Надежды (джен)

За окном завывает вьюга. Настоящая, такая, какой Британия не видела уже добрые десять лет. За всю свою жизнь я застала ее лишь два раза. Первый раз я помню так ясно, будто вижу его сейчас перед глазами: это был февральский вечер, когда мы с Гарри и Роном еще первокурсниками пытались разгадать загадку философского камня. Снег залеплял все окна, ветер выл не хуже стаи голодных волков, а мы сидели перед камином и самозабвенно размышляли о сокровище, которое стерег Пушок. И вот сегодня вьюга стучится в мои окна (так уж нам везет — самая непогода приходит, когда наступает время сна, и не нужно идти на работу, закрывая лицо от кошмарного ветра), а я сижу в огромном кресле, поджав ноги и уставившись в ветхий экземпляр «Колдомедицины для начинающих: повреждения от заклятий». Вообще-то, я работаю вовсе не целителем, но нужно же иметь представление, что делать в ситуациях, которые я обозначила как «мало ли». Не буду скрывать, что «читать» — слишком громкое слово для обозначения моих действий сейчас: взгляд направлен вовсе не на пожелтевшие страницы, а книга вот-вот выпадет из рук.

Вчера вечером в этом самом доме — Рональд уже успел окрестить его «нашим», — Гарри и Рон ругались очень громко, сопровождая перепалку выставленными наизготовку палочками. Два самых близких мне человека снова повздорили из-за того, что Гарри посчитал смешным процитировать слова профессора Трелони: «Сердце твое не способно на любовь. Душа сухая, как страницы учебника, к которым ты привязана навсегда». Вообще-то, я не обиделась, и даже рассмеялась бы, если бы Рон не вскочил со стула с таким видом, словно только что нечаянно сел на соплохвоста. Рональд, гиппогриф его дери, обычно не спешит разбираться, где граница между шуткой и оскорблением в мою сторону. Конечно, ссоры между друзьями были не редкостью еще в школе, но каждый раз я чувствовала себя некомфортно и отчаянно надеялась, что они помирятся. Как надеюсь сейчас.

Легкий стук в дверь, и я подскакиваю на месте, словно ошпаренная. Разумеется, прошло то время, когда люди вздрагивают и не знают, друг или враг стоит за дверью, но я, наверное, никогда не перестану инстинктивно выхватывать палочку и ожидать худшего.

— Гарри? — Удивленно вскрикиваю я и сразу же поворачиваюсь к лестнице, прислушиваясь, не проснулся ли Рон. — Проходи скорее.

Гарри, мой милый Гарри Поттер улыбается мне и скидывает куртку, мокрую от тающих в тепле снежинок, которые уже успели облепить ее почти полностью, несмотря на то, что Гарри, наверняка, аппарировал прямо к крыльцу.

— Гермиона, я...— начинает он, но я тут же приставляю палец к губам и кидаю взгляд в сторону второго этажа: Рон не оценит гостя в два часа ночи.

— Гарри, тише.

— ...хотел извинится...

— Гарри, заткнись! — Не выдерживаю я и подталкиваю его к кухне.

— Садись. Чай будешь? — Не дожидаясь ответа, ставлю греться чайник.

— Гермиона, я хотел извиниться за вчерашнее. Я вовсе не хотел тебя обидеть... решил прийти, когда Рон уже спит, он ведь не захочет видеть меня еще дня два. — Протараторил он, от волнения энергично жестикулируя, чем заставил меня улыбнуться.

— Я вовсе не обижаюсь, Гарри, правда. Все в порядке. — В подтверждение своим словам, я подхожу и обнимаю так и не попытавшегося опуститься на предложенный стул Гарри

Я чувствую аромат яблочного пирога, который является коронным блюдом Джинни, запах дорогой кожи, которым непременно пропитан кабинет Главного Аврора. От Гарри веет уличной прохладой, отчего я, просидевшая весь вечер дома, невольно начинаю зябнуть. Мы стоим, обнявшись, долго, ноги постепенно начинают уставать, руки побаливать от пребывания в одном и том же положении, чайник закипает, а Рон стоит, облокотившись на дверной косяк, и улыбается.

Мои надежды сбываются не в последний раз.