Волшебные часы Уизли (гет)

— Зачем столько гостей? — прошептал Гарри, выглядывая из шатра.

Рон с удивлением взглянул на друга, завязывая неугодную красную бабочку:

— Как зачем? Это твоя свадьба, дружище. Радуйся, что не весь магический мир съехался посмотреть, как ты даешь клятву любви и верности моей сестре — тут хотя бы только твои друзья.

Гарри с видом мученика оглядел рассаживающихся на стулья людей. Почему-то ему казалось, что его свадьба в Норе будет живой копией свадьбы Билла и Флёр, но тут семья Уизли постаралась на славу.

От заднего входа в дом протянулась длинная дорожка, вдоль которой были рассажены цветущие кусты, ведущая прямо к шатру, где должна была состояться вся эта пышная и помпезная церемония.

— Да успокойся ты, — Рон хлопнул друга по плечу, отчего тот подпрыгнул на месте, — смотри, вон там Хагрид пытается усесться около тетушки Мюриэль, а тот парень, с любопытством разглядывающий шевелящиеся кусты — Невилл.

— Зачем нам фейерверки?

Рон уставился на друга:

— Ты Гермиону вчера вообще слушал или нет? Сначала официальная часть, затем «развлекательная часть», а к концу дня будут запускать фейерверки в честь такого важного события.

— А ты уверен, что именно Симус должен запускать фейерверки с крыши Норы?

— Джордж сказал, что проследит за тем, чтобы Нора не взлетела на воздух раньше времени, — Рон пожал плечами.

— Это чертовски обнадеживает, — Гарри нервно поправлил бабочку, — как я выгляжу?

— Как будто на тебя несется Хогвартс-Экспресс, а ты привязан к рельсам.

— Спасибо Рон, ты всегда умел успокоить.

* * *

Нужно успокоиться. Здесь все свои, никого незнакомого или журналиста из «Пророка». Никакого министра с официальным визитом посреди ночи, чтобы преподнести свои поздравления насчет свадьбы (Кингсли невозможен со всеми этими официальностями, поэтому его пригласили как члена Ордена Феникса). Никакой неожиданной вечеринки в Аврорате по поводу прощания с холостой жизнью. Никаких сов с многочисленными предложениями об интервью и фотографиях.

Миссис Уизли умело отправила в ответ пару ласковых писем, а Рон приволок полупьяного Гарри в Нору, оставив его отсыпаться на диване в гостиной. Слава Мерлину, в таком состоянии жениха видела только Гермиона, которая устроила глобальный разнос своему кавалеру, а уже затем продравшему глаза другу.

А подготовкой к их свадьбе занималась все, вплоть от мала до велика — Флёр настояла на том, чтобы всё было украшено цветами, мистер Уизли взялся за приглашения для гостей, а Перси пообещал сохранить сие мероприятие в полной конфиденциальности. Гермиона контролировала всю подготовку, а Рон... Рон просто был другом жениха, пробующим все готовящиеся к торжеству блюда.

И было что-то поистине волшебное в этой суматохе. Тедди Люпин носился на метле на заднем дворе, приводя свою бабушку в неописуемый ужас, стоило ему только подняться над землей выше положенного. А ещё загадочная улыбка Джинни, которая всегда играла на её губах, стоило ему увидеть её.

Гари стоял под шатром и смотрел на то, как Гермиона в своем синем платье отчитывает Рона, завязывая ему бабочку — тот лишь закатил глаза, скрестив руки на груди.

Некоторые вещи никогда не изменятся.

* * *

— Гарри, сынок, — миссис Уизли стряхнула с его плеч невидимые пылинки, — тебе стоило бы причесаться — совсем как Джеймс на своей свадьбе, такой же неопрятный и оголтелый!

Он хотел искренне улыбнуться, но получилось как-то нервно и дергано. У него так и не получилось успокоиться, как бы он не утешал себя тем, что кругом все свои. Всё так серьезно и неправдоподобно, что хочешь ударить себя полбу.

— Идем, я покажу тебе кое-что.

Он не успел ничего ответить, как миссис Уизли поволокла его в дом, минуя кусты и радостные восклицания гостей при виде Гарри с будущей тещей. Он лишь махнул им рукой, приветствуя, как из своего передника женщина извлекла часы.

— Волшебные часы? — после затянувшейся паузы спросил он.

Миссис Уизли сделал неопределенный жест рукой, показывая пальцем на многочисленные стрелки:

— После того, как вы ушли на год из дома, — она сглотнула — тяжелая эта вещь, воспоминания, — я настояла, чтобы Артур добавил стрелок — «Гарри» и «Гермиона».

Гарри наклонился вперед. Стрелка с его именем находилась на надписи «Дом», как и целая куча остальных — «Джордж», «Джинни», «Перси» и «Билл». Он даже нашел стрелку Флёр, гласившую, что француженка «В пути». А вот стрелка «Фред» навсегда замерла под надписью «В смертельной опасности». И была стрелка с надписью «Тедди».

— И что я хочу сказать тебе этим, Гарри, — он сжала кисть его руки, засовывая часы обратно в передник, — ты всегда был и будешь частью нашей семьи. Тебе нечего бояться, мы всегда тут, рядом, а ушедшие люди вот здесь, — мисси Уизли положила свою морщинистую руку на грудь Гарри, на самое сердце, — и они радовались сейчас бы с нами так же искренне, как все собравшиеся.

Ему не хотелось говорить в этот момент. Его второй семьей всегда были Уизли, но в этот день она официально станет его неотъемлемой частью. Гарри всегда знал, что для матери Рона он словно восьмой ребенок в семье, а после свадьбы Билла и Флёр — Гермиона уже девятый.

И он был безмерно благодарен этой женщине за то, что её любви хватает даже на него. Даже в этот момент, когда гости гудят в ожидании начала церемонии, из окна им машет Луна, желая привлечь внимание главы семейства Уизли, а Гермиона показывает, что ему пора встать у алтаря.

Вот-вот начнется его новая жизнь. И, кажется, теперь, ему стало намного спокойнее.

Спокойнее, чем когда-либо.

Она не могла решиться — постучать или нет. Был уже довольно поздний час, а ливший без остановки дождь так и шептал ей на ухо — «ну же, стучи, Гермиона». Она, кажется, уже в сотый раз подняла руку, чтобы постучать, но дверь сама распахнулась перед ней.

— Заходи, милая, — раздался голос миссис Уизли из дома, — нечего стоять под дождем — промокнешь, да заболеешь.

Гермиона, всё ещё сомневаясь, вошла в теплый, уютный дом, в котором вкусно пахло тыквенным пирогом. Миссис Уизли порхала по кухне, в одной руке держа волшебную палочку, а в другой прихватку. За непривычно пустым столом не было никого.

Миссис Уизли усадила Гермиону за стол, налила ей чаю и поставила перед ней тарелку с теплым пирогом, а сама села напротив, в ожидании начала разговора. Но Гермиона не начинала говорить — она просто смотрела в свою тарелку, как-то не «по-гермионовски» ссутулившись, а спутанные мокрые волосы так и вызывали желание потрепать её по голове и сказать, что всё хорошо.

Молли решила начать издалека:

— Как дела в Министерстве? Как дела в Отделе магического правопорядка?

Девушка слабо улыбнулась, тыкая ложкой в пирог:

— Неплохо.

Миссис Уизли, наклонив голову вбок, присмотрелась к девушке. «Неплохо» — это не похоже на общительную и доброжелательную Гермиону.

— Что-то случилось, детка? Я всегда готова выслушать тебя.

Неожиданно она подняла голову и, поджав губу, покачала головой из стороны в сторону, а затем выпалила:

— Я бы пошла к Джинни с Гарри, но было бы невежливо с моей стороны портить их медовый месяц своими проблемами. И, наверное, зря я пришла к вам — у вас своих дел целая куча. Прошу извинить меня, миссис Уизли, — она резко вскочила из-за стола, — пожалуй, я пойду.

Молли взглянула на Гермиону, чьи глаза наполнялись слезами. Кинув прихватку на стол, она велела ей сесть. Сначала Гермиона немного засомневалась, взявшись рукой за спинку стула, но под немного суровым взглядом женщины села.

— Это из-за Рона?

Гермиона удивленно приподняла брови, но кивнула, утерев рукавом рубашки слезы.

— Ох, чуяло мое сердце, никудышный из него кавалер, даже такта, как у Перси нет! Если он обижает тебя, то я проведу с ним воспитательную беседу. Наедине. Несколько часов. А может, и несколько дней. Кто-то же должен научить его хорошим манерам!

Девушка слабо улыбнулась:

— Нет, дело не в этом, просто... да, дело в этом. Иногда мы с ним просто не можем найти компромисс, не можем решить, куда пойти вместе, не можем вместе приготовить ужин. У меня складывается такое впечатление, что Рон живет скорее с собой, чем со мной.

— Никакого такта, — миссис Уизли покачала головой, — ты, золотце, ешь пирог, а я поговорю с ним.

— Нет-нет, — Гермиона замахала руками, — я не за этим к вам пришла. Мы с Роном вполне взрослые люди и попытаемся сами решить свои проблемы. Просто... может, вы подскажите мне, как сделать лучше? Всё чаще я не могу принимать решения, даже не могу понять, что лучше, а что хуже, — она устало потерла виски. — Как будто я живу не с Рональдом, а с толпой голодных и самонадеянных детей.

Миссис Уизли улыбнулась, украдкой кидая взгляд на Волшебные часы, которые она пристроила около плиты на время готовки. Стрелка с именем «Рон» была в поле «Работа». Молли хотела подарить Джинни с Гарри такие же часы, но для их недолгого брака это пока рано, а вот Гермионе с Роном не помешало бы. Но об этом она подумает позже.

— Будь крепче, девочка, — она подтолкнула к ней кружку горячего чая, — Рон, сам того не замечая, по привычке пытается делать всё сам, игнорируя чужую помощь. Вы через столько прошли вместе, что мне страшно подумать — материнское сердце разорвется! — но тебя приводит в мой дом какая-то глупая ссора, я права?

— В магазине он рьяно доказывал, что мне не нужна овощерезка, — заметив вопросительный взгляд миссис Уизли, она поспешила добавить, — аппарат, который разрезает и измельчает овощи. Он говорил, что я всё могу сделать с помощью магии, а я ему говорила, что с этим мне привычнее, я же, — она замолчала, но всего лишь на секунду, — маглорожденная.

— Так вы её купили или нет?

— Да, — девушка улыбнулась, — я переспорила его.

Миссис Уизли улыбнулась, вставая из-за стола:

— Вот видишь! Я же говорю, что тебе нужно быть крепче, Гермиона — за это он тебя и любит. Ешь пирог и пей чай, пока они не остыли, а я отойду отправить письмо Артуру, чтобы не задерживался на работе.

Если бы Гермиона не находилась в подавленном состоянии, то наверняка бы заметила, что стрелка «Артур» на часах замерла под надписью «Дом». Но куда ей было до этого? Она была в паутине собственных чувств и переживаний.

А пока миссис Уизли искала перо и конверт, сова уже сидела на подоконнике, в ожидании очередного полета.

После отменного тыквенного пирога и чашки чая Гермионе не хотелось возвращаться домой. Хотелось на один день забыть о том, что Рон ждет её, чтобы опять поругаться или поспорить — в последнее время они только этим и занимаются, но совесть грызла её тем, что часы уже отбили половину третьего утра. Распрощавшись и поблагодарив за всё, она ушла.

Миссис Уизли стояла на крыльце под зонтом и смотрела, как она трансгрессирует. Всё казалось ей таким неестественным — раньше она бы никогда не пошла к Молли. Ведь это мама Рона, да и куда ей до их бытовых проблем? А сейчас у Гермионы было такое ощущение, словно она поговорила с Джинни.

Чувство легкости не покидало её, пока она не остановилась напротив двери их с Роном квартиры. Он наверняка спит и не заметит, когда она пришла и даже забудет спросить утром, почему и где она задержалась. А она у него всегда спрашивает это, если не дожидается его и засыпает.

Вздохнув, она открыла дверь и едва не снесла стойку с зонтиками от удивления.

Перед ней стоял Рон, на двух коленях, и с выражением мученика смотрел в пол, но стоило ей появиться, как он оперся одной ногой о пол и выпалил что-то неразборчивое на одном дыхание. Весь запыхавшийся и красный до корней рыжих волос, он в нервном ожидании глядел снизу вверх на девушку.

— Что ты сказал, Рональд? — сиплым голосом переспросила Гермиона, не веря своим глазам.

Конечно, она предполагала, что он мог сказать ей, но хотелось услышать это в понятном для английского языка варианте.

— Ты выйдешь за меня, Гермиона Джин Грейнджер? Я знаю, я идиот, но я люблю тебя.

— Да.

Они замолчали. Гермиона даже не обратила внимания на кольцо в красной бархатной коробке — сам Рон в таком положение вызывал у неё умиление и желание ущипнуть себя.

— Можно я встану? У меня ноги так затекли — я прождал тебя два часа с лишним.

— В такой позе?

— Ну да.

Девушка рассмеялась, протягивая ему руку:

— Какой же ты дурак, — улыбнулась она, обнимая своего жениха, — Рональд, какой же ты идиот.

— Я знаю, — ответил он, поглаживая её по мокрым волосам.

Но Гермиона Грейнджер опять не заметила кое-что, в силу чувств радости и умиления — из заднего кармана Рона торчало письмо с коротким, но очень ясным содержанием:

Рональд Биллиус Уизли,

Ты уже всем надоел со своей неуверенностью.

С любовью, мама.

Стрелка Чарли Уизли находилась либо в секторе «На работе», либо в секторе «В пути». Однако, «в пути» он был не в сторону дома. Миссис Уизли вообще сомневалась, окажется ли он когда-нибудь дома.

Он раз в месяц присылал матери длинное письмо, с описанием всего, что происходило с ним, но и не забывал посвящать добрую половину пергамента своим огнедышащим любимцам. В ответ Молли писала ему о том, как поживает вся семья, не забыв приложить к письму первые колдографии с летающим на детской метле Джеймсом и скептически слушающей сказки на ночь Розой.

Однако, несмотря на осведомленность о происходящем, Чарли не было рядом. Он прилетал на свадьбу Рона и Гермиона, и, как выяснилось позже, Джордж уговорил его притащить с собой в подарок маленького дракона, из-за которого во время клятвы вечной любви в воздух взлетела уйма фейерверков, что даже Финниган удивлено уставился в небо.

Миссис Уизли такой подарок не одобрила и хотела запереть дракона в сарае, но Чарли едва успел остановить её — запущенные фейерверки это ещё ладно, но сгоревший сарай и дом она вряд ли сможет пережить.

Джинни от хохота едва со стула не свалилась, а Гермиона была готова рвать и метать, то краснея от злобы, то трясясь от волнения. Свадьба прошла, слава Мерлину, спокойно и без происшествий, разве что тетушка Мюриэл отказалась сидеть около Хагрида, заявив, что за его локтями она ничего не увидит.

Родители Гермионы хоть и чувствовали себя не в своей тарелке, но когда увидели садовых гномов, перевязанных веревкой и подвешенных под крышу шатра как украшение, готовы были бежать до самой Ирландии.

А Чарли чувствовал себя так, будто бросил в Румынии свою семью, хотя сейчас она была здесь, в Англии. Родители кружились в танце под веселую игру маленького квартета, Гарри и Джинни над чем-то смеялись, Перси танцевал с тетушкой Мюриэл, пытаясь придать лицу важное выражение, а Рон и Гермиона просто были счастливы. Даже очередная ссора Джорджа и Анджелины не могла ничего испортить, разве что весь оставшийся вечер почти каждый гость пытался их примерить.

Как бы прекрасна не была жизнь дома, он уже забыл, каково это, вернуться в этот мир, где нет никакого страха и войны. Мама несколько раз намекала, что ему не помешало бы жениться, на что Билл в шутку сказал, что он уже женат на своих драконах. Сначала Чарли немного разозлился, но потом согласился с мнением брата.

Однажды, когда он с коллегами праздновал «вылупление» очередного дракона в пабе, то познакомился с очаровательной ведьмочкой, но дальше выпивки и спутанных поцелуев у них не дошло.

Иногда Чарли казалось, что если он сойдется с кем-то, то это окажется какая-нибудь стервозная натура вроде Китайского огненного шара или красивая особа, как Опаловоглазый антипод, но никакая, как Шведский тупорылый дракон. Поэтому пока лучше не женится — пока он не избавится от этих предрассудков.

А он от них никогда не избавится, так что лучше радоваться чужому, иному счастью, ведь своему всегда успеешь нарадоваться позже.

Чета Уизли старшего не очень часто гостила у родителей. Иногда матери-француженке удавалось вывести семью из скучного и затуманенного Лондона на окутывающий теплом и солнечным светом берег Франции, но потом возникали некоторого рода проблемы, решать которые приходилось полгода, а то и год.

Мари-Виктуар на дух не переносила «пустынно теплую Францию, пропитанную запахами твердого хлеба и моря», предпочитая перед каждым возможным отъездом устраивать сцены или скандалы, желая остаться с Тедди и его бабушкой.

Боевой характер старшая дочь унаследовала явно от Уизли, а вот скептицизм во взгляде и немного горделивый вид от матери — стоило только чему-то идти не по её плану, как девочка скрещивала руки на груди и делала вид, будто не понимает английскую речь.

Со старшей сестры пример взяли и Доминик с Луи. Как только Флёр собиралась идти в гости к своим подругам, дети тут же прятались по всему дому, со смехом наблюдая за тем, как мама заглядывает под их кровати и в шкафы. Но стоило ей сообщить, что она собирается на Косую аллею, как от детей было некуда деться — они следовали за ней от одной комнаты до другой, предлагая свою помощь: то платье маме застегнуть, то помочь сумочку подобрать.

Иногда Мари-Виктуар, стоило маме с папой уйти, приходила в гостиную к играющим вместе Доминик и Луи, и, придумывая очередную игру, связанную с маминым гардеробом, духами или косметикой, вела младших брата и сестру в родительскую спальню. Луи ложился на кровать и, подперев щеки руками, с любопытством наблюдал за перевоплощениями сестер.

В отличие от бледнокожей и красивой старшей сестры, вылитой матери, Доминик была слегка загорелой, а рыжие волнистые волосы с веселой россыпью веснушек на лице делали её «одной из тех самых Уизли».

В этом доме на берегу моря чаще всего звучал именно её смех, гремели недовольные крики Мари-Виктуар, и помогал готовить маме Луи. В этом доме всегда читались на ночь сказки папой, который порой засыпал в одной из детских кроватей с включенной лампой. В этом доме всегда звучали извинения старшей дочери перед матерью, а та, обнимая дочь в знак прощения, всегда говорила ей, что она может делать, что пожелает её сердце — потому, что именно так было и будет правильно. В этом доме запах духов перемешивался с соленым запахом моря.

Из радиоприемника летом гремел французский шансон, а Луи с Доминик подглядывали за гуляющими вдоль моря Мари-Виктуар и её другом, который очень любил яркие цвета для волос, синий, или, например, фиолетовый.

В доме бабушки и дедушки всегда пахло едой, скрипели деревянные половицы, и можно было кататься по перилам. Но с приездом мамы запах тыквенного пирога смешивался с мамиными духами, папа с дедушкой обсуждали какие-то важные дела за столом, а бабушка с мамой о чем-то разговаривали, улыбаясь.

Мама выглядела для дома бабушки с дедушкой, порой, слишком красиво — дорогая мантия, под которой очередное платье, делающее её похожей на сошедшее с небес ангельское создание, нарядная прическа. Папа отказывался надевать черную мантию, говоря, что с ней у него связаны отнюдь не самые прекрасные воспоминания, предпочитая носить маггловскую кожаную куртку, которая, кстати, тоже была черной.

У бабушки с дедушкой можно было играть во все придуманные ими игры — хоть ловить гномов и рассаживать их по банкам, хоть летать на маленьких метлах (Флёр была категорически против них, после потери одной из семейных ваз IIIвека до н.э).

Но больше всего на свете Мари-Виктуар любила Рождество у бабушки с дедушкой — во время него мама как-то преображалась. Если во время её временных визитов летом к детям она как-то резко выделяется в своих нарядных мантиях на фоне «заплатанной» Норы, то в это волшебное время она становится его частью — исчезают эти нарядные мантии, запах духов и драгоценные камни в мочках её ушей. Такой она нравится ей намного больше, а особенно в синем свитере с буквой «Ф», заботливо связанном Молли Уизли.

Во время одного из летних поздних ужинов, когда дедушка унес заснувшую Доминик в спальню на втором этаже, где некогда жил её дядя Фред, чья стрелка никогда не двигалась на волшебных часах бабушки. Когда Мари-Виктуар была чуть помладше, она привела папу в кухню и показала на стоявшие тогда около плиты часы — мол, смотри, они сломались, ведь эта стрелка уже больше недели не двигается.

Потрепав старшую дочь по голове, он увел её в спальню под предлогом прочитать её любимую сказку — «Мохнатое сердце колдуна». Но вот ей выдалась возможность узнать про эту стрелку у обладательницы самих часов.

— Бабушка, — девочка наклонилась над столом, словно хотела поведать собеседнице секрет. Миссис Уизли, выписывающая рецепт для дяди Ксенофилиуса, подняла голову и отложила перо, не замечая, что с него на пергамент капают чернила. — А можно мне посмотреть на твои часы?

В последнее время она все чаще носила их с собой, чтобы знать, где бегают её внуки — может, играют в квиддич, а, может, уже вовсю стучат в двери мистера Лавгуда, вымаливая у него Змеевидного чихуна, чтобы в очередной раз упустить его и искать весь день в болотах.

Бабушка вынула из передника свои часы и протянула их внучке. Недолго рассматривая агрегат, девочка водила по нему пальцами — стрелка Артур медленно ползла из сектора «Работа» в сектор «Дом».

В отличие от темных стрелок на часах особенно ярко выделялись приделанные стрелки «Мари-Виктуар», «Доминик» и «Луи» — все их стрелки были в секторе «Дом».

— А что произойдет с ними, если с кем-нибудь из нас что-то случится? Луи грохнется с метлы прямо об старый дуб?

Бабушка вздрогнула и после долгой паузы ответила:

— Такого не произойдет, потому что завтра я закрою сарай с метлами на ключ.

И тут ей стало стыдно. Не стоило задавать бабушке такого вопроса — теперь, расписывая для мистера Лавгуда рецепт, её руки тряслись, и Мари-Виктуар точно знала, что это не старческое. Нагнетающую тишину и накипающий стыд внучки рассеял скрип половиц — спустя секунду дедушка сидел возле бабушки, с печалью глядя на часы в руках внучки.

На следующее утро миссис Уизли обнаружила свои часы на столе, хотя убирала их в тайник от любопытных внуков, но, видимо, пора менять тайные места — от Мари-Виктуар не ускользнет ни одна банка на этой кухне.

А к часам прилагалась коротенькая записка, написанная на обратной стороне брошенного миссис Уизли рецепта для Ксенофилиуса:

Я обещаю, мы будем аккуратно летать над деревьями.