Дожди на Тисовой улице (джен)

В небольшом пригородном городке Лондона Литтл Уингингине снова идет дождь. Бледное небо затянуто серыми мрачными тучами, и солнце не показывается уже несколько дней.

Дома-близнецы на Тисовой улице выглядят еще более похожими, благодаря непогоде: такие серые, холодные и пустые. Но один из них все же отличается от остальных — он покрашен в желтый цвет, словно в протест этой армейской похожести. Перед этим домом нет круглой клумбы или ровно постриженного газона, там стоят высокие веревочные качели и детская горка. Только вот детей в этом дворе никогда не бывает.

Гарри сидит в кресле и задумчиво смотрит в окно, наблюдая за непогодой. Он вновь вернулся в этот дом на Тисовой улице, где проходило его, совсем не счастливое, детство. Кажется, что еще вчера он сидел в своей каморкой под лестницей, но прошло уже много лет.

Находиться в доме на площади Гриммо после смерти Сириуса было невыносимо, поэтому он перебрался в брошенный родственниками домик на Тисовой улице. Где сейчас Дурсли — он не знает. Во время войны они покинули Литтл Унгингин, и, вполне вероятно, живут сейчас в Лондоне.

Странно, но Гарри не испытывает неприязни к месту бывшего заточения. Совсем наоборот, здесь очень спокойно, как дома.

Раздается стук в дверь, и Гарри мигом подскакивает с кресла, словно пружина, которую придавили, а потом отпустили. Он торопливо открывает дверь и облегченно улыбается, когда видит на крыльце знакомое лицо.

— Гарри, привет!

Гермиона виснет на своем друге, крепко обнимая его. Гарри зарывается носом в ее волосах и зажмуривается — этот момент встречи он любит больше всего. Гермиона отстраняется и внимательно смотрит на друга, словно пытается найти там причину своего внезапного приглашения сюда.

— Проходи, ты же вся промокла, — суетится Гарри, помогая ей снять легкий серый плащик.

— Все нормально, особенно когда в руках есть волшебная палочка, а в голове огромный список заклинаний, — улыбается она и высушивает одежду легким движением руки.

Гермиона не изменилась. Все та же аккуратность и собранность, тяга к знаниям и мгновенная готовность помочь. Она всегда знает, чего хочет, и понимает, как этого достичь. Ее дочь — тоже настоящая умница, только маленький Хьюго пошел в отца. Такой же забавный непоседа.

— Пошли на кухню, — говорит Гарри.

Дни в этом доме тянутся долго и трудно. Время течет очень медленно, иногда подолгу замирая на какой-нибудь определенной минуте, и кажется, что эта вечность никогда не закончится. Но с приездом Гермионы стрелки на часах начинают спринтерский забег, соревнуясь, кто быстрее добьет этот короткий день до конца.

— Как твои дела? — интересуется Гарри, разливая чай по хрупким фарфоровым чашечкам. Этот сервиз подарила Гермиона на их с Джинни свадьбу, и чай он пьет только из него.

— Все хорошо, меня повысили, — она счастливо улыбается.

Гарри знает, как это для нее важно. Потому что она всегда добивается всего сама, своим кропотливым тяжелым трудом.

А для него сейчас важно не утонуть в призрачных воспоминаниях, которые таким наглым образом врываются в его жизнь.

Гермиона не спрашивает, как у него дела, и Гарри ей за это благодарен. Она знает, что прошлое не отпускает, потому что оно держит и ее. И каждый раз, когда она приезжает сюда, то забывает о своих проблемах. Их словно смывает серый дождь за окном.

Они думают об одном и том же — каждый хочет, пусть ненадолго, но вернуться в далекое детство. В то время, когда они еще не строили великих планов, а просто жили.

Сейчас уже трудно верить, что такое было. Слишком много недетских поступков они совершили, будучи детьми.

— Молли зовет нас на ужин, — нарушает тишину Гермиона.

Они сидят в гостиной и смотрят в окно. Ветер наклоняет высокие деревья, срывает с них листья. А в гостиной тихо и спокойно, слышно только, как тикают часы, отмеряя минуты до очередного расставания.

— Скажешь ей, что я занят? — просит Гарри.

Гермиона кивает. Она и не ждала другого ответа. Она и сама так скажет.

Молли — тоже призрак прошлого, только живой. Она служит самым ужасным напоминанием о том страшном дне, когда древняя пирамида в Египте обвалилась, придавив тяжеленными балками туристов, которые были внутри.

Раз — и Джинни больше никогда не будет звонко и заразительно смеяться. Два — и никто больше не услышит веселых рассказов Рона, не увидит его россыпь веснушек на лице.

Несколько мгновений, вспоминать о которых сложно и страшно. Лучше бы вообще о них забыть, но не получается. Эти воспоминания, как острые осколки, впиваются под кожу. И если раны и царапины заживут, то эти порезы будут болеть всегда.

Из всех Уизли в живых остались лишь Молли и Перси, которые не поехали с семьей в очередную экспедицию.

Молли каждый месяц зовет Гарри и Гермиону в гости.

Гарри и Гермиона перестали к ней ходить после того случая, как она обвинила их в смертях детей. У нее случилась очередная истерика, за которую она, позже попросила прощение. Но осадок в душе все равно остался.

Это Гарри подарил им путевку в Египет. Это Гермиона уговорила поехать туда Рона, чтобы отдохнуть от рабочей рутины.

— Роза передавала тебе привет, а Хьюго вот этот рисунок — Гермиона достала из сумки листок бумаги и протянула его Гарри. — Он сказал, что это то, чего тебе так не хватает. Не знаю, что он имел в виду, — она виновато улыбнулась.

На рисунке было изображено солнышко, и оно так заразительно улыбалось, что Гарри улыбнулся в ответ. Ему, и правда, не хватало солнца, своего собственного. Оно давно ушло с небосвода, уступив место непроглядной тьме.

А на улице вновь не утихает дождь, он, почему-то, всегда льет, когда приезжает Гермиона. И Гарри кажется, что это скорее закономерность, чем случайность. Погода за окном давно стала олицетворением его души.

— Мне пора идти, — извиняющимся тоном говорит Гермиона.

И Гарри знает, что правда пора. Она живет в Ирландии, там, где мечтал жить Рон. Она работает на той работе, где он работал раньше. Гермиона почти счастлива, потому что у нее есть свои лучики солнца — маленькие Роза и Хьюго.

— Счастливо! — Гарри обнимает подругу и целует ее в лоб. — Надеюсь, мы скоро увидимся.

— Забери у Молли детей, и приезжай к нам. Там очень красиво, тебе понравится, — Гермиона заглядывает Гарри в глаза.

— Она не отдаст. Ты же знаешь, она считает, что я сошел с ума и не смогу позаботиться о своих детях.

Молли не только была уверена в этом сама, она еще и убедила всех вокруг. И суд был на ее стороне, лишив Гарри родительских прав. А он был слишком потрясен смертью жены, чтобы оспаривать это.

— Все образуется, — Гермиона слабо улыбается.

— Точно, — кивает Гарри.

Но он знает, что ничего уже не образуется. Ничего не будет как раньше.

Гермиона и Гарри стоят, обнявшись, на крыльце. В такие моменты им кажется, что все хорошо. Рядом любимый человек, который способен подарить тепло. Но всегда приходиться прощаться, и Гарри смотрит вслед удаляющейся Гермионе, пока она не скрывается за поворотом Тисовой улицы.

Они никогда не будут вместе, потому что каждый считает это предательством по отношению к ушедшим на тот свет половинкам. Но это совсем не значит, что они несчастливы.

У Гарри есть несколько любимых дней в году: Рождество — на него он обязательно посещает могилу своих родителей, день рождение Сириуса, который он отмечает лучше, чем свой и один из дней сентября, когда Гермиона приезжает к нему на Тисовую улицу. В этот день обязательно идет сильный дождь, словно небо плачет за них двоих, так и не научившихся показывать свои чувства.

А еще Гарри верит, что очень скоро из-за туч выглянет озорное солнце и тепло ему улыбнется.