Парад самозванцев  (джен)

… Огромное помещение. Подвесные потолки с ярко выраженной позолотой и бриллиантовой пылью, стены, стыдливо прикрывающие вполне королевские обои с тюльпанами персидскими коврами с толщиной в несколько больших пальцев и крикливой мазнёй, на которую принято изумлённо таращиться и умно рассуждать о значении обыкновенного красного ромба или синей загогулины, пока не приспичит в туалет. В одном углу — кушетка с ортопедическим жёстким матрасом, в другом — диван с потрясающей воображение настоящего прожигателя жизни периной, а рядом примостилась тонкая дубовая доска с вызывающе выпирающими гвоздями. Вблизи всего этого добра кукольные ломкие стеклянные столики и осиновые огрызки настоящих столов. На обоих вариантах лежит куча свёртков. Совершенно одинаковых. Но точно известно, что их владельцы найдут именно свои. Такова магия. Магия мести. За что мстить? Кому мстить? Варианты будут? Конечно, нет. Не зря ведь всё продумано так, чтобы никто ничего не заподозрил. Все удобства, все красоты древних моментов и проволочных воспоминаний учтены. Даже музыка. Вроде бы ненавязчивая, тихая, тонкая мелодия. Слова не предусмотрены. Но и сочетания нот имеют влияние. Сочетания, созданные непризнанным гением за день до его смерти. После смерти он стал признанным. Но эту мелодию практически не использовали. Непонятно, почему. Хотя, наверное, просто опасались её мнимого спокойствия, того самого ощущения, которое испытывает комар, собираясь присосаться к находящемуся в бессознательном состоянии человеку. Ведь в глубине своей комариной души он понимает, что человек может быстро очнуться и также быстро прихлопнуть его, бедного вредного представителя алчной мошкары, опьянённого вкусом горьковатой сытной крови.

Мелодия звучала. Да, только она. Потом послышался хлопок в ладоши — и в помещении добавилось предметов. Появилось ещё несколько столов разной формы, несколько стульев, кресел и пуфиков. На столах возникли истинные съедобные диковинки, которые мечтает попробовать любой уважающий себя гурман, рядом со вполне привычным харчем вроде бифштексов и жареной картошки. Здесь же стояли и напитки самого разного рода. В центре комнаты вдруг возник ещё один стол. Он смахивал на бильярдный своим нежно-зелёным сукном и мрачно поблёскивающими лунками. Вот только лунок было больше, чем на обычном бильярдном столе. И не было ни шаров, ни кия. Только Шляпа. Та самая, Распределяющая. Шляпа тихо хихикала и напевала:

— Я снова пьян, но пьян не от вина,

А от веселья пьян, пьян.

И пусть я сам отнюдь не без изъяна,

Тут вообще беда, да…

После каждого слова она позволяла себе обратить внимательный взгляд на ту или иную лунку, словно что-то прикидывая. Однако словно бы не позволяла мыслям овладеть собой и продолжала хихикать и петь. А в помещении начали появляться первые гости…

… Серый плащ, скрывающий тело до самых носков серых же остроносых ботинок. Серая шляпа с мутно-белесой пряжкой. Короткие растрёпанные волосы, по цвету застрявшие где-то посредине между прыщавой белизной и рокочущей сединой. Грязно-серебряные, явно антикварные, очки на носу. И непонимание, зачем же он сюда явился. Зачем он вообще кому-то нужен в этом странном помещении. Но он не смог отказаться. Победило остервенелое за годы аристократической тупости любопытство. Поэтому прилетевшая от пожелавшего остаться неизвестным адресата сова целый час с его позволения преспокойно уничтожала непонятно как унюханную карамель. Он тогда ещё удивился. Совы ведь не едят карамель. Они могут питаться мышами, крысами, ну, или, в крайнем случае, не обогащённой варварскими кремами выпечкой. Но не карамелью. А эта сова, совершенно обычная, серая с чёрными пятнами, аж ухала от удовольствия, расклёвывая конфеты. Что-то далёкое промелькнуло в его памяти, когда он наблюдал за ней. Что-то звонкое, странно человеческое. И неожиданно чужое. То, что никогда не будет относиться к нему. И то, что скрывается на безликом полуразрушенном кладбище в безликой полуразрушенной могиле со слишком выразительным чёрным крестом. И колдографией. Колдографией упрямой девицы с ало-золотого факультета. И не важно, что могила пуста. В её смерти никто не сомневается. Только он сам долго не хотел в это верить. Ему казалось, что Грейнджер не из тех, кто способен вот так просто умереть. По крайней мере, пока ей не покажут целую диссертацию на тему того, почему она, собственно, должна расставаться с жизнью. И эта карамель. Её любимые конфеты. Он никогда не следил за ней специально, но всё-таки помнил по Хогвартсу её невероятно довольное лицо и готовность сделать невозможное, когда кто-то протягивал ей хотя бы одну такую конфетку. Прошли годы со дня её смерти. Годы, полные лживых переворотов и красочных сентенций на тему выспреннего коматозного добра. Нет Тёмного Лорда. Нет Дамблдора. Нет Золотого Мальчика. Есть другой герой. Никому не нужный, но устраивающий всех. Тот самый. Рон Уизли. Доказавший, что он достоин героического звания, произнесением одного единственного тёмного заклинания. И есть мировая тень в его лице. Лице, хмуро обозревающем сейчас новомодную живопись на стене у входа…

… — Приходят те, кому под масками всегда скрывать что есть, есть!.. — заливается Шляпа, наблюдая за гостями.

Их уже достаточно много. Никто не отказался от приглашения. Хотя были варианты. Например, этот, когда-то усиленно старающийся не быть противоположностью мачо. Сейчас, правда, ему это не было нужно. И красные крикливые одежды с уймой блестящих штуковин только подчёркивали это. А глаза… Они так и просили удара дубиной. Только жалко было. Дубину. Её же отмывать после этого придётся. Или вот эта, так званая Женщина-Хам. Изящная стерва с повадками средневекового клоуна и привычкой по полчаса изгаляться в постели с первым попавшимся идиотом на тему того, зачем нашему миру морщерогие козляки и в каких далях сейчас мозгошмыги. Экземпляров хватало. Хватало должников мыла и верёвки, любовно смотанной на фабрике совести. И маски. Сплошные маски. Ничего не скрывающие маски. Хотя, да, скрывать им было что. Но не тем было это место, чтобы существовала возможность что-то скрывать. Хотя никто из гостей не понимал этого.

Раздался едва уловимый щелчок. Это был сигнал к действию. Пора было начинать. Шляпа прокашлялась и голосом, в который магическим образом было добавлено децибел, произнесла:

— Леди и джентльмены, рада вас всех приветствовать здесь! Спасибо, что откликнулись на просьбу и явились. Прошу вас наполнять желудки и ни о чём пока не думать. Позже я скажу, почему нужно было вас всех здесь собрать. Кстати, — Шляпа позволила себе иронически искривить рот, — выйти отсюда вы не сможете.

Естественно, никто ей не поверил. Начали пробовать самые разнообразные заклинания и даже просто пытались выбить дверь, но ни у кого это не получалось. Палочки вообще почему-то особенно плохо слушались своих хозяев. Только у одного вырвался малозаметный луч, дававший шанс выбраться. Но он сам этого не захотел. Ему было интересно, что будет дальше.

А кушанья и напитки на столах неожиданно стали словно притягивать к себе людей, манить, изъясняясь более прямо, чем мастера стриптиза и интимных отношений по маггловскому телефону. И далее последовал длительный акт слияния ртов и пищи, более деликатный, чем первое свидание, и более омерзительный, чем образы в голове закоренелого некрофила. И нетерпеливый, как пожилая нимфоманка.

— Глупцов парад, позёров ищет взгляд… — пела Шляпа, наблюдая за гостями и готовясь к следующему эпизоду пьесы.

Наконец, все оторвались от столов с едой, плотоядно улыбаясь друг друга и в глубине души лишь задумываясь, что с ними происходит. Не просто же так это затеяно… Но ответа не было. И только один человек вспоминал сову со странными вкусами, внутренне улыбаясь…

— Прошу вас теперь подойти к столу со свёртками. Берите то, на что укажет глаз, и устраивайтесь на любом виде лежанки. — Сказала Шляпа, внутренне аплодируя мастерству того человека, который придумал это всё.

Её просьбу выполнили. При этом почти все выбрали мягкий диван, и только один человек, хмыкнув, устроился на кушетке с ортопедическим матрасом. Вообще-то, он был не против попытаться умоститься и на гвоздях, но решил, что это будет слишком. Неожиданно все засыпают, прижимая так и не открытые свёртки к самому сердцу. Абсолютно все. Даже тот, кому был дан шанс выбраться, не избегает этой участи.

— Держитесь, господа, вам мат! — смеясь, напевает Шляпа, а затем медленно считает до 13.

После этого люди просыпаются, только выглядят они одновременно более искренними, хотя и какими-то несколько одурманенными. И они, скалясь, словно зомби, подходят к столу со Шляпой. Никаких указаний более не нужно. Все произносят уменьшающее заклинание и кладут свои свёртки в лунки, а затем по очереди надевают на голову Распределяющую Шляпу. Теперь она должна будет определить, на каком кругу Ада они окажутся. Или, может, кого-то пустят в Чистилище… Свёртки, лежащие в лунках, обладают функцией содержать в себе всё самое омерзительное, что есть в их обладателях. И через лунки это передаётся Шляпе. И она кричит, оказавшись на голове первого же, такого на вид невинного мужчины с каштановыми волосами:

— Виновен!

И вместо мужчины на столе вдруг оказывается кучка пепла. Точно также происходит со следующим. И ещё с тремя. У каждого из них перед смертью в голове проскальзывает чужая фраза, объясняющая их виновность: «Ленивое смирение с тупым порядком, самозваная жизнь». Доходит очередь до «мачо наоборот». Но ему не удаётся так быстро умереть. Он корчится и кричит минут пятнадцать, страдая от невыразимых мук, и только потом медленно сгорает. А в голове его стучит всего одно-единственное слово: «Предатель!» То же самое происходит с Женщиной-Хамом. Последним Шляпу одевает мировая тень. Но он не сгорает. Шляпа кричит:

— Нет вины!

Он спокойно снимает её с себя, а в помещении появляется женщина, смутно напоминающая ту самую гриффиндорку, ставшую жертвой нового режима, режима, дарующего идиотское спокойствие и отсутствие мысли. Она поёт, улыбаясь и кивая на пепел, оставшийся от людей:

— А теперь взгляните на других,

Чем, скажите, я смешнее их?

Если маску снять любого тут,

Станет ясно, кто из нас здесь шут!..

— Решила меня пожалеть? — спокойно осведомляется он, чуть наклонив голову.

Она пожимает плечами.

— Ты не изменился. Ты остался таким же именно благодаря своей былой ничтожности и тупости. И ты помнил обо мне.

— Как ты спаслась?

— Простая случайность. Память заучки помогла выудить на свет Божий нечаянно высмотренное заклинание из одной древней книжонки… А теперь я предлагаю тебе брачный союз. Он достаточно выгоден нам обоим. Мне нужен человек, которому я смогу верить хоть каплю, а Шляпа доказала, что это возможно, а тебе нужен кто-то, кто поможет тебе выйти из тени. Ты достаточно времени там провёл.

Он пожал плечами.

— Собственно, мне всё равно. Если ты хочешь, пусть будет так. Только покажешь мне потом этот фокус со свёртками и лунками.

— Без проблем. — Она вздохнула. — Сквозь смешные маски изучаю я народ, Вокруг одни придворные и знать, Звёзды маскарадов заслоняют небосвод, Польстить им, словно нищим грош подать… Какое счастье, что больше всего этого нет!..

Эпилог

Семейство Малфой-Грейнджер достаточно спокойно прожило до глубокой старости, имея огромный вес в осиротевшем без былых самозванцев обществе. Детей у них не было, как и не было намёка на пошлую страсть. Только постепенное осознание, что друг без друга они не выживут. Просто потому, что они друг друга понимают так, как никто больше. И для этого совершенно не нужен дикий низменный романтизм, щедро приправленный чёрным фанатизмом.