Впусти меня (джен)

Не надо задаваться большими планами, дорогой сосед, право!

Я вот, например, хотел объехать весь земной шар... оказывается,

это не суждено. Я вижу только незначительный кусок этого шара.

Думаю, это не самое лучшее, что есть на нем, но, повторяю, это не так уж худо.

М. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

«Гарри!

Может статься так, что, несмотря на всё нами предпринятое, тебе придётся использовать эту вещь.

Сделай это с умом и будь осторожен.

Альбус Дамблдор».

Гарри скомкал записку; подумав, развернул её и перечитал. К его разочарованию и некоторому испугу, ничего не изменилось, не появилось ни постскриптума, ни пояснения, тогда он поджёг её заклинанием и уничтожил пепел. Потом он перевёл взгляд на стол, где лежал обёрнутый вощёной бумагой свёрток. Сердце Гарри забилось быстрее, на мгновение он подумал, что, возможно... Нет, одёрнул он себя, для меча Гриффиндора свёрток слишком мал. Скорее, было похоже на то, что внутри небольшая книга или тетрадь. Сведения о хоркруксах? Личные заметки Дамблдора? Что-то настолько важное, что Дамблдор посчитал нужным скрыть это от министерства, в отличие от гасилки, Сказок барда Биддля и снитча?

Дрожащими руками Гарри содрал обёртку и с трудом удержался от брезгливого возгласа.

Внутри был дневник. Дневник Тома Марволо Риддла, который Гарри считал уничтоженным.

* * *

Почти месяц прошёл, прежде чем Гарри решился. Возможно, виновата была гнетущая атмосфера дома Блэков, возможно — его собственное возбуждение перед грядущим визитом в министерство и тягучая назойливая головная боль, но с каждым днём он всё сильнее хотел узнать, что теперь представляет собой дневник.

Гарри уговаривал себя, что Дамблдор считал его достаточно сильным, чтобы справиться с этим хоркруксом, и достаточно разумным, чтобы противостоять воле Риддла.

Дамблдор же не послал бы ему по-настоящему опасную и неконтролируемую вещь?

Оставался ещё вопрос, зачем директор все эти годы хранил у себя дневник. Неужели яд василиска оказался недостаточно силён для его уничтожения? Но почему тогда Дамблдор не выбрал другой способ? Не мог? Или не хотел, предвидя, что настанет время, когда хоркрукс сможет пригодиться?

Что ж, существовала только одна возможность узнать.

Гарри решительно окунул перо в чернильницу и позволил капле упасть на чистую белую страницу. Нетронутую, словно никогда и не было дыры от клыка василиска. Он в задумчивости погрыз кончик пера, размышляя, что именно написать, но дневник его опередил. У Гарри перехватило дыхание, когда чёрная капля исчезла, словно втянулась в бумагу, а через секунду проявилась вязь изящных наклонных букв:

«Здравствуй».

И, чуть ниже:

«Кто это? Гарри Поттер?»

«Да», — помедлив, ответил Гарри.

«Я ждал тебя. Дамблдор сказал, что ты скоро напишешь, но ты не торопился. Хочешь поговорить?»

Гарри захлопнул дневник и уставился на запертую дверь ванной. Часть его буквально кричала о том, что нужно немедленно выйти, спуститься в холл, найти Гермиону и Рона и всё им рассказать. А затем вместе придумать, как уничтожить хоркрукс. Другая часть его дрожала от любопытства, смешанного со страхом и предвкушением.

Он снова открыл дневник и вывел, стараясь унять дрожь в руках:

«Хорошо, поговорим».

Риддл молчал. Гарри собрался встать и размять сведённые судорогой ноги, но только начал подниматься, как покачнулся от приступа головокружения, словно после неудачной аппарации, и почувствовал, что падает во вращающуюся воронку света. Мрачная ванная комната Блэков потонула в ослепительном сиянии, а когда Гарри открыл глаза, обнаружил, что стоит посреди Большого зала. С зачарованного потолка сыпались огромные пушистые снежинки и исчезали, не долетая до пола.

— Симпатично выглядит, верно? — раздалось у него за спиной. — Прямо как настоящий.

— Верно, — машинально ответил Гарри и резко обернулся.

Том Риддл был значительно более худым, чем Гарри запомнил. Впалые щёки, болезненно тонкая шея, глубоко запавшие глаза. По правде сказать, вид он имел... недокормленный. Гарри невольно сглотнул.

— Приятно видеть тебя снова, Гарри. Действительно приятно. Дамблдор не слишком часто баловал меня посещениями, к тому же он — отдельный разговор.

— Почему? — невольно спросил Гарри.

Том пожал плечами и ухмыльнулся — бледная тень его прежней наглой усмешки на тонких обветренных губах.

— Он не слишком много успел тебе рассказать, как я вижу? — поинтересовался он. — Присаживайся. Будь моим гостем.

Перед Гарри из сгустившегося воздуха появилось кресло, он опустился в него с некоторой опаской. Том, улыбаясь, создал такое же кресло, сел напротив и закинул ногу на ногу.

— Извини, — рассеянно сказал он, — не могу предложить тебе тыквенного сока или сливочного пива, или чего-то подобного...

— Почему ты до сих пор жив? — грубо спросил Гарри.

— Да, ты знаешь ещё меньше, чем мне казалось, — пробормотал Том. — Дамблдор... вернул меня к жизни.

— Но я сам убил тебя в Тайной комнате!

Гарри вцепился в бархатные подлокотники кресла, кусая губы от отчаяния. Если этот хоркрукс цел, значило ли это, что остальные тоже будет невозможно уничтожить?

Бледное лицо Тома было совершенно бесстрастным.

— Я агонизировал, а Дамблдор решил меня допросить, — сказал он без тени эмоций. — В конце концов, он действительно выдающийся волшебник. Был. Он уже мёртв, так?

Гарри с трудом кивнул, подавив вспышку ярости, всегда охватывающей его при воспоминаниях о произошедшем на Астрономической башне.

— Он говорил мне, что будет убит, — задумчиво продолжил Том. — Странный человек. Он велел отвечать на твои вопросы — спрашивай.

— Зачем он помог тебе?

— Сначала он хотел добыть кое-какие сведения из моей памяти. Но во мне оставалось ещё достаточно сил, чтобы закрыть свой разум. Тогда Дамблдор вынудил меня заключить с ним сделку: его помощь в обмен на моё... сотрудничество.

— Вынудил?

— Он сказал, что иначе извлечёт из дневника часть яда, оставив столько, чтобы я умирал очень медленно и очень мучительно. Это довольно неприятно — ощущение яда василиска, текущего вместо крови по твоим венам, знаешь ли.

— И ты согласился помогать ему, — утвердительно сказал Гарри.

Том снова неопределённо пожал плечами.

— Как видишь, я здесь. Он сохранил в дневнике достаточно яда, чтобы держать меня... на коротком поводке.

Неприятно поражённый Гарри замолчал. Он не считал Дамблдора воплощённым идеалом морали, тем более, как выяснилось за последнее время, не слишком-то и хорошо он знал директора, но... Шантажировать кого-то долгой и страшной смертью...

Но это был Волдеморт. Риддл, который чуть не убил Джинни и пытался убить самого Гарри.

— Решаешь тяжёлую внутреннюю дилемму? — дружелюбно поинтересовался Том. — Что-то насчёт того, кому теперь верить и как дальше жить?

— Ага, что-то вроде этого, — огрызнулся Гарри.

— По крайней мере, он сделал так, что этот Хогвартс отлично выглядит, — после недолгого молчания сказал Том с мечтательными нотками в голосе. — Не хочешь пройтись по моему дому, Гарри?

— Почему здесь зима? — спросил Гарри, когда Том вёл его по одному из длинных коридоров, в высокие стрельчатые окна которого лился бледный холодный свет.

— Я же дневник. Март, май, сентябрь... Ты сам выбрал, открыв страницу с декабрём. Тоже Дамблдор придумал. Сказал, это чтобы я не скучал, — Том зло засмеялся.

— Красиво, — сказал Гарри, чтобы хоть что-то сказать, и посмотрел из окна на озеро. Водная гладь на солнце выглядела странно: чёрная, маслянистая, поблескивающая, как слюда. Гарри прищурился, пытаясь разглядеть получше.

— Ах, это, — небрежно бросил Том, проследив за его взглядом. — Это и есть яд василиска. Не очень много, но всё равно неприятно.

— Неприятно, — согласился Гарри. — О чём вы обычно говорили с Дамблдором?

— Ему были нужны совершенно определённые сведения. — Том пристально смотрел на него ввалившимися тёмными глазами, и Гарри неожиданно стало очень холодно. — О хоркруксах.

— И ты...

Том повернулся к озеру. Гарри тоже взглянул в ту сторону и сдержал порыв протереть глаза: гладкое чёрное полотно словно передвинулось ближе к замку, поглотив часть залитого снежной белизной берега.

Том засмеялся.

— Не бойся, оно не статично и время от времени выходит из берегов. Потом возвращается. Страшно, Гарри?

Гарри посмотрел на него и увидел, что бледные губы изогнуты в издевательской улыбке.

— Мне — нет, — резко бросил он. — О чём Дамблдор велел рассказать? Мне нужно возвращаться.

— Время в дневнике течёт иначе, — мягко произнёс Том. — В настоящем мире не прошло ни секунды, пока ты здесь. Очередная идея Дамблдора, он умел ценить своё время.

— Ты рассказал ему, сколько на самом деле сделал хоркруксов? — спросил Гарри после недолгого молчания. Том кивнул. — Почему?

— Я назвал мало причин? — приподнял брови Том.

— Ты — один из них. Ты же не ждал, что тебя Дамблдор оставит в живых за то, что сдашь сам себя?

Том перестал улыбаться.

— Это такая гонка, Гарри, в которой мне лучше придти последним, чем первым. Сейчас для тебя я — самый безобидный хоркрукс. И самый выгодный. Дамблдор мёртв, кроме меня некому сказать, идёшь ли ты в верном направлении, или блуждаешь во тьме.

— Посмотрим, — вызывающе возразил Гарри. — Однажды я тебя уже убил. Выпусти меня отсюда. Немедленно!

— Надеюсь, ты ещё придёшь, Гарри. Скучно сидеть здесь одному.

Гарри снова затянуло в воронку света, и когда он очутился на полу ванной комнаты, то спиной болезненно упирался в бортик огромной мраморной ванны, а перед лицом у него кружилось несколько снежинок.

* * *

— Знаешь, — задумчиво сказал Том, — странное чувство, когда ты здесь находишься. Словно щекотка в мозгу, что-то раздражает, а что — не могу понять.

— Ты меня тоже раздражаешь, — буркнул Гарри.

— Не в этом смысле, — снисходительно бросил Том. — А, впрочем, что толку пытаться объяснить тонкие материи спортсмену. Лучше наслаждайся погодой. Я рад, что ты наконец вспомнил о других месяцах, кроме декабря, тёплых и солнечных.

Гарри подставил лицо ласковым майским лучам.

— Какая здесь погода, когда ты один?

— Любая. Любая, какую я в состоянии вспомнить. Согласись, лучше, чем холодный зимний лес.

— Ты что-то почувствовал?

— Когда?

— Когда Рон уничтожил медальон.

— Отличный удар, — иронично сказал Том. — Пять баллов Гриффиндору.

На его губах блуждала загадочная змеиная улыбка. Он стал лучше выглядеть, во всяком случае, не таким истощённым и вялым, и Гарри мысленно велел себе сократить визиты до минимума, опасаясь, что питает хоркрукс собственной магией.

Но подумать было проще, чем выполнить: здесь Гарри мог собраться с мыслями, не ожидая нападения (тёмная ядовитая жижа из озера в любой момент готова была остановить Тома и однажды уже почти сделала это, не вели ей Гарри прекратить), мог расслабиться и согреться, зная, что в мире, который он только что покинул, течение времени замерло. Мог прогуляться по Хогвартсу, ощутить под ладонями шершавую прохладу каменных стен и мягкость бархатных драпировок.

— Значит, я тебе помог?

— Да, — неохотно признал Гарри. Если бы не подсказки Тома, он не смог бы противостоять власти медальона и рехнулся через неделю после того, как впервые надел его на шею. — Думаешь, выслужился?

— А это уже было грубо, — заметил Том. Ослепительно голубое небо над ними заволокло тучами, закапал мелкий противный дождь из тех, что способны испортить самый приятный весенний день.

Том молча развернулся и побрёл к Хогвартсу, Гарри, не найдя ничего лучшего, пошёл за ним.

— Правда, — заговорил он, — что ты чувствуешь, когда понимаешь, что часть тебя окончательно мертва?

— Это странный вопрос, Гарри. Сожалеешь ли ты о срезанных ногтях и волосах? Станешь ли плакать о крови, пролившейся на землю из пореза?

— Если для тебя часть души — почти как ноготь...

— Мне жаль медальона, потому что это была хорошая вещь, в которую я, наверное, вложил много сил. Но связи у меня с ней не больше, чем у тебя — с отрезанным ногтем.

Теперь надолго замолчал Гарри.

— Только о себе беспокоишься, да? — наконец спросил он.

Том утвердительно наклонил голову.

— Сейчас я не могу позволить себе такой роскоши, как беспокоиться о ком-то ещё.

— Что с тобой станет, если уничтожить остальные хоркруксы и самого Волдеморта? Ты думал об этом?

— Я подумаю завтра. И послезавтра. А если мне не понравится, отмотаю время к началу месяца и начну снова. Ты думаешь, кроме этого мне есть, о чём размышлять, Гарри? Может быть, о любви или об оценках?

— Не пытайся меня разжалобить, — пробормотал смущенный Гарри.

— Это было бы унизительно для тебя, — ухмыльнулся Том.

Они дошли до ворот замка под барабанную дробь усилившегося дождя по дороге.

— Интересная вещь, Гарри, — протянул Том, прищурившись. — Как ты думаешь, скольких усилий мне стоит поддерживать иллюзию всего этого: замка и леса, холода и тепла, дерева, металла и камней? Она тебе очень нравится, эта иллюзия, да? Такое хорошее место, чтобы отдохнуть.

— Ты говорил, что всё это помог создать Дамблдор.

— Он только восстановил разрушенное. Очень любезно с его стороны.

— К чему ты клонишь?

— Было бы справедливо, если бы ты вкладывал в неё силы наравне со мной. В обычной жизни ты платишь за еду и вещи, а здесь и сейчас ты живёшь в части меня и пожираешь мои силы. Не очень благородно, да, Гарри? У Дамблдора по крайней мере хватило ума понимать, что меня надо чем-то питать.

— И как же он тебя... кормил?

Том будто ждал этого вопроса.

— Несколько капель крови феникса раз в полгода вполне хватало. Она обладает настолько большой колдовской силой, что её нужно было совсем немного.

— Фоукса? — спросил Гарри, не веря своим ушам. — Дамблдор не мог этого сделать!

— Почему?

— Он... он... Фоукс был его другом!

Том расхохотался. Мокрые волосы и текущие по лицу капли дождя придавали ему совершенно безумный вид.

— По-твоему, один укол иглой и несколько капель крови — непоправимая жертва? И это говорит мне Гарри Поттер, который три месяца таскает своих друзей по лесу, подвергая их жизни опасности!

— Рон и Гермиона согласны бороться против Волдеморта. И я отговаривал их идти со мной, — твёрдо сказал Гарри.

— Как приятно наблюдать твою готовность во что бы то ни стало оправдывать себя. Такой хороший Гарри, такой плохой Том.

— Ладно. Ладно, — Гарри отвернулся и перевёл дыхание, испытывая непреодолимое желание ударить Тома по лицу. — Чего ты хочешь?

— Несколько капель крови магического существа или мага. Раз в месяц.

— В месяц?

— Беседы с тобой удивительно выматывают, Гарри. Чем ты смущён? Думаю, твои друзья согласятся пару раз уколоть палец. Если не хочешь рассказывать обо мне, просто усыпи их.

Гарри так плотно сжал кулаки, что костяшки пальцев хрустнули. Том безмятежно улыбался, как человек, которому нечего терять.

* * *

Забавно, но порезы, из которых Гарри брал кровь для дневника Риддла, затягивались медленнее, чем обычные ранки, и шрамы после них долго не исчезали, белея на фалангах пальцев.

К весне их стало значительно меньше, как стали реже и визиты Гарри в странный мир в дневнике. Он уже не проводил так много времени, отдыхая в лесу, где кроме него самого не было ни одного живого существа, или глядя из окна на зеркальную гладь озера, которое озером не являлось. Всё ложное, всё неправильное.

Он не мог избавиться от навязчивого сна: семеро ловцов на мётлах летят над чёрным озером. Летящий последним зависает над водной гладью и козырьком прикладывает руку ко лбу. Солнце в зените, поверхность озера жирно поблескивает, отражая свет, и слепит глаза, так что лица не разглядеть.

Впрочем, Гарри прекрасно понимал, какие беспокойные мысли породили этот сон, и гнал из сердца жалость и сочувствие.

Тем более что к концу апреля ловцов из сна стало уже пятеро.

— Как тебе эта гонка? — спросил Гарри. Он хотел бы думать, что этот визит — один из последних.

— Блестяще, — сдержанно ответил Риддл, улыбаясь своим мыслям. — Неплохо идёшь, Гарри.

— Ты...

— М-м?..

— Ты боишься?

Том несколько минут размышлял.

— Пожалуй, я не стану отвечать на этот вопрос. А ты? Тебе должно быть очень, очень страшно.

— Страшно убить Волдеморта? — напряжённо спросил Гарри.

— Можно и так на это смотреть, — усмехнулся Том. — Будь это во власти Дамблдора, он бы тебя запер где-нибудь вроде этого дневника, только чтобы ты никуда не совался и был, гм, в безопасности.

— Дамблдор не считал, что стоит бежать от того, что должен сделать, — возразил Гарри.

— Может, и не считал. Но это определённо была одна из его любимых идей. Скрыть. Спрятать тебя до тех пор, пока ты не будешь готов. Скажешь, не так?

— С чего ты взял?

— Он любил поговорить об этом. Обмолвился как-то раз об уникальности моего дневника по сравнению с другими хоркруксами. Я ведь практически цельная личность, пусть и состоящая в основном из воспоминаний, в то время как остальные части моей души — просто якоря.

Том широким жестом обвёл заснеженный дворик.

— Всё это — часть меня. Фактически, Гарри, мы оба сейчас находимся в моей голове.

Гарри не был уверен в своём желании что-либо на это отвечать.

А Том, похоже, пребывал в одном из тех болтливых настроений, которые изредка на него находили.

— Знаешь, чего бы мне хотелось? — мечтательно спросил он, задрав голову и позволяя снежинкам падать на лицо.

— Мороженого? — наугад предположил Гарри.

— О, это само собой, — рассмеялся Том. — Вообще-то я не о том. Мне бы хотелось узнать, как всё закончится. Финал, если ты понимаешь, о чём я.

— Понимаю, — ответил Гарри с ноткой сомнения. — Ты хочешь попросить, чтобы я...

Том помахал рукой перед его лицом.

— Это такая вещь, насчёт которой бесполезно говорить даже об обещании. Но я рассчитываю хотя бы на подробный рассказ. — Он приподнял брови. — Гарри?

— Хорошо, — сказал Гарри, сглотнув комок в горле. — Хорошо. Я обещаю.

* * *

Гарри никогда не испытывал такого ледяного подавляющего отчаяния, что владело им сейчас. Битва должна была вот-вот начаться, а ему не удалось приблизиться к разгадке, где можно искать реликвию Равенкло!

Если он умрёт в этом сражении... Некому будет покончить с оставшимися хоркрусами, уничтожить реликвию и змею...

И дневник.

Дневник!

Расталкивая локтями студентов, Гарри промчался по лестнице на безлюдный и погружённый в темноту четвёртый этаж. Направил палочку на ближнюю дверь, выкрикнул: «Аллохомора!» — и, спотыкаясь, ввалился в кабинет.

Было очень тихо, пахло пергаментом и чернилами. Столы стояли ровными рядами, на учительской кафедре что-то слабо белело, может быть, лист бумаги. На мгновение Гарри показалось, что нет и не будет никакой битвы, просто он, надев мантию-невидимку, бродит по ночному Хогвартсу и прячется от Филча. Потом он глубоко вздохнул и достал из внутреннего кармана дневник и чернильницу.

«Впусти меня».

Сердце стучало очень громко, и Гарри приложил руку к груди: казалось, если не заглушить этот звук, то он прогремит по всему замку. На секунду у него закружилась голова, и он зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил, что сидит на полу в том же самом кабинете. Он похлопал по полу в поисках пера, чтобы снова позвать Тома, но тут раздался звук шагов.

Том выступил из темноты прямо перед ним. Гарри моргнул.

— Гарри? — спросил тот странным голосом. — Что-то произошло?

Гарри резко вскочил на ноги.

— Том, мне нужна твоя помощь.

— В чём дело? — Том щёлкнул пальцами, и кабинет залило дневным светом. Гарри невольно заморгал.

— У меня мало времени!

— Что происходит? — настаивал Том.

— Том, я должен...

— Битва? — кивнул Том. — Конечно. Битва началась. Где сейчас Тёмный Лорд?

— В Хогвартсе, — мрачно сказал Гарри. — Он собирается атаковать, а я не знаю, где диадема, о которой мы говорили с тобой, реликвия Равенкло, один из последних хоркруксов — это она!

Том выпрямился и со свистом втянул в себя воздух.

— Даже я в этом не уверен.

При взгляде на его застывшее бледное лицо Гарри испытал острый приступ узнавания.

— Я знаю! — выкрикнул он. — Больше нечему, и я... — он запнулся и хлопнул себя по лбу. — Я идиот, — пробормотал он убитым голосом. — Да, конечно, она там, больше негде! В Комнате по требованию!

— Стой. — Том ухватил его за рукав. — Стой. Ты обещал. Я хочу знать, как всё закончится, пока ещё могу.

Гарри замер.

— Я расскажу. Потом, — сказал он, сам себе не веря.

— Нет, — Том покачал головой. — Сейчас. Ты обещал, Гарри. Магические обещания, даже если они не Нерушимые, не так-то легко нарушить, а ты сейчас — на моей территории.

Гарри выдернул свой рукав из почти разжавшихся пальцев.

— Зачем тебе это нужно?

Том скрестил руки за спиной и усмехнулся.

— Ты даже думать не хочешь, что я действительно собираюсь тебе помочь?

— Да что ты...

— ...можешь сделать, ты это хотел сказать? Лорд Волдеморт наверняка использовал для защиты диадемы заклятия сродни тому, чьей жертвой стал Дамблдор. Как думаешь, сможешь сражаться, когда тебя изнутри пожирает гниль? Или черви поедают твой мозг?

Гарри содрогнулся. Том безмятежно улыбался, но его глаза напряжённо вглядывались в лицо Гарри.

— Что ты предлагаешь?

— Сейчас ты у меня в гостях, верно? (Гарри неуверенно кивнул.) Мы можем, гм, поменяться местами.

— Телами? — быстро спросил Гарри. — Я не собираюсь...

— Ш-ш. Местами. Позволь мне... побыть гостем в твоём разуме. Это ничего от тебя не потребует, и на самом деле я останусь там, где я сейчас.

— Но это же... Как такое возможно?

— Так же, как и все прочие магические действия, Гарри. Послушай. Я хочу что-то сделать. Полвека в дневнике могут кого угодно изменить, а четыре года общения с Дамблдором — вывернуть наизнанку. Он всё предусмотрел, чтобы я не мог причинить тебе вреда. Он о многом со мной говорил. Наверное, я ему даже благодарен, несмотря на яд и остальное. Как ты тогда сказал? Не стоит бежать от предначертанного? Гарри, пожалуйста. Позволь мне по-настоящему помочь. Я надеюсь, что...

Гарри молчал. Том подошёл ближе и положил тёплую руку ему на плечо.

— Ты не сможешь остаться тут навечно. Тебе придётся выйти и сражаться, и даже самое крохотное преимущество с твоей стороны может решить исход битвы.

Гарри облизал пересохшие губы таким же сухим языком.

— Как это делается?

Том несколько секунд смотрел на него, не моргая.

— Очень просто, — ответил он наконец. — Скажи: «Впусти меня».

* * *

Там было очень холодно, и сквозь густой сырой туман разносился надсадный хрип крошечного страшного младенца, лежащего под одной из вокзальных скамей.

Он подошёл и взял его на руки. Прижавшись к его голой груди, младенец замолчал.

Младенец молчал всё время, пока он нёс его к рельсам, и когда падал вниз, в туман, — тоже молчал.

Отлично.

Вдалеке послышался гудок поезда.

Он улыбнулся, услышав, что теперь младенец начал кричать очень громко и требовательно.

Рельсы завибрировали, по платформе разнёсся особенно громкий гудок, и всё смолкло.

— Он пошёл, повесился, и никого не стало, — вполголоса продекламировал он. И рассмеялся, забираясь в поезд.

* * *

Прошло девятнадцать лет.

Нет, всё не было хорошо. Всё было как всегда. Здесь ничего не меняется.

Течение времени. Странная штука. Сейчас оно льётся как река, в унисон со временем настоящего мира.

Он, впрочем, по-прежнему семнадцатилетний подросток в покрытой грязью и копотью одежде.

У Рона и Гермионы, наверное, уже не один ребёнок.

Том так давно не писал, что нового.

Здесь действительно очень спокойно и уютно находиться. Только скучно.

Тёмное озеро на своём месте и не выходит из берегов. Прекрасный охранник.

Тридцать один год до полувека. Изменится что-нибудь через тридцать один год?

Том же не оставит его здесь дольше, чем на пятьдесят лет?

«Выпусти меня»