Настоящая Тридцать третья глава или Вынужденно забытый танец Гермионы Грейнджер (гет)

Наколдовывая хрустальный фиал, Гермиона Грейнджер, как на уроке маггловских танцев, считала...

«И раз» — Гарри подносит к глазам Снейпа тот самый фиал, ловя воспоминания, которые, как крапленая карта в руках опытного шулера, должны были всплыть в самый подходящий момент.

«И два» — Рон до боли сжимает ее руку, на мгновение возвращая в привычный неуловимый бег секунд.

«И три» — Гарри невидящими глазами обводит Визжащую Хижину, пытаясь сфокусироваться на том, как быстрее добраться до кабинета директора, чтобы увидеть то, что отдал ему так долго ненавидимый зельевар (Помочь, подтолкнуть, направить, отступить).

«Поворот» — они втроем переступают через безжизненное тело того, кто несколько секунд назад своим невыносимым и обреченным хриплым голосом шептал: «Посмотри на меня».

«Антре» — вход в туннель, отсекающий беглецов от Визжащей Хижины. Вперед, только вперед, нужно ползти как можно быстрее, ведь слова Волдеморта возникают раз за разом на подкорке.

«Плийе» — сердце скатывается, как войлочный мячик, а сознание опережает реакцию тела: «Петрификус тоталус» — один за другим, как шаг-поворот, как па-де-де — ошарашенные Гарри и Рон оседают на склизкий пол. Но об этом она подумает позже.

А сейчас у нее есть четыре с половиной минуты, чтобы исполнить свой сольный выход. И видит Мерлин, она не позволит себе ни одного неверного движения.

«Прыжок» — и в несколько выдохов Гермиона возвращается в стартовую позицию. Сцена — пол Воющей Хижины. Партнер — Северус Снейп. Странная нелогичная привязанность, отголоски увлечения учителями, тянущаяся со второго курса. Так, возможно, думала бы Гермиона Грейнджер. Но ей некогда думать.

«Взмах» — фиксирующая повязка на растерзанное горло, «бросок» — вытяжка бадьяна пропитывает бинты, «разворот» — кровеостанавливающее и кроветворное зелья сами выпрыгивают из сумочки в руку, «шаг» — безоар, привет из первой встречи, на всякий случай, в качестве страховки.

И, как «па последней надежды», упасть на колени, прикоснуться губами ко рту того, ради которого и был импровизирован этот танец.

У нее осталось полторы минуты — как раз на то, чтобы поджечь палочкой маггловскую сигарету, сделать пару затяжек и сколоть непослушные волосы деревянной заколкой.

«Росчерк» — из палочки рвется такой правильный Обливиэйт. Чем меньше Снейп будет помнить о спасшей его невыносимой всезнайке, тем лучше. О «па» — так и подавно.

«Секунда на размышления» — партнер неожиданно подхватывает нить танца — рвет висящий на шее кулон, активируя спрятанный там порт-ключ. Что ж, тем лучше — Инсендио Максима сделает исчезновение не ставшего ничьим шпиона логичным.

Гермиона Грейнджер закончила свой танец, но аплодисментов ей не придется дождаться.

Теперь нужно возвращаться в туннель, заштриховывать память Гарри и уютному Рону. Всем будет от этого лучше — и ей в первую очередь.

Эпилог. Девятнадцать лет спустя.

Зачем Северус Снейп приходил каждое первое сентября на вокзал Кингс-Кросс под чужой личиной, он и сам не знал. Все искал ускользающий ответ и не находил. Но после того, как выбрался из Воющей Хижины и активировал настроенный только на него порт-ключ в свою резиденцию в Испании, он привык не задавать себе лишних вопросов, на которые заведомо не мог дать ответы.

За время своих нелогичных ежесентябрьских посещений Северус несколько раз видел Поттера-Уже-Не-Мальчика-Который-Всем-Назло-Выжил и его рыжего дружка-приживалу. Их всегда сопровождали жены — единственная девочка из рода Уизли Джиневра-Теперь-Уже-Поттер и какая-то молодая женщина с копной каштановых волос. Откуда она ему знакома, Северус не помнил, что его почему-то задевало.

Поэтому, когда порыв ветра развернул к нему хрупкую фигурку, которая в ту самую секунду прикурила палочкой сигарету, и, недовольно морщась, собрала волосы под заколкой, Северус даже не осознал момент, когда плотина его воспоминаний прорвалась.

Щелчок — и механизм пришел в действие, раскручивая, как киноленту, вспышки событий:

Ее первый курс: сортировка — и Шляпа отправляет не по годам умную девчонку со смешными кудряшками в столь ненавистный им Гриффиндор — факультет ненужного безрассудства.

Ее второй курс: так и не ставшая тайной кража шкурки бумсланга из его личных запасов — и восхищение такой наглостью мешается с раздражением — неужели она думала, что останется незамеченной в его хранилище, полном защитных чар?

Ее третий курс: и запоздалое одобрение по поводу такого уровня владения волшебной палочкой — в четырнадцатилетнем возрасте застать врасплох одного из лучших знатоков темных искусств — и при этом столь горестно сожалеть об этом в теплой компании оборотня и беглеца.

Ее четвертый курс: мерзкий выкормыш Люциуса удлиняет ей зубы — и глухое раздражение накатывает на Северуса от того, что девчонка не смогла себя защитить, и нелогично падает на ее же голову: «Не вижу особой разницы». Волна пока еще небольшого цунами зарождается где-то внутри при виде передовиц «Ежедневного пророка» с ней на обложке, она обнимает Поттера — и отшатывается от него при вспышках колдокамер. О, это отшатывание можно было наблюдать бесконечно.

Ее пятый курс: непонятное чувство при виде шестнадцатилетнего уже не подростка, но еще и не девушки, так заливисто смеющейся в коридорах Штаб-квартиры Ордена Феникса. И этот раздрай, начинающий клубиться при одном виде этого лохматого кудрявого индивидуума. Как же невовремя ты вышел из эмоциональной спячки, Северус. Теперь ставшая частью твоей жизни Окклюменция стала извечным ритуалом, монотоннее чистки зубов.

Ее шестой курс: изматывающая тревога за нее, так крепко связанную с двумя недоразумениями — черным и рыжим. Неожиданное умиление при виде подсмотренного разочарования в успехе Поттера в зельеварении — и жесткая епитимья, наложенная на себя после сразу же после этого помешательства. Убийство старого манипулятора — и чувство вины — она никогда не поймет, не простит, оттолкнет.

Ее седьмой курс: бесконечные аппарации за кочующими неумехами. Запутывание их следов от неудачных перемещений, изматывающее волнение и редкие вспышки при виде нее. Сердце мурашками подползало вверх, к самому горлу.

Северус даже не пытался дать название природе этих чувств, он боялся этого банального слова, не способного ни на одну миллионную выразить ту какофонию, что творилась в нем: волнение, страх за нее, всепоглощающее желание подойти поближе и коснуться изгиба ее шеи. Он не знал, что чувствовал к Гермионе Грейнджер, но прекрасно осознавал, как он чувствует без нее. Чернота — глухая, как его нескончаемые мантии.

Вокруг становилось все напряженнее: еле сдерживаемая ярость и ненависть МакГонагалл — чистая, как слеза феникса — хоть сцеживай и передавай в Парижскую палату мер и весов в качестве образца. Непонятные вспышки в поведении Волдеморта, подобные маятнику — безумный восторг и такая же эйфория по поводу и без.

После одного из таких стихийных бедствий Северус пообещал себе в порыве малодушия выжить. Ради нее. Зачем — он не задумывался. Просто выжить.

И, наконец, Воющая Хижина — то, что снилось ему урывками эти девятнадцать лет, не давая покоя.

Ее пассы над его ранами и это странно-уловимое ощущение чего-то неизбежного. Ее дыхание на его губах, полувздох, который, вероятно, показался Северусу его именем.

И через два стука сердца — ореховая радужка в последний раз пропечатывается в его зрачках, потому что неумолимый Обливиэйт не оставляет ни одного шанса. Рывок в пространстве от активированного портключа — и невыносимая пустота, такая длинная девятнадцатилетняя пустота.

— — Поджигая палочкой сигарету, затягиваясь и скалывая непослушные волосы заколкой, Гермиона Джин Уизли почувствовала мощную волну магии, обжегшую ее чуть ниже лопаток. Оборачиваясь по неистребимой детской привычке через правое плечо, она еще не знала, что ее танец длиной в девятнадцать лет в эту самую секунду перестал быть сольным.