Первое Рождество (джен)

Я часто думала о том, что мысли могут стать материальными. Особенно, в нашем мире. В Волшебном мире. Стоит только подумать о том, что ты боишься потерять, и сразу это теряешь. Я долго не решалась сделать это — написать. Зачем? Ведь больше нет того, кому я могу отправить это письмо. Но нет, я беру перо, пергамент и красные чернила. «Почему красные?» — спросил бы ты. А я бы ответила как всегда: «Просто».

Ты ненавидел это слово, не любил, когда я произносила его, пожимая плечами и чуть улыбаясь. «Зачем ты перекрасила мои волосы в зеленый с оранжевыми прядями?!» — кричал ты однажды. «Просто!» — смеялась я и, показав язык, убегала вниз по лестнице. «Для чего ты засунула в мою сумку дохлую крысу?!» — и снова-таки ответ: «Просто!», смех, твое аристократическое лицо, искаженное гневом и бледные губы, начинающие улыбаться.

Ты любил манную кашу и тыквенный сок, а еще рыжих котят. Ты смеялся над тем, как я, пыхтя, пытаюсь приготовить Бодроперцовое зелье, и показывал как нужно. Ты был идеальным...только для меня. Другие не видели тебя настоящего. При своих «друзьях» ты был холоден, груб и циничен. Я не узнавала тебя в такие моменты, но знала, что ты не такой. Ты теплый. Поистине теплый.

Может быть, у нас с тобой все было бы хорошо. Окончили школу, поженились, создали прекрасную семью. У нас был бы сын. Такой же, как ты. С твоими платиновыми волосами и серыми глазами. Его бы звали Скорпиус, и он бы любил дочку Уизли. А ты бы постоянно нервничал, будто у тебя подрастает не сынишка, а дочь. Но понял бы его. А может быть, у нас родилась девочка. Я не знаю, как бы мы ее назвали. Но я бы согласилась с любым твоим вариантом. Ведь это твоя дочь.

Но наше светлое будущее, о котором мы с тобой мечтали, сидя у озера, было сломано одним лишь знаком... Той самой страшной отметкой на левом предплечье. Ты ненавидел себя за это, кричал, плакал. А я качала тебя на руках и гладила по голове... «Успокойся...не плачь...я рядом...» Было больно смотреть на тебя, но я уверяла, что скоро это закончится и все будет хорошо, хотя сама глотала слезы. Я нагло врала, а ты старался верить. Все только начиналось...

Начались гонения маглов и маглорожденных. Тебя заставляли присутствовать, видеть, как умирают и мучаются ни в чем не повинные люди. Там ты был холоден , а потом опять плакал на моих руках, и переживала это все вместе с тобой. Потом эта мразь убила твою маму... Я никогда не забуду твои глаза. Никогда. Ты не плакал, просто ушел. Ушел в себя, вовнутрь. Ты стал другим. Ты вырос. Ты перестал быть мальчишкой, как и многие юные волшебники. А во всем виновата война.

Я потеряла тебя. Потеряла навсегда, без надежды когда-нибудь вернуть. Ты стал злобным, уже без сожаления смотрел на умирающих людей. И только плотно сжатые губы выдавали тебя. Какая-то часть твоей души все равно осталось чистой. Той самой. Теплой. А я любила тебя в такие моменты еще сильней.

Но война продолжалась. Я, Гарри и Рон прикладывали все силы, чтобы найти и уничтожить хоркрокусы, а ученики Хогвартса мучились. Без Дамболдора школа превратилась в место пыток и убийств. Мне нужно было пробраться в Хогвартс, чтобы достать меч Годрика Гриффиндора. Но меня схватили и решили передать Тому-Кого-Нельзя-Называть. Правда, не сразу. Несколько дней я находилась в замке, и это было ужасно. Нет, не боль, я могла ее терпеть, а мучения других — это было невыносимо. На моих глазах умирала девочка-третьекурсница из Рейвенкло, а я ничем не могла ей помочь — меня снова мучили Круциатусом. Но мне было все равно. Я видела ее лицо. Она выдохнула и улыбнулась... глаза застыли навсегда.

Перед финальной битвой меня и еще нескольких детей перенесли в Малфой-мэнор. И я увидела его — Лорда Волан-де-Морта. Ты стоял чуть поодаль, в черной мантии, и держал в руке маску. Как только твои глаза натолкнулись на меня, твое лицо исказила гримаса боли. А я криво улыбнулась. Ты жив — это главное.

— Драко, — протянул Темный Лорд, ты в страхе поднял глаза, — окажи мне честь... убей этого мальчишку... — прошипел он, указывая на шестикурсника с моего факультета, Колина Криви, и сипло рассмеялся. Остальные Пожиратели тоже. Громче всех смеялась, конечно, леди Лестрейндж.

— Нет, — тихо ответил ты.

— Мой дорогой друг, мне не послышалось? Ты сказал «нет»?

— Да, — ты посмотрел ему в глаза, — я сказал «нет».

— Драко, — выдохнул твой отец, — ты долже...

— Нет! — ты не дал ему договорить, — я не должен. Никому и ничего.

— Тогда твоему папе придется убить тебя...

— Но мой Лорд... — длинноволосый блондин умоляюще посмотрел на своего повелителя.

— Выбирай, Драко, — развел руками Волан-де-Морт. Ты молчал.

— Люциус, прошу.

— Мой Лорд...

— Это приказ. Или я убью тебя, Люциус.

— Повелитель...— начал было он.

— Это приказ! — завизжала Беллатрикс. Старший Малфой поднял дрожащую руку с палочкой в руке.

— Ты сделаешь это, отец? — усмехнулся ты.

— Авада Ке....

— Вы трус! — закричала я, — жалкий, ничтожный трус! Вы спасаете только собственную шкуру!

— Мерзкая грязнокровка, молчать!!! — палочка Кэрроу уткнулась мне в горло.

— Вы даже не готовы пожертвовать собой ради сына. Вы ничтожество, как и все, находящиеся здесь. Чистокровные маги, тоже мне, — я с ненавистью обвела взглядом всех Пожирателей. — Убейте лучше меня. Все равно все мы умрем. Только не заставляйте Драко делать это... — тихо закончила я.

— Нет, дорогая. Нет. Это сделает он, — улыбнулся Том Реддл, указывая на тебя.

— Я не буду этого делать!

— А может быть тогда, я убью ее? — Лорд направил палочку в мою сторону.

— Нет! Вы не посмеете!

— Тогда...Люциус, прошу, — рука твоего отца задрожала сильнее, — хотя нет, я все-таки сначала убью ее...

— Экспеллиармус!— закричал ты, обезоруживая эту змею.

— Авада Кедавра! — зеленый луч отделился от палочки Яксли. Я в последний раз увидела твои глаза. Ты улыбнулся мне ими, и я опять почувствовала то тепло и доброту, которую ты мне дарил все эти годы. «Я люблю тебя» — слышу твой голос в голове.

— Неееееееееееееееет!!! — мой крик... И темнота...

Я сижу в Большом Зале на полу, на моих коленях лежишь ты. Я глажу твои платиновые волосы, запоминаю твой запах. Слез уже нет. Они высохли. Сердце глухо отбивает ритм, ударяя по ребрам. Все кончилось. Гарри победил. И ты тоже. В своей маленькой войне за любовь и верность. И я всегда буду помнить об этом.

— -

В Выручай-комнате тепло и тихо. Только потрескивают дрова в камине. Передо мной пергамент, перо, баночка красных чернил, стакан тыквенного сока, надкусанная плитка твоего любимого шоколада, колдография и волшебная палочка. Твоя. Я забрала её там, в Мэноре. Как напоминание, хотя я в нем не нуждалась.

Сегодня Рождество, а я снова здесь. Первое Рождество после войны. Первое Рождество без тебя. На снимке мы с тобой готовим пирог на День Благодарения. Оба в муке и масле. Улыбаюсь и отпиваю немного жидкости. Отламываю кусочек от шоколада.

Знаешь, Драко, у нас все-таки будет сын. Я уверена, что это будет сын. И я назову его Скорпиусом. Обязательно. И буду его беречь, так же, как твоя мама берегла тебя. Заведу рыжего кота. И это тоже обязательно, но только потом, когда сынок подрастет. Он будет таким же теплым, как ты. И однажды тоже наткнется на эту комнату. И если захочет увидеть своего отца, то ты будешь здесь. Я оставлю твои вещи и сделаю, чтобы все выглядело так, будто ты жив. Хотя нет, ты и так жив. Жив в моем сердце. И пускай кажется, что я одна встречаю этот год, но это не так. Нас трое. И всегда будет трое. Потому что мысли материальны.