История-которая-случилась (джен)

Гарри по праву гордился своим кабинетом. Внешне небольшая, округлая комната с множеством окон, книг и картин была очень уютна. Гоблины расстарались на славу, и теперь каждый из Поттеров так и норовил задержаться здесь на часок-другой. Как Джинни прямо сейчас, когда привычно забралась в глубокое старинное кресло прямо с ногами. Последнее время она часто приходила сюда, куталась в связанный матерью плед и подолгу смотрела на точную копию знаменитых часов Молли.

Часы — подарок Рона. Вот уже пятнадцать лет, как они украшают камин Поттеров. Сводят с ума своими многочисленными стрелками случайных посетителей. Впрочем, случайным в этом доме не могло быть ничего.

Даже пустая портретная рама над камином. Джинни горько усмехнулась, припоминая с какой надеждой Гарри каждый раз поднимает на нее глаза. Огромную, тяжелую, пустую раму. Жаль, она пока не может рассказать мужу, что тот с легкостью застал бы Северуса здесь, если бы догадался заглянуть... вместе с Альбусом или Лили. А еще лучше минут через пять после того, как они пробрались в кабинет. На минуту ей даже показалось, что Дамблдор в соседней раме заговорщически подмигнул этим мыслям, но на деле бывший директор довольно серьезно относился к проблеме. Иногда она заставала негромкие ссоры портретов. Двух покойных предшественников Флитвика. Да не подведет меня патронус, если нынешний директор Хогвартса сам не попытался вмешаться в этот немой скандал. Он и Слизернот немало помогли своему бывшему студенту в борьбе за право оправдать самого героического директора школы.

Огонь в камине предательски зашипел. Джинни интуитивно дернулась прикрыть дверь. В тысячный раз удивилась, что даже у взрослого Невилла голова всегда казалась большеватой. Даже для его богатырского тела. Даже в очаге.

— Привет тебе, молодожен! Что тебя сподвигло вспомнить о нас? Лили? Альбус? — она улыбалась, всегда улыбалась, когда говорила с ним.

— Дети в порядке, — Невилл неловко замолчал. — Женьевер, мне нужен Гарри.

— Он спит, — тут же упрямо свела брови. — Его не было почти двое суток, — вздох рвался наружу против воли и любых сил. — Всегда спит плохо. А тут еще день на дворе...

Невилл просто слушал. Сразу стало тепло, легко и дождь за окном перестал раздражать.

— Как Ханна? Вы приедете на Рождество?

— Джинни, мне просто нужно кое-что сказать Гарри. Попросить. Но Ханна передает тебе привет. Мы приедем. Ты не могла бы...

— Скажи мне, правда, что Макгонагалл снова декан Гриффиндора?

— Факультет два дня гулял новость, — лицо в камине расплылось, — твой старший отлично наладил поставку сливочного пива прямо в гостиную. Не спрашивай меня как, а я не спрошу тебя, кто надоумил его развести на это Ханну.

Джинни прыснула. Развела руками. Мол, что же такого удивительно, если твой дядя Джордж Уизли. Да и кто из них «без греха»? Когда-то они трое: Невилл, Луна и она умудрялись проносить в школу вещи и посильнее, чем сливочное пиво, причем под самым носом семейства Кэрроу.

Тут Гарри осторожно положил руку на её плечо. Мгновенно взвившись, Джинни развернулась к мужу.

— Зачем ты встал?

— Привет, Невилл. Всё равно не усну. Над чем это вы смеетесь тут?

Он устало взмахнул палочкой, расширяя кресло. Скользнул в него и уверенно кивнул другу.

— Привет. Джинни сказала, ты только вернулся?

— Неудачный год. Рон обещает, что как только луна войдет в фазу... впрочем, треллони он еще тот. Что-то с Альбусом?

— Забавно, что именно он пришел тебе в голову, — Лонгботтом спокойно пояснил, — не дочь. Не Джеймс.

Гарри печально покосился на очередной конверт из Хогвартса. Джеймс доставлял своими проказами немало хлопот.

— Джеймс больше Рон, чем я. Всё, что есть от Поттеров в нем, явно заимствовано от деда. Впрочем, ты не хуже меня знаешь, в чем истинный дар Уизли. Ничто на свете не способно сломить Джеймса, пока горит свет, звучит смех, и ничто не грозит обеду и ужину.

Дружный смех лучше любых слов подтвердил, как прав Гарри. Невилл улыбнулся какому-то своему воспоминанию и продолжил:

— Нет. В смысле, ты прав. Альбус тоньше и ранимее, и у него не всё гладко, — спина Джинни сразу напряглась под рукой Гарри. — Но я не о том. Хотел попросить. Ты не мог бы заглянуть в Хогвартс. Тут немного странно. Нет. Не знаю, как объяснить. Больше догадки, но это, скорее, по твоей части. Ты уже слышал, как группа туристов из Конго ввалилась прямо к деревянному мосту? — Джинни заметно придвинулась к мужу. Рука, скользившая по спинке подлокотника, нервно замерла. Гарри лишь угрюмо кивнул. — Флитвик, я и Помона едва успели навести чары. Мне «на хвосте» принесли, что кое-кто из пятикурсников смог трангрессировать в Хогсмид. Не сознаются, конечно. Но боюсь, что школьные сплетни на этот раз нечто больше, чем чьё-то бахвальство.

Дождь за окном вдруг разрядился такой отчаянной очередью, что вздрогнуло стекло за спиной у супругов. Повело огонь в камине, расстроенное лицо друга вспыхнуло, на секунду разлетелось созвездием мелких искр и снова развернулось к Гарри. Почти с мольбой. Тот кивнул и рассеянно потянул руку к шраму. Джинни отвела её.

— Пока, Невилл. Поцелуй от меня детей. Джеймса отдельно и прилюдно. Возможно, это напомнит ему, что присылать с совой «Ма, па, всё хорошо. Пишите еще» в ответ на три письма матери стыдно. Гарри! — глаза Джинни вспыхнули не хуже искр в камине, — ты обещал прилечь. До дежурства осталось немногим больше шести часов.

Каждый из них потом неоднократно вспомнит этот день. Как озлобленно шумел дождь. Весь недолгий тот разговор. От первого до последнего слова.

Я забыла, как гулко в этом коридоре. Макгонагалл так стиснула меня сейчас, словно их уже нашли. Холодными. Стотысяч дементоров, куда унесло этих пятерых? Найду, сама поотрываю уши и пришью к заднице. Кого-то одного.

О чем я думаю? Но пропади только Альбус и младший Малфой, решила бы — прячутся. Просто где-то прячутся от родительской встряски. Но Рози! Роза, истинная дочь Гермионы, могла оставить школу только, если им всем грозила опасность. Но какая?

«Прошу пароль!»

Никогда не думала, что Полная Дама такая полная. В детстве мне она казалась прекрасной. Красивой, как никто из нас.

«Пароль, детка! Или я так и буду таращиться на тебя».

Пароль? Ах да... Пароль! Откуда я знаю! Спасибо. Я даже не посмотрела, кто назвал его за меня. Пропустили и ладно. Скорее. Просто зайти туда. Вот и Джеймс.

Таким я видела его лишь однажды. Альбус тогда подхватил где-то какую-то немагическую корь. Возможно потому, что Джеймс вечно таскал его на поиски предметов для деда Уизли. Альбус тогда буквально сгорал от внутреннего жара. Жар уничтожал естественный контроль, вокруг него летало и искрилось всё.

Помню, как Гарри тогда накричал на Сепсиса. Этот чудной лекарь вознамерился исследовать на моем ребенке воздействие человеческих хворей на организмы волшебников... Джеймс из каких-то слов в том споре решил, что Альбус теперь навсегда останется сквибом.

Лили крохотная, Гарри часами держит Альбуса на руках, а Джеймс... Джеймс словно прилип к стене рядом с комнатой. Скукожился. Прямо, как сейчас. Где мой смелый, веселый мальчик?! Вечный проказник и забияка. Это же маленький старичок. Мне кажется, если бы не Лили за его спиной, он бы уже плакал. Плохо дело. Даже не из-за Джеймса.

Лили! Правильно, моя маленькая! Когда страшно, лучше собраться. Замереть, как можно меньше двигаться. Тогда никто не заметит, как тебя выжигает изнутри адово пламя. Если бы не костяшки твоих пальчиков, даже я бы поверила, что ты спокойна.

— Дети.

Присутствие матери растопило последний защитный барьер, Джеймса буквально выбросило из кресла навстречу.

— Не плачь. Джеймс Сириус Поттер! Просто посмотри на меня. Олененок! Мне нужна твоя помощь. Милый, не надо. Не надо!

Девочка жалась к матери, но лицо её было сухо. Только глаза, обычно карие, мягкие, как у матери, пылали янтарным светом. Джеймсу казалось, что в них пляшет огонь.

«Мама, они пропали после обеда».

Милая, это я знаю. Патронус Невилла отрапортовал, что Альбус Поттер, Роза Уизли, Дон Диккенс, Анита Биллем и Скорпиус Малфой, пятеро третьекурсников с четырех знаменитых факультетов Хогвартса пропали в самой безопасной школе мира. Просто исчезли. Спокойно, Джинни, не истери, не напугай свою дочь.

— Милая, это я знаю. Расскажи больше. Скажи маме...

«Хьюго не нашел Розу на обеде. Пришел ко мне. Я к Джеймсу. Мы сами поискали их. Они иногда исчезают. В смысле, прячутся ото всех. Но после ужина Роза не зашла за мной в библиотеку. Она обещала мне помочь с заданием для мадам Стебль. Ты же понимаешь, что Роза не могла!»

— Понимаю, родная. Не торопись.

Не подгоняй её, Джинни. Не подгоняй себя. Не сходи с ума. Вот так. Ладонями от зареванного носа Джеймса до самых скул. Впитай эти слезы. Мой парень самый смелый сын на свете. Плохо, если он плачет.

«Тогда Джеймс достал карту».

— Какую карту, милая? — Ну, мистер Поттер, кажется, твои дети сделали тебя. Говорила же, отдай карту Невиллу. А вот и ты сам.

«Какую карту, Джеймс Сириус Поттер?» — какой металл в вашем голосе, мистер Поттер! Можно подумать эта карта хоть кому-то доставалась не воровством из ящиков.

— Гарри, не дергай его! Джеймс, посмотри на отца.

«Папа...»

Ох, Джеймс, просто отдай ему карту. Кажется, я поняла, о чем хотела сказать Лили. Почему ты так плакал, Джеймс. Кажется, ваш папа тоже понял. Вы не нашли друзей на карте? Ох, Гарри! Не смотри на меня так. Я в порядке. Это не у меня, а у тебя трясутся руки. Почти вырвал карту из рук Джеймса. Да и от Рона чуть искры не полетели, когда столкнулись лбами над ней. Что? Что? Что?

— Они в левом крыле пятого этажа! Все пятеро!

* * *

А Малфой постарел. Словно усох. Может, просто черты лица заострились. Впрочем, чего я хочу от отца, сидящего у постели сына. Какой он всё же миленький. Младший. Совсем, как его папаша в этом возрасте. Помню Панси стонала на всю округу: «Сладенький!». Что же это его?

Почему этот малыш так странно застыл? Голова кругом. Перед глазами одна и та же сцена: четверо орущих малышей, прут как муравьи, на плечах несут застывшее тельце. Рон не спускал Рози с рук до самого больничного крыла. Гарри пришлось нести не только Альбуса, но и Лили. Всё же расплакалась.

Теперь в палате стоит такой ор, что не разобрать голосов. Мадам Помфри просто сбилась в подсчете многочисленных Уизли. Вот и Хьюго прорвался к сестре буквально сквозь стену.

Смешные. Сбились в кучу, как стайка рыжих воробьев. Джеймс вроде бы успокаивается, по крайней мере, не пытается всё время ухватиться за руку Альбуса. Ох, дети! Что же с вами произошло? Почему маленький Малфой восковым чучелком лежит в объятьях отца. Интересно, где мать мальчика? Впрочем, зачем мне это? Одни глупости в голове. Не могу сосредоточиться ни на чем. Вот Гарри идет к Малфою. Трогает его за плечо. Зовет куда-то. Куда-то! Они идут к детям.

«Драко, это мой сын Альбус Северус Поттер, за ним старший Джеймс. Моя дочь Лили. Роза Уизли, дочь Рона и Гермионы. Вы знакомы? Виделись? Хорошо».

Где это Драко видел маленькую Розу? Ох! Это не мой секрет, но, кажется, сейчас он выйдет наружу. Держись, Рон Уизли. Твоя жена уже поняла, что сейчас произойдет. Она умная, наша Гермиона. Держись, Эрми, мы знали, что это выйдет наружу.

«... Хьюго, Дон Диккенс, Анита Биллем». Кажется, отец Дона работал с тобой. Верно. Я рад».

Личики заострились. Умницы. Вы тоже уже понимаете, что час, которого вы так боялись, пришел. Сейчас тайное станет явным. Мой Альбус, ты такой храбрый! Так похож на отца. Даже подбородок задирает так же. Готов к бою. Гарри, не распинайся ты так, просто спроси. Вот так. Правильно. Нужно просто подойти к нему поближе. Ему я сейчас нужна больше, чем Альбусу и Джеймсу. Кто же из вас начнет?

«Папа, всё началось с меня. Помнишь, ты провожал меня в Хогвартс на первом курсе? Я тогда перенервничал. Ты помнишь? В общем, мне нужно было в туалет. На обратном пути я потерялся. Зашел не в свое купе. Там ехал всего один мальчик. Меня это поразило: везде битком, а он один».

Помню, как сын рассказал мне об этом. Не сразу. Почти через год. Попросил меня помочь купить подарок на День Рождения Скорпиуса. Волновался, словно собирался ограбить банк Гринготтс.

«Он сказал, что знает, что я сын Гарри Поттера. Я удивился — откуда?»

Правильно, откуда Альбусу знать, что его отец легенда. Отец — это тот, кто таскает на руках, играет в «лошадки», бегает за твоей метлой и вопит от счастья, когда ты летишь. Так же ведет себя дядя Рон, дядя Билли, дядя Джордж, дедушка Уизли. Для всех для нас он милый свойский Гарри, ворчун и трудоголик.

«Скорпиус рассказал, что ты учился с мистером Драко».

Не красней, Альбус. Краснеть должен твой отец. Гарри, конечно, не Рон. Но ведь, милый, ты так и не заметил, чем тревожен твой сын. Не смотри на меня. Не смотри, дорогой. Просто слушай.

«Что вы не ладили в школе. Что его отец когда-то немного ошибся. Даже был Пожирателем смерти. Поэтому его все сторонятся. Но ему всё равно. Я тогда удивился и спросил, причем тут он. Пришла Роза. Она искала меня. Потом Дин и Нита. Они искали купе посвободнее. Приехала тележка, и мы спросили Скорпа, можно ли поесть здесь. Он обрадовался. Сказал, что круто, что я такой простой. Хотя ты, папа, очень крутой. Мы снова заспорили, кто куда попадет. Скорп хотел сделать приятное отцу и попасть на Слизерин, но боялся, что не получится. Дед всё время дразнил его, что «такой нюня» может и тут промахнуться».

О! Роза. Так и знала, что сестренка не оставит тебя одного отдуваться, Альбус. Сколько в ней от Гермионы. Та же верность друзьям, та же отчаянная смелость. Роза — самый храбрый трусишка на свете. Ведь Гермиона не зря боялась, что девочка может заболеть от страха, что отец рассердится на нее.

«Дядя Гарри, Скорпиус боялся. По-настоящему боялся. Я читала в истории Хогвартса, что четыре факультета изначально создали школу. Четыре. Именно четыре. Разных волшебника, разных волшебников. Что школа — это не один факультет, она школа, потому что их четыре. Это же справедливо?»

«Папа, я рассказал им про то, что ты сказал мне на вокзале. Что шляпа учла твое желание и учтет наше. Мы согласились, что если самого Поттера шляпа звала на Слизерин, то это хороший факультет. Да и не всё ли равно, где мы будем учиться? Мы договорились дружить. Тогда».

Мне нравится Дин. Дон Дин. Кажется, так дразнят его ребята. Он нравится Гарри. И Аните. Они всегда говорят хором. Вот и сейчас вопят хором, что шляпа разбросала их по факультетам. Они всё равно остались друзьями. Джеймс, твоя очередь. Решишься ли ты рассказать отцу и дяде, как сам подлил масла в огонь этой дружбы. Злая вышла шутка, сынок. Всё еще сержусь. Ты сыграл на страхе Альбуса, будто он что-то не знает про отца. Отправил его в запретное крыло на втором этаже. Якобы там Рон, Гермиона и Гарри оставили слова клятвы. Ты знал, что Альбус слишком романтичен. Хорошо, что Скорпиус, которому всё рассказала Роза, кинулся спасать приятеля. С ним отправились Дон и Анита. В итоге вас всех выручил профессор Невилл. За что ему в тысячный раз спасибо огромное.

«Мистер Гарри, однажды на уроке Хагрида на нас напал соплехвост. Все разбежались, только Альбус неудачно развернулся и попал почти под соплехвоста. Поодиночке мы бы не справились! Только вместе»

Да, бывают такие приключения, которые неизбежно делают людей друзьями. Что там Невилл рассказывал? Вы подняли соплехвоста в воздух. Как перышко. Хагрид долго восхищался, рыдал, чихал и умилялся. Сморкался в свой огромный платок битый час с таким чувством, как будто вы лично ему спасли жизнь. Да, с тех пор, Гарри, они друзья. Им не помешало даже то, что на втором курсе, все кроме Розы, попали в команды по квиддичу. Видимо, Роза унаследовала от матери и презрение к квиддичу, и упрямство поддерживать друзей, несмотря на это. Ведь попали они тогда в разные команды. Команды-соперники.

«Папа, я боялся летать. Нет. Когда я летал один, всё было хорошо. На тренировках всё было нормально. Меня ведь сразу взяли вторым ловцом. Но когда на стадион приходили люди и начинали глазеть на меня, я каменел. Словно кто-то наслал на меня Оглохни. Ничего не мог. Даже Джеймс от меня устал. Устал кричать. Один Скорп ходил со мной тренироваться тайком. Он учил меня, что усмешки и восхищение нужно сносить спокойно. Всем ведь на деле наплевать. Если он не отвечает за отца, то и я тоже. Но я сам по себе летаю хорошо. Нужно было, чтобы кто-нибудь верил в меня. В меня, а не сына «Мальчика-который-выжил». Он верил. Этого оказалось достаточно. Когда меня выпустили на поле, я поймал снитч. Через девять минут после начала игры. Ты помнишь?»

Да, ликование в семье достигло верхнего предела. Спортивная косточка! Сын своих родителей! Даже Флитвик прислал сову с поздравлением. Гарри в кои-то веки взял выходной. Но, Гарри, ты тогда не спросил, почему сын так расстроен. Почему не удивился твоему приезду. Страшно признать, но всё дело было в том, что Скорпиус тогда ликовал со всеми. На глазах у всего стадиона. Ему ведь, Альбус, не простили этого? Не только «свои», но и все остальные факультеты. Вот, галдят всей стайкой. Били Скорпиуса, мальчишки дрались в ответ. За брата дрался Джеймс. Анита и Роза перестали ходить в женские комнаты со всеми девочками. Прятались в туалете с Плаксой Миртл. Морщишься? Смотрю, Драко тоже понимающе закивал. С Плаксой хорошо, но мокро.

«Папа, Хагрид, сначала помогал нам. Но больше волновался о своей свадьбе с мадам Максим. Джеймс сначала против воли остальных старост пускал нас всех в гостиную Гриффидорфа, но ему стало сильно попадать из-за этого. Когда Скорпа на поле сбили с метлы тухлыми яйцами, никого не наказали. Сказали, «просто шалость». Мы тогда ушли из своих команд. Но лучше не стало. Теперь злились на нас всех. Нам было некуда пойти. Такая большая школа, а спрятаться в ней негде». Иногда бывает очень стыдно смотреть детям в глаза.

«Но Скорпу однажды открылась какая-то комната»

Ого! Чего-то, оказывается, не знаю и я. Чему я удивляюсь? Если бы Молли знала хоть десять процентов того, что я лично творила в школе, она бы привязала меня к кровати навечно. Но почему побелели Гарри и Рон? Гермиона? Что вы поняли? Драко? Вот ты... трижды Северус Снейп, это же «Выручай-комната»!

«Сначала всё было хорошо. Даже здорово. Про нас забыли. Убегали туда сразу после занятий. Просто вспоминали про комнату, и она открывалась нам. В ней было всё! Столы, кресла, гамаки, метлы. Мы гоняли там в квиддич. Джеймс отдал мне твой снитч. Мы ловили его вчетвером. Дин — классный вратарь, мы тренировали его. Было так здорово».

«Пока на Альбуса не стало всё время что-то падать, дядя Гарри. Они смеялись, но мы с Анитой сразу поняли, что это делает комната. Мальчишки никогда не верят нам. Не верят, пока не становится поздно. В тот день на Альбуса упал какой-то шкаф. Огромный. Черный. Мы едва успели выдернуть из-под него брата. Ободрали все руки в кровь. Стало страшно».

Рози, мне тоже стало страшно. Ваш друг не двигается вот уже час, пока вы галдите в метре от него. На его личике такая мука, и, кажется, могу думать только о том, что это могло случиться и не с ним. С Альбусом. С Розой. Сто потных поттеров, что же происходит?

«Папа, Скорпу вчера досталось особенно. Били сначала свои, а потом к ним присоединились Финниган и Тобус. Они мои приятели по факультету. Я доверял им! Когда мы отползли от шкафа, то загрустили. Нам нигде не было места. Даже здесь. Почему обязательно воевать, если носишь форму другого факультета?! Разве в отряд Дамблодора принимали по цвету школьной формы? Роза, прости, но я скажу! Роза боялась возвращаться домой. Боялась так, что плакала гуще Плаксы Миртл. Боялась, что ты, дядя Рон, выгонишь её из дома. За дружбу с Малфоем. Ты же всё время говорил об этом».

Да, Рон, ты влип! Не стой же вороной. Ты же, как всегда, не понял, чего твой ребенок рыдал в три ручья, когда ты выпытывал, кому это она строчит письмо. Не помнишь? Ты заявил ей, что она прячется так, словно пишет самому Малфою. О! гляжу до тебя дошло! Твоя не умеющая врать дочь пыталась не врать тебе три года. Не врать, но и не говорить правду. Не смотри, Гарри, ты тоже хорош. Похоже, только для Драко это все не новость.

«Скорп нам рассказал, что на самом деле его отец не хотел враждовать с тобой. Что ему всегда хотелось дружить с тобой, папа. С вами. Что вы были клевые! Что про вас ходили легенды. Простите, мистер Малфой, может это и не так, но Скорпиус так сказал. Сказал, что ему всегда нравилась тетя Гермиона. Самая умная девочка на курсе. Что мама была очень красивая. И веселая. Папа, ты понравился мистеру Малфою еще при первой встрече. Он не знал кто ты. Ты ему понравился сам по себе. Вовсе не потому, что ты был «Гарри Поттер». Но он не сумел понравиться тебе. Потому и приходилось дружить с милыми, но тупыми дружками. Не помню, как Скорп их тогда назвал».

«Когда он сказал об этом, комната сошла с ума. В нас летели предметы. Сжимались стены. Альбус и Скорп сначала летали между всем этим, сбивали метлами летящие в нас ножницы и перья. Нита и я плакали. Дин метался между нами. Нам было страшно. Мы звали. Кричали. Но комната не открывалась. Не знаю, сколько прошло времени. А потом Скорп упал. Кричал. Извивался. Словно что-то жгло его изнутри. Он кричал страшные вещи. Я не знаю таких заклинаний. Не видела их ни в одной книге. Даже в той, что мама прячет в шкафу за дверью. Мне кажется, нас спасло то, что он называл их как-то невпопад. Может, неточно. Не своим, каким-то не своим голосом».

О чем вы, дети? Какое страшное лицо у Драко. Гарри, что ты понял? Я же вижу, что ты что-то понял. Ты всегда выпрямляешься в такой момент.

«Папа, когда он совсем упал, открылась дверь. Мы схватили его и понесли. Я боялся, что он умер. Я никогда так не боялся. Папа. Папа, мы всё правильно сделали?»

Знаю, что никогда не писал тебе писем, Чарли.

Просто не большой мастак это делать. У нас Гермиона по этой части. Обычно мне достаточно просто выбрать открытку. Дальше Мина своим убористым почерком распишет как надо. «Чарли дорогой! Мы с Роном...».

Прости, но мне нужно с кем-то поговорить. Вернее написать. Говорить будет труднее.

Раньше для таких дел проще всего было пойти к Фреду. Поэтому к Джорджу и не могу. Билли не поймет, слишком правильный он. Не смогу и с отцом. Оказывается, они с матерью всё знали. Гермиона... Все всё знали, только не я. Правда, Гарри тоже не знал, но от этого только тяжелее.

После того, как дети нашлись, старый замок, облепили мракоборцы. Прямо как мухи. Гул стоял такой — Пивз слетел с потолка. Флитвик, Макгонагалл, Гермиона, Помона, Невилл, все разом колдовали, трясли книгами, но парнишка Малфой, как застыл, так и лежал. Лишь иногда по лицу как тень набегала. Вспоминать неприятно: скорчит его, кровь от лица отольет, словно чернит что изнутри. На детей было больно смотреть. Джинни, Гермиона и Минерва кружили вокруг Малфоя. Тот просто прилип к кровати. Вцепился в сына и давай таращиться на него. Как в зеркало. Меня чуть не стошнило!

Тут-то Гарри его и позвал. С нами на поиск комнаты.

Нет, конечно, умно найти её. Что бы не вцепилось в парня, нашло оно его там. Значит, что-то еще осталось. Но брать с собой того, кто нас чуть не угробил там двадцать лет назад? На это способен лишь Поттер! Иногда, честное слово, не понимаю, как это Джинни выпускает его одного из дома?!

Выручай-комнату мы нашли почти сразу. Чуть отошли от места, где ребят обнаружили, она и открылась.

Вошли парами. Странное чувство, ведь я своими глазами видел, как она сгорела. Тогда казалось, ничего не могло остаться после такого огня. Смотрим — горы хлама. Сколько и до пожара не было. Самое странное, сходу нашел значок «Поттер слизняк». Мне даже показалось, что это тот самый, что я таскал на форме, а потом тайком выбросил после первого тура.

Джинни подняла ветку омелы. Гермиона какую-то книгу, которую разглядывала так, словно это не книга, а змея. По виду какой-то старый учебник. Невилл завис над детской напоминалкой. Смотрю, Гарри с Малфоем бочком пятятся от чего-то. Глянул — расплавленное что-то на полу, мелкое. Как проволока. Сразу не понял, а пригляделся — крестраж Волан-де-Морта! Останки безделушки Кандиды Когтевран!

Тут-то всё совсем расстроилось. Гарри почти на пол сполз. Говорит «всё хорошо», «просто душно», «голова раскалывается, и дышать тяжело». Малфой рядом не лучше! Зеленый и лепечет, мол, здесь же погиб Крэбб. «Не заслужил он такой жуткой смерти!» Я ему, а кто заслужил? Мы?! Не Крэбб ли вызвал тот огонь? Его никто не заставлял! А этот воображала стонет: «Это я виноват!». Я и не удержался! Чего это ты, Малфой, вообще решил, что Крэбб тебе подчинялся? Джинни рассказывала, как тому нравилось оттачивать своё зверство на первоклашках! А как он орал, пока пытался нас убить? На Малфоя же и орал!

Но тут-то Джинни на меня всех собак и спустила: «Воевать с мертвыми, Рональд Уизли, смешно и гадко!». Мол, я сейчас такой же грозный, как карликовый пушистик. Потом вцепилась в Гарри, и мы все ушли из комнаты.

Ловить там было нечего. Кроме тоски. Которую все почувствовали. Кроме меня. Меня лично душила ярость.

Вовремя вернулись в больничное крыло. Парня Малфоя словно что подбросило в воздух. Буквально распяло над кроватью и трясет в воздухе, как от падучей. Мало того! Чарли, я никогда такого не видел. Вокруг него, как щит прозрачный. Двадцать магов разнесли крыло в щепки, а сквозь него ни на сантиметр. Папаша малфоистый — гнус, ясное дело, но парень-то — кроха. Мне тогда казалось, зубами бы грыз воздух, чтобы прорваться. Да мы все так думали в тот момент.

Пока глушили круг заклинаниями — разнесли дверь. В неё, как в щель, рванули дети. Ад кромешный! Роза, Альбус, Джеймс, Хьюго, Лили, парень этот, Диккенс, внучка Биллем. Воют в голос. Волосы дымом встают. Хватаешь на руки, а Роза вьется с рук, рвется от меня, потом кидается назад. Кричит: «Папа! Папа! Папа спаси его!». Папа стоит, как садовый гном и знай, скрипит зубами.

Смотрю, Альбус почти лег на пол у кровати и что-то шепчет одними губами. Быстро-быстро. Смотрел на него, всем телом вспомнил, как Гарри падал с метлы на каком-то там курсе. Он падал, а из меня дух выходил. Фигурально. Мне тогда казалось, он ударится об землю, а у меня сердце возьмет и разобьется.

Скорпиус, видно, услышал Альбуса. Или еще чего. Но выгнулся дугой, изо рта поползло какое-то сизоватое облачко. Вполне плотное. Гермиона — раз! Вытянула его в свою склянку. Мальчишка упал на кровать и почти сразу глаза открыл.

Драко цап его! И ревет. Знаешь, лет шесть мечтал посмотреть, как плачет Малфой, а тут сам чуть не разревелся. Да и оглох порядком. Детей успокоили только через час. От палаты едва отогнали.

Мадам Помфри выгнала всех за дверь, даже Малфоя. Пока обнимались, решили дойти до Ханны. Горло промочить (Невилл женился наконец!), выдохнуть. Идем, смотрю — Джинни куда-то вбок. Пригляделся, а она за Малфоем. Тот, как рождественский гусак, вразвалку бредет по аллее Героев.

Слышу, она ему: «Тебя же не было здесь, когда мы вернулись на седьмой курс».

Тогда на глазах у них отстраивали Хогвартс. Каждый день прибывали всё новые и новые маги, со всех сторон света. Запомнилась делегация из Махоутокоро. Свои заклинания они творили прямо в воздухе. Вставали в круг в длинных своих мантиях, начинали неспешно кружиться на месте. Сначала степенно, а потом всё быстрее и быстрее. Пока винтом не уходили в небо. Вокруг них поднимались красивые вихри света и снега, над всем этим расплывалось голубоватое свечение. Флитвик объяснял, что так они лечили саму почву от проклятий и мерзости.

Думал, она так и будет ему вспоминать это время, а тут: «Мне тяжело дался тот год. Думала, что уже никогда не смогу стать счастливой. Да, Гарри был живой и рядом. Каждый понимал, что всё могло быть хуже, но мира... того, за который они так сражались, не наступало. Цвели сады, пели птицы. Стали поговаривать, что на рассвете можно услышать над озером пение феникса. Но пустота внутри не зарастала.

Гарри с третьего курса знал, что станет мракоборцем. Гермиону еще до экзаменов пригласили в Министерство. Рон дал слово (да, дал!) Джорджу, что после школы станет его партнером. Еле уговорили не бросать школу сразу. Нашли компромисс — купили лавочку Зонго. Все по очереди помогали там. Когда могли.

Ведь Полумна выхаживала отца. Невилл работал подмастерьем мадам Стебль. Торговля шла бойко, мама почти оправилась, но я не представляла, что делать дальше».

Чарли, о чем говорит эта девчонка? Она гоняла в тот год в квиддич так, что из «Гарпий» приехали посмотреть на нее на школьный матч! У нее поклонников было больше, чем у «Ведуний» всех вместе взятых! А она: «Мне кажется, я согласилась играть за «Гарпий» только потому, что нужно было чем-то себя занять».

Поттер, конечно, вечно занят. Он у нас спасает мир, и, что самое плохое, обычно удачно спасает. Кто бы спорил, не очень весело ждать его часами, но чтобы: «Я могу понять тебя. Понять, какой одинокой можно быть даже среди самых верных соратников».

Тут еще Малфой выдает: «Очень понимаю тебя. Всегда понимал. Завидовал!» Думаю, вот ведь заливает, а он «Поттер всё равно тебя всегда выделял. Кроме того, у тебя было шесть братьев. Легендарных братьев. С тобой дружили Гермиона и Полумна, две самых умных девочки на курсе. Всё, что было с вами связано, сразу обрастало невероятными подробностями». Однажды он видел, как Джинни издевалась над нами с Гарри на тренировке. Передразнивала, как мы маемся. Я точно не помню, но Гарри тоже любит что-то такое вспоминать. Так вот, Малфой плетет, что тух в своих шикарных комнатах, наблюдал за всем этим, задирался и мечтал. Мечтал, что Джинни когда-нибудь сможет и его вот так передразнить. А он, «Поттер и Уизли будут хохотать вместе».

Тут к ним подвалил Гарри. Мадам Помфри просила передать, что можно забрать Скорпиуса. Если Драко пожелает. Так и сказал: «Если ты пожелаешь». Малфой ему: «Спасибо, не надо!». Скоро прибудет Астория, они пробудут с сыном, сколько нужно. Сказал, а я только понял: матери Скорпиуса с нами не было! Странно. Смотрю, и Гарри говорит: «Почему она не прибыла с тобой?». «Она просто очень ранимая, Гарри. Боялся, что она не справится. Сейчас худшее позади, я позвал её». Какие нежности, думаю! Ути-пути! Темнит, думаю, мой темный однокурсник. Но Гарри ему: «Счастливчик ты, Драко! У меня такой власти над женой нет!». Это он про нашу Джинни, да она за ним как кошка! Малфой как рассмеется. Думал, кинуть чем в него, смотрю, а это Джинни гримасничает! Корчит показательное такое смирение рядом с Гарри. И они трое ржут, как кони.

Потом сестра ушла, а эти двое остались стоять. Ходят, будто статуи разглядывают. Я тогда уже порядком устал. Устал стоять в кустах, как вор. Глядеть на всё это. Думаю, черт с ними. Нападет на него Малфой, и поделом. Нечего корчить из себя всепрощенца. Дергаюсь «уйти или спасти его задницу», а он — Малфою: «Драко, ты почувствовал? (тот кивает, как умный) Вот такая тоска последнее время нападает на магов в самых разных местах. Помнишь дело Квинтеллина? А Перекиста? Их уже десятки. Палочка перестает слушаться, тело немеет. Становится очень холодно. Маги и маглы начинаются задыхаться. Да, такие случаи стали случаться и с маглами. Пару раз ситуация совсем выходила из-под контроля. Маги умирали, маглы сходили с ума». Пару недель назад Гарри прилетал в Хогвартс по просьбе Невилла. Тот заметил подобное здесь. Как раз рядом с местом, где они потом нашли детей. Так вот, Гарри связал все случаи с определенными местами. Собирает экспедицию в одно такое место. На этот раз в нее войдут не только мракоборцы, но и ребята из других отделов. В том числе и международники. Если Драко не против, он запросит его в экспедицию. Если «тому интересно».

Думал, Малфой сейчас засмеется, откажет, плюнет в Гарри. Но тот схватил его за руку и затряс так, словно хотел оторвать. Вот-вот на шею кинется! Тут к ним еще Астория подвалила. Вся такая беленькая, гладенькая. Как все Малфои. Драко её под ручку подцепил и что-то твердит, как на своём, всё на Гарри показывает. Тот стоит чурбаном, только лыбится во весь рот, кивает и за ручку мадам берет.

Постоял так молча, и просто ушел. Тихонько ушел, да только, Чарли, никак не отпускает меня. Не отпускает одно: почему же он мне ничего такого не рассказал? Почему, Чарли? Не понимаю.

Твой брат, Рональд Уизли

Гарри попытался припомнить, когда именно начали перестраивать Нору. Может, после рождения Луи, или еще до этого. Где-то между Фредом Уизли Вторым и Люси дедушка Уизли торжественно объявил, что надстраивать комнаты и дальше бессмысленно. Дом издалека напоминал облепленный ракушками уродливый валун. Тем более что в Оттери-Сент-Кэчпоул славно отстроились Рон с Гермионой и перебрался со своей семьей Перси. Гарри улыбался своим мыслям.

Славное это было время. Молли, Флёр, Джинни и Гермиона развели такую активность, что было не понятно, как они всё успевают. Тем более, что Джинни на тот момент ждала Лили, а Гермиона только-только разрешилась Хьюго. Поразительно, но даже когда заново поднимали стены, знаменитый камин с часами продолжал действовать. Возвращаясь через него за Джинни с детьми, он каждый раз не знал, какой застанет Нору. Теперь она была восьмиэтажной.

Гордостью нового дома стала специальная гостиная — подарок детей Артуру и Молли. Теперь в центре гостиной стоял огромный круглый стол, за которым в хорошие дни размещалось до сотни веселых гостей. Когда оставалась только семья, стол и комната незаметно сокращалась до уместных размеров.

На первом этаже, кроме гостиной, расположился кабинет Артура и две кухни. Летная — на веранде, и обшитая светлым деревом «теплая» кухня. Убежище детворы и Молли.

Здесь вечно что-то варилось, кипело, булькало и заманчиво пахло. Внукам разрешалось играть на полу, за столом и даже под столом. Впрочем, детям в этом доме разрешалось всё.

Специально для них была изобретена особая детская спальня на чердаке. Для этого с него окончательно изгнали легендарного упыря Уизли, покрыли стены вязаными веселыми ковриками Молли, расставили кровати и разделили их (очень условно) ширмами из рисовой бумаги. Чердак сразу пропах дымовыми экспериментами Фреда-младшего, легендами и особыми детскими секретами. Вот и сейчас ни в гостиной, ни в кухне не слышно детских голосов, а ведь кроме множественных Поттеров и Уизли в Норе гостят Анита с родителями и Дон с бабушкой. Он мог бы поклясться памятью Букли, что всего полчаса назад слышал голоса близнецов Саламандеров. Тем более вон Полумна с Рольфом приветливо машут ему из кухни. Но раз никого из них нет здесь, в царстве лакомств, значит, развеселая орава снова затаилась на чердаке.

Джинни говорила, что Тед приехал еще с вечера. Нужно будет заглянуть чуть попозже, обнять крестника и заодно выяснить, какими байками на этот раз любимый метаморф кормит многочисленное стадо мелких родственников. Там где собираются вместе Джеймс, Фред и Тедди — ухо лучше держать востро.

Если детей нигде не слышно, зато слышно на весь дом, как страшно довольный Рон нахваливает Рональде Диккенс перестроенную Нору. Сухонькая, острая на язычок Рональда — любимый поставщик братьев Уизли. Рон как-то по секрету сказал, что не знает, чего бы Рональда не смогла бы достать для нужд мага. Джинни такой комплимент показался сомнительным, но в честной репутации Рональды никому не приходило в голову усомниться. Сама полукровка, всю войну с риском для себя и своей семьи прятала «нечистокровных» соседей.

Не уверен, что готов себе объяснить, почему он с таким упоением все эти годы творил праздники, просто никто никогда не отказывал ему в этом. Джеймс, Альбус и Лили с первых лет знали, что папа за полгода начинает подбирать им подарки, готовить сюрпризы. Для каждого праздника выбиралось свое место, часто целое путешествие. Лишь один единственный праздник в году всегда отмечался только здесь, в Норе. Потому что Альбус родился в сочельник. Самый лучший подарок на Рождество, который когда-либо получал Гарри.

Обо всем этом Рон торжественно вещал Рональде и терпеливой Андромеде. Флёр, Гермиона и Джинни не скрывали ласковых усмешек, по третьему кругу слушая, как он перечисляет гостей: «Обещал быть Невилл с Ханной. Андромеда, помните Ханну Аббот? Она училась с нами на курсе, сейчас владелица «Дырявого котла». Это у нее жил Тедди в прошлом месяце. Герми, а что он там, кстати, делал-то?».

В ответ многочисленные невестки Молли дружно фыркнули, а сама Молли ласково пригладила непослушную шевелюру младшего сына. «Что? — не унимался он, — почему все вечно такие умные и всезнающие, только Рональд Уизли идиот-идиотом?». «Не будь к себе таким строгим!» — уронила Полумна. «С тебя хватит одного идиота» — подхватила Джинни.

На втором этаже Перси о чем-то нудно вещал Кингсли Брустверу, министр вежливо кивал и явно искал причину избавится от верного, но нудного сотрудника. Не так уж это было просто.

Артур и Хагрид шептались на лестнице третьего этажа, в коридоре звучали голоса Минервы Макгонагалл, директора Флитвика и Невилла. Краем глаза Гарри заметил, что в одной из комнат снова ссорятся Джордж и Анджелина. У нее заплаканные глаза. Гарри нахмурился.

Может, потому его лучший друг такой перевозбужденный сегодня. Правда, они крепко рассорились неделю назад, когда Поттеры заявили, что пригласили на День Рождения Альбуса Скорпиуса с родителями. «Малфой в моем доме! Да через мой труп!». «Это можно устроить! — сурово пообещала Молли. — Пока это мой дом, значит, я могу себе позволить в нём всё, что угодно, даже пригласить Малфоя».

С той минуты Рон не перестает ворчать и жаловаться любому, кто подвернется. Вот и сейчас с кухни летит его басок: «Мы уже можем есть? Или я должен умереть от голода в ожидании высокого гостя?». Гарри инстинктивно дернулся на голос, но услышал, как брата одернула Джинни: «Ты едва поместился в мамин подарок, Рональд Уизли, ты уверен, что тебе стоит есть вообще?». «Гермиона! Скажи ей!». «Тебе, правда, не мешало бы похудеть, дорогой». «Да все вы здесь сговорились?! Полумна!». «Тебе очень к лицу бордовый... Стройнит». Гарри подумал, что Рональда сейчас стоит уже пожалеть. Попасть на язычок сразу трех закадычных подруг — испытание не из легких.

— Гарри! — позвал Артур, — где Альбус? Прибыли Малфои.

— Скорп! — Альбус чуть не уронил отца, слетая по ступенькам навстречу другу.

За ним с гиканьем свалились Дон, Анита и Роза. Со стороны могло показаться, что это огненный рой слетался на тонкий дверной колокольчик, облепил невысокого Скорпиуса и унес за собой. Джинни и Гарри оставалось только бессильно улыбаться, пожимая руки Драко и Астории. С воплями «Мы тебя давно ждем!», «Тедди привез такое!» дети исчезли, а гости прошли в гостиную. Молли и Кикимер торжественно размещали всех за огромным столом.

— Что там у них? — негромко спросил Драко Гарри и присоединившегося к ним Невилла. Гарри ухмыльнулся: «Мой старший сын стащил из моего кабинета знаменитую карту Мародеров. Её когда-то создали мой отец, Сириус и Люпин. Это особая карта! Она показывает весь замок Хогвартс, все его ближайшие окрестности, а также местоположение любого посетителя Хогвартса. Кто бы он не был, где бы не находился, и даже если спрятался под мантией-невидимкой».

Драко и Невилл присвистнули. Гарри довольно ухмылялся: «По уму, она принадлежит ему по праву. Джинни долго просила отдать её тебе, Невилл, но, прости, детям она нужнее. Джеймсу от нас, конечно, попало. Но карту отнимать я не стал. Было интересно, что он сделает с ней. Сейчас, например, он показывает карту друзьям».

Невилл хохотнул: «Кажется, профессору Флитвику знать об этом не стоит». «Думаю, об этом не стоит знать и профессору Макгонагалл». Драко понимающе кивнул: «Слизернот не приехал?». Друзья загрустили, старик сильно сдал. Стал редко выходить из своего кабинета, оживлялся только на уроках. Поговаривали, что в этом году еще ни разу не собирал свой Клуб Слизней.

Молли не на шутку расстаралась. Рон справедливо заметил, что многочисленные вазы, пироги и разносолы напоминают ему праздничные пиры в Хогвартсе. Высокие кувшины с компотами: вишневым, сливовым, клубничным, ежевичным, яблочным. Графины с медовухой и морсами. Бочонки со сливочным пивом. Пироги с черносливом, курагой, щавелем. Хлебцы кунжутные, маковые, с завитушками, разновеликие слойки, сойки и пончики. Ягоды мороженые, яблоки моченые, запеченные в сиропе, пастила и миндаль, лимонные дольки, пахлава и пышки с ванилью. Это если не говорить о мясных блюдах, овощах отварных, свежих и запеченных. Кикимер ревниво следил, чтобы тарелки на столе не пустовали, незаметно подкладывая еще и еще, пока измученные гости не откидывались обессилено на высокие спинки стульев. Астория испуганно оглядывалась.

Еще никогда ей не приходилось бывать в таком доме. Дом её родных был огромным, прохладным и темным. Даже перестроенная, Нора издалека по-прежнему напоминала обросший ракушками разноцветный валун.

Астории никогда не приходилось видеть столько людей сразу. Рональд в чем-то прав, этот дом сильнее всего напоминает Хогвартс. Однажды, когда они с сестрой еще учились в школе, родители не смогли их забрать на Рождество. Самое веселое и странное Рождество в её жизни. Они с Дафной забрались тогда после отбоя на Астрономическую башню и пели там песни вместе с какими-то ребятами. Было так весело, что стало немножечко стыдно. Они так громко смеялись, бегали по галереям и кидались снежками. Совсем как шумные братья Уизли. Вон они, чтобы «растрясти Моллины явства» и «протолкнуть еще один кусок пирожка в желудок» умчались в сад, прямо из окна гостиной на экстренно вызванных метлах. Хозяйка дома, седенькая растрепанная Молли, что-то отчаянно кричала в спину детей и зятя, нарезающих круги над домом.

«Разве мадам Гринграсс, строгая моя мама, могла бы себе позволить, вот так, на ходу, лепить снежки и кидать в парящих над ней сыновей? — Астория вздрогнула, представив, как родители сейчас чинно сидят за накрытым столом и слушают праздничную передачу. — Так заразительно хохотать!». Астория невольно потянулась к мужу.

Драко почти не заметил этого, вернувшийся Гарри как раз в этот момент рассказывал министру о бесстрашии мужа. Джинни, украдкой наблюдавшая за всеми, заметно побледнела. Это здорово взбодрило загрустившего Рона. Астория в испуге положила руку на плечо Драко. Если бы она знала, что тревожит Джинни, то с легкостью разделила бы эту тревогу. Джинни давно подмечала, что Драко и Гарри так увлечены погоней, что отмахиваются даже от привычной Малфою осторожности.

В это время на чердаке Скорпиус, как и его мать, жадно впитывал незнакомый для себя мир. Сколько здесь такого, чего просто быть не может в родительском доме. Сад, в котором можно безнаказанно носиться, выдергивать садовых гномов и радостно перекидывать их через забор. Чердак, которым можно распоряжаться. Огромные часы, стрелки которых указывают, что происходит с каждым членом семьи. Сейчас все стрелки дружно застыли на отметке «дома».

Дом гудел, пыхтел и говорил разными голосами из каждой комнаты. Самую большую горечь, сам не понимая того, ему доставил старенький мистер Уизли. Добродушный Артур запросто разрешил пройти в его кабинет. Затаив дыхание, Скорпиус во все глаза смотрел, как Альбус, Хьюго, Лили и Фред кружат деда по комнате, буквально выхватывают какие-то вещи прямо из его рук, бесконечно спрашивают, а он — отвечает, отвечает, отвечает. Спокойно и весело отвечает на каждый случайный вопрос. Он тоже рискнул спросить про странный предмет на каминной полке, и мистер Уизли любезно рассказал про прибор «компас». Мало того, он этот «компас» Скорпиусу подарил. От волнения мальчик сразу забыл, для чего этот предмет нужен. Но засунул его поглубже в заветный карман.

Потом все снова собрались на чердаке. Тедди привез дневники своего отца, профессора Люпина. Здесь можно было развалиться на подушках прямо на полу, образовав неровный кружок вокруг уже взрослого, но всё еще возившегося с ними крестника Поттера. Тедди читал из дневника веселые истории про то, что дедушка Альбуса и его друзья вытворяли в Хогвартсе. Было очень странно и щекотно слушать истории про тех, кто учился там же, где и ты, но так давно! Словно и не было.

Скорпиус в ужасе услышал, как Тедди назвал его фамилию, не сразу понял, что речь идёт о его деде. В ужасе представил обрюзгшее лицо Люциуса; как тот часами расчесывает свои длинные серебристые волосы; острым ногтем скребет по стеклу, словно пытаясь его поцарапать. Альбус осторожно окликнул друга, кротко дотронувшись до руки, и Скорпиус поспешил отогнать пришедшее на ум воспоминание. Дед никогда не был им доволен, гостей не любил, и почти никого не принимал в своем крыле дома. Они с отцом никогда не говорили о нем, предпочитая молчать о взаимной горечи.

— У Вас дома не так шумно, Астория? — Джинни неслышно подошла ближе. — Хотите пройтись по саду? У нас он не очень большой, но там много тише. Или, если хотите, можно выпить кофе прямо на кухне. Там сейчас только Кикимер.

Астория снова вздрогнула. Домовики её родителей в ужасе передавали друг другу историю старого домового эльфа Блэков. Но покорно встала и пошла за Джинни. В этой невысокой, стройной ведьме было нечто, что подкупало с самого первого взгляда. Может быть то, что она единственная догадалась, как ей, Астории, здесь непросто.

В кухне, правда, было много тише. На кухонном камине горели свечи. Аккуратный белесый домовичок в белоснежном джемпере, дремал в кресле рядом с камином. Джинни заговорщически подмигнула: «Гермиона уговорила его первым в истории «выйти на пенсию». Пенсию Гарри назначил щедрую, но мы чуть не потеряли его, пока не убедили, что не выгоняем из дома. Теперь «Пенсию» Кикимер копит, тратясь только на подарки детям. Джемпер — подарок Молли. Она не устает вязать свои фирменные вещи всем, кто живет в её семье. Кикимер здесь — член семьи. Её почетный гость. На следующий год, Астория, я Вас уверяю, джемпер найдется и для Вас».

Астория вдруг подумала, что была бы не прочь получить такой подарок. Из гостиной в кухню стал перебираться хихикающий народ. «Флёр поёт для Молли. Оригинал был слишком нудным, чтобы его повтор не свел с ума, — пояснил подсевший к ним Джордж. — К тому же, Молли от умиления ревет с такой утроенной силой, что в гостиной скоро будет потоп».

Появившийся из ниоткуда Гарри обнял Джинни, спрятал свое лицо в её волосах, и Астория услышала, как он шепнул жене что-то про «разливающуюся флегму». Поттеры расхохотались. В каком-то священном ужасе Астория снова представила, как манерно и холодно отец поцелует точеную руку жены, кивком головы одарит Дафну и Ноту, а после углубится в чтение «Ежедневного пророка». Тут Гарри ловко поправил выбившийся из прически рыжий локон Джинни, мягко привлек её к себе.

«Может быть, — думала Астория, — не обязательно быть всегда собранной, холодной и подтянутой. Можно быть такой, как стремительная Гермиона и её шумный Рональд, как похожие чем-то друг на друга Поттеры. Вот педагог сына Лонгботтом и его Ханна танцуют без музыки для сморщенного домовика Блэков. Тот подслеповато щурится и пытается подпевать красавице-вейле Флёр. Может быть, и ей можно вот так... быть такой вот... счастливой». Словно услышав её, Драко подошел неслышно и обнял. Почувствовав губы мужа у своего виска, Астория часто-часто заморгала глаза, пытаясь не расплакаться прямо тут.

«Она милая!» — шепнул жене Гарри.

— Мама! Папа! Дядя Гарри! — дружный детский рев сорвал двери с петель, на первый этаж ворвалась ватага сорванцов. — Папа! — Альбус сиял не хуже рождественской звезды в центре дружного круга, — папа! Можно мы сыграем в квиддич? — Гарри удивленно было кивнул, — с тобой! — голос Альбуса дрожал от нескрываемого волнения. — Помнишь, когда Джеймс первый год уехал в Хогвартс, вы с мамой развлекали нас с Лили тем, что играли с нами пара на пару? На заднем дворе? У Джеймса есть твой старый снитч!

Братья Уизли дружно захохотали, глядя на вытягивающееся лицо Поттера. «А сын более чем оправдывает свои имена. Кажется, ничем не уступает своим великим предшественникам. Надо бы проверить, на месте ли мантия невидимка». Джеймс сейчас же, на всякий случай, нырнул за спины окончательно развеселившихся дядьев.

— Отличная идея, племянник! — Рон просиял, — нас тут на полноценные две команды хватит. Джинни? Джордж? Анджелина? — Рон проигнорировал, что навстречу ему приподнялся Драко Малфой. — Как будем делиться? Уизли и не Уизли? Уизли и остальные Уизли?

Анита возникла между родителями, как сказочный суслик: «Дядя Рон, а давайте разделимся по факультетам?».

«Милая, — отмахнулся тот, — у нас тут один факультет. Разве только «дядя Драко» рискнет сыграть один против всех нас. Правда, ему не привыкать». Помрачневший Драко отвернулся, Гарри в гневе попятился от двери.

«Почему один, дядя Рон? Мистер Малфой, — Альбус шагнул к Драко, — если Вы разрешите, я смогу сыграть в Вашей команде за цвета факультета Слизерин? — за его спиной тут же выстроилась очередь из школьников всех мастей: Дон, Анита, Джеймс и даже Роза.

— Вот и поделились. Драко Малфой, ты не против вывести эту гвардию против «ветеранов большого квиддича»? — Драко неожиданно для себя согласно захихикал. — Тогда по коням. Рон, шуруй на ворота. Учти, против объединенных сил этих здоровяков тебе явно понадобится Феликс Фелицис. Или немного ума. Хотя последнее плохо крепится в твоей черепной коробке! — Джордж с удовольствием подтрунивал над почерневшим от злости Роном.

Не то, чтобы он не понимал, что изводит брата. Малфой на пороге родительского дома лишний раз напомнил, что Фред (последнее время снившийся каждую ночь) уже никогда не вернется. Но Рон так достал его своим нравоучениями, что только поэтому уступить ему было бы большим преступлением, чем выручить Драко.

Метлы взмыли над садом, многочисленные гости взорвались разноликими кричалками. Всех развеселила Полумна, вдруг запевшая: «Рональд Уизли — наш король, / Рональд Уизли — наш герой,/ Перед кольцами стеной / Так всегда и стой...». «Хорошая песня! — степенно пояснила она, — её один год столько кричали, что как тут не вспомнить?». Тут Джинни забила первый гол.

Ловцами в воздух поднялись Гарри и Альбус. Гарри с удовольствием отмечал, как сын свободно обходит его, бесстрашно ныряет, мастерски петляет между дядьками. Поттеру приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы не отставать от более легкого и маневренного сына. Еще один заход, снитч буквально завис в сантиметре от его руки, когда Альбус подрезал его. Дружный рёв почти снес крышу Норы, Гарри сгреб счастливого сына в охапку. «Папа! Ничего, что Слизерин победил?» — прошептал тот отцу. «Поверь, — подмигнул Гарри, — по-настоящему выиграл только квиддич!». Так, в обнимку, они влетели в счастливую Джинни, и все трое свалились в пушистый сугроб. Откуда их выдернули Драко, Рон и Молли. Победители и побежденные с утроенной силой навалились на обновленные хозяйкой яства.

Минут через сорок снова отвалившийся на спинку стула Гарри заметил, что за столом нет Драко. Асторию Гермиона и Джинни полчаса назад увлекли на третий этаж, в малую гостиную. Артур достал заветную бутылочку огневиски и увел мужчин в комнаты второго. Полумна с близнецами танцуют у ёлки, Невилл с Ханной вышли к ним... да, только Драко не видно нигде. Обеспокоенный, Гарри отправился на поиски.

Он нашел Драко почти сразу. На заднем дворе, у обледеневшего прудика. Еще вчера они с Гермионой демонстрировали Артуру, как работают магловские «коньки». Гермиона грациозно скользила, вставала в позиции и даже крутила невысокиериттбергеры, пока он пытался просто не отстать от нее. Поверхность пруда так и осталась испещрена их следами. Драко задумчиво изучал эти «письмена».

— Драко?

— Гарри, — Драко поежился, — ты знаешь, никогда не думал, что в детстве может быть так хорошо. Нет, родители любили меня. Мне было хорошо с ними, но я... никогда не знал, что такое детство. Выходит, что не знал. Даже когда с завистью подглядывал, как вы трое смеетесь друг над другом. Не знал, что можно быть таким счастливым. Таким беззаботным.

Гарри удивленно кивнул.

— Спасибо, что пригласил сюда. Это больше, чем пригласить в гости. Ты пригласил меня в детство. Вернул мне его. Ты всё исправил.

Гарри рассмеялся и протянул Драко руку.

— Всегда пожалуйста!

Малфой ответил на рукопожатие и загадал, «что обязательно вернется сюда на следующее Рождество».

Всегда ненавидел это место. Эти «тихие коридоры», запах приемной, перепуганные тени посетителей. Здесь можно не стараться говорить шепотом, голос на пятом этаже больницы Святого Мунго снижается сам по себе.

«Магия, однако!» — подумал Рон и резко шарахнулся от располневшего Локонса. «Так и знал! — настроение решительно пикировало прямо к земле, — Ну, Невилл, ну, Лонгботтом! Удружил, старый приятель!». Совсем глубоко в душе Рон понимал, почему профессор отпустил Розу и ребят со Скорпиусом. Уж кто, как не он, понимал, каково это оказаться одному в коридорах этого этажа.

Рон снова покосился на дальнюю дверь. Там заканчивали свои дни супруги Лонгботтом. За все эти годы состояние их ничуть не изменилось. Раз в неделю Невилл приезжал сюда. Пока была жива Августа — с ней, потом с кем-нибудь из друзей. Чаще всего это были Джинни или Полумна, реже — Гарри или Гермиона. Пару раз Невилла сопровождал Рон. С тех пор навсегда возненавидел это место.

Нужно же было случиться такому! Толком Мина ничего не сказала, её патронус буквально рявкнул ему: «Малфой в больнице Святого Мунга. Альбус, Роза, Дин и Анита отправились туда со Скорпиусом. Гарри уехал в усадьбу разбираться. Джинни с Асторией. Забери детей».

Как назло, Джордж опять заболел, последнее время его частые отлучки сильно подводят. Опять пришлось оставить магазин на одну Верити. Ей сильно не нравился такой расклад, и если бы не патронус Гермионы... Рон фыркнул, вспомнив, как распахнулись из без того не маленькие глаза Верити, когда серебристая выдра возникла в зале «Волшебных вредилок».

Еще один поворот... Альбус фактически рухнул под ноги Рона. Роза и Анита уткнулись в Гермиону. Дин дрожал всем телом, в ужасе уставившись куда-то за спину Рона. «Локонс! Он шел навстречу. Как я не догадался, что дети еще никогда не сталкивались с таким!» Наверное, об этом не догадываются все взрослые. Когда сердятся, когда не понимают, как можно было совершить такую ошеломительную глупость. Рон подхватил племянника, проникаясь ужасом на родном личике.

Занятно, но Альбус не унаследовавший от отца близорукость, в минуты страха и отчаяния щурился совершенно как отец. Также беспомощно удлинялось лицо, мягко опускались уголки губ, непослушные лохмы вставали дыбом над чистым лбом. Так же беспомощно юный Альбус запускал в волосы сразу обе пятерни... вот место, где у Гарри шрам. В эту минуту у Рона перехватило дыхание, интуитивно он смахнул спутанную прядь, упавшую почти на глаза племяннику. Одна мысль о том, что Альбуса могло бы хоть как-то коснуться сиротство отца или его испытания, может скорехонько привести сюда же, ровно на этот этаж. Рон рывком прижал Альбуса, притянул напуганного Дина.

— Что происходит?

Гермиона кивнула, передала детей шагнувшей к ним Джинни и знаком попросила мужа следовать за ней. В палате у окна стояла всего одна кровать. Тело Малфоя показалось Рону в тот момент сломанным манекеном. Шестеро магов во главе с самим Августом Сепсисом беспомощно толкались около него.

«Его обнаружили пару часов назад. Нарцисса. Она вызвала подмогу. Был буквально разрезан на части. Собрать назад собрали. Не могут привести в себя. Август говорит, что Драко в сознании. Он не понимает, почему еще не очнулся. Словно... — Гермиона замялась, — не хочет этого». Она осторожно развернула Рона в другую сторону. Там на самом краешке стула недвижимо сидела Астория.

«Такая неопрятная? — растерянно подумал Рон, только тут разглядев заплаканного мальчика за спиной женщины, тот отчаянно цеплялся в мятое платье матери. — Скорпиус? Никогда бы не узнал». Внутри что-то снова ёкнуло и надломилось. Осторожно поманил ребенка к себе, но тот не заметил робкой попытки.

— Где Гарри?

— Будет через минуту. Прочесывали в усадьбе каждый уголок. Нужно было понять. Какое заклятие.

По лицу жены Рон понял: ничего не нашли. Удивился еще раз. Сходу и не заметил, что у самого окна забилась в угол Нарцисса. Не видел её с того самого дня. По-прежнему застегнутая до самой верхней пуговки в элегантный черный жакет, высокая, худая. Одной рукой мадам Малфой опиралась на подоконник. Рука сильно дрожала.

Не заметил, как зашел Гарри. Даже когда тот положил руку ему на плечо, осторожно отодвинул. Скорпиус сразу рванул навстречу: «Мистер Поттер!». Гарри мгновенно подхватил мальчика на руки.

— Скорпиус, скажи, а мама давно такая? — Рон с удивлением понял, что Астория не шевельнулась за всё это время, ни разу не перевела взгляда с невидимой точки на полу. Нежные каштановые волосы выбились из прически. Никогда, никогда он не видел эту тонкую, красивую женщину такой безликой.

— Она меня не узнала, — только и шепнул ребенок и затих на руках у Гарри. Гермиона мягко перехватила его.

«Узнаю этот взгляд! — подумал Уизли. — Так отличница Гермиона Грейнджер смотрела на «избранного» ровно за минуту до того, как тот откалывал какой-нибудь новый номер. Вот точно так же они смотрели друг на друга в палате больничного крыла на третьем курсе. Он тогда полчаса голосил, пока они не объяснили, чего это ржут, как подрезанные над его вопросом: «Почему они торчат у двери, если только что стояли у его кровати». Вечно у них какие-то секреты».

— Скорпиус, — голос Гермионы спокоен и строг, — ты не мог бы проводить меня в буфет? Вы ведь еще не ели? — тот удивленно уставился на нее. Рон вздохнул и добавил: — Пойдем, парень. Роза и Анита сейчас зальют слезами и без того унылый коридор. Я встретил старого знакомого, профессора Локонса. Знаешь про такого? — мальчик доверчиво вложил свою руку в ладонь Рона. — Я тебя познакомлю. Мы с мистером Поттером... дядей Гарри однажды наставили на него палочки и... собственно, с этого началась одна история. Папа рассказывал её тебе? Было... эээ... очень интересно. Какое-то время.

Когда за Роном и Скорпиусом закрылась дверь, Гарри навел палочку на Асторию. Та не шевельнулась. Зато Нарцисса выступила из угла. При свете дня стало особенно заметно, как она высохла за последние годы. Почти восковая бледность разливалась по её лицу. «Зачем ты здесь, мальчик Поттер?». «Я пришел к другу» — жестко ответил Гарри и осторожно отодвинул мадам. Рука с палочкой снова медленно поднялась в сторону Астории.

Губы главы мракоборцев не дрогнули, лишь секундная судорога дернула шрам. Женщина вдруг всхлипнула, дернулась и обмякла на руках целителей и Гермионы. Что-то мелькнуло на лице Нарциссы, её тело вдруг забила крупная дрожь, она отступила к окну, подняла руки и зарыдала. В двух шагах от нее в истерике забилась Астория. Люди в палате отводили глаза друг от друга.

— Нарцисса, — робко начал Поттер, — это был Люциус?

— Я не видела, — мотала та головой, — я не видела. Не видела. Когда я зашла, Драко лежал на полу... — воспоминание заставило её забиться сильнее. Гермиона в отчаянии попыталась прижать пожилую женщину к себе. Нарцисса то приникала к ней, то отчаянно отталкивала от себя. Вбежавшая Джинни утирала слезы с лица Астории, что-то шептала, приглаживала волосы. Гарри устало обменялся взглядами с Сепсисом.

— Астория, дорогая. Мне нужно, нам нужно знать, какое это было заклятие. Нет ничего зазорного в том...

— Он так не считал! — Астория почти выкрикнула это.

— Кто он?

— Драко, — голос внезапно упал до шепота.

— Драко?

— Я пришла в комнату на шум. Они так кричали. Я испугалась. Вскрикнула. Драко обернулся ко мне... — Джинни не успевала стирать слезы с побелевших скул подруги. — Последнее, что я помню — Драко падает. Он в крови. Но успевает...

— Наложить на тебя заклятие Забвения, — голос Поттера внезапно осип и «состарился». — Не успевал. Перестарался. Ох, Драко!

— Он пришел в себя!

К кровати со всех сторон рванули люди.

* * *

Прошла неделя. Драко медленно шел на поправку. Словно неохотно. Почти все время спал, отвернувшись от мира к стене. Из посетителей тихо радовался лишь жене, сыну и Джинни.

Джинни дипломатично уговорила Асторию и Нарциссу перебраться в дом на площади Гриммо. Отсюда до больницы было ближе всего, да и Нарцисса, часами расхаживая между портретов, здесь успокаивалась. К тому же, пока не нашли Люциуса, возвращаться в Усадьбу Малфоев было нецелесообразно.

Гарри, которого, наоборот, старый дом угнетал, появлялся редко, оставляя Астории и Нарциссе цветы и записки через Кикимера или Джинни. Дети вернулись в школу. Правды не обнаружили. Драко давать показания против отца наотрез отказался.

Никакие объединенные силы ада и маглов не могли его заставить повторить тот день. Ни письменно, ни по слогам. Ему повезло, что он не знал — целители и мракоборцы смогли вернуть Астории почти все воспоминания. Из них выяснили, что ссора началась из-за Скорпиуса. Что Люциус, который вернулся после недельной отлучки, был весел и пьян в тот день. Много шутил и пожелал поговорить с сыном.

Впервые за много лет. Близость разбилась вдребезги в тот день, когда Люциус впервые отправился в Азкабан. Его возвращение не улучшило отношений, а последующее окончательно отдалило.

Пусть он так и не научился не восхищаться извечной изворотливостью отца. Тем, что даже после приличного срока Люциус умудрился вывернуться, вернуть себе часть утраченного положения. Драко сам немало тому поспособствовал, добился, чтобы отец получил крохотную должность консультанта по международным вопросам в Министерстве. Он всегда поддавался былому обаянию сиятельного.

Правда, довольно быстро остыл... В тот день Люциус, долго считавший совместные вылазки сына с ненавистным Поттером некой хитрой уловкой, решил выговориться. Если честно, Драко было так глубоко всё равно, что тот считал, что поначалу он даже не принял всерьез такой попытки. Тем более, отец был явно навеселе. Немного скребло, что тот отмалчивался, у каких «старых друзей» так хорошо провел время, что впервые дернулся за разговором.

Они так мало общались после битвы за Хогвартс. Драко и Нарцисса регулярно выезжали навещать Люциуса в Азкабан, не упрекали, но и не одобряли его суды за «реабилитацию чести и достоинства». Единственное, что мирило Драко с этими нелепыми, унизительными процессами, это факт того, что Драко искренне полагал, будто блестящий, умный дипломат Малфой просто просчитался, промахнулся, дал себя увлечь Волан-Де-Морту. Драко на себе знал, какой силой обладал Темный Лорд.

Люциус же считал, что сын просто немного не в себе. Сдвинулся после всего. Это мирило старшего Малфоя с холодностью сына. Ведь он тоже хорошо знал, как именно Лорд воздействовал на своих слуг. Хорошо, что Драко всё же сделал карьеру. Сохранил Усадьбу и манеры. Вполне удачно женился. Девочка Гринграсс чистокровна, умна. Её семья была состоятельна и в свое время именно их поддержка обеспечила Драко продвижение по службе.

Вот только жил сын странно: тихо, уединенно. Словно в отместку отцу, он постарел, осунулся и замкнулся. Большую часть свободного времени проводил в библиотеке и с сыном. Мальчик, копия юного Драко, рос незнакомым, чувствительным и смешливым. Именно эта черта сводила Люциуса с ума. «Почему этот ребенок вечно ржёт, как лошадь!» — взрывался он, гадая, откуда у вечно нахмуренного Драко и строгой Астории такой шумный малый. Его возмущение натыкалось на холодность жены и сына. Молча они уводили ребенка в другое крыло дома. Вскоре так и стали жить: в разных частях усадьбы.

В доме из гостей бывали только Нотты, Гойлы да изредка Андромеда Тонкс. Люциус не знал, когда между сестрами вновь завязалась странная дружба. Невестка, чуть полноватая шатенка, так напоминавшая ему Беллатрису, скорее пугала, чем напрягала. Сестры подолгу молчали, много, молча, работали в саду. Молча пили вечерний чай, молча расходились по комнатам. Драко знал, что в этом молчании, они растворяют давнюю, только им ведомую боль. Но Люциус никогда не думал об этом.

Иногда Андромеда привозила с собой внука. «Волчонка Люпина» — ворчал Малфой-старший, но вслух такое говорить остерегался. Чаще Нарцисса уезжала к сестре. Правда, там старалась не попадаться на глаза Поттерам, Уизли, Невиллу, Полумне, Кингсли и многим другим, кто старался растить малыша Теда. А Тедди помалкивал, что сладости, которые иногда приносил ему в Хогвартс седой филин, присылала странная молчаливая тетка Нарцисса. Сестры тщательно не афишировали этого.

Сначала это, потом рождение внука, то, как Нарцисса «носилась» с этим ребенком, отдалило супругов. Люциус злился. День ото дня откладывал разговор о том, что мальчиком давно пора заняться серьезно. Его манеры безобразны, он дерзок, неподобающе чувствителен. Его дружба с мелким Поттером — насмешка, роковая насмешка судьбы. Если сын не намерен как-то здраво это использовать, то Скорпиусу пора объяснить к чему способна привести дружба с «осквернителями крови» Уизли и сыном Мальчика-Который-Испортил-Всё. Он не винит Поттера в смерти Темного Лорда, страшно признаться, но смерть последнего показалась Люциусу лучшим исходом из того ужаса, в котором они прожили тот последний год. Но этот выскочка безнадежен, недалек и настроен против любой нормальной жизни. Его место либо на помойке рядом с Уизли, либо среди его любимых маглов. Ребенок должен понимать это, иначе стоило ли выбирать в жены тихоню Гринграсс, беречь свою кровь, годами ждать реабилитации... Драко почувствовал, как начинает закипать.

Люциус продолжал: «Умно притворятся и делать вид, что сотрудничаешь с всеобщим героем. Но обклеивать стены родного дома фотографиями грязнокровных выродков, отказываться от места ловца непонятно из-за чего? Не выучить к тринадцати годам наизусть родословного древа своей семьи и заглядываться на девчонок неизвестного происхождения?!». Если Драко не объяснит ему этого, то он, Люциус, сам вобьет тростью элементарные вещи в тупую головенку внука! Драко показалось, что кто-то с силой ударил его прямо в открытый рот. Грубо, кулаком. Дыхание перехватило, в глазах потемнело.

— Никогда. Слышишь! Никогда не смей приближаться к моему ребенку! К матери. К Астории. Я верил тебе, впитывал все эти глупости, которые ты несешь. «Чистота крови», «манеры», «заразиться от магла»! Ты же имел всё! Ладно, Долохов, ладно, Снейп, ты-то зачем примкнул к Темному Лорду?! — слова со свистом рвались из горла, казалось, если он замолчит, то лопнет.

«Осторожнее» — неосторожно начал Люциус в ответ. — Вот именно! Осторожно! Ты ведь был так осторожен, мой скользкий отец. Я так гордился тобой: сильный, ироничный, стильный, властный! Не было никого сильнее и важнее тебя. Не было горя больше, чем-то досадить, не угодить.

Во всем — первый, для всех смелый, лишь тебе — тебе не было до меня никакого дела! — Драко перевел дыхание. — Я поздно это понял. Где ты был, когда Темный Лорд обрек меня на смерть? Когда он давал мне свое омерзительное задание? Где был хотя бы совет? Ты осторожно остался в стороне, понимая, что мне самому никогда не убить Дамблдора. Потом, когда этот «родной дом» стал местом пыток и убийств, что ты сделал? Что ты сделал, когда над твоим обеденным столом убивали моего учителя? Что ты сделал... — голос Драко взвился под потолок и замер, — в те вечера, когда твой любимый Лорд оттачивал на мне своё «искусство»? Ты даже не объяснил мне, почему я часами вижу перед глазами окровавленный труп матери, твой труп, свой труп, трупы сотни магов и маглов. Вижу, как мать и ты становитесь по моему приказу инферналами. Как мама медленно сгорает... по моему приказу.

Что я нищ, голоден. Что я раб! Голый, избитый раб в доме Уизли. В доме, где в отличие от тебя, людей волнует, кто я такой! Я, а не щит и герб над моей головой. Для Мальчика-Который-Всё испортил я — человек. Он никогда бы не позволил, чтобы его «друзья» тренировали на мне заклятие Круциатус! Не позволил бы, чтобы они плевали в спину моей... твоей жены!

Драко хотелось сказать, рассказать отцу, как долго он шел к нормальной жизни. Что после школы уехал работать в Дурмстранг, где его еще соглашались терпеть. Что годами стирал из головы воспоминание, как отец отворачивается от его криков, одними губами шепча: «Терпи! Нужно терпеть!». Он терпел, сколько мог. Больше у него нет сил и времени на это.

«Поттер мне друг. Насколько это возможно. Возможно меньше, чем хотелось бы мне. Меньше, чем Уизли, Лонгботтом, Лавгуд и многие другие. Но он добр ко мне и моему сыну. У Скорпиуса есть шанс, которого не было у меня. Выбирать в друзья любого, любого мага и магла. Если он захочет!».

Скрипнула дверь. Видимо, на шум их голосов зашла Астория, Драко дернулся к ней, заторопился. Запнулся за что-то... и мгновенно понял, что тело раздирает смертельное заклятие. В ярости брошенное в его спину... его отцом.

Он никогда не узнает, что спасло его в тот день. В ярости кроме заклятья Люциус швырнул флакон с древним проклятьем. Придись удар точнее, подкрепленное заклятием и силой Люциуса, оно не только обрекло бы Драко на ужасную смерть, но и разнесло бы половину дома. Возможно, Драко так хотелось в это верить, отец просто дрогнул. Возможно, был пьян и потому неточен. Возможно, жалость к невестке отвела руку...

Последним движением Драко попытался стереть Астории память. Жалея и спасая. Он так и не разобрался в себе: жену? Отца? Собственная память жгла изнутри, заставляла притворяться спящим, когда Гарри или Нарцисса приходили в палату. Больше всего ему хотелось, чтобы все ушли и оставили его здесь. Навсегда.

* * *

Скрипнула дверь. Рональд застыл в дверях. Такого гостя Драко явно не ожидал, а от неожиданности не успел притвориться.

— Привет, — Уизли потоптался у кровати. — Могу сесть? — Драко удивленно кивнул. Рон плюхнулся на стул напротив него. — Это тебе, — Протянул два огромных пакета с книгами и каким-то барахлом. — Мина... Гермиона собрала. Сказала, ты любишь читать. Еще там всякие вредилки из моего, нашего магазина. Ты ведь в нем не был? Был? Здорово, — они снова замолчали.

— Астория на площади Гриммо. В смысле, в доме у Поттеров. Это дом Блэйков. После смерти Сириуса он достался Гарри, но... Гарри не любит его. — Драко поперхнулся, наблюдая, как ярко пылает лицо Рона в двух шагах от него. Что он несет? — Там... Сириусу было плохо. Да и там давно никто не живет. Только Кикимер. Устроил музей. Отдраил всё до блеска, развесил плакаты «Поттер — Герой», «Сириус не подвел маму», «Блейки навсегда!». Умереть со смеху можно. Предлагал Гарри просто продать этот дом, но он упертый. Там висят эти, фотографии Мародеров. Родителей, Сириуса. Говорил ему: проще вырезать их вместе со стеной, чем отучить Кикимера вопить: «Свободный Кикимер приветствует хозяина Поттера и его чистокровных детей! Храни его Святой Реглиус! Кикимер любит повелителя Пенсии и всех его рыжих друзей». Твоя мама там. И жена, конечно.

Драко окончательно растерялся. Всё же в этих «рыжих» было что-то такое, что по силе не сравнится ни с какой магией. Они умеют удивлять, как никто другой. Например, в тот год, когда вечно падающий с метлы Рон вдруг на ровном месте преобразился. Или Джинни... как она догадалась, что Астория ни за что не захочет вернуться в пустую Усадьбу? Как же ей удалось убедить Нарциссу покинуть дом, который она не покидала в худшем положении? Тем временем Рон продолжал:

— Дети в школе. Уже ввязались в очередное дерьмо. Какой-то мальчишка с твоего факультета что-то ляпнул при Альбусе и Доне, какую-то глупость, — Рон сильно покраснел, вспомнив, с какой болью бордовая от гнева Роза выпалила: «Он сказал, что рано и поздно все Малфои и должны были так кончить. Перегрызть друг друга. Жаль, что дедушка папочку Скорпиуса не добил. Судя по общей деградации этой семьи, у Скорпиуса совсем не много шансов не сдохнуть от рук своего папаши».

— Они там это... Устроили погром буквально. Разъяренная Лили наслала летучемышиный сглаз сразу на десяток сизеринцев. Это у нее от мамочки, — Рон снова покраснел, осознав, что это Малфой точно помнит. — К сожалению, задела ненароком и собственного старосту. Да еще и кузена в придачу. Парни рванули просто в рукопашную, — Уизли вздохнул, — Дин и Хьюго в больничном крыле, больше с синяками. Альбус и Скорпиус наказаны. Да и не только они. Анита, Лили и Роза собрали для своих факультетов такое количество штрафных очков, что межфакультетское соревнование можно смело начинать с нуля. Как ты понимаешь, это не сильно понравилось факультетам. Да и Флитвику. Я думал, он порубит нас с Джинни в капусту. Объясняя, что именно мы упустили, воспитывая детей.

Это становилось всё занятнее.

— С нами была Астория. Она у тебя молодец. Если бы не она, мы бы Флитвику кое-что ответили. Знаешь, кажется, моя Гермиона, Джинни и Астория подружились. Хорошо, конечно... но, знаешь, плохо, когда бабы объединяются за спиной. Мина, она гениальная, — Святой Реглиус, кажется нет предела все новым и новым оттенкам красного на лице бывшего однокурсничка. Драко понял, что даже любуется парнем, который всегда ненавидел его, и, если честно, имел на это полное право. Что он делает здесь?

— Гарри тебе не рассказывал, он добился, чтобы в Хогвартсе повесили портрет Снейпа? Этот упрямец повесил копию у себя дома. Лет десять ждет, что тот придет в свой портрет. А того все нет и нет. Вернее, так думает Гарри. Знаешь, это ведь только для него секрет, что Северус давно прописался в его кабинете. С того дня, как Джинни привела туда детей. С Джеймсом сложнее. Тот скорее любимец Дамблдора. А вот Альбус и Лили — да. Те, представляешь, передают матери сообщения через Снейпа. Я чуть не лопнул, когда увидел, как он расшаркивается с Джинни: «Мисс Лили в порядке, миссис Поттер. Не говорите, что это я сказал, но обратите внимание, что у нее не всё хорошо. Нет, с учебой у маленькой мисс не может быть никаких проблем. Больше нет. Включите мозг, миссис Поттер, Вы всегда были умны. Я не имею право выдавать чужой секрет». С ума сойти!

— Зачем ты всё это рассказываешь мне? — Рон вздрогнул, когда долго хранивший молчание Малфой резко заговорил. Но продолжил.

— Знаешь, ты всегда был такой заносчивый. Гордый. Ухоженный. Нет, не думаю, что питал к тебе какую-то особую неприязнь. Так. Сначала по мелочи. Потом ты сам достал своими... — Рон вспыхнул и любая краска покинула его лицо, — да нет. Питал. Ты легко учился. Всегда был хорошо одет. Твой папочка доставал тебе влет сразу всё, что ты хотел. У тебя не было пятерых старших братьев. Иногда мне казалось, даже носи ты обноски, как я, ты бы носил их, как мне никогда не проносить парадной мантии. Столько лет... не то, чтобы я не верю или не помню. Мина и Гарри вечно напоминают, что ты не выдал нас тогда, в Усадьбе. Что ты никогда на самом деле не хотел нас убивать. Но... трудно верить, если твой брат убит. Друг до сих пор скрипит зубами во сне. На руке жены шрам, и родители вот уже двадцать лет пишут письма мертвому сыну. К тому же крепко злит, когда лучший друг проводит больше времени с тобой, чем уделяет времени мне.

В палате на время стихло всё. Рон сгорбился, но продолжил:

— Я ревновал. Злился. Легко оправдывал свои подозрения. Понимаешь, Гарри... он легковерный. Слишком добрый что ли... Во всем видит большее, лучшее. Прощает легче, чем дышит. Я предал его перед Кубком Огня, а он... он всё забыл, лишь я брякнул, что был ослом!. Я был ослом, Драко. Я никогда так не ненавидел тебя, как в тот день, когда моя дочь выбрала играть в квиддич за твою команду. Думал, это и есть твоя цель. Пробраться в мой дом, мой мир и всех нас перессорить.

— Ты волен думать, что хочешь. Мне...

— Потом понял. Вот я стеснялся своей бедности, стремился перещеголять братьев и друзей. И вот: у меня дом в Лондоне, дом в Оттери-Сент-Кэчпоул. Магазин сям, магазин там. Деньги, друзья, положение. А я... я злюсь, что у тебя... тоже всё есть. Ты по-прежнему богат, знатен, умен. Да еще и мой друг доверяет теперь не мне. То, что раньше было только моим, теперь тебе открыто. Дом, внимание моих близких, любовь друзей. Гарри вторую неделю сам не свой. Трет лоб так, словно там не старый шрам, а растет недюжинный рог. Делает вид, что не видит, как ты делаешь вид, что спишь, когда он бывает здесь.

Уизли почти скрутило, казалось еще чуть-чуть, и голос его упадет до шепота или сорвется на визг:

— Мне казалось, что ты засмеешь, не оценишь того, что я ценил в себе. Ведь достаток ничем не изменил привычек матери. В Норе никогда не будет идеального порядка, даже просто двух стульев одной модели. На каждое Рождество она... по дому носится армия рыжих внуков Уизли в фирменных моллиных джемперах. Мне казалось, ты лопнешь от смеха. Побрезгуешь приехать. Будешь говорить в Министерстве: «Теперь я понял, чем воняет от этих Уизли!»

Драко в изумлении понял, что Рональда не на шутку трясет. Он замахал руками, но однокашник, отдышавшись, продолжил:

— Твой мальчик так горевал... как Гарри когда-то. Как я когда-то, как все дети на Земле. Ты, едва придя в сознание, позвал его. Я смотрел, как вы близки. Однажды зашел проведать Розу и застал, как Скорп говорил с тобой. Рассказывал о друзьях. Ждал, сейчас ты с ним посмеешься, а ты говорил ему лишь о том, — Рон посмотрел Драко в глаза, — чтобы он не волновался. Что он ничем не сможет тебя подвести. Что он волен делать всё, что угодно, если останется верен себе и друзьям. Хоть бросить школу. Хоть стать сквибом. Хоть жениться на Альбусе. Я слышал, как хохочет твой сын. Слышал, как ему легко, хорошо и спокойно. Ему не нужно ничего скрывать. А моя девочка, как и мать не способная на ложь органически, моя девочка два года прятала от меня, кому пишет письма на каникулах. Как представлю, что она боялась, что я... я накажу её за дружбу с твоим сыном, мне хочется залезть на трубу и навсегда остаться там. Получается, я приучал свою дочь врать, мучил её только потому, что меня бесил бывший однокурсник?

Ошалевший Драко вытаращил глаза.

— Ты хороший отец, Драко. Хороший сын. Не смотри на меня так. Не крути головой. Не ты один знаешь, что такое бояться за близких. Что такое ошибаться. Однажды я бросил лучшего друга и любимую женщину одних, в разгар военных действий, только потому, что приревновал их друг к другу. Они смогли принять меня назад и простить. А я чуть не отправил старшего брата в Азкабан. Когда тот пьяный, едва не поднял в воздух дом, магазин и половину Косого переулка. Джордж не хотел, я знаю. Он держался, как мог, много лет. Но чем старше он, чем старше Фреда, застрявшего там, тем острее его боль. Чтобы Анджелина не ушла, не забрала детей у брата, солгал, будто это я. Думал, в этом мой долг перед ними. Теперь невестка не разговаривает со мной, а Джордж только сильнее пьет.

— Но твой брат не убивал людей! Не жертвовал собственной семьей, не пытался убить тебя! Кто, зная это, захочет иметь дело со мной?

— Я! Да, Малфой. Ты не можешь отвечать за него. Да и не должен. Помнишь, ты однажды уже пытался это сделать. Помнишь? Из этого ничего не вышло. Ты — не убийца, парень. Фиговый из тебя вышел Пожиратель Смерти. Ты для этого... слишком хороший, что ли.

Рон поднялся.

— Ты только это, не задирайся, и Гарри не мучь. Он сам не свой. От того, что ты нос воротишь. Всё понимает, но как подойти к тебе, чтобы на гордость твою не наступить, не знает. Не уверен, что буду испытывать дикую радость при виде тебя. Или не стану брюзжать, что мой лучший друг проводит с тобой больше часов, чем со мной, но я рад, что ты жив. Мне есть чему у тебя поучиться. Если кто-нибудь ляпнет при мне что-нибудь о тебе и твоем отце, я тоже начищу ему рожу. Не будь я отец своих детей! Ты знаешь, что Хьюго даже без палочки уложил троих слизеринцев. Они, правда, никогда не отличались особым умом...

Осознав, что снова брякнул что-то не то, Уизли торопливо пожал Малфою руку, попрощался и неуклюже исчез в дверном проеме. Драко поймал себя на том, что улыбается во весь рот. Таким его и застал Гарри. Жаль, но Малфой так никогда ему и не рассказал, о чем они говорили с Роном в тот день.

Тонкс всегда боялась, что я вырасту капризным баловнем. Боюсь, но шансы на это у меня были вполне велики. Мне было чуть больше месяца от роду в тот день, когда я остался круглым сиротой. И с тех пор рос при шести отцах и четырех матерях.

Это как минимум. Минимум тех, кто приезжал к нам с Тонкс, кто покупал мне одежду и книги, кто забирал меня на каникулы, дарил подарки, писал мне письма. Чаще других со мной был крестный.

Боюсь, я быстро сообразил, как можно добиться от него чего пожелаешь. Достаточно было состроить мордочку побледнее и обронить негромко, что «мне как-то грустно сегодня». Гарри зеленел, бледнел, да и не только он. Рон, Невилл, Билл, Джордж тут же кидались набивать мне карманы сластями и вредилками. Глазами Гермионы наполнялись слезами.

Другое дело Джинни и Тонкс. Их было невозможно провести. Куда бы я ни пошел, строгие глаза Тонкс внимательно следили за всем. «Зови её бабушка!» — требовала Джинни. «Зачем? — недоумевал я, — если она сама зовет себя так. Всегда зовет себя только так». Когда понял, почему именно Андромеда зовет себя только так, только Тонкс, я навсегда перестал публично «грустить».

Нельзя сказать, что я не скучал по родителям. Ведь пусть и был единственным студентом в Хогвартсе, которому могли одновременно прилететь шесть сов и один седенький Сычик, я был тем, кому никогда не прилетит сова с письмом от мамы. Если не понимал урока, к моим услугам был «персональный» профессор и три самых блестящих выпускницы Хогвартса. Не очень весело при этом понимать, что твой отец тоже преподавал здесь, но никогда не сможет дать сыну уроков.

Мне так много и часто говорили про них, что они казались сказочными, мифическими, невероятными и просто огромными. Абсолютными. Поставленными так высоко над всеми, что когда я узнал про «пушистую проблему отца» — он стал только еще более могущественным в моих глазах. С тех пор мой патронус — волк.

Так я однажды увидел, как плачет легендарный Поттер. Гарри учил меня в тот день вызывать телесного патронуса. Словно назло я ленился, капризничал, срывался на нем. Но он снова и снова выпускал боггарта, пока серебристое облачко из моей палочки не обратилось в огромного синеватого волка. Кажется, я завизжал от довольства собой, хлопал руками, обернулся и просто поперхнулся. Гарри держался одной рукой за стену, другой держался за сердце и не прятал слез. Тогда впервые понял, как ему важно каким я стану, кем буду. Важно не подвести того, кого он знал и любил. Моего отца.

За все эти годы не было дня, не было такого письма и просьбы, которые крестный оставил бы без внимания. Боюсь, ему ой как не просто далось моё решение стать мракоборцем. Я хотел стать таким, как мама. Стать тем, кем мог быть мой отец, если бы не его «недуг».

Гарри и Гермиона приложили немало усилий, чтобы облегчить жизнь таким, как отец. Благодаря им было создано отделение в больнице Святого Мунга, лаборатория, которая разрабатывала и варила зелья, облегчающие трансформацию. Так я впервые попал сюда, в эти гулкие коридоры. На открытие. Гарри приехал лично, чтобы поддержать тех, кто решился открыться, прийти. Он вёл меня за руку, маги вокруг шептались.

«Не отставай! — сказал ты. — Просто не отставай!».

Как могло оказаться, что я приеду сюда из-за тебя? За день до этого проклятого дня ты пообещал мне заехать на мою экзаменовку по магическому слежению. После стажировки мы планировали поехать выбирать кольцо для Мари. Ты один-единственный на свете знал об этом. Но вместо тебя пришел Кингсли. Лично. Не с совой, не патронусом.

Министр заехал и сказал, что глава отдела не сможет присутствовать сегодня на экзамене (все завопили), а я должен пойти с ним. Уже в тот момент что-то внутри меня ухнуло, взорвалось и образовало огромную дыру. Чем больше он говорил, тем больше становилась она. «Точно ничего не знаем». «Шансы не велики». «Его семья уже там». «Ты тоже его семья». Ты тоже моя семья.

В голове та же дыра, битый час, как дебил, смотрю на окровавленную рубашку Драко Малфоя. Того трясет, как в лихорадке. Это он обнаружил тебя. Вызвал бригаду целителей. Говорят, тебя расщепило почти на лоскуты, в жуткое крошево. В страхе все разбежались, лишь Драко цеплялся за все заклинания, которые мог вспомнить.

Плохо знаю его, вы сошлись слишком недавно. «Сработались!» — как поясняет всем Рон. Говорят, Драко — дипломат высокого полета, аристократ, добившийся для тебя проходов в самые удаленные уголки и страны. Шепчутся, что у него редкий дар — налаживать связи и смягчать любые конфликты. Это на руку тебе, очень на руку. Джинни права: ты слишком горячий. Ты слишком добрый. Ты слишком мой крестный.

Рядом с тобой всегда нужна такая «холодная, здравая голова». Раньше это была Гермиона. Не могу на нее смотреть. Кажется, она уже опухла от слез. Молли прижимает её к себе, укачивает, как крошку Лили. Рядом Невилл. Ханна. Полумна. Даже Джордж. Даже Джордж.

Здесь вся моя импровизированная семья. Моя семья жмется к стенам, моя семья старается не смотреть на Джинни. Моя Джинни, моя крестная, моя «почти мама» словно остекленела. Не знаю, сколько уже она вот так стоит перед захлопнутой дверью палаты, но мне она уже кажется статуей самой себя. Лицо у нее такого землистого цвета, что сливается с этими жуткими стенами. Правда, не понимаю, какого они цвета... какого цвета эти стены? Дыра в моей голове разрастается, что-то холодное, серое и липкое накрывает всё, на что я перевожу глаза.

Вот передо мной снова мечется Драко. Руки дрожат, глазами затравленно шарит по сторонам. Минуту назад его отчитал дядя Рон: «Перестань трястись, тебя никто не обвиняет! Ты спас его!». Тот в ответ почти стонал: «Я не понимаю, что произошло! Он свалился мне прямо под ноги. Я был на заседании отдела, и тут...». «Мы знаем! — гладила его по голове Полумна. — Ты уже говорил это. Ты всё сделал правильно. Не нужно себя накручивать». «Но Рон злится!».

— Да! Я злюсь! Я злюсь, каждый раз, когда он появляется залитый кровью! Злюсь на него. На то, что он был без меня. Без тебя! Что снова чуть не погиб! У него омерзительная привычка погибать без спросу! Я не готов снова хоронить близких. Не готов его потерять.

Тут открылась дверь, ушла и вскоре вернулась Джинни. Она сказала, что ты жив, тебя погрузили в лечебный сон. Ты потерял много крови, но что еще более странно — в тебе почти не осталось волшебной силы. Почему? Где ты был? В твоем ежедневнике в этот день стояла только одна, безобидная встреча с каким-то иностранным профессором. Консультация, рассчитанная на пару часов. Гарри, почему ты здесь? Почему? Моя голова кружится сама по себе, стало больно глотать.

Пока я как зачарованный таращился на всех, Джинни стало плохо. К ней бросились, кто-то плакал, кто-то что-то кричал. Нас выгнали в холл с этажа. Джордж в ярости чуть не разбил стеклянную дверь. Но дед Уизли вдруг одернул всех. Сказал, что главное, что ты жив. Всё обошлось, и сейчас главное понять, что именно произошло. «Гарри величайший маг, сильнейший из волшебников, мракоборец с богатейшим опытом. Не так-то просто довести его до такого состояния. У него горячее сердце, но он хороший муж и отец. Не думаю, что он стал бы рисковать собой, если бы не был уверен в своей безопасности. Что бы это ни было, оно очень опасно». Все замолчали и посмотрели на Кингсли. Тот попросил Членов Ордена посетить его вечером в Министерстве.

* * *

Гарри спал почти неделю. Тедди ловили в его палате по три раза на день. Когда Джинни, мягко, но настойчиво отправила его спать, он попытался приколдовать себя к стене у двери. К счастью, Невилл и Гермиона успели нейтрализовать его заклинания. Ему здорово влетело.

Время шло, но совы разносили по домам одно и то же: «Всё еще слаб. Не целесообразно выводить из сна».

Лишь на седьмой день пришло долгожданное: «Сегодня. Должен проснуться сам».

* * *

После погрома, который мы ненароком устроили неделю назад, Сепсис Святым Мунгом пригрозил никогда не впускать нас в больницу. Две хорошеньких целительницы завизжали на входе «Только семья». «Мы и есть только семья» — гаркнули мы в ответ. Боюсь, они никогда не видели столько рыжих, столько сразу рыжих и не очень рыжих Уизли и не только Уизли. Хорошо еще детей не взяли, Артур и Молли настояли. Пока не поймем, чего ожидать.

Строились почти по росту, долго рядились, как зайти, но стоило Рону углядеть, что ты открыл глаза и нежно смотришь на Джинни, уснувшую на стуле рядом с тобой, ввалились за ним галдящей гурьбой.

Никогда не видел ничего более ослепительного, чем то, как ты щуришься от яркого света, как пытаешься дотянуться рукой до седой пряди на голове жены. Она нагнулась, ты притянул её и, как ребенок, зарылся в растрепанных волосах. Глаза резко защипало, и я уставился на Рона. Тот плясал вокруг кровати и орал: «Ты сукин сын! Везучий сукин сын! Ты еще более большая задница, чем я, Гарри Поттер». Все смеялись.

Ты тоже смеялся и медленно называл: «Рон. Драко. Гермиона. Билл. Чарли. Джордж. Невилл. Полумна. Астория. Артур. Молли». Потом ты назвал меня. Мне показалось, что ты испытываешь какую-то особенную радость, тихо, по очереди, называя наши имена. Сепсис предупредил, что не сильно оправился, но ты собирался нам рассказать, что именно произошло с тобой. Каждому хотелось лично дотронутся до тебя. Тянулись. Поправляли тебе подушку, очки. Кажется, только Луна и Джинни не делали этого. Все ждали Кингсли.

Потом ты рассказал...

Кингсли сказал мне, что если я хочу присоединиться к Ордену и начать работать в отделе (чуть раньше положенного стажировкой срока), то должен проанализировать каждое слово из сказанного тобой. Это сейчас самое главное. Тогда я записал, а потом заучил наизусть твой рассказ. Жду, когда ты проснешься, чтобы перевезти тебя домой и повторяю, как заведенный:

«В тот день ты анализировал места, которые вы с командой нанесли на карту странных событий. В указанных вами местах с волшебниками случались непонятные, тяжелые обмороки. Команда твоих специалистов (включая Малфоя) много месяцев объезжала такие места, записывала показания, описывала, делала фотографии, брала пробы земли и энергии. Ничего не сходилось.

Один коллега на северо-восточном побережье Южной Америки обещал обсудить с тобой похожие случаи на других континентах. Профессор Картэни. Вы давно списывались, он звал к себе. Малфой получил пароль для трансгрессии, но в тот день присутствовать не мог. Тебе посоветовали воспользоваться новым порталом.

Портал оказался плохо отрегулированным, это еще проверяют. Но ты оказался не дома у гостеприимного коллеги, а в совершенно незнакомом месте. Ошибка вышла всего на несколько километров, но одно дело в родной стране, а когда в джунглях, не понятно где... Ты заторопился, разозлился, решил трансгрессировать самостоятельно и снова промахнулся. Место, куда ты попал, поразило тебя.

Здесь явно когда-то жили люди, но сейчас не было никого. Только руины. Кое-где еще стойкие остовы домов, где-то остатки хлипких лачуг. Неприятный ветерок бродил по небольшой площади, забирался тебе под куртку.

Стало тягостно, непереносимо, до тошноты тягостно. Ты почувствовал, как во рту появился привкус чего-то кислого, мерзко кисленького. Такое приторное, липкое чувство. К тому же резко стало холодно. Ты решил не рисковать и накинул плащ-невидимку. Тут-то и началось.

Ты упал. Все тело свело. Тебя пробил озноб, а из сердца ушла вся радость. Ты начал задыхаться.

«Дементоры?» — сначала подумал ты, но вокруг не было никого и ничего не происходило с домами, скамейками, сломанными качелями, брошенными вещами. Небо над тобой было безмятежно. Ярко сияло солнце. Лишь ты, свернувшийся от ослепительной острой боли, от перехватившего тебя удушья, крутился по земле. Слабея с каждой минутой.

Потом показалось, как что-то обступает тебя. Тени? Невидимки? Или просто сам воздух стал чуть плотнее. Ты слабел. Слабел так стремительно, что палочка почти не слушалась тебя. Стоило вспомнить заклинание, как оно растворялось, стиралось из памяти. Более того: стоило просто вспомнить хоть что-то счастливое, как любое воспоминание, секундное мгновение стремительно исчезало из памяти. Тебе казалось, что видения яркими картинами встают перед тобой, как живые. Появляются и гаснут в твоем сознании.

Вот ты, охрипший от волнения, забывший в каком кармане кольцо, делаешь Джинни предложение. Ты готовился к этому больше месяца, достал таскать Рона и Джорджа по ювелирным, ждал несколько лет, а забыл за одну секунду.

Вот Рон кружит Гермиону на руках. Невесту Гермиону. Вернее уже жену. Он настолько пьян от счастья, не сделавший ни глотка огневиски за вечер, что оступается и летит вместе с любимой прямо в торт. Десятки палочек и друзей бросились тогда на помощь, поймали в последнюю секунду... и в эту секунду ты забыл, что было дальше.

Вот Джинни протягивает тебе Джеймса Сириуса Поттера. Ты мог поклясться, что помнишь каждую минуту того дня, помнил все эти годы, но сейчас не мог вспомнить лица сына.

Альбус впервые усажен на крохотную метлу... ты даже не успел вспомнить, как кричал тогда. Крошка Лили поет на руках у матери. В ужасе ты понял, что уже не пытаешься вспомнить. Какая-то сила сама добирается до самых дорогих тебе воспоминаний и безжалостно стирает их до того, как ты поймешь. Свадьба Полумны. Невилл стал профессором. Рон показывает купчую на дом. Джордж счастливый впервые после смерти Фреда, счастливый потому... потому что у него... у него родилась... Лишая возможности сопротивляться, что-то неведомое издевалось, меняя память. Вот ты пытаешь вспомнить, как переносишь Джинни через порог вашего дома, а вместо этого на пороге своего дома снова падает твой отец. Ровно в четыре часа дня Кингсли объявил, что Министерство решило доверить тебе отдел, но твоя мама снова в отчаянии кричит в лицо Волан-де-Морта: «только не его! Не его». Откуда-то из темноты поднимается визг. Это же Гермиона. Рядом кричит Рон. Он бессильно трясет решетку подвала. Ты хотел вспомнить глаза Джинни, запах её волос, вкус губ... но в твоей памяти она снова и снова уходила от тебя, от подножья свежей могилы Дамблдора.

Тебе стало казаться, что всё твое счастливое прошлое и настоящее — лишь сон. Темный Лорд победил. Всё погибли. И хуже. Погибали в твоей памяти снова и снова. Взрыв — и падает Фред, смех навсегда ломает уже мертвую линию губ. А через секунду пьяный Джордж захлопывает дверь перед твоим лицом, не пускает на порог собственную жену и братьев. Тонкс кричит над телом Тонкс, а я, я надрывно плачу на твоих руках. На секунду ты вспомнил, как онемели руки от того, что ты неловко перехватил меня, но боялся поменять положение. В то же мгновение тебе привиделось, что ты просто уронил меня. Попытался поднять, но свинцовое тело уже не подчинялось. Не осталось совсем ничего, что могло бы помочь...

Тут в череде явлений ты четко увидел, как мистер Малфой, Драко, задумчиво смотрит на воду маленького пруда в саду Уизли. Он что-то говорит тебе. В ушах шумит так, что ты всё время сглатываешь. Но, как сквозь вату, до тебя доходят отрывки фраз: «Спасибо, что пригласил сюда», «это больше, чем пригласить в гости», «ты пригласил меня в детство», «вернул мне его», «ты всё исправил». В эти секунды ты понял, что тебе просто физически необходимо увидеть того, кто произнес эти слова. Сдернув невидимку, ты трансгрессировал.

Законы трансгрессии безжалостны, такое расстояние непосильно ни одному волшебнику в мире. Защитные чары, наведенные заклинания... тебя расщепило буквально на мелкие кусочки. Видимо, желание сохранить хотя бы это, не самое счастливое в чистом виде, но последнее дорогое воспоминание, помогло. Ошалев от боли, ты увидел белое лицо Драко над собой. Больше ты ничего не помнишь.

Кингсли сказал, что ничего более странного ему не приходилось слышать и видеть своими глазами. Маги обследовали то место. Действительно, там многие годы не жили ни маги, ни маглы. Место не сохранило ни малейшей тени волшебных сил, только очень слабый отсвет твоей энергетики. Это еще более странно, ведь ты снова совершил то, на что до тебя никто не был способен. Волшебство такой силы должно было оставить след размером в континент. Подавленные и разбитые, мы медленно уходили из палаты. Сепсис торопливо наводил чары сна. Обернувшись, я увидел, как Джинни вложила в твою руку срезанный локон своих волос. Ты крепко зажал их в руке.

Ты и сейчас не разжимаешь её, блаженно улыбаешься чему-то во сне. От этого, как в детстве, хочется смеяться и плакать. Но ты вчера не рассмеялся, когда я сказал, что «кажется, вырос». Мне показалось, что ты загрустил.

— Ты обещал!

Невилл с нежностью вглядывался в родное лицо. Когда она волнуется, то вся внутренне как-то подбирается, заостряются скулы и тонкий кончик носа. Крохотная деталь — он белеет. Когда Ханне было где-то пять, она однажды убежала от матери и заблудилась. Была жуткая метель, девочка здорово замерзла. Так сильно, что кончик носа отмерз, и с тех пор едва заметно белел в минуты сильного волнения. Это можно заметить, если подойти близко — близко.

— Ты обещал!

Маленькая! Если бы ты знала, каким долгим был этот день без тебя. Никогда не подумал бы, что «Дырявый котел» покажется мне таким светлым, таким уютным.

— Милая, я устал. Давай отложим этот разговор.

— Ты обещал. Обещал вернуться не позже пяти, вернуться и всё рассказать. Ты дал слово!

Вот ведь...

— Ты такая же нетерпеливая, как дети.

— Какие дети?

— Мне сначала пришлось заглянуть в Хогвартс. Флитвик и Минерва хотели, чтобы я рассказал детям...

— Ты рассказал детям о Совете?

Клянусь перьями Феникса, я совсем забыл, как именно ты предположила на третьем курсе, что Сириус Блэк пробрался в Хотгвартс, обратившись в розовый куст. Иногда в твою умную голову приходят самые невероятные предположения. Вот! Сама догадалась.

— Ханна! Речь идет о вечере второго мая. Совет тут совсем не причем. Хорошо, я обещал.

Обещал. Проще сказать, чем выполнить. Перед его глазами снова мысленно встал кабинет Гарри. Что ж, он по праву гордится им. Не знаю, что именно гоблины навели на стены, но сегодня эта круглая комната стала еще более круглой. Джинни распорядилась поставить в сердцевину ее огромный круглый стол. Но и за ним едва уместились все: Артур, Молли, Билли, Чарли (сто тысяч зим и лет), Рон с Гермионой, Драко и Астория, Полумна с мужем, десяток незнакомых мне мракоборцев, еще десяток министерских с Кингсли. Флитвик, Слизернот (старик вышел из своего кабинета едва ли не впервые за последний год), Минерва, Дин Томас с неразлучным Симусом (тоже те же сто тысяч лет).

— Обещал, слушай. Как ты знаешь, после всего приключившегося с Гарри министерство предприняло попытку разобраться в произошедшем. Малфой совершил невозможное: впервые за сотню лет была собрана огромная международная конференция. На место, где пострадал Гарри, были отправлены две команды.

Часть людей расселась у стен. Флитвик и Кингсли помогли Джинни наколдовать какие-то кресла, резные деревянные стулья, после просто скамьи. Один бархатный розовый пуфик с бахромой выглядел особенно импозантно. Было бы ужасно забавно, если б не белые лица людей. Тедди здорово вытянулся. Нервничает. Его обычно золотистая макушка сегодня меняла свой цвет буквально каждые десять минут. Сидящие рядом иноземные маги подозрительно косились на него и всё время перешептывались. Из приятных сюрпризов — из каких-то далей прибыл Дэннис Криви. К нему сразу прилип Джордж. Не хочу даже думать, почему ему легче с парнем, потерявшим старшего брата, чем со своими братьями.

— Первая команда вернулась ни с чем. Почти ни с чем. Они подтвердили, что в заброшенном поселении никто не живет. Давно не жил. На многие ярды вокруг нет никаких признаков жизни и волшебной энергии. Даже собственная энергия Гарри была едва уловима. Всем стало плохо через какое-то время. Не так, как Гарри, но достаточно, чтобы здорово перетрусить.

Ох, Ханна. Тяжелее всего было смотреть на Гарри. Джинни усадила его в высокое кресло. Подарок Рона на свадьбу ребят. Рон тогда только пошел «в гору», ошалело дивился тому, что может позволить купить всё, что пожелает. О его тратах ходили легенды. Кресло — живое тому доказательство. Правильнее было бы говорить — трон. У него высокая гордая спинка, обтянутая ярким атласом. Где-то есть фотография как Гарри и Джинни, вдвоем, сидят в кресле, а я, Рон, Гермиона и Луна пристроились на широкие подлокотники с двух сторон. На той фотографии мы хохочем, как сумасшедшие, и Дамблдор с портрета над нашей головой, вторит нам. Он и сейчас ровно в том же месте, над тем же самым креслом. Только глаза его полны тревоги. Гарри здорово высох, всё еще бледен. Джинни, пристроившись на подлокотник, заметно поддерживает его рукой.

— И?

— Отправили вторую команду. Эдакую международную сборную. Всё то же самое. Один из волшебников заболел серьезно. Все показания запротоколировали, каждого опросили, но ничего не нашли. Гермиона, Астория и Джинни провели почти месяц в архивах. Натащили такое количество бумаг, карт, каких-то выписок, книг, что Гарри всерьез подумывал наложить на весь дом заклинание невидимого расширения.

Занятно, что самого Поттера на это время «экстрагировали» (как шутит Малфой) в Нору. Молли пригрозила «закормить его насмерть», если хоть пальцем шевельнет в сторону работы. Сепсис велел лежать, лежать, отдыхать... Отдыхать? Гарри? Пока другие работают, не покладая рук? Драко с Гермионой натащили ему книг. Чуть со смеху не умер, когда увидел его лицо над «Историей вклада немагических существ в развитие магических свойств некоторых известных истории предметов». Привез ему детей на выходные и заполучил прекраснейшее из воспоминаний. Словно вернулся назад в детство. Буквально, Поттер и сочинение по истории магии.

— Чему ты так ухмыляешься?

— Ничего такого, дорогая! Вспоминаю лицо Гермионы, когда Рон нечаянно смел стопку каких-то бумаг со стола на пол. Так торопился поприветствовать Чжоу. Впрочем, тут же огреб еще и от сестры.

— Чжоу?

— Чему ты удивляешься? На Совет собрали всех, кто имел отношение к Ордену, к отряду, министерские, международники. Ты же тоже получила приглашение, маленькая?

Ханна кивнула. Спасибо Джинни и Полумне. Боюсь, что только девочки способны удержать беременную девочку от подвигов перед лицом непонятно чего. Прав Рональд, эти девчонки!

— Продолжу? Первым говорил Кингсли. Он рассказал, что Министерство располагает информацией: в различных районах Европы целые семьи волшебников стали внезапно лишаться волшебных сил. Да-да, как семья Беконов. Твоих давних знакомых, которые отправились в отпуск. К тетушке в Германию. Не только Европа. И не только волшебники. Кингсли за неделю до этого был на большом заседании, куда прибыли разные магловские министры. В мире маглов резко ухудшилась обстановка, увеличилось количество бессмысленной агрессии, мелкого мракобесия и убийств. Позавчера на улицах в каком-то магловском городе девочки-подростки пытались растерзать свою одноклассницу. Заподозрили, что она ведьма.

Особенно по этому поводу переживала Гермиона. Какая она всё-таки чудесная! Как шутит Рон, его жена навеки ответственна за всё в этом мире: непутевого мужа, непутевого друга, всех детей мира и всех его маглов. Пока Кингсли говорил, лицо Гермионы пылало.

— Потом произошло кое-что. Помнишь пустую раму в кабинете Гарри? Ты еще спрашивала, для кого? Это копия портрета Снейпа, который Гарри заказал для школы. Много лет добивался, чтобы портрет восстановили и повесили в Хогвартсе. Занятно, но он заказал портрет едва ли не раньше, чем начал строить дом. Но Снейп...

— ...кабинет Поттера игнорировал! Милый, эту несмешную байку знают даже дети. Ходит легенда, что из-за этого однажды поссорились два портрета: Дамблдора и Снейпа. Долго-долго потом в кабинете директора Флитвика нельзя было застать двух этих директоров сразу.

— Представляешь, что началось, когда в портрете показался профессор Снейп? Симус, Дин и Рон попадали со своих мест. Слизернот и Макгонагалл прослезились. А Гарри и Северус буквально впились друг в друга глазами. Не помню такого идиотского вида у Гарри ровно с того момента, когда над ним с Чжоу расцвела омела.

Да, такое стоит увидеть. Особенно если учесть, что Альбус Дамблдор смотрел на всё это сверху вниз так, словно происходящее лично его педагогическая заслуга. Победа разума над страстью. Извечная «любовь» Дамблодора.

— А Снейп?

А Снейп отвел глаза от Гарри и продолжил благополучно игнорировать его. Встал в любимую свою позу и заявил во всеуслышание: «Мистер Лонгботтом, надеюсь, Вы соблаговолили передать мою просьбу миссис Уизли. Под миссис Уизли, мистер Лонгботтом, я имел ввиду миссис Гермиону Уизли. Надеюсь, Вы ничего не напутали?»

Ханна задумчиво потянула: «Он такая милашка, наш профессор...».

— Ничего, дорогая. Какое у него было лицо, когда Джинни выдала: «Добрый вечер, Северус. Хорошо, что Вы заглянули»! Расшаркался с ней, как с первой леди. Артур потом долго хихикал, что ни один Уизли, кроме Джинни, никогда не удостаивался такой чести. А просил наш профессор всего лишь передать Гермионе, чтобы она навестила Джинни. Я еще тогда удивился: девчонки видятся каждый день! Оказалось, у Луны, Астории, Джинни и Гермионы был свой секрет. Весь месяц они под чутким руководством Снейпа и Дамблодора составляли какие-то карты. Девочки тут же их растянули. На одной еще Гарри начал отмечать очаги странных мест. А вот вторая оказалась магловской картой, на которой были помечены какие-то объекты. Карты взмыли в воздух, соединились, и отмеченные места на них совпали.

Обожаю этот ошарашенный взгляд у Рона, когда он смотрит на свою жену. Кажется, я знаю секрет их такого счастливого брака: он никогда не устает восхищаться своей женой. Вся планета в курсе, что Гермиона редкий талант, но для него это вечный источник гордости и муки.

— Все заохали, повскакивали, заговорили хором. У Гарри подозрительно расширились зрачки. Драко и Флитвик схватились за волосы. Тут встает такая Гермиона. Ну, представь, дорогая, такая вся Гермиона-Гермиона. Руки в боки, нос кверху и буквально по слогам выдает: « Место, где чуть не погиб Гарри, у маглов называется Джонстаун. В этом местечке в 1974 году обосновалась странное магловское сообщество, основанное неким Джеймсом Уорреном «Джимом» Джонсом в 1955 году в Индианаполисе. Это место среди маглов получило свою известность из-за массового самоубийства 918 (примерно!) членов организации. Это произошло 18 ноября 1978 года. Маглы сами мало знают об этом, все их сведения отрывочны и невероятны. Есть ощущение, что кто-то отчаянно путал следы. Точно мы знаем одно: в тот несчастный день Джим Джонс провел собрание. Джонс сказал людям, что единственный выход — это совершить «революционный акт самоубийства». По указанию Джонса был приготовлен бак, заполненный виноградным напитком «Flavor Aid»». Тут она такая строго посмотрела на Дина и Рона, словно они каждый день пьют этот непонятный напиток. Потом продолжила: «В него добавили смесь цианида и валиума. Первыми напиток дали детям. Джонс убеждал людей, что смерть — это лишь шаг дальше, в следующую жизнь. Объяснил, что не будет ни конвульсий, ни агонии, переход произойдёт безболезненно. Глядя на то, как умирают их дети, взрослые почти не колебались и принимали яд. Официальная версия также допускает вероятность того, что не все принимали яд добровольно. Их заставляли выпить отравленный напиток силой. В итоге, в результате акта коллективного суицида погибло 909 человек, включая 270 детей. Секту запретили, кого-то наказали, но сейчас маглы сами не помнят точно, что произошло тогда. В этом месте с тех пор никто никогда не жил». После чего сложила руки на груди и умолкла.

Не стоит Ханне говорить, что после в полной тишине Снейп гордо резюмировал, что мозги мисс Грейнджер — большая находка для некоторых ленивых умов, которые ничему не научились и по-прежнему игнорируют параллельные магическим отрасли знаний. А занудство спасительно для многих её знакомых. Джордж сразу вскипел «мол, что нам это дает?». Драко вовсе пожал плечами: «маглы такие маглы».

— Все стали спрашивать «что нам это дает?». Продолжили Луна с Джинни. Они рассказали, что и все остальные места на карте так или иначе связаны с гибелью десятков, а иногда и тысяч людей. Смерти эти различны. Иногда специальные лагеря смерти, иногда места битв, иногда катастроф. На первый взгляд, кажется, ничем не связанные. Поразительно еще одно, некоторые места связаны с местом гибели нескольких или многих волшебников. Гермиона долго перечисляла общие синдромы. Холод, тошнота, упадок сил, страшные видения, искажение вкусовых рецепторов. Какой-то толстенький маг француз рассказал про собственное расследование. У него выходило то же самое: все эти «места» действуют самостоятельно и смертельно опасны. Но что это? И как с этим бороться?

Только однажды я видел и чувствовал нечто подобное. Когда погиб Дамблодор. На его похоронах люди вокруг меня несли такие же лица, так же перешептывались. Невероятное состояние. Не то предчувствие, не то отчаяние. Словно ты знаешь половину тайны, а вторую волен заполнить сам. На выбор сотни вариантов: от надежды до полного отчаяния. А еще я чувствовал и чувствую злость. Почему? Ну почему это должно было случиться в тот год, когда я жду на этот свет своего ребенка?

— О чем ты думаешь, дорогой? Невилл?

Милая! Как тебе сказать, что когда я подхожу вот так близко-близко, так что становится видно, как в минуту волнения белеет кончик твоего милого носа, я не думаю ни о чем.

— О том, что тебе пора спать. Джинни права, тебе нужно нанять помощницу в «Котел». Хотя бы на время. Ты устаешь. Я весь день в Хогвартсе, на следующей неделе...

— Невилл, ты не дорассказал. Это же не всё?!

Хотел бы я в это верить. Забыть, как сон этот день. Измученное лицо Тедди. Нужно поговорить с Андромедой. Ранение Гарри плохо сказалось на нем. Кажется, только сейчас он в полной мере и заново пережил свое сиротство. Луна почти весь Совет тихо водила пальцем по его руке. Он вздрагивал, но улыбался. Уходя, она подарила ему мятную карамельку.

— Невилл?

— Почти всё. В разгар споров Драко вспомнил про случай, когда взбесилась Выручай-комната. Оказалось, Гарри настоял, и маги тщательно исследовали магический сгусток. Тот, который предположительно изводил Скорпиуса, а Гермиона ловко заключила в банку. Вердикт гласил, что призрачная материя — недостаточная трансформация какого-то призрака. К сожалению, материя быстро истаяла, больше узнать не удалось. Рон первый предположил, что это если недостаточная, то это призрак Крэбба. Я так понимаю, он хотел пошутить.

С ним так всегда. В его светлую голову, в шутку, приходит то, что другие ищут годами. Но он никогда не замечает этого. Зато Драко, Гермиона и Гарри схватились за свои головы. Гарри, как сумасшедший шептал, что однажды Безголовый Ник сказал ему: только волшебник может стать призраком, если испугается смерти, «пойти дальше». Крэбб был еще очень юн, да и, честно говоря, милая, не очень умен. Драко предположил, что настоящая причина в «адском пламени». Это жуткое заклинание. Только могучий волшебник мог посметь использовать его, а Винсент таким не был. Все согласились в одном: он мог застрять в промежуточном состоянии. Предположили, что долгое время он просто находился в этом состоянии, не осознавая произошедшего с ним.

Когда в комнату проникли дети, Винсент сначала принял их за отцов. Альбус и Скорпиус ведь жутко на них похожи. Крэбб был, как Драко выразился, «толстоватым», умудрялся не замечать того, что не понимал. Потому, видимо, преследуя маленького Поттера, Крэбб упорно не хотел замечать, что мальчики дружат. Пока однажды Скорпиус не проговорился о мечте отца и его нелестном мнении о своих школьных друзьях. Эх, знал бы он, при ком откровенничает! Полумна тут же уверила всех, что привидения тоже способны испытывать очень сильную злость. Этой злости хватило, чтобы чуть не убить детей и проникнуть в юного Малфоя. Теперь целью того, что осталось от Крэбба, стало уничтожить сына человека, «предавшего» его. Это не так-то просто, когда ты бестелесный, да еще и бестолковый сгусток, поэтому Крэбб только мучил ребенка. Драко припомнил, что сын рассказал ему, как смог прийти в себя, вспомнив заклинание Скурдж. Джеймс и Альбус за пару дней до того научили его, чтобы отгонять Пивза. Мысленно он повторил заклинание, и нечто, сжигающее его изнутри, исчезло.

Заснула. Вот и хорошо. Мне нечего ей прибавить к этому. Поспорили еще, и еще. Пока Джинни не стала коситься, как тяжелеет голова Гарри на её плече. Драко с Роном долго шептались, чем бы его занять, чтобы не выпустить на работу. Молли шумно требовала, чтобы Джинни попросила Кингсли официально не допускать Поттера до работы. До полного выздоровления. Но Джинни верна себе: «Гарри не мальчик! Уверена, он примет правильное решение». Всегда завидовал её силе воли.

Часть волшебников ушла. Ушли мракоборцы, унося распоряжения Гарри и карты. Откланялись иностранные маги. Один смешной старичок долго расхваливал «у-го-ще-ни-я». Так мило растягивал слоги, словно слова на чужом языке доставляют ему особое наслаждение. Слизернот восхищался домом, требовал, чтобы все, все, все прибыли на его бал Слизней. Ему вдруг захотелось «еще один, единственный раз» собрать вокруг себя «всех-всех-всех» своих учеников.

На этих словах в дом повалили совы. После минутной паузы, выяснилось, что это приглашения из Хогвартса. На «Особый вечер, который состоится второго мая сего года». Впрочем, об этом я уже знал. Но объясняться предоставил Флитвику. Тот разъяснил взволнованным родителям, что группа студентов, объединенная Альбусом, Розой, Скорпиусом, Анитой и Доном, организовала спектакль памяти погибших в Битве за Хотгвартс. Только слепой не увидел, что Снейп и Дамблдор явно знают больше, но не говорят. Снейп сразу стал такой важный, будто голову помыл. Рон надулся, Симус наоборот обрадовался. «Давно не видел родной школы! В этом есть что-то невероятное! Всегда хотел еще хоть раз попасть! Ребята, мы снова окажемся там, там...»

«Там тогда столько погибло...» — вдруг уронила милая Женьевер. Самое лучшее в Джинни то, что она как никто умеет видеть самое главное.

«Хорошо, что он такой популярный! — Полумна с удовольствием рассматривала, как Невилл терпеливо отвечает на вопросы окруживших его студентов. — Забавно, что мы все такие популярные сейчас». Просто вспомнила, как Сьюзен Боунс кружила вокруг Гарри битых двадцать минут, охая: «Ты отец троих детей! Отец троих детей! Немыслимо! Просто немыслимо!», пока Джинни окончательно не скривилась за спиной у Сьюзен.

«Хорошо, что Джинни умеет появляться рядом с ним в самый нужный момент. У него всегда есть такой момент. Такой вот дар. Оказываться совершенно беспомощным, когда ему совершенно ничего не угрожает». Она уже не помнила, куда они изначально шли по коридору за всеми, когда Невилла окружили первокурсники. «Хорошо, что Невилл не такой. Не такой, как Гарри. Ему не нужно быть сильным, чтобы быть собой. Может, это от того, что он не понимает, какой он популярный?».

— Нев, — вдруг кротко спросила она, — тебе не кажется, что Пивз целится в нас чем-то очень похожим на мой потерянный кед?

Общий визг спугнул Пивза, что-то отлетело на метр дальше, чем ближайшая к нему детская макушка. Невилл хохотнул: «Луна, одно могу сказать точно: это кед».

— Ты такой популярный! Приятно смотреть. А кед, однозначно, мой. Я носила похожие на четвертом или пятом курсе. Они пропали в конце года. У меня всегда пропадали вещи. Помнишь?

Невилл подумал, что есть что-то завораживающее в том, как она смотрит на вещи, как озирается по сторонам. За столько лет он привык доверять ей безоглядно. Луна не бросала слов на ветер, если этот проклятый кед подвернулся ей на язык, значит, в этом точно что-то есть. Наклонился, поднял его и протянул подруге.

— Точно. Забавно, но это лишь доказывает, что всё возвращается. Не обязательно так, как хочется нам. Правда, тогда, даже если бы нашлись все мои потерянные кеды, я не была бы так счастлива. Нев, я так рада этому одному! «Свет» твоей популярности падает и на меня! На меня сейчас так смотрели эти твои дети!

Знакомый гоготок спугнул Пивза во второй раз, еще один кед просвистел мимо. Пивз разочарованно громыхнул еще чем-то и, отчаянно пыхтя, исчез. Рон догнал друзей почти у самого поворота коридора.

— Полумна! Ты популярна сама по себе. Каждый раз, когда открываешь рот. Правда, я не совсем понял, что ты имеешь в виду под словами: «ты такой популярный»?

— Где все? — Луна рассеянно взяла Рона под руку, второй рукой потянулась к локтю Невелла. — Популярный, Рональд Уизли, это как «почти Уизли, но не Рон».

Лонгботтом старался не смотреть, как на лице точно-Уизли, но еще и Рона завертелись сомнения «издевается или нет». Победила дружба, Рональд едва заметно повел плечом, вздохнул и выдал «оперативную сводку»:

— Гарри с мракоборцами отправился смотреть что-то в замке. Пару недель назад на территорию снова забрели маглы. Туристы.

Полумна в изумлении подняла глаза на Невилла. Тут грустно пожал плечами и отвернулся.

— Спали защитные чары. Опа — и вместо руин туристы ввалились прямо к деревянному мосту Хогвартса. Всё поправили. И чары, и память туристов. Зато в школу и окрестности набилось такое количество мракоборцев, что Гарри точно будет некогда глазеть на однокурсников.

Полумна кивнула и подумала, что теперь понятно, почему у Джинни такие заплаканные глаза, а Гарри так резко вышел на работу. Удержать главу Отдела в такой момент дома не способна даже такая жена, как Джинни Поттер.

— Часть народа в Хогсмиде. Там Аберфорд с мадам Розмертой размещают гостей. Джинни с Гермионой ушли к Хагриду. Будут сплетничать о свадьбе. На месте мадам Максим...

Невилл с Полумной рассмеялись. Мимо них с воплями промчались Дин, младший Криви, Симус и Тед в компании разновозрастных выпускников. Судя по метлам в их руках, мадам Трюк крепко пожалеет, что разрешила пропустить их на стадион.

— Куда пойдем? — Рон заметно нервничал. Последнюю неделю дома не смолкали баталии о «нужности» мероприятия, которое привело их всех сюда. Еще и в такой день.

Невилл отвел глаза от пунцовых пятен на лице Рона. Когда столько лет пытаешься забыть, вспоминать — ужасно неблагодарное занятие. Полумна, словно подслушав его мысли, привстала на цыпочки и, немного фальшивя, пропела в ухо Рону: «Рональд Уизли — наш король, / Рональд Уизли — наш герой,/ Перед кольцами стеной /Так всегда и стой...».

— Хочешь, пойдем со всеми на стадион? — вид у Полумны был загадочный. — Я буду комментировать, как Симус стоит на кольцах...

— Симус? — глаза Рона мгновенно загорелись. — А кто еще на поле?

«Его легко утешить, — грустно подумала Луна, — это хорошо. Может, поэтому он не понимает, что происходит с Джорджем. Не всякую смерть можно пережить. Кто-то не в состоянии «просто помнить». Кому-то чтобы жить нужно верить в невозможное. Но еще никому не удавалось верить в невозможное вечно».

Прямо перед ними открылся вид на Аллею Героев. Полумна мечтательно вспомнила, как они с Хагридом ходили сюда высаживать деревья. Как спорили, что больше подходит: вековые липы, серебристые тополя, дубы или сосны. Как за одну волшебную ночь... Они пришли сюда, им показалось, что лес просто шагнул к самому замку. Ровными, стройными, но плотными рядами. Как верное, дисциплинированное войско. Ровно по центру легла широкая стройная просека. Через пару лет после них на ней появились первые статуи. Теперь их десятки.

Некоторые из них одиночны. Невилл вздрогнул. Всегда вздрагивал, когда проходил мимо мраморного Колина Криви. При всем желании, он уже не мог вспомнить лица Колина, его жутковатой манеры вечно что-то тараторить, одновременно щелкая своей камерой. Она и сейчас в его руках. Если пройти совсем близко, статуя разворачивается за тобой и щелкает, щелкает, щелкает...

Полумна инстинктивно схватила Рона за руку. В двух шагах от них мраморный Фред на ходу забирался на свою метлу. Уже перебросил ногу, мгновение, и оторвется от земли. Смотрит на них и смеется. Рон судорожно сглотнул. «Джордж никогда не приходит сюда» — хотел сказать ему Невилл и осекся.

Сначала им показалось, что это просто очень высокая беседка. Но в центре её прятались двое: Люпин и Тонкс. Всем троим на минуту захотелось закрыть глаза и просто перестать смотреть. Эти фигуры держатся за руки. Стоят так близко, что, кажется, Тонкс вот-вот прильнет к мужу. Люпин здесь моложе и сильнее, чем в их памяти... Рон обреченно подумал, что не может вспомнить точно, какой он был, Ремус. «Наверное, точно такой».

— Это алитрелии, вечноцветущие розы, — друзья от неожиданности шарахнулись в разные стороны. — Хагрид высадил их в первый же год, — Невилл задумчиво кивнул, — чтобы... — Тедди тяжело перевел дыхание, — лунный свет не касался их. Папа ведь не любил свет луны? Здесь верят, что по ночам па... Люпин и Тонкс целуются. Есть такая примета: если застанешь их за этим, тебе повезет в любви.

— Значит, ты видел, как они целовались? — неторопливо выдохнула Полумна.

— Почему ты так решила, тетя Лу?

— Тебе везет в любви, Тедди.

Всем сразу стало легче. Рон расправил плечи, Невилл перестал озираться в поисках остальных, Тедди бодро взял Полумну под руку и повел чуть вперед. За ними стекалась людское море.

Недалеко от беседки застали Гарри, Джинни и Гермиону. Те разглядывали памятник Мародёрам. Вернее двум из них: Сириусу и Джеймсу. Между друзьями застыл знакомый Гарри мотоцикл. Он почему-то подумал, что в мраморе тот выглядит надежнее, чем был на самом деле. На мотоцикле стоит тоненькая Лили, положив руки на плечи ребят. Внутри Гарри ныло и скребло. Лучше бы не смотрел! Спиной он чувствовал, что Тедди всё время оглядывается на беседку.

— Поттер! — Гарри даже не поглядел, кому он жмет руки. Он жмет их битый час. Направо и налево, уже не разбирая лиц. К тому же толпа оттерла их от статуй, а аллея почти подвела к сцене. Здесь слишком много заплаканных женщин.

— Гарри, — Невилл осторожно встал рядом, — ты заметил, как все шумно радуются друг другу. Сейчас видел, как Эрни Макмиллан стиснул сразу двух сестер Патил. Да так, что они только пискнули.

— Угу, — настроение Рона снова стремительно снижалось, в толпе минуту назад он разглядел небритого, наглухо застегнутого в мантию Джорджа, глаза у того подозрительно блестели. — Я думал, что он двух Патил пытается сплюснуть в одну. Невилл, а чего он прилип к ним? Разве он в школе дружил не с Ханной?

— Спасибо, что вспомнил! — Ханна, тяжело переваливаясь, подошла к ним.

— О! Ты выглядишь... лучше сестер Патил. Хорошо, что он не тебя обнимал. С таким-то рвением тискать, его нельзя допускать до беременных.

Невилл, улыбаясь, обнял жену.

— Не слушай его, — высунутый кончик языка в одно мгновение превратил Невилла из солидного профессора в шкодного мальчишку. — Когда Рон шутит...

— Никто не смотрит друг другу в глаза, — оборвала всех Джинни. Помолчала и произнесла еще раз подчеркнуто медленно, — никто. Никому. Не смотрит. В глаза.

— Да нет... — начал, было, Рон.

— Тогда посмотри мне в глаза, Рональд.

Гарри стремительно встал между ними.

— Мы уже пришли. Все всё понимают. Джордж не пьян. Я говорил с ним. Анджелина плакала не из-за него. Ты же, Джинни, плакала не потому, что...

— За тобой по-прежнему увивается половина Хогвартса? Включая малолеток? Нееет! — все рассмеялись.

— Ты такой популярный, Поттер! — так похоже передразнил Полумну Рон, что отлегло совсем.

— Кто-нибудь видел Малфоя?

Тут-то Рон вспомнил, почему отстал от всех. В дверях он столкнулся с явно расстроенным Драко. Хотел поздороваться, и обратил внимание, что тот старается держаться особняком. Минут за пять до этого ему встретились какие-то слизеринцы-школьники, на мантиях блестели значки. Очень похожие на те, что когда-то смастерил сам Малфой. Издалека на этих переливалась надпись «Мы против мутации чистой крови», меняясь поминутно на надпись «Малфой отстой». «Вот я тупой!» — мысленно взвыл Рон.

— Гарри, тут такое дело...

— Гарри. Джинни. Рон. Полумна... — Малфой держался сухо, Астория рядом с ним выглядела подавленной, — Невилл. Ханна.

Их позвали. Прямо перед ними школьные маги поднимали над землей импровизированную сцену. Друзья покорно вынули палочки и шагнули на небольшую площадь. «Кажется, здесь раньше была поляна, — Гермиона пытливо всматривалась, все ли здесь. — Здорово придумали. Спрошу потом Розу, чья была идея». Рядом Рон передернул плечами, его угнетало молчание Драко.

Флитвик приветственно взмахнул палочкой: «Рассаживайтесь, дамы и господа!». Длинные ряды стульев стали заполняться народом. Еще один взмах палочки, и небо над лесом затянули ровные синие тучи, словно кто-то отдернул занавес. Свет стал глуше, мягче. Стало даже теплее. Не сговариваясь, друзья расселись поближе друг к другу. В середину Рон сердито протолкнул Малфоя, поцеловал руку Астории и оглядел зал. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Астория, вздрогнув, осторожно погладила рукой его рыжую макушку. В это время на стене появилась высокая кафедра. Флитвик, поклонившись, пригласил к ней Минерву Макгонагал.

— Ты обратил внимание, она совсем не постарела? — Джинни ерзала как кошка, устраиваясь поудобнее на плече у мужа. Рядом Гермиона замерла с такой безупречно прямой спиной, что Джинни осторожно толкнула мужа в бок, — если Минерва сейчас спросит «Как вам вечер?», спорим, Мина первая поднимет руку? — Гарри фыркнул, Рон перегнулся к ним:

— Завидуйте, молча, неудачники! Осанка старосты — лучший пример детям, чем прически некоторых.

Гарри притворно вздохнул. С годами его шевелюра только седела, но торчала по-прежнему в разные стороны. Даже Драко фыркнул, тут же получил совсем нелестный взгляд Помоны Стебль, обернувшейся на них. Минерва Макгоногал была старейшей из присутствующих. Более десятка лет она руководила Хогвартсом, уходила на покой, но недавно снова вернулась, чтобы возглавить факультет Годрика Гриффиндора.

— Не знаю, как мне обратиться к вам. Многие из вас были моими учениками, многие из вас сейчас родители моих учеников. Мои коллеги. Товарищи. Стоит ли говорить, что я рада видеть вас всех. Однажды ко мне пришли дети. Студенты сразу четырех факультетов, сразу нескольких курсов. Смелые, хорошие дети. Они пришли ко мне с очень странной идей. Рассказали, что она родилась здесь, на этой самой поляне, на этой самой Аллее. Они захотели вспомнить всех тех, кто украшает собой этот парк, этот замок. Нашу память.

Не стану отрицать, решение было не простым. Но я не видела и не вижу причин отказать им в этом. Рада, что вы тоже их не нашли. Уверена, что те, ради кого мы собрались, живые и мертвые, поддержат нас.

Она взмахнула рукой и исчезла со сцены. Всё вокруг вдруг стало стремительно изменяться. Сцена прямо на глазах уходила вниз, вытягивая пространство в высокий гулкий Колизей. На самом дне его былая площадка сцены стала ровным светящимся кругом. На нее были устремлены взгляды всех.

Рон нервно дернулся на своем месте. Пауза затягивалась, кто-то закашлялся за спиной. «Чего они ждут?» — протянул чей-то голос. Гарри нахмурил брови. Тут в круг выступила стайка ребятишек. На каждом из них была форма своего факультета.

Гермиона вспыхнула, зарделась и всхлипнула. С высоты дети казались такими хрупкими. «Такие собранные, личики серьезные! Что они там делают?». Дети медленно шагали по кругу, пока не остановились каждый на своей позиции. Если внимательно всмотреться, можно было увидеть, что они образуют полукруг, развернутый к зданию замка. Достаточно свободный, чтобы не бросаться в глаза, и достаточно правильный, чтобы каждый из них был виден, как на ладони. В центре застыл белый от волнения Альбус. Гарри, зачарованно наблюдал, как сын быстро выдохнул и шагнул вперед.

— Я — Гарри Поттер! — зал разочарованно рассмеялся, но Альбус лишь сдвинул брови. Совсем как отец. Гарри мгновенно почувствовал, как Джинни рядом собралась, подобралась, словно спусковая пружина. — Я и мои друзья, — Роза и Джеймс решительно шагнули вперед, над ними вспыхнули светящиеся буквы, сложились в ровные подписи «Рон Уизли», «Гермиона Грейнджер», — Рон Уизли и Гермиона Грейнджер второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года ограбили банк Гринготтс.

Мальчик задорно поднял лицо к небу, вздохнул и продолжил. Голос его был тверд и разрезал тишину, как острый нож старый картон. — Там находился очередной крестраж Волан-де-Морта. Между мной и Томом Реддлом (так звали Волан-де-Морта) существовала особая связь. Это потому, что я сам был его невольным крестражем. Когда он убивал моих родителей... — у Гарри закружилась голова. Так странно звучали эти слова в устах сына, — моя мама своей смертью установила барьер между нами. Древняя магия спасла меня, но осколок души Реддла проскользнул в меня. Поэтому я слышал. Услышал, как он думает о крестраже, связанным с именем Кандиды Когтевран. Он находился здесь, в замке. Мы отправились сюда.

Альбус шагнул назад в круг, его сменил Дон. Он так здорово вытянулся за последнее время, что, может, от этого, зал не на шутку содрогнулся, когда в тишине прозвучало:

— Я — Невилл Лонгботтом. Я мои и мои друзья скрывались в Выручай — комнате от издевательств семейки Кэрроу. Аберфорт Дамблдор — в небе вспыхнуло и засияло имя, — прислал за мной портрет свой сестры. Последовав за ней, я обнаружил и привел в замок Гарри, Рона и Гермиону.

Рядом с Доном возникла Роза. Раскрасневшаяся, но прямая, как мать:

— Расспросив когтевранцев, мы поняли, что единственная вещь, связанная с Кандидой Когтевран — это её диадема. Такая корона. Сложность заключалась в том, что её никто и никогда не видел. В то время она считалась легендой, давно утраченным артефактом. Существование которого никто не доказал.

В зале раздались приглушенные смешки. Гарри невольно спрятал лицо на плече жены, надеясь, что Гермиона не успела разглядеть, как он улыбается. Зря боялся, Гермиона, спрятав лицо в ладони, сама надеялась, что никто не видит, как она смеется. Роза невозмутимо продолжала:

— Гарри с Полумной отправился в когтевранскую гостиную, где они сталкиваются с Амикусом Кэрроу и его сестрой Алекто. Двумя преданными Волан-де-Морту Пожирателями смерти. Вместе с профессором Макгонагалл Гарри обезвреживает их, но вскоре им придется вступить в бой с действующим директором школы, Северусом Снейпом.

«А вот и Анита! — подумал Невилл, — хороший выбор. Эта строгая девочка подходит, как никто». Анита посмотрела в зал и выдала зычно:

— Я — Минерва Макгонагалл, — настоящая Минерва удивленно покосилась на «себя» поверх очков. — Появление Поттера в замке застает меня врасплох. Но профессор Дамблдор, которому я верна и после его смерти, заклинал нас доверять этому подростку. Я была обязана защитить его, — профессор Макгонагалл серьезно кивнула на это заявление.

А в центр круга вышел Скорпиус. Рон с волнением всмотрелся в лицо мальчика. «Вот подонки! Надеюсь Альбус с Доном им эти значки на уши-то понаматывали!»

— Я — Северус Снейп! — голос ребенка вздрогнул. — Много лет назад Темный Лорд убил самого дорогого для меня человека. Убил подло, несмотря на мои просьбы. С тех пор я взял на себя опасную функцию: стал «двойным агентом». Альбус Дамблдор был моим другом, учителем, единственным на долгие годы близким мне человеком. За год до этого я убил его. Убил по его просьбе. Чтобы защитить от страшной смерти, позора и возможных пыток. А еще я дал ему слово — защищать школу и ее учеников. Только поэтому, я согласился возглавить Хогвартс во время правления Волан-де-Морта. Всё, что я делал, было направлено только на защиту детей. Но я — один. Против меня были настроены и коллеги, и почти все ученики. Мне не доверяли Пожиратели смерти. Но самое главное, мне нужно было передать Поттеру последнее, самое важное знание. Когда Минерва вызывает меня на дуэль, я вынуждено уступаю и бегу из замка.

Из полукруга резко выступили еще трое студентов. Над ними загорелись огненными буквами подписи «Филиус Флитвик», «Помона Стебель» и «Гораций Слизнорт». Скорбные детские фигурки угрюмо молчали, когда к ним снова выступил Альбус:

— Я не могу сказать своему декану всей правды, но признаюсь профессору Макгонагалл, что мне нужно найти некую вещь в замке. Что это задание мне дал профессор Дамблдор.

Анита вполне серьезно кивнула Альбусу и стала осторожно размахивать палочкой над собой. Светлые искры, слетавшие с кончика, сливались в общие искры и тихонько поднимались вверх. Снова вступила Роза:

— В замок начинают прибывать члены Ордена Феникса и Отряда Дамблдора. Учителя устанавливают вокруг замка защитные чары. Макгонагалл принимает решение об эвакуации нежелающих сражаться школьников и несовершеннолетних. В этот момент Волан-де-Морт появляется около замка и выдвигает ультиматум.

После Рон скажет, что так страшно ему не было даже в тот день, когда голос Волан-де-Морта реально звучал в ушах. Дети на сцене вдруг выстроились в сплошную линию, надвинули на головы капюшоны и глухо затянули хором:

— Я знаю, что вы готовитесь к битве. Ваши усилия тщетны. Вы не можете противостоять мне. Я не хочу вас убивать. Я с большим уважением отношусь к преподавателям Хогвартса. Я не хочу проливать чистую кровь волшебников. Отдайте мне Гарри Поттера, и никто из вас не пострадает. Отдайте мне Гарри Поттера, и я оставлю школу в неприкосновенности. Отдайте мне Гарри Поттера, и вы получите награду. Даю вам на раздумье время до полуночи

Резко исчез и снова вспыхнул свет. Круг внизу стал алым, отчего лица детей стали смотреться особенно зловеще. Белая как смерть Гермиона не узнавала дочь:

— Происходит эвакуация учеников и подготовка к битве. Пользуясь этим временем, Гарри расспрашивает Серую Даму, привидение Когтеврана, и приходит к выводу, что Диадема действительно является крестражем. Он точно видел, видел этот предмет год назад в Выручай-комнате.

Вместе с Роном и со мной, — над ней загорается имя «Гермиона Грейнджер», — он дожидается конца эвакуации. Но вместе с нами в Выручай-комнату проникают и три студента-слизеринца.

Малфой побледнел, глядя, как сосредоточенный Скорпиус смело шагает вперед. Теперь над ним витает черная надпись «Драко Малфой». Роза взяла друга за руку и продолжила:

— Гарри успел найти Диадему, как сразу завязывается схватка. Если бы не Малфой, он был погиб. Студент Винсент Крэбб вызывает «Адский огонь», но не может его остановить. Его «учителя», — Роза громко фыркнула, всем своим видом показывая, что она думает о таких людях, — не научили его этому. Нас спасли метлы. В огне погиб крестраж и студент Крэбб.

Тут произошло то, к чему никто не оказался готов. Дети в алом круге резко подняли руки. Из палочек, задранных вверх так отчаянно в небо вырвались вспышки белого огня. Искры одна за другой слетались друг к другу, пока перед изумленными лицами людей не предстал Винсент Крэбб. Вихрастый, полный, неловкий подросток. Искры таяли, истончая образ, отчего еще сильнее проступала сквозь свирепое выражение вся Крэббова глупость, юность и нелепость.

Откуда-то раздался гулкий долгий звук. Дети сомкнули полукруг, встав на секунду плечом друг другу. В воздухе загорелись слова «Битва за Хогвартс начинается».

— Битва за Хогвартс начинается! — сурово произнесла Анита и стремительно отбежала вправо.

— Битва за Хогвартс начинается! — хором выпалили Альбус, Роза и Джеймс, взявшись за руки.

— Битва за Хогвартс начинается! — повторили за ними остальные.

Анита, стоящая чуть в стороне от всех, там, внизу, казалась остекленевшей. Сухим голосом она медленно произносила:

— Отпор воинству Волан-де-Морта дали почти все семикурсники Хогвартса во главе со своими преподавателями, их друзья и родственники. Члены Ордена Феникса, а также, по мере сил, замковые статуи и даже полтергейст Пивз. Времени хватило и на то, чтобы Рон и Гермиона уничтожили Чашу Хельги Хаффлпафф, и на то, чтобы ребята нашли и уничтожили Диадему Кандиды Когтевран. Но, не смотря на наше мужество, Пожирателям удалось ворваться в замок. Бои шли на всех этажах. Противник бросил в бой акромантулов, а затем дементоров.

Гарри зажмурился, пряча слезы. Джинни уже не скрывала свои. Дети бесшумно кружили по сцене. Из палочек вверх вырывалось голубоватое пламя. Резко остановившись, они произнесли «Атака была отбита». Пламя над ними сложилось в те же слова.

Стало холодно, люди инстинктивно начали придвигаться друг к другу. Ханна держалась руками за свой огромный живот и тихо раскачивалась. Невилл беспомощно гладил её по плечу. В центре круга тем временем оказался Скорпиус, над ним сурово горели слова «Северус Снейп». Голос его звенел над всеми:

— Волан-де-Морт не участвовал в сражении. Ему нужен был только Гарри Поттер. Его смущал и злил этот ребенок, которого он столько лет пытался уничтожить. Ему нужно было убить его лично. Самому. Но его беспокоило странное поведение Бузинной палочки. Палочки, которую он похитил из могилы Дамблодора. У того, кого сам так и не смог победить.

Он велел вызвать меня из боя. Где я как мог, прикрывал своих студентов, — глаза Скорпиуса сурово сверкнули. — Он подло убил меня. Не палочкой. Натравил на свою змею Нагайну. Убил для того, чтобы стать хозяином Бузинной палочки. В тот день меня, умирающего в Визжащей хижине, нашли мои студенты Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер.

В то же мгновение Альбус, Роза и Джеймс обступили Скорпиуса, словно защищая.

— Я успел передать Гарри свои воспоминания. А с ними самое важное для этой битвы знание. Так Гарри узнал, что ему предстоит умереть.

Еще не успели прозвучать эти слова, как Скорпиус стремительно отступил куда-то в серую тень алого круга, его стало почти не видно. Снова взлетели палочки, вспыхнуло золотистое пламя и над Колизеем поднялось строгое лицо Снейпа. Драко почувствовал, как хрустнули костяшки стиснутых пальцев. Кто-то испуганно выдохнул.

В круге появился Фред Уизли-младший. Его лицо, поднятое вверх, туда, где отдельно друг от друга затихли мать и отец, вытянулось настолько, что, казалось, сейчас исчезнет само по себе. Выбираясь вперед, он споткнулся, но выпрямился и отчаянно произнес:

— Я — Фред Уизли, — рядом с Драко заметно дернулся Рон. — Вместе со своими братьями я сражался здесь за то, во что верил. За то, что любил. За доброту, родителей, друзей, честность, квиддич, смех. За то, что в мире все имеют равные права на это. И магл, и маг. Кентавр, домовой эльф и соплехвост. Слизеринец, грифендорец, хаффлпафец и когтевранец. Все! Все имеют право на радость и смех, — мальчик набрал полную грудь воздуха и произнес, — меня убило взрывом. Здесь. 2 мая 1998 года.

Где-то в зале, в высящейся темноте стало явственно слышно, как захрипел Джордж Уизли. В сиплом его дыхании звучал такой ужас, что Анджелина судорожно выставила руки вперед, словно пытаясь нащупать, найти к мужу проход. Глаза её неотрывно следили за тем, как исчезает в круге лицо сына, а над ним, нам ней, над Джорджем и над всеми уже проплывало искрящееся, смеющееся лицо Фреда Старшего. В этот миг Джинни и Гермиона, не прячась, завыли в голос.

К ним, к каждому из застывших, потрясенных, растерянных людей, словно из самых глубин того, что каждый из них попытался забыть, всплывало лицо Колина Криви, Саманты Титри, Валери Руд и десятки других взрослых и детских лиц. Между молчащими детьми молча выступил Тед Люпин. Тедди, высокий, сильный и рослый, там внизу вдруг снова стал мелким, шкодливым и робким. Попытался что-то сказать, но не смог. Видимым усилием сглотнул, дернулся и просто поднял свою палочку вверх. Вырвавшийся из нее сноп был такой силы, что раскрылся над землей, как диковинный цветок. Секундная вспышка — и фигуры Люпина и Нимфадоры закружились, сплетаясь в невиданном танце. Судорожно прижимая жену к себе, Гарри до желчного привкуса во рту осознал еще раз всю горечь, всё непоправимость, несправедливость утраты.

Фигуры еще плавали в воздухе, когда круг снова сменил цвет. Теперь он был сумеречным, почти синим. Стало глухо, лес за спинами людей замер. Дети выстроились локоть к локтю, сурово надвинули на лбы капюшоны и медленно произнесли: «Вы храбро сражались. Лорд Волан-де-Морт умеет ценить мужество. Однако вы понесли тяжёлые потери. Если вы будете и дальше сопротивляться мне, вы все погибнете один за другим. Я этого не хочу. Каждая пролитая капля волшебной крови — утрата и расточительство. Лорд Волан-де-Морт милостив. Я приказываю своим войскам немедленно отступить. Я даю вам час. Достойно проститесь с вашими мертвецами. Окажите помощь вашим раненым».

Рон подумал, как чудовищно похоже на тот омерзительный голос прозвучал этот нестройный детский хор. На самой кромке сознания, он отчаянно отталкивал саму мысль, что всегда боялся услышать эти слова снова: «А теперь я обращаюсь прямо к тебе, Гарри Поттер. Ты позволил друзьям умирать за тебя, вместо того чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Весь этот час я буду ждать тебя в Запретном лесу. Если по истечении часа ты не явишься ко мне и не отдашься в мои руки, битва начнётся снова. На этот раз я сам выйду в бой, Гарри Поттер, и отыщу тебя, и накажу всех до единого — мужчин, женщин и детей, — кто помогал тебе скрываться от меня. Итак, один час».

В сердце сумеречного круга осветился еще один, яркий и светлый. В него уверенно встал Альбус. От волнения, усталости и нелепости всего, что Джинни видела и слышала в этот день, ей на секунду показалось, что это не её сын, не её мальчик, а тот, другой, далекий мальчик. Которого она встретила столько лет назад на вокзале Кингс-Кросс. Который спас её в Тайной комнате. Который был спутником всех её грез, дней, который сейчас прижимает её к себе. Тоска шилом ткнулась где-то под левой лопаткой, перехватила дыхание. А там внизу её юный сын сурово и легко произнес:

— Я никогда не хотел, чтобы кто-то умер из-за меня. Я никого не хотел убивать. Но я должен был умереть. Нужно было, чтобы меня убил лично Волан-де-Морт. Тот, кто сделал меня своим неучтенным крестражем. Эта смерть была необходима. Для общей победы. Тогда тайком я ушел в Запретный лес, на встречу с врагом. Друзья никогда не отпустили бы меня одного. Последним, кого я встретил, был Невилл Лонгботтом. Именно его я попросил убить змею Волан-де-Морта. Последний после меня крестраж. Всего их было семь.

Общий вздох облетел зал, отлетел куда-то в сторону и докатился почти до замка. Гарри, Рон и Гермиона вдруг удивленно осознали, что никому толком не рассказывали, за чем охотились целый год. Их путешествие обрастало легендами, и вот уже никто толком не помнил ничего. Чудовищная цифра стала последним штрихом, подчеркнувшим ужас забытых дней.

Тут погас свет, Альбус исчез из круга, стало совсем не видно детей внизу. В темноте кто-то снова заплакал в голос, кто-то с грохотом бросился вниз, кто-то попытался прибавить света. Всё это растворилось в долгой, тревожной, удивительной музыке. Даже воздух замер, осознав, что впервые за столько лет над Хогвартсом запел феникс.

Этот голос вел и поднимал. С каждым новым звуком вокруг светлело. Перед глазами измученных зрителей поднялись яркие сполохи чего-то золотого и матового. Под ними снова полукругом разместились дети. Вперед шагнул Дон:

— Гарри был готов умереть. Умереть для того, чтобы Волан-де-Морт перестал убивать и мучить всех. Когда он добровольно пришёл и подставил себя под смертоносное заклятие «Авада Кедавра», он повторил нематериальную древнюю магию своей матери. Заклинание Реддла убило лишь кусок души его самого. Но Тот-о-котором-мы-предпочли-так-быстро-забыть не знал об этом. Он праздновал победу.

К Дону подошла высокая девочка в форме слизеринцев и гордо произнесла:

— Я — Нарцисса Малфой. Я единственная рискнула проверить, жив ли мальчик Поттер. Мне очень хотелось, чтобы он был жив. Узнав от Гарри, что мой сын Драко ещё жив, я солгала Темному Лорду. Убедив себя, что Поттер мёртв, Пророчество выполнено, и теперь никто не может ему угрожать, Волан-де-Морт отправился в Хогвартс. Он перестал защищать свою змею Нагайну. Плененному профессору Хагриду велели нести тело Поттера впереди. Так Темный Лорд хотел показать защитникам замка, что бой проигран.

Снова, как в страшном сне, Гарри слышал, как дети повторяют те поганые слова: «Гарри Поттер мёртв. Он был убит при попытке к бегству. Он пытался спасти свою жизнь, пока вы тут погибали за него. Мы принесли вам его тело, чтобы вы убедились, что ваш герой мёртв. Битва выиграна. Вы потеряли половину бойцов. Мои Пожиратели смерти превосходят вас числом, а Мальчика, Который Выжил больше нет». Почти физически он вспомнил, как было больно притворяться на руках верного Хагрида, что ты мертв. Ни одним движением не выдать себя, не иметь возможности утешить, опровергнуть... где-то в памяти снова кричала профессор Макгонагалл, потом, еще пронзительнее, Джинни, Рон, Гермиона, Молли. Дети глухими, жуткими голосами продолжали немного вразнобой: «Воевать дальше не имеет смысла. Всякий, кто продолжит сопротивление, будь то мужчина, женщина или ребёнок, будет убит, и то же случится с членами его семьи. Выходите из замка, преклоните предо мной колени, и я пощажу вас. Ваши родители и дети, ваши братья и сёстры будут жить, всё будет прощено, и вместе мы приступим к строительству нового мира».

Откуда-то, буквально из ничего, к детям присоединились слабые силуэты погибших, смолкла песня Феникса, рванувший вперед Дон взволнованно выкрикнул в зал:

— Это неважно, что Гарри умер. Люди умирают каждый день! Друзья, родные... Сегодня погиб Гарри. Но он все еще с нами! Вот здесь! Как и Фред, и Ремус, Тонкс. Они все. Они погибли не напрасно! Сердце Гарри билось за нас! За всех нас! Ничего еще не кончено!

Огромная змея вдруг появилась над ним в воздухе, Невилл в зале привстал, а Дон взмахнул палочкой, и зловещий призрак рассыпался в тучу мелких искр.

Дети разделились на небольшие группы и закружились по невидимым орбитам. Они пригибались, выпрямлялись, ныряли в темноту и снова выступали на свет. Над ними в бешеной пляске вертелись имена, то загораясь ярче, то серебристо мерцая: «Макгонагалл», «Слизнорт», «Кингсли», «Джинни Уизли», «Полумна Лавгуд», «Гермиона Грейнджер», «Рон Уизли», имена многих других студентов и жителей Хогсмида. В этой странной пляске иногда проступали тени великанов, пауков, фигурки домашних эльфов, грозные силуэты кентавров. Вдруг всё рассыпалось, смешалось во всполохе светлых искр, погасло, и лишь одно яркое пятно осталось на синем дне сцены. В нем по невидимому кругу кружился Альбус. Сосредоточенный, подобранный, сейчас, как никогда похожий на отца, и от того еще более пугающий. Он снова и снова обращался к невидимому противнику, безмолвно проговаривая какие-то слова. Вокруг стояла такая тишина, что Гарри на миг показалось, что он оглох. Навсегда. Бесповоротно. В немом ужасе он осознал, что ни ему, никому из находящихся здесь, не нужно слышать того, что не произносит Альбус. Никто и никогда не сможет забыть тех его слов. Никто из тех, кто жадно вслушивался в них тогда и сейчас.

Громом прозвучало резкое «Экспеллиармус». Из темноты вылетела одинокая палочка и бессильно покатилась по кругу.

Люди рядом закрывали лица. Минерва Макгонагалл обхватила себя руками. Слизернот бессильно сгорбился в своем кресле. Дети внизу снова куда-то исчезли, а высоко над лесом загорелись новые имена. Казалось, что они спускаются вниз, торжественно и слепо. Имена живых и мертвых. Алые буквы. Белые буквы. Буквы разлетались, путались, петляли, менялись местами. Наконец, вместо слов над залом снова зажглись лица. Фреда, Люпина, Колина, Снейпа, Тонкс, еще пятидесяти человек и существ. Гарри просто закрыл глаза.

Но за ним, сам не понимая себя, подчиняясь неясному, горькому импульсу, в полный рост встал Драко Малфой. Почти двадцать... или уже двадцать? Сколько лет он избегал этого места? Один-единственный раз, когда пропал Скорпиус. Когда боль за него погнала его, ослепшего, ненавидящего себя за всё, что пришлось перенести сыну, погнала его сюда. Тогда Колин Криви чуть не свел его с ума. Мальчишка, болтливый, смешной, которому он столько лет назад позировал в объектив... мраморный, холодный щелкал, щелкал, щелкал... не отворачиваясь, не прогоняя его в гневе. Тело горело, ему было нечем дышать, в испуге он осознал, что Гарри и Рон вскочили за ним. Ему захотелось кричать. И он закричал. Закричал в тающие над ним образы:

— Я виноват! Я виноват перед вами. Не только тем, что когда-то оказался в рядах Пожирателей Смерти. Этим я спасал близких. Я виноват не тем, что не сражался, даже не тем, что прятался среди других. Я виноват тем, что пытался забыть. Я столько лет прятался, забывал. Забывал. Не хотел понимать.

Он видел, как вокруг встают люди. Как удивленно поднимается Флитвик, как отшатывается на шаг Астория.

— Я был обязан помнить, почему вы погибли! Нельзя забывать, за что вы погибали. Как это страшно, когда погибают близкие, знакомые. Когда погибают живые существа. Забыть — равносильно повторить! Я должен это помнить! Я буду это помнить!

Не понимая себя, он поднял палочку. Рука очертила в воздухе невидимый круг. Из палочки вырвалось ровное, чистое пламя. Свет его разрезал синий полог туч, словно высвобождая его, чужую, дальнюю и близкую, любую боль. Очерчивая палочкой круги над головой Драко повторял, как заведенный: «Я буду это помнить!», «Я буду это помнить!», «Я буду это помнить!». Пока не осознал, что за ним повторяют Гарри, Рон, Гермиона, Джинни, Невилл, Полумна, Астория. Кто-то еще. Рядом, напротив, под ним и над ним. Люди поднимались, поднимали свои палочки, и голоса сливались в один, долгий как выдох стон: «Я буду это помнить!», «Буду помнить!»

Небо очистилось. Солнце осветило вернувшееся назад пространство. Над поляной ровным сиянием поднималась физически ощутимая волна защитных чар. К родителям сбегались дети. Заплаканные, перепуганные, но счастливые. Лишь на снова растянутой сцене замерли Альбус, Скорипус, Дон, Роза и Анита. За спину Тедди прятались дети помладше: Хьюго, Лили, было не разобрать. Взрослые, глядя на них, жмурились, как от света. Гербы всех четырех факультетов украшали мантии ребят.

Осознав, что глаза всех снова обращены на него, Гарри первый низко наклонил голову. Альбус, не спускавший с отца глаз, в ужасе осознал, что зал, переполненный столькими могущественными магами и всякими существами, вслед за его отцом, как один, поклонился им.

— Ты всё еще плохо выглядишь, Гарри.

— Спасибо, Невилл, я в курсе. Просто устал.

Джинни скривилась, но промолчала. Дорого она отдала бы, чтобы Гарри продлил отпуск. Правда, пустые мечты.

— Что говорят эксперты?

В кабинете было душно, но Гарри не хотелось просить Джинни открыть окно. Даже на минуту лишиться возможности украдкой пальцем рисовать на её спине линии и круги. Ему было плевать, что длинное лицо Невилла в камине довольно явно ухмыляется. Пусть догадывается, о чем хочет. Неделя без жены была слишком долгой.

— Ты всё уже слышал. Карты наложили еще раз. Расследование подтвердило, магия умирала там, где когда-то умирали люди. Маги, люди, даже животные. Про эти смерти забывали. От них отмахивались. Над местами захоронений продолжали жить, а, самое главное, убивать, нарушать слова, предавать.

Гарри умолк, понимая, что может не продолжать. Невилл лучше других знал, что первой в таких местах погибала магия. Нельзя сказать, мстили ли умершие живым. Или просто обесцененные жертвы, подвиги, жизни, короткие или длинные, оказавшись забытыми, выжигали вокруг защитное поле Земли. Любые заклинания оказались бессильны перед таким отчаянием. Любые, кроме самой древней, фактически невербальной магии.

— Гермиона что-нибудь нашла?

Джинни задрала голову, пряча улыбку. Совсем неожиданно у Гермионы появилась подруга. Равная ей в наблюдательности, цепкости и упорстве. Мина словно в зеркале отражалась в Астории. Их теперь не растащишь. Голос Гарри счастливой усмешки не скрыл:

— Мина с Астрой носом землю роют. Министерские пищат и дивятся. Точных рецептов нет, но девочки обнаружили записи об очень древних ритуалах. Так когда-то очищали Землю от совершенных убийств. Мы нашли рисунки оберегов, которые помогают оградить, смягчить ситуацию. Над этим сейчас работают. Правда, Джордж уже выпросил у Мины наброски. Разработал свои чертежи, по ним они с Роном уже продают какие-то простейшие вещи.

Гарри покосился на камин, где высился странный деревянный «чур». Заметно повеселевший Джордж притащил его на днях. Остался на ужин, дождался Анджелину. Он и Джинни боялись вспугнуть, утратить этот хрупкий мир. Тогда Гарри поклялся, что ради этого долгожданного вечера он не тронет этот чурбан, даже если Рон докажет обратное воздействие артефакта.

— Как дети?

— Сейчас у Малфоев. Боюсь, Драко переоценил свои силы, — Джинни низко захихикала, совсем как в детстве. — По моим подсчетам, у Малфоев гостит сейчас маленькая армия сорванцов подросткового возраста. Слишком много даже для древней усадьбы. Скажи лучше, как справляетесь вы?

Невилл умудрился покраснеть даже в пламени камина.

— Осталось совсем чуть-чуть. Не знаю, что делать с «Котлом». Ханна не оставит его, а я — Хогвартс. Она права, мы в нем заново познакомились. Ведь если бы я не заехал после вас погостить в гостиницу, не остался там переночевать... Если бы встретился тогда с Симусом в Лондоне. Если бы он не забыл про встречу...

Поттеры улыбались. У них таких «если» накопилось за жизнь столько, что проще было махнуть рукой! Уже не имело никакого значения, почему не случилось то-то, или то-то случилось, но позже. Джинни вспомнила, как Полумна отчитала её, мучительно ревнующую Гарри к младшей сестре невестки. «Чтобы вскружить Гарри Поттеру голову, нужно много больше, чем знаменитое обаяние вейлы! Этот человек умеет любить, как никто. Поэтому он никогда не разменивается!».

— Последуй совету Кикимера! Спустись на кухню Хогвартса и попроси о помощи домовых эльфов! Поверь, найдется и нянька малышу и помощница Ханне. Тем более что домовики свободно могут трансгрессировать в школу и обратно. Кикимер просил тебе передать, что очень рекомендует молоденькую домовиху Ульру.

Брови Невилла занятно сгрудились в пламени. Гарри поспешил уточнить слова жены.

— Молоденькую... на эльфийский лад.

Друзья рассмеялись.

За окном снова шел дождь, заканчивалось лето. Каникулы у детей подходили к концу. Скоро экспресс с вокзала Кингс-Кросс увезет детей в школу. Комнаты уже заполнили запахи новеньких учебников, Джинни развесила мантии на плечики у кроватей.

— Ты приедешь в Нору на День Рождения Перси? Будет Дадли.

— Дадли?

Гарри вздохнул, понимая недоумение друга. Трудно объяснить, почему они так долго шли к этому, но его родственные связи заметно улучшились. Правда, это, по-прежнему, не распространялось на тетю Петунию и дядю Вернона.

— Дадли, Невилл, мой кузен. Магл. Человек. Да, Большой Дэ теперь большой человек. В своем министерстве. Занимает ответственный пост. Занимается, не поверишь, образованием.

Дадли в какой-то степени постройнел, но остался вполне дороден. Женат. У него двое очень милых детей. Гарри видел их мельком, но Дадли обещал как-нибудь привезти их в гости. Правда, так кряхтел при этом, что Джинни испугалась, что тому неудобно сидеть на диване. На деле Гарри было неловко сказать об этом жене, Дадли всё время косился на щетку, которая пыталась очистить его ботинки.

— Дадли пришел нам на помощь, когда стало яссно, что магам не справится без людей. Нам придется вмешиваться и как-то напоминать о том, что мир недолго продержится в состоянии вражды.

— Жаль, — вздохнул Невилл, — что об этом помнят не все волшебники.

— Всё хотел тебя спросить, Скорпиусу не полегче стало жить после спектакля?

— На факультете всё успокоилось. Новый декан Слизерина одно время работал с тобой. Он приглядывает за ситуацией. Да и на остальных факультетах притихли. Но...

Лицо Невилла в камине вспыхнуло и поблекло.

— С ними всё будет хорошо! — негромко сказала Джинни и улыбнулась.

— Конечно, — кивнул Гарри и рассеянно потянулся к шраму.