Мышонок (джен)

Мягко потрескивают поленья в камине, в клетке на подоконнике спит сова, рядом с ней — собранный чемодан. Завтра — первое сентября, и Тедди Люпин впервые в жизни отправится в Хогвартс. Бабушка уехала на континент вместе с сестрой, тётей Нарциссой, которая вообще-то тоже была бабушкой, но почему-то просила называть себя тётей. Из-за их отсутствия Тедди сегодняшнюю ночь проведёт на площади Гриммо.

Ладошки согревает чашка тёплого молока от заботливого Кричера, а рядом, на одеяле сидит крёстный. Завтра он будет провожать Теда в школу, и понимание этого приносит мальчику какое-то особенное счастье. Он очень любит всю свою огромную семью, но Гарри — не так, как всех. А ещё любит ночевать на Гриммо, потому что в такие вечера крёстный приходит погасить свечи, пожелать Тедди добрых снов и рассказать что-нибудь на ночь. Каждый раз что-нибудь новое и захватывающее. Иногда — весёлое, иногда — грустное.

Вот сегодня, думает мальчик, рассказ будет грустным — судя по глазам, мысли крёстного где-то далеко-далеко, а в руках он держит пожелтевший от времени пергамент и свою волшебную палочку. Мальчик уже знает, что она сделана из остролиста и пера феникса, совсем не как его — из ясеня и волоса единорога.

Тедди пробует молоко — ещё горячее. Видимо, Кричер тоже волнуется, раз молоко перегрел. Крёстный собирается заговорить, но в этот момент половицы за дверью тихонько скрипят, и в комнату просовываются две хитрые мордашки — четырёхлетний Джеймс и трёхлетний Ал. Очевидно, воспользовались тем, что мама укладывает годовалую сестренку, и удрали из-под её бдительного ока. Секунда, и мальчишки забираются под одеяло рядом с Тедди — тоже хотят послушать папин рассказ. Гарри вздыхает, улыбается и начинает:

— Давным-давно, почти сорок лет назад, в Хогвартсе учились друзья. Они были храбрыми, добрыми и весёлыми...

Кричер незаметно подкладывает дров в камин, чуть колышется штора на приоткрытом окне, трепыхается пламя свечей... Джинни, убаюкав, наконец, маленькую, заглядывает в комнату Теда. Гарри и старшие обормоты тут, и она на цыпочках уходит спать.

А Гарри, словно наяву возвращаясь в прошлое, рассказывает про Лунатика, Бродягу, Сохатого и совсем немного — про Хвоста. Из песни слов не выкинешь, но нечего про него поведать ребёнку — не подсказывает память ничего хорошего, а плохое давно уже стёрто временем. Почти.

Джеймс с Алом давно заснули, а Тедди, завороженный, слушает. Волосы у него в такие моменты коричневые, отцовские, а глаза — огромные, любопытные и внимательные. Под конец, когда они уже слипаются, а в рассказе пора ставить многоточие, Гарри ласково треплет вихры крестника, укрывает его тёплым стёганым одеялом, поправляя другой край на дружно сопящих сыновьях, и вручную гасит свечи. Карта Мародёров остаётся лежать на тумбочке, и по ней пляшут неровные тени — отблески догорающего камина. Тедди уже почти спит, и ему видятся силуэты четырёх зверей — волка, пса, оленя и крысы.

Пройдёт два года, и в Хогвартс приедет Вики. Она одна будет знать, что когда у Тедди волосы ядовито-розовые, цвета жевательной резинки, ему на самом деле очень одиноко и тоскливо, а когда он счастлив, то они приобретают цвет морской волны — совсем как летнее море дома. Это здорово, потому что это любимый цвет Виктории — и цвет счастья у них теперь общий. Ей одной Тед покажет все закоулки и секреты Хогвартса, только её приведёт в Визжащую хижину. Вообще, Тед Люпин — парень открытый, компанейский, но только Вик доступны потайные уголки его души, о которых он и сам подчас не подозревает. В этот год, закончив третий курс, Тед возвращается домой повзрослевшим гораздо сильнее, чем в предыдущие, и в первый же вечер на площади Гриммо просит крёстного рассказать о четвёртом Мародёре. И Гарри рассказывает, потому что теперь отчего-то находятся нужные слова.

* * *

Тридцать первое августа две тысячи шестнадцатого года. Джеймсу Поттеру уже одиннадцать, и завтра он едет в Хогвартс.

Мальчик не любит молоко, и вечер нынче слишком тёплый, чтобы зажигать камин. Отец на дежурстве — занял сегодняшний день, чтобы освободить завтра; мама с Алом и Лили — младшие болеют драконьей оспой, и ему почти не хочется никуда ехать из-за беспокойства за брата и сестру. Привычно скрипят половицы — они почему-то во всём доме скрипят. Отец иногда вслух размышляет о ремонте, а Джеймс надеется, что дальше рассуждений это не зайдёт: когда надо, он умеет договориться со скрипучими досками, а мягкий знакомый звук создаёт ощущение, что у дома какая-то своя, особенная магия.

Привычно скрипят половицы, и в комнату Джеймса заходит Тед. Мальчик хорошо помнит, как прошлым летом уговаривал родителей отправить его в школу на год раньше — чтобы хоть немного проучиться вместе с Тедом. Он — как старший брат, и Джеймс не может сосчитать, даже не пытается, сколько важного уже узнал от него.

— Что, мелкий, не спится перед школой? — по-доброму усмехается метаморф.

— Я тебе дам мелкого! — почти всерьёз обижается Джеймс: он сам пока не понимает, но в Хогвартсе ему всегда будет не хватать этого "эй, мелкий!".

— А я кое-что принес, — заговорщически подмигивает Тед. — Сам я замок изучил вдоль и поперёк, но с ней никогда не расставался...

— Карта?! — восторженно догадывается Джеймс и чуть ли не с благоговением берёт в руки протянутый ему старый пергамент. — Но это же... Спасибо!

— Брось, — смущается Тед, — я же всё равно школу закончил. Теперь твоя очередь заступать на стражу беспорядка. Не посрами мои седины!

От парадно-торжественного тона и серьёзного лица юноши, чьи волосы мгновенно принимают соответствующую окраску, Джеймс прыскает, но потом вспоминает про Карту:

— Можно?..

— Конечно, можно! Она ведь теперь твоя!

Он тянется на тумбочку за своей новенькой, блестящей полировкой волшебной палочкой, и после плавного взмаха касаясь ею уже развёрнутого пергамента, восклицает:

— Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!

Проходит полминуты, и лица юноши и мальчика вытягиваются, словно на них кто-то наложил петрификус пополам с заклинанием ускоренного роста. Потому что вместо положенных схем и движущихся точек на пергаменте появляются слова, словно их пишут невидимые руки.

"Мистер Бродяга и мистер Сохатый приветствуют наследника своих бессмертных начинаний и завещают использовать сию Карту в делах, достойных и самого Мерлина", — с едва заметной иронией, как показалось Джеймсу, вывел зелёными чернилами небрежно-изящный почерк.

А уже появляется следующая надпись: "Мистер Лунатик советует не размахивать палочкой так сильно — должно хватить и лёгкого касания".

И, наконец, последнее: "Мистер Хвост присоединяется ко всему вышесказанному и напоминает, что жечь, топить и отдавать Карту в чужие руки запрещается".

— Бродяга, Сохатый, Лунатик и Хвост... Это они? Те самые? — с круглыми от удивления глазами спрашивает Джеймс.

Тед согласно прикрывает глаза, и мальчик с нескрываемым предвкушением в голосе восклицает:

— Значит, можно их расспросить! Обо всём! Тед!

Тот печально качает головой:

— Нельзя. Это ведь тебе не живые воспоминания — только отпечатки личности. Такими они были в момент наложения заклинания. Они ничего не помнят и ничего не скажут, если дело не касается замка. Правда, тут уж... — метаморф улыбается, но глаза у него странно прищурены, и Джеймс замирает от непривычной горечи в голосе никогда не унывающего Тедди. — Сам понимаешь.

Пока длится этот короткий диалог, надписи на пергаменте живыми линиями постепенно превращаются в Хогвартс с окрестностями — так быстро, что Джеймс сразу оставляет попытки охватить взглядом всё и начинает рассматривать отдельные части Карты.

— Ух ты! Миссис Норрис! — замечает он одну из немногочисленных по времени каникул точек. — Она и фамилиаров показывает?! Или только...

— Показывает, — кивает Тед. — И кошек, и жаб, и сов... не всех, правда.

— А призраков? А Пивза? — жадно спрашивает мальчик.

Юноша взглядом указывает на карту, и Джеймс принимается выискивать на ней другие точки. На старшего сыплются всё новые и новые вопросы, и ни один, ни другой не замечают времени, покуда снизу не раздаётся голос вернувшегося домой героя магического мира, в первую очередь всегда остающегося строгим отцом.

Тед подмигивает Джеймсу и со словами: "Спокойной ночи, мелкий!" аппарирует из комнаты, но ещё успевает услышать тихое: "Шалость удалась!". Когда Гарри Поттер поднимается в комнату старшего сына, тот уже вполне правдоподобно посапывает во сне, а на тумбочке рядом с кроватью лежат волшебная палочка и старый, чуть желтоватый пергамент. Гарри осторожно берёт то и другое, чтобы убрать в чемодан, и чуть усмехается: рукоятка у палочки тёплая. Конспираторы доморощенные...

Утро первого сентября выдаётся пасмурным, как и настроение Джеймса: его провожают на вокзал отец и Тед, а младшие остаются дома с температурой. Мальчик беспокоится за них, хотя и не подаёт виду. Но отец всё понимает без слов и обещает завтра же написать.

Машинист даёт предупреждающий гудок, Тед подмигивает на прощание, отец машет рукой с платформы... И вот — Хогвартс-экспресс уже мчится через зелёные поля, из-за туч выглядывает солнышко, а Джеймс играет в плюй-камни с соседями по купе...

Джеймс Поттер со всей ответственностью возьмётся за исполнение мародёрских заветов — тем более что у него будут отличные напарники, они же — лучшие друзья, братья-погодки Хейд и Сэм Джорданы. Вместе они будут исследовать замок, чему немало поспособствует тот факт, что мальчик будет понимать Карту так же хорошо, как семнадцатилетний Невилл Лонгботтом когда-то понимал Выручай-комнату. В результате Мародёры расскажут ему о Хогвартсе столько, сколько не знали ни Гарри, ни Тед, не единожды уведут от опасности поимки, а сам Джеймс расчистит парочку старых ходов и внесёт немало поправок в Карту — со времён учебы Мародёров Хогвартс успел многое пережить...

Однажды ночью, когда Джеймс отправится навестить загремевших в лазарет друзей, ему, всегда внимательному, покажется нечто очень странное: крупная крыса, только не серая, а жемчужно-прозрачная. "Чушь! — подумает мальчик. — Не бывает привидений-животных!", но всё-таки направит зажжённую палочку в тёмный угол коридора. Ничего там не обнаружив, Джеймс успокоит себя мыслью: "Чего только не привидится в свете люмоса!". Не собираясь рассказывать друзьям, что испугался какой-то там ночной тени, он вскоре забудет о происшествии.

* * *

Часто, хоть и не слишком, случается, что новоиспечённые первокурсники плачут. Кто-то скучает по дому, по родителям, но в основном плач раздаётся из-за одного-единственного слова Распределяющей Шляпы. Вердикт, приговор, судьба... Не на семь лет — на всю жизнь.

Что, казалось бы, важного: в одной жить башне или в другой, в подземелье ли, или неподалеку от кухни, и какие цвета носить? Ан нет, кому-то бывает настолько важно, настолько горько, что этого уже не спрятать.

Чаще всего плачут юные хаффлпаффцы, собирая целую кучу сочувствующих, и юные слизеринцы — тихо, закусив уголок одеяла и плотно задёрнув полог. Их пугает незаслуженная дурная слава этих факультетов, и это понятно и поправимо. Ученики Равенкло редко встречают новую жизнь слезами — однако и это можно понять. Но вот с чего плакать, если попал на Гриффиндор, Альбус Поттер решительно не понимает. Здорово же — так почём реветь? К тому же втихушку, по-слизерински.

Ещё на платформе, из-за слов дяди Рона, он обратил внимание на светловолосого мальчика с острым подбородком. Вдобавок Роза, помогая брату затолкать чемодан на верхнюю полку, шепнула ему на ухо: "Вот будет здорово с ним подружиться, правда?".

Тот момент, когда Скорпиус Малфой отправился на Гриффиндор, Альбус как-то проморгал, слишком занятый мыслями о собственном будущем. Зато позже заметил, что его новый однокурсник почему-то не веселится, а в общей спальне не появился вовсе. Когда после отбоя прошёл час, мальчик встревожился — мало ли что! — и прямо в пижаме отправился на поиски. Благо, в гостиной, дожидаясь друзей, сидел над Картой старший брат, который хоть и дразнится, но когда происходит что-то серьёзное, непременно поможет.

И вот теперь Альбус стоит в коридоре седьмого этажа рядом с тем самым мальчишкой, который минуту назад явно ревел, но этот факт, конечно же, отрицает, гордо задрав нос и скрестив руки на груди.

— Ты чего? — спрашивает Поттер за неимением других вариантов и думает, что сестрёнка Роз точно нашла бы сказать что получше.

А мальчишка вдруг срывается и, опустив и руки, и нос, бормочет:

— Как я отцу-то напишу, что на Гриффиндор попал? Он же так хотел...

Альбус облегчённо вздыхает и хлопает одноклассника по плечу, с огромной теплотой вспоминая собственный разговор с отцом на платформе 9 и 3/4.

— Ещё скандалить будет с директрисой, чтоб перевели... — замечает Скорпиус.

— Ты сам-то где хочешь учиться? — спрашивает Альбус и, не дождавшись ответа, говорит: — Хорош ерунду нести. Он ведь твой отец — поймёт, наверное.

— А твой бы понял, попади ты на Слизерин? — вскидывается Малфой.

— Понял бы! — с вызовом отвечает Поттер, и между мальчишками каким-то образом устанавливается взаимопонимание.

Вскоре они, весело болтая, будут возвращаться в гриффиндорскую гостиную и на своём пути встретят Розу — как брат: в пижаме, тапочках и с палочкой в руке. Она, глядя на парней, красноречиво постучит кулачком по голове:

— От вас грохоту на всю школу! Решили Филча на живца ловить? — и, на секунду призадумавшись, добавит: — Правда, он мне по дороге сюда попался — и, похоже, не в себе.

— То есть? — хором удивятся Альбус и Скорпиус.

— А то и есть, — ответит Роза. — Клюкой на кого-то махал и бранился на весь коридор. Что-то вроде «вам нельзя было верить раньше, а уж теперь и подавно». И про старого дурака ещё...

Мальчишки дружно хихикнут, а девочка предложит:

— Раз уж мы здесь, а отбой давно был, давайте замок посмотрим! Ночью интереснее ведь!

Идея её будет принята единогласно, а некоторое время спустя Скорпиус в порыве галантности накинет даме на плечи свою мантию. Эти трое станут неотделимы друг от друга, и такие ночные вылазки войдут в привычку. А вернувшись домой на каникулы, Альбус спросит у отца:

— Пап, скажи, а почему люди становятся привидениями?

* * *

Лили — младший ребёнок в семье. Она даже младше Хьюго, но это её нисколько не огорчает — здорово быть маленькой сестрёнкой при троих братьях. Так думает мама. И, наверное, папа. Лили появляется в Хогвартсе, когда её братья (кроме, конечно, Хью) и сестра со своими друзьями уже успевают изрядно покуролесить, и очень хочет доказать им, что способна никак не на меньшее...

Но для этого обязательно как следует изучить замок. Конечно же, это нужно делать ночью и в одиночку, чтобы никто потом не усомнился в её храбрости. И ни в коем случае нельзя просить у Джеймса Карту, хотя он, кроме редких случаев, младшим не отказывает...

Неудивительно, что через два часа первой же прогулки Лили Поттер ухитряется заблудиться, да так, что не имеет ни малейших представлений, в какую сторону идти дальше. К её великому сожалению и почти такой же великой радости вокруг нет ни одного портрета. К радости — потому что настучать некому. К сожалению — дорогу подсказать тоже некому ...

Оглядываясь вокруг, девочка определённо жалеет об отсутствии привидений и прочей нечисти. Пивза и Кровавого Барона Лили не боится, а остальные призраки вполне себе милые.

Когда папа рассказывал о Мародёрах Тедди и Джеймсу, Лили была ещё слишком маленькой, а потом появились дела поважнее — маме помочь, Кричеру новый наряд сшить, Розе корзиночку на голове заплести... А спросить и не довелось как-то. Поэтому она не узнаёт призрака, неожиданно появившегося за спиной.

Резко развернувшись, девочка видит перед собой щупленького мальчишку лет тринадцати в форме ученика Хогвартса. Потом, очень нескоро, она сообразит, что если есть форма — значит, этот мальчик погиб не так уж давно. А потому начнёт без толку просматривать выпускные альбомы прошлых лет (ведь ни о каких несчастных случаях в школе она не слышала, а Миртл наравне со всеми почитала единственным привидением юного возраста), и на каникулах ненароком найдёт забытую отцом на столе книгу — старый-старый альбом в красивом переплёте из драконьей кожи...

А сейчас она с любопытством будет разглядывать полупрозрачного мальчика, отчего-то напоминающего загнанного в угол мышонка, и не сразу услышит, как он, стесняясь, спросит:

— Ты почему здесь одна?

— Заблудилась, — просто ответит Лили.

— Пойдём, провожу, — скажет мальчик, и она согласится.

Ведь глупо не принять помощь, когда её предлагают. Лили — младший ребёнок в семье, и самая добрая из всех. Уже у портрета Полной Дамы она поинтересуется:

— Ты знаешь, как короче попасть на крышу?

Мальчик-призрак неуверенно кивнёт, и Лили улыбнётся на прощание. Глупо не помочь, когда кому-то это так нужно.