Прошу, Мэри (гет)

В метро всегда холодно, особенно — ночью. Но мистер Хэтченсон не отпускает с дежурства раньше одиннадцати, и выбора у Гермионы нет. Она идёт по тёмной улице, низко опустив голову. Страх, оставшийся далеко позади, в другом мире, здесь снова её атакует. Гермионе стыдно за себя. Она же сильная и храбрая, не имеет права вести себя так глупо. Однако лишь очутившись под землёй, она может контролировать дыхание и пульс. Отдышавшись, Гермиона прислоняется к мраморной стене и ждёт. К тому времени, когда поезд приближается к платформе, она совсем замерзает.

В вагоне немноголюдно, но гораздо теплее, чем снаружи. Люди стараются не глазеть по сторонам, может, боятся увидеть что-то, отчего не смогут потом всю ночь уснуть. Гермиона поворачивается к окну, за тонким стеклом которого невозможно разглядеть ничего, кроме стен тоннеля. Мысли её расправляют крылья, она уже за пределами этого металлического корпуса, почти в конце пути, видит очертания знакомого замка, по которому тоскует до боли в груди, она уже ступает по каменным ступеням...

— Эджвер-роуд, — устало отзывается голос-невидимка.

Гермиона резко вскидывает голову, растерянно пытается сфокусировать взгляд на открывающихся дверях. Спустя мгновение она уже вылетает из вагона, её волосы подхватывает ветер, гуляющий по подземке. Она позволила себе мечтать, вспоминать о том, где была счастлива, забывая, почему уехала оттуда. Гермиона вцепляется в сумку, изо всех сил стараясь принять вид, который не вызовет подозрений.

Осень в 2001-м выдалась особенно холодной — чуть ли ни зима в октябре. Но это любимое время года Гермионы, и она идёт домой, наслаждаясь ночным воздухом и пустотой. До её квартирки на пятом этаже — три квартала. До Хогвартса — миль триста...

В квартире еще тише, чем на безлюдной улице. Хотя тут она не одна.

— Алан, я пришла.

Никто не ответил. Гермиона отлепляется от входной двери и, не зажигая свет, бесшумно проходит в комнату, следующую за прихожей. Заметив человека, свернувшегося на узком и коротком для него диване, она облегченно вздыхает. Она знает, что он всё забыл, что не станет делать глупостей, но всё равно каждый вечер, возвращаясь домой, боится обнаружить его бездыханное тело. Джордж...

Человек на диване просыпается, будто чем-то разбуженный, хотя Гермиона неподвижна и молчалива. Он, видимо, хочет посмотреть на часы над входом в гостиную, но не рассчитывает ширину дивана и плюхается на пол. Гермиона не может сдержать смешок.

— Мэри, ты сегодня позже обычного...

— Под конец дежурства привезли женщину с ранением в живот. Пришлось ассистировать.

Джордж приближается к Гермионе. Иногда он сомневается в том, что она его сестра. Они совершенно разные. Но спорить нет сил, да и вообще — бессмысленно. И аргументов, подтверждающих, что он прав, не находится. Прошлое — точно тёмная пелена. Он, кажется, попал в аварию. На мотоцикле, к которому даже никогда не знал, с какой стороны подойти. Очнулся в больнице, рядом была она. На вопросы отвечали расплывчато, и скоро он уже не находил смысла их задавать.

— Так, что у нас на ужин? — Гермиона отходит от Джорджа и скрывается в кухне. В такие моменты, как этот, она проклинает всех, кто заставил её согласиться на эту авантюру. Джордж всё равно рано или поздно всё вспомнит и возненавидит их, а её — особенно сильно.

Они едят, не смотря друг другу в глаза и не задавая вопросов. Потом Джордж уходит спать, а Гермиона моет посуду и думает о том, что здесь, в этой лондонской глуши, с ней, жуткой занудой, ему еще хуже, чем было бы в его реальности, с родными людьми, с любимыми друзьями. Но вот последняя тарелка отправляется на своё место в сушилке, и Гермиона уходит в свою спальню. Она хочет найти там успокоение, но тревога не отпускает её даже во сне. Утром она всё так же разбита, как и вечером. Так больше не может продолжаться.