Яблоко раздора (джен)

Фонтан рассказывает сказку,

как будто грезит наяву, -

почти без звука, глухо, вязко

упало яблоко в траву.

/Райнер Мария Рильке/

— Магглы — источник всех бед и корень зла, — произнёс Мальсибер. — Прячась, мы никогда не обретём подлинного величия! Могущество, подкрепленное традициями, преодолеет любые препятствия. Лишь семьи, в которых течет чистая кровь, поддерживают уровень силы магического мира! И я горд, что мой выбор лишь подтверждает, как прекрасно будущее, что нас ждёт впереди! Это, друзья мои, может, и банально, но это то, что я чувствую.

Он стоял в центре ярко освещенного банкетного зала семейного особняка Блэков в окружении представителей аристократии магического мира. Недавняя церемония бракосочетания Мальсибера и чистокровной молодой волшебницы привлекла всеобщее внимание, а также приверженность идеям чистоты крови повысила интерес в глазах Вальбурги и Ориона Блэков, которые устроили в честь молодой пары торжественный приём.

Мальсибер, бледные щеки которого заливались краской от каждого заданного ему вопроса, продолжал твердить о величии магических семей и о том счастье, когда два представителя чистокровной элиты воссоединяются, чтобы исполнить своё предназначение.

В разных концах зала Друэлла Блэк, казавшаяся слишком тучной для своей парадной мантии, и Сигнус Блэк, выглядевший в ней слишком худым, изучали гостей с одинаковой мыслью, в которой никто из них не признался бы даже себе. Друэлла почти убедила себя в том, что ищет давних знакомых, недавно прибывших из Франции, а Сигнус оправдывался тем, что его внимания требует деловая часть присутствующих. Но, независимо друг от друга, супруги классифицировали лица, которые видели, распределяя их по одному признаку, который можно было бы обозначить, как благосклонность либо страх. Они понимали, что торжественный прием, как это часто бывало в последнее время, был лишь предлогом, чтобы расставить позиции, прочувствовать изменения в сферах влияния. Последние годы молодые выпускники Хогвартса поднимались на борьбу с понижением статуса чистокровных семей магической Британии. Вопрос о смешивании наций волшебников и магглов проявлялся в последнее время всё острее: старший сын Вальбурги Сириус отказывался от семейных устоев из-за идеалистических разногласий, её брат Алфард всё реже появлялся в высшем свете.

Здесь были люди, которым семья Блэк оказывала особое покровительство, и люди, чье присутствие показывало силу влияния семьи; те, кто не уступали авторитетом, помогая удержаться у власти, и те, кто готов был преклонить перед ними головы, позволяя забраться еще выше. По законам, никогда не звучавшим вслух, никто не получал приглашения, если не входил в эти две категории. Те, кого можно было отнести к первой группе, не были молоды, это были представители самых древних магических семей, всегда служившие Блэкам опорой и поддержкой, как напечатал в своё время «Ежедневный пророк»: «умудренные опытом стервятники, которые, будучи гурманами, пожирали лишь чистокровную добычу». Вторые же — хоть и чистокровные, но менее одаренные или же те, чья молодость пока ещё мешала показать себя в выгодном свете.

Друэлла и Сигнус отмечали малейшие проявления эмоций на лицах гостей: саркастическое движение губ — для первой группы, почтительное движение бровей — для второй. Одно лицо на мгновение смутило плавную работу вычислительного механизма: настороженный взгляд тёмных глаз Андромеды Блэк, но, не смотря на это, результаты, оценивающие могущество семьи, казались внушительными.

Вальбурга Блэк отдавала себе в этом отчёт, это можно было понять по тому, как она ходила среди гостей: с видом лёгкого презрения, пресытившаяся общением, словно осознавая, как могло устрашить некоторых гостей её равнодушие. Наконец, она подошла к новобрачным и, жеманно улыбаясь, произнесла несколько напутствующих слов.

— Она выглядит счастливой, как ты думаешь?

Нарцисса невольно вздрогнула от неожиданно раздавшегося рядом голоса. Она перевела внимательный взгляд на сестру, а потом посмотрела на невесту Мальсибера, на губах которой играла вежливая улыбка.

— Думаю, он для неё прекрасная партия, её род чистокровен, но не обеспечен, как раньше. Августине повезло, что всё так обернулось.

Андромеда слегка нахмурила брови, отчего сходство с Беллатрисой стало заметней.

— Что её привлекает в нём? Богатство и чистота крови?

— Думаю, она не любила бы его без всего вышеперечисленного, — резонно заметила Нарцисса, безмятежно разглядывая гостей.

— Разве тебя это не тревожит?

— Что ты имеешь в виду?

— Мы слишком большое значение придаём материальному, — произнесла она осторожным полувопросительным тоном.

— Магия — не материальное, — слегка удивленно ответила Нарцисса.

— Но чистокровность, богатство… — Андромеда замялась, неуверенным жестом стряхивая с манжеты мантии несуществующие пылинки.

— Это действительно имеет значение! Еще скажи, что эти разговоры полукровок о равноправии не противоестественны! Они не чета полноценным волшебникам, — ледяным голосом ответила Нарцисса.

— Цисси, в твоих словах слишком много желчи, ты не находишь?

— Нет, просто ты чересчур добра, вот тебе и кажется, что полукровки могут претендовать на равенство, — она подняла бровь, слегка склонив при этом голову. — В конечном счете, к власти приходят лишь те, кто ратует за чистоту крови, сохраняет свой род. Под давлением желания выжить вся так называемая гуманность, в реальности являющаяся лишь чем-то средним между глупостью, трусостью и самомнением, исчезает, словно дымка в воздухе.

— Кто это говорит сейчас? Ты или Люциус?

На бледных щеках Нарциссы появился легкий румянец:

— Это не имеет значения. Я поддерживаю его мнение.

— Беллатриса присоединилась к Нему вслед за Люциусом? — Андромеда произнесла это так тихо, что Нарциссе пришлось приложить усилия, чтобы понять почти беззвучный шёпот сестры.

Она замерла, осознавая всю глубину сказанного. Не было смысла переспрашивать, о ком идёт речь. Нарцисса достаточно знала от Люциуса: это Тёмный Лорд. Его имя с благоговейным трепетом произносила вся чистокровная элита магической Британии. О нем говорили многое: тот, кто освободит магов от бремени маггловского отродья. Тот, кто преумножит силу волшебников, вознесёт их на новую вершину, тот, кто освободит их от многовекового заточения в безвестности.

— Насколько мне известно, да.

В глазах Андромеды отразилось волнение, смешанное с отчаянием, но лишь на мгновение, недостаточное для того, чтобы сестра заметила его.

— А ты? Что ты думаешь об этом? — осторожно поинтересовалась Андромеда.

— У меня нет мнения на этот счёт.

— Тебе это безразлично?

— Да, я согласна с её идеями, столь ли важно, присоединилась она к Тёмному Лорду официально или будет следовать за ним иными путями. Наши семьи одобряют его политику.

— О, Цисси, прошу тебя, подумай же, о чем ты говоришь, — взволнованно зашептала Андромеда. — По крайней мере, прояви хоть немного чуткости. Разве можно презирать других волшебников лишь потому, что они не испытывают ненависти к магглам? Природа сама следит за равновесием этого мира, разве ты так не считаешь?

— Я не уверена, что понимаю тебя.

— О, знаю, что понимаешь! Позиция Пожирателей... Разве в таком мире ты хотела бы жить? Истребление магглов, притеснение полукровок, это уже слишком!

— Тебе не кажется, что твое милосердие зашло слишком далеко? Довольно шуток.

— Это никогда не было шуткой, Цисси! — яростный взгляд подтверждал её слова.

— Что, по-твоему, я должна думать?

— Думай, что угодно.

— Ты ведь осознаёшь, насколько это неуместно, — теперь настала очередь Нарциссы волноваться.

— Нет.

— Тише, — зашептала она, одёрнув сестру за локоть, — ты наверняка знаешь, что подвергаешь себя риску, высказывая подобную чушь.

— Нет.

— Тебя могут неправильно понять!

— Какое мне до этого дело?

Нарцисса через силу улыбнулась и покачала головой:

— Это тот случай, когда непозволительно витать в облаках, растворяясь в абстрактных теориях, следует учитывать действительность.

— Что же это означает, милая сестра? — губы Андромеды побелели от напряжения.

— Твоё отношение, твоя жалость к магглам может быть идеалистической, я в этом уверена, но большинство присутствующих не разделяют твоего возвышенного расположения духа и истолкуют твои слова самым отвратительным образом.

Андромеда нервно пожала худыми плечами.

— Ты ведь не можешь игнорировать это?

— Могу. — она повернулась, собираясь уйти.

— Почему ты избегаешь разговора? — Андромеда остановилась. — Не смей рисковать своей репутацией, это бросит тень на всю семью.

— Неужели ты думаешь, что я считаю идеи Тёмного Лорда недостойными? — запальчиво произнесла Андромеда.

— Замолчи! — крик последовал незамедлительно, словно рефлекс, Нарцисса в панике схватила палочку из внутреннего кармана мантии, но так же быстро одёрнула руку, словно воришка, которого поймали на месте преступления. Со злым, нервным смешком она добавила: — Такого я и представить не могу, прости мои сомнения.

В голосе слышалась смесь сарказма и искренности, подтверждающая правдивость её слов.

— Не извиняйся, — ледяным тоном произнесла Андромеда, — я понимаю, как важны слова каждого представителя дома Блэк в этом зале.

— Значит, ты не колеблешься? Ты согласна с идеями Лорда? — осторожно спросила Нарцисса.

— Конечно, — почтительно произнесла Андромеда, вновь обретая ровный и уверенный тон.

Нарцисса затаила дыхание, наблюдая за тем, как сестра удаляется вглубь зала. Не желая размышлять о её словах, она неспешным шагом двинулась в противоположную сторону.

Недалеко от главного входа она заметила нехарактерное оживление среди гостей, подойдя ближе, она поняла, что послужило причиной подобного ажиотажа.

— Мы живём на заре новой эпохи, — говорил Сигнус Блэк поверх бокала. — Мы разрушаем теорию невмешательства. В наших силах освободить магическую Британию от маггловского груза. Высшее предназначение приведёт нас к могуществу. Мы построим общество, преданное высшим идеалам, истребим сомнения…

— …а затем и все нечистокровные элементы этого бренного мира.

Все повернулись. Человек, стоящий в дверях, был Альфард Блэк. Его покрытое едва заметными морщинами лицо озаряла улыбка. Осанка и манера держаться придавала ему царственный вид, отодвигая на второй план других гостей.

— В чем дело? — удивленно вскинув брови, он нарушил всеобщее молчание. — Неужели то, что я сказал, является для присутствующих сюрпризом?

— Что ты здесь делаешь? — первое, что смог произнести Сигнус Блэк.

— Праздную помолвку молодой пары.

— Я не это имел в виду… Я собирался сказать…

— Не волнуйся, Сигнус. Я оказался поблизости и узнал, что где-то здесь гуляют, поэтому решил непременно появиться. Ты всегда говорил, что я люблю гулянки.

Группа волшебников наблюдала за их беседой.

— Я рад тебя видеть, — неуверенно сообщил Сигнус, потом воинственно добавил: — Но не думай, что…

Альфард пропустил угрозу мимо ушей, лишь с легкой улыбкой на лице переспросил:

— Не думать что?

— Ты знаешь, Что он имеет в виду! — к ним приближалась Вальбурга Блэк, гости расступались перед её грозным взглядом.

— Конечно, знаю, Вальбурга. Мне лишь было интересно, как долго он сохранит любезный тон без твоей поддержки.

— Едва ли сейчас подходящий момент…

— Мне кажется, ты должна представить меня новобрачным, Вальбурга. Ещё в детстве в непредвиденных обстоятельствах ты тут же теряла способность следовать этикету, а в твоем нынешнем положении она просто необходима, сестра.

Вальбурга нахмурилась, но, не произнеся ни слова, развернулась, чтобы проводить брата к молодожёнам.

Альфард поклонился Мальсиберам и высказал наилучшие пожелания так учтиво, будто это была королевская чета. Вальбурга боялась оставлять его среди гостей, поэтому, кипя от злости, последовала за ним, отставая всего на несколько шагов, но Альфард, улыбаясь, вернулся к ней.

— Неужели ты думала, я могу пропустить торжественный прием в твоём доме? Ты же моя сестра, сколько прекрасных воспоминаний подарила мне наша дружба, — он неестественно широко улыбнулся.

— Как смеешь ты говорить об этом? Думаешь, я не знаю, что ты проявляешь благосклонность к этому щенку, опозорившему нашу фамилию?

— Ты говоришь о Сириусе? Несчастный, запутавшийся юноша, — в его глазах отразилось веселье.

— Не отрицай! Я была готова выжечь его имя с фамильного древа, слава Мерлину, никто не знает, что мой собственный брат одобряет поведение этого неблагодарного мальчишки! Рада, что ты уже не такой любитель поразвлечься, как в прошлом!

— Действительно? Пожалуй, не совсем так.

— Я должна чувствовать себя польщённой от того, что ты явился?

— Я обязан был прийти, ты ведь ждала меня.

— Нет, не ждала, я…

— А следовало бы. Это официальное мероприятие, если ты настолько глупа, чтобы не понимать, ради чего Тёмному Лорду оно было нужно, не мне восполнять пробелы в твоих знаниях. Идёт подсчёт сторонников, жертвы приходят сюда, чтобы показать, на чьей они стороне, чтобы заключить договор о сотрудничестве. Не знаю точно, к какой группе принадлежу я, но прийти сюда было необходимостью, ведь меня тоже должны были подсчитать, верно?

Лицо Вальбурги покраснело от ярости, она исступлённо завертела головой.

— Не притворяйся, что не понимаешь, о чём я, это выглядит смешным. Раньше маги боялись, что кто-то раскроет их секреты, теперь они боятся, что кто-нибудь произнесёт вслух то, о чем и так все знают, — Альфард резко повернулся и, не дожидаясь ответа, ушёл к собравшейся в центре зала толпе волшебников. Вальбурга осталась стоять, не решаясь следовать за ним.

Глядя на всех этих людей, Нарцисса удивилась, почему они выбрали Альфарда Блэка, чтобы заключить его в столь плотный круг, что тянуло их к нему, ведь в их улыбках сквозила явная неприязнь. На лицах застыло странное выражение, не страх, а трусость, — выражение вины и злости. Альфард был прижат к мраморной лестнице, вальяжно развалившись, он сидел на ступеньках; раскованность позы в сочетании со строгостью одежды придавали ему особую элегантность. На его беззаботном лице сияла улыбка; казалось, он здесь единственный человек, искренно наслаждающийся праздником. Но в его глазах не было и отблеска веселья.

— Что же будет с магическим сообществом, Альфард, по вашему мнению? — хриплым голосом спросила его худощавая волшебница, чьё лицо напомнило Нарциссе домовика.

— То, чего оно заслуживает.

— Вы говорите слишком двусмысленно.

— Вы же верите в действие высшей справедливости, нравственных законов? — учтиво поинтересовался он. — Я лично верю.

Послышалось несколько недовольных возгласов, которые, однако, так и не прозвучали отчетливо. Альфард кинул быстрый взгляд на дверь, прежде чем продолжить беседу.

Нарцисса посмотрела в том же направлении и, заметив мелькнувшую тень, она, поддавшись любопытству, последовала за ней.

Чувствуя непривычную нервозность, она осторожно вышла в коридор, через несколько поворотов ей удалось разглядеть лицо преследуемой: Андромеда. Первым желанием было вернуться в бальный зал, но потом странное чувство заставило присмотреться к сестре внимательнее. Закутавшаяся в тёмную мантию, та жалась к стенам коридоров, осторожно заглядывая за углы, всё это заставило Нарциссу продолжить наблюдение.

Наконец, они вышли в сад, у одного из деревьев, вальяжно прислонившись к стволу, спиной к ним стоял молодой парень. Через мгновение, когда он повернул лицо к вышедшей Андромеде, несмотря на вечерние сумерки, Нарцисса тут же узнала его.

— Сириус! Как я рада тебя видеть! — радостным шёпотом произнесла Андромеда, обнимая кузена.

— Привет, Дромеда! — на его лице появилась искренняя улыбка. — Ты выглядишь измученной. Хотя все эти торжественные приёмы мне тоже никогда не приносили особой радости.

— Что ты здесь делаешь, Сириус? Если тебя увидит тётя Вальбурга, она придёт в бешенство.

— Хотел бы я на это посмотреть, — он озорно рассмеялся, — но, к сожалению, не могу позволить себе подобную роскошь.

— Как ты сюда попал?

— Дядя Альфард умеет проникать на приёмы незамеченным… и гостя тоже может провести.

— О, Сириус, я не знаю, что мне делать! — Андромеда неожиданно бросилась к нему на шею, послышалось приглушённое рыдание. Сириус сконфуженно приглаживал растрепавшиеся на ветру волосы кузины и тихо бормотал: — Не переживай, всё будет хорошо, я тебе это обещаю. Мы вырвемся из этого, всё получится.

— Как, Сириус, как? — она всхлипнула и, отстранившись, замолчала.

— У меня есть для тебя подарок, — он мягко улыбнулся и вытащил из-за пазухи небольшое красное яблоко, потёр его о рукав и протянул Андромеде.

— Что это? — она, нахмурившись, смотрела на сверкающий плод.

— Подарок. Самой прекрасной кузине! — торжественно произнёс он и шутливо поклонился. — Только не ешь его.

— Что же мне с ним делать? — она растерянно взглянула на Сириуса.

— Хм, надо же, а Тед убеждал меня, что ты была лучшей в трансфигурации!

— Тед? — неожиданно охрипшим голосом переспросила Андромеда, сжав яблоко так, что костяшки пальцев побелели.

— Точно, — довольно кивнул Сириус, — так долго письмо строчил, я думал, он тебе поэму сочиняет.

На лице Андромеды появилась неконтролируемая счастливая улыбка.

— Но мне пора, милая кузина! — воскликнул Сириус. — Надеюсь, я немного развеселил тебя!

Он поцеловал её в висок, тихо прошептал что-то и почти бегом направился в сторону ворот, оставив поражённую Андромеду стоять под кроной деревьев.

Нарцисса, всё это время наблюдавшая за их разговором из-за беседки, сейчас зажимала рукой рот, боясь издать хоть звук.

В течение нескольких секунд, пока перебирала в памяти, с чем связано для нее это имя, она продолжала твердить себе: «Ты впадаешь в истерику. Не будь так глупа. Это просто совпадение…» Хотя она, цепенея от непонятного страха, уже совершенно определенно знала, что это тот самый Тед.

«Я должна найти Беллатрису!» — мысленно приказала она себе.

Гоблинов не добры лица...

Не гляди на них, сестрица!

Гроздья винограда —

Из какого сада?

Чем их поливали,

Прежде чем сорвали?..

/Кристина Россетти. «Базар гоблинов»/

Беллатриса Лейстрейдж сидела за столом напротив Нарциссы. Её лицо было абсолютно бесстрастным. Оно оставалось таким, пока Цисса четко, по-деловому рассказывала о событиях, случившихся в саду поместья Блэков. Она слушала молча.

— Как смеет он, — процедила Белла, когда сестра закончила говорить, — как смеет этот щенок передавать послания от грязнокровного выродка, ещё хуже — помогать ему! Они подвергают опасности всю семью.

На мгновение её взгляд задержался на пергаментах, разбросанных по столу.

— Что скажет Лорд? — на её лице отразился страх.

— Ты думаешь, всё так серьёзно? — осторожно спросила Нарцисса.

— О нет, он не узнает, — Беллатриса словно не слышала вопроса, она исступленно шептала слова отрицания.

— Белла, что делать? Что нам делать? Если Люциус узнает… — Цисса в отчаянии заламывала руки.

— Никто не узнает! — зашипела Беллатриса, она озиралась, будто испугавшись, что их могут услышать. — Мы поговорим с Андромедой! Она не понимает, что стоит на кону!

— Это тот самый грязнокровный.. — Нарцисса провела ладонью по лбу.

— Я знаю! — вскрикнула Белла и резко вскочила из-за стола. Она одним движением скинула на пол бумаги и, почти рыча, сложила руки на груди и остановилась у окна, напряженно всматриваясь вдаль.

— Я не восприняла её речь в серьёз, она говорила, что магглы заслуживают внимания, — голос Нарциссы прервался коротким всхлипом, — как она может так поступать с нами? Я не могу этого вынести, не могу даже думать об этом! Андромеда и этот отвратительный.. о нет!

— Молчи, не говори ничего! — вскричала Беллатриса. — Мы должны увидеть её прямо сейчас! Нельзя ждать дольше!

Она сорвалась с места, бросившись к двери, бегом спустилась по широкой лестнице, схватила мантию и начала одеваться, лихорадочно осознавая, что нужно спешить. Рядом уже стояла совершенно бледная Нарцисса. Белла глубоко выдохнула, бросила взгляд на зеркало и яростно тряхнула головой.

— Всё обойдётся, Цисси!

Они шагнули за дверь, взявшись за руки, и через мгновение очутились на скалистом склоне, перед ними с потрясающей внезапностью появился семейный особняк Блэков.

— Они уже спят, не слышно ни звука, — прошептала Нарцисса.

— Ей это не поможет, — жестко отрезала Беллатриса.

Проходя тихими, пустынными спальнями, где над головой, словно огромные чудовища, закрывающие чистое небо, нависали хрустальные люстры, Беллатриса испытывала единственное желание — не видеть всего этого, но заставляла себя смотреть. Она шла, крепко стиснув зубы, окидывая бесстрастным взглядом все вокруг. Она шла быстро — останавливаться не было нужды. Лишь когда она проходила мимо своей комнаты, то на мгновение задержалась и приоткрыла дверь. Она никогда раньше не осознавала, что в спальню после неё никто не заходил, та казалась до боли знакомой, затронув смутно-далекие воспоминания. Отвернувшись, Беллатриса продолжила поиски.

Полчаса потребовалось на то, чтобы обойти все пустующие комнаты и убедиться: сестра не ночевала дома.

— Надо осмотреть вещи, так, на всякий случай, — сказала Беллатриса. — Ты проверь спальню и гардероб, а я осмотрю стол. Нам лучше поторопиться.

— Мне не нравится, что нам приходится обыскивать её комнату.

— У нас нет другого выхода, — в глазах Беллатрисы промелькнули опасные искры. — Я хочу быть уверена, что Дромеда не наделает глупостей.

— Хорошо, давай поскорее закончим с этим. Я хочу уйти отсюда.

Беллатриса внимательно осмотрела рабочий стол сестры, на нём в идеальном порядке стояли стеклянные пузырьки и сложенные в ровные стопки книги. Рядом с пустой чернильницей лежало гусиное перо и несколько скомканных кусков пергамента. Белла развернула каждый — они были полностью залиты невыводящимися чернилами.

Она быстро начала открывать все ящики, дверцы хлопали, стукаясь о резное дерево. Беллатриса скидывала всё содержимое, выгребала документы и книги. Всё летело на пол. Она разворачивала очередной листок и всматривалась в косой почерк сестры. Ползая на четвереньках, она рылась в мусоре, хватала каждую бумажку, отбрасывала в сторону и продолжала искать. Ее руки дрожали.

Она просматривала книги, когда услышала крик Нарциссы, прозвучавший как вопль ужаса:

— Беллатрис!

Она побежала на голос. Нарцисса стояла посреди спальни, зажав в руке пачку бумаг.

— Белла, на что это похоже? — спросила она. Нарцисса говорила как человек, испытавший страшное потрясение и отрезанный от окружающего мира. — Что это такое?

— Покажи мне, — Беллатриса схватила листки.

— Мне пришлось выкопать это из кучи одежды.

— Прекрати трястись!

— Взгляни на это! Просто взгляни и скажи, что это такое!

Беллатриса развязала ленту, стягивающую пачку бумаг и развернула первый лист. Через минуту она сидела на кровати и жадно вчитывалась в каждую строчку.

Нарцисса сидела на полу рядом. Она была не в состоянии говорить.

— Эти письма... — сдавленно произнесла Беллатриса.

Она не собиралась проверять факты, не хотела выяснять причины, не задумывалась о последствиях. Она не думала. Плотный ком эмоций давил на неё почти физически, заполнял её сознание, освобождая от необходимости думать. Ком состоял из ненависти — ненависть была её единственной реакцией, единственной реальностью; ненависть не имела цели, причины, начала и конца, она перерастала в вызов всей вселенной, оправдание, право, абсолют.

Где-то в доме послышались голоса. Нарцисса вскочила на ноги и испуганно взглянула на Беллатрису, та уже была возле двери.

Несколько минут они стояли, вслушиваясь в приближающийся звук.

— ... не думай, будто мне доставляет удовольствие здесь жить, — пронзительный голос звучал безжизненно. — Я сама могу позаботиться о себе.

— Да, верно, — они узнали голос матери. — Возможно, я должна объясниться, если ввела тебя в заблуждение. Я пыталась не напоминать тебе, что всё, что у тебя есть сейчас, только благодаря семье Блэк! Я считала, что уместнее об этом помнить тебе.

Воцарилось молчание.

— Значит так ты воспринимаешь меня? — тихо спросила Андромеда.

— Ты должна помнить, что ты представляешь фамилию Блэк! От твоего поведения, от твоих поступков зависит наша репутация!

— Вам важно лишь то, как будут отзываться о нас люди!

— Да, это важно! Ты словно дитя, не понимаешь, как репутация влияет на отношения! Отношения — связи, а связи ведут к власти!

— Только это важно?

— Важна семья! Важен принцип общего благосостояния семьи!

— Что же семья считает для себя благосостоянием? Почему нормальным считается то, что семья может жертвовать мною, как пожелает и ради чего угодно? Вы все верите, что можете использовать других только потому, что нуждаетесь в этом — так не поступают люди чести! Вы все кичитесь своим благородством, а на деле действуете без ведома жертвы, вы не просите согласия!

— Ты ставишь свои интересы выше интересов семьи?

— Вы требуете жертвоприношений!

— Да! — закричала Друэлла Блэк. — Все мы приносим себя в жертву ради общего дела!

— Травля магглорождённых — это общее дело?

Они замолчали, слышно было лишь прерывистое дыхание.

— Твоя глупость переходит все границы, — дрожащим голосом произнесла Друэлла.

— Я говорю правду.

— Мы — представители благороднейшего и древнейшего семейства. В наших жилах течёт чистая магическая кровь! Как смеешь ты говорить о такой низости! Травля! — она словно выплюнула последнее слово. — Мы загнаны в ловушку! Нас притесняют, маггловская кровь вытесняет волшебную!

— Вы живёте словно в коконе, изолированные от внешнего мира!

— Ты защищаешь грязнокровок? — с ужасом произнесла Друэлла.

— Я.. Просто я.. — Андромеда замолчала.

— Ты разочаровываешь меня. Жаль, что ты не так похожа на Беллатрису, как мне бы хотелось.

В коридоре раздался гулкий звук удаляющихся шагов.

Через несколько мгновений дверь открылась и в комнату зашла Андромеда. Она удивленно посмотрела на сестёр, потом окинула взглядом разбросанные на полу вещи и побледнела.

— Что произошло? Что вы здесь делаете?

— Это ты мне скажи, что произошло! — яростно произнесла Белла.

Андромеда не ответила, лишь хмуро смотрела на нее.

— Ты нам так ничего и не скажешь, Дромеда? — срывающимся голосом спросила Нарцисса.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Эти письма! Это переписка с грязнокровкой! — зашипела Беллатриса.

Она не тронулась с места:

— Неужели?

— Он твой любовник? — Беллатриса смотрела на сестру с отвращением.

Андромеда не ответила.

— Мы читали письма. Скажи, что это не так. Скажи что-нибудь, — Нарцисса умоляюще смотрела на неё.

— Я не собираюсь повторять вопрос! — голос Беллатрисы дрожал.

— Ты с ним..? — начала было Нарцисса.

— Да, — спокойно произнесла Андромеда.

Рот Белатриссы искривился в безобразной улыбке. Она пристально смотрела мимо сестёр.

— Мы не позволим тебе встречаться с ним. С кем угодно, только не с ним, — с надрывом произнесла Нарцисса.

— С кем угодно? — тихо произнесла Андромеда. — Эта семья не позволит мне принимать самостоятельные решения.

— Потому что иначе ты опозоришь наш род! — вскрикнула Беллатриса.

— Вы только и делаете, что волнуетесь о репутации семьи!

— Кто-то же должен об этом заботиться!

— Мне надоело это, я устала от ненависти, от разговоров об истреблении магглорождённых!

— Замолчи! — почти завизжала Беллатриса. — Не смей защищать грязнокровок! Они мерзкие варвары!

Нарцисса обхватила себя руками, она переводила отчаянный взгляд от одной сестры к другой.

— Ты ничего не знаешь! — Андромеда тоже перешла на крик.

— Ты покончишь с этим, оставишь его! Ты не будешь с ним встречаться!

— Ничто не заставит меня покончить с этим, — она гордо вздёрнула подбородок.

— Ты подумала о нас? — Нарцисса подошла ближе к Андромеде. — Подумала, что ты делаешь с нами? Ты не имеешь права продолжать эту связь! Я не могу этого вынести, не могу думать об этом! Ты хочешь принести нас в жертву своей животной страсти. Неужели ты настолько жестока и эгоистична? Ты получаешь удовольствие от наших страданий? Ты не откажешься от этого, хотя это причиняет мне такую боль? Ты подумала, что будет со мной, что скажут Малфои? — её голос поднялся на самые высокие ноты от страха.

— Я не откажусь от этого даже ценой собственной жизни.

— Еще слово и клянусь, ты пожалеешь! — Беллатриса уже держала перед собой палочку.

Андромеда стояла перед ней с опущенными руками. Она не шевелилась, потому что впервые в жизни видела лицо человека, способного на убийство.

— Ты не имеешь права… — уныло произнесла Нарцисса. В её словах была слышна беспомощность, словно она знала, что её слова бессмысленны.

Беллатриса вздрогнула и перевела взгляд на свою волшебную палочку, её лицо исказилось от боли.

— Неужели ты готова отказаться от всего? — прошептала она.

— Да.

Яростный рывок, которым Беллатриса приблизилась сестре, был непроизвольным, как и выражение неожиданной ненависти на ее перекошенном лице.

— Я ненавижу тебя!

Андромеда молчала, её лицо приобрело неестественно белый цвет, а губы были сжаты в тонкую линию.

— Ты должна передумать, умоляю тебя, пообещай! — взмолилась Нарцисса. Ответа не последовало.

— Я прошу вас уйти, — тихо произнесла Андромеда, даже не сделав попытки достать волшебную палочку.

Нарцисса прерывисто выдохнула и направилась к двери. По пути она коснулась плеча сестры и сжала его, ненадолго замедлив шаг. Уже в коридоре она закрыла лицо ладонями и дала волю слезам.

— Ты должна сделать правильный выбор, — Беллатриса смотрела в окно, когда произносила эти слова. Затем она отвернулась и вышла из комнаты.

Кто яблоко упрекает

в том, что оно привлекает?

Сладость в нем затаена

и опасность не одна.

То, что яблоку подобно,

мраморное несъедобно,

и оно же, роковое,

всего хуже восковое.

/Райнер Мария Рильке. «Сады»/

Хлопнула дверь, и Андромеда осталась в комнате одна. Несколько минут она, замерев, стояла на месте, прислушивалась к удаляющимся шагам. Когда, наконец, вокруг воцарилась тишина, она сделала несколько шагов вперёд и рухнула на кровать.

Порой ей казалось, что она борется с непредсказуемой жестокостью собственного разума. Теперь, когда ей был поставлен ультиматум, сознание панически отказывалось воспринимать реальность. Перед глазами появлялись сёстры, родители, она до боли сжимала руки в кулаки и отгоняла их образы.

Андромеда разглядывала резные узоры на потолке, пытаясь привести мысли в порядок. «Пора с этим покончить», — думала она. Неужели это чувство страха всегда сопровождало её? Ей было девятнадцать лет. Она напрягла память, пытаясь вспомнить. Нет, конечно же, не всегда, но она уже забыла, когда впервые ощутила это. Когда получила от Теда первое письмо и так испугалась, что тут же спрятала и только ночью смогла прочитать его? Или когда первый раз гуляла с ним в Хогсмите, стараясь не столкнуться со слизеринцами? Она не могла вспомнить, когда начала бояться, но она точно могла сказать, когда поняла, что её жизнь никогда не станет образцово-показательной для семьи Блэк. Тогда она стояла в пустующем школьном дворе после сдачи выпускных экзаменов, дул сильный ветер, и она впервые осознала, как хочет чувствовать себя свободной, как хочет сама принимать решения, как хочет жить.

В предрассветном мраке узоры лепнины на потолке становились еле различимы, принимая серый оттенок — словно поблекшие краски на старинных холстах. По стене протянулась тонкая трещина, похожая на вспышку молнии, её освещало алое зарево рассвета.

Этот свет напоминал огромный, смутный страх перед чем-то неведомым, исходившим неизвестно откуда, отблески пожара, но не бушующего, а затухающего, гасить который уже слишком поздно.

Она перевела взгляд на книжные полки и письменный стол, возле которого они часто играли в детстве, строя замки из тяжёлых покрывал. Андромеда с досадой зажмурилась, рассердившись на себя. С чего она вдруг об этом вспомнила? Всё это больше не имело значения, от этих воспоминаний осталась лишь грусть и — где-то глубоко в душе — отголосок боли, который она теперь пыталась задушить.

Воспоминания детства казались ей очень важными, и она не хотел омрачать их в такой момент. Когда-то давно каждое мгновение здесь было залито солнечным светом, теперь же она стояла во тьме, словно слепой котёнок, такая же беспомощная и потерянная.

Она могла лежать в постели, уже засыпая, и вдруг задуматься о том, как прекрасно было бы познакомить Теда со своей семьей, но в следующее мгновение она вспоминала слова Беллатрисы о грязнокровках и понимала, что это невозможно… И вот она уже сидела на кровати и плакала. Хватит! И она успокаивалась, но остаток ночи не могла уснуть.

Возвращаясь в Хогвартс, она испытывала чувство облегчения и уверенности в себе. Замок был для нее воплощением могущества и силы. Бесчисленные свечи Большого Зала щедро заливали пространство ярким светом, за длинными столами сидели студенты, шелест пергамента успокаивал, вокруг царила атмосфера надежды. То, чего Андромеда больше не могла ощутить в собственном доме.

Она с трудом поднялась, колени тряслись, до сих пор не получалось успокоиться.

Андромеда посмотрела на атлас, висевший на стене над письменным столом. Краски на нём давно выцвели и поблекли, и Андромеда невольно спрашивала себя, скольких представителей семьи Блэк повидал он на своем веку и как долго каждый из них занимал эту комнату. Перед глазами вдруг пронеслась вся прожитая здесь жизнь, и Андромеда лишь теперь осознала истинную цену решения, которое собиралась принять.

Она наполнила чернильницу и, вытащив из вороха бумаг на полу чистый пергамент, положила его перед собой. Несколько минут она просто рассматривала его гладкую поверхность, даже провела пальцами по уголкам, ощутив изъяны бумаги.

Она достала из кармана мантии красное яблоко, на его глянцевой поверхности была выгравирована золотая надпись «Прекраснейшей». Уголки её губ дрогнули.

Взмахнув палочкой, Андромеда произнесла заклинание. Алый плод начал меняться, через мгновение она уже держала в руках мраморного цвета пергамент.

«Сегодня — годовщина того дня, когда ты решилась принять моё предложение.

Чем больше я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что мое существование немыслимо без тебя, все другие дела — заблуждение и глупость. Без тебя меня постоянно преследует сожаление о счастье, которым мы не успели насладиться. Рано или поздно я заберу тебя, потому что моя жизнь не может быть отделена от твоей.

Я отправляюсь в Лондон, хотя у меня нет уверенности в собственном будущем. Если твоя семья решит расторгнуть нашу свадьбу, и ты согласишься повиноваться, я не смогу найти в себе силы противиться этому. Я понимаю, что соглашаясь быть со мной, ты отказываешься от прежней жизни. Может быть, они правы, и я ошибался, на мгновение поверив, что мы созданы для счастья. В любом случае, ты совершенно свободна, я же никогда не смогу полюбить другую.

В письме я не могу передать того, что творится сейчас в моей душе. Как бы я хотел увидеть тебя, обнять и убедить, что всё будет хорошо, но не потому что я на это надеюсь, а потому что я знаю: так и будет.

Я буду ждать тебя на следующий день после того, как ты получишь это письмо. Место прежнее. Мне искренне жаль, что тебе приходится делать подобный выбор. Но если ты не придёшь, я по прежнему буду настаивать на встрече, потому как не могу найти в себе силы отпустить тебя без объяснений.

Люблю тебя».

Андромеда несколько раз перечитала послание, вглядываясь в знакомый почерк. Она прерывисто вздохнула, дрожащими руками сложила пергамент и убрала его во внутренний карман мантии.

Сейчас её мысли занимал лишь Тед. Она вспомнила их разговор после её первого торжественного приема. Именно тогда она испытала первое разочарование. Её душу обожгло нечто необъяснимое: она пережила потрясение, когда стояла посреди зала неподвижно, глядя на гостей, не ощущая ничего кроме опустошённости. Это был страшный обман, еще более пугающий оттого, что Андромеда не могла понять, в чем он заключался. Она знала, что обманули не её и не её надежды, а что-то другое, но не понимала, что именно.

— Я не заметила ни одного человека, которому все это по-настоящему нравилось, который был способен чувствовать что-то кроме презрения, — позже рассказывала она Теду. — Они расхаживали по залу и повторяли скучные, бессмысленные вещи, которые говорят где угодно. Наверное, думали, что благодаря их происхождению эта чушь будет звучать блистательно.

Именно тогда она поняла, что чужая в этом мире чистой крови, мире, где фамилия значила больше, чем личные качества человека, где главным стремлением оставалось восхваление своей значимости.

Тогда они говорили с Тедом всю ночь, не задумывались о времени, не боялись попасться преподавателям. Именно в ту ночь для неё всё изменилось. Это было внезапное чувство свободы и безопасности — она поняла, что ничего не знает о его жизни, но в этом нет необходимости. Мир случайностей — семей, званых обедов, людей без жизненной цели, гнущихся под бременем чувства собственной важности, — не был их миром, не мог изменить их, он ничего не значил.

Они с легкостью обсуждали то, что случалось с ними, но боялись делиться своими желаниями. Единственное, о чем они не говорили — будущее. До последнего года в Хогвартсе. Тогда Тед впервые предложил ей другую жизнь, жизнь, о которой она не смела даже мечтать. Тогда она жутко испугалась, но он настойчиво возвращался к этой теме, Тед всегда отличался настойчивостью.

Прошлым летом, в тот же день, что сегодня, он сделал ей предложение. Андромеда покачала головой и произнесла: «Я слишком сильно люблю тебя, чтобы давать такие обещания. Но если бы я могла, я бы сказала "да"».

Теперь она сидела в разгромленной спальне, держа дрожащими руками письмо о побеге.

«Да… — подумала она. — Да, я помню, о чем ты говорил, Тед. Только теперь я понимаю, что тоже чувствовала это — но оно лишь промелькнуло мимо, слегка задев, прежде чем я смогла разглядеть, как прикосновение легкого ветерка. У меня осталось только смутное чувство, что я должна остановить это… Ты прав. Мы не должны видеть мир таким, каким они хотят, чтобы мы его видели. Я должна проверять каждое их утверждение, ставить под вопрос все действия. Я не обязана повиноваться им, принимая их указания за неопровержимую истину. Я могу изменить свою жизнь».

Ей вспомнилось, как в один из зимних вечеров она случайно услышала разговор отца и друга семьи, работающего в Министерстве Магии. Речь шла о введении антимаггловских законов, которые многие чистокровные семьи пытались продвигать в Совете.

— Вы практичный человек — спокойно говорил её отец. — Не понимаю, почему вы так отстали от времени. Почему бы вам не перестроиться и не заиграть по-новому, ведь вы умнее большинства. Начните крупную игру. Мы можем использовать вас, вы можете использовать нас. Хотите, мы нажмем на Макмиллана? Он доставил вам много неприятностей, хотите, мы слегка убавим его пыл? Это можно сделать. Или обратить внимание на Дойла? Только подумайте, как непрактично вы вели дела. Вы ведь не хотите проявить непрактичность сейчас? О чем вы всегда заботились, как не о своей репутации? Вы не тот, кто допустит, чтобы эмоции мешали делу.

— Я не позволю, — отозвался его собеседник.

— Вы считали, что мы ничего не знаем? — продолжил её отец. — Мы долго пытались заполучить компромат на вас. Честные люди — большая проблема и головная боль. Но мы знали, что рано или поздно вы оступитесь. Конечно, можно было решить дело простым заклинанием, но к чему? Мы ведь с вами теперь на одной стороне.

— От кого вы узнали?

— Один из ваших друзей сообщил нам всё необходимое. Остальное было легко вычислить. Я предлагаю вам сделку.

— Вы шантажируете меня?

— Совершенно верно, мы живём в практичные времена. Использование разума для привлечения союзников не менее эффективно, чем использование магии. Хотя несколько капель сыворотки правды тоже могут сыграть свою положительную роль.

— У меня нет выбора. Вы довольны?

— Я знал, что мы придём к соглашению.

— Но как же закон?

— Вы действительно наивно думаете, что мы хотим, чтобы законы выполнялись? Нам нужно, чтобы их нарушали. Вы не понимаете, кто перед вами. Сейчас время для силы и власти, в любое время они бесценны. Отдам вам должное, вы пытались быть осмотрительным, но уясните одну вещь — невинными людьми тяжелее управлять. Чувство вины всё облегчает, оно даёт нам право жестоко карать тех, кто нам не угоден и управлять теми, кто может быть полезен. Это игра, вам лишь нужно подчиниться правилам, тогда с вами намного легче будет иметь дело.

Андромеда никогда не хотела подчиняться правилам, но всегда подчинялась против воли. Это казалось естественным. Она — представитель семьи Блэк, она должна воплощать силу и могущество, она — разменная монета в игре за власть.

Андромеда поднялась и начала ходить кругами по комнате, несколько минут назад она собиралась написать ответ Теду, сейчас уже не знала, как поступить. Могла ли она бросить свою семью, что будет с Нарциссой, её помолвкой с Малфоем, что будет с авторитетом семьи?

Когда она вернулась из Хогвартса, то решила покончить с мыслями, не соответствующими её предназначению. С первого дня в поместье она старалась не думать о Теде. Не думать до тех пор, пока его имя не будет восприниматься спокойно. Но проходили недели, а рана не заживала.

Было время, когда Андромеда не могла сказать себе: "Хватит!", не могла подняться, будто это была не душевная боль, а физическая. Она могла упасть на кушетку или на кровать, прижаться лицом к спинке кресла, стараясь не закричать во весь голос. А перед глазами стояли лица близких, такие реальные, будто она видела их наяву: решительная, никогда не отступающая Беллатриса; изящная, иногда язвительная, но всё же такая ранимая Нарцисса; родители, которых она никогда не понимала, но всё равно по-своему любила, а потом она вспоминала другое лицо, такое родное и близкое. Она старалась не думать об этом, не двигаться, но лицо нервно подёргивалось, когда она прижимала к нему ладони, монотонно повторяя: "Забудь, забудь о нём!"

Были и длительные периоды покоя, когда она могла взглянуть на всё бесстрастно, оценить, проанализировать. Но ответа не находила. Андромеда уверяла себя, что отчаянная тоска пройдёт, если только ей удастся убедить себя, что это не стоит страданий, что она сможет смириться, но в душе оставалась уверенность, что она поступает неправильно, отгораживаясь от самого прекрасного, что когда-либо испытывала в жизни.

Когда Тед вновь появился в её жизни, он вернул её к реальности, силой вытащил из мрака отчаяния, в который она сама себя загнала. Без сомнений, он был единственным, в ком она нуждалась, но семья, прошлое, счастливые мгновение, что он провела в этом доме, манили, не смотря на фальшивость чувств, а ответственность за то, как отразится её поступок на родных, заставлял сомневаться.

Она подошла к столу и еще раз взглянула на письмо. Он будет ждать её и не уйдёт пока не получит объяснений. А она не сможет объяснить, почему остаётся.

Она крепко зажмурилась, будто надеялась, что всё исчезнет, словно страшный сон, но когда она открыла глаза, перед ней предстали лишь разбросанные вещи и выброшенные на пол шкафчики и бумаги.

Она должна принять решение. Андромеда всегда знала, что наступит момент, когда ей придётся сделать выбор: семья или Тед. Прошлое или будущее. Ответственность или личное счастье. Нет смысла оттягивать то, что неизбежно.

Она обернулась и взмахнула палочкой.

Через полчаса Адромеда вышла из особняка. Она обещала себе не оборачиваться, но соблазн последний раз взглянуть на дом, в котором она провела своё детство, был слишком велик. Она посмотрела на родные стены, ощущая ужасную тоску. В то мгновение, когда она уже хотела отказаться от побега, откуда-то справа раздался голос:

— Значит, ты приняла решение?

Она обернулась. Возле беседки, закутанная в тёмно-зелёную мантию, стояла Беллатриса. Она была бледнее обычного, под глазами залегли тени. Красивое лицо с идеально тонкими чертами сейчас словно окаменело. Она сделала несколько шагов вперёд и остановилась.

— Да, — твердо произнесла Андромеда.

— Неужели он так много для тебя значит? — прошептала она.

— Намного больше.

Беллатриса прерывисто выдохнула, её рука непроизвольно дрогнула, но всё же осталась пустой.

— Если ты уйдёшь сейчас, ты лишишься своей семьи, — ледяным тоном произнесла она.

— Прощай, Беллатриса, — Андромеда развернулась и направилась к воротам.

Она еще раз оглянулась. Беллатриса смотрела на нее. Она не отвернулась, а холодно, подчеркнуто выдержала ее взгляд. Андромеда с вызовом улыбнулась, не осознавая до конца смысл своей улыбки, зная лишь, что это самый болезненный удар, какой она могла нанести по её непроницаемому лицу. Андромеда медленно отвернулась, чувствуя безрассудную радость и удивляясь, почему ей вдруг стало тяжело дышать.

Пока она шла, каждую секунду ожидала заклинания, но слышала лишь собственное частое дыхание. Она шагнула за ворота и в тоже мгновение аппарировала. Новая жизнь требовала кардинальных решений, она не могла взять с собой груз прошлого. Бросив сестёр, фамилию, теперь она начинала жизнь с чистого листа, оставив детство лишь в воспоминаниях.