Храня тепло (гет)

Когда я впервые увидел её, мне было всего-то двенадцать лет. Некоторые в то время даже не могли посмотреть на меня без смеха: маленький, полноватый, трусливый мальчишка, едва ли имеющий право носить гордое звание волшебника.

Это произошло первого сентября, когда я вновь оказался в стенах родной школы. Все ученики заняли места за столами своих факультетов и стали ждать распределения первокурсников. И как только эта небольшая толпа маленьких людей, идущая вслед за деканом гриффиндорского факультета, проникла в зал, именно она бросилась мне в глаза. Хотя я долго не мог понять причину.

Она была такой маленькой, едва ли заметной среди остальных детей. У неё были длинные, светлые, спутанные волосы и огромные круглые глаза, сделанные из неба и мечтаний. Она смотрела вокруг себя затуманенным взором, наверняка витая в облаках. Луна Лавгуд была словно не от мира сего. Именно поэтому она запала мне в душу.

А время всё шло сквозь звуки, цвета, слова… Сквозь меня. Я переходил с курса на курс. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, бабушка сказала, что я сильно возмужал. Я от неё отмахнулся. Подумаешь — прибавил десяток сантиметров в росте и едва ли похудел. Внутри я по-прежнему был труслив и, отчасти, одинок. Нет, у меня были друзья и знакомые. Но я нуждался в лучшем друге, которого у меня никогда не было. Его место в моей душе заполняли мысли о маме, которая никогда больше не назовёт меня по имени, скорбь о ещё живом отце, который больше никогда не сможет гордиться своим единственным сыном… а в остальном пустота. Хотя, нет. Где-то там ещё бродила навязчивая мысль в лице Луны Лавгуд. Она — хрупкая и загадочная, как магнитом тянула меня к себе. Мне почему-то казалось, что мы поладим. И вы, наверное, никогда не сможете себе представить степень моего удивления, когда мои ощущения ожили и воплотились в жизнь.

Посередине зимы она заговорила со мной. Раньше мы пересекались с ней всего несколько раз, но едва ли обмолвились друг с другом хоть словом. Я был до ужаса стеснительный. В тот день Луна заметила, как я смотрел в окно одного из небольших и вечно пустеющих коридоров замка.

Я наблюдал. Наблюдал за самыми удивительными существами, которых я когда-либо встречал. То были фестралы, летающие над Запретным лесом. Я в очередной раз размышлял о своём к ним отношении.

Она незаметно подошла ко мне сзади и спросила, чем я занят. От неожиданности я вздрогнул, а потом и вовсе растерялся. Не знаю, что на меня нашло в тот момент, но я не мог ей ответить на такой до банальности простой вопрос.

Луна мне улыбнулась, а затем устремила свой взгляд сквозь оконное стекло. Она сказала, что тоже их видит. Она видит фестралов, как и я. Это было одно из тех немногочисленных сходств, которые нас объединяли.

В течение какого-то времени мы просто стояли с ней и смотрели в окно. Иногда в воздухе раздавались короткие фразы, которыми мы обменивались, пытаясь хоть как-то разрядить тишину. Потом я решился и спросил о человеке, который умер на глазах девочки. Я пожалел. То была её мать.

Это ведь невыносимо больно — когда мама умирает на твоих глазах. Я тогда не мог осознать всю боль потери маленькой, девятилетней Луны. Когда она рассказала эту историю, то в моих ушах раздался звон разбитого человеческого сердечка, которое до этого так бережно хранила любящая мать.

Мне казалось, что Луна заплачет. Ведь любая девочка наверняка бы заплакала, окунись она в такие воспоминания. Но строить у себя в голове ошибочные мнения — моя особенность. Она не заплакала. Не закусила губу от внутренних страданий. Она просто грустно улыбнулась мне. В глазах у неё светилась гордость. Гордость за мать.

Я вдруг отчаянно захотел лишь одного — довериться этой странной девочке. Мне хотелось рассказать ей про свою не самую многогранную натуру и ненасыщенную приключениями жизнь. И я доверился. Однажды и навсегда. Просто я рассказал Луне всё, что только мог о себе рассказать. С одной стороны это было безумием, которое никак не подходило для моей характеристики. Безумные поступки не по моей части. Но, тем не менее, я выложил свою душу человеку, с которым был знаком всего несколько минут, имеющие для меня значение длиною в жизнь.

С тех пор каждый день не обходился без неё. Мы стали хорошими друзьями. Я стал счастливее, моя жизнь обогатилась новыми красками, на которые мне открывала глаза хрупкая девочка, обладающая стойким характером, доброй душой и удивительной красотой внутреннего мира. Только, кроме меня, его никто не замечал. Все видели в моей доброй подруге Луне лишь сумасшедшую девицу, с серьгами из редиса в ушах.

Меня всегда удивляло это поверхностное отношения к людям, которых ты даже и не знаешь, по сути. Эти пустые предрассудки выводили меня из себя. Становилось досадно и грустно, что люди видят только то, что хотят видеть. Каждый раз, когда над Луной кто-то насмехался, обсуждая её очередной, пускай и нелепый наряд, мне безумно хотелось плюнуть этому человеку в лицо. Какое они имеют право обижать моего друга?!

В такие моменты Луна всегда улыбалась своей девчоночьей, немного наивной улыбкой и говорила, что я должен наплевать на них всех, как это сделала она. Она давно плевала на всех тех, кто называет её Полоумной Лавгуд. Она давно плевала на всех тех, кого она не устраивает. Но даже в них она всегда находила что-то хорошее. Луна была лучиком света в моих блеклых глазах. Она озаряла даже небо, когда смотрела в него, лежа спиной на зеленеющей траве. В такие моменты её волосы были распростёрты по земле. В них отражались солнечные блики, за которыми я всегда внимательно наблюдал. Мы с Луной обрели своё место в обществе. Ребята из Отряда Дамблдора стали нам хорошими друзьями, но в особенности мы сплотились с Золотой Троицей и рыжеволосой бунтаркой Джиневрой. Они для меня стали второй семьёй. Но Луну я всегда выделял. И, наверное, я не покажусь скромным, когда скажу, что она меня тоже.

Я понял, что влюблён в неё, когда мимо меня пролетали смертельные заклятия, а вокруг умирали люди. За пределами моего сознания шла ожесточённая война. Впервые я видел столько крови, столько навсегда остекленевших глаз. И я был на грани сумасшествия, боясь увидеть среди всех этих «зеркал души» одно единственное, небесно-голубое. Луна практически не появлялась в поле моего зрения. Но я благословил небо за те несколько мгновений, когда она мелькала среди десятков людей, уставшая и почти обессиленная, зато живая.

До сих пор помню момент, когда всё закончилось. Из моей руки выпала волшебная палочка, звонко ударившись об обломок гранита. Все мои внутренности сжались, застыли, заморозились… Называйте, как знаете. На какие-то мгновения мне показалось, что из меня улетучилась жизнь, пропал весь смысл. Осознание того, что за эту ночь весь Мир потерял столько отважных, храбрых и таких дорогих людей, практически уничтожило меня. Я не чувствовал.

Прошло несколько секунд, которые показались мне часами, и вдруг ко мне прильнул кто-то тёплый. Это тепло содрогалось в неистовой истерике. Помимо грязи, пота и крови мой свитер пропитался горькими слезами боли и отчаянья. Впервые я видел такую Луну Лавгуд. Разбитую и потерянную. Она была такой беззащитной, что я тут же забыл про всё и крепко, крепко обнял её. Тогда я решил для себя абсолютно точно, что всю свою оставшуюся жизнь я буду оберегать Луну. Свою любимую подругу Луну. А вместе с ней я буду хранить тепло её души, ведь именно оттуда оно исходит.

На сегодняшний день мне вот уже почти сорок лет. Я многое оставил за своими плечами, многое пережил. Тому свидетельствуют мои седые волосы и сломленная войной душа. Пройдя через неё, я действительно повзрослел, возмужал, но стоила ли игра свеч? Сквозь года я вспоминаю сломанные рёбра, оборванные жизни, надломленный детский смех.

Сердце защемляет мучительная боль, и я спешу как можно скорее вернуться в реальность.

Я сижу на нашей с Луной кровати. На дворе глубокая июльская ночь, и мне опять не спиться. Я вслушиваюсь в мерное дыхание жены, шорохи в детских комнатах, где наши с ней малыши видят уже тридесятый сон. За окном стрекочут ночные насекомые.

Я медленно встал с кровати и открыл окно, запуская в комнату свежий ночной ветер. Я вдыхаю его и оглядываюсь на Луну. Та крепко спит, лёжа на животе и повернув голову в мою сторону. На лице застыло умиротворённое выражение. Знаете, мне кажется, я сохранил её тепло. Я справился.