Каждую пятницу (гет)

Каждую пятницу. Каждую чертову пятницу, вот уже на протяжении девятнадцати лет, ровно в шесть часов вечера, я слышу хлопок трансгрессии в нашей квартире. Это значит, что ты уже закончила свои дела в Министерстве и готова посвятить мне три часа. Каких-то жалких три часа. Но я не смею просить большего. Я готов предоставить себя в твое полное расположение на эти три часа. Три часа безумной любви и секса.

Через два часа пятьдесят минут ты встанешь с кровати, пытаясь восстановить дыхание, наложишь на себя Очищающие чары, поцелуешь меня в лоб и трансгрессируешь к своей семье. К своей маленькой дочери, которую ты так сильно любишь. Через три часа десять минут я достану бутылку коллекционного огневиски из бара и сделаю большой глоток прямо из горла. Уже через пять часов я вернусь в свой дом, к своим родным.

Когда все это началось? Может, когда я впервые назвал тебя «грязнокровкой»? Или же в день, когда моя сумасшедшая тетка пытала тебя Круциатусом? Наверное, я даже не смогу дать четкого ответа. А что, собственно, «это»? Дружбы у нас с тобой никогда не было, отношений — тоже. Был только безумный, безудержный секс. Ну, еще любовь, но о ней у нас не принято вспоминать. Потому, что и ты, и я понимаем — любовь ничего не решает в этом мире. Решают только деньги, власть и общественное мнение. Если первых двух было хоть отбавляй, то от третьего мы прочно зависели.

Я бы смог бросить все и прийти к тебе, если бы имел такую возможность. Думаю, ты бы сделала точно так же. Когда-нибудь так и будет, но не сегодня. Потому, что сегодня наши дети впервые отправляются в Хогвартс. Я стою недалеко от тебя и наблюдаю, как ты даешь последние наставления своей маленькой дочери. Как же она похожа на тебя: те же непослушные каштановые волосы и умный взгляд. Не удивлюсь, если этот ребенок уже успел выучить всю программу первого курса за лето.

Сын легонько дергает меня за руку, словно напоминая, что он все еще здесь. Да, я и правда, отвлекся. Скорпиус проследил за моим взглядом и теперь тихонько спрашивает:

— Кто это, отец?

— Это Гермиона Грейнджер, — спокойно отвечаю я. А внутри поднимается волна гордости. Ты моя, пусть только по три часа каждую пятницу, но ты моя!

— Та самая? — в голосе сына звучит удивление. Я знаю, что он перечитывал новое издание «Истории Хогвартса» несколько раз: там целая глава про Героев Второй магической войны.

— Да, сынок, та самая.

— А девочка возле неё — её дочь?

— Да, это дочь мисс Грейнджер, — говорю я и невольно улыбаюсь, потому что на лице моего сына неподдельное детское удивление, словно ему показали диковинную зверушку.

— Она красивая, — произносит мой сын, и я уже не знаю, относятся эти слова к тебе или к твоей дочери.

Малышня садится в поезд.

Не удивительно, что по какой-то случайности они оказались в одном купе. Все-таки судьба не дура, не вышло с самого начала свести нас — свела наших детей. Момент, и серые глаза встречаются с карими. Ты легонько киваешь головой в знак приветствия. А во взгляде вопрос: «Ну что, как обычно в пятницу в шесть?» Я киваю. Еле сдерживаюсь, чтобы не кинуться к тебе и не обнять.

А через семь лет ко мне придет Скорпиус и озвучит свои намерения жениться на Роуз Грейнджер. Так странно слышать твою фамилию у кого-то еще. Я никогда не спрашивал, кто отец этой девчонки. Да ты собственно и не рассказывала об этом. Нужно будет спросить в пятницу.

Я знал, что ты продолжаешь ходить на свидания и светские балы. Но ты всегда возвращаешься. Ко мне, в нашу квартиру в маггловской части Лондона. Я поражен, что после стольких лет дружбы с Уизли ты не вышла за него замуж. Слышал, он не раз предлагал тебе стать его женой, но каждый раз ты отказывала. Ради чего? Даже не осмелюсь предположить, что ради меня. Это было бы слишком эгоистично. Плевать, я всегда был эгоистом. Поэтому и получил самую лучшую женщину на всей земле.

Удивительно, сегодня ты впервые не ушла из нашей квартиры после трехчасовой встречи. И я счастлив. Я знаю, что ты просто не хочешь возвращаться в пустой дом. И не надо. Лучше подойди ко мне и обними, поцелуй в лоб и скажи, что остаешься.

Сейчас самое время предложить тебе кое-что. Я думал над этим на протяжении двадцати шести лет. Давай бросим все к чертовой матери и убежим. От магии, от Министерства, от семей. От всего. Дети уже взрослые, они поймут. Наверное, Скорпиус начал что-то подозревать еще в тот первый день на платформе перед Хогвартс-Экспрессом. Да и Роза не глупа. Мы не так стары, у нас еще достаточно времени, чтобы насладиться обществом друг друга. Я даже готов прекратить называть тебя «гриффиндорской заучкой». Видишь, на какие жертвы я иду ради тебя!

Мерлин, как я счастлив. Ты согласилась. Ты не сказала, что это очередная идиотская затея, а просто кивнула и обняла меня. Даже разговор с детьми прошел вполне удачно. В завершение всему мы узнали, что скоро станем бабушкой и дедушкой. Это звучит смешно: бабушка Грейнджер и дедушка Малфой. И ты смеешься, звонко так. Я выпроваживаю детей из квартиры, чтобы, упаси Мерлин, не предаться плотским утехам прямо у них на глазах. Пожалуй, теперь я готов сказать вслух о своих чувствах. И пусть весь мир слышит, что я люблю Гермиону Грейнджер!

Я уже начал понимать, что такое «семь пятниц на неделю». И это не так уж и плохо, я бы даже сказал наоборот — определенно хорошо. За столько лет я впервые вижу тебя в милой домашней рубашке. Мы впервые завтракаем вместе. И, черт побери, я ругаю себя, что не решился предложить тебе это всего-то на двадцать с лишним лет раньше!

У нас небольшой домик на юге Франции. Ты обустроила красивый сад на заднем дворике. Мне пришлось пожертвовать своим аристократическим вкусом, чтобы создать уют в нашем доме. Я даже согласился на то рыжее недоразумение, которое ты ласково называешь «Глотиком». Я сейчас говорю это не для того, чтобы как-то оскорбить тебя, просто я вот уже пятнадцать минут не получал от тебя поцелуя.

В магической Британии еще долго будут ходить легенды об исчезновении двух магов. Ну, а пока, где-то в маггловской части Лондона находится небольшая квартира, в которую мы трансгрессируем каждую пятницу, ровно в шесть вечера. Чтобы в очередной раз вспомнить, какими мы были идиотами на протяжении долгих двадцати шести лет.