Тихая гавань (гет)

Пролог

За окном тянулись совершенно незнакомые пейзажи. Настолько непривычные моему глазу, что становилось страшно. Впервые за последние несколько дней страшно не потому, что я боялась того, что позади, а потому что не могла представить, что будет, когда я выйду из автобуса.

Я поежилась, нервно оглянувшись назад. Паранойя. За мной сидел лишь один мужчина, да и тот дремал, прислонившись лбом к чуть пыльному оконному стеклу. Задержав на несколько секунд на нем взгляд, я, все же, снова нормально села. Автобус вообще был почти пуст, большинство пассажиров вышли на окраинах Нью-Йорка и в ближайших городах.

Не смотря на июнь месяц, было прохладно. Кондиционер работал на всю мощность, и я уже чувствовала, как коченеют кончики пальцев. Сунув руки между колен, я прикрыла глаза, стараясь мысленно оказаться где-то не здесь, не в старом, вздрагивающем каждый раз, когда колесо натыкается на камень, автобусе.

«Чужие руки на моих коленях.

Голодный, горящий взгляд».

Резко распахиваю глаза и, тряхнув головой, отгоняю воспоминания, как назойливую муху. Не думать, только не об этом, не сейчас…

Я вдруг вспомнила о том, как еще на автостанции в мою сторону двинулся полицейский. Ускорив шаг почти до бега, я забралась в автобус и старалась убедить себя, что оклик сзади мне послышался. Разве могли они добраться до маггловских правоохранительных органов? Хотя… Они могли все. Спрятав яркие волосы под капюшон, я все старалась стать как можно незаметнее, но моя паранойя набирала обороты. Даже сейчас, в стольких милях от Нью-Йорка и вообще от дома, тревога не отпускала меня, хотя я и знала, что опасность мне уже не грозит. Не знаю следили ли за мной, гнались ли, но сейчас я была достаточно далеко.

«— Чем дальше, тем лучше, — твердо произнесла Гермиона. Я старалась не смотреть на неё, но чувствовала на себе её взгляд. — Знаешь, Джинни… Если ты не можешь, мы придумаем другой план…

— Какой?! — почему-то меня жутко взбесил её тон — сочувственный, с ноткой жалости. Не нужна мне жалость! Я и так бегу, и от этого чувствую себя слабой. Только жалости мне не хватало. — Нет больше планов, Гермиона. Я уеду, так и вправду будет лучше всего. Когда-нибудь это уляжется.

— Но Америка, Джин!

— Чем дальше, тем лучше, — процитировала я саму Гермиону, вновь отведя взгляд. — Если бы дело было лишь в самих подозрениях, все было бы по-другому…»

Да, все было бы по-другому. Но «если бы» — ключевая фраза.

Автобус чуть тряхнуло, и он остановился. С едва слышным шипением дверцы разъехались в стороны, и спереди послышался голос водителя:

— Саутпорт!

Нервно сглотнув, я подхватила сумку с соседнего сиденья и на ватных ногах спустилась по нескольким ступенькам. Стоило мне спрыгнуть на землю, как я подняла в воздух облачко пыли, которое дополнилось пылью, поднятой тронувшимся с места автобусом. Я стояла на обочине дороги, высаженная даже раньше, чем виднелась остановка с темно-синим навесом. Несколько минут — а может и больше, мне трудно сказать — я стояла. Не в состоянии сделать и шаг, я просто стояла, как истукан, держа в руках сумку и пялясь на ряды домов, открывающихся моему взгляду справа от дороги.

— Вам чем-нибудь помочь? — раздалось за моей спиной, и я нервно дернулась. К счастью, говорящей оказалась всего лишь девушка, которая показалась мне невероятно знакомой.

— Вы приехали к кому-то, или… Погодите… Джинни? Джинни Уизли?!

Я непонимающе захлопала ресницами. До меня уже дошло, что я и вправду знаю стоящую передо мной девушку, но мое подсознание никак не хотело помочь мне вспомнить. Пока взгляд мой не упал на растрепанную косичку «незнакомки».

— Джоанна?.. — от удивления я даже, наверное, открыла рот. Здесь, за океаном и несчетным количеством миль от дома, первым человеком, которого я встретила, была девочка из моего детства. Неужели мне наконец улыбнулась удача?

— Да, это я! — радостно воскликнула Джо. — Ты как здесь вообще оказалась? Я, конечно, давно была у бабушки, но никогда не могла подумать, что в семействе Уизли произойдут настолько кардинальные изменения, и кто-то укатит заграницу…

— Сама не ожидала, — уклончиво ответила я, разглядывая давнюю подругу. Джоанна Мейфейр — сквиб. Её бабушка проживает в деревеньке Оттери-Сент-Кэчпоул, не так далеко от Норы, и знакомы мы были с детства. Вот только, как мне помнится, она ни разу не упоминала, что живет в Америке. Но сейчас я была рада такому стечению обстоятельств. — На самом деле, помощь мне нужна. Я тут… совершенно случайно, и мне по зарез нужно жилье.

— О, я могу помочь. Я знакома с одной пожилой леди, которая сдает в аренду небольшой домик. Может, тебе подойдет… Только занесем это в мой магазин, идет? — она показала букет цветов, который держала в руках. — Я держу цветочный магазин, и за чем-то особенным и новеньким иногда приходится ходить в лес, а он тут не очень-то близко.

Мы неспешно пошли вдоль дороги, неотвратимо приближаясь к первому ряду домов. Джоанна что-то весело рассказывала, но слушала я её вполуха, хотя не думаю, что её это особо расстраивало. Через какое-то время она вдруг замолкла, задержав на мне взгляд. После этого она не пыталась снова нарушить тишину, видимо, заметив мое довольно апатичное состояние. Возможно, со стороны это именно так и выглядело, но вот внутри меня бушевали эмоции. Я пыталась успокоиться, собраться с мыслями и думать о том, что человек везде способен начать новую жизнь. Гермиона непременно повторила бы последнюю мою мысль множество раз, пытаясь убедить в её верности и меня, и себя. «Ведь ты сильная, ты обязательно сможешь», — сказала бы она. А я склонна верить Гермионе.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Преступление в аврорате

1

Щелчок замка. За ним последовали неумолимо приближающиеся шаги.

— Джинни? — из-за двери, ведущей в комнату, показалась Гермиона. — Ты чего еще сидишь?

Я повернулась к подруге, не переставая кусать кончик пера. На пергаменте, лежащем передо мной на столе, уже красовалось два чернильных пятна. Я несколько раз уже макала перо в чернильницу, занося его над листком, но до сих пор не представляла, с чего начать.

— Отчет, — коротко ответила я, вновь глядя на пергамент. Взмах палочкой — и кляксы как будто всосало в бумагу. Передо мной вновь был девственно чистый лист.

— Что, совсем никак не идет? — Гермиона подошла ко мне сзади и присела на краешек кровати.

Я отрицательно покачала головой и вздохнула. Отчеты о проделанной работе — мое слабое место. Никогда не умела точно излагать на бумаге то, что вертится образами в моей голове.

— Хочешь, я помогу? — осторожно спросила Гермиона. Она прекрасно знала, как я могу отреагировать на предложение помочь и поэтому редко решалась его делать.

— Нет, — наверное, чересчур резко ответила я. Ох уж эта гордость, Мерлин бы её побрал! Жгучая жажда самостоятельности. Даже через столько лет, когда я раз или два в месяц сталкивалась с маминой опекой необъятных размеров, я стремилась к самостоятельности, которой в детстве мне не очень-то хватало. В такой большой семье, да еще и самому младшему ребенку и единственной девочке, очень трудно было что-то сделать самой. Или хотя бы доказать, что я могу сделать что-то сама. — Но спасибо, что предложила, — уже мягче добавила я.

— Да не за что, — улыбнулась Гермиона. — Но благодарность была бы уместнее, если бы ты позволила мне…

— Гермиона!

— Все-все! Молчу! — она подняла руки, как бы сдаваясь. Столь быстрая «капитуляция» меня насторожила, и я решила быть начеку — похоже было, что подруга намеренна вскоре возобновить свои попытки. Стремление Гермионы помочь всем, её комплекс матери Терезы иногда выводил меня из себя. Нельзя быть такой доброй и безотказной! В приличном смысле этого слова. — В конце концов, я совсем не за этим пришла.

— Что-то случилось? — внутри шевельнулось беспокойство. Воскресенье, утро. Любой нормальный человек высыпается перед, как всегда тяжелым, понедельником. Себя я, конечно, к нормальным не относила, но Гермиона обычно в этот день сном и занималась, потому как бегала всю неделю (включая субботу) как белка в колесе. Заместитель начальника Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними — это вам не шуточки. В общем, столь ранний визит и правда должен был меня насторожить.

— Ничего серьезного… — она как-то замялась. — Мы с Роном решили пожить отдельно, — наконец, выпалила она. Быстро, на выдохе, как будто боясь, что если не успеет сказать все сразу — не договорит. И замерла, ожидая моей реакции.

— О, — только и выдавила я.

На самом деле в моей голове крутилась куча вопросов. Почему? Кто это предложил? Как долго? Что вообще происходит? Я действительно была поражена. Рон и Гермиона, конечно, переживали сейчас что-то вроде кризиса, но такой период переживает каждая семейная пара. А они всегда были примером идеальной пары, хотя бы потому, что остались одной из немногих, сформировавшихся еще во время войны и все еще не распавшихся за семь лет. В отличие от нас с Гарри. Я вообще знала всего лишь одну пару, которая сейчас была так же крепка, как и в начале — Невилл и Луна. Вот уж чья семейка действительно удалась. И до этого момента я думала то же самое о своем брате и лучшей подруге.

— Как так? — наконец, совладала я с собой.

— Я сама не знаю, — Гермиона вздохнула и принялась с преувеличенным интересом рассматривать свои сцепленные на коленях пальцы. — Мы раньше даже не касались этой темы, но вчера начали ссориться. Из-за какого-то пустяка, честное слово! Я просто упомянула что-то о работе, ну Рон и завелся. Ты же знаешь, как он не любит, что я столько времени пропадаю в Министерстве. Что уж говорить про разговоры об этом за ужином. Это довольно давно уже началось… Но именно сейчас, наверное, у Рона все вырвалось. Накипело, и он не смог справится. В итоге, все закончилось решением «отдохнуть друг от друга». Хотя это странно звучит, правда? Мы и так почти не видимся, а теперь, оказывается, надо «отдохнуть».

— Ну, Рональд… — руки сами собой сжались в кулаки. Мой братец всегда был в какой-то мере эгоистом. Не знаю, поспособствовало ли этому наличие большой семьи, потому что по моей логике в окружении родных, наоборот, учишься думать о других, а не только о себе. Но с Роном все всегда было в точности до наоборот. Он ведь прекрасно знает, насколько важна для Гермионы её работа, как знает и то, что когда она достигнет в карьере той ступени, которая успокоит её душеньку, она станет больше времени уделять своей собственной жизни. Но он нетерпелив, он эгоцентричен. Ему нужно либо все её внимание, либо вообще никакого. Главное, чтобы он не решил пойти и поискать это самое внимание у кого-то другого… У Лаванды Браун, скажем. Уж тогда он от меня получит фирменный Летучемышиный сглаз.

— Он не виноват! — видимо, испугавшись, что я сейчас полечу на крыльях своей ярости разбираться с рыжим недоразумением, всполошилась Гермиона. — Он ведь прав, Джинни! Я слишком много времени уделяю работе, тратя на неё лучшие годы своей жизни. А когда я в полной мере это осознаю, может быть уже поздно, — она покачала головой и закрыла лицо руками.

Присев рядом с подругой, я приобняла её за плечи. Мне трудно было подобрать какие-то правильные слова, которые могли бы успокоить Гермиону и убедить её в том, что посвящать себя карьере — не так уж плохо. Потому что Гермиона редко кого-нибудь слушала. Даже меня. Потому что роль советчицы и знатока всех жизненных ситуаций и выходов из них была она сама. Наш местный философ и психолог.

— Не преувеличивай, — наконец, негромко сказала я. — Ничего страшного в том, чтобы добиваться поставленной цели нет. Все ведь знают насколько ты хочешь добиться места, с которого ты могла бы улучшать жизнь людей, что-то изменять и иметь возможность это делать. И Рон тоже это знает. Просто он… это он. Но это не значит, что из-за него тебе нельзя делать то, что ты хочешь. Будь то работа или отдых, — получилось довольно странно, но я была уверенна, что уж Гермиона поймет, о чем я толкую.

Она помолчала. Убрав руки от лица, она смотрела куда-то на мою стену, наверное, видя что-то, доступное только ей. Наконец, она чуть вздрогнула, как будто очнулась ото сна, и чуть прищурившись, посмотрела на меня.

— Спасибо, — улыбнулась она уголками губ.

— За что?

— Что успокоила меня. Наверное, именно за этим я и пришла, хотя с самого начала мне казалось, что целью визита было всего лишь поделиться новостью.

— А зачем же еще нужны лучшие подруги? — я подмигнула ей, снова усаживаясь за стол.

— Может, я все-таки тебе помогу?

— Гермиона… — почти угрожающе начала я, и она усмехнулась:

— Сделаешь все сама, я поняла.

Она поднялась, расправляя на юбке невидимые складки. Чуть повернувшись, чтобы можно было видеть себя в висящем на стене зеркале, она провела рукой по волосам, заправляя непослушные пряди назад в прическу.

— Ну, я, наверное, пойду. Не буду мешать тебе «делать все самой».

— Ага, — в моей голове вдруг, как по мановению волшебной палочки, возникло предложение, которым вполне можно было начать мой отчет за месяц, и я даже не оторвала взгляда от пергамента, боясь потерять мысль. Я почувствовала, как рука Гермионы легла на мое плечо:

— Заглянешь ко мне завтра вечером?

На этот раз я даже оторвалась от написания. Гермиона дома в понедельник вечером? Что-то новенькое.

— Ты будешь дома?

— Я вот тут подумала взять отпуск.

— Что-о? — я округлила глаза. — И ты подумала об этом только тогда, когда вы с Роном таки разъехались?!

— Ну, надо же мне пожить в свое удовольствие! — воскликнула Грейнджер. — Будет время почитать что-нибудь успокаивающее, отдохнуть… С тобой нормально посидеть, в конце концов.

— Неужели на тебя так повлияла моя коротенькая речь?

— Возможно, — она пожала плечами, уже выходя из комнаты. — Но ты, все-таки, зайди.

— Хорошо.

Через несколько секунд я снова услышала щелчок замка. Гермиона всегда очень тихо закрывала мою дверь, только этот замок щелкал. А вот другие, похоже, считали своей святой обязанностью хлопнуть ею посильнее. Чтобы штукатурка с потолка посыпалась. Собственно, один раз так и было: Рон настолько сильно грюкнул несчастной дверью, что на меня как будто мелкие снежинки посыпались, а бокалы на полке зазвенели. Помню, при следующей встрече я ему высказала, что я думаю по поводу такого агрессивного обращения с дверьми.

Облизав отчего-то пересохшие губы, я вновь вернулась к своему отчету.

«Отчет о проделанной за апрель месяц работе, предоставленный аврором Д. Уизли».

Вот и все, что я на этот момент смогла из себя выжать. Запустив руку в волосы, я снова стала задумчиво покусывать кончик пера, но в голову упорно ничего не шло. Я прекрасно знала, какие задания в этом месяце мы выполнили, но понятия не имела, как изложить это в официальной форме. Потому что обычно, мои редкие отчеты больше походили на сочинение на тему «Как я провела эти выходные», с красочным описанием и эмоциональным окрасом всего текста. А такого в документах быть не должно, и подобные вещи сходили мне с рук лишь из-за хороших отношений с Харрисом — начальником Аврората. Конечно, еще лучше было, когда им являлся старый-добрый Гарри Поттер, но вот уже два года, как он отказался от этой должности. «Незачем мне руководить, мне проще просто делать то, что мне говорят», — говорил он. Видимо, в военное время он достаточно накомандовался, и опыта руководства людьми ему хватило на десяток лет вперед.

Вспомнив о Гарри, я невольно вздохнула. Не смотря на то, что мы оба работали в Аврорате, за последние два месяца я видела его лишь раз — мельком, в коридоре Министерства. Он чуть устало улыбнулся и кивнул мне в знак приветствия, проходя мимо. И я очень скучала по своему другу.

Да, как это не удивительно — Гарри Поттер был мне другом. Когда-то давно, лет пять назад, я могла смело сказать, что связывают нас не только дружеские отношения. Но сейчас это время уже в прошлом, потому как они не выдержали… А чего они, собственно, не выдержали? Проверку на прочность? Послевоенное время? Я толком и ответить-то не могу, потому что не знаю. Просто не выдержали — и все. Наверное, даже если бы не война, мы бы все равно не смогли быть вместе. Мы думали, что это возможно, только потому, что до этого у нас и не было нормальных отношений. Несколько месяцев на шестом курсе, одно маленькое, короткое, как зимний (парадокс) день, лето. Мы упивались обществом друг друга, каждой секундой и минутой. Но потом, после победы над Волдемортом, времени появилось, наверное, даже слишком много. Не знаю как, но мне почему-то кажется, что это связано с тем, что мы разошлись. Гарри было для меня слишком много. Днями и ночами мы были вместе, и поначалу это казалось мне высшей точкой счастья, апогеем всего прекрасного. Но потом… Потом эйфория прошла. И настали серые будни, и именно они-то нас и затянули в рутину.

В общем, не хочется много об этом думать. Вся романтика осталась далеко позади, и мы с Гарри умудрились сохранить дружеские отношения, по которым я сейчас скучала.

Мысленно поставив в уме галочку «повидаться с Поттером», я откинула пергамент в сторону. Уверена, Харрис что-нибудь придумает, как-нибудь меня прикроет. В конце концов, ему же не хочется снова сдавать вместо отчета нечто похожее на отрывок из маггловского детектива? Значит, он обязательно придумает на кого это повесить.

Балансируя на двух задних ножках стула (мама бы непременно прочитала мне нотацию на тему бережного отношения к мебели), я уставилась в окно. Мне предоставлялся целый выходной в мое полное и безраздельное пользование, и я даже как-то растерялась. Как мне его провести? Что сделать? В последнее время свободных минут у меня было не так уж много, потому что я была завалена работой (отчет — последний пунктик в моем списке дел). Вы, наверное, представляете себе погони за нарушителями спокойствия. Драки, интриги, расследования. Но, на самом деле, все намного тривиальнее, и бóльшая часть работы аврора состоит из абсолютно неинтересных вещей. Представьте себе работу обычного маггловского полицейского, набивающего в рабочее время желудок пончиками, и, быть может, углядите приблизительно то, чем занимаемся и мы. Ну, кроме пончиков. Иногда едим сахарные перья. В общем, к чему я клоню! Работа — рутина. И мои ожидания по поводу захватывающей жизни аврора оправдались максимум процентов на десять, потому что иногда нас, все-таки, посылают на какие-то более-менее интересные задания. Вот тогда я отыгрываюсь за все время за столом с перегородкой в нашем отделе. А сидение за столом выматывает больше, чем можно было бы представить. Но я привыкла к этому. Зато отвыкла от отдыха.

— О, Мерлин! — я сама этому ужаснулась. Я становлюсь похожей на Гермиону! Хотя нет… Даже она, вон, стала похожа на нормального человека, решившего отдохнуть. Позор, какой позор на мою рыжую голову. Но ведь не могла же я насильно заставить себя заниматься какой-то ерундой, которой обычно занималась раньше в свободное время. Немного подумав, я подошла к книжной полке. Несколько минут раздумий — и разочарование. В моей небольшой коллекции книг (в отличие от коллекции Гермионы) не было ничего, что могло бы меня сейчас заинтересовать.

Спать и отдыхать, в принципе, совсем не хотелось. Чтение отпадало, к кулинарии явно меня не тянуло, заниматься искусством, даже в качестве хобби, тоже мне не улыбалось. К Гермионе я собиралась только завтра, а Гарри я вряд ли застану дома. Мелькнула было мысль заглянуть к Рону, но я тут же её отогнала. Чего доброго еще выйду из себя и наору на него, а этим выходной портить не хотелось. Нору навестить? О-о, сразу нет. Я почувствовала, что совсем не готова выслушивать мамины сетования по поводу того, как я похудела и жалобы на мои редкие визиты. Прости, мама, в другой раз.

Поколебавшись всего лишь секунду, я переоделась из пижамы (да-да, я до сих пор ходила по дому в пижаме) в джинсы и футболку и подхватила со спинки стула сумку. Харрису скучно без гостей, пора его навестить. А, собственно, почему нет? Он хотел отчет — я могу предоставить ему устный.

Постучав, наверное, уже в сотый раз, я прислонилась спиной к стене, но тут же отпрянула. Белые стены — вещь опасная.

Я стояла перед дверью квартиры моего начальника. Откуда я знаю его адрес? Мистер Харрис очень настойчиво раз пять приглашал меня в гости «на чай или что покрепче, если дама желает». Вообще, слово «дама» было не совсем в духе Руперта, но всю эту фразу он всегда произносил так пафосно и торжественно, что я с трудом удерживалась от смеха. Нехорошо, знаете ли, смеяться над начальником — могут возникнуть проблемы. В общем, как можно более тактично, я каждый раз отказывалась. В последний раз мой отказ звучал приблизительно так: «Если к восьми освобожусь, обязательно загляну». После этого он оставил свой адрес на моем рабочем столе, но я так и не зашла, позже сославшись на крупные проблемы у подруги, которой требовалась моя помощь. Я даже не помню, зачем сунула бумажку с адресом в сумку, ведь я точно не собиралась заходить на чай. Интуиция, наверное…

Ну, в общем, именно так я знала, куда мне надо идти. Но Харриса, похоже, дома не было, хотя я до последнего не оставляла попытки достучаться/дозвониться, не знаю только зачем. И только я было собралась уйти, самую малость расстроенная, как на лестнице послышались шаги.

— Джинни?! — очевидно было, что Харрис удивлен. Передо мной стоял мужчина лет тридцати пяти — точного возраста я не знала — выглядевший для своих лет очень даже хорошо. Все-таки, работа аврора, хотя на посту начальника в заданиях он теперь задействовался редко, давала о себе знать. Точнее, об этой работе давала знать прекрасная физическая форма — да, так правильнее. Наверное, его можно было бы назвать привлекательным. И даже, насколько я знаю, таковым его и считали, потому что как минимум раза три я заставала сплетниц всея Министерства — Орлу Квирк и Падму Патил — за обсуждением «мистера Харриса». Только я одаривала их выразительным взглядом — они сразу затихали. Конечно, дело было не в предмете их обсуждения, а в самом обсуждении. На дух не переношу сплетни.

— Не быть мне богатой, узнали меня, — я чуть усмехнулась. — Ты все звал меня на чай? — в неформальной обстановке мы договорились обращаться на «ты» (они англичане, у них нет определений «ты» и «вы», у них универсальное «you»). Только выкиньте, пожалуйста, свои грязные мыслишки из головы. Наверное, Орла и Падма уже не раз обмывали нам косточки, полагая, что за доверительным общением между начальником и подчиненной скрывается если не роман, то его начало. Увольте. Даже если не учитывать между нами разницу приблизительно в десять лет, Руперт Харрис был совсем не в моем вкусе. И романы на работе — тоже не мое.

— Уж не знал, что чаевничать придется в единственный выходной день, — он достал из рукава палочку, взмахом открывая дверь и пропуская меня вперед. Я лишь фыркнула. Как галантно.

— А ты предлагаешь клевать носом над чашкой и вести беседы в полумертвом состоянии? Потому что именно так я себя чувствую после рабочего дня, — внимательно оглядываясь, я пыталась оценить обстановку в квартире. Вывод был не особо радужным — нормально. Ничего особенного: довольно новая, но невзрачная мебель, тускло-зеленые обои. Хотя, чего я ожидала от жилища холостяка? Уют в томе — дело женщины. — Женщина тебе нужна, Харрис, — озвучила я свою мысль. Он невесело усмехнулся, устраивая пакеты, с которыми пришел, на столе.

— Наверное, нужна, — он как-то странно на меня посмотрел, но я проигнорировала это, заинтересовавшись колдографиями, выставленными на полочке вряд. Маленький мальчик, делающий салютики из рыжих и желтых листьев; пожилая женщина, покачивающаяся в кресле-качалке и что-то вяжущая; все тот же мальчик с листьями, стоящий рядом с низким коренастым мужчиной, безумно похожим на Харриса.

— Это ты? — я указала на мальчика, и Руперт кивнул. Пожалуй, он был милым ребенком. Совсем немного подумав, я сделала вывод, что вяжущая женщина — его бабушка, а коренастый мужчина — отец. Подтверждать свои догадки я не посчитала нужным. Услышав звон, я обернулась — Харрис доставал стаканы и ставил чайник.

— Тебе какой? Черный, зеленый, есть с имбирем… — он задумчиво потер подбородок.

— Ты действительно думаешь, что я пришла чаи гонять? — скептически поинтересовалась я. Хотя… А зачем же я, собственно, пришла?

— А зачем? — вторя моим мыслям, спросил Харрис.

— Сообщить тебе, что если тебе будет угодно — можешь меня уволить, — нашлась я. Ну не говорить же, в самом деле, что сама не знаю, зачем пришла.

— Что ты опять натворила? — он подозрительно прищурился, сложив руки на груди.

— Отчет так и не готов, — я развела руками в стороны. — Но, конечно, если ты хочешь получить очередное творение искусства вместо официальной бумажки, то я…

— Нет уж. Не надо зря пергамент переводить! — он снял с плиты засвистевший чайник и стал разливать по чашкам чай.

— Мне черный! — спохватилась я.

— Я так и подумал, — я не видела его лица, но слышала в голосе усмешку.

Вскоре мы уже сидели за столом. Чай был очень горячим, чего я не любила, но, тем не менее, довольно вкусным. Наверное, «довольно» — здесь лишнее, но я просто избалованна изумительным маминым чаем.

— И на кого ты повесишь мой отчет?

— На твоего напарника, все-таки вы выполняли одну и ту же работу.

Я поморщилась при упоминании о МакКормаке. С этим типом, моим «напарником», мы не ладили. Мягко говоря. Ума не приложу, почему Харрис отказывается поменять его на Гарри. Каждый раз, когда я начинаю об этом разговор, то слышу один и тот же ответ: «МакКормак тебя раззадоривает, держит в тонусе. А это важно для нашей работы. С Поттером ты совсем расслабишься». Чушь.

— А почему ты сразу не доверил это ему?

— Хотел посмотреть, как ты будешь мучиться, — он хитро улыбнулся, и я подавила желание чем-нибудь его стукнуть. Тоже мне, шутник.

— Ты беспощаден, — я закатила глаза.

— Странно, мне все всегда говорили, что я очень хороший начальник.

— Тебе нагло врали в лицо!

Повисло молчание. Я вертела в руках свою чашку с остатками чая, не к месту вспомнив уроки с Треллони и её гадания по чайным листкам и кофейной гуще. Я ничего не видела, кроме обычных черных чаинок. Собственно, как и на её уроках. Я чувствовала на себе взгляд Руперта, но не поднимала головы. Что-то мне подсказывало, что я не хочу видеть, что это за взгляд. Потому что уже ловила его на себе… несколько раз. Что-то странное было в нем, совсем не дружеское. Но я отгоняла от себя эти мысли. Паранойя! Вот, что случается, когда переживаешь войну. Во всем ищешь подвох, даже в дружбе с начальником.

— Джинни… — я вздрогнула от неожиданности.

— Да? — с какой-то наигранной веселостью. Не знаю почему, но искренняя веселость куда-то испарилась, и я напряглась. Ну да, это тот самый взгляд.

— Ты очень красивая, — я не могла понять его тон. Мне показалось, что я слышала в нем какие-то нотки обожания, но гнала от себя мысль об этом. Бред.

— И почему все вокруг так считают, кроме меня самой? Ты только посмотри на этот нос! — я шутливо вздернула пальцем кончик своего и так немного курносого носа. Мне казалось, что если я сейчас переведу этот разговор в шутку, он не будет продолжать разговор. Но я, видимо, ошиблась.

— И нос красивый. Ты вся… — он накрыл мою лежащую на столе руку своей. Я попыталась убрать её, но он только сильнее сжал мои пальцы. — Прошу тебя…

— Руперт! Ты чего? — я смотрела на него даже не моргая. В моей голове металось слишком много мыслей, чтобы они могли сложиться во что-то связное и понятное. Полнейший хаос. Я снова попыталась выдернуть руку — безрезультатно, его хватка только усилилась.

— Я все ждал, что ты придешь… И тогда, когда адрес оставил… А ты не пришла. Почему ты не пришла, Джинни? — он наклонился ко мне через стол, пристально заглядывая прямо в глаза. Мне вдруг показалось, что в его глазах я вижу… безумие? Какое-то помешательство?

— Отпусти, Харрис, — я попыталась сделать так, что бы мой голос прозвучал холодно. Обычно мне удавался такой тон — немного угрожающий. Почти все, кого я знала, всегда делали то, что я прошу, если я его задействовала. Гермиона даже как-то сказала, что я в такие моменты как будто вейловские чары задействую. Но на него это не подействовали.

— Джинни! — отпустив мою руку, он как-то в мгновение ока оказался совсем рядом, на этот раз вцепившись мне в плечи. — Как ты не понимаешь, Джинни?! Я с ума по тебе схожу, а ты… Как ты можешь меня отталкивать?..

Не смотря на то, что он говорил с отчаянием и нежностью в голосе, мне совсем не было его жаль. А на что он, собственно, рассчитывал? Что я кинусь в его объятия? Ну уж нет, о таких приступах обожания надо предупреждать заранее!

— Руперт, пусти меня! — наконец, мне удалось вырваться из его рук. Поправляя задернувшуюся и оголяющую живот футболку, я пыталась выровнять дыхание. К моему удивлению, Харрис не предпринял новых попыток удержать меня, только молча на меня смотрел. Но взгляд его не поменялся, от чего мне стало страшно. — Мне лучше уйти, — твердым, бесцветным голосом сказала я, мысленно аплодируя тому, что у меня это получилось. И поспешила выйти, оставляя Харриса по-прежнему стоять столбом посреди своей серой и невзрачной кухни.

Когда я стремительно выбежала на улицу, небо раскроила вспышка молнии, а через несколько секунд раздался гром. До этого я даже не заметила, что небо заволокли тяжелые свинцовые тучи, предвещающие знаменательный ливень. И вот как раз сейчас на мою щеку упала капля. За ней еще одна, и еще. Асфальт вокруг стал стремительно темнеть, и, не желая промокнуть насквозь, я крутнулась на месте, аппарируя. Круговорот, тошнота. Никогда не любила аппарацию. Когда все прекратилось и я открыла глаза, то обнаружила, что стою перед дверью. Собственно, странным было то, что дверь была не в мою квартиру, а в квартиру Гермионы. Я была благодарная своему подсознанию, которое подкинуло мне адрес подруги, потому что сейчас мне было просто необходимо с кем-то поговорить. Не прошло и трех секунд после того, как я отрывисто постучала, когда мне открыли. В одном халате и босая Гермиона стояла на холодном полу.

— Простудишься, — буркнула я, кивая на её ноги. Не знаю почему, но у неё дома всегда был холодный пол, даже в самый разгар летней жары. Так действительно простыть не долго.

— Я закаленная, — просто ответила она, впуская меня в дом. — Что-то случилось? Я ждала тебя завтра.

— Харрис случился.

— То есть? — Гермиона непонимающе заморгала, следуя за мной в гостиную к моему излюбленному мягкому дивану кофейного цвета. Буквально упав на подушки, которыми он был закидан, я прикрыла глаза.

— Он сошел с ума, — совершенно спокойно, чего от себя не ожидала, сказала я.

— Глава аврората сошел с ума? Магическую Британию потрясет эта новость, — Гермиона подумала, что я шучу. Ну уж нет. Таким не шутят.

— Я серьезно, Гермиона! — открыв глаза, я гневно посмотрела на подругу. Как можно было подумать, что я шучу такими вещами? Хотя… Пожалуй, я могла бы.

— Серьезно? — непонимающе спросила Гермиона. Как я могла забыть, что она не владеет легилименцией и не понимает, о чем я толкую.

— Абсолютно. Он помешался. На мне.

Не могу сказать точно, помог ли мне разговор с Гермионой. С тех пор прошло уже два дня, и с одной стороны убеждения подруги — что я, быть может, все не так поняла — все еще не утратили свою силу, но и сомнения не покидали моей головы. Я помню как и что говорила Гермиона, и как на фоне её голоса дождь барабанил в окно, и громко урчал Живоглот. Когда сомнения брали верх над убеждениями, я старалась восстановить эту картину в своем воображении. Гермиона права. Мой начальник просто не мог ни с того ни с сего потерять от меня голову. Может, ему было плохо? Или зелье какое-то выпил? Заболел?

И все же, я избегала встречи с ним. Мне удавалось делать это целый понедельник и вот уже все утро вторника. Проходя мимо стола МакКормака, я заметила, что он трудится над отчетом и не могла не улыбнуться. Ну, хоть рутину Харрис повесил на этого недоумка, как и обещал.

Усевшись за свой стол с чашкой кофе, я окинула взглядом пергаменты, громоздящиеся на нем. Сделала глоток и поморщилась. Что-то не вышел в этот раз кофе, совсем не вышел… Я стала медленно перебирать бумаги, изредка цепляясь взглядом за фразы вроде «задержан», «особо опасный», «засада». Меня всегда привлекали такие фразы, потому что, обычно, они использовались в каких-то особых ситуациях. Да, именно таких ситуациях, о которых я мечтала, заканчивая аврорскую школу. Я ради них даже стоически выдержала все экзамены и усердно занималась перед поступлением. В общем, что я только не вытерпела ряди, как оказалось, по большей части обычной бумажной волокиты. С таким же успехом я могла стать обычным Министерским работником, только тогда мои мечты о захватывающей работе, которая таковой не оказалась, не разбились бы о суровые будни.

Я едва слышно фыркнула. О да. Типичные детские мечты, мечты ребенка-максималиста. Желание получить от жизни все и сразу — и приключения, и динамику, и Гарри под боком. В итоге не получила ничего. Даже смешно как-то, насколько несхожей с нашими мечтами может быть наша жизнь.

Кто-то положил руку мне на плечо, от чего я нервно дернулась. За моей спиной стоял Харрис. Стараясь не выдавать своего напряжения, я все же с подозрением на него покосилась. Вот только снова не хватало мне этих его фокусов…

— Джинни, надо поговорить, — после затянувшегося молчания, которое тоже меня напрягало, сказал Руперт. В горле пересохло, и я с трудом сглотнула.

— Надо? — я постаралась разыграть удивление. Не знаю, получилось ли у меня. Я вообще не знаю, какие сейчас мысли вызывала у этого странного человека.

— Очень, — негромко сказал Харрис. У него был такой… жалобный взгляд. Ну что я, зверь? Может, он действительно сожалеет о том недоразумении. В конце концов, я ведь решила верить словам Гермионы.

— Хорошо, — на этот раз мой голос звенел от не отпускающего напряжения. Расслабиться надо! Не станет же он снова лезть ко мне при людях.

— Зайдем ко мне в кабинет? — Опа, а там людей нет.

Так, стоп. Неужели я трушу? Я, Джинни Уизли, прошедшая целый год ада и войну в семнадцать лет? Ну уж нет. Хочешь поговорить, Харрис? Да пожалуйста!

Стул жалобно скрипнул, когда я вставала. Молча, стараясь держаться как можно увереннее, и, по возможности, неприступнее, я прошла в кабинет начальника. Харрис спешил за мной следом, а потом тихо закрыл дверь. Напрягая слух, я старалась понять, щелкнул ли замок. От этого тихого быстрого звука я могла бы понять, стоит ли мне опасаться этого разговора.

Но никаких звуков, даже отдаленно напоминающих щелчок замка, не было. Даже часы не тикали. В полном молчании, тишине, которая уже давила на барабанные перепонки, обойдя свой стол, Харрис сел в темное кожаное кресло. Наверное, такое безмолвие должно было меня еще больше обеспокоить, но мне — о чудо! — наоборот, удалось выровнять дыхание, и я чувствовала, как сердце в груди стучит уже не так быстро.

— Джинни… –как-то неуверенно начал он. И это было очень похоже на то, как он начинал в тот вечер. «Ты такая красивая… Я с ума по тебе схожу…» Я несколько раз моргнула, как бы прогоняя от себя непрошенные картины.

— Я слушаю, — мысленно поаплодировала самой себе. Уж в этот раз мой знаменитый тон мне удался. Надо показать, кто здесь сейчас хозяин. Кто именно должен просить прощения. И пускай этого не требовалось, я не могла удержаться. Не на ту напал — хотелось мне показать всем своим видом.

— Прости меня, — выдохнул он. Наверное, мой тон возымел какой-то эффект, потому что выглядел Харрис действительно несчастно. Кто бы мог подумать, что я могу довести начальника Аврората, взрослого мужчину до такого. Если бы на моем месте была какая-то другая девушка, она бы, наверное, могла обрадоваться своему неожиданно обнаруженному таланту к манипуляции мужчинами. Но мне стало страшно. Даже не потому, что я на это способна. А потому что этого в принципе не должно быть. Манипулировать можно только зависимыми, а Руперт Харрис не должен был быть зависим от меня.

— Хорошо, — с легкостью солгала я. Не знаю, мне просто было сложно простить. Просто потому, что меня не покидало ощущение того, что он не осознал… того, за что извиняется. Не до конца. Но мне не терпелось уйти отсюда, закончить этот разговор. И я искренне надеялась, что, получив мое прощение, Харрис успокоится.

— Правда? — он поднял на меня полные надежды глаза. Мерлин, да на что ему это так надо? Какое ему дело до обычной сотрудницы? Ненавидеть коллег — дело привычное. Ты пришел на работу и ушел, тебя не особо должно волновать, что о тебе думает каждый из рабочих, это вообще не должно влиять на твою жизнь. Так почему это так важно для моего начальника? Ах, ну да. Я же свожу его с ума, как я могла забыть. Я едва удержалась от ироничной усмешки. Ни к чему она сейчас.

— Да, — я попыталась улыбнуться. Не знаю, достаточно ли правдоподобно вышло, учитывая, что состояние у меня было довольно расшатанное, если можно так сказать, и контролировать свои действия я могла с большим трудом. Но, видимо, моих усилий ему хватило. Руперт облегченно вздохнул, и я уже было собиралась встать и уйти, как он снова заговорил:

— Я просто хочу, чтобы ты знала — я понятия не имею, что на меня тогда нашло. Это было какое-то сумасшествие! — «Ты сводишь меня с ума» — застучало у меня в голове. Эта мысль, эти слова пульсировали в моем сознании, и я не могла понять, почему это до сих пор меня так тревожит. Он извинился, он признал, что просто был невменяем. Но, наверное, на каком-то подсознательном уровне я знала, что это неспроста. Или просто не могла выкинуть из головы его взгляд. Даже сейчас, вспомнив его, я вздрогнула.

— Конечно, я понимаю. Все нормально… Руперт. Я пойду? — с трудом, но я договорила. Он внимательно смотрел на меня, а потом кивнул. И все же, я чувствовала на себе его обжигающий взгляд, пока не закрыла за собой дверь. К своему месту я направилась, наверное, даже слишком быстро, что привлекло внимание некоторых авроров. Двое из них (знаете, за столько лет работы здесь я все еще не помню всех имен) стали о чем-то возбужденно перешептываться, но я уже не обращала на них внимания. Буквально упав на свой стул, который снова жалобно скрипнул, я уставилась в невидимую точку на стене, пытаясь переварить наш разговор. Даже не столько разговор, сколько свои внутренние ощущения. Интуиция… Я всегда ей доверяла, и всегда она была права. И в этот раз она как бы шептала мне: «Не верь, остерегайся, будь начеку».

— Поттер! — я снова вздрогнула. Ненавижу, когда ко мне вот так вот подскакивают. Да еще и МакКормак. Я еще не повернулась, но уже знала, что это он. Только этот мерзкий тип имел привычку называть меня «Джинни Поттер», из-за моих прошлых отношений с Гарри. Даже после расставания он не изменил эту привычку. И теперь в этом своеобразном прозвище слышалась такая язвительность, что у меня чесались руки схватить что-нибудь тяжелое и огреть его по голове. Не думаю, что это нанесло бы ему особый урон, ведь удары по голове опасны для мозга, а этот орган у него отсутствует. Врожденный дефект, наверное.

— Чего тебе? — я все еще не поворачивалась, выказывая, тем самым, неуважение. Но ничего, не заслужил он уважения. Но тут МакКормак сам уселся на стол передо мной. М-да, наглости ему не занимать.

— У нас новое дело, — чудь надменно бросил он. Вот мне интересно, на каких основаниях он считает себя лучше меня? Не из чистокровной семьи, никаких титулов или богатства. Никаких причин ставить себя в ряд с людьми из высшего общества, как делал это МакКормак.

— Откуда? — я была так удивлена, что даже забыла добавить в голос привычных, совсем не лестных интонаций. Я ведь только что была у Харриса, когда он успел распорядиться?..

— Прилетел Патронус от какой-то пожилой женщины. Сказала, что она видела каких-то подозрительных типов в мантиях на её улице.

— Бабулька? Опять?

— А что тебе не нравится?!

— Это уже пятая за месяц. У них, наверное, просто миссия такая от Мерлина — загонять нас до смерти. Что, по-твоему, Пожирателям делать среди бела дня на виду?

— Понятия не имею, — огрызнулся он. — Но вызов есть вызов. Давай, собирай манатки, через пятнадцать минут у входа, — он ловко спрыгнул с моего стола, напрочь разворошив все аккуратно сложенные мною стопки пергаментов. Сволочь.

Засунув лежащую на столе палочку в задний карман (да, я слышала историю Грюма об… исчезновении ягодицы, но мне плевать), я наспех перехватила свои волосы резинкой — вечно в лицо лезут.

Через пятнадцать минут, как и договорились, я ждала МакКормака у входа в Министерство, откуда мы обычно аппарировали. И, как всегда, этот олух опаздывал. Наконец, какой-то подозрительно сильно потрепанный, он вышел из-за угла.

— Ты где шлялся?.. — недовольно начала я.

— Не твое дело, — рявкнул он, протягивая мне клочок пергамента с адресом.

С трудом удержавшись от грубого ответа, который обязательно привел бы к крупной ссоре-драке, я крутнулась на месте, вцепившись в листочек, как в спасательный круг. Надеюсь, это задание станет чем-то более интересным, чем ловля двух бездомных, как было на прошлой недели. Неизвестно где они откопали два обычных темных пальто, но старая бабушка приняла их за выживших и скрывающихся от правосудия Пожирателей. Хватит с меня ложных тревог. Давай, Мерлин. Дай мне чуточку адреналина.