Saecula saeculorum (гет)

Нас было одиннадцать, и мы знали, что умрём в надвигающейся войне. Наверное, именно поэтому мы назвали нашу подпольную организацию «Обществом мёртвых поэтов».

Отчаянные романтики своего времени, мы считали, что знаем куда больше других, и мнили себя суперменами, которые должны спасти мир от нависшей над ним угрозы.

"Твое завтрашнее будущее окажется не похожим на вчерашнее. Помни".

Эта фраза отражала атмосферу, которой дышало наше поколение. Каждый день мы просыпались в абсолютно другой стране и однажды могли уже не проснуться. Сплотиться и действовать сообща представлялось единственным шансом для того, чтобы оказать достойное сопротивление, сократив до минимума число возможных жертв. Мы условились, что кто-то из нас должен уцелеть в этой кровавой бойне и рассказать обо всём грядущему поколению волшебников. Проблема заключалась в том, что мы и понятия не имели, кому из нас повезёт остаться в живых.

Я был чистильщиком. Человеком, который заметает следы и скрывает изъяны производства. При расстановке ловушек или организации засады. При отступлении. При штаб-квартирах и местах временной дислокации. При инцидентах с магглами. При защите свидетелей. Иллюзии и заклинания, влияющие на разум. Маскировка и создание помех для обнаружения того, что есть или было на самом деле. Пускание пыли в глаза. Всё это было по моей части.

Как видите, я оказался ещё и неплохим летописцем. Точнее, мне пришлось им стать. Из одиннадцати «поэтов» официально выжили только трое, но пока Алиса с Фрэнком пребывают в своем воображаемом мире, прячущемся в стенах Мунго, они вряд ли смогут что-нибудь рассказать. Но я справлюсь с этим не хуже, можете мне поверить.

При всех этих событиях я присутствовал лично. И заверяю вас: горечь их отголосков до сих пор вертится у меня на языке. Хотя и прошло столько лет, забыть это просто не получится. Потому что война вросла в наши плоть, кровь и кости.

Но даже на войне было место любви. Я серьёзно.

И я хочу о ней рассказать.

Это была самая потрясающая свадьба тысячелетия, и о ней знал весь магический мир. На неё был приглашён весь светский бомонд, все самые знатные чистокровные семьи, самые влиятельные министерские чиновники, преподаватели школы Хогвартс и просто уважаемые люди. "Ежедневный Пророк" посвятил этому событию целых два разворота, а многие девочки с восхищением и благоговейным ужасом смотрели на копию платья невесты, выставленную в витрине у «Твилфита и Таттинга». Для торжества была арендована огромная поляна в Сент-Джеймском парке (по слухам, сам Министр Магии договаривался с премьером магглов, и дело дошло даже до королевской семьи), сама церемония бракосочетания проходила в парадном зале Министерства. Главный слоган свадьбы — зажиточность и роскошь. Главный цвет — золотой. Золото, золото, золото — от него слепило глаза и туманило мозг. Да, Розье выдавали замуж свою старшую дочку и пускали всем пыль в глаза, создавая иллюзию благополучия и благосостояния.

И никто не замечал жениха и невесту за этим блестящим ворохом. И уж точно обращал мало внимания на их растерянные лица.

* * *

— Я, Йонатан Сэмьюэл Гринграсс, беру Кристабелл Белинду Розье в свои законные супруги. Клянусь быть с ней и в горе и в радости, и в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности — пока смерть не разлучит нас, — руки Джонатана едва заметно дрогнули.

— Я, Кристабелл... — девушка запнулась, глубоко вздохнула и попыталась начать заново. — Я, Кристабелл Белинда Розье, беру в мужья... беру Йонатана Сэмьюэла Гринграсса в свои законные мужья. Клянусь быть с ним в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, — она понизила голос так, что ее последние слова были слышны только старенькому магу. — Не только при жизни, но и после смерти тоже. Я не отпущу его туда одного.

Старый маг едва заметно улыбнулся и вскинул палочку. Золотистые ленты обвили сплетённые руки супругов, еще пару мгновений померцали, а затем осыпались невесомой сияющей пылью. Люди зааплодировали.

— Ты готова потерпеть еще пару часов? — шепнул Джонатан. Белл повернулась к нему. — Потом мы сбежим через портключ, я серьёзно говорю, я больше не могу на это смотреть. Такое ощущение, что мать с отцом продают меня, а не женят. Я вообще не ожидал, что будет столько народу именно из отцовского окружения.

— Не говори этого мне, — бывшая мисс Розье горько усмехнулась. — Я пригласила весь наш курс со всех факультетов, видишь? — Джей кивнул. — И что? Ребята просто теряются на фоне всех этих чинуш. Особенно те, кто живёт или жил с магглами. Странно, ведь на репетиции свадьбы всё было иначе.

Репетиция свадьбы и вправду была не в пример веселее. Был устроен старинный рыцарский турнир с лошадьми и битвами на мечах (дань уважения сэру Эмсу Баргайну Гринграссу, королевскому рыцарю и известному забияке), с великолепными зрелищными магическими дуэлями, в одной из которых профессор Флитвик в очередной раз доказал, что он великий мастер в данной магической области. Молодые люди, приглашённые на этот своеобразный мальчишник-девичник, с охотой переодевались в костюмы XII века, девушки хихикали и пытались затянуть на себе затейливые шнуровки. На той же поляне то тут, то там раздавались взрывы веселого смеха, заливались флейты, утробно завывала волынка. Все танцевали без разбору на кровную принадлежность партнера. Джонатан, помнится, выиграл у Сириуса Блэка и преподнёс зардевшейся, смущённой невесте шейный платок, изрядно смятый в пылу сражения...

И ничего этого не было теперь. Гости чинно прогуливались, элегантно и аристократично пили и ели, негромко переговаривались, образцово-показательно танцевали. Ребята жались по углам, затравленно озираясь вокруг и настороженно ощупывая палочки в карманах. Вокруг было слишком много слизеринцев, и необъявленная пока война висела в воздухе тяжелым Дамокловым мечом.

— Мне платье жмёт, — тоскливо пробормотала Белл. — И плакать хочется. Почему всё так, Джей? Почему мы должны делать всё вот так, напоказ? Мы с тобой оба чистокровны, но знаешь, лучше бы сбежали от всех них.

Хлопок аппарации повис в воздухе, и на появившуюся гостью оказались наставлены пять или шесть палочек. Воцарилась мертвая, звенящая тишина, которую разорвала невеста, бросившись вперёд.

— Марли, ты тут! — воскликнула она радостно, приблизившись к светловолосой гостье и преизрядно запутавшись при этом в ворохе пышных юбок. — Ты пришла, я рада тебя видеть!

— Да, я пришла, — ответила Марлен и неуклюже, одной рукой обняла Белл. — Поздравляю вас, ребята, будьте счастливы!

— А где?..

— Она не сможет, на дежурстве осталась. Держи, она вам подарок передала. А мой — в куче других, — Марлен широким жестом указала на шатёр, где лежали аккуратно упакованные свёртки.

У Джонатана задергался глаз.

В толпе гостей меж тем уже вовсю переругивались. Кто-то поминал грязнокровок, кто-то — Тёмного Лорда, волосы Беллатрикс воинственно встопорщились и растрепались, а Сириус и вовсе поднял палочку — его матушка, кажется, что-то сказала.

Свадьба продолжалась.

* * *

Когда я прибыл на эту свадьбу, в толпе была потасовка. Все зло кричали о своих убеждениях, призывали Бога и Мерлина в свидетели, клялись Темным Лордом, что этих оскорблений просто так не оставят, и неаристократично пускали в ход кулаки и палочки.

А я подошёл к Джею и Кристабелл. Белл была бледнее своего пышного платья, а Джонатан что-то тихо ей говорил. Сам он выглядел вымотанным, под глазами темнели круги. И без того бледный, Гринграсс стал и вовсе напоминать облачённый в смокинг труп.

— Идите отсюда, — сказал я им. — Пока они не видят, идите. Это день для вас двоих, а не для политических склок.

Они ничего не ответили мне, эти чистокровные ребята, скрытные, как и все слизеринцы. Они лишь посмотрели на меня благодарно — и не сдвинулись с места.

Только покрепче взялись за руки.

Алиса Гэмп и Фрэнк Лонгботтом. Великие авроры, любящие супруги, прекрасные родители. Верные друзья и профессионалы. Каждый, кто знал их, подтвердит мои слова — все, вплоть до самого последнего.

Они действительно очень друг другу подходили — Эльси была самодостаточной, непредсказуемой и никогда в себе не сомневалась, а Фрэнки был любознательным до полного безрассудства, смелым и самым упорным из нас — всегда шёл до победного конца.

— Эта парочка — вторые Скарлетт О'Хара и Ретт Баттлер, — говорил Бенджи Фенвик, лучезарно улыбаясь.

И, конечно, был абсолютно прав.

* * *

— Завтра они планируют быть в Абергавенни. Соберутся в доме у Ноттов. Ожидаются Розье, Малфой и братья Лестрейнджи.

— Когда ты говоришь "Розье"...

— То имею в виду Мелламори и Айвена. Кристабелл не участвует во всем этом.

— Ты точно знаешь, Марли?

МакКиннон устало потёрла переносицу и потянулась за сигаретой.

— Точно знаю. Кристабелл и её муж не входят в эту когорту. Белл ждёт ребёнка, а Джей слишком сильно её любит, чтобы подвергать опасности. Но они лояльны к Упивающимся, потому что...

— Мелламори и Айвен — брат и сестра Белл. Ты могла бы не говорить, — Доркас брезгливо отодвинулась от сигареты и скривилась. — Убери от меня эту дрянь. Ты издеваешься?

— То, что ты бросила курить, не должно мешать дымить другим! — подал голос Карадок, полирующий свою палочку. — Это уже эгоизм.

— Это не эгоизм, а элементарное уважение к окружающим! — Доркас неприятно ухмыльнулась. — И перестань ее выгораживать! Вечно ты..

.— Дори! — Эд Боунс поднялся с дивана. — Дори, перестань. Не накручивай себя и не злись. Всем тяжело. Ты привыкнешь.

— Никогда не привыкну. К трупам — никогда, — отрывисто бросила Мэдоуз и опустилась обратно на стул. — Но ты прав. Кого мы ждём, кстати? Давно пора начинать наше собрание.

— Элис ждем. И Фрэнка. Они задерживаются — обещали прийти с какими-то новостями, но...

Дверь распахнулась. В небольшую квартирку, единогласно избранную штабом, вошли Элис и Фрэнк. И — неожиданный весьма гость — миссис Лонгботтом, одетая в старомодную парадную мантию с рюшечками.

— Наконец-то, мы уже заждались, — проговорил Эдгар. — Кстати, чего вы такие нарядные? Мы же на дежурстве, мало ли куда нас вызовут?

Фрэнк и Элис переглянулись. И рассмеялись — в унисон, заливисто и на удивление беззаботно. И тут же все подняли головы — никто так не смеялся уже давно. В квартирке даже голос старались понижать — непонятно, правда, зачем. А тут такое из ряда вон выходящее событие — да ещё и от Фрэнка и Эльси, которые без особого повода и улыбаться не любили. Миссис Лонгботтом поджала губы и неодобрительно покачала головой.

— Они повели себя как дети, честное слово. Они...

— Мы поженились.

В комнате повисла звенящая тишина. Доркас замерла с открытым ртом, Эдгарова усмешка улетела в молоко, а Карадок даже выронил палочку — и та сердито пыхнула столпом ярких искр. Бенджи растерянно крякнул, а Гидеон и Фабиан, до того не обращавшие внимания на окружающих, синхронно повернули головы.

— Кхм, — кашлянул Фрэнк. — Новость, конечно, шокирующая, но... может... отпразднуем? Даже мама согласилась сюда прийти, и мы... — он сбился и покраснел, а миссис Лонгботтом приняла позу «а что я тебе говорила, сынок» и неодобрительно прищурилась.

— Дружище! — Эдгар хлопнул новоиспеченного молодожена по плечу и ухмыльнулся как следует. — Мы все рады, просто... Сам понимаешь, всегда ожидаешь худшего в это время. А тут такая новость! Давайте все скорей, надо на стол накрыть!

В комнате немедленно оживились. Девочки побежали за едой, кто-то тащил стол и приборы, а кто-то наперебой поздравлял молодых, отпуская скабрезные шуточки и необидные остроты. Даже на губах леди Августы появилась улыбка.

Свадьбу гуляли всю ночь напролет, забыв обо всех делах. И обо всех смертях.

* * *

— ... а дела у нас хорошо. Все вроде бы живы и умирают уже... не так массово. Лорд затаился, но у него меньше сторонников и меньше козырей, так что мы укомплектованы и у нас есть реальный шанс на победу. Мы отомстим за вас, ребята, правда, даже не сомневайтесь.

Алиса, сидящая напротив, посмотрела на меня взглядом снулой, побитой о лед рыбины. Августа рядом тяжело вздохнула и покачала головой.

— Она даже не понимает, что ты говоришь, сынок. Ты теряешь время, и... Алиса, дорогая, куда ты? Тебе нельзя так резко вставать!

Эльси, меж тем, была уже за ширмой. Фрэнк, в отличие от жены, вставать не мог, поэтому просто протянул ей руки и что-то хрипло промычал, подзывая к себе.

А она присела на краешек кровати. И ласково погладила своего мужа по щеке.

Старинная церковь Мэри-ле-Боу в Брайтоне всегда выделялась на фоне остальных городских построек. Особенно это было заметно зимой, когда смотришь на город с небольшого возвышения — на фоне пасторально-белых домиков одиноко темнеют обгорелые каменные стены. А за стенами — бескрайнее серое море.

Зимой-то я туда и поехал. Я работал над книгой "Безымянные герои Первой войны", поэтому собирал информацию отовсюду, откуда мог.

Я не жаждал денег или всемирной славы. Я всего лишь чувствовал, что я задолжал им — тем, кто меня пережил — задолжал им хотя бы той крупицы признания, которую они все заслужили.

Старого священника, падре Иеронима, я нашел совершенно случайно, столкнувшись с ним в помещении, где лежала церковно-приходская книга о записи гражданских состояний. Именно там я искал запись о свадьбе этих двоих, и священник любезно помог мне.

А потом он рассказал мне о том дне, дне их свадьбы.

— Я ни у кого никогда не видел таких обречённых глаз, — так он начал свой рассказ.

* * *

Они пришли в церковь двадцать первого мая. Тонкая-тонкая девушка с длинными, как у жеребёнка, ногами, и длинноволосый молодой человек в странного покроя куртке. Они нерешительно потоптались у входа, а затем присели на скамейку у выхода.

Отец Иероним, молодой священник, едва-едва назначенный в приход, подошёл к ближайшему подсвечнику и принялся разглядывать молодых людей. Они тихо переговаривались — и Иероним напряг слух.

— Это обязательно делать прямо здесь? — спросил парень. — Нельзя просто позвать волшебника из Министерства, чтобы он?..

— Нет, — девушка говорила тихо и надтреснуто, периодически срываясь на хрип. — Это нужно сделать здесь, у магглов. Потом мы получим маггловское свидетельство — и всё, ты договоришься с отцом. Всё будет действительным. Я точно знаю, так мои дед и бабушка поженились.

— Тут неуютно, — покачал головой парень. — И места очень мало. Все не поместятся — ни твои ребята, ни мои коллеги из больницы.

— Никого и не будет, — ответила ему невеста. — Только ты и я. Никого нельзя подставлять под удар, если они... если они вдруг узнают.

— И то верно. Посажённых родителей...

— Найдём на улице.

— А твой свадебный наряд?

— Не будет марким. Ты потом заберёшь с собой мою фату, а я отправлюсь на дежурство во всём остальном. Никто ничего не заподозрит. Ты же в больнице переоденешься. А потом устроим себе какой-нибудь пир. Ты не против?

— Я иначе представлял себе этот день.

— И я, Тариус. Война, ты сам знаешь. Не до торжеств сейчас.

Иероним озадаченно похлопал глазами. Он так тщательно прислушивался, что не заметил, как свеча в его руке истекла восковыми слезами прямо на брюки. И пока он тщетно пытался оттереть следы своего неожиданного позора, парочка уже направилась к нему.

— Здравствуйте, падре, — нерешительно обратилась к нему девушка. — Скажите, пожалуйста, если нам нужно обвенчаться, что мы должны?..

— Оставить запись и приходить через две недели, — Иероним про себя закатил глаза: какой же дурак этого не знает? — Подтвердить, заплатить взнос, затем назначить дату, и...

— Нам срочно нужно, — вмешался тот, кого назвали Тариусом. — Очень срочно. Желательно в ближайшие пару дней. Это можно устроить?

— Конечно же, нет! — Иероним изящно повёл рукой по воздуху. — Спешка в таком деле, дети мои, является показателем вашей неуверенности. Я не могу позволить вам...

— Сколько? — перебила его девица. — Сколько мы должны заплатить за то, чтобы церемония нашего бракосочетания прошла как можно быстрее?

— Я... Нет, это возмутительно! — священник, казалось, готов подавиться воздухом. — Я отказываюсь делать то, что вы задумали! Вы же дети, судя по виду. Сбежали от родителей и хотите пожениться, чтобы жить во грехе, потом, через год, потребуете развода и останется ребенок-сирота, брошенный двумя молодыми балбесами. Не бывать этому!

— Милая, кажется, этот маггл не в себе, — заметил Тариус. — Пойдём?

— Нет, — девушка остановила его и подошла поближе к священнику. — Я могу поговорить с вами наедине? Я настоятельно прошу вас.

— Попробуйте, — кивнул Иероним и пропустил девицу вперёд. — Прошу вас, в это помещение.

В помещении были лишь книги и ничего иного. Девица, едва удостоверившись, что её слышит только священник, кинулась к нему, схватив за руки.

— Падре... падре! — бормотала она. — Я прошу вас, умоляю вас, заклинаю вас... Пойдите нам навстречу, мне навстречу, пожалуйста, пожалуйста!

— Что вы, дщерь моя, что с вами? — Иероним в ужасе отшатнулся — глаза девушки горели яростным, сухим и безумным блеском, точно у сумасшедшей. — Зачем вы так? К чему спешить?

— Я могу не дожить, падре! Каждый день на счету! Я больна, я... — девчонка тяжело, надрывно закашлялась, глухо и с каким-то мокрым присвистом. — Я бы не просила, просто у меня каждая минута на счету, и... и...

Иероним тяжело вздохнул. Только сейчас он потрудился осмотреть девчонку полностью, с ног до головы. Болезненная худоба, запекшаяся корочка на бледных губах, шрамы на лице и руках. Ужас на лицах этих двоих. То, что они постоянно оглядывались на дверь.То, как этот мальчишка держит наречённую за руки. Поглаживая, успокаивая.

То, как девчонка пытается выиграть себе время.

Что Господь соединяет, человек да не разрушит. Быть может, этот брак продиктован самим Господом. Кто он такой, чтобы противиться предначертанному?

— Встаньте, дщерь моя, — произнёс священник ласково. — Встаньте и позовите своего жениха. Мне нужно сделать запись в книге.

И через какие-то мгновения они оба стояли перед ним — рука к руке, плечо к плечу, дыхание в унисон, одинаково дрожащие губы.

— Ваши имена?

— Эризида Эрли Хитченс и Сагиттариус Арманд Портишед.

— Даты рождения?

— Двадцать четвёртое апреля и восьмое февраля. Тысяча девятьсот шестидесятого.

— Гости на свадьбе?

— Только посажённые родители, больше никого.

Иероним посмотрел на них пристально — и отвёл взгляд.

— Вы хорошо подумали?

— Вы не представляете себе, насколько хорошо.

— Что ж. Через два дня в десять часов утра состоится ваша свадьба. Я поздравляю вас. Прошу вас только об одном, — молодые люди напряглись. — Будьте счастливы. Это для вас важно.

Девчонка со странным именем Эризида грустно повела плечами.

— Конечно, будем, падре. Постараемся. Не сомневайтесь.

* * *

— А что было потом? — спросил я заинтригованно. — Они поженились?

— Да, разумеется, — священник тяжело вздохнул и провёл сухой ладонью по лицу, словно пытаясь стереть невидимую липкую паутину. — Они пришли ко мне через два дня. Одеты были очень странно. Он словно вышел из Средневековья, а длина её платья... даже описывать не берусь, уж больно короткое. Клятвы произнесли в страшной спешке. Торопились, словно на пожар. Но фото свадебное сделали.

— Простите?

— Есть у меня такая практика — я собираю фотографии всех, кого когда-либо венчал, — пояснил отец Иероним, и я встрепенулся. — При церкви фотограф работает. Все фото молодым отдает, но одна копия у меня остаётся.

— А можно на неё взглянуть? На фотографию?

Священник принёс мне старую, добротно сделанную фотокарточку. Эрис была в точности такой, какой я её запомнил, да и Тариус был словно сошедшим со страниц школьного ежегодника. Если не считать затравленного взгляда у них обоих.

— Скажите мне, они счастливы в браке? — спросил отец Иероним.

А у меня... у меня язык не повернулся сказать ему, что они оба давным-давно мертвы.

Может быть, когда-нибудь мы станем старше. И, вспоминая об этой проклятой войне, будем смеяться, надрывая животы, над собственными страхами и сомнением. А по ночам будем рыдать в подушки — вспоминая тот давний страх, пропуская его через себя.

Может быть, когда-нибудь у нас будут дети. Они будут жить в мире без войны, одеваться в такие кислоитные цвета, что у нас волосы встанут дыбом. Они будут слушать тяжелый рок и то, что слушали мы, и все самые лучшие песни будут написаны именно ими, нашими детьми. Они будут ходить на фильмы, боготворить Уолта Диснея, Вайнону Райдер, Ривера Феникса и Джонни Деппа, а потом еще и посмеются над нами — мол, как это вы, глупые родители, не знаете, кто такой Джонни Депп? Они будут консервативнее чем мы, они будут верить в одну огромную любовь и пронесут эту веру до конца своих дней. Они будут такими, какими не смели быть мы. Они будут вспоминать войну только по строчкам в учебниках магической истории. Им будет легче — уж мы постараемся.

Может-быть, когда-нибудь боль притупится. Могилы тех, кто ушел от нас, зарастут патиной. Ухоженные, со свежими цветами на них — мы будем помнить, мы отдадим им тот самый долг, что когда-то пообщали. Они не будут обижены, и будут появляться в наших снах. Всегда веселые, с улыбками на лицах. Такие, какими мы их помнили.

Может быть, когда-нибудь это все забудется как страшный сон.

Может быть. Когда-нибудь.

* * *

Возможно, вторя мне, где-то кряхтит над пергаментом Карадок, тело которого так и не нашли. Но, скорее всего, он смеется над моей сентиментальностью, болтая ногами на каком-нибудь жутко секретном облаке в обнимку с Эрис. Хитченс ухмыляется своему супругу Портишеду, а потом толкает Марлен, кричащую:

— Надеюсь, ты не слишком размазывал сопли, когда писал про меня. Иначе во время грозы я устрою тебе самый настоящий рок-н-ролл!

Гидеон поправляет очки:

— А знаете ли вы, что у Элвиса Пресли, которого называли Королем рок-н-ролла (хотя я считаю присуждение ему данного титула весьма спорным), был брат-близнец, но он умер во время родов, — как бы между делом говорит он, пристально изучая мой свиток.

— На что это ты намекаешь?

— Не волнуйся, Фэб, тебе это уже не грозит. Бенджи подмигивает, вытянув кулак с поднятым большим пальцем. Доркас приветливо улыбается.

— Джи, как можно быть таким немногословным? Да про каждого из нас можно целый роман написать! — возмущению Фабиана нет предела, но ямочки на щеках сдают его с потрохами.

— Да, Подмор, разве ты не в курсе, что истинное предназначение книг в том, чтобы оживлять мертвецов? — Дирборн в своем репертуаре.

— Да погодите вы! Как там моя сестренка Амелия? А братец Брендон? Все такой же засранец? Ты рассказал им? И что с Алисой и Фрэнком?

— Эдди, похоже, ты забыл, что помер, а мертвым должно быть все равно. Закон природы, — не унимается Карадок.

Все смеются.

Если честно, я чертовски по ним скучаю, ведь, по сути, мы были членами одной семьи, место которой заняла пустота, еженедельные визиты в Мунго и восемь могил. Еще вчера ты верил в прекрасное будущее, созданное тобой и твоими товарищами, а сегодня живешь прошлым и не понимаешь, зачем тебе настоящее...

Однако, написав все это, я повторяю, что моложе, чем сегодня, мне уже не стать, и продолжаю идти вперед, навстречу новому миру. «Общество мертвых поэтов» родилось и погибло у меня на глазах, но его идеи будут жить вечно.

Однажды герои воскреснут из пепла, однажды им не придется больше умирать.