Утро воскресенья (гет)

Утро воскресенья выдалось холодным.

Погода вот уже который день стоит плохая. И птицы не поют, и море не мурлычет нежные колыбельные на ночь. Тучи иногда разбегаются и проглядывает небо страшного, кровавого цвета, точно в небесной канцелярии замышляют что-то недоброе.

Громко рокочут волны, жадно набрасываясь на берег, бушует ветер, дрожат деревья. Кажется, что даже природа в ужасе. Волдеморт пришел к власти. Идет война.

Флёр суетливо складывает в раковину грязную посуду. Она помахивает палочкой, приводя кухонную утварь в движение, творит настоящее волшебство. Глаза у неё затуманенные, полупьяные, а пухлые губы, накрашенные карамельной помадой, неожиданно ярко выделяются на бледном лице. Волосы её, похожие на солому, ломаными неровными линиями падают на грудь и спину.

Флёр — красавица. Но этой весной она выглядит удивительно неухожено. Оттого наверно, что беспокойство серной кислотой прожигает её изнутри, заставляя скручиваться в судороге каждую ночь, зажав простыню между колен, вцепившись побелевшими пальцами в наволочку.

А Гермионе плевать — и на соломеные волосы Флер, и на робкие ласки Рона, и на Гарри, похожего на тень самого себя. На море, силящееся добраться до обитателей аккуратного коттеджа, ревущее в бессильной ярости каждую ночь, и на ветер, долбящийся в окна, норовящий сорвать входную дверь с петель, и на тучи, поразительно низко висящие, бурлящие гневно, ей тоже плевать. Потому что все это слишком исскуственно и ненатурально, словно фотографии из дешевых магловских журналов, а Гермиона... Гермиона хочет тепла.

Когда приходит Билл, все сразу становится хорошо. Поэтому Гермиона ждет, скукожившись в неудобном кресле у камина.

— Пойдем наверх, — уже особенно не надеясь зовет Рон, пристраивая свою большую теплую ладонь на девичьем плече, и вдруг — неслыханная смелость, — целует её в затылок. Неуклюже, вороша тяжелым дыханием волосы — кажется, что они шевелятся от постоянного, изнуряющего страха. И, не смотря на близость Рона и тепло камина, Гермионе очень холодно — потому что уже прошло три часа, как Билл должен был вернуться, но его все нет.

— Я посижу тут, — отвечает Гермиона, не поворачивая головы. Рон выходит из комнаты, шаркая ногами и устало, совсем по-старчески вздыхая. Но Гермионе плевать — даже если бы у Рона вдруг прорезались морщины и начали выпадать волосы и зубы. Потому что война. Потому что Билла все нет, хотя прошло уже целых три часа и он давно должен был...

Дверь открывается, и вместе с Биллом в дом врывается злой колючий ветер. Он перелистывает страницы мгновенно забытой книги, пытается погасить пламя — в камине и в быстро-быстро колотящемся о ребра сердечке. Не получается у вероломного ветра, никуда уже не денется то тепло, которое захлестнуло Гермиону с головой. Она улыбается — как никогда не улыбалась Рону или Гарри, — и идет навстречу Биллу, он раскрывает гостепериимные объятья, сулящие нежность и любовь...

Но не ей.

Флер целует Билла ласково, обнимает полупьяными глазами — все ли в порядке, нет ли ран, грозящих разбить их хрупкое семейное благополучие? Я в порядке, отвечает его любящий взгляд, только очень устал.

Он вдыхает запах её соломенных волос — а ну как там запуталось солнце и аромат луговых цветов? Запуталось, наверно, но не мудрено. Флер из Франции, а там ведь самые лучшие цветы и самое лучшее солнце. Гермиона же из Англии, в которой самый лучший — только дождь. Поэтому, наверное, по её щекам скатываются соленые капли.

Слезы на вкус совсем как эта противная морось, висящая в воздухе у моря.

Билл и Флер идут наверх, обнявшись, точно не в силах оторваться друг от друга. Гермиону они не видят, а она снова опускается в кресло и берет в руки книгу, не замечая даже, что держит её вверх ногами. Веки нескоро смыкаются, она засыпает, жар от камина совсем её не согревает. Внутри все замерзло, покрылось корочкой льда, и только из свежей раны на сердце все еще сочится кровь. Потому что война. Потому что злорадный ветер, выгнанный на улицу, смеется и дразнит.

Он спускается уже глубокой ночью — за огневиски. Гермиона спит в кресле у давно погасшего камина, Билл подхватывает её на руки и несет наверх, в спальню. Осторожно укладывает на постель, отводит с высокого белого лба в едва заметной россыпи веснушек упавшую прядь. Совсем еще девочка, втянутая в такую передрягу, думает Билл, совсем еще ребенок. Но ведь это война.

Утром они завтракают все вместе, за столом шумно и весело. Гермиона не ест, не хочет, Билл смотрит на неё пристально и говорит опрометчиво:

— Тебе нужно поесть, ты легкая, как пушинка — скоро одни только глаза останутся.

Флер переводит любопытный взгляд с Гермионы на мужа и обратно, в её голову и не приходит глупая мысль о ревности. Зато она приходит в голову Рону — он багровеет, он видит, какими глазами смотрит его Гермиона на Билла. Теперь уже у неё глаза полупьяные, затуманенные. Влюбленные.

Рон еле сдерживает себя. Но это ничего — уже завтрашним утром они покинут "Ракушку" и больше не вернутся. Нужно только чуть-чуть потерпеть. А терпеть Рон умеет — даже, пожалуй, лучше всех присутствующих.

Гермиона гуляет по пляжу, влажный песок ласково целует её обнаженные ступни. Ветер кидает в неё соленую воду с моря, горстями, пригорошнями — совсе скоро она промокнет насквозь. Шум моря не позволяет Гермионе услышать быстрые шаги догоняющего её Билла.

— Что вы задумали? — без обиняков спрашивает он, сдавливая девичьи плечи, укутанные тонкой шалью. Гермиона молчит — они же дали слово, так? Она ничего не говорит, не имеет права — вместо этого она подается вперед и целует его губы с привкусом моря и свободы. Из её головы совсем стирается мысль о том, что на это у неё права тоже нет. Наверное, ей просто плевать.

Билл отстраняет её — в глазах почти отеческий укор. Гермиона просто убегает — на мокром песке остаются отчетливые следы босых ног. Ранним утром следующего дня они уйдут из коттеджа "Ракушка", что на окраине Тинворта — и, почему-то, возвращаться совсем не хочется.

* * *

Волосы у Флер — словно мягкий шелк, водопадом стекают по идеально прямой спине, гляза сияют, яркие и ясные, точно лазурь морских вод, карамельная помада идеально подчеркивает цвет кожи.

Флер прекрасна, Флер обнимает маленькими ладошками кроху Виктуар, Флер улыбается Биллу, как сказочная принцесса, Флер смеется, демонстрируя жемчужные зубы.

Гермиона смотрит на Билла полупьяными, затуманенными глазами, скукоживается в кресле, сжав в пальцах тоненький томик магловской поэзии. Кажется, стихи Роберта Фроста. Она и не замечает, что держит книгу вверх ногами. А в камине весело полыхает огонь, на улице бущует море, силясь добраться до обитателей маленького аккуратного коттеджа.

Билл и Флер идут наверх, обнявшись, точно не в силах оторваться друг от друга — с годами их потребность друг в друге только возросла. Рон уже давно ушел спать, отчаявшись дозваться Гермиону. Её веки смыкает сон, книга выпадает из ослабевших пальцев и раскрывается, кажется, ровно посередине.

Билл спускается вниз очень поздно — Виктуар проснулась среди ночи и звала папу с мамой, но теперь она снова видит свои волшебные сны, а её отцу очень нужно зелье от головной боли, преследующей его вот уже несколько долгих месяцев.

Гермиона спит в кресле у давно погасшего камина, Билл подхватывает её на руки и несет наверх, в спальню, где Рон дремлет, подложив под щеку большую теплую ладонь — по-детски как-то, нелепо. Осторожно укладывает на постель, проводит кончиками пальцев по её щеке в россыпи золотистых, едва заметных веснушек. Совсем девочка, думает Билл, все еще ребенок.

За окном брезжит рассвет, утро воскресенья выдалось холодным.

Война давно закончилась. Но ничего не изменилось.