стоявший рядом стул с таким видом, точно всегда здесь сидела и никуда уходить не собирается. И ему ничего не оставалось, как, отдавая дань вежливости, равнодушно спросить:

— Так как, ты говоришь, тебя зовут? — он рукой убрал черную челку с лица и с сомнением посмотрел на девушку.

— В следующий раз слушай Грюма, — бойко ответила та.

— Марлин! — она обернулась на звонкий голос.

В дверях стояла ее коллега и хорошая знакомая Алиса Лонгботтом, а рядом — ее муж Фрэнк.

— Ты тоже здесь?! — воскликнула Марлин, но та в ответ лишь виновато пожала плечами и улыбнулась.

Где-то тикали часы — громко и навязчиво. Марлин огляделась в поисках источника звука, однако ее внимание привлекли двое ребят на другом конце стола, которые с интересом рассматривали ее. Один из них встал и подошел к Марлин.

— Я Эдгар Боунс, очень рад знакомству! — пожав ей руку, он обратился к парню, сидевшему рядом:

— Блэк, мог бы и радушнее встретить такую очаровательную мисс!

Тот грациозно откинулся на спинку стула. Марлин почувствовала аромат высокомерия — тонкий, терпкий, щекочущий нервы...

— Что ты, Боунс, — я само радушие! — воскликнул он, а затем стал медленно раскачиваться на двух задних ножках стула. — Только вот я, похоже, твоей очаровательной мисс пришелся не по душе.

В голосе — скользкая насмешка, а на губах — обворожительная улыбка.

Совершенное оружие.

Марлин c безупречным равнодушием отвела глаза.

— Тебе для разнообразия полезно, — ответил Эдгар, хлопнув его по плечу.

— Сириус, ты в своем репертуаре, — заговорила рыжеволосая девушка напротив, немного сердито смотря на Блэка. Затем ее взгляд смягчился, и она представилась: — Меня зовут Лили, а это мой муж Джеймс.

Темноволосый парень, сидевший с ней рядом, никак не отреагировал: он и Сириус сверлили друг друга взглядами до тех пор, пока губы Блэка не искривила усмешка.

Лили ткнула мужа локтем в бок, и тот тут же встрепенулся.

— Да-да, привет, — он помахал рукой. — Тебя, кажется, Марлин зовут, верно? А я Джеймс Поттер.

Лили обреченно оперлась лбом о свою руку, а затем закатила глаза.

— Ладно, МакКиннон, будем считать, что ты всего лишь заочно принята в Орден, — Блэк развернулся и снова одарил ее улыбкой. — Тебе необходимо пройти вступительное испытание.

— Хорошо, — с вызовом сказала Марлин. — Что мне нужно делать?

— Ну, это очень серьезное испытание, — подключился к разговору Поттер. — Не все могут с ним справиться...

— Но мы должны узнать твои истинные способности, — перебил его Сириус.

Марлин прищурилась и сложила руки на груди. Ее колючий, точно полевой репейник, взгляд коснулся самых кончиков длинных ресниц Блэка.

— Может, при всем нашем желании тебя взять, ты нам не подходишь... — снова заговорил этот лохматый.

— Не тот уровень, понимаешь... — Блэк оценивающе ее осмотрел.

Он постоянно переглядывался с Джеймсом. Внутреннее чутье Марлин подсказывало, что это неспроста...

— В общем, тебе нужно будет сразиться с дюжиной боггартов одновременно, — закончил Блэк, скорчив при этом гримасу сожаления, будто уже точно знал, что ей ни за что не справиться.

— Я готова, — она улыбнулась и встала, достав волшебную палочку, всем своим видом подтверждая сказанные слова. — У меня нет такого количества страхов.

Надоедливое тиканье часов заглушил смех Блэка: он раскатисто захохотал — так искренне и откровенно, что Марлин оторопела.

Захотелось немедленно зажать уши, чтобы звуки не воскрешали в сознании позабытые детские обиды, когда маггловские девочки из соседних домов дразнили ее “чокнутой”. Но это было только мгновение, лишь призраки детства, ведь сейчас она — сильная волшебница. А так легко попалась на глупую старую уловку!

Тонкие пальцы крепко сжали рукоятку палочки.

Десятки заклинаний вихрем пронеслись через голову, точно играя в догонялки.

Но уже через секунду Марлин молча села на стул — не тот уровень, верно.

— Не обращай внимания, — Лили махнула рукой, словно отгоняла надоедливую муху. — Просто мы уже не реагируем на шутки этих двоих, вот они и решили отыграться на тебе.

— У нас тут весело, — подмигнул ей Боунс, возвращаясь на свое место. — Привыкай.

Вошли Грюм с Дамблдором, и все замолчали. Марлин с раздражением отвернулась от своего соседа, переключив внимание на слова Грозного Глаза.

Она не заметила задумчивого выжидающего взгляда серых глаз, а ее волшебная палочка уже бесстрастно лежала на столе.

* * *

Уже около часа они преследовали двоих Пожирателей. Ночь и маски скрывали их лица, но, по последнему донесению Боунса, они выполняли какое-то задание Малфоя.

Неожиданно Грюм остановился, прислушался, потом с силой затолкал Марлин в узкий проход между домами.

— Стало слишком тихо, возможно, они поняли, что за ними следят. Если они нападут сейчас, не помогай мне, аппарируй и приведи помощь, — с этими словами он перешел на другую сторону улицы и прижался к стене — оттуда было видно пространство за поворотом. Прошло две минуты, потом он жестом позвал Марлин к себе. Они двинулись дальше. Впереди, метрах в тридцати от них, последний из Пожирателей свернул направо.

— Нас не обнаружили. Они, видимо, остановились, чтобы расквитаться с аврорами, — Грюм шел впереди. — Скорей!

Марлин прибавила шагу.

Они повернули за дом, где скрылись преследуемые, прошли вдоль всего торца здания и попали в придорожные посадки деревьев. Зоркий взгляд Марлин поймал силуэты четверых человек, двое из которых были пленниками.

— Быстро уходим влево, метров на сто. Я знаю, что за дорога будет за посадками: перейти ее незамеченными мы сможем только левее, там старая недействующая остановка ночных автобусов, — громко шептала Марлин, подталкивая Грюма и постоянно оборачиваясь. — Быстрей! Быстрей! Надо подойти к дороге одновременно с ними, иначе мы их потеряем!

Стараясь бежать как можно тише, они добрались до остановки. Когда четверо идущих впереди скрылись среди деревьев с другой стороны дороги, Марлин сказала: “Можно!”, и вдвоем с Грюмом они пересекли шоссе.

— Ложись! — Грюм подтолкнул Марлин, и они скатились в кювет. — Возвращаются! Тихо! — он произнес звукоизолирующее заклятие, и оба замерли.

Пожиратели остановились рядом с местом, где затаились орденцы, пленные авроры были с ними. Марлин старалась запомнить каждую деталь в одежде и в движениях темных волшебников. Потом изучила авроров: один из них постоянно оглядывался, а второй еле стоял на ногах, на плече у него была рваная рана; подталкиваемый человеком в маске, он иногда поднимал голову. Она чуть не вскрикнула — это был Томас, они вместе работали в Аврорате.

Прошла минута, и люди в масках начали быстро удаляться, подгоняя схваченных авроров. Когда они отошли на достаточное расстояние, Марлин зашептала:

— Надо помочь ребятам! Там мой товарищ, Томас! Он ранен, сильно! Нельзя их оставлять! Идем! Как же могли они попасться?! Вставай же! — дрожа, она встала, потом поднялся и Грюм.

— Вот поэтому я и пошел с тобой: обычно выслеживают Пожирателей Люпин и Боунс. Эдгар, этот коротышка, наш лучший ищейка! Но с тобой бы они не справились и вдвоем, потому что тоже молодые, тоже могут очертя голову кидаться на любого, — он тряхнул Марлин за плечи и потянул за собой, продолжая негромко говорить:

— Мы вдвоем не справимся. Ты же не знаешь, кто под масками. А приведут они нас, скорее всего, к Малфою. А с ним точно будет и Долохов. В итоге нас тоже схватят или вообще убьют! Наша с тобой задача: узнать, что за массовое нападение готовят сторонники Волдеморта. Держись.

Перед ними была поляна, на противоположном краю которой стояло несколько человек. До Марлин долетали лишь обрывки разговора:

— ...Я знаю, что за удовольствие для тебя пытать людей, но на этот раз хватит, — это был Малфой. — Задача этого несчастного — убедить высшие чины Аврората в том, что мы ничего пока не замышляем. Империо!

— ...С раненым разберитесь, а этого отправим к борцам за мир и справедливость, — прозвучал саркастичный голос Долохова.

— Уходим.

Раздался крик. Марлин вздрогнула, она поняла, что с раненым, с Томасом, “разобрались”...

— Нам тоже пора в штаб, — Грозный Глаз взял ее за руку.

— Но...

— Теперь ты ему точно не поможешь, — строго сказал Грюм и, сжав руку Марлин, аппарировал.

* * *

Тот июль выдался чрезмерно душным: каждое “сегодня” было жарче, чем “вчера”. По утрам Марлин с надеждой вглядывалась в небо — ни облачка. Горячий пыльный воздух загазованной улицы не хотелось вдыхать.

В квартире — ни сквозняка. В кабинете на работе — ни дуновения. В штабе — нелепый маггловский вентилятор, который притащил Блэк.

Почти каждый вечер — монотонное жужжание лопастей и басистый голос Грюма на собрании.

— О чем задумалась? — услышала она рядом со своим ухом.

— О ветре, — шепнула Марлин, не поворачивая головы, чтобы не привлекать внимание Грюма, а может, чтобы не встречаться с лукавым взглядом серых глаз. — Душно. Невыносимо.

Коротко и лаконично. Просто не хотелось продолжать разговор.

Она почувствовала теплый ветер его дыхания: пряный, горьковатый, со вкусом мятных леденцов.

Сириус, с легкостью выпуская воздух из легких, дул ей на щеку, от чего шевелились белокурые волосы, дрожали длинные ресницы...

Марлин повернула голову и изумленно подняла на него глаза.

— Теперь твоя очередь, МакКиннон, — он отреагировал живо, демонстративно подставляя ей щеку, точно для поцелуя. — Мне тоже жарко!

Просто отвернулась. Молча.

Она дала себе слово, что назло его самодовольству не станет потакать глупым шуткам и колкостям, которые сыпались на нее изо дня в день. И ни за что не будет смотреть на него так, как Эммелина Вэнс, которая слишком брезгливо морщит нос, слишком манерно жестикулирует, даже волшебной палочкой машет слишком кокетливо...

А по ночам Марлин мучила бессонница. Она смотрела в потолок... Легкое дуновение ветра из открытого окна, который пах скошенной травой из парка неподалеку и, где-то в глубине, мятой... Свежей, немного терпкой, и Марлин казалось, что она чувствует ее вкус на кончике языка...

С ней так не бывает. Ее не купить дешевыми шутками и наклеенными улыбками. Поэтому она научилась воспринимать его неконтролируемое чувство юмора спокойно. А значит завтра в ее голосе снова будет равнодушие, и в глазах — укор. Она это точно знала.

“Марлин, детка, неправильно мучиться бессонницей, когда есть умиротворяющий бальзам”, — сказала бы мама.

Неправильно. А правильно было бы выпить зелье, махнуть на все рукой и провалиться в глубокий, такой необходимый сон. Но она вставала, выглядывала из распахнутого окна, перевешиваясь через подоконник, чтобы посмотреть, как за углом ее дома загорится алая полоска рассвета, и она сможет наконец уснуть.

Но это потом, а сейчас серый сумрак не давал покоя. Он обволакивал ее, утаскивая на самое дно, где разлиты все оттенки туманов над Темзой. Серые обои на стенах, серая кожа на оголенном из-за жары теле, серый лунный свет из окна...

Может, стоило просто закрыть глаза?

Так ведь воздух все равно будет пахнуть мятой.

А кругом тогда будут переливы черного.

* * *

В “Дырявом котле” духота. В этом притоне ночной беспутной жизни шумная толпа пила и вела разговоры о войне. Дальний стол в самом углу занимали орденцы. Как и все, они искали забвения в дурманящем огневиски, который умеет стирать из памяти ужасы сражений и успокаивать, хоть и ненадолго.

Лили яростно отчитывала Джеймса и Доркас за неосторожность. Боунс и Пруэтт, постоянно перебивая друг друга, обсуждали Долохова, от которого они с трудом отбились сегодня:

— Откуда он вообще там появился?! — негодовал Пруэтт. — Надо быть более осторожными...

— Довольно! Ноги унесли, живы, и ладно! — не дал ему договорить Боунс. — Завтра на собрании поднимешь этот вопрос. Мисс! — он махнул рукой официантке.

Чтобы отвлечься, Марлин окинула только что вошедшего незнакомца профессиональным взглядом аврора: невысокий рост, глаза спокойные, взгляд прямой, небольшой шрам на виске, опрятная, но не вычурная одежда. Вывод: не опасен.

Но и это не помогало.

“Мерлин, только не смотреть...”

Сириус сидел рядом с Эммелиной и смеялся — заразительно, почти истерично, почти неестественно... Хмелея от блэковской улыбки сильнее, чем от огневиски, Эммелина с жадностью пожирала его глазами. Она накручивала прядь волос на свой тонкий аристократический палец и постоянно облизывала сухие губы. А Блэк отдыхал, поэтому хохотал и постоянно подливал себе в стакан огневиски.

Марлин стояла у окна с кружкой в руках и делала вид, что изучает вошедших посетителей, делала вид, что немного задумалась... К черту — просто делала вид!

Потому что главным было не это.

А главным было то, что Эммелина еще ни разу не сумела поймать взгляд серых глаз Блэка.

И даже не это.

Дело было в его глазах — уже пьяных, а оттого обещающих дементорову кучу всего непристойного.

И самое важное: обещающих именно Марлин.

“Ну, пожалуйста, не смотри так на меня...Ну, не смотри...”

Сириус засмеялся еще громче.

* * *

Бежать. Спастись.

Перед глазами опять всплыло лицо Беллатрисы с такой же неуместно обворожительной улыбкой, как и у Сириуса, но тут же растворилось в единственной мысли: “Живой!”

Сириус все еще тяжело дышал, глухо, почти рыча, а на губах таяла улыбка — ровная, красивая, как у сестры. Чертовы аристократы.

Дождь хлестал по лицу, смывая страх, скрывая дрожь.

Марлин пару раз глубоко вздохнула, радуясь, что может это делать.

Тут тишина оборвалась. В один миг вернулись все звуки, накрыв обоих с головой. Сириус резко схватил ее и прижал к деревянной стене забытого лодочного сарая.

— Зачем ты аппарировала? Какого черта ты лезешь не в свои дела, МакКиннон?!

В глазах ненависть — лютая, почти сумасшедшая, как и у той, другой Блэк.

— Не в свои дела?! Не в свои дела?! Да тебя бы уже не было в живых, если бы я тебя не вытащила оттуда!

Сириус продолжал кричать, говорить что-то о трусости, о ее аврорском “героизме”, хваленой подготовке к схваткам. А ей было наплевать, что он там несет, какую чепуху говорит, когда она еще так отчетливо помнила зеленые лучи рядом с его головой...

— Подумай сам: они нас там ждали, это была ловушка! Попасться так глупо, Сириус...

Он схватил ее за предплечье, сжав его с такой силой, что Марлин почувствовала, как под пальцами Сириуса огнем проступают синяки.

— Не смей вставать у меня на пути! Это было мое дело, мое и Беллы!

Она дернула руку и со злостью толкнула его в грудь. Сириус пошатнулся.

Ярость обжигала девушку, на одном дыхании она выкрикнула:

— Все вы одинаковые! Одинаковые, слышишь, Блэк! Зачем я вообще тебя спасла?! Ты бы сдох в этом Мерлином забытом доме... К черту!

Она толкнула его. Еще раз...

Крепкие руки обвились вокруг спины Марлин так, что ее сжатые кулаки остались на вздымающейся груди Сириуса. Он не дал ей даже шанса высвободиться, а ослабил руки, только когда ее дыхание выровнялось.

— Пошли внутрь, не то совсем замерзнешь.

В сарае было по крайней мере сухо. Она скинула промокшую куртку. Сириус снял мантию, устроился рядом с лодкой и притянул Марлин к себе. Стараясь избавиться от озноба и от желания вновь прильнуть к его груди, она прошептала:

— Надо возвращаться.

Он видел ее мерцающие в темноте глаза, приоткрытый рот, ощутил ее тихое дыхание. Потом сжал в ладонях ее мокрое лицо, нашел губы и приник к ним. И когда ее губы раскрылись, Сириус теснее прижал Марлин к себе и почувствовал ее всю подле себя, прохладную и свежую от дождя, но теплую внутри, живую...

— Проклятье, Блэк...

Но сопротивляться было бесполезно.

* * *

Так бывает, когда после сильного перенапряжения наступает тяжелая усталость. Тогда все события прошлого и настоящего не так въедливо проникают в сознание, не заставляют учащенно биться сердце или о чем-то сожалеть.

Наступило затишье в этой войне. После последней схватки Пожиратели засели в своем логове, ограничиваясь лишь слежкой за потенциальными орденцами, и даже в газетах не появлялось новостей об исчезновениях или убийствах.

Наверно, стоило ждать бурю и готовиться к ней.

Но жизнь шла своим ходом, так, как и должна была идти.

Марлин стала все больше времени проводить в Ордене. После собраний она не торопилась домой, а предпочитала засиживаться до позднего вечера на уютной кухне в компании новых друзей. Они пили чай и ели печенье, которое часто пекла Лили, а иногда прикладывались и к чему-нибудь покрепче.

Разговоры, разговоры, бесконечные разговоры...

Марлин казалось, что она за всю жизнь столько не разговаривала и не смеялась, как за эту неделю: в ход шли разные аврорские байки, страшилки из Хогвартса, воспоминания о школьных буднях и бородатые анекдоты. Если отбросить все высокие цели, то тогда хотя бы ради таких вечеров стоило прийти в Орден. И не важно, что в любой момент все могло встать с ног на голову, сломаться и раскрошиться — этот глоток жизни ей был необходим.

Все закончилось, когда в один из таких вечеров в окно ворвался патронус Грюма и голосом своего хозяина сообщил, что местоположение штаба раскрыто, и с минуты на минуту сюда нагрянут Пожиратели.

Было немного грустно покидать насиженное гнездо.

Подпольная организация — гроза всех Пожирателей, Волдеморта и даже самого министра — теперь ютилась в небольшом доме на окраине Лондона, окруженном маггловскими заводами и какими-то гаражами. Казалось, пейзаж за окном угнетал даже Грюма, волшебный глаз которого после переезда в новую штаб-квартиру стал как-то чересчур нервно вращаться, поэтому жалюзи решили опустить. Слои пыли, кое-где оторванные обои, потертая мебель и легкое дребезжание стеклянных стаканов в шкафу, когда под самыми окнами проезжал поезд, — все это и стало новым богатством Ордена.

— Я себя чувствую домовым эльфом, — Эммелина с отвращением разбирала ящики платяного шкафа. — Где это видано, чтобы Вэнсы копались в каком-то маггловском хламе!

— Эмм, похоже, тобой овладевают идеи чистоты крови, — Блэк громко рассмеялся, и из кружки в его руке выплеснулось немного чая на только что вымытый пол. — Может, это уже передается по воздуху, а?

Марлин взмахнула палочкой, но чашка, вместо того, чтобы взлететь и занять свое место на полке, неожиданно метнулась в сторону, ударилась о стену и разбилась.

На ум пришло множество проклятий.

— Ого! — воскликнул Сириус. — Берет, нужна помощь?

Можно было ожидать какой угодно реакции, только не такой. Марлин старательно избегала смотреть ему в глаза, но сейчас не выдержала и все-таки взглянула.

Ярко-серые, как грозовые тучи, с вкраплением синего у самых зрачков.

«А в мрачном сарае казались графитовыми...»

Марлин мысленно выругнулась. Она вовсе не собиралась вспоминать об этом. Ведь все было понятно с самого начала.

И это был только ее выбор. Вполне осознанный.

— Марлин, осторожнее, — к ней подошел Фабиан Пруэтт и взмахом палочки склеил чашку. — Выглядишь неважно. Ты когда последний раз спала дольше трех часов?

— Сегодня, — она улыбнулась, старательно изобразив на лице безмятежность.

Не получилось.

— Так, малышка, — Фабиан взял ее за руку и потянул на диван, — тебе пора отдохнуть: мы не можем разбрасываться такими бесценными кадрами. Гидеон, заваришь чая?

Весь остаток вечера в помещении, отведенном для отдыха, пахло ромашкой и корицей. Уборка была забыта, зато вспомнились истории и шутки, которые еще не звучали или звучали всего пару раз.

Уже вполне привычно гремели стаканы в шкафу, чашки с чаем позвякивали на блюдцах, смех бродил между старых стен.

Незаметно черная августовская ночь повисла на стрелках часов — полночь.

С большим трудом Марлин удалось отправить домой Лили, заверив ее, что сама со всем справится. Множество посуды разной формы и цветов, недопитый чай, крошки от песочного печенья из магазина неподалеку, кем-то рассыпанный сахар...

А еще пристроившийся на подоконнике Блэк.

Выцветшая ткань занавески лениво струилась между его пальцами.

— Все уже ушли, — Марлин прошла с чашками мимо него. — А тебе что, пойти некуда?

Он лишь ухмыльнулся, наблюдая за каждым ее движением, а затем проследовал за ней на кухню.

— Помочь?

Марлин дернулась и отступила на шаг: он коснулся ее предплечья там, где все еще синели следы его ярости.

Озорные глаза улыбались.

— Смотри, как я умею, — он взмахнул палочкой.

Блюдце из раковины поднялось в воздух, а затем дернулось и ударилось о керамическую плитку на стене.

Брови Марлин медленно сошлись на переносице, а затем ее осенила внезапная догадка. Ее взгляд тут же обрел твердость: “Тебе несдобровать, Блэк!”

Она только успела уловить быстрое движение его руки, как тут же носом уткнулась в воротничок клетчатой рубашки.

А потом...

Легкая сладость корицы в послевкусии его поцелуев.

* * *

“Один раз — это случайность, дважды — совпадение, но трижды — это что? Это зачем?” — Марлин молча перебирала в голове события утра: вещи, частично найденные под узкой кроватью, наскоро собранные волосы перед чужим зеркалом, сигаретный дым, аппарация в штаб по очереди. Она ругала себя за нехватку здравого смысла, за количество выпитого и за то, что не отправилась домой.

Втроем они сидели на скамейке напротив клуба “Аруба”. В Стоквелле полно латиноамериканских клубов, которые помогают магглам окунуться в веселый ритм далеких стран и забыться после рабочих будней. Этот район был создан для развлечений, а вот жить и растить детей здесь явно не стоило.

— Мы как будто на краю Земли, честно. Гляньте вокруг: мусор, народ подозрительный, общаги какие-то.

— А знаешь, Блэк, какие здесь безумные ночи: музыка в стиле латино, пестрые откровенные наряды... Как здесь танцуют девчонки, ты больше нигде не увидишь! — Эммелина интригующе смотрела на Сириуса.

Марлин устала слушать двусмысленные намеки этой белокожей брюнетки, а судя по ухмылке Блэка, та опять сказала какую-то непристойность. Да и просто хотелось размяться.

— Сириус, а Грюм уверен, что мы здесь вообще кого-то дождемся? Уже полтора часа сидим, — она потянулась. — Хорошо, хоть вечер теплый.

— Доркас уверена, что слышала именно название “Аруба”. “Аруба” в Лондоне одна, а значит — ждем Пожирателей, которые и укажут нам свой тайный проход, — он наклонился вперед, чтобы видеть Марлин из-за Эммелины, и развел руками.

— Схожу куплю что-нибудь попить. Невозможно больше сидеть, — Марлин встала, обогнула лавку и неторопливой походкой направилась к магазину.

— Блэк, может, потанцуем с тобой сегодня? Здесь? — Эммелина закинула руку ему на плечи.

— Слушай, я бы тоже прошелся, — он оставил ее вопрос без ответа, поднялся и встал напротив скамейки, провожая глазами девушку в белом берете: руки в карманах куртки, прямая спина, красивые ноги, твердый шаг.

— Сейчас Марлин вернется, нам же обязательно по двое караулить, — она тряхнула волосами, откинулась на спинку и, прищурив глаза, смотрела на Блэка. Он, безусловно, хорош: черные волосы до плеч, серые выразительные глаза, сильные руки, стройная, чуть худощавая фигура. Эммелина любила его разглядывать.

— А вот и белый берет! — он широко улыбнулся. — Кстати, почему ты с ним не расстаешься?

— Думаешь, расскажу душещипательную историю о том, как мне его подарила моя маленькая племянница? — ее улыбающиеся синие глаза пристально рассматривали Блэка. — Я люблю осень, люблю свежий воздух, люблю наш город. А еще люблю, чтобы было тепло.

— Поняла, Эмм: когда мы доживем до возраста МакКиннон, у нас начнет мерзнуть голова, — Сириус хмыкнул.

— Вообще-то, ей идет. Вот если на мои длинные волосы надеть головной убор — любой — то я стану похожа на медузу, — Вэнс хихикнула.

— Спасибо. Берите воду, — Марлин поставила на лавку бумажный пакет. — А народ уже собирается. Сириус, ты внимательно изучил параллельную улицу там, за клубом?

— Да. Может, желаешь перепроверить? — язвительным тоном отозвался он.

Марлин села, открыла бутылку минералки и сделала несколько глотков. Ей нравилось раздражать его молчанием. Ожидая ответа, Блэк наблюдал, как она пьет, как прикрывает при этом веки; подумал, какой у нее был сосредоточенный взгляд, когда она утром поправляла измятую блузку перед его зеркалом.

— Поверь мне, Берет, я само внимание: с другой стороны этого здания прачечная, второго выхода нет, так что если объявятся, то где-то здесь. Так что хватит глупых вопросов, — он опустился на скамейку рядом с ней.

Несколько ответных фраз пришли на ум, но говорить она не стала — не хотела начинать словесный поединок, в котором последнее слово все равно будет за Сириусом — он никогда не позволял ей выиграть.

Из проезжающего мимо автомобиля донесся смех. Понемногу вокруг стали зажигаться огни, послышалась музыка, вывеска “Аруба” засветилась синим неоном. В клуб вошли две девушки с большими вещевыми мешками в руках. Это были танцовщицы: насыщенного зеленого цвета туфли на высоченном каблуке, черная подводка вокруг глаз, тени-блестки, высокие прически с переливающимися заколками.

— А я бы хотела провести здесь вечер, хотела бы смеяться, пить, танцевать и не замечать, как летит время. Ничего не замечать, не оглядываться каждую минуту, — Марлин произнесла последние слова почти на ухо Сириусу, и в них чувствовались и упрямство, и беспомощность. — Не думать, что там, с другой стороны здания...

Громкий шепот Блэка перебил ее:

— Есть! Вставайте! Идем! Идем за парнем в серой кофте с капюшоном!

* * *

Марлин, еле ступая, крадучись, прошла на кухню.

— Это я, — она услышала знакомый голос.

— Ты напугал меня, Сириус, — она зажгла свет. Блэк стоял посередине ее маленькой кухни-гостиной с бутылкой огневиски в руках.

— Прости. Я останусь? — серые глаза смотрели серьезно.

— Если бы ты думал, что отвечу “нет”, ты бы явился сюда? — она сложила руки на груди.

— Ха! Тогда давай выпьем, я как раз бокалы искал, — он подошел к плите и потянулся к ящику для посуды. — Вот и они, нашлись, стоило только тебе свет включить.

Сириус поставил стаканы на стол и налил в них огневиски.

— Где ты пил? — Марлин улыбалась уголками губ. — И с кем?

— Да-а...Взял бутылку в “Дырявом котле”...Посидел на улице, — он смотрел в стол. — А Джеймс с Лили, чего им мешаться... Вот и пил один.

Он повернулся к Марлин, окинул ее взглядом, потом посмотрел в глаза. Она внутренне съежилась от этого взгляда, полного тоски и злобы. Лицо ее стало серьезным, она глубоко вдохнула и подошла к Блэку почти вплотную. От него пахло алкоголем и улицей, трудно было определить, когда он последний раз брился. “А ведь без щетины совсем еще мальчишка” — мелькнуло у Марлин в голове. Она не понимала его, а поэтому не знала, то ли пожалеть, то ли прогнать.

— Так ты выпьешь со мной? — тихий голос прервал ее мысли.

Нет, она его не прогонит.

Марлин присела на стул, подогнув под себя одну ногу, Блэк тоже сел рядом, но не откинулся на спинку, как обычно, а тотчас же потянулся за стаканом, чтобы выпить. Она тоже сделала глоток, огневиски обжег горло, а потом теплом разлился по всему телу. Марлин глотнула еще.

Отсветы заката еще виднелись вдоль горизонта, тишина на кухне наполнялась звуками с улицы.

— Рассказывай, — Марлин прислонилась виском к стене и ждала реакции Сириуса.

Он вновь наполнил свой стакан и подлил ей. Потом спросил:

— Сигареты есть?

Молча, она встала и направилась в спальню. Пока ее не было, Блэк думал о том, как начать разговор. Вернее о том, какой именно разговор начать.

— Держи, это твои, — Марлин подавала ему пачку сигарет. Он взял ее за запястье протянутой руки и поднял голову, чтобы взглянуть ей в глаза

— Возьми стаканы и бутылку и пойдем в спальню. Говорить и думать легче, когда темно. Покуришь тоже там, — она освободила руку и вышла из кухни.

В темноте комнаты Марлин уселась в изголовье кровати, вытянув ноги. Сириус поставил бокалы и огневиски между ее колен, так, чтобы все это не разлилось, а сам встал у окна и закурил.

— Сириус... — ему нравилось, что она звала его по имени. Не отворачиваясь от окна, он заговорил:

— Знаешь, вчера, когда я увидел разъяренного Долохова, направляющего палочку на Джеймса, я испугался. Очень. Не помня себя, я бросился к ним. Внутри все кипело, во мне была какая-то безудержная ярость. Я не простил бы себе, если бы Поттер пострадал. А потом, когда все закончилось, он был с Лили, только ее и видел, только ее и помнил...

— Так он же... — договорить Марлин не успела, Блэк вскрикнул:

— Знаю! — он выкинул сигарету в окно и подошел к кровати.

— Теперь твой эгоизм требует благодарности, так? — она наполнила стаканы, один отдала Сириусу, а бутылку убрала под кровать. — Иди сюда.

Блэк залпом выпил свой огневиски, потом лег поперек кровати, положил голову на ноги Марлин, затылком касаясь низа ее живота, и сказал:

— Знаешь, у меня есть брат. У меня есть семья, — он запнулся. — Эти чертовы фанатики идеи чистоты крови! Они ненавидят меня. Конечно, я предатель в их глазах. Сначала я стал гриффиндорцем, потом — членом Ордена, который борется с такими, как все мои родственнички. Но зато себя я не предал. Мне всегда была отвратительна мысль, что полукровки и магглорождённые волшебники — это люди второго сорта. Какой второй сорт?! У всех волшебников практически одинаковые магические способности. Независимо от чистоты их крови...

Марлин впервые видела Блэка таким, поэтому не перебивала его, боясь упустить это откровение. Она слегка сжимала его плечо, пока он говорил, а когда он замолчал, почти шепотом спросила:

— Так что с твоим братом?

Сириус выпрямился и сел рядом с Марлин.

— Дай еще виски.

Она встала, достала бутылку и отдала ему, а потом присела на подоконник.

— Мой младший брат Регулус тоже был приверженцем взглядов родителей, за что те его горячо обожали. Но знаешь, это не мешало нам дружить. Мы были детьми, поэтому и говорили на другие темы. Да и вообще, нас больше занимали пакости, которые мы устраивали Бэлле. Как же она нас проклинала! — Сириус усмехнулся. — А теперь... Теперь мы с ним по разные стороны баррикад: Регулус один из Пожирателей смерти, а я предатель чистокровных.

Блэк вздохнул, помолчал минуту, затем продолжил:

— В шестнадцать я ушел из дома. Мне осточертели эти психи со своей патологической жесткостью и язвительным характером. Одна безумная Бэлла чего стоит. А в доме Поттеров меня встретили с распростертыми объятиями. И дружба с Джеймсом для меня превыше всего, сильнее любых кровных уз и союзов. Джеймс — моя семья... Только вот его семья, как и сердце, — это Лили... — он затих. — Ты права, это все мой эгоизм.

Марлин молчала. Она сомневалась, что ее слова будут теми, которые он хочет услышать.

— Может, твоему эго надо ликовать? Теперь они вдвоем будут твоей семьей.

— Возможно.

— Почему ты не пускаешь никого в свою жизнь, кроме Джеймса? А если пускаешь, то на несколько часов под покровом ночи...

— Ты о себе?

— Почему ты пришел ко мне сегодня?

— Знал, что ты не прогонишь... Наверно, поэтому.

И Марлин было не важно, что она не понимала Сириуса, было все равно, что он приходит, когда хочет. Она не думала, кем она станет для него. Ведь сейчас он был здесь. А в их жизни существовало только “сейчас”.

— Иди ко мне...

Яркий утренний свет наполнял комнату. Были первые дни осени, и Марлин открыла окно, чтобы все еще по-летнему теплый ветер проник в комнату. Она скинула с себя одеяло, чтобы всем телом насладиться его шелковым прикосновением. Взгляд привлек шрам на правой лопатке Сириуса. Она пристально оглядела спину, черную голову, прислушалась к ровному дыханию. И тут он приоткрыл один глаз:

— Что? — и тоном врача-психотерапевта: — Хочешь поговорить о случившемся? — он пальцами пробежался по ее ребрам.

Марлин широко улыбнулась:

— Нет, пытаюсь представить слово. Твое. Мой отец всегда говорит, что жизнь и судьба человека определяются одним словом.

— И? — он развернулся к ней и подпер голову рукой.

— Люди часто вкладывают в это слово все то, что доставляет им удовольствие. Но у тебя оно наполнено волей. Силой воли, — она встала, подняла с пола его рубашку, надела ее и, присев на край кровати, стала закалывать волосы. — Мне сегодня пораньше надо быть в штабе, а тебя ждут только днем. Завтрак на стуле у тебя за спиной — там свежий хлеб и сыр.

Движения Марлин были уверенными, но не резкими. Она беззвучно прошла по комнате, обернулась в дверях, еще раз окинула Сириуса внимательным взглядом и с улыбкой произнесла:

— Твое слово — свобода.

Она привела себя в порядок, а Блэк в это время управился с едой.

— Марлин, а твое слово? Я бы сказал решительность, — во взгляде скрывалась хитрость.

— Лучше бы ты сказал “Спасибо за завтрак”! — в ее глазах была улыбка.

Через мгновение Марлин вышла. Она знала, что сейчас Сириус закинет руки под голову и, довольный, будет спать еще часа два.

* * *

В тесной кухне новой квартиры штаба Ордена царило веселье — шумно отмечали день рождения Эдгара. Стол был накрыт на скорую руку, но о количестве огневиски ребята позаботились заранее, а значит, впереди танцы, шуточные заклинания и разговоры до утра.

Марлин казалось, что в эти мгновения творится волшебство, о котором не рассказывают в Хогвартсе или Академии авроров, но зато о нем прекрасно знают магглы. Волшебство улыбок друзей. Таких разных, таких светлых.

Ее взгляд медленно обошел всех сидящих за столом. Искренняя улыбка Лили, у Фрэнка — открытая, у Ремуса — добрая, у Поттера очаровательные ямочки на щеках, всегда манящая улыбка Блэка, довольная у Эдгара... И у всех — огонь молодости в глазах.

Марлин, как эстафетную палочку, передали бокал для произнесения тоста, и она поднялась со стула и заговорила.

— Мы живем среди тысяч людей, но наш личный мир составляют только единицы. Это люди, которых хочется видеть рядом всегда. Это наши друзья. Они самые смелые, самые честные, самые близкие. Самые-самые. Эдгар, поздравляю тебя и желаю в это ужасное время не потерять себя и продолжать верить в добро! А мы все тебе в этом поможем! За тебя! — она подняла бокал, и к ней присоединились остальные.

— Спасибо, Марлин! Хорошие слова! Предлагаю тост за всех нас! За нашу удачу, радость и победу! — последние слова Эдгара потонули в шуме голосов и звона бокалов.

Потом все дружно переместились в гостиную, в полумраке которой Алиса несколькими взмахами волшебной палочки устроила мини-зал для танцев: диван сдвинула к окну, выбрала музыку, а под потолком зажгла искусственные звезды. Кто-то танцевал, многие продолжали пить, и Алиса, возмутившись, оттого что не все пользуются сотворенной ею красотой, объявила какой-то танцевальный конкурс. Марлин нравилось стремление подруги создать праздник и ее способность втянуть в него каждого. В голове шумело от выпитого виски, и пока все смеялись над странными па конкурсантов, Марлин прошла на кухню, чтобы заварить себе чаю. Горячая чашка источала приятный аромат мяты и лимона. Прикрыв глаза, она думала, что этот вечер надолго останется в памяти.

— А мне чаю сделаешь? — от неожиданного голоса по ее спине пробежали мурашки.

Сириус стоял позади нее, обнимая со спины, длинные волосы касались ее щеки; руками он уже разжал пальцы Марлин, забрал чашку и отставил подальше на стол. Властными движениями он прижал Марлин к столу. Противиться не хотелось, она приникла к Блэку, не открывая глаз, откинула голову назад, разрешая его пальцам пробежаться по выступающей ключице.

— Впереди ночь, — его лукавый шепот разлился томительным трепетом по всему телу Марлин, а потом он ослабил объятия, отпустил ее и исчез так же внезапно, как появился.

* * *

— Алло!

— Вас беспокоят из мебельного магазина. Я хотела напомнить, что в начале следующей недели доставят ваш заказ: две прикроватные тумбы и комод цвета “Клен Танзау”...

— Вы ошиблись номером, мы мебель не заказывали... — Лили повесила трубку.

Марлин вошла на кухню с “Ежедневным Пророком” в руках, но, заметив грустную улыбку Лили, решила пока отложить обсуждение новостей.

— Что такое?

— Ошиблись номером. Ты ведь не ждешь прикроватные тумбы? — девушки прыснули от смеха, но лицо Лили было по-прежнему оттенено грустью.

— Я сделаю нам чай.

— Марлин, знаешь, раньше я мечтала о том, как буду учиться в Академии Зельеварения, как мы с Джеймсом вместе посетим далекие страны, как будут завидовать девчонки жене одного из лучших игроков “Татсхилл Торнадос”, как мы впервые отправим нашего ребенка в Хогвартс...А в результате все девичьи грезы сменились единственным, но самым заветным желанием: просто увидеть его после очередного сражения и вновь обнять...

— Я понимаю, — Марлин вспомнила, как впервые увидела Блэка, как потом постоянно одергивала себя за ехидную мысль, которая возникала каждый раз, стоило ей встретиться с ним: “Опять ты здесь?”. И как потом эта мысль превратилась в спасительную. Она понимала, что после каждого задания на собрании может опустеть чей-то стул, поэтому с волнением вглядывалась в лица входящих людей. И когда появлялся он, напряжение отступало, мышцы спины расслаблялись, и Марлин прислонялась к спинке стула, скрестив руки на груди — “Ты опять здесь”.

— И еще... Не знаю, как сказать... Блэк давно ночует у тебя? — ярко-зеленые глаза пристально вглядывались в Марлин.

Она знала, что рано или поздно этот вопрос должен был прозвучать, ведь от чуткой, заботливой Лили сложно было утаить хоть что-то. Особенно эмоции, которые захватывали Марлин при одном только воспоминании о Сириусе.

Она смотрела в открытое лицо подруги и молчала. Потом подошла к окну и уткнулась лбом в стекло, по которому бежали струйки дождя. Что тут скажешь?

— Разве это важно? Я боюсь того, каким будет будущее у всех нас, боюсь, что его совсем не будет. Время на жизнь в настоящем у нас есть только в промежутках между схватками. Без Сириуса ночь — это борьба с бессонницей, с дневными мыслями и событиями, со страхом. А с ним ночь — это ночь. Какая она должна быть у людей: с объятиями, с разговорами, с ожиданием рассвета и сном... — Марлин отвернулась от окна и улыбнулась Лили. — И когда он бывает здесь, я завтракаю. Для себя я готовлю редко.

* * *

Один взмах, и исчезла пыль с мебели, второй — вещи разместились в ящиках комода, третий — старые газеты и записки “Купить” растворились в корзине для бумаг. Марлин улыбнулась сама себе, думая о том, что из последнего списка продуктов купила только воду и что ее квартира все меньше и меньше напоминает жилое помещение.

Она залезла под одеяло, еще несколько раз взмахнула палочкой, пытаясь создать хоть какое-то подобие уюта, и улеглась на бок, чтобы видеть ночь за окном. Неутомимый дождь, стирающий картинку в оконной раме, закончился, и в прозрачном воздухе под высоким небом можно было рассмотреть улицу напротив. Редкие окна светились в домах, выдавая полуночные тайны своих обитателей. Марлин попробовала представить, почему не спят магглы на последнем этаже старого кирпичного здания.

Но он все равно не шел из головы.

И мятные конфеты так некстати лежали на подоконнике.

“Почему же ты?

Потому что ты лучший? Нет. Бывают и лучше.

Потому что надоело быть одной? Нет. Не то сейчас время, чтобы жалеть себя.

Потому что ты герой? Да. Но всем орденцам героизма не занимать.

Красивый? Да. Но разве за это любят?

Остроумный? Да. Но не поэтому.

Нахал? Да. Хм...

Потому что ты настоящий друг? Да. Но друзей так не целуют...

Молод? Таких миллионы.

Мерлин, к чему рассуждения? Все просто — любят не за что-то.

Ты эгоист. Ты избалованный. Нетерпимый.

Умный. Но и выдумщик...

Характер, сила, свобода — твои синонимы...

Просто с тобой все или ничего...

И ты можешь быть преданным. Общему делу, идее, друзьям.

Ты не такой как все. Только с минусом. Ты ненормальный.

Как раз, два, три...

Потому что у моих снов твои глаза.

Потому что боюсь за тебя.

Потому что ты — то самое “то”. Ну и пусть, что больше похожее на горе, а не на счастье...”

Марлин перевернулась на живот и закрыла глаза, стараясь уснуть. Но мелодичный перестук потревоженных бусин развеял эту надежду...

— Эй... А я думал, ты и спишь в берете, — она кожей ощущала его улыбку.

— Тебя это так интересовало, что ты решил проверить? — Марлин не подняла головы от подушки, чувствуя дыхание Сириуса на своем седьмом шейном позвонке.

Говорить и думать больше не хотелось.

Потому что темными ночами белые простыни превращаются в крылья.

* * *

Оглянувшись, Эдгар увидел приближающийся силуэт Марлин во вспышке света. Она поравнялась с ним и, продолжая бежать, прерывисто проговорила:

— Один остался! Отстал немного, но, думаю, сейчас нагонит нас.

Частое дыхание, палочки в руках, постоянный взгляд через плечо — они вдвоем справились с несколькими пособниками Пожирателей. В очередной раз обернувшись, Боунс крикнул:

— Марлин! — и тут свет заклинания накрыл их.

Она потом долго благодарила Мерлина за потрясающую реакцию Эдгара, который бросился под летящую Аваду, с силой толкнул Марлин, всем телом навалился сверху, так что заклятие пролетело над ними, потом резко перевернулся на спину и с ходу кинул в нападающего волшебника оглушающее заклятие. Они вскочили и ринулись дальше, пробежали еще метров двести и почти догнали Поттера и Блэка.

— Целы?! Все, можете отдышаться, с этими мы тоже расправились! Сохатый, как мы их, а?! — Сириус все еще не мог отдышаться, но на его лице уже была самодовольная улыбка.

— Да уж, заставили они нас побегать! Оставайтесь здесь, а мы с Боунсом обойдем окрестности, — Джеймс достал свою палочку, кивнул Эдгару, они быстро зашагали прочь и вскоре скрылись в зарослях на небольшом холме.

Марлин глубоко дышала, стараясь унять волнение. Блэку не удавалось поймать ее растерянный взгляд, поэтому он подошел ближе и взял ее за плечи.

— Эй, Берет... Нормально все, хватит уже озираться, как помешанная.

— Я не ожидала, не среагировала. Эдгар...он спас нас обоих. И вообще... — замолчав, она опустила взгляд на землю.

— Да знаю я, знаю: ты привязалась к нему, — Сириус коснулся ее лица, взял за подбородок и повернул голову на себя. — Боунс невредим. Возьми себя в руки — еще придется драться сегодня.

Он одной рукой прижал Марлин к себе.

За деревьями в той стороне, куда ушли Поттер с Боунсом, послышался шум, стали различимы крики, начали вспыхивать заклятия. Звуки битвы приближались, и тут Блэк с МакКиннон узнали голос Джеймса:

— Бродяга! Уводи Марлин!

Все произошло в мгновение ока: Джеймс, сбитый с ног очередным заклинанием, вылетел на поляну, где-то правее кричал Боунс, Сириус с силой схватил Марлин за плечо, и, пригнувшись, они побежали в сторону шквала заклинаний. Потом раздался жутковатый, надломленный крик Эдгара.

— МакКиннон, давай вправо, к Боунсу! Если его задело — убирайтесь отсюда! — орал Блэк, догоняя Поттера, который уже снова рвался в сторону нападающих.

Они помчались в разные стороны. Марлин с трудом отбивала хаотично разлетавшиеся заклятья, стараясь разглядеть, сколько же было атакующих. Наконец она заметила Эдгара, который от удара скатился в яму под деревом, что скрыло его от внимания остальных. Она кинулась к нему и услышала, как тяжело и гулко дыша, он простонал:

— Нога!

Марлин почувствовала теплый запах крови, и к горлу тут же подступил ком: правое бедро Эдгара было похоже на сплошную кровавую кашу. Она резко вскинула голову вверх, силясь побороть тошноту, и, задержав дыхание, стала водить палочкой вокруг ран.

— Я не справлюсь! Потерпи, надо аппарировать! — еще раз оглядев дерущихся, она со злобной силой сжала пальцы Эдгара.

— Можешь зайти к нему, он в дальней палате. Колдомедик сказал, что дня через три он опять будет бегать, — Лили как-то беспомощно улыбнулась.

Марлин еще не совсем собралась с силами, поэтому, даже ничего не ответив, направилась к Боунсу.

В маленькой светлой палате, предназначенной для раненых, пахло спиртом, из четырех коек только одна была свободна. Люди отдыхали, чтобы никого не тревожить. Марлин, слегка пошатываясь, прошла к окну и присела на стул рядом с кроватью Эдгара. Он открыл глаза, которые на фоне его бледного лица казались черными, и посмотрел на нее.

— Мерлин, хорошо, что все обошлось, — она погладила его по голове. — Я так перепугалась...

— Ну все уже, не причитай, МакКиннон, жить буду, — в темных глазах Боунса засветилась улыбка. — Ребята так и не вернулись?

— Нет еще... Лили уже места себе не находит — не надо было ей говорить, что нападавших было много...

Марлин выпрямилась на стуле, провела взглядом по простыне, которая укрывала Эдгара ниже пояса. Перед глазами опять возникло его истерзанное бедро, и она поежилась. Боунс заметил это:

— Не смотри так, все в порядке.

Но напряжение не проходило, и сердце учащенно билось, а пальцы рук были ледяными, несмотря на то, что в больнице Святого Мунго было очень тепло. Она спросила:

— Думаешь, ничего не произойдет с Блэком и Поттером?

— Эти двое справятся, я уверен. Когда нас с Ремусом едва не захватили в заложники в Паучьем Тупике, Поттер проявил недюжинную отвагу и начал схватку с тремя Пожирателями, потом подоспел Блэк, и, считай, они их отбили вдвоем, потому что мы с Люпином были обездвижены. А сегодня в лесу были не самые сильные волшебники.

— Хорошо, попробую подбодрить Лили, — Марлин старалась говорить как можно увереннее, но сдавленный голос ее выдал.

— Да не бойся ты за Блэка, никуда он не денется! Мало кто может сравниться с ним в умении вести бой, к тому же, ему только повод дай палочкой помахать!

Она удивленно глянула на Эдгара, но тут же отвернулась.

— Марлин, — он заговорил тише, — все мы боимся друг за друга. До тебя ко мне заходила Лили: так же прятала глаза, так же не могла себе места найти, задавала те же вопросы... Но такое же, как у тебя сейчас, отчаяние в ее глазах появляется только если Поттер долго не возвращается.

Она уперлась руками в стул, силясь побороть смятение, вызванное словами Боунса. Марлин было неловко, она по-прежнему смотрела в пол, мучаясь, оттого что раненый товарищ пытается развеять ее страх за Сириуса. Сделав глубокий вдох, она посмотрела в глаза Эдгару и негромким голосом уверенно произнесла:

— Я рада, что тебе больше ничего не угрожает, что раны так скоро затянутся. Отдыхай, а мы с Лили вернемся в штаб. Если получится, то я обязательно загляну к тебе завтра, — она ласково улыбнулась и уже встала, чтобы уйти, но Эдгар заговорил:

— Ладно, не хочешь говорить о Блэке, не надо. Это не мое дело. Но все же, МакКиннон, ты аккуратнее с ним. Не зря его зовут Бродягой. Он — одиночка, к такому нельзя привязываться. Его не удержишь...

— Удержать ничего нельзя, Эдгар. Я зайду к тебе завтра, — твердым шагом она направилась к двери, в очередной раз осознавая ту правду, о которой говорил Боунс: уходить проще, чем оставаться. А остаться придется Марлин.

* * *

Марлин осмотрела свое рабочее место — кипы непросмотренных дел, отчеты за прошлый квартал, фолианты кодексов. А поверх всего этого многообразия — пергамент с подписью Грюма. Она пробежалась по нему глазами— план работы на следующий месяц. Ее внимание привлек последний пункт: “Тренировочный курс для студентов-практикантов Академии авроров. По первым и третьим дням недели, время будет назначено по согласованию. Руководитель М. МакКиннон”.

Этого только не хватало! Чему она их научит? Рукопашный бой, зельеварение, аппарация, заклинания, маскировка — все это они умеют. Им нужны примеры из жизни, истории о доблести авроров, их подвигах, успехах в борьбе с Волдемортом.

Как им втолковать, что сражения со сторонниками Темного Лорда — это вовсе не тот героизм, о котором пишут в “Ежедневном пророке”? Это война. Война реальная, от которой, как от страшной болезни, гибнут люди. Каждый день. Не важно как — быстро или мучительно, в плену или с высоко поднятой головой. Люди умирают. И как рассказать об этом?

Планируя время занятий, она вспоминала слова Грюма на последнем собрании Ордена: “Повторяю и не устану повторять: один изсекретов успеха втом, чтоПожиратели не могут нас обнаружить. Зарубите себе на носу — осторожность! Не шарахайтесь в Косом Переулке без надобности, всегда будьте готовы к нападению! Да, честного боя не бывает. Вбою используют любое преимущество илюбую возможность. Но хотя бы частично старайтесь придерживаться плана”.

А она будет в сотый раз повторять этим практикантам, что они должны строго соблюдать нормы и общеаврорские уставы, должны беспрекословно выполнять поставленные задачи в любых условиях, стойко переносить трудности аврорской службы. И еще примерно десять позиций в таком духе.

Но ведь как только звучит первое заклинание, уставы, инструкции, принципы — весь этот вздор! — тут же летят к черту. Потому что в сражении наибольшую силу имеет случайность.

Но разве объяснишь это юным, полным энтузиазма и веры в Аврорат практикантам?

Поэтому Марлин решила начать с теории. Например, со вчерашнего доклада Алисы о наблюдении: “Наблюдение как форма деятель­ности вырабатывает интеллектуальное качество — профес­сиональную наблюдательность, которая становится чертой личности аврора”.

А как она научит их выдержке, смелости, терпению, умению держать себя в руках?

Ведь они столкнутся с ужасом, страданием и страхом. С постоянным чувством мерзкого, разлагающего отвращения. Потому что будут жуткие схватки, ранения, кровь, смерть.

Им придется хоронить своих товарищей. А это не объяснить и не оправдать.

Марлин составила расписание занятий практикантов, глубоко вдохнула и с пергаментом в руках вышла из кабинета, повторяя про себя слова Грюма: “Лучший бой -тот, которого не было”. Пожалуй, с этих слов она и начнет первое занятие.

* * *

Нехитрое устройство, с помощью которого магглы могли видеть сквозь стены, делало фигуру Блэка странно непропорциональной: вытянутый торс, короткие ноги, огромная голова.

Он, конечно, не думал, что Марлин станет разглядывать его в дверной глазок. Поэтому она и не открыла сразу: забавно было наблюдать за ним, оставаясь при этом незамеченной.

Блэк еще раз нажал на кнопку звонка. Тонкий звук на мгновение наполнил комнату и тут же рассеялся.

Гладкая поверхность двери приятно холодила ладони и щеку. Марлин нарочито медленно опустила руку, обхватила пальцами круглый металлический замок и повернула его, на долю секунды задумавшись о том, что достаточно маленького заклятия, чтобы эта дверь превратилась в щепки.

Дверь отворилась.

Сириус в недоумении вскинул брови:

— МакКиннон, почему так долго?

— А ты разучился аппарировать? — одарив его снисходительной улыбкой, она продолжила: — Странно впускать тебя в свою квартиру, а не понимать, что ты уже в ней.

Он закрыл дверь и притянул Марлин к себе. Этот хозяйский жест, такое близкое лицо Сириуса, привычный запах табака и мяты создавали мнимое ощущение стабильности.

С легкостью и проворством животного она высвободилась из объятий.

Нельзя думать о Сириусе и о стабильности одновременно.

С довольной ухмылкой он развалился в кресле рядом с входом и заговорил:

— Холодным ветром тебя ведь не напугать? Оденься потеплей, давай прокатимся.

Позже она без лишних вопросов села на заднее сиденье его мотоцикла. И скучный город замелькал картинками: асфальт дороги, перекрестки улиц, цветные светофоры, яркие витрины.

На очередном перекрестке Блэк притормозил, но рев мотора все равно заглушал остальные звуки, отчего казалось, что магглы в соседнем кафе не разговаривают, а бессмысленно открывают рты. Марлин улыбнулась и обернулась назад — дорога, машины и дома быстро отстали и исчезли за поворотом.

Скоро они выехали на шоссе, ведущее в пригород. Здесь ничего уже не мешало Блэку набирать скорость. Марлин выглянула вперед — ледяной ветер обжег лицо, и она, крепче прижавшись к Сириусу, быстро спряталась за его спиной.

Скорость грела кровь, разгоняла страх и тяжелые мысли, наполняла силой. Своей манящей дерзостью она будила желания, рождала какое-то страстное вдохновение...

Марлин зажмурилась.

Время разлеталось с каждым новым порывом свежего ветра.

Вновь открыв глаза, она стала всматриваться в придорожный пейзаж: низкое небо, блеклая трава, голые ветки кустарника и редких деревьев. Внезапная мысль превратила виды вокруг в чудаковато размытый рисунок.

“Неудержимый... Как скорость”.

К середине дня они подъехали к маленькому поселку. После большого суматошного города и быстрой езды его умиротворяющая красота казалась призрачной.

— Уверен, здесь можно будет перекусить, — Сириус огляделся по сторонам и с удовольствием потянулся. — Пойдем, Берет, я проголодался.

Он крепко сжал руку Марлин и потянул ее за собой. Они прошли по узкой мощеной улице, по сторонам которой тянулись невысокие дома, и попали на площадь. Это, видимо, было центральное место поселка: несколько торговых лавок, магазинчики, посередине скульптура святого. Блэк оставил Марлин за столиком таверны на открытой веранде, а сам вошел внутрь. Ее внимание привлекла дальняя часть площади — издалека казалось, что там расположился блошиный рынок. Потом взгляд зацепился за подвешенные над входом в таверну горшки с давно увядшими цветами, и, наконец, остановился на Сириусе, который появился в проходе с двумя кружками пива в руках.

— Хозяин сказал, что оно приготовлено по старинному рецепту его деда. Не откажем ему в любезности — попробуем, — он со звоном поставил бокалы на деревянный стол. — Сейчас принесут телятину и салат.

Они расплатились, когда площадь уже окутали ранние ноябрьские сумерки. Марлин глубоко вдыхала осенний воздух, пахнувший спелыми яблоками и отчего-то речной водой. Не спеша они пересекли площадь и теперь шли вдоль “развала”, где старьевщики обменивали или продавали всевозможный хлам, местные умельцы демонстрировали свои работы — от бумажных цветов до красочных пейзажей и натюрмортов; один мужчина продавал старинную мебель, и его лавочка напоминала солидную антикварную галерею.

Слушая придирчивую речь Сириуса о том, что телятина по-ирландски подается с другим соусом, Марлин думала, как он удивил ее сегодня. Удивил, когда утром вошел через дверь, когда уверенно вел ее за руку через всю площадь, когда не стал противиться ее просьбе, и они прогулялись по блошиному рынку.

Это слово никак не вязалось с их образом жизни, но именно оно вертелось в голове.

Свидание. Нормальное свидание.

Чтобы отогнать ненужные рассуждения, она порывисто его поцеловала.

— Ого! — губы Блэка растянулись в улыбке.

Он одной рукой обнял Марлин и на несколько секунд прижался лбом к ее голове.

Неожиданная мысль зазвучала словами:

— Чем бы мы занимались, если бы не война? Какой была бы наша жизнь?

Сириус отпустил ее, засунул руки в карманы и, глядя прямо перед собой, ответил:

— Вряд ли я был бы образцовым аврором, а “примерный семьянин Сириус Блэк” даже звучит смешно, — он криво улыбнулся. — Я не думаю об этом. Во время войны проще, чемвовремя мира: есть свои, есть враги. Мне это удобно, по-другому я, наверно, не умею.

Марлин его слова показались приговором.

Хотя нет. Для него война не приговор, а призвание.

Сириус резко развернул ее к себе и настойчиво поцеловал, потом зашептал ей прямо в губы:

— Хватит философствовать, поехали уже к тебе. Я точно знаю, чем бы я занялся сейчас.

* * *

— Давай и тебе завьем чуть-чуть? Лили, ну не вертись! Будешь обворожительно хлопать ресничками!

— Алиса! — Лили сложила руки на груди, но глаза покорно закрыла.

— Вот, совсем другое дело, — Алиса довольно улыбалась.

— МакКиннон, держи! — Боунс заглянул в кухню и с ходу бросил Марлин маленький флакон. — Как и обещал — тертый рог двурога.

Она поймала стеклянный сосуд и улыбнулась Эдгару:

— Спасибо! Ремус тоже вернулся?

— Да, только вас не хватает, — с этими словами он скрылся из дверного проема.

Под жизнерадостную болтовню Алисы девушки направились в самую большую комнату, служащую залом для собраний.

Даже незначительные на первый взгляд детали были обговорены, планы на случай непредвиденных обстоятельств составлены, поэтому у орденцев было свободное время после вечерних собраний. Через несколько дней окончательно приготовится оборотное зелье, и останется только внимательно выслушать последние наставления Грюма по предстоящему сражению.

Оживленная неразбериха в темноватом зале вызывала улыбку: Фрэнк принес фотоаппарат, и каждый теперь норовил почаще попадать под яркие вспышки. Вот он подошел поближе к Эммелине, присел, отошел подальше, чтобы поймать лучший ракурс, а она в это время вертелась перед ним, закидывая руки за голову, касаясь ими своей шеи, переступала с ноги на ногу и то открывала, то закрывала глаза.

Марлин встала на защиту Доркас в шуточном бою с Фабианом, к ней присоединились Алиса и Лили, и ему пришлось отступить под натиском “такой очаровательной армии”. Потом Джеймс заявил, что у Эммелины уже достаточно снимков, чтобы ими обклеить целый завод, и, притянув к себе Лили, встал перед камерой. Он целовал ее щеку, а она искренне смеялась — отличные были кадры.

Ассоциации...

Неизменная ухмылка, короткие объятия, пронзительный серый взгляд близких глаз, дыхание... Как бы Сириус смотрелся с ней нафотографии?

Марлин невольно окинула взглядом все помещение: прямо около входа Грюм неслышно переговаривался с Дамблдором и с каким-то незнакомым мужчиной, Гидеон и Питер над чем-то смеялись, Карадок пытался заслонить объектив фотоаппарата, мешая Фрэнку снимать.

Сириуса не было видно.

— Хватит мечтать, давай тоже сфотографируемся, — Эдгар со спины обнял Марлин и стал подталкивать к середине комнаты. — Фрэнк, обрати на нас свое фотографическое внимание! Мы вот и жену твою для этого отыскали!

Эдгар одной рукой обнимал Марлин, а второй уже подтягивал к себе Алису, которая кокетливо подмигивала мужу.

Все вокруг шутили и смеялись, как дети, заполучившие наконец новую игрушку.

— Так, Лонгботтом, пойдем теперь к Блэку и Люпину, — Боунс зашагал к окну, где ребята устроили подобие барной стойки.

Сириус поднялся к ним навстречу, продолжая говорить с Ремусом:

— Хорошо, что у нас вовремя получилось разделиться сегодня, если бы эти одуревшие волшебники нас окружили, могли бы пострадать, — он, видимо, рассказывал о дневной стычке.

— Марлин, сними нас! — Фрэнк жестом звал ее к окну.

— Да, пойдем! — Поттер обогнал ее, на ходу кивая в сторону ребят.

Марлин взяла камеру и посмотрела в объектив: ее друзья, молодые, красивые, улыбающиеся. Пока они толкались, выстраиваясь, она думала о непредсказуемости жизни и о редком счастье дружбы. Эти мальчишки одинаково легко могли подтрунивать друг над другом и закрывать друзей от самых страшных заклятий. Что-то ушло, о чем-то в своей жизни они еще даже не подозревали, но как бы ни складывались обстоятельства, ребята все готовы были отдать друг за друга.

Друзья... Друзья верят тебе и в тебя, они становятся надежным прибежищем в момент несчастья, когда делишь с друзьями радость, она удваивается.

Фотографии... Удивительные фотографии. Они берегут воспоминания, могут дарить радость или слезы, могут объединить самых разных людей, могут хранить тайны. Снимок — это память, которая позволяет вновь переживать прошедшее. А у друзей память одна, общая...

— Позвольте, друзья, теперь я хотел бы сделать портретные снимки, как у Эммелины, — Блэк неторопливо обернулся в поисках Вэнс и, поняв, что она его слышит, продолжил: — Да и с ней надо сделать парочку снимков. Эмм, иди ко мне, мы с тобой отлично смотримся вместе, а значит, фотографии будут радовать глаз! Берет,сфотографируешь?

Пока Вэнс плавно приближалась к окну, Сириус позировал: он выпрямил спину, чуть повернулся в сторону, одну руку убрал в карман, а второй дал свободно лежать вдоль тела. Марлин, убрав от лица камеру, перевела на Блэка язвительный взгляд и покачала головой:

— Я же не портрет с тебя рисую, можешь порасслабленней позу принять.

— Так, я готова! — Эммелина поравнялась с Сириусом и теперь приковалась к нему томным взглядом.

Слегка склонив голову, Марлин спрятала один глаз за фотоаппаратом, а вторым игриво подмигнула Сириусу. По мимике подбородка он узнал снисходительную улыбку, которую Марлин всегда адресовала ему в ответ на его провокации.

— Эмм, ты встань поближе. А лучше...Сейчас, — Марлин повернула фотоаппарат, продолжая смотреть в объектив, — обними ее со спины, Сириус.

Подбородок дрогнул... Потом она убрала от лица камеру, и Блэку предстала широкая улыбка и откровенно смеющиеся глаза. Он разжал руки и, на секунды задержав ладони на узких плечах Вэнс, отпустил ее. А его взгляд не отпускал синие глаза.

— Надо сделать общий кадр, — Фрэнк обратился ко всем и стал протискиваться к столу.

Марлин последовала за ним, но путь ей преградила рука Сириуса. Он все не сводил с нее глаз, когда Марлин остановилась, и их плечи соприкоснулись.

Ей нравились сейчас эти глаза: их жесткость и наглость, шутливый укор и притягательная уверенность...

Он крепко держал ее за талию, и она не удержалась — пальцы быстро пробежались вверх от пояса к воротнику, скользнули по шее, потом по скуле и коснулись головы. Хотя бы на мгновение... Гладкие волосы радовали ладонь своей атласной безупречностью...

— Пойдем, — так же быстро она отвела руку, — или ты не хочешь лицезреть себя на совместной фотографии?

Он ничего не сказал — Марлин научилась справляться с его ехидством.

Или он стал позволять ей с ним справляться?

Сириус тряхнул головой, развернулся, и они вдвоем присоединились к остальным.

* * *

В тот сырой серый полдень солнце тускло светило сквозь низкие тучи. Ветра не было, воздух пах вскопанной землей.

Пряча руки в карманах, Марлин невидящим взглядом смотрела на Дамблдора. Она вслушивалась в его речь и не понимала, как такое может быть: орденцы стояли небольшими группами вокруг гробов, кто-то тихо озирался по сторонам, кто-то вытирал слезы, и только Эдгар с Кэйтлин были безучастны ко всему.

Ей казалось, что с того дня, когда она узнала об убийстве Боунсов, прошло бесконечно много времени. Тогда она хотела драться, готова была одна сразиться со всей армией Волдеморта, неистовствовала, кричала. А потом словно закрылась...Но внутри боль остро царапала сердце, заставляя в бессильной ярости сжимать кулаки и постоянно задавать единственный вопрос, на который ей никто не мог ответить: “Почему? Ну почему?!”

Из оцепенения Марлин вывела Алиса, которая слегка подталкивала ее, глазами указывая на то место, где только что стояли два гроба — их уже опустили в приготовленные могилы. Теперь каждый подходил к ямам и кидал туда по пригоршне земли. Она шагала за Алисой и Фрэнком, и рассыпающийся стук от ударов комьев о деревянную поверхность неровным пульсом отдавался в голове. Марлин разжала пальцы, и грунт из ладони упал на крышку гроба.

Это было непостижимо.

Она не хотела смотреть, как закапывают могилы.

Среди негромких переговоров Марлин расслышала слова Поттера:

— ...повнимательней с ней. Для МакКиннон Боунс был не только боевым товарищем.

И она вновь вспомнила, как Эдгар с упоением рассказывал о жене, как представлял, что Марлин побывает у них дома и попробует ванильные тянучки, приготовленные Кэйтлин. Зная, что никакие слова сейчас не принесут утешения, Марлин аккуратно обошла всех и аппарировала.

Оказавшись в спальне, она резко взмахнула палочкой, и комнату окутал мрак. Показалось, что подушки на кровати пахнут землей — они тут же полетели на пол. Тишина. Прохлада равнодушной простыни под щекой и свежий воздух из приоткрытой форточки.

Ударяющиеся друг о друга бусины нарушили безмолвие.

“Черт бы побрал эти занавески!”

— Уходи! — она перевернулась на живот и спряталалицо.

Марлин чувствовала каждый раз, когда его глаза останавливались на ней. Взгляд пронзительнее, чем у василиска...

— Лили отправила меня за тобой.

Она не ответила.

— Она говорит, что тебе стало бы легче, если бы ты поплакала...

— Иди к черту, Блэк!

Наконец-то, снова тишина. Марлин яростно мяла ни в чем не повинное одеяло, оставляя на нем ломкие складки. Она молила Мерлина, Моргану, Господа Бога — кого угодно, лишь бы Сириус ушел...

Закусив кончик одеяла, она так сильно сжала зубы, что они заскрипели о материю.

Зажим на мантии оглушительно щелкнул...

“Он все еще здесь?..”

Долгое шуршание ткани... Легкое побрякивание язычка ремня...

Напряжение...

Марлин не успела обернуться, как почувствовала прикосновение рук к талии, а потом Сириус резко перевернул ее на спину.

Ее глаза удивленно раскрылись, когда взгляд натолкнулся на обнаженный торс, пробежался по груди и различимым темным волоскам около черной полосы брюк.

— Нет! — она попыталась подняться. — Что нашло на тебя?!

Власть горячих рук пригвоздила обратно к матрацу.

Еще одна попытка — безуспешно. Тогда она заглянула в глаза Блэка: черный демон внутри него оскалился в предвкушении долгожданной свободы. Будто зверь перед прыжком... Будто охотник перед своей добычей...

“Хищник...”

Потом Марлин вырывалась, извивалась, выгибаясь всем телом, упиралась руками в его плечи, а он тут же их хватал, больно сдавливал, но уже через мгновение снова отпускал, давая волю ее злобе.

“Толкается? Отпихивает? Отлично!”

Разгоряченные губы короткими мазками задевали ее щеки и шею, накрывали выступающие кости ключиц...

“Неужели она всерьез думает, что справится со мной?!”

— Ненавижу! — шипела ему в ухо Марлин, пока он, тяжело дыша, пытался уложить ее под себя. — Пусти!

Но Сириус уже крепко сжимал ее запястья одной рукой, а другой справлялся с ее коленями. Чем сильнее Марлин отбивалась, тем больше он усиливал свой натиск, подчиняя ее своей воле, ломая выстроенные ею стены отчужденности, стараясь вытеснить боль потери...

А демон усмехался, одурманивая Сириуса жестокой властью, заглушая и жалобные стоны, и проклятия...

Алые полосы на его спине и следы зубов на плечах приносили ей удовлетворение — с каждой выступившей каплей крови ее ярость угасала, а буйство превращалось в безразличие...

Она еще сопротивлялась, но уже как-то вяло, будто по инерции. В этой бессовестной возне уже просто не осталось сил бороться с его настырными руками и губами.

Ее ресницы распахнулись, и утягивающая синева молящих глаз заставила дрогнуть выползающего зверя...

— Сириус... пожалуйста...

Горло сдавило, точно тисками, а потом оно до краев наполнилось слезами. Она заскулила, обессилено уронила руки и отчаянно зарыдала.

Тогда он приподнял ее и крепко прижал к себе, вдыхая запах ее волос. Марлин цеплялась за сильные плечи, стирая слезы о мягкую кожу его груди, и плакала, плакала...

Боль отпускала ее.

Сириус был горькой, но панацеей.

Она что-то бессвязно говорила, захлебывалась слезами, а он лежал рядом и молчал.

Когда ее дыхание выровнялось, он понял, что Марлин уснула. Тогда Сириус вышел на кухню.

Оконная рама слабо скрипнула, и холодный воздух почти зашипел, соприкоснувшись с его пылающей кожей. Он курил, пил чай из ее цветастой кружки и снова курил.

Сириус постучал зажигалкой по чашке — фарфор... Костяной фарфор, которого так много было у его матери, — тонкие стенки, изящные узоры, глазуревые росписи... Высокая температура обжига, и при этом такая хрупкость...

Как и у Марлин.

Гордый взгляд, но дрожащие ресницы; ловкие пальцы, твердо сжимающие волшебную палочку, но такие тонкие запястья... Одно его действие, и она сломается, как высохшее соцветие на ветру... И сама ведь знает, что сломается...

Фары проезжающих машин и яркие вывески разбавляли вечерние сумерки. Он все стоял у окна, вглядываясь в огни улицы, когда ее теплые руки легли на рубиновую полосу на его спине.

— Я думала, ты ушел... — голос Марлин был слабым, но спокойным.

— Не дождешься, — Сириус усмехнулся.

Она прильнула к нему, прислушалась к его дыханию, и руки смело обвили его успокоившееся тело, потому что последние слова Сириуса значили короткое, совершенно не похожее на него, но сейчас такое важное “Я здесь”.

* * *

Тяжелые тучи почти касались крыш зданий в Косом Переулке. Пронизывающий ветер закрадывался даже под плотно запахнутую мантию, а мокрый снег слепил глаза. Марлин быстро шагала по тротуару, стараясь обходить лужи. Вдруг кто-то с силой вцепился ей в локоть и потянул под козырек ближайшего дома. Она успела уже нацелить свою палочку, но опустила ее, услышав срывающийся голос:

— Помогите мне! Пожалуйста! — это была полная женщина с добродушным лицом и рассеянным взглядом. Она то и дело дергала Марлин за руку и протягивала какую-то фотографию. — Посмотрите, очень прошу, посмотрите повнимательней!

Со снимка улыбался русоволосый мужчина лет тридцати.

— Кто это? — голос Марлин прозвучал резче, чем она хотела. Ей было не ясно, что хочет от нее эта женщина и почему она разгуливает здесь ночью.

— Это Кевин, мой сын, — женщина подавила всхлип, — он работает в Министерстве. Уже несколько дней от него нет никаких вестей, он не появляется дома, не выходит на работу...Может быть, вы его видели?

Все встало на свои места: одна из тех несчастных матерей, которые или похоронили своих детей, или ничего о них не знают. У Марлин сжалось сердце. Понимая, что ничем помочь не сможет, она все равно внимательно изучила фотографию и отдала ее женщине.

— Миссис...

— Гарднер.

— Миссис Гарднер, к сожалению, я ничего не знаю о вашем сыне. Уже поздно, может вас проводить?

— О, нет-нет! Спасибо! Я еще немного подожду здесь... Спасибо... Не беспокойтесь... — продолжая невнятно бормотать, женщина медленно пошла по пустынной улице.

Глядя вслед миссис Гарднер, Марлин думала, как, должно быть, ей горько, и жалела ее про себя.

“Пора домой”.

После сырости улиц коридор квартиры в желтоватом свете казался уютным.

Марлин надо было еще изучить новые положения должностной инструкции, а в голове был странный переполох: сиротливый образ миссис Гарднер, ее сын, обрывки сражений, родители, выдержки из кодексов, беременность Лили, планы Грюма, планы Аврората и еще что-то, что-то ускользающее... Потом она подумала, как было бы хорошо сейчас пить чай, заботливо приготовленный мамой, а не возиться с документами в пустой квартире. И захотелось оказаться дома, точнее захотелось ощущения дома, а не перевалочного пункта.

Нити занавески уже качнулись от движения Марлин, когда она остановилась, заметив человеческую фигуру на своей кровати. Все мышцы напряглись, но потом она разглядела сквозь вереницы маленьких цветных шариков клетчатую рубашку, черную голову, безмятежное красивое лицо. Аккуратно пройдя в спальню, она шумно выдохнула — реакции не последовало: видимо, Сириус уже давно уснул. Рядом с ним на кровати лежала его палочка и пергаменты с должностными обязанностями Марлин. Она подняла с пола небрежно скинутую мантию и, держа ее в руках, присела на подоконник.

Сердце мерно отбивало ритм, хаос мыслей отступил, стало спокойно, как после насыщенного добрыми событиями дня.

Ведь Сириус не ушел, он мирно спит, дожидаясь ее.

А много ли нужно для надежды?

Война закончится. И все будет по-другому: в Косом Переулке вновь будет шумно и многолюдно, витрины опять запестрят всевозможными товарами, будет смех и небо без гнетущих туч сражений, будут дом и друзья, благополучие и радость.

И Сириус... Будет.

* * *

В теплоте пылающего камина догорали остатки уходящего дня. Праздничный стол накрыт, а родители расположились на диванчике в гостиной, чтобы выпить огневиски и поболтать перед сном.

Марлин сладко потянулась и откинула палочку на кровать.

Мерлин, как хорошо дома!

Она плюхнулась на ковер около камина. Мягкий ворс щекотал шею, а от жара огня клонило в сон. А, может, причиной тому стало выпитое маггловское вино?

Вокруг — идеальный мир, который не треснул от непростительных заклинаний и усталости от страха. А оттого он выглядит слишком иллюзорным... Опасно иллюзорным... Но это в ее квартире домашним зверьком живет напряженность, а здесь — крохотный островок спокойствия.

Раскинуть руки в стороны, улыбаться в потолок, накручивать на тонкие пальцы длинные ворсинки пушистого ковра. Беззаботно, почти позабыв обо всем, почти не вспоминая никого... Разве что... Но и это только потому, что Сириус обещал ей в подарок на Рождество бутылку рома, которую, по его словам, они разопьют вместе на Новый год. А она все-таки поддалась сентиментальности и купила ему шарф.

Она уже давно поняла, что Сириус — это невербальное заклинание, которое не услышишь, но эффект почувствуешь обязательно. И едва ее взгляд упал на небольшую подарочную упаковку, как Марлин снова подумала о Блэке. Он сейчас с друзьями... Наверно, сидит, развалившись, на стуле, не переставая потягивает из стакана, а вокруг гостеприимно порхает Лили, Джеймс беспрестанно шутит, Ремус гремит тарелками, а Питер радушно улыбается, глядя на всех. Но когда закроются двери дома Поттеров, Сириус запахнет мантию, неторопливо пройдет квартал, а потом поспешно затушит ботинком сигарету и аппарирует.

Туда, где его ждут. Ведь Рождество, дементор его раздери, семейный праздник.

Сейчас Марлин позволит себе всего лишь один час слабости, а потом соберется с силами и снова отправится в свою пустую квартиру. А ведь у нее нет даже елки и праздничного ужина. Зато есть начатая бутылка огневиски и недолгое одиночество.

Потому что она знала, что он придет. Как было вчера. Как будет и завтра.

Марлин закрыла глаза, хмелея от тепла и тишины. Надо подождать всего пару часов, и она снова услышит щелчок аппарации на своей кухне и знакомые мягкие шаги, будто он ступает на лапах. Тогда тишина станет иллюстрацией к ее частому дыханию, а звук ударяющихся друг о друга бусин на шторах защекотит сердце...

Зима выдалась снежной, а скулящий ветер за окнами напоминал голос. Марлин слушала эти завывания, погружаясь в приятную дремоту, и думала о том, что сегодняшний вечер, как и ночь, — лишь кадр бесконечно повторяющегося фильма, который никак не закончится, будто кто-то забыл написать финал.

Такую несущественную мелочь...

Внизу что-то глухо ударилось о стену, затем раздался звук бьющегося стекла...

Марлин медленно перевернулась на спину...

Торопливые шаги и какой-то смех, похожий на карканье ворон.

Марлин широко распахнула глаза.

Что-то снова громыхнуло, а потом у нее внутри все похолодело. Такой родной голос превратил ее сердце в лед...

“Мама? Кричит?!”

_____________________________________________________________________________________

— Мы уже приготовили комнату для малыша. Джеймс сам хочет сделать там ремонт, — Лили поставила последнюю тарелку на стол и продолжила: — И он планирует, что ты будешь его главным помощником в этом.

Она улыбнулась Сириусу, который разглядывал разноцветные шары на праздничной елке.

— Я вообще планирую баловать вашего ребенка и начну это делать, видимо, с оклейки обоев в его спальне.

Он легко обнял Лили и озорно проговорил ей в волосы:

— Да и как отказать такой красавице маме!

— Бродяга, ты не забывай, что муж красавицы мамы — твой лучший друг! — смеясь, она выскользнула из объятий Блэка и пригрозила ему пальчиком.

— О! А ну-ка, нахальные мои подруги, прочь! — он вскинул руки, потом заманчиво улыбнулся, играя бровями. — Если вдруг разлюбишь Сохатого, дай знать!

— Договорились! — Лили от души смеялась. — Позови ребят, будем наконец ужинать.

Сириус прошел через комнату и уже в дверях, обернувшись, произнес:

— Ты очаровательна сегодня!

Лили поправила белоснежную скатерть. Теперь, когда они ждали ребенка, дом в Годриковой впадине казался ей особенно родным. Ведь скоро они станут полноценной семьей: Джеймс, рассевшись на полу, будет стараться поймать малыша, будет шутить с ним, а она будет занята обедом. Увлеченная фантазией Лили подошла к высокому окну, за которым в холодном небе ярко светила луна. И в этом серебряном свете, проникающем в комнату и теплоту мыслей, было все: праздник, счастье, жизнь.

Она с трепетной нежностью коснулась своего живота — еще чуть-чуть, и будет заметен.

— Эй, мы ждем не дождемся твоих кулинарных шедевров, — прошептал Джеймс рядом с ее ухом, а потом накрыл ее руки и живот своими горячими ладонями.

— Садитесь за стол, а я сейчас зажгу свечи на камине.

— Давай я разберусь с огнем, а ты иди к остальным, — он чмокнул ее в щеку.

Ребята устроились за столом, Лили последний раз оглядела приборы и тоже присела. Джеймс зажег свечи и, подойдя к столу, предложил выпить за самых его близких людей: за гостей, собравшихся сегодня в его доме. В их доме. Лили, Люпин, Сириус и Питер — те, кого он всегда хочет видеть рядом, хочет, чтобы они были здоровы и счастливы, беспокоится об их безопасности и благополучии. Джеймс говорил неторопливо, давая каждому слову осесть в сердцах друзей.

Слушая, Сириус перевел взгляд с Джемса на Люпина, потом на Питера... Потом на откровенное декольте шикарного платья Беллы, изысканные украшения Нарциссы, на безукоризненно вежливую улыбку матери, предназначенную всем собравшимся... Рядом с Вальбургой стоял Регулус... Яркий свет, безупречная подготовка к приему, фамильное серебро, фраки от лучших портных... Почему Сириус наблюдает за ними со стороны?... Он же должен с ними встречать столь долгожданных гостей...

— ... вы тоже моя семья! — Джеймс закончил тост и поднял свой бокал.

Все последовали его примеру, и безумная фантазия Сириуса рассыпалась от хрустального звона. Он заметил озабоченный взгляд Лили, тут же улыбнулся и выпил вместе с ребятами. Потом был целый вечер праздника и дружеских шуток и подтруниваний. Рассказы, огневиски, смех. И елка, нарядная, напоминающая о детских выдумках и спрятанных под подушкой сладостях... Таким вечером хотелось мечтать и вновь верить в будущее.

— Тоже закурить вздумал, Лунатик?

— Я за тобой — идем подарки смотреть! — Люпин хлопнул Сириуса по плечу и забежал обратно в дом.

Блэк наслаждался смешанным ароматом морозного воздуха и сигарет. Струйки дыма витиевато поднимались вверх и таяли в бодрящем холоде. Отчего-то ему именно сейчас нравилось рассматривать непредсказуемые линии движения белесых полосок... Это успокаивало? Он и так спокоен. Всегда спокоен.

Он поднял голову вверх.

В какой странный танец иногда превращается все нутро человека: схлестываются сознание и подсознание, мысли и чувства, эмоции и страхи, беспокойство и равнодушие. Он пугает и манит своей загадкой. И все попытки уловить главное в этой безумной хореографиизаканчиваются неудачей. Не получается ни связать все па воедино, ни разучить их в отдельности. А в Рождество к составляющим танца души примешивается еще волнение. Приятное волнение от ожидания... Упрямого ожидания будущего, которое обязательно будет лучше, чем настоящее.

— Сириус, ну хватит курить! Ребята как маленькие там спорят из-за подарков! — смеясь, Лили вышла на веранду.

— Эй, иди сюда, — Блэк укутал ее в свою мантию. — Спасибо, Лили.

— Ты что, уйдешь сейчас?! А десерт? А подарок...

— Конечно, я не пропущу твой десерт. А уж мой подарок никогда и никому не достанется, — он затушил окурок, и вместе с Лили они вошли в дом. — За все спасибо. Просто хочу, чтобы ты знала, я очень дорожу Джеймсом и тобой.

Лили насторожили слова Блэка, но она не подала вида, а, заметив в его взгляде неподдельную теплоту, улыбнулась ему и сказала:

— Наш дом всегда открыт для тебя.

— Что вы там секретничаете? Бродяга, глянь какая рубашка! — Джеймс с радостью демонстрировал свой подарок.

— Лили, не боишься, что у него отбоя от девчонок не будет в этой рубашке? — Сириус широко улыбнулся и тихо продолжил: — Позволь мне потом воспользоваться вашим кабинетом?

— Пользуйся на здоровье, а теперь — подарок!

Он ни с кем не будет говорить об этом — он вообще не любит длительные рассуждения с использованием множества умных слов. А она не станет надоедать ему расспросами.

“Берет, ты однажды сказала, что мое слово свобода.

А что, если истинная свобода в том, чтобы было к кому вернуться?

Сириус”.

Блэк сложил маленький кусок пергамента.

Белый филин нетерпеливо ухнул в предвкушении полета.

* F I N *