Воспоминания (гет)

Сириус почти забыл ее, но здесь, в Азкабане, всегда есть те, кто возвращает ее вновь и вновь.

Он считает себя слабаком, крича в своей камере в Азкабане. Беллатрикс смеется над ним, но ему наплевать на это. Ведь здесь есть только он, дементоры и воспоминания, которые они приносят с собой. Они выбирают самые болезненные, самые тяжкие моменты его жизни, заставляя его страдать снова и снова. И он ненавидит их за это.

Сириус видит Марлин. Не мертвой, какой она сейчас лежит в своей могиле, но такой, какой она была раньше.

* * *

Нет, он видит не ужасы войны, не смерть близких людей и ошибки прошлого. При встрече с дементорами он видит Марлин.

Он видит ее в пятнадцать лет, безрассудной и живой, самой красивой девушкой, которую он когда-либо встречал. Ее густые распущенные волосы насыщенного янтарного цвета и глаза с миллиардами различных оттенков,заставляют его сердце биться чаще. Сириус видел множество людей с красивыми глазами — его двоюродная сестра Андромеда, например, или зеленоглазая Лили, но он никогда не встречал человека с глазами, имеющими множество оттенков. Сириус смотрит на Марлин. Ему нравится наблюдать за тем, как она, задорно смеясь, взбирается на Гремучую Иву. «Глупая девчонка, — думает он, — постоянно ищет неприятности на свою голову». Он боится за нее, и перед глазами то и дело мелькают картинки — одна страшнее другой. Но Сириус тут же бросает взгляд на нее и успокаивается, потому что Марлин тут, перед ним: бледная, веснушчатая, во многом несовершенная, и все же — божественная.

* * *

Сириус видит ее семнадцатилетней: свет в ее глазах потускнел, но все же не исчез полностью. Она задыхается от слез, покидая Хогвартс. Они возвращаются на перрон, где их ожидает Хогвартс-экспресс, на тех же самых маленьких лодках, на которых приплыли в школу в первый раз. Она сидит у края, и он берет ее за руку.

— МакКиннон, — медленно произносит Сириус. — Ты боишься?

Сириус не спрашивает, чего именно — ведь она знает, что он имел в виду. Боится ли она будущего, покидая Хогвартс, их надежное пристанище? Боится ли предстоящей войны с Пожирателями Смерти? Марлин отвечает не сразу.

— Нет, — ее голос холоден и бесстрастен. Но за этой маской циничной девушки Сириус всегда мог разглядеть ее ранимую натуру. И вот опять она шепотом, едва слышно, как будто их может услышать кто-то еще, спрашивает:

— А что, если мы умрем?

— Нет, мы не умрем, обещаю, — он говорит ей это твердо, без малейших колебаний, как нечто само собой разумеющееся.

* * *

Они не видятся два года: до тех пор, пока Марлин не вступает в Орден Феникса. Им обоим уже по двадцать. Теперь она носит черную кожаную куртку и красит губы ярко-красной помадой. Ее волосы пострижены коротко — чуть ниже подбородка. Сириус думает, что она повзрослела. Но он видит, как ей неловко стоять среди авроров и членов Ордена Феникса, зная, что ее внешняя бравада — всего лишь притворство. Никто этого не понимает, кроме него одного, — даже Лили, лучшая подруга Марлин.

* * *

Сириус так и не смог поговорить с ней до похорон Гидеона и Фабиана. Об их героической смерти говорит все министерство, а Молли Уизли никак не может унять слезы.

Он сидит на подоконнике, одной рукой обнимая хихикающую Марлин.

— Что ты делаешь? — шипит он на нее.

— Это же весело, — говорит ему она. — Гидеон был веселым парнем. Думаю, он бы оскорбился, узнай какие скучные у него похороны.

Сириус смотрит на нее, понимая, к чему клонит МакКиннон. На лице его появляется широкая улыбка:

— Ты думаешь о том же, о чем и я?

— Да.

— Тогда валим отсюда. У меня же есть мотоцикл, — говорит он с гордостью. — Выпьем несколько кружечек сливочного пива в память Прюэттов.

─ Нет, ─ фыркает Марлин. Сириус, приподняв одну бровь, недоуменно смотрит на нее.

─ Мы возьмем огневиски, — добавляет она, и они убегают, не дождавшись окончания погребальной церемонии, дабы не видеть уже остывшие тела Гидеона и Фабиана.

Она не держит его за талию, когда они летят. Она размахивает руками в воздухе и кричит от радости, а он ругает ее. Она ведь может упасть, если и дальше будет продолжать в таком же духе! Но Марлин не слушает его, крича: «Да здравствуют Гидеон и Фабиан!», а потом тихо шепчет Сириусу на ухо: «И да здравствуют Сириус и Марлин!».

Он смеется в ответ на это и, уже приземляясь возле Кабаньей Головы, он знает, что они переживут эту ужасную войну. И он, и Марлин. Сириус не может себе представить, что они не сделают этого.

Они пьют несколько часов подряд, до тех пор, когда алкоголь уже не лезет в горло. Они поют песню, поют, пока могут, пока они еще живы.

Эй, паровозик! Подожди меня!

Когда-то был слеп, но теперь я вижу.

Есть местечко для меня?

Или это лишь полет фантазии?*

Марлин допевает последнюю строчку, и Сириус смеется:

— Ты великолепна, МакКиннон! — говорит он ей, наслаждаясь ее ответным смехом.

Вернувшись, они обнаруживают перед собой разозленных Лили и Джеймса. Ни один из них так и не может внятно объяснить, что же случилось и, куда они делись: оба никак не могут перестать смеяться.

* * *

Прошел почти год. Они сидят на террасе дома Бенджи Фенвика. Даже после его смерти этот дом все еще остается штаб-квартирой Ордена.

— Блек, угадай, какой сегодня день? — рассеяно говорит Марлин. За последний год ее волосы стали немного длиннее, теперь уже почти достигая локтей. Сириусу так нравится гораздо больше, но он ни за что не признается ей в этом.

— Какой?

— Сегодня мой день рождения. Двадцать один исполняется. Многовато, да?

— День рождения? — казалось, Сириус потерял дар речи. — Я же не приготовил тебе подарок!

— Ну, это было ожидаемо. Я и сама забыла, просто посмотрела сегодня на календарь и вспомнила, что сегодня мой день рождения. «Черт, Марлин, сегодня же второе мая!», — сказала я сама себе, такой дурой я давненько себя не чувствовала.

— Ты забыла про свой собственный день рождения! Это гениально, Марлин! — Сириус громко смеется.

Небольшая заминка. Они даже не поняли, что произошло, как уже через секунду слились в поцелуе. Младшая сестра Марлин, Мирабель, однажды сказала, что та должна увидеть фейерверк, когда встретит свою любовь.

Но Марлин не видит фейерверк, ведь ее глаза закрыты.

Сириус теперь целует ее намного чаще. Единственное, о чем он продолжает жалеть — это то, что они не могут сделать свои отношения официальными, как Джеймс и Лили.

* * *

Похороны Доркас Медоуз состоялись неделей позже. Сириус и Марлин вновь сидят вместе, в обнимку. Он надеется, что она потащит его в Кабанью Голову, но МакКиннон плачет, ей все же больно, как бы она ни пыталась скрывать это.

Но когда тело Доркас было похоронено, она сама ведет его прямо к мотоциклу.

— Почему? — спрашивает ее Сириус. Его сердце полно печали о Доркас, но оно также полно и любви к одной худой веснушчатой девушке, держащей его за руку.

— Я хочу выпить.

Они вновь возвращаются в Кабанью Голову. Они поют ту же самую песню, что и во время похорон Прюэттов, хотя и по радио играет совершенно другая музыка.

" Мы счастливы, мама, нам весело ...

Это выше моих самых смелых ожиданий"

Марлин теперь подпевает и песням Селестины Уорлок.

— МакКиннон? — спрашивает ее Сириус на обратном пути в штаб-квартиру.

— Да, Сириус?

— Думаешь, мы когда-нибудь поженимся? Как Сохатый и Лили?

— Да, — говорит она после минутной паузы, — но не сейчас. Мы должны закончить эту войну для начала.

— Не могу поверить, что после войны ты все же станешь моей женой.

— Не говори так, — сморщившись, отвечает Марлин.

— Не говорить чего?

— Жена. Это заставляет меня чувствовать себя такой маленькой и незначительной, — она забавно хмурит брови, а Сириус, посмеиваясь, обнимает ее.

— Но эта маленькая и незначительная — моя любовь, — едва слышно шепчет он ей на ухо.

— Отвали, Блек! — строго припечатывает Марлин и тут же смеется, а Сириус в этот момент думает, что ее смех — услада для его ушей.

* * *

Проходит несколько месяцев. На дворе стоит теплая июльская ночь. Сириус сидит на террасе в штаб-квартире, где они с Марлин поцеловались в первый раз. Она должна вот-вот прийти, но сначала девушка всегда проверяет свою семью, дабы убедиться, что они в безопасности. Такая ее заботливость всегда восхищает Сириуса, у которого семьи, по большему счету, никогда и не было.

В его кармане лежит кольцо, о котором он еще никому не рассказывал. Ни Ремусу, ни Питеру, ни Сохатому, ни Лили с Эммелин. Это простое серебряное кольцо с небольшим изумрудом. Марлин очень любит серебро, а изумруд подходит ей по знаку зодиака. Нет, это не обручальное кольцо. По крайней мере, Сириус так думает. Оно больше походит на обещание дать клятву, что они действительно поженятся. Может быть, даже в день, когда закончится война. Может быть, если повезет, даже в ближайшее время.

Марлин нет уже около часа, и Сириус начинает волноваться. Он предупредил Эммелин, так и не сказавшую ни слова после смерти Бенджи, что пойдет к Марлин. Правда, он был не совсем уверен, что девушка слышит его.

Время уже слишком позднее, и Блек начинает волноваться. Ему кажется, что Марлин в гостиной с родителями и сестрами спокойно пьет чай. Но, войдя в комнату, он видит совершенно иную картину. Глаза, которыми он когда-то мог любоваться часами напролет, теперь погасли. Бледные веснушчатые щеки холодны и отдают неестественной синевой.

— Черт побери, — шепчет он, встряхивая бездыханное тело Марлин. Как будто это чем-то поможет.

— Марлин, вставай, просыпайся! Милая, просыпайся! Ты слышишь меня?! Вставай, черт побери! — его голос срывается на крик, и тут же переходит в шепот. — МакКиннон, Марлин, проснись, пожалуйста, проснись...

Но она ушла. И больше никогда не вернется. Никогда.

Сириус рыдает и кричит, не в силах удерживать те боль и отчаяние, что возникают при одном только взгляде на бездыханное тело любимой. Он плачет, и песня Марлин играет в его голове:

Я был закован в цепи, но теперь свободен.

Я застрял здесь. Неужели не видишь?

Я застрял в этом процессе ликвидации. *

* * *

— Оставь меня! — с ненавистью кричит Сириус, когда дементор скользит по коридорам Азкабана, насмехаясь над очередным узником.

— Оставь меня, — произносит он уже полушепотом. Сил на крики не остается.

Выжить ему помогает не знание о том, что он невиновен, как он позднее скажет крестнику, но память о ней — память о пятнадцатилетней девушке у Гремучей Ивы, чьи глаза до сих пор помогают ему чувствовать себя еще хоть чуточку живым, когда отчаяние захлестывает душу.

Сириус любил Марлин МакКиннон, и его последней мыслью, прежде чем он прыгает в соленое море, становится осознание, что он так и не сказал ей этого.

* NICK CAVE — O Children (OST Harry Potter and the Deathly Hallows. Part 1)