Ореховые ночи (джен)

— Ты чего здесь рыдаешь? Это только мое место.

Маленький светловолосый мальчик лет пяти-шести сидел, прижавшись к стене, и плакал навзрыд, пытаясь своими ручками вытереть слезы, но, казалось, только больше размазывал их по покрасневшим щекам.

Вздрогнул, услышав голос, приподнял голову и сразу дернулся в сторону, наверное, чуть приложившись затылком о стену. Испугался. Тоже мне. Впрочем, ладно, еще же маленький совсем.

На удивление, от неожиданности оправился быстро. Поднялся на ноги, шмыгнул чуть опухшим носом и сделал шаг по направлению к ней.

— Ты, — ткнул в ее сторону указательным пальцем, — ты привидение.

Какой забавный. Весь мокрый от слез, а вид пытается делать такой серьезный-серьезный, поджимая губы и, словно, чуть надуваясь, как маленький министр.

— Бу-у-у-у, — она показала ему язык, надеясь чуть подразнить.

— Я тебя не боюсь, — истерика прошла, и на этой фразе его голос прозвучал уже ровно, без запинки. — У нас дома тоже живет привидение моего прапрапрадеда. Папа раньше запрещал ему появляться в жилой части дома, чтобы меня не пугал. Но мне не было страшно. Только любопытно. Мама сказала, что я самый храбрый и вообще молодец. Вот так.

— А сейчас тогда чего плакал?

Резко насупился и отвернулся.

— Храбрый, а боишься признаться?

— Лестницу перепутал и потерялся, — неохотно пробурчал себе под нос.

До чего прелестный. Маленький такой, а столько взрослых эмоций.

— А в школу ты как попал? Лето на дворе. Да и мал ты даже для первокурсника.

— Меня отец с собой взял. Он глава важного совета здесь. Велел около комнаты, где важный совет собирается, его ждать, но мне было неинтересно. Там картины были живые, но таких у нас дома много. Я совсем немного отошел. Там лестницы были, тоже живые. Таких у нас нет. Я на одну ступил, на другую, потом не понял, где оказался. В итоге совсем дорогу потерял и уже сюда попал. Папа очень ругать будет, когда на месте меня не найдет, — восторженно рассказывал мальчик, на последней фразе понизив голос так, что она прозвучала как-то жалобно.

— Это коридор второго этажа. Здесь кроме туалета для девочек ничего нет.

Осмысляет. Видно по выражению лица. Задрал высоко подбородок и даже смотрит по-другому.

— Я знаю, кто ты, мне про тебя мама рассказывала, — бросил уверенно. — Ты — Плакса Миртл. Сумасшедшее привидение из туалета для девочек.

— Кто бы говорил про плаксу!

Надо же, какой нахал. Не будь он на самом деле таким маленьким и таким очаровательным в своих попытках казаться очень взрослым, она бы хорошенько ему продемонстрировала, за что получила свое прозвище.

— Ты плачешь всегда.

— Сейчас же не плачу.

Опять задумался.

— Действительно. А почему?

Вот никому не говорила. А ему вдруг решила, что скажет. Маленький еще, не вспомнит потом об этом, когда сюда вернется. Родителям сболтнет, конечно, судя по склонности к словесному излиянию. И ладно : тем уж точно дела нет. Да и кто поверит?

— Я плакала перед своей смертью и теперь должна много-много плакать. Отпечаток такой на душе, вернее на тени, что от нее осталась. Это я перед людьми завываю, чтобы подальше отсюда держались и не мешали, или перед другими привидениями, чтобы позлить их. Для поддержания репутации уже не остановиться.

— Репу… чего?

— Репутации, — подлетела чуть ближе. — Это ну… вот твоего отца в этом важном совете боятся?

— Очень боятся, — улыбнулся довольно.

— Это потому что у него репутация соответствующая. Понимаешь?

Кивает уверенно. Да не понимаешь ты еще ничего, но зато потом все точно поймешь и будешь еще своего отца, которым видно, так восхищаешься, копировать во всем. Тот явно птица высокого полета. Надо будет ей потом поинтересоваться, кто сейчас возглавляет Попечительский совет Хогвартса — давно уже перестала отслеживать такие вопросы. Особо и не волновали они ее никогда, если уж начистоту. Но мальчонка больно уж забавный. Такого кроху она последний раз видела, когда гостила летом у тетки, перед очередным и, как оказалось, для нее последним годом в школе. Такие маленькие никогда ее не обижали, никогда не пытались высмеять за прыщи по всему лицу и за нелепые косички.

Но все пустое это. Вспоминать нельзя. Можно только оплакивать, чтобы не искать повод устроить истерику перед очередной школьницей-воображалой.

— А если я всем расскажу твой секрет?

Сообразительный какой. Все понял, и так быстро. Может, он старше того возраста, который она для него предположила? Не приходилось уже очень-очень давно определять, сколько лет детям, которым еще далеко до одиннадцати.

— А я всем расскажу, как ты тут передо мной плакал, — и отвернулась, явно его передразнивая. — Вот вернешься сюда уже учеником — сразу засмеют.

Надулся. Соображает, как бы выкрутиться. Ну, тут соображай — не соображай, он все-таки дитя, а при ней — не только полувековой опыт скитания среди теней, но и подглядывания за живыми людьми, обитателями замка. Много чего полезного удалось понять, и, главное, не знает об этом никто. Глупая, безумная Плакса Миртл. Пусть так останется и впредь. Не надо было и ребенку этому говорить. Но уж очень хотелось хоть кому-то за полсотни лет похвастаться, как всех обманула, как обеспечила себе полную свободу передвижения по замку, как отгородилась от всех: реальных и возможных обидчиков. Обижаться заранее так удобно, не больно совсем. Только видимость боли, которой было с избытком в той, ныне полузабытой жизни.

— Тогда расскажи, как мне вернуться, — звучит очень требовательно.

А могут ведь и загубить, если с родителями ему не повезло. Станет еще избалованным и капризным. Видела и таких, и не одного. Все они между собой похожи и неприятны. Тоже, может, капризничали и условия всем вокруг ставили с малых лет.

— Два коридора направо, лестница на этаж выше, с площадки в коридор, и опять направо.

Ну и пожалуйста. Иди уже себе. Может, через пару десятков лет еще какой-нибудь необычный собеседник подвернется. Всего лишь подождать. У нее времени хоть отбавляй. И летит оно незаметно.

— Звать-то тебя как?

Мало ли ей все-таки захочется взглянуть, что из него выросло, когда приедет сюда уже первокурсником?

— Драко.

Повернулся и пошел по коридору, но остановился через пару шагов.

— Это больно?

— Что?

— Быть привидением.

— Нет. Но скучно.

* * *

Не хотите неприятных эмоций — не заходите в туалет для девочек в коридоре второго этажа. Ведь все это знают, а все равно. Настырные какие. Висела себе в воздухе в одной из кабинок, никого не трогая, и придавалась воспоминаниям о собственной смерти в многотысячный раз. Последнее воспоминание ведь единственное, что кажется наиболее реальным, но почему-то многие полагают, что это само по себе очень приятно думать о последнем миге жизни. Всего лишь выбор между: выносить тяжелые мгновения вновь и вновь или совсем не ощущать в себе остатков живого существа. Еще одно наказание для трусов, не рискнувших пересечь черту и оставшихся в виде призрака на веки вечные.

Ночь же на дворе. Кому опять приспичило посостязаться с ней в умении так плакать и жалобно скулить? Просунула голову сквозь дверцу кабинки. Любопытно. Чего уж там.

— Опять ты?

Не может быть. От волнения просочилась через дверцу целиком. Перепутала с кем-то другим в темноте? Нет, ей безразлично светло или темно. Точно он. Вырос-то как. И опять весь в слезах. Да еще и замер в ужасе, как ее увидел.

Ну вот, а в пять лет совсем ее не боялся. Или его что другое напугало, что отойти никак не может? Его слезы тогда были какими-то умилительными, а сейчас… такой красивый мальчик, он не должен так страдать. Что же могло с ним случиться? Не маленький ведь уже.

Так и не оправился. Сидит себе у раковины, как каменное изваяние, и смотрит на нее, как на какое-то чудовище. Ни за что не простила бы такое, но, наверное, ему просто плохо совсем. Надо бы как-то привести в чувство. Жаль, бесподобно она умеет делать как раз обратное.

— Ты как здесь оказался?

Чуть шевельнулся. Вздрогнул. Хорошо, значит начало положено.

— Не… не помню. Бежал, лишь бы где-нибудь спрятаться от жуткого чудовища. Оно там было, в лесу, пило кровь мертвого един-норога, — выговаривает с трудом, запинаясь и нервно вздрагивая. — Все Поттер этот чертов! Еле живым удрал. Надеюсь, монстр отвлекся, пока им закусывал.

— Ясно, — ничего ей, конечно, не ясно. — Успокойся, все. Никто тебя здесь больше не тронет. И монстры твои в этом месте искать не будут.

Сидел молча несколько минут, опустив голову и часто дыша, вроде бы приходил в себя потихоньку. Ну и славно.

— Все хорошо, — хотела бы его коснуться, чтобы утешить, но вряд ли бы этим не напугала еще больше: кому приятны прикосновения привидений — нет таких людей. — Мама же не зря считает тебя самым храбрым.

Удивился. По глазам видно. Отлично, теперь правильно отвлечь от пережитого.

— Откуда ты знаешь?

Забыл, конечно. Она-то особо и не надеялась. Как будто кто-то помнил о привидениях, если те не являлись, чтобы пугать. Ей тогда еще повезло, что насильно не расщепили какие-то авроры, когда решила отомстить за все хорошее Оливии Хорнби на ее свадьбе. Пожалели потом все-таки, учли историю ее гибели. Подобного опыта навсегда хватило.

— Ты сюда уже в пять лет забредал, — сообщила намеренно скучным голосом.

Задумался.

Надо же, как любопытно. Лицо так изменилось, а мимика практически прежняя. Интересно: так у всех людей? Или он такой необычный? Себя она совсем-совсем маленькой не помнила.

Сразу же захотелось заплакать. Глупое проклятие вечных слез. Как же не вовремя! Ей пришлось немного проскользить по воздуху туда-сюда вдоль кабинок, чтобы пересилить подступающий поток громких рыданий.

— Как думаешь, я потому сюда и попал, что был здесь раньше?

— Весьма вероятно.

Если бы. Но зачем спорить, сама же ведь тоже не знает. А так… вдруг когда еще придет. Хотя бы из любопытства.

— А ты почему снова здесь?

— А я почти всегда здесь, — перевернулась в воздухе. — Я тут обитаю.

Почему у него сделался такой странный вид? Что не так? Или напряжение совсем отпустило, и его самолюбие уязвлено теперь мыслями об истерике перед привидением? Раз уж даже в пять лет из-за этого переживал. Она тогда точно это заметила.

— Стой, я, кажется, тебя вспомнил. Ты та Плакса Миртл, что вечно раздражает всех своими рыданиями.

Нет, ну какой хам. Уж кому бы говорить о рыданиях. Ее он, между прочим, никогда еще не видел в истерике, а она его — уже дважды, притом, что и видит его тоже второй раз. Обидеться бы, да ведь уйдет тогда сразу. И не вернется никогда.

— Если вспомнил меня, то вспомни, что я никому не рассказала, как ты здесь тогда потерялся. И сейчас никому ничего не расскажу о том, что видела.

Какая она все-таки молодец. Первое полноценное общение с живым человеком после инцидента на свадьбе Оливии Хорнби, а сразу смогла правильно угадать, что нужно сказать. Не то, чтобы он ей полностью поверил, но чуточку точно.

А губу-то что так напряженно закусил, будто решается на что-то?

— Я тут еще немного посижу, не хочу идти искать дорогу в спальню. Может, там еще монстр все бродит, вдруг сумел попасть внутрь школы.

Вот и чудненько.

— Расскажи мне, что случилось. Поможет.

Подлетела чуть поближе, устроилась сбоку от него, но не настолько близко, чтобы он даже в полумраке смог четко рассмотреть ее некрасивое лицо и ужасные очки с толстыми стеклами.

И рассказал ведь. Жуть. Зачем в этой школе детей водят по ночам в Запретный лес? Мало им ее примера? А ведь ей даже из замка выходить не пришлось.

Рассказала ему историю своей гибели. Зря, наверное. Да и все равно ему, понятное дело. Кому нужны единственные живые истории призраков?

А он про себя немного поведал, похвастался, какой у него дом и какие родители, потом про первый учебный год в школе начал делиться воспоминаниями. Дошел до упоминания об этом Поттере — сэр Николас всю ночь тогда ликовал, что этот необычный мальчик на факультете под его патронажем, даже до ее туалета долетело известие и повторялось, повторялось, что пришлось ну очень громко разрыдаться из-за того, что она, в отличие от чудом выжившего мальчика, как раз умерла, и это более важно, по крайней мере, лично для нее.

Рассказывая о Поттере, Драко — разумеется, она прекрасно помнила, как его зовут — опять заметно расстроился. Чем-то его, наверное, обижал этот знаменитый первокурсник с Гриффиндора. А теперь еще из-за него Драко чуть не погиб в лесу. Кошмар. Если бы только могла, она бы обязательно помогла. Но чем может помочь привидение? Разве что…

Идея Драко понравилась, хотя она всего лишь в шутку пообещала усиленно доставать этого Поттера и его друзей, когда они будут попадаться у нее на пути. Он даже улыбнулся. Ей. Последний раз ей улыбался… он же, но только по-другому. Она так обрадовалась, что предложила чуть ли не в любви этому Поттеру признаваться, чтобы тому совсем тошно стало.

Это он тоже одобрил. И ей вдруг стало очень хорошо. Вернее, это что-то незнакомое и новое для себя она определила как «хорошо». Плакса Миртл обязана изнурять всех своими рыданиями, потому что не может и не хочет этого не делать… Но почему бы ей и не сделать что-нибудь хорошее для этого красивого, еще недавно испуганного и печального мальчика, который смог пересилить свою гордость и не прогонять ее отсюда — она бы не осталась, если бы он попросил ее об этом, — хоть она и видела минуту его такой откровенной, пусть и оправданной слабости?

Когда понял, что совсем оправился, поднялся с пола, чтобы ее покинуть.

— Ты еще придешь меня навестить?

Вот зачем, зачем только спросила?! Аж сжалась вся. С чего бы ей сейчас услышать утвердительный ответ? Уж точно такой красивый мальчик не найдет нужным навестить унылое привидение. Ему просто было страшно сегодня, ему просто было…

— Приду.

Послышалось?

— Как тебя зовут?

— Плакса Миртл. Ты же знаешь.

Покачал головой.

— Нет, по-настоящему?

Так и не смогла бы себе ответить, как не разрыдалась в тот момент. Еще никто, ни одна ни живая, ни мертвая душа не спрашивала, как ее зовут. Плакса Миртл. Плакса Миртл. Вот ее имя. Но ведь было же когда-то другое, настоящее. Если бы только вспомнить, если бы только постараться вспомнить. Ведь он так выжидающе смотрит. Неужели ему интересно? Ну же. Еще одно малюсенькое живое воспоминание из прошлого. Что же кричала Оливия Хорнби ей вслед, пока она бежала в сторону туалета для девочек в последний раз, захлебываясь в слезах?

— Хейзел.

Вспомнила, она вспомнила!

— Меня зовут Хейзел.

— Я приду тебя навестить, Хейзел.

* * *

И она, конечно, ждала — не через день или два. Это слишком короткий срок для людей, чтобы сдержать обещание. Для привидений так и вообще незаметный. Практически.

На всякий случай каждый вечер, пролив за день порцию обязательных слез, придумывала и репетировала, что расскажет Драко, когда тот вернется. Пусть она ничего не помнила о себе, но ее жизнь никогда и не была интересной. Зато она помнила все о других, всех тех, кто проходил через стены этой школы, получая в ней знания и становясь тем, кем ей уже не суждено было стать — взрослым человеком, взрослым внешне. Она с особой тщательностью отбирала эти истории, отбрасывала лишние, находила новые. А он все не шел.

Драко не вернулся сюда ни через неделю, ни через месяц. А потом начались летние каникулы. Она так погрузилась в себя и свое горе, что сперва пропустила жуткую историю о сражении этого Гарри Поттера с Волдемортом, в котором враг был побежден. Поначалу ей было все равно, а потом она подумала, что, может, Драко и на этой раз был как-то связан с этим громким событием, как с историей в лесу, и поэтому не смог прийти к ней. Она успокоилась и решила, что он обязательно заглянет к ней осенью, и подождать нужно еще всего лишь каких-то два месяца. А она зато в следующем году наконец начнет выполнять свое обещание в отношении этого Поттера.

Свое обещание она держала, как могла, млела от удовольствия, наблюдая за неудобствами Поттера и его друзей. Только вот Драко обещанное выполнять не спешил.

Она так злилась, так злилась, что когда вновь выживший Поттер вылетел из дыры, что устроил в ее туалете, заявила ему, что если бы он умер, с удовольствием разделила бы с ним этот туалет. И аж засеребрилась вся от такого злорадства над самой собой. А рыжий друг Поттера — совсем, видать, дурак. Как будто ей было из туалета не слышно, как он уже в коридоре заявил, что она влюбилась. Как вообще можно влюбиться в какого-то Поттера, если на свете существует мальчик с такими печальными испуганными серыми глазами? Жаль, ее для него не существовало.

И она вновь залила пол туалета своими слезами.

Давно перестала считать, сколько времени прошло с их последней встречи. Два года? Три? Это уже не имело особого значения.

В тот год, когда школу наводнили чужие студенты, ее обида выросла настолько, что она даже помогла Поттеру в решении загадки с песней русалок, потешив заодно и его мальчишеское самолюбие своей мнимой в него влюбленностью. А потом еще и указала нужное направление в озере, когда решила своими глазами посмотреть, что там за турнир себе устроили живые, так глупо, по ее мнению, зачем-то стремящиеся скорее к смерти.

Когда она незаметно — да кому ее замечать — вернулась к себе в туалет и долго-долго там плакала — поняла, что дальше ждать незачем. И тогда она решила окончательно забыть этого красивого мальчика, чьи слезы она видела дважды, и чьи слезы тронули ее больше, чем свои собственные.

— Проверь женский туалет, Тео. Поттер там раньше часто ошивался. Может и сейчас собрание там устроил.

— Сама проверяй женские туалеты, Панси!

— Не орите вы так, спугнете еще.

Из коридора послышались отчетливые голоса. Она покачала головой. Опять желающие потревожить ее покой.

Ввалились все трое. Тощий высокий мальчик и две девочки. Все слизеринцы, судя по мантиям. Что-то это обстоятельство в ее памяти всколыхнуло.

Та девочка, что была пониже ростом и с носом-пятачком, вышла вперед.

— Смотрите, да это же Плакса Миртл. Чокнутое привидение и гроза сливного бочка.

— А ну пошли прочь отсюда!

Она приготовилась реветь, чтобы выгнать этих хамов своим излюбленным способом, но противные подростки залились смехом, а тощий мальчишка достал из кармана какую-то скомканную бумажку и кинул в нее. Какое оскорбление! Ей, конечно, не больно совсем. Но как же она ненавидела, если кто-то пытался кидаться в нее вещами.

— Убирайтесь!

Она погрозила им своим призрачным кулачком.

— Ой, боюсь, боюсь, — запричитала некрасивая девочка, издеваясь.

— В зеркало глянь и тогда сразу испугаешься.

Ведь, кажется, так говорила ей когда-то Оливия Хорнби, чтобы задеть.

Угадала. Та чуть не лопнула от злости.

— На себя посмотри, очкастая истеричка!

И даже палочку вскинула:

— Ваддивази!

Дурацкая бумажка подлетела и попала прямо в нос. Трууууууусы… Давно она не впадала в такую бессильную ярость, пожалуй, со времени последнего ее затопления коридора водой.

— Грег сказал, вы в эту сторону по… — вошел и замер на пороге.

Как только он посмел сюда вернуться! Она зарыдала с новой силой. Наверное, опять ее не узнал. И аж захлебнулась слезами.

— Что за дешевая клоунада?

Кто бы говорил. Негодяй! Он, да он… обращается же не к ней, а к своим приятелям. И ей сразу Чуточку полегчало.

— Да брось, Драко, припадочную гоняем, — опять вылезла эта уродина.

— Это я вижу, — недовольный взгляд.

Как же он вырос. Совсем-совсем стал красивый, высокий такой и держится как! Эта троица явно ему подчиняется во всем и следует чуть ли не по пятам. Совершенно необыкновенный мальчик. Жаль, слов своих совсем не держит. Хотя чего их перед привидением-то держать…

— Поттера здесь нет, — сказала та вторая, красивая девочка, что до этого стояла молча и ни во что не вмешивалась.

— Да неужели? — Драко чуть скривил губы. — Очень наблюдательно, Дафна.

Та вздернула нос и встала поближе к тощему парню.

— Драко, не хочешь тоже погонять чокнутую Плаксу Миртл? Это весело, — уродина все не успокаивалась.

Он выдержал долгую, почти театральную паузу и медленно повернулся.

— Ее зовут Хейзел, — отчеканил. — Это всем понятно? Тогда быстро пошли дальше заниматься делом. Профессор Амбридж будет очень довольна, если сумеем поймать Поттера, а я еще больше.

Он что… назвал ее по имени? И друзьям своим велел к ней так обращаться? Если бы она не была так на него обижена, это был бы самый чудесный момент ее существования.

Сам остался, хотя на нее и не глядел, явно размышляя о чем-то. Наверное, как этого Поттера изловить.

— И что не уходишь? — не выдержала.

— Ты чего?

Не понял и удивился.

— Чего? Чего?! — она сорвалась с места. — Да я столько лет ждала, когда ты придешь! — опять слезы на щеках, но такие горькие-горькие, от обиды и отчаяния. — А ты, ты… слова не смог сдержать. Знаешь, какой это ужас?! Вот так, каждый день, каждый день думать, что ты наконец появишься. А потом, когда очередной день заканчивается, обнадеживать себя, что ты придешь завтра. Как думаешь, каково это? А потом уже и надежд не остается. Понимаешь, какой была глупой, и как все это было глупо себе воображать. Знаешь, каково это быть привидением? Когда ты не нужен никому целую вечность…

Явно опешил от этих слов.

— Я не знал, что для тебя это важно.

Пробормотал и повернулся, чтобы уйти.

— Постой, — всхлипнула, — останься еще немного.

Не надо было сейчас на него кричать. Все равно она уже его простила — как будто такого мальчика можно было не простить! И не стоило на него ничего перекидывать. Никому из живых до конца все равно не понять.

— У меня дела, но я обязательно к тебе зайду, — поймал ее взгляд, полный разочарования и недоверия. — На этот раз точно обещаю.

И она опять поверила. Выбора не оставалось. Он уже не ребенок, вдруг научился держать данные кому обещания?

Очень боялась обмануться во второй раз, но повезло. Это свое слово он все-таки сдержал.

* * *

Он приходил не так часто, как ей бы хотелось, но все же приходил. Всегда в ночные часы. Наверное, стеснялся. Но она не обижалась. Дети такие злые. Ей было бы неприятно, если бы они осмеяли его за то, что он навещает привидение.

Навещая, устраивался поудобнее, насколько это вообще было возможным в туалете, обычно присаживаясь на корточки и прислоняясь спиной к стене, если она не была мокрой, и о чем-нибудь рассказывал или сетовал на Поттера, или хвастался успехами какой-то Инспекционной дружины.

Не то чтобы она невнимательно слушала, просто ей так нравилось наблюдать за ним, за мимикой и жестами, угадывать его настроение, что не всегда смысл сказанных им слов до нее долетал.

Все было так волшебно. Невозможно было поверить, что такой манерный и высокомерный мальчик — эти черты она распознала быстро, признавая, что они ему очень идут — вот так запросто общается привидением. Он даже смотрел на нее по-другому, не так свысока, как на тех своих приятелей. Каким-то свободным взглядом, без крупиц презрения. Она понятия не имела, почему, но это было так.

— А ведь я и не поблагодарила тебя за то, что прогнал своих однокурсников…

Вот ведь растяпа. Хорошо еще, что вообще вспомнила об этом. Так обрадовалась, когда он опять появился, что чуть все остатки памяти не растеряла.

— Ерунда, — отмахнулся. — Панси просто очень хотелось передо мной выделиться в очередной раз, но она выбрала неудачный способ.

Несомненно, все девочки от него без ума. Иначе и быть не могло. Она, конечно, не совсем девочка, но он наверняка подумал, что и она влюблена. Какой стыд. Сразу захотелось сказать что-нибудь в противовес этому возможному предположению.

— Обещай тогда, что женишься на той красивой девочке.

Рассмеялся.

— Дафна скорее всего будет помолвлена с Ноттом, но зато я обещаю, что женюсь на ее младшей сестре. Они очень похожи.

Специально выдержал деловой тон, подчеркивая этим шутливость.

Конечно, куда пятнадцатилетнему мальчишке задумываться о таком далеком будущем? Но на самом деле, хорошо, что он об этом шутит. Вряд ли бы ей захотелось долго обсуждать эту тему, хоть она ее и подняла.

Ей нравилось, как он смеется. И уже в другую их ночь она вытряхнула из своей памяти все забавное, что было связано с его главным врагом, чтобы вновь заставить его посмеяться. И это удалось: особенно ему понравилась история про купание этого Поттера в ванне старост, когда тот поверил, что «милое привидение» совсем не станет подглядывать.

Конечно, тут сравнивать не имело смысла: Драко и так превосходил тощего и костлявого любимца школы. Хотя она, конечно, не отказалась бы проверить. Но и не думала говорить вслух о таком. Еще не совсем выжила из ума, вопреки всеобщему мнению.

Наблюдая за его реакцией на рассказы о «чудо-мальчике», она почувствовала, что этим точно нравится Драко: за то, что внушила Поттеру, будто влюблена в него. Как будто эта мелочь, ничтожная по своему существу, наносила самомнению Поттера легкий изъян. А Драко о нем знал.

— Скоро экзамены, так что сегодня последний сеанс ореховых ночей в этом году, — сообщил он осторожно.

Хотя ее, конечно, это не могло не расстроить, она все равно довольно улыбалась сейчас: как он сказал. Это было так поэтично, так тесно переплетено именно с ней. Не случайное совпадение, нет, он специально придумал такое определение. В ее честь, несомненно*.

Ей не хотелось тешиться хоть и приятными, но сомнительными предположениями, касательно природы их отношений, к тому же она ничего не знала о нем и его жизни помимо того, что он рассказывал сам. Однако ужасно хотелось верить, что все это было чем-то особенным, за рамками привычных отношений между живыми людьми. Не то чтобы дружба — наверное, это даже прозвучало бы смешно — но какое-то особое отношение, возможное только между ними и больше никем. Потому что, как ей думалось, она была единственной, кому он позволил увидеть свои слезы, в то время, когда сам был тем, кто видел ее улыбающийся и довольной. Ей даже понравилось плакать от радости, и она недоумевала, почему не могла наедине с собой делать так раньше, раз уж все равно всегда обязана плакать. Наверное, потому что не знала, что так бывает — слезы от радости.

Нервничала, конечно, когда лето подошло к концу: вдруг опять пропадет? И вздохнула облегченно, когда этого не произошло. Жаль, ненадолго… Потому что сам Драко изменился.

Нет, для нее он, конечно, навсегда останется самым красивым мальчиком, но сейчас он казался каким-то несчастным и издерганным. У него явно были неприятности, но он не захотел ими поделиться, попытался сделать вид, что все по-прежнему. Как будто не наблюдала за ним в течение нескольких лет и не изучила до мельчайших деталей. Даже без этих теней у него под глазами она легко бы поняла, что что-то было очень не в порядке, и почувствовала, что пришел он к ней, только чтобы не нарушать обещания. Мысленно же он был где-то далеко-далеко, не с ней.

И его проблемы становились все серьезней, раз приходил он изредка, устраивался в своей привычной позе, прислонившись спиной к стене, и молчал, уставившись в одну точку.

Ей было безумно его жаль, сердце словно разрывало на части, потому что она не представляла, как ему помочь. Ей хотелось затопить слезами все пространство, но слез не было, она не заплакала ни разу, сдерживаясь с трудом, чтобы только не настраивать его на печальный лад. Зато вволю отдавалась слезам, как только он уходил, пару раз даже опять затопив коридор.

Пыталась осторожно расспросить, заставить его поделиться своей печалью, чтобы хоть чуть-чуть ему полегчало. Но он, сообразив, что неубедителен в попытке доказать, что все нормально, ограничился фразой, что ей этого не понять и не нужно понимать.

Время шло, и это что-то ломало его изнутри. Его отсутствующий взгляд и какая-то потерянность, а главное, тень страха в глазах стали ее постоянными кошмарами. Ей стало казаться, что ему хотелось бывать здесь одному, и она мешает ему своим присутствием. Она даже спряталась в одной из кабинок, когда он вдруг появился после длительного отсутствия. Дрожащий и бледный. Он никак не отреагировал на нее и даже не присел, где обычно, а склонился над раковиной, упираясь в нее руками, и, кажется, заплакал.

— Ну не надо… Не надо… Расскажи мне, что тебя мучает… Я тебе помогу…

Все те же слова, она так и не нашла других в своих попытках узнать, что же это за беда, которая душу из него высасывала по капле.

— Никто мне не поможет, — все же ответил, содрогнувшись всем телом. — Я не могу этого сделать… не могу… не получается… А если не сделаю поскорее, он сказал, что убьёт меня.

Она не успела ничего толком понять из этих слов, как на сцене появился новый участник. И начался кошмар, потому что этим третьим оказался Поттер. Если это он повинен в мучениях Драко, то он об этом пожалеет, пусть ее потом и расщепят люди из Министерства.

О большем она подумать не успела: мальчики сцепились в магической дуэли.

— Нет! Нет! Погодите! — закричала. — Стойте! Стойте!

Все остальное осталось как в тумане. До того мгновения, когда Драко рухнул на пол, и все вокруг стало заливать кровью.

Что делать? Позвать, надо кого-то позвать… кого же?.. Она уже не понимала, что кричит.

— Убийство! Убийство в туалете! Убийство!

Пустота и непонимание. Никак не осознать, что это все действительно произошло — здесь, в считаные минуты. И откуда только отзвуки радости в ее завываниях? Ведь Драко, ее Драко мог умереть. И тогда… тогда бы он, может, стал как?

Как только она поняла, что впервые позволила такой сладкой, соблазнительной мысли захватить себя, почувствовала, что еще никогда не испытывала такого презрения к себе. Этот прекрасный, этот замечательный мальчик должен жить, должен справиться со всеми проблемами, должен быть счастлив. И если она так бездушно пожелала ему страшного проклятия, что терзает ее саму и будет терзать вечно — эту участь она заслужила по праву. И даже заслуживает кары еще пострашнее, если такая только существует.

Драко выжил, и она еще сильнее, ярче осознала кошмар своей шальной надежды. Себя необходимо было наказать, и она запретила себе видеться с ним. Приходил он еще или нет — она не знала, каждый вечер до конца года скатываясь по трубе в озеро, чтобы избежать возможности их встречи.

Наказание пострашнее своей участи она придумала сама.

* * *

Мир, приобретавший краски, отталкиваясь от блеска серых глаз, снова стал для нее тусклым, как и положено привидению. И туалет на втором этаже оказался единственным местом, что не изменилось, когда в школе стали заправлять слуги этого ожившего Волдеморта. Но это все людские дрязги. Привидению не должно быть до этого дела.

Уловив подступающую угрозу — несогласные, должно быть нашли в себе силы на сопротивление — она решила остаться в своем привычном убежище в равнодушном ожидании: что там в итоге произойдет с миром живых людей? Краем сознания она ощущала тревогу за Драко, но понимала, что все равно ничем не смогла бы помочь, и просто надеялась, что, не случись что со всеми остальными, у него все будет хорошо. Бездвижно застыла в одной из кабинок и повторяла себе как мантру, пока на Хогвартс надвигалась гроза.

Она услышала еще издалека. Сразу почувствовала, что это он. Испугалась, но не стала опять сбегать. Вдруг ему нужно было спрятаться? Она не могла его бросить, не узнав, что происходит.

Даже той ночью шесть лет назад он не испугал ее своим видом так, как сейчас.

Он чуть ли не вполз сюда, задыхаясь в кашле, словно весь горел. Она издалека ощущала этот странный жар, идущий от его тела.

Упал на пол, еле дыша и чуть не теряя сознание.

Она подлетела в момент, и едва не кинулась к нему, чтобы попытаться растормошить, но поняла, что это было бы бесполезно.

— Что… что с тобой? Я позову кого-нибудь на помощь!

Метнулась к выходу…

— Не надо… не хочу, — с трудом прохрипел сквозь кашель.

Вернулась, ничего не понимая, все же коснулась его руки. Может, ее холод немного приведет его в чувство?

— Все кончено, бесполезно. Я пришел остаться с тобой… навсегда.

— Что ты только говоришь?!

— Там творится ад, Хейзел, — его словно скрутило изнутри, так, что слов было практически не разобрать. — Родители скорее всего мертвы, а если еще и живы, то для них все кончено, кто бы не победил… Винс… погиб у меня на глазах…

Ей было все равно, кто такой Винс, и плевать на этих родителей. Надо было что-то делать, чтобы Драко не умер у нее на руках. Только вот бросить его сейчас, чтобы позвать на помощь, она не могла. Да и кого позвать? Она даже не понимала, что с ним произошло. Ведь никаких видимых ран. Какое-то темное проклятие?

— И для меня тоже… конец… Убьет этот монстр или посадят… Не хочу такой жизни… нет.

Не похоже на проклятие. Похоже, что он сам отказался бороться и жить. А когда волшебник очень жаждет умереть… Нет!

— Драко! Пожалуйста, Драко!

— Разве ты… разве ты не хочешь, чтобы мы были вместе? Мне страшно… хочу, чтобы это кончилось, хочу, чтобы это ко…

Конечно, она бы отдала все, чтобы он всегда был с ней, чтобы исчезла та пропасть, которая была всегда. И, главное, теперь это его желание. Он хочет сам. Ее вечная пытка прекратится, если он будет рядом. Осталось только проводить его в этот путь.

Но он ошибается, ведь ад — это как раз здесь, среди бесконечной расплаты за отказ от естественного пути. В таком состоянии он просто не представляет, что собирается сделать, он просто не знает…

— Не вздумай! Это самая худшая участь, слышишь?! Ты поймешь, какая это ошибка, но ее уже ничего нельзя будет исправить. Никогда, понимаешь? Наша мука самая страшная, ее невозможно прервать. Невозможно.

Как только подобрать слова, когда в голове пусто от сковывающего ужаса?

— Ты будешь кашлять вечно, как я вечно рыдаю. Ты забудешь все, что было в твоей жизни, кроме момента смерти, даже хуже. Ты будешь помнить, если захочешь, но без главного: без ощущений, и это сделает все воспоминания пресными, ненужными, бесполезными. Это не твоя судьба, Драко. Пожалуйста, услышь меня!

Она уже не понимала: продолжает ли он задыхаться или просто мерещится в общем круговороте? Осознавала четко лишь главную цель: убедить, убедить его остаться с живыми, а самой отказаться от единственного, чего на самом деле желала всегда.

— Ты проживешь долгую жизнь, а потом пойдешь дальше, как и все, потому что так надо, — не знала, как правильно объяснить столь очевидное. — Давай, тебе надо только захотеть, и весь этот кошмар исчезнет. Пожелай этого, ну же…

— Я постараюсь…

Прошептал и потерял сознание.

Она испугалась, что не смогла убедить и Драко ее не послушал, но наклонившись над ним, убедилась, что он дышит, хоть и слабо. Оставалось подождать.

Устроилась рядом и стала гладить его по волосам, не чувствуя ничего, как и всегда, когда она касалась предметов, но представляя, что бы могла почувствовать, если бы состояла из плоти и крови.

Пусть настоящие волшебники сражались в великой битве. Она сегодня победила в своей битве за Драко.

С того момента она видела его лишь однажды, через несколько дней после самой для нее кошмарной ночи . Он пришел и молча окинул взглядом место, где собирался умереть от отчаяния.

— Спасибо, — знал, что она тут, хоть и не видел.

Подлетела и стала парить рядом.

— Прости, Хейзел, — его рука насквозь прошла через ее призрачную плоть. — Представляю, как тяжело тебе было меня остановить.

Он намекает, что понимает, как бы она хотела, чтобы он тоже стал привидением?

— Я действительно хотел уйти с тобой.

— Я знаю.

— Нелепо, но ты мой настоящий друг, правда. Знаешь и видела столько, что я не раз об этом жалел, — чуть улыбнулся, — но сейчас не жалею. Ты меня спасла. Понимаю, какую ошибку чуть не совершил от всего этого ужаса…

Улыбнулась в ответ. Все равно не знала, что сказать.

Красивый необычный мальчик, он не смог бы таким остаться, если бы поддался тому дикому порыву.

— Все теперь хорошо?

— Надеюсь. Темный Лорд побежден, родителей вероятнее всего оправдают, и я тоже надеюсь избежать следствия.

И он рассказал все. То, что утаивал от нее последние два года. Как будто бы ей было дело до человеческих страстей. Пусть он хоть миллион раз не прав, по мнению всех этих живых людей — для нее это не имело никакого значения. Несущественно для вечности.

— Я подумал, мне не стоит больше возвращаться сюда, — произнес тихо-тихо.

— Да, так надо.

Посмотрел с сомнением во взгляде.

— Я не хочу видеть, как ты взрослеешь, стареешь и умираешь. Мы дошли до развилки. Вернее, тебе надо идти дальше, а мне оставаться на месте.

Замялся.

— Очень жаль, что мы не могли встретиться, когда ты тоже… — запнулся, подбирая тактичную формулировку.

А ей совсем не жаль. Какие шансы заинтересовать самого красивого и надменного мальчика у толстой прыщавой девочки с дурацкими косичками? При жизни у нее не было ни одного друга, ни одного близкого человека, кроме родителей. Так что нет, как лучше — уже случилось для нее сейчас. И все привидения мира позавидовали бы ей.

— Прощай, Хейзел.

Она не хотела, но была вынуждена заплакать, подчиняясь своему проклятию, когда он ушел.

С этого для у Плаксы Миртл появился еще один секрет. Она, наконец, научилась проливать слезы от радости.

* * *

Залетев как-то в пустой класс профессора Биннса, она обнаружила у него на столе выпуск «Ежедневного пророка».

Взглянув на фотографию на первой странице, она узнала, что Драко Малфой сдержал все свои обещания.

*Хейзел/Hazel от англ. hazelnut (лесной орех).