Рассказы маленького оборотня (джен)

Не могу поверить! Удивительно, но профессор Дамблдор принял меня в Хогвартс, школу чародейства и волшебства, пообещав сохранить мой секрет в тайне. Вообще, профессор был очень удивительным человеком. Я много читал о нем, искренне восхищался, но никак не ожидал увидеть его вживую.

Я давно уже смирился, что у меня нет будущего, что я прокаженный, опасный для людей. Отец стойко поджимал губы, а матушка постоянно рыдала. Родители старались сделать все возможное, чтобы у меня была нормальная жизнь, но я довольно скоро понял, что я совсем ненормальный. Я оборотень. Это плохо. Очень плохо. И опасно. И даже заразно. Каждый раз, когда появляется человек, которого я готов назвать своим другом, эти мысли жгучей болью отдаются в голове. В груди жутко колет, но я понимаю, что пора заканчивать заранее обреченные на провал отношения. Стоило мне подрасти, люди начали шарахаться от меня. Как будто чувствовали во мне смертельную опасность, хотя и не отдавали себе в этом отчета. Мне всегда было безумно одиноко, но я смирился и с этим. Лишь бы не причинять людям вреда.

И вот теперь я здесь, в Хогвартсе, сижу на кровати и заношу записи в свой дневник. На соседних кроватях тихо посапывали еще трое ребят, с которыми мне предстоит жить еще семь лет. Если я только не убью кого-нибудь из них. Что за глупости? Пожалуй, чтобы отогнать эти неприятные мысли, придется взяться за дневник с удвоенной силой. Как-то раз случайно заглянувшая к отцу в гости тетушка язвительно заметила, что дневники ведут только девчонки и слабаки, я же считаю, что их ведут просто очень одинокие люди. Бабушка не переставала твердить, что я слишком рано повзрослел, но когда от каждого твоего поступка, действия, глупой шутки зависят жизни сотни людей, становится не до забав. Я сижу у окна, серебристый свет луны падает на толстую тетрадку, и как ни странно, я понимаю, что впервые за много лет действительно испытываю радость. Один из мальчишек забормотал что-то во сне. Я смог различить только "драгоценная маман" и "удар". Слова были произнесены с непередаваемым удовольствием. Я изучающе уставился на соседа.

Папа много рассказывал про Блэков. Чистокровные фанатики, все до единого закончившие факультет Слизерин. Все как один до омерзения красивы, наглы, высокомерны и вычурны. Однако этот "экземпляр" обещает быть интересным. Я мысленно перенесся на несколько часов назад.

Вот они, первокурсники, толпятся под пренебрежительным взглядом ребят со старших курсов. МакГонагалл, заместитель директора, суровая женщина средних лет с все время поджатыми губами и постоянно собранными в тугой пучок каштановыми волосами, зачитывала имена со своего, казалось, бесконечного списка и по очереди вызывала ребят к табурету, на котором лежала старая залатанная волшебная шляпа, по своему обыкновению исполнившая очередную песенку про величие основателей. Впрочем, её никто не слушал. Старшекурсники недовольно бурчали, всем уже давно хотелось есть, и на замечания МакГонагалл никто не обращал внимания. Первогодки же стояли ни живы, ни мертвы, лица бледные, губы искусанные. Впрочем, были и такие, кто ничуть не беспокоился: они заранее знали куда попадут, потому что именно там училась вся их семья. Странно было, что Блэк заметно нервничал, конечно, он мог скрывать это от чужих взглядов, но волчье чутье ему не обмануть. Ему-то чего бояться? Тут и безмозглому ясно, куда он попадет. Или этот "странный" Блэк, как я его сразу окрестил, вовсе не собирался следовать примеру своей семьи. Наконец, подошла очередь Блэка. Я наблюдал за ним с любопытством. Натянув шляпу, которая тут же сползла ему на глаза, "странный" Блэк беззвучно зашевелил губами. Затем замахал руками, на какой-то момент мне показалось, что он сорвет с себя эту тряпку и сожжет её, но он вновь терпеливо развел руками. Не выдержав, шляпа заорала, срываясь на визг:

— Уберите от меня этого ГРИФФИНДОРЦА!

В зале воцарилась мертвая тишина. За столом гриффиндорцев не спешили встречать нового ученика. Все ошарашенно смотрели на наследника одного из древнейших родов, который вызывающе ухмылялся.

— ОГЛОХЛИ ЧТО ЛИ! — во второй раз заголосила шляпа, — ГРИФФИНДОР!

Послышалось несколько вялых хлопков. Не обращая внимания на более чем холодный прием, Блэк царственной походкой направился к столу. Усаживаясь за стол, он послал холодный кивок четверокурснице-блондинке со слизерина, буравившей его испуганным взглядом. Я с возрастающим интересом взглянул на стол слизеринцев. Девушка с сильно вьющимися каштановыми волосами, собранными в высокий хвост, украдкой показала Блэку два поднятых вверх больших пальца. На что Блэк вполне искренне улыбнулся. Почему-то мне совершенно не понравился задумчивый взгляд, которым наградил моего "странного" Блэка высокий юноша, нервно дергающий себя за абсолютно белую прядь.

Свое распределение я помню, как в тумане. Смутно помню, как на ватных ногах подошел к табурету, как нахлобучил на себя эту идиотскую шляпу. Как сильно боялся, что она вдруг закричит, что оборотням не пристало обучаться в школе, как боялся, что разгласит мою тайну и сделает меня посмешищем. Моему удивлению не было предела, когда шляпа, не задумываясь, отправила меня на Гриффиндор. Я был счастлив.

К нам же присоединился какой-то худющий мальчуган с бесцветными волосами, сейчас едва слышно храпевший за своим пологом. Две девчонки, выросшие в семьях неволшебников, так же пополнили ряды Гриффиндорцев. Мальчик с ужасно растрепанными волосами под громкие аплодисменты за столом Гриффиндора горделиво зашагал к своему факультету. Я не запомнил его фамилии. Впрочем, мне совершенно ни к чему запоминать всех Хогвартских выскочек.

Немало студентов досталось в этом году Хаффлпаффу , еще больше Слизерину, в Райвенкло попали от силы семь учеников. Призрак Серой Дамы удрученно качал головой, бормоча, что дети совсем потеряли тягу к знаниям. После распределения был пир. Вряд ли я когда-нибудь наедался так, как сегодня. И если чревоугодие грех, то мне нравится грешить. Все равно мою волчью душу уже ничто не спасет.

Внезапно полог соседней кровати резко отдернулся, и оттуда показалась лохматая башка.

С этого момента, по сути, и начинается моя история, моя дружба, моя жизнь. Потому что жить мы начинаем не с того момента, как появились на свет, а с того, когда у нас

появилась какая-то цель, когда появились друзья. Верные, надежные и настоящие.

Как же я надеялся сегодня выспаться! Проучившись в Хогвартсе неделю, я понял, что это не только чудеса и веселье. Самое скверное, что я еле дотянул до воскресенья. Конечно, я мечтал учиться здесь, но родители никогда меня ничем не утруждали, и я попросту оказался не готов к подобной нагрузке. Чертовски неприятно подводить директора. Я ведь прекрасно понимаю, как он рисковал, принимая меня в школу. Я пообещал себе, что обязательно возьму себя в руки, как только отдохну, отосплюсь и обработаю, наконец, всю кучу нужной и ненужной информации накопившейся за неделю. Моим надеждам не суждено было сбыться.

Разбудила меня какая-то возня. Черт бы побрал эту волчью чувствительность! Послышались приглушенные крики. Снова Поттер с Блэком ругаются! Чтоб им пусто было... Всего за неделю они умудрились достать своими ссорами буквально всех, а меня в особенности. А вот крошку Пита это, похоже, забавляет. Маленькие, близко посаженные глазки с любопытством наблюдают за каждой перепалкой, внимательно следя, кто же выйдет победителем. Я же старался отмалчиваться, говоря то с одним, то с другим, пытался вразумить своих соседей. Не скрою, абсолютно впустую. В принципе, не очень-то и старался: слишком боялся, что они меня выведут, Бог знает, чем это закончится. Хотя о чем я говорю? Причем тут Бог? Я же оборотень! Да он первым делом поджарит меня на костре. Если у него вообще есть костер...да что я несу, в конце концов?! Какой Бог, какой костер? Во всю эту чушь я перестал верить лет в шесть, когда понял, что ликантропия неизлечима.

Сегодня мальчики разошлись не на шутку. Это переходило все границы.

— Ребята, — застонал я, — сегодня же воскресенье!

— Смотрите-ка, кто голос подал!

Я сонно поднял голову, жмурясь от яркого солнца. Мне очень не понравилась эта фраза. Очень. За прошедшую неделю я успел сделаться настоящим параноиком: мне казалось, что буквально каждый второй знает о моей маленькой проблеме. Проблеме! Настоящей катастрофе!

— Кто это сказал? — взорвался я. — Убью козлов!

Они оторопели от неожиданности. К подобным вспышкам ярости дома давно уже привыкли, но в школе это случилось впервые. До этого момента я вполне успешно держал себя в руках, не поддаваясь даже на явные провокации. Но усталость, недосып, а главное паранойя сделали свое дело, отправив сознание в нокаут, и оставили во мне лишь слепую ярость. Блэк тряхнул волосами, давно нуждавшимися в парикмахере.

— А что, Люпин, в морду дашь?

Мне это не нравилось. Краем сознания я пытался ухватиться за мысль, что нужно сейчас же развернуться и постараться снова уснуть. Или уйти. Сделать хоть что-нибудь, но не оставаться здесь, не продолжать спор. Не вмешиваться.

— Может и дам, — спокойно согласился я. Я был очень напряжен. Изо всех сил пытался цепляться за отголоски сознания, как утопающий цепляется за соломинку.

Поттер заливисто рассмеялся.

— Ну, я сказал.

Я посмотрел на него. Мне казалось, что мои зрачки снова превратились в вертикальные щелочки, а глаза стали янтарными. Я молил бога, чтобы это было всего лишь мое воображение. "До полнолуния еще далеко, до полнолуния еще далеко", — твердил я себе. Неожиданно даже для себя, я подлетел к нему и схватил за грудки.

— Послушай меня, Поттер. Мне плевать, что у вас с Блэком. Мне вообще на вас плевать. Делайте, что хотите, хоть глотки друг другу перегрызите, но не мешайте мне, черт возьми, спать! Вы ведете себя, как два петуха в одном курятнике! Чтоб вам шеи свернули да на суп пустили!

С этими словами я вытолкал Джеймса из спальни в одной рубашке и, захлопнув дверь, обернулся к ошарашенному Блэку. Мне уже было стыдно за свои действия, но отступать было поздно.

— У тебя есть четыре минуты на то, чтобы одеться и покинуть спальню, — обратился я к нему.

Забираясь обратно в кровать, я поймал на себе удивленный взгляд двух маленьких черных глазок, выглядывающих из-за полога. Отлично! К вечеру об этом будет знать весь факультет. Конечно, я же оборотень, незаконно обучающийся вместе с "нормальными" детьми, почему бы мне не привлекать к себе побольше внимания? Почему бы, в конце концов, не выдать себя с головой и не выставить директора полным идиотом? Какой же я болван. "Держи себя в руках, Римус Люпин" — сказал я сам себе в надежде успокоиться. Хлопнула дверь: Блэк соизволил удалиться. Поворочавшись еще немного, я провалился в беспокойный сон.

— Ты не понимаешь! Это же проще простого, все продумано, я не прошу тебя ничего делать, просто не пали меня, ладно?

Я осторожно, чтобы не спугнуть говорящих, выглянул из-за полога кровати, силясь узнать, кто разбудил меня второй раз за день. У кровати Блэка на коленях сидел Поттер и рылся в его чемодане. Петтигрю сидел на своей кровати и лихорадочно теребил край одеяла. Его определенно мучала совесть, но он понимал, что если не пообещает молчать, Поттер заткнет его силой.

Я тоже чувствовал, что нужно остановить Поттера, но любопытство пересилило, и я продолжал наблюдать. Он вытащил из чемодана Блэка зимнюю мантию, достал из-под своей кровати большую стеклянную банку, в которой сидели два огромных паука, каждый размером с кулак школьного лесничего Хагрида, закутал банку в мантию, и аккуратно убрал в блэковский чемодан.

— Отлично, полдела сделано! Осталось только накропать письмо МакГонагалл, и....

Поттер с энтузиазмом схватил кусок пергамента, и обмакнув перо в чернильницу, принялся писать. Происходящее с каждой секундой нравилось мне все меньше и меньше... нужно было срочно что-то делать. Поттер замыслил что-то очень нехорошее... вражда враждой, но это уже переходит все границы!

Питер был из тех людей, которые всегда выбирают сторону сильнейшего, а Поттер сейчас представлял куда большую угрозу, чем где-то безмятежно шлявшийся Блэк. Если судить по заинтересованным глазкам и одобрительным кивкам, Питер уже сделал свой выбор.

Что ж, пора и мне сделать свой. Я задумался.

Мне нравился Блэк. В отличие от суетливого Поттера, который изо всех сил добивался внимание к своей персоне, Сириус обладал каким-то холодным спокойствием. Он шутил, но ему было плевать оценит ли собеседник его шутку. Он делал это для себя. Он поступал так, как ему вздумается, не считая нужным оповещать об этом всех. И мне он не казался таким уж надменным... защитная реакция, только и всего, учитывая, как его приняли гриффиндорцы. Конечно, он тоже тот еще кадр, но в данный момент не он, а Поттер замышляет какую-то подлость.

Аккуратно вытащив палочку из-под подушки, я направил ее на ванную комнату.

— Редукто, — произнес я одними губами, и раздался звон бьющегося стекла. Петтигрю с Поттером рванули осматривать место происшествия. Как только они оказались в ванной, я так же тихо прошептал:

— Колопортус! — и мои соседи оказались запертыми.

Не теряя времени, я подбежал к кровати Поттера, и схватил с тумбочки уже законченное письмо. Оно гласило:

Профессору МакГонагалл

От перепуганного ученика

Профессор!

В течение этой недели, многие ученики попали в Больничное крыло с одинаковыми симптомами. Это не совпадения! Ходят слухи, что один из первокурсников держит у себя каких-то запрещенных животных. И это у нас в Гриффиндорской башне! Нам всем очень страшно, профессор. Боимся спать по ночам: вдруг натравит на нас этот ужас. Собираемся дружно в гостиной и боремся со сном. Пожалуйста, примите меры! Кстати, Полная Дама говорит, что кто-то из учеников каждую ночь покидает гостиную. Говорят, он прячет что-то в Зале Наград. Не хочу подписываться, на случай если письмо попадет не в те руки.

Искренне, ваш любящий ученик.

У меня глаза на лоб полезли от подобной наглости! Питтегрю и Поттер продолжали бороться с дверью. Я усмехнулся. Ну конечно, никто из них и не удосужился полистать учебники!

Тут раздался протяжный вопль, и ко мне подскочил здоровый филлипинский филин. Возмущенный таким вольным обращением с почтой своего хозяина, он начал наступать на меня. Расправив огромные крылья, сердито сверкая желтыми глазищами и грозно щелкая уродливым клювом, он приближался ко мне. Затем резко в один момент, больно клюнув палец, выхватил у меня письмо и вылетел в открытое окно.

Вот черт! Потирая укушенный палец, я подошел к чемодану Блэка. Надо избавиться от этой гадости, пока не поздно. Вдруг раздался громкий треск: Питер и Джеймс справились, наконец, с дверью.

— Люпин, сволочь двуличная! Отойди от чемодана. Отойди, я тебе говорю! — Джеймс был вне себя от ярости и без конца теребил свою и без того растрепанную шевелюру.

— Не-ет, Поттер, ты зашел слишком далеко!

Питер испуганно смотрел то на одного, то на другого, пытаясь незаметно забиться в какой-нибудь угол и не попадаться никому на глаза.

— Не лезь в это дело, Люпин. — мрачно предупредил Джеймс.

— Что, избалованное дитятко не может привлечь к себе внимание и крушит все на своем пути? — то, что я держал в себе целую неделю, сорвалось-таки с моего языка. — Отзови сову, и убери пауков, — добавил я, глядя на взбешенного собеседника.

— О, Блезуа отлично вышколен. Не сомневайся, он мигом доставит письмо по адресу.

— Твоего филина могут узнать.

— Мой филин пожертвован в фонд школы, если ты не знаешь. Когда он мне не нужен, им может воспользоваться любой для отправки срочных сообщений. Благодаря его врожденным качествам, скорости, а так же воспитанию, филлипинский филин — весьма щедрый подарок, не находишь?

— Показуха. Убери пауков, Поттер, — я непроизвольно сжал кулаки.

Вдруг послышались шаги.

— Поздно, — усмехнулся Поттер и кинулся ко мне. Повалив меня на кровать, он сунул мне в рот отвратительный на вкус и вид боб, и я почувствовал, как проваливаюсь в сон. — Поспи немного, — бросил он мне перед тем, как запрыгнуть на свою кровать.

Преодолевая сонливость, я с трудом приподнял тяжелые веки. Посреди комнаты стояла профессор МакГонагалл с Флитвиком и каким-то незнакомым магом. Джеймс сидел на кровати с учебником в руках и изображал крайнее удивление. Я с трудом разбирал слова: почему-то они говорили ужасно медленно, и голоса их перекрывал какой-то стук. Нос забил странный кисловатый запах, заполнявший всю комнату. Я попытался привлечь к себе внимание, но тело не слушалось меня. Прислушался. Сейчас я с ужасом вспоминаю, как услышал биение их сердец. Вот какой стук мешал мне разобрать их слова! Вспоминаю, как принюхался и понял, что ощущаю запах крови, бегущей по их жилам. С омерзением осознаю, как в тот момент мне захотелось этой крови, я буквально почувствовал, как эта кровь согревает мое горло, течет по моим губам. Я не мог думать ни о чем кроме нее. Видимо, Поттеровский боб усыпил во мне человека, но не смог справиться с волком. Я смотрел на мир его глазами! Обычно я не помню ничего, оправившись после полнолуния, а теперь, осознав свои мысли и желания, я ненавижу себя еще больше. Но тогда в комнате витал еще один запах, ужасно раздражавший меня. Это был солоноватый запах страха, исходивший от Петтигрю. Однако люди, находившиеся там, не заметили никаких перемен в вечно трясущемся Питере. Очнувшись, я смог вспомнить весь их разговор, который во время отключки не мог понять. Я вспомнил все. Вспомнил, как обыскав всю комнату, маг нашел в чемодане Блэка пауков, вспомнил, как Джеймс, сделав удивленные глаза, долго таращился на них, а потом, как бы невзначай вспомнил, что Сириус каждую ночь покидает спальню. Я вспомнил, как профессор МакГонагалл решила не трогать Сириуса, а поймать его ночью на горячем, вспомнил, как МакГонагалл рассердилась и рассказала про ночной взрыв в Зале Наград, про то, что преступник не был пойман. Но это я вспомнил только потом. А в этот момент я лежал неподвижно и жаждал крови, хотел впиться зубами в одно из этих горячих сердец, в одно из этих теплых тел.

Очнулся я только к вечеру. Комната была пуста. Я глянул на часы. "Если поспешу, — подумал я, — успею на ужин. Успею предупредить Блэка. Вскочив с кровати, я бросился прочь из спальни. Лестница, лестница, пролет. "Только не вздумай менять направление, не вздумай менять направление", — твердил я про себя, зная про вредный характер Хогвартских лестниц и их привычку менять направление. Но мне повезло. До большого зала я добрался быстро и без приключений, весь взмыленный и запыхавшийся, но вовремя: Блэк еще ужинал.

Быстрым шагом, стараясь не привлекать к себе внимание, я направился к гриффиндорскому столу, по дороге сильно толкнув маленькую белокурую девочку с забавными хвостиками. Она ойкнула, но времени извиняться у меня не было. Подойдя ближе к столу, я усмехнулся про себя: хоть Блэк уже целую неделю проучился в гриффиндоре, его по-прежнему избегали, поэтому место около и напротив него всегда было свободным. Я уселся напротив него и, не глядя, покидав к себе в тарелку разной всячины для отвода глаз, зашептал:

— Сириус, не ходи сегодня ночью никуда. Ты влип глубоко и надолго, хорошо, если тебе удастся выкрутиться. Поттер, он...

— Ты считаешь, я не способен сам справится с Поттером? — резко перебил меня Блэк.

— Нет, просто он...

— Вот и не лезь тогда. Твоя забота очень трогательна, но я в ней не нуждаюсь, Римус.

— Поттер — гнида подлая, Блэк очнись, послушай, не ходи никуда сегодня ноч...

— С Поттером я разберусь сам, — холодно отчеканил Сириус, вытер рот салфеткой, и не оглядываясь покинул Большой Зал.

"Вот козел! И с чего это вдруг я решил, что он не высокомерный? Такая же пафосная сволочь, так и все в его семейке. Неблагодарный. Ну и черт с тобой". — Сделав подобный вывод, я принялся за еду. Но от вида пудинга тошнило, от запаха жареной курицы выворачивало внутренности, печеная картошка в горло не лезла — есть совершенно не хотелось. В голове вертелась настойчивая мысль рассказать все МакГонагалл. Но разве мне поверят? Уж слишком правдоподобно у Поттера все получилось. И Блэк, дурак, со своими ночными вылазками...сам себе могилу роет! Что вообще ему надобно?

Погруженный в эти мысли, я не сразу почувствовал на себе чей-то взгляд. Обычно такие вещи я улавливаю моментально. Обернувшись, я увидел нерешительно переминающегося с ноги на ногу Петтигрю, который покраснел, как только я заметил его. Ну а этому-то что от меня нужно?! Я выжидающе смотрел на него. Он замялся, как будто не решаясь говорить.

— Римус, — быстро проговорил он, наконец, — сделай что-нибудь!

— Чего-о? — тупо переспросил я. Питер виновато потупил глаза. Потом бросив красноречивый взгляд на Поттера, снова посмотрел на меня убедиться, что я понял его намек. Говорить об этом он, как видно, не решался.

— А что я могу сделать? — обреченно поинтересовался я у него. — Все сходится, а против Поттера — ничегошеньки, кроме моих слов. Против Блэка — факты и улики. Ему ничем не поможешь. Его выгонят и накажут.

— Но ведь так нельзя! Это не правильно! — воскликнул Питер, в волнении заламывая руки и возводя глаза к небу.

Оказывается, он не подлец...Трус, но не подлец.

— Сделай что-нибудь, Люпин, придумай, ну же! — его руки лихорадочно тряслись, губы дрожали, а глаза болезненно блестели.

— Нельзя помочь человеку, который не хочет, чтобы ему помогали, — сухо сказал я, будучи сильно задет словами Сириуса. Впрочем, наверное, если бы я знал выход, эта обида вряд ли смогла бы остановить меня. Но так как у меня не было ни одной дельной мыслишки, и голова моя была абсолютно пуста, эта обида служила мне своеобразным оправданием.

— Господи, Люпин, избавь меня от своей тупой гордости! Блэк — дворянин, причем одного из благороднейший семейств, — он никогда не станет просить помощи, потому что это значило бы признать свою слабость. Он поступает, как того требует его гордость, но ты! Тебе следует поступать, как требует твоя совесть, а не ослепленное гордостью самолюбие.

Я оторопел. Он не только не подл, но, как выясняется, еще и не глуп. Отнюдь не глуп. Откуда же столько трусости и подхалимства в человеке честном и неглупом? В гриффиндорце? Я еще раз всмотрелся в этого в высшей мере странного человека. Мелкие, близко посаженные, почти бесцветные светло-голубые глазки постоянно бегали, не задерживаясь подолгу на одном предмете. Но при более тщательном рассмотрении этот бегающий взгляд был не только осмысленным, но и казалось, каждую секунду оценивал окружающую обстановку. Светло-русые, почти белесые волосы, были истончены и, казалось, висели какими-то неопрятными клоками. Это не были длинные, явно отращиваемые волосы Блэка или небрежные лохматые патлы Поттера, но были именно неопрятные пряди разной длинны и оттенка, местами совсем выцветшие, местами даже, казалось, поседевшие, и, вероятно, являлись следствием недавней болезни. Все это, вместе с привычкой постоянно набивать живот и притаскивать за пазухой еду в спальню, определенно говорило не о счастливой жизни в сытости и довольстве. Еще один несчастный вдоволь побитый судьбой.

Отчаявшись добиться от меня хоть чего-нибудь толкового и будучи не в силах совершить что-нибудь толковое сам, Питер бросил на меня последний укоризненный взгляд и пошел прочь, бормоча что-то себе под нос и качая головой.

Есть я не мог. Я злился сам на себя, на собственное бессилие, на трусость Питера, на подлость Поттера, на тупое упрямство Блэка, на чертового филина, в конце концов, так бдительно следящего за письмами хозяина.

МакГонагалл закончила ужин и покидала Большой Зал. Было видно, что и она взволнована.

— Профессор,— донесся до меня тоненький голосок, когда она проходила мимо, — а хулигана, взорвавшего Зал Наград накажут?

Я повернулся и увидел ту самую белокурую девочку, которую так грубо толкнул, спеша предупредить Блэка. Заметив мой взгляд, она улыбнулась мне. Я смутился. Надо будет извиниться.

— Безусловно, мисс МакКиннон. И прежде, чем вылететь из школы, он наведет полнейший порядок в Зале Наград. Не говоря уже о том, что ему придется переписать все сгоревшие таблички.

— А правда, что у первокурсника нашли кого-то запрещенного? — осмелев, шепотом спросила девочка, доверчиво глядя на своего любимого учителя.

МакГонагалл поджала губы.

— Да, к сожаленью, это правда. — Сдержанно ответила она тихим голосом, так что слышать ее могли только гриффиндорцы.

Из груди девочки вырвался сдавленный крик.

— Тише, Марлин, не поднимайте шума. Он будет серьезно наказан. Есть основания полагать, что он и хулиган, устроивший взрыв — одно и то же лицо. Поверьте, у нас достаточно мер воздействия на подобных учеников. Его дело будет передано отделу магических правонарушений несовершеннолетними. Нанесение вреда Залу, имеющему историческую ценность, это, конечно, ужасно, но не идет ни в какое сравнение с опасностью, которой он подвергал всю школу, притащив сюда этих тварей. Их запрещено держать даже в домах волшебников, а ученик, мой ученик привез их в школу! Какой позор! Боюсь, что просто исключением ему не отделаться.

При этих словах я вздрогнул. Что имела в виду МакГонагалл? Уже то, что Сириуса выгонят, переходит все границы, так еще и дрязги с министерством! Интересно, теперь Поттер доволен? Из любопытства я перевел взгляд на Джеймса. Тот смертельно побледнел и тяжело сглотнул.

Ужин уже заканчивался, большой зал стал постепенно пустеть, и я подвинулся так, чтобы оказаться напротив Джеймса.

— Что, Поттер, совесть мучает?

— Иди ты к черту, Люпин. — Оскалился он.

— Теперь ты, должно быть, доволен?

— Иди к черту.

— Сириуса исключа-ат...

— Иди к черту.

— Сириуса нака-ажут...

— Иди к черту.

— Министерство его вздрючит, ни в одну школу его уже не возьму-ут...

Джеймс побледнел еще больше.

— Иди к черту, — уже совсем вяло отмахнулся он.

— Ну, разве разве что родственнички деньжат отвалят. А насчет родственничков...Они наверное будут очень горды своим наследником. По голо-овке погладят... — Я испытывал почти что удовольствие, видя, как все сильнее бледнеет его виноватое лицо, как сникают плечи.

— Иди к черту, — почти беззвучно прошептал он.

— Ты испортил парню жизнь, — заключил я, — можешь быть собой доволен. Теперь твоя персона всегда будет в центре внимания.

— Иди. Ты. К черту. — Медленно, с расстановками произнес Джеймс, вскакивая из-за стола. Целую минуту мы буравили друг друга взглядом. Наконец, отведя глаза, он в бешенстве удалился.

Я в задумчивости тупо ковырялся вилкой в тарелке еще около получаса, пытаясь вернуть утерянный аппетит. Наконец, я заметил, что остался почти один: все разошлись по своим факультетским гостиным. С отвращением отодвинув от себя тарелку, я побрел в гриффиндорскую башню. Я выбрал самый длинный путь, чтобы прийти в себя. Портреты на стенах возмущались беспечности молодежи, всячески поносили хулигана, взорвавшего большой зал, а тощая ведьма с длинным носом переходила с портрета на портрет и шептала что-то на ухо, после чего переходила на следующий портрет. После её посещения все охали, ахали и качали головами. Почему-то я ничуть не сомневался, что эта старая сплетница, приятельница Полой Дамы, охраняющей вход в гостиную Гриффиндора, разносила слухи о найденных пауках.

В гостиной царила не обычная веселая оживленность, а какая-то мрачная суета: ученики собираясь кучками шептались по разным уголкам. Казалось, что объявили траур: никто не смел повышать голоса. Не задерживаясь в гостиной ни на секунду и ни с кем не разговаривая, я поднялся в спальню. Если в гостиной царил почти что траур, то в нашей спальне, вероятно, лежал труп. Тишина была гробовая. Лишь скрип кроватей, да нервная барабанная дробь, которую в задумчивости отбивал Джеймс. Сириуса не было. Никто не осмеливался сказать ни слова. Даже взглядом старались не встречаться. Я взял книгу, но строчки бежали перед глазами. Воздух в спальне будто загустел, стал не просто осязаемым, но каким-то липким и неприятным. В таком напряжении прошел еще час. Сириус не возвращался. Барабанная дробь превратилась в похоронный марш.

— Прекрати! — не выдержал я.

Кинув на меня злобный взгляд, Джеймс, тем не менее, прекратил барабанить. Не зная куда себя деть, он принялся мерить шагами комнату. Это раздражало не меньше. Питер беспокойно ерзал на кровати. Время от времени все поглядывали на часы, но Сириуса все не было. Я сам жутко нервничал, и чужое волнение только сильнее раздражало меня. Спустя час Джеймс снова уселся на кровать. Питера лихорадило. У меня кулаки чесались вмазать кому-нибудь.

Даже в гостиной уже утихли шорохи и шепотки: все разошлись по спальням. Наконец, я, не выдержав напряжения громко захлопнул книгу. Все вздрогнули и укоризненно покачали головами. Я задернул полог, уткнулся носом в подушку и попытался заснуть. Но мозг мой явно отказывался верить в утверждение "утро вечера мудренее". Послышался глухой размеренный стук. Отбросив надежды на сон, я снова откинул полог. Поттер был похож на призрака. Бледное лицо отчетливо выделялось из темноты. В какой-то полудрёме он стучался головой в стену. Ни на секунду не прекращались тяжелые вздохи Питера. Я зажег свечу и достал из-под подушки дневник. По мере того, как я писал, я чувствовал, как появляется какое-то тупое безразличие. Какое мне собственно дело до Блэка, до Поттера? Я сделал все что мог. Но дойдя до разговора с Джеймсом, я остановился. Дальше писать не хотелось. Я снова открыл книгу, зная, что все равно не смогу прочитать ни строчки.

Вдруг распахнулась дверь, и в комнату влетел взлохмаченный Сириус. Мы все как по команде вскочили. Быстро окинув комнату взглядом, он принял бесстрастный вид. Перемещаясь туда-сюда по комнате, он спокойно собирал свои вещи. В том, как аккуратно он складывал свою одежду, учебники, перья, даже самый внимательный глаз не уловил бы волнения.

— Ты чего уставился? — заметил он мой взгляд, -Ты читай, читай. Хотя не думаю, что четыре часа утра лучшее время для практики в чтении вверх ногами.

Я быстро перевернул книгу, но продолжал следить за Блэком.

— С-сириус, ты что делаешь? — слегка заикаясь, спросил Питер.

В этот момент снова хлопнула дверь: это Джеймс пулей выскочил из спальни.

Питер проводил его задумчивым взглядом. Сириус сделал вид, что ничего не заметил и вернулся к вопросу Питера.

— Что я делаю? Собираю вещи. Один мой хороший знакомый достал мне путевку, и я отправляюсь в небольшое путешествие, — издевательски произнес он.

— Я так понимаю, разговаривать об этом ты не намерен? — уточнил я.

— Правильно понимаешь.

— Н-но почему ты не объяснился? — Питер снова решился задать вопрос.

— Оправдываться? — презрительно фыркнул Блэк. — Ну, уж нет.

Снова повисло неловкое молчание. Сириус продолжал складывать свои вещи, Питер пытался уснуть, а я — читать книгу, время от времени краем глаза наблюдая за Блэком.

Теперь, когда к нему не были прикованы взгляды, он дал волю чувствам. Глаза блестели от ярости, руки тряслись, а губы беззвучно рассыпали проклятия. Пытаясь трясущимися пальцами застегнуть на руке часы, он выронил их.

— Вингардиум левиоса! — успел произнести я прежде, чем они коснулись пола.

— Спасибо, — вполне искренне сказал Блэк.

— Было бы за что.

— Нет, серьезно. За все спасибо.

Я внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, о чем он думает. Но Сириус сразу отвернулся и вернулся к сбору вещей.

В дверь постучали. В комнату вошла профессор МакГонагалл, за которой едва тащился Джеймс.

— Мистер Блэк, не утруждайте себя сбором вещей, они вам завтра понадобятся.

— Но зачем? — удивился Сириус.

— И завтра, и после завтра, и в течение всего учебного года.

Сириус хотел было задать еще один вопрос, но профессор, казалось, совсем забыла про него и обернулась к Джеймсу.

— Мистер Поттер, я жду вас завтра в восемь часов утра в своем кабинете. Директор будет нас ждать. На уроки можете не собираться. — С этими словами она покинула комнату.

Джеймс понуро опустился на свою кровать. Сириус удивленно моргал глазами. Питер сидел с открытым ртом. А я... я просто кусал губы. Неужели Поттер признался? Его ждут огромные неприятности. Но зато...зато совесть его теперь чиста.

Неожиданно для всех Джеймс поднялся.

Со смущенной улыбкой он подошел к Сириусу и протянул ему руку.

— Прости. — коротко произнес он.

Сириус замялся, потом подавил в себе желание, отбросить протянутую ему руку, пожал ее.

Питер, обрадовавшись мирному окончанию драмы, весело плюхнулся на кровать и сразу же захрапел. Сириус, пожав плечами, тоже лег.

Теперь остались мы с Джеймсом. Я вношу записи в свой дневник, а Джеймсу не уснуть теперь до утра. Завтра он будет спать уже дома. Правда остались загадки, вроде взрыва в Зале Наград, или таинственной болезни, подкашивавшей учеников, которой так успешно воспользовался Джеймс, чтобы свалить ее на пауков, но все это разрешится потом. Потом, не сегодня. Все тайны рано или поздно раскроются, но часы показывают уже пять, и это явно не то время, когда стоит ломать голову над такими загадками.

Я снова всматриваюсь в Джеймса, и не могу понять, как он смог найти в себе столько злости, решаясь на подобную подлость, и как смог найти в себе столько смелости, чтобы признаться в этом?

Не ошибается только тот, кто ничего не делает, только тот, кто не живет. Мы все совершаем ошибки, и жизнь без них не возможна, но может главная мудрость и состоит в том, чтобы вовремя признать их? В том, чтобы не дать маленьким ошибкам вырасти в большие катастрофы?

Кажется, я говорил уже, что Дамблдор — великий человек. Нет, он действительно великий! На следующее утро после разговора с Джеймсом, он, вызвав нас троих и опросив

каждого отдельно, заявил, что, найдя в себе смелость признать свои ошибки, Джеймс совершил поступок поистине достойный гриффиндорца. Было видно, что Сириусу есть что возразить на этот счет, но спорить он не стал.

Так наша комната сохранила всех своих обитателей. Впрочем, не только это, но и вообще все осталось как было: в отношениях между нами тоже не изменилось ровным счетом ничего. Поттер и Блэк сохранили за собой право ненавидеть друг друга и все так же устраивали перепалки, правда, теперь довольно вялые и быстро затухающие; моя неприязнь к Джеймсу, возникшая после подлой подставы, испарилась словно по волшебству после его признания; Сириус по-прежнему держался с достоинством, но за попытку своего спасения меня все же поблагодарил, чисто по-блэковски, разумеется. Говоря "по-блэковски", я говорю "по-королевски", пусть Сириус, судя по всему, и не разделяет убеждений своей семьи, воспитали его именно они, и ведет он себя соответствующе. Питера все так же никто не замечал, а ему, похоже, только того и нужно.

Хотя нет, кое-что все-таки изменилось. Не уверен, что это не плод моей фантазии, но раньше чутье меня не подводило. И сейчас оно говорит, что я не ошибаюсь, и нашу комнату действительно пересекла невидимая грань. Поттер с Блэком, хоть и ведут себя совершенно по-разному, оба избалованные дети богатых и родовитых родителей, а вот нас с Педдигрю вряд ли можно назвать баловнями судьбы, и это сблизило нас, хоть и незаметно для чужих глаз. В любой ситуации он молчаливо ищет моей поддержки, а я стоя перед выбором, подсознательно ожидаю от него толчка. Это настолько тонкая нить, что мы сами едва осознаем это. В добавок ко всему мы все по-прежнему почти не разговариваем. Называть это дружбой или нет — вопрос лично каждого, но до дележа секретами нам еще далеко, чему я собственно рад. Не люблю заводить друзей. Рассказать кому-нибудь — они, разумеется, удивятся, но чему тут удивляться? Что удивительного в нежелании заводить друзей, когда рано или поздно все равно настанет момент, когда надо будет сказать прости-прощай, ну или наступит смерть одного от руки (точнее лапы или пасти) другого, а кто жертва, кто убийца догадаться нетрудно. Я — убийца. Я никогда не помню своих превращений, обычно меня запирают, но нередко я вырываюсь. Скольких я мог убить? Я не знаю. Как будут происходить мои превращения в Хогвартсе? Этого я тоже не знаю. Дамблдор сказал, что этот вопрос будет решен. Но когда решен и как решен? И этого я тоже не знаю. Я вообще ни черта не знаю, кроме того, что если они не придумают что-нибудь действительно стоящее, я загрызу добрую половину Хогвартса. Однако к черту будущее, пока я не сошел сума. Вернемся к моим соседям.

Нас четверых редко видят вместе, и, пожалуй, мы до сих пор остаемся самой "холодной" спальней в Хогвартсе или, выражаясь языком Дамблдора, самым не сплоченным и равнодушным друг к другу коллективом.

Пока я сидел и писал эти строки произошло нечто необычное, похоже, перевернувшее все, к чему мы (по крайней мере я) привыкли. А случилось вот что. В комнату ворвался буквально кипевший от злости Блэк. Его прическе сейчас мог бы позавидовать сам Поттер, манеры ничем не отличались от манер любого подворотного мальчишки, а жаргон в десятки раз превышал словарный запас даже самого заправского сапожника. Он подлетел ко мне и стал так трясти меня за плечи, что голова моя закачалась, как у китайского болванчика.

— Книгу, Люпин, дай мне книгу! Черт...надо...урода...книгу! — бессвязно затараторил он.

Я обычно не слишком разговорчив, а в этот момент и вовсе потерял дар речи, Питер ошарашенно застыл, забыв об ухваченных после ужина остатках пирога, которые он с таким наслаждением поедал минуту назад, и Джеймсу пришлось взять ситуацию в свои руки.

— Ты Блэк присядь, успокойся, — "заботливо" начал он.

Окончательно в шок меня поверг тот факт, что Сириус подчинился. Джеймс, если и удивился, виду не подал.

— Что какой-то Хогвартский червь посмел заявить, что ты не центр вселенной, Блэк?

Но Сириус, похоже уже пришедший в себя, лишь отмахнулся и снова подскочил ко мне.

— У тебя была книга, помнишь, ты читал ее в тот вечер? — как-то так сложилось, что, если кому-то из нас приходилось упоминать тот день, когда случилась вся заваруха с пауками, мы выражались не иначе, как "тот день" или "тот вечер". — Ты не мог бы мне её одолжить.

Как я ни старался, а улыбки сдержать не смог: похоже Блэку действительно сильно насолили. Но насколько, если он просит у меня книгу? Мою книгу...откуда он..!

— Он читал какой-то дурацкий учебник! — в нетерпении воскликнул ничего не понимающий Джеймс. — Его наверняка можно взять в библиотеке, Блэк, к чему столько шума?

— Книгу Докхарта Морди можно взять в библиотеке? — Сириус засмеялся каким-то хриплым лающим смехом.

Я нахмурился. Но как? Откуда он узнал про нее? Увидев мое недоумение он пояснил:

— Твоя накладная обложка сползла, когда ты...гм...увлеченно «Читал».

Мне остается лишь поражаться, как Блэк, собираясь покинуть школу навсегда, мог обращать внимание на такие мелочи. Глаза Джеймса округлились.

— Докхарт Морди? Его запретили к публикации еще пару столетий назад!

— А кто он такой? — неожиданно напомнил о себе Питер.

Джеймс снисходительно улыбнулся, а Сириус лишь презрительно фыркнул, поэтому объяснять пришлось мне.

-Официально он летописец. Летописец, который прожил очень долгую жизнь. Неизвестно, как он умер, но случилось это за день до его двухсотпятидесятилетия. Он обладал такими знаниями, которые многим и не снились даже в его времена, а уж про наши и говорить нечего. В своей книге он собрал знания всех поколений, начиная с первых в...

— Постой. — Питер выглядел сконфужено. — Ты сказал даже в его времена, но разве наука не развивается, и его знание не должны были устареть?

Не успел я ответить, как Сириус рассмеялся.

— Это у вас, маглов, все развивается, а у нас сплошной регресс. Чем больше вы прогрессируете, тем больше ослабевает наша магия и теряются знания.

— Сириус!

— Заткнись, Блэк.

Слова вырвались у нас с Джеймсом одновременно.

— Ты несешь чушь, — заявил я.

— Ну, в чем-то он прав, маглы развиваются, а у нас волшебники с каждым веком все слабее и слабее, но стоит ли винить в этом маглов.. — Джеймс задумался.

Питер выглядел совсем несчастно.

— В этом волшебники могут винить только самих себя. — твердо повторил свою мысль я.

— Да я же не имею ничего против маглорожденных! — воскликнул Сириус, всплескивая руками. — Просто я не люблю маглов и все их дурацкие штуки. Питер, эта...Эванс, ну, соседка наша, и многие другие — они не меньшие волшебники, чем мы, но этого нельзя сказать об их родителях! ну зачем тащить в наш мир всякую отупляющую хрень? Все эти...теле...и ко...кон...тьфу! Ну вот скажи, принесли ли они нам хоть какой-то толк?

На это мне возразить было нечего.

— Позволь спросить, как к тебе в руки попала редчайшая книга? — Джеймс резко сменил тему.

И снова за меня ответил Сириус.

— Ну, я думаю, тут все понятно. Какой-нибудь его пра-пра-пра-пра-и-еще-много-раз-пра-дед был одним из тех людей, которым было поручено найти и уничтожить все экземпляры, но оказался достаточно умен, чтобы один оставить себе.

Я кивнул.

— Одолжи мне её.

— У меня только один том.

— Плевать! Я прошу, дай её мне!

Я все еще колебался.

-Что ты хочешь сделать?

-Неважно, просто дай её мне! — Сириус начинал злиться.

Признаюсь, я таким положением вещей был раздражен не меньше.

— Я её тебе, конечно, дам, — сквозь зубы процедил я, доставая книгу из-под подушки, — но она тебе не поможет.

Сириус покрутил пальцем у виска.

— Не знаю, как это работает, — невозмутимо продолжал я, — но мой, как ты выразился, пра-пра-пра-пра-и-еще-много-раз-пра-дед оказался достаточно умен, чтобы заколдовать её. Ты не найдешь в ней ничего, кроме белых листов, пока я не прочту это вслух.

-Вот черт! Моя любезная матушка проделала то же самое с некоторыми своими книжонками. Что ж, читай.

Теперь настала моя очередь крутить пальцем около виска.

— Блэк, я тебя, конечно, очень люблю, почитаю, уважаю, или как там надо относиться к царским особам, к коим принадлежит ваше высочество, но уже двенадцатый час, а Слизнорт у нас завтра в расписании первый, и если ты не забыл, у нас тест.

— Именно поэтому мне и надо успеть. — Невозмутимо ответил Сириус. — Если ты не забыл, зельеварение у нас сдвоено со слизняками.

— Ого, Блэк хочет замочить слизеринца! Это же святое дело, Люпин, не смотри волком, читай!

Я вздрогнул. Ну, сколько же моих нервных клеток убил Поттер своим «красноречием». Я медленно перевел взгляд на Питера. Тот уже подобрался ближе к нам и с любопытством пытался разглядеть книгу. Я вздохнул.

— Что именно ты хочешь найти? — спросил я.

Сириус озадаченно почесал затылок и пожал плечами.

— Я хочу, чтобы это было что-то необычное и запоминающееся.

Облегчил задачу, как же. Я молча начал листать страницы, а остальные нетерпеливо ерзали, страшно раздражая меня и отвлекая.

Блэк, — не выдержал я, наконец, — ты мне сильно поможешь, если расскажешь, что такого натворил этот засранец, и за что ты его хочешь проучить.

Сириус колебался. Рассказывать о том, как облажался, он определенно не хотел.

— Просто, это подлое животное!

И тут меня осенило. Я вспомнил, какую главу пытался читать в тот вечер. Перевернув за раз добрую сотню страниц, я решил предупредить своих слушателей.

— Морди подает все свои знания в виде легенд. Он ко всему прочему еще и великим сказочником был.

Убедившись, что меня готовы слушать, я начал читать.

— Давным-давно, в те времена, о которых сейчас уже никто не вспоминает, когда не было ещё понятия «магл», а маги не охраняли свои знания, словно ревнивые девицы, в те времена, когда маги жили в мире с людьми, не скрываясь и не таясь, жили два брата-волшебника. Не друзья, не враги, они почти не встречались, живя в разных точках тогдашнего мира. Перемещение в пространстве в те времена даже для магов было большой проблемой. Маглы путешествовали чаще всего пешком, кто побогаче — на лошадях, ну а волшебники предпочитали оленей. Но хватит ли оленя, чтобы обойти весь земной шар? По совести, они и не пытались. Волшебники редко путешествовали и вели оседлый образ жизни, где-нибудь в лесной хижине. Вот и Бальтазар с Оином любили свои дома и даже не думали навещать друг друга.

В ту пору маглы часто обращались к волшебникам за помощью. Советом ли, делом ли, Оин помогал каждому, кто нуждался в нем. Бальтазар был корыстен. Он обманывал людей, обещая помощь, приносил разрушения.

Один старик, чью деревню постигло наводнение после жалобы Бальтазару на засуху, решил отправиться на поиски другого волшебника. Терять ему было нечего: его единственный внук утонул, скудные посевы уничтожены, дом разрушен. Он не собирался просить вернуть все как было, но хотел наказать злого Бальтазара и спасти жизни многих других людей. Дни складывались в недели, недели в месяцы, а месяцы в года; старик все шел и шел наудачу, не теряя надежды найти волшебника. Он встретил одного по дороге, но это был лишь бродячий маг, посоветовавший найти брата Бальтазара, ведь тот точно должен знать что делать. Старик все шел и шел, пока не упал от усталости: он не спал уже три дня и не ел целую неделю, ибо забрел в самую гущу дремучего леса и не встречал ни единого человека. И тогда удача улыбнулась старику: Оин как раз делал обход своего леса. Очнувшись, старик увидел перед собой доброе морщинистое лицо. Оин протянул ему пузырек, который старик, не колеблясь, опустошил, и начал свой рассказ. Оин сильно огорчился, услышав о злодеяниях брата, и сказал, что хоть не может сам наказать брата, но может научить старика, что надо делать. И рассказал ему, что нужно взять кусочек змеиной шкуры, положить туда щепотку земли, комок глины, смоченный кровью обманутого, коготь совы, нераскрывшийся бутон маргаритки, четыре клыка любого хищника, да перо болтрушайки. Сложить вместе четыре угла и перевязать человеческим волосом. Тогда останется лишь подкинуть полученный мешочек подлецу. Затем Оин шепнул старику на ухо четыре слова, и тот отправился домой. Он сделал все, что велел ему Оин, ведь тогда даже самому последнему маглу не составляло труда найти болтрушайку или любое другое животное, о котором сейчас и не каждый волшебник знает. Старик пришел к дому Бальтазара, спрятал мешочек в дупле огромного дуба, и кликнул хозяина. Бальтазар недовольно поинтересовался, что на этот раз нужно глупому человеку в его владениях. Но старик храбро посмотрел ему прямо в глаза, как и учил Оин и громко крикнул: «ответь за свою подлость!» Бальтазар разозлился и хотел приковать старика к дереву, но только он подумал об этом, как сам оказался прикованным, хотел наслать на него кашель, но закашлялся сам, хотел обрушить ветви дерева, как они упали на него. Стоило только ему подумать о новой подлости, как она обращалась против него.

Так был наказан злой и подлый волшебник, до конца своей жизни страдавший от собственной подлости, но так и не подобревший.

Закончив читать, я осмотрел слушателей. Каждый из них был погружен в собственные мысли. Молчание нарушил Джеймс:

— Что-то можно найти у Слизнорта, что-то у профессора Стебль, а с чем-то могут возникнуть проблемы, но нет ничего невозможного!

— У нас есть одна ночь, — заметил Сириус.

Питер покраснел.

— Н-н-но...

— В штаны наложил, Педдигрю? — Сириус ухмыльнулся.

— Он прав, Блэк. — Вступился я. -Кто сказал «мы»? Я свою часть выполнил. Дальше разбирайся сам.

— Брось, Люпин, — набросился на меня Джеймс в предвкушении веселой авантюры, — мы наваляем слизеринцу, неужели это того не стоит?

— Ты слишком узколоб, Поттер. Слизеринец или нет, а мне он ничего не делал.

— Вот, значит, как? — Сириус угрожающе понизил голос, а затем, нагнувшись к самому моему уху, едва слышно прошептал: А не ты ли скандалил на днях со Снейпом? Мне показалось, что, не появись МакГонагалл, ты бы разорвал его на части.

Я сглотнул.

— Он?

Сириус кивнул.

— Я с вами, — громко заявил я.

Джеймс аж присвистнул от такой резкой перемены. Питера трясло, как в лихорадке. Джеймс и Сириус сверлили его взглядом, ожидая ответа. Питер внимательно посмотрел на Блэка.

— Это Снейп, да? — тихо спросил он, покраснев от собственной смелости, с какой он задал этот вопрос не кому-нибудь, а Блэку.

— Ты слышал, — как-то зло не то спросил, не то заявил Сириус.

Но Питер помотал головой:

— Видел, как он...

— Заткнись, — почти с ненавистью оборвал его Блэк.

— Это он? — упрямо повторил Питер, краснея все больше.

— Он, — ответ Сириус почти выплюнул, словно ругательство.

Питер сжал кулаки и зажмурился.

— Я с вами.

Если бы я умел, я бы присвистнул, как Джеймс минуту назад: похоже Снейп успел насолить нам всем. Мне — слишком длинным носом, Джеймсу, судя по отсутствующей реакции, — только зеленой нашивкой на мантии, Сириусу — какой-то подставой, но Питер...? Что могло заставить его пуститься в такую авантюру? Но пояснять свои мотивы он определенно не собирался, да и никого, кроме меня, они, похоже, и не интересовали.

— Я могу без проблем пробраться к Слизнорту, — энергично начал Джеймс, — но мне нужен дозорный. Кому-то придется навестить мадам Стебель, тут могут возникнуть трудности...а как пробраться к слизеринцам?

— Я знаю, как попасть в прачечную, можно стащить слизеринскую мантию. — Предложил Сириус. Выяснять откуда у Блэка такие познания времени не было, и мы охотно согласились.

— А как быть с профессором Стебль?

— Я пойду, — неожиданно для себя вызвался я, — у меня есть оправдание если меня поймают, — добавил я, тайком поглядывая на нарастающую луну.

— Так, значит мы с Педдигрю в гости к Слизнорту, Блэк — в прачечную, Люпин — к мадам Стебль.

— Ты уверен, что сможешь? — обеспокоенно уточнил Сириус у Джеймса. Но тот лишь загадочно улыбнулся, вытащил из-под подушки какой-то серебряный сверток и утащил Питера за собой, прежде чем я успел всучить им наскоро набросанный список. Теперь остается надеяться лишь на их память. Слабая надежда, если честно. Спустя пять минут спальню покинул Сириус. Выждав еще столько же, я тихо выскользнул на лестничный пролет. До первого этажа добрался на удивление спокойно, не обращая внимания на сердитое ворчание разбуженных портретов, но в вестибюле меня угораздило наступить на Миссис Норис. Кошка завхоза! Просто блеск. Через секунду тут будет он сам. Я быстро нырнул за первую попавшуюся дверь. Это оказалась каморка для швабр. Моля Бога, или кто там есть, чтобы Филч не решил поискать нерадивого ученика здесь, я запер дверь изнутри. Спустя минуту послышались шаркающие шаги. Нет, мне этого никогда не понять: Филч вроде бы не так стар, а шаркает, наверняка не уступая пра-пра-бабушке Дамблдора!

— Что, девочка моя, — обратился он к кошке, — какой-то ученик снова не в постели?

Я снова поморщился. Для моего обострившегося перед скорым полнолунием слуха это было словно нож по барабанным перепонкам: голос Филча скрипел, как старая дверь на ржавых петлях.

Шаги стихли вдали: должно быть Филч прошел мимо. Я выглянул из каморки и, убедившись, что все тихо, бегом добрался до главного входа. Двери были приоткрыты. Сейчас я думаю, почему это не насторожило меня, но тогда я был слишком возбужден, чтобы задумываться об этом. Все словно благоволило мне. Луна спряталась за тучи, и я мог не опасаться, что меня увидят из замка, хотя из осторожности я все же старался держаться поближе к деревьям. Пробраться в теплицы оказалось несложно: те, которые мне были нужны, считались слишком безопасными и не запирались. Набив карманы, я заторопился к замку. Опьяненный своей удачей, я почти не скрывался и не сразу заметил МакГонагалл, идущую мне навстречу. Прятаться было уже поздно. Не долго думая, я закрыл глаза и, не сбавляя шага, продолжил свой путь.

— Мистер Люпин, как вы это объясните?

Я невозмутимо прошел дальше, даже не затормозив.

— Ремус, ты в порядке? — испуганно спросила она, догнав меня и схватив за плечо: не одного меня беспокоила растущая луна. Увидев мои закрытые глаза, она неистово затрясла меня, пока я не решил, наконец, что хватит. Я резко распахнул глаза и, стараясь выглядеть максимально удивленно, уставился на МакГонагалл, нарочито часто моргая. Похоже, моя уловка сработала. Еще раз испуганно взглянув на меня и, вероятно, оставшись довольна, не обнаружив ни клыков, ни когтей, ни шерсти , она твердо проговорила:

— Мистер Люпин, немедленно возвращайтесь в спальню, утром вас осмотрит Мадам Помфри.

Радуясь, что так легко отделался, я не заставил просить себя дважды. Стоило мне только приоткрыть дверь в спальню, как на меня набросился Сириус.

-Слава Богу! Почему так долго? Я думал вас поймали? Джеймс и Питер тоже еще не вернулись!

Едва он произнес это, дверь снова открылась, и к нам влетели растрепанные и запыхавшиеся ребята. Усевшись на поттеровской кровати, мы обменялись новостями. Блэк жаловался на темноту и снующих туда-сюда эльфов, но в целом у него все обошлось благополучно.

— А вы почему так долго? — обратился он к Джеймсу.

— Да так...просто Слизнорт у нас, похоже, человек творческий.

— Чего? — тупо переспросил я.

— Беспорядок у него, как после нашествия стада взрывопотамов, — охотно пояснил Питер.

— Беспорядок? — едва не задохнулся Джеймс от неправильно подобранного эпитета. — Да там настоящий ХАОС! Нет, я серьезно. У меня и то чище.

Скептически осмотрев кровать Джеймса и его разбросанные вещи, Сириус многозначительно приподнял бровь:

— Ну это все объясняет.

Услышав мою историю, ребята хохотали, словно в них риктусепмпрой швырнули. Успокоившись, мы разложили свою добычу. Удивительно, но память Поттера оказалась куда лучше, чем я ожидал, и они ничего не забыли, даже сумели отыскать перо болтрушайки, которых у Слизнорта оставалось всего три, причем в разных местах, — не стоит даже беспокоиться, что он обнаружит пропажу. Я достал глину, землю и маргаритку. Кусочек шкуры бумсланга, добытый ребятами, был очень мал, и нам пришлось очень постараться, чтобы уместить все. Сириус стоически уколол палец заточенным пером и хорошо сжал в пальцах комок глины, чтобы тот пропитался. Жертвовать волосами тоже пришлось ему, так как ни волос Джеймса, ни тем более наших с Питером не хватит на то, чтобы завязать даже такой маленький мешочек. Я едва сдержал смех: с волосами Сириус расставался куда не охотнее, чем с кровью. Словно озвучивая мои мысли Сириус рассмеялся:

— Интересно, чтобы сказала матушка, узнай она, что я такой чистейшей драгоценнейшей кровью землю удобряю?

— Она бы снесла тебе голову и высосала из «недостойного» все до последней капли, — живо отозвался Джеймс, туго завязывая мешочек бесцеремонно выдернутыми из Сириуса волосами. Видя, как Питер побледнел, он добавил:

— Хотел бы я, Пит, сказать тебе, что это шутка, но что-то я и сам в этом не уверен.

— Сириус, как там с мантией? — переменил тему я.

Увидев «товар», Джеймс разочарованно взвыл.

— Да она же разве что на крошку Пита налезет!

— А ты думаешь там огромный выбор? — огрызнулся Блэк. — Мантии слизеринские, всех размеров, налетайте гриффиндорцы! Сегодня со скидкой! Так по-твоему? Да еще эти ушастые...

— Ладно, ладно, не кипятись, значит, Питер и пойдет.

Надо воздать должное Питеру: он не объявил напрямик, что не хочет идти, но изъявил горячее желание «быть проклятым, если он туда пойдет.»

Однако Поттер и Блэк были донельзя щедры на уговоры, угрозы и посулы, так что в конечном счете Питера все-таки вынудили пойти. Надев слизеринскую мантию, выслушав многочисленные советы и напутствия, получив от Джеймса таинственный серебристый сверток «на всякий случай», Питер, кляня весь свет, отправился в подземелья. Было решено, что дорогу он спросит у портретов, Сириус подсказал ему, какие из них наиболее услужливые и сочувственные. Но только теперь, сидя в мучительном ожидании, мы стали понимать глупость нашей затеи. А что он скажет, если попадется учителям? На этот счет успокоил Сириус, заявив, что Питер-дурачек, мантии мог перепутать, а ночью он пошел искать туалет, который в спальне якобы не работает. Но как он попадет в гостиную Слизерина, если сумеет добраться успешно? Тут уж я не сомневаюсь, что он что-нибудь придумает, ведь не так глуп, как кажется, но так как мои доводы куда менее убедительны, чем у Блэка, спокойствия это не прибавило.

Тишина просто подавляет. Слышно, как тикают наручные часы Сириуса, и это раздражает. Но если моим соседям плохо, то мне плохо вдвойне. Я слышу каждый, даже самый слабый шорох. Я слышу, как бормочет во сне Полная дама, я слышу, как, копошится сверчок в углу, я слышу, как сквозь зубы считает Поттер секунды, я слышу сквозь распахнутое окно, как где-то на опушке леса скулит пес лесничего, но больше всего меня напрягает стук сердец, наполняющий комнату. Поттер беспокойно отсчитывает секунды, Блэк сохраняет внешнюю невозмутимость, а я сижу и пишу. Я могу без труда различать между собой стук каждого сердца. У всех учащенный и испуганный, но у каждого свой. Я сижу и пишу, мне страшно, но Питер тут не при чем, я, признаться, уже почти забыл про него. Меня пугает другое: в окно беспощадно светит растущая луна, напоминая, что это лишь иллюзия и нет и не может быть у меня никаких друзей. И что бы нас не объединяло, я — монстр. Кровавый и беспощадный монстр. Я зависимый. Я, как наркоман. Но наркоману могут помочь. У наркомана можно отобрать наркотики, но у оборотня никому и никогда не отнять луны. Нет клиник для помощи таким, как я, для нас есть только изгнание, боль и смерть. Нет, об этом бессмысленно кому-то говорить: скажут, я еще слишком ребенок, чтобы разбрасываться такими словами. Но я знаю. Я это вижу и чувствую. В книгах, как описывается счастливый человек? У него должна быть либо семья, либо друзья, либо любовь, в крайнем случае — деньги, а в идеале все вместе. У оборотня не может быть денег, не может быть семьи — ей безопасней без него, не может быть друзей и любви. Я ведь не просто так говорю. Я ведь знаю. А лишним доказательством мне послужил другой оборотень. Взрослый. Да, я встречался однажды с таким, как я, не считая, конечно, того, который меня обратил, будь он проклят. Мы встретились перед рождеством. Родители уехали за покупками. Он набрел на наш дом. Притащился, еле стоя на ногах. Он попросил лишь одного — еды. Я не мог бросить его на улице. Я провел его в дом. Это конечно глупо впускать чужого человека, но он был не чужой. Я чувствовал его. Он такой же, как и я. Я спрятал его в своей комнате и притащил еду. Родители не имели привычки заходить ко мне, и он прожил у нас три дня. За это время он успел отдохнуть, поправится, и рассказать свою историю. Он был совсем молодой лет двадцать, а может чуть больше. У него была девушка и были друзья. Готовилась свадьба, и вот накануне он исчез для очередного превращения. Но она тайком проследила за ним. Он никогда уже не узнает, что она почувствовала, когда увидела превращение, но, услышав её крик, он разорвал её в клочья. Он превращался глубоко в лесу, а теперь по ее свежему, теплому запаху прошел до самого дома. Он перерезал всех. Собственную семью, гостящих у него друзей... Наутро он обнаружил всех, абсолютно ВСЕХ мертвыми. Во дворе еще дышал, захлебываясь собственной кровью, единственный сумевший выбраться из дома человек — его лучший друг. Он умер у него на руках, не сказав ни слова, но в глазах читался упрек. Потом бега, совесть, голод, холод и боль — вот и вся его жизнь. Ему стыдно смотреть на людей, и я его понимаю. И я знаю, что не позволю себе иметь ни друзей, ни тем более любимую девушку. И из дома я уйду, как только исполнится семнадцать. Лишь бы не дать хоть самый маленький шанс роковой случайности.

Я снова вслушиваюсь в тишину. Ничего не изменилось. Разве что Джеймс еще беспокойнее барабанит пальцами. Но...неужели слышно шаги? Тихие крадущиеся шаги.

Да, я был уверен, что слышу Питера! Отбросив дневник, я кинулся к двери.

— П-профессор МакГонагалл? — мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок, но я произнес это достаточно громко, чтобы подать знак своим соседям.

— Не шумите, Мистер Люпин, перебудите весь факультет. Как вы себя чувствуете?

Я скрестил пальцы, чтобы она не упомянула о моей «болезни», только объяснений с соседями мне не хватало. Но МакГонагалл не упомянула. Она лишь с беспокойством смотрела на меня.

— Все...все впорядке. Я просто не могу уснуть.

— Послать к Мадам Помфри за снотворным?

— Не надо, завтра контрольная, я не хочу проспать её.

— Я могу вас от нее освободить? — заботливо предложила она.

— Но я не могу ТАКОЕ пропустить! — не сдержался я, и мне послышалось приглушенной фырканье с кровати Блэка. — Это очень важная контрольная, — сконфуженно объяснил я. Теперь фырканье послышалось с кровати Джеймса. Я молился, чтобы МакГонагалл не услышала этого, а так же, чтобы они с Питером не столкнулись по дороге.

— Тебе точно не требуется помощь? — еще раз спросила МакГонагалл.

— Все хорошо, спасибо.

— Ну ладно. Постарайся уснуть. Доброй ночи. И вам Мистер Поттер. Надеюсь вы не решили составить компанию полуночников. — С этими словами МакГонагалл вышла.

— Ну вот, опять я крайний, — обиженно протянул Джеймс.

— Похоже, твой лунатизм испугал её не на шутку, — заметил Сириус.

Я вяло рассмеялся: мой лунатизм кого угодно испугает не на шутку.

Внезапно дверь отворилась, и в комнату тихо прошмыгнул перепуганный Питер.

— Что у вас делала МакГонагалл? Нас спалили? — почти истерически поинтересовался он, протягивая Джеймсу серебристый сверток.

— Да нет, это она лунатика нашего приходила проведать, — рассмеялся Сириус, — ну как там у тебя.

Питер без сил опустился на кровать и утвердительно кивнул.

— Только не спрашивайте как! — предупреди он. — Я чуть не помер со страху, а эти мерзкие подземелья отняли лет десять моей жизни. А так как я твердо намерен их вернуть, то спокойной ночи.

И он захрапел, едва голова его коснулась подушки. Надо напомнить завтра, чтобы он хоть мантию не забыл снять.

— Ну вот, ждали-ждали, а он даже историю интересную не расскажет на ночь, — Джеймс притворно вздохнул, — Ладно, спокойной ночи, ребят.

— Спокойной, — отозвался Сириус.

Теперь, наблюдая, как они спят, я думаю, а что мешало нам в первый день вот так же душевно? Откуда взялась стена между нами? Впрочем, это не важно. Она рушится, и не уверен, что мне это нравится. Монстр должен сидеть в клетке. Перед глазами плывут ужасные картины, и, пожалуй, действительно пора спать.

— Спокойной ночи, ребят, — тихо прошептал я и тут же обругал себя. Все хватит на сегодня. Спать.

Я никогда не чувствовал себя более счастливым и более несчастным одновременно, чем сидя сейчас в большом зале, первый раз не один, но как никогда одинок. Впрочем обо всем по порядку. Не смотря на ну очень поздний отбой, утром вскочили словно по будильнику. Питер, как я и предполагал, забыл про слизеринскую мантию и едва не ушел в ней на завтрак. Сириус выглядел, как обычно, с иголочки. Джеймс — уставшим, но довольным. Но никакое возбуждение не могло заставить меня забыть об одной очень важной вещи, и я неотрывно смотрел на календарь. От размышлений меня оторвал Джеймс:

— Ремус, пошли, ты чего? У кого-то из родственников день рождения?

Я сглотнул. Ага, праздник просто намечается!

— У тети.

Сесть решили, как обычно, чтобы не привлекать внимания. Но аппетит был, похоже, только у Питера, никто, кроме него, к еде даже не притронулся. Меня так вообще тошнило, чудо, что я держался на ногах. По дороге в подземелья мы, сами того не заметив, нагнали друг друга и завязали разговор ни о чем. Некоторые учителя провожали нас удивленным взглядом.

У класса поравнявшись со Снейпом, Сириус высоко поднял голову, драматично стянул с руки защитную перчатку из драконьей кожи и швырнул ее прямо ему в лицо.

— Я вызываю вас на дуэль, сэр. Джентльмены, — обратился он к толпе гриффиндорцев, — окажите честь и будьте моими секундантами. — Затем он снова развернулся к оторопевшему Снейпу. — Ответь за свою подлость, негодяй, — с деланным негодованием выкрикнул он.

А затем Сириус вполне искренне рассмеялся, а толпа гриффиндорцев ответила тем же, определенно оценив шутку. Цирк Сириус устроил занятный! Но главное, что слова произнесены, и Снейп не только попал под действие заклятия, но еще и опозорен удачным выступлением мстительного Блэка.

К слову, стоило только пожелтевшему от злости Снейпу сжать палочку и подскочить к Сириусу, как появился Слизнорт. Так называемая «дуэль» была мигом прекращена, и ученики, рассевшись по местам, стали ожидать свое персональное задание.

Сириус, судя по всему, был вполне уверен в своих знаниях и спокойно нарезал, помешивал, выжимал, что необходимо и когда необходимо. Странно, что я не заметил, как он готовился, хотя неудивительно: в зельеварении он разве что совсем слегка уступал нашему королю колб — Снейпу.. Тем более удивительно, что за последнюю работу он получил не что-нибудь, а «Т». Тролль. Сириус Блэк — тролль, ну как же! Хотя если предположить, что это не его заслуга, тогда можно легко объяснить подобную ненависть к Снейпу. Еще бы! Его высочество выставили троллем! Да за такое следует немедленная казнь. Точнее уже последовала.

Джеймс морщил лоб, пытаясь что-то вспомнить. Ну этот-то на «Удовлетворительно» наскребет себе точно. Только запросы у него чуть выше, но для этого и учить что-то стоит а не краем уха. А вот у Питера похоже проблемы. Сидя на первой парте перед самым носом Слизнорта пытается подглядеть в учебник. Я почти закончил свою работу, как началось шоу.

Внезапно откуда-то с потолка прямо в котел Снейпа свалилась живая огневица. Почему-то я успел подумать о том, что свались оно в котел Блэка — оно бы просто испортило работу, а вот в котле Снейпа начало что-то булькать, кипеть, и он угрожающе раздулся.

— Плохо, Мистер Снейп, — отчитал ученика Слизнорт, взмахом палочки, уничтожая содержимое котла, — я вами сильно разочарован. Вам придется прийти ко мне на пересдачу.

Сириус не смог сдержать смеха, Джеймс восторженно хлопал в ладоши, а Питер едва не скакал от радости. Не выдержав, я тоже рассмеялся. Вдруг чернильница сорвалась со стола и стукнула Снейпа в лоб.

Сириус заржал еще больше:

— Не слишком то оригинально, Снейп.

В этот же момент перо Снейпа ткнуло его острием в глаз, тут уж весь класс покатился со смеху, а беспечный Слизнорт, даже не отрываясь от газеты сообщил, что до конца контрольной осталось пять минут, вот тогда они смогут посмеяться. Воцарилась обманчивая тишина, а спустя две минуты Снейп рухнул со стула, у которого внезапно отвалились все ножки.

— Что случилось, Мистер Снейп? — недовольно осведомился профессор, отрываясь от газеты.

— Стул сломался, — буркнул тот.

— Мистер Снейп, в можете покинуть кабинет, все равно работу вам не исправить.

Под дружный хохот учеников Снейп вышел вон.

Перед травологией мы встретили его в холле с разбитым носом, а перед трансфигурацией — мокрого с головы до пят. Нашему восторгу не было предела.

И вот сейчас мы обедаем все вместе, дружно хохоча под удивленными взглядами сокурсников и учителей. Бросив взгляд на учительский стол, я увидел, как Дамблдор улыбается мне, а глаза как-то хитро блестят из-под очков-половинок.

— Питер, скажи, куда ты спрятал мешочек? — поинтересовался Сириус. — Не хотелось бы, чтобы его быстро обнаружили.

— О, не переживай! Быстро не обнаружат! — рассмеялся довольный Питер. — У них там бюст стоит, может, Салазар Слизерин, может, нет, однако они вряд ли станут ковыряться у него в носу.

— Ты засунул мешочек в нос Салазару Слизерину?! — восхищенно воскликнул Блэк. — Моё почтение, сэр Педдигрю, я посвящаю вас в рыцари.

Питер счастливо рассмеялся.

— Постой. Но ты обещал рассказать, как попал в гостиную. — Вмешался Джеймс.

Питер, позабыв на время все страхи и смущения, высоко поднял голову и принял довольный вид:

— Ой, как я хорошо придумал, — начал он не своим голосом, потирая руки, — теперь то уж я точно узнаю, кто подчищает мои запасы, ой не поздоровится ученикам. Ну, что замерла? Или декана своего не признаешь. Ох, какой я молодец, если портрет не узнает, то уж ученики и подавно не узнают, ох, оборотное зелье действительно — вещь. Ну пропускай уже! Как я докажу, что это я? Тебе перечислить все мои личные запасы? Шкура бумсланга — верхняя полка пятого лежащего на полу стеллажа, когти совы — маленький мешочек слева от тумбочки с ядами...Что? Ну, конечно, я, другое дело, пропускай.

Удержать смех не смог даже я. Притвориться Слизнортом под оборотным зельем! Да такое разве что во не бывает. Питер, чувствующий себя чуть ли не героем, залился краской.

— А я и не знал, что в тебе пропадает великий актер. — рассмеялся Джеймс.

Все такие радостные, почему же я чувствую себя так, словно из меня душу вырывают? Мы все вместе, мы рады, довольны, счастливы в конце концов! Нам интересно вместе, мы знаем сильные черты друг друга. Мы без пяти минут друзья, так почему же, черт возьми, так плохо?! Я оборотень. У оборотня не должно быть друзей. Почему я поддался чувству? В очередной раз подтвердилась поговорка, что ничто не сближает так людей, как общий враг. Но я не должен сближаться с ними. Мне...мне нельзя. Если общий враг нас сближает, надо избавиться от него.

— Ремус, ну нельзя же зарываться в уроки! Пошли, у нас есть свободный час до заклинаний. Ты с нами? — Голос Джеймса звучит, как сквозь вату.

Я покачал головой. Джеймс удивленно поднял брови, но спрашивать ничего не стал.

Они покидают большой зал, а я стараюсь не смотреть. Не моргающим взглядом я уставился на Снейпа. Подойти. Поздороваться. Пожелать удачи. Предложить помощь. Это не лицемерие. Нет, совсем не лицемерие. Это безопасность. Безопасность для этих троих. Безопасность. Ну, вперед. Пусть лучше считают меня последним козлом, чем другом. Ну, пошел.

Глава состоит из обрывочных записей Римуса, так как мне было очень важно показывать его переживания именно в настоящем времени. Кстати, об этом: глава больше эмоциональная и направлена на то, чтобы показать именно переживания, а не события. Если она потеряла от этого в качестве — прошу извинить.

P.s. Новая глава будет скоро. Скорее всего в конце этой недели или начале следующей.

__________________________________________________________________________

Отвратительно. Заставить себя лицемерить я так и не смог. Я весь день избегаю своих соседей, но чувствую себя отвратно. Будто совершаю что-то нечестное. Даже сейчас я сижу в библиотеке, игнорируя замечания Мадам Пинс о скором закрытии. О том, что когда меня выгонят, мне придется идти в спальню, стараюсь не думать. Не хочу я новых рассуждений о том, какая мы классная команда, как мы здорово сработались и прочей ереси. У оборотней нет команды, и нет друзей. Я не хочу снова ныть, но я слишком хорошо знаю, что ждет оборотней. И как бы это эгоистично ни звучало, не о товарищах я сейчас беспокоюсь. Если быть честным с самим собой. Мы ведь и не друзья вовсе. Пока мы все еще просто соседи. Да, это эгоистично, но сейчас я думаю только о себе: я просто не хочу становиться убийцей, я не хочу заводить друзей и не хочу мучиться, когда убью их, а на утро даже не вспомню об этом. Если смотреть правде в глаза, то это забота о себе. А ведь скоро полнолуние, а мне до сих пор не сказали что делать. Быть может, стоит узнать? Заодно оттяну возвращение в спальню.

К моему сожалению, когда я вернулся, мои соседи еще не спали. Ни с кем не разговаривая, я запрыгнул на свою постель и задернул полог. В комнате царила странная тишина, от которой мне было ужасно неуютно.

— Люпи-ин... — послышался сдержанный голос Сириуса, — у тебя все в порядке? Ты можешь ничего не рассказывать, но скажи, мы можем чем-нибудь помочь?

Я не отвечал.

— Люпин, черт возьми, ты можешь нам доверять! — Конечно же, это Джеймс.

Ну неужели они не понимают?! Конечно, не понимают, откуда им знать.

— Римус, не молчи, пожалуйста, мы же видим, что что-то случилось, — тихий и жалобный голос Питера стал последней каплей, пробудившей мою совесть.

— Все в порядке, ребят, — решился отозваться я, — я просто устал. Спокойной ночи.

Все равно они мне не поверили, я это чувствовал.

Профессор Дамблдор сказал, чтобы я с утра шел прямиком к мадам Помфри. Что ж это радует, потому что мне не придется объясняться с соседями. Скажем, что у меня отравление. Кажется, они успокоились. Я слышу тихий храп Педдигрю. Удивительная способность отключать все мысли и переживания и забываться мгновенным сном. Мне бы это не помешало. Поттер с Блэком тоже перестали шептаться. Джеймс тоже быстро заснет. Но Сириус нет. Он выждет минут тридцать и тихонько покинет спальню. Неизвестно, куда он шастает каждую ночь, но прошлая заварушка его ничему не научила. Ладно, пожалуй, мне нет до этого дела. Хотя...

— Сириус, — тихо окликнул я.

— Чего тебе? — кажется, он раздражен, что еще не сплю. О, человеческий слух! Он даже не слышит скрип моего пера.

— Сиди завтра ночью в спальне.

— Не понимаю, о чем ты, — притворился он.

— Значит, я ошибся, — я принял его правила игры, — просто я думал, тебе будет интересно, что МакГонагалл с Флитвиком завтра будут делать обход.

— Это действительно любопытно. — Кивнул он, и я понял, что он принял мое предупреждение.

Отлично. Хотя бы есть шанс, что он не наткнется на бешеного волка. Я ведь до сих пор не знаю, что придумал профессор Дамблдор, и он, похоже, не собирался посвящать меня в свои планы, до самого их осуществления.

Ладно, пожалуй, разберусь с этим завтра. Думаю, дневник стоит взять с собой, иначе я сойду с ума, ожидая превращения. А сейчас надо заставить себя уснуть. Завтра мне предстоит бессонная ночь. В такие моменты я, признаться, ужасно завидую Питеру. Как, наверное здорово засыпать, когда хочешь!

Это место наводит на меня ужас. Это какой-то заброшенный, заколоченный дом. Однако стены крепкие и не обветшалые, как будто дом только построили. После утреннего осмотра у Мадам Помфри, меня заставили принимать успокоительное, от которого голова кружится до сих пор. Надеюсь, это мне поможет, хотя я сомневаюсь. Мадам Помфри продержала меня в Больничном Крыле до самого вечера, а потом, пока все ученики ужинали, меня переправили сюда. Сделано это было очень странным способом, хотя я смог убедиться, что это надежно, и подобный подход сможет оградить меня от случайной встречи с людьми. Оказывается, под недавно посаженной злобной гремучей ивой проходит подземный ход. По нему-то меня и привели сюда. На самом деле, я боялся, что меня запрут где-нибудь в подвалах, хотя я не уверен еще, что здесь лучше, но тут в узкий просвет неплотно заколоченного окна виднеется улица, небо. Тут я хотя бы не ощущаю себя покойником. Едва ли досюда донесутся чьи-нибудь шаги, способные привести меня в бешенство, и уж совсем маловероятно, что поблизости окажется человек, запах крови которого пробудит во мне желание убивать. Голова уже начинает нестерпимо болеть, и я едва сдерживаю стоны. Мне кажется, пора прятать дневник, и дальше справляться со своей участью самому.

Кто бы знал, как я на себя зол! Быть может, после полнолуния чувства обострены, так часто бывает, но я не помню, чтобы хоть раз в жизни меня переполняла такая злость. Однако вместе с этой злостью я чувствую какое-то удовлетворение. Да, теперь я знаю, что делать. Глядя на обиженные глаза Питера, я загорелся одной идеей. Впрочем, по порядку.

Очнулся я в Больничном Крыле. Хоть окон в моей палате не было, я чувствовал, что уже вечер, а значит без сознания я провалялся почти сутки. Своего превращения я, как обычно, не помнил, но все тело ломило, плечи были словно один большой синяк, а значит, на свободу я рвался с завидной напористостью. Успокоительное не помогло, хотя я не буду говорить об этом Дамблдору, потому что не хочу создавать лишнее беспокойство. Пусть все думают, что мне действительно легче. Пока я размышлял обо всем этом, до меня донесся возмущенный голос Мадам Помфри, отчитывающей кого-то. Между тем, посетитель, похоже, оказался настырный, потому что голоса приближались. Вскоре я различал голоса своих соседей, настойчиво прибивающих себе путь ко мне. Я натянул одеяло повыше, чтобы скрыть увечья.

— Все в порядке Мадам Помфри, — успокоил я лекаря, когда друзья все-таки вломились ко мне. Ну почему? Почему это слово так упорно лезет в мой мозг каждый раз, когда я думаю о своих соседях?

— Ты как? — набросился на меня Джеймс. Ну, вот что я ему должен был ответить? Что мне паршиво, что все мое тело ломит, и я готов сдохнуть? Неожиданно для себя, я действительно сказал ему правду:

— Паршиво. Все тело ломит, и я, пожалуй, не прочь копыта отбросить.

— Ты дурак, — заявил Питер.

— А вот это явно не ваши проблемы, — неожиданно грубо оборвал я, отчего Питер обиженно поджал губы.

— Рем...

— Не беспокойте больного! — вмешалась Мадам Помфри. — Его организм еще не окреп после сильного отравления. Уходите. Завтра он сможет присоединиться к вам.

— Чем он отравился? — неожиданно серьезно поинтересовался Блэк?

Отравился. Ага. Лет пять назад. Слюной оборотня. Но это мелочи, я ведь в порядке.

— Какими-то ядовитыми парами, я думаю, виной антисанитария на зельеварении. — Пояснила Мадам Помфри.

О, да, как же! Почему-то я вспомнил, как Джеймс с Питером рассказывали про бардак у Слизнорта, и рассердился еще больше. Да что же это такое!

Ребята пожелали мне спокойной ночи и ушли. Ага, как же, спокойной. Успокоишься тут с вами. Ходите и ходите, никак не можете понять, что я вам не друг!

Мадам Помфри смазала синяки и напоила меня каким-то бальзамом. Я не стал говорить, что он не действует на меня. А зачем? Я и так доставляю всем слишком много хлопот.

И вот сейчас я лежу и понимаю, какой же я болван. Но теперь у меня появилась мысль. Я знаю, как можно повлиять на каждого из них, а значит, могу рассориться с каждым по отдельности. Мысли пока очень расплывчаты, но если хорошенько подумать... Наша «дружба » зашла слишком далеко. Словно в подтверждение моих мыслей в палату вошла Мадам Помфри с совой Сириуса на плече.

— Твой друг прислал тебе снадобье. Хочешь знать мое мнение? Применять его детям в школах запрещено уже лет пять, а я считаю, что правительство просто экономит деньги. Пей.

Я едва сдержал крик, чтобы не закричать: ну какой он мне друг? И почему-то сразу ответил сам себе: хороший. А ведь он даже не подозревает, что однажды может быть разорван на части. Я налил себе полный стакан и выпил залпом. Зелье не было ни горьким, как большинство лекарств, ни сладким, как большинство сиропов, на вкус оно напоминало скорее молоко. К моему удивлению, по телу сразу разлилось приятное тепло, боль спала, а мысли прояснились. Я, сладко зевнув, повернулся на бок.

— Отошлите ему от меня спасибо, — попросил я, борясь со сном.

— Завтра сам все ему скажешь. — Улыбнулась целительница.

— Не скажу, — грустно ответил я: в душе моей упрочнилось решение срочно рассориться с соседями.

Мадам Помфри ушла, согласившись выполнить мою просьбу. А я, кажется, нашел способ осуществить свое желание. Не то что бы прям желание...скорее необходимость. Но это завтра. А сейчас спать. Со всеми проблемами разберусь завтра...

Что ж... разобрался. Более паршиво я не чувствовал себя никогда. Когда я увидел переживающих друзей, вся моя решимость куда-то испарилась... Я целый день старался избегать их, пока не понял, что если я не изменю что-то сейчас, то я не сделаю этого уже никогда. Хотя нет! Рано или поздно перегрызу им глотки. Точно. Вот тогда все изменится. Отгоняя от себя эти мрачные мысли, я пытался решиться сделать ответственный шаг. Врать я никогда не умел, изображать эмоции тоже, поэтому я никак не мог представить себе, что сейчас мне придется говорить совсем не то, что думаю, и делать то, чего совсем не хочу. Собственно, что я сейчас сказал? Я не привык врать? Да я каждый день обманываю окружающих, выдавая себя за человека, и веду себя так, будто мне не хочется каждую секунду перед полнолунием убить их всех. А так, да. Врать я не привык. Пока я размышлял об этом, кто-то хлопнул меня по плечу. Оказывается, урок уже закончился, а я даже не заметил. В классе оставались только мы с Сириусом.

— Неужели ты в писаки подался, Римус, не слишком престижно, не находишь?? — без всякой задней мысли пошутил он. Я сжал кулаки, убеждая себя, что лучше момента не придумаешь.

— Ты надоел, Блэк. — Сквозь зубы выдавил я. — Хватит. Ты не центр вселенной, перестань ставить себя выше других. Какое ты имеешь право унижать других, высмеивать их интересы и увлечения? Какое тебе до этого дело? Чем ты лучше? Чем ты лучше того же Питера или Эванс, или даже Снейпа?

— Ну, я голову мою иногда, — ничуть не смутился Сириус.

— Ты ни чем не отличаешься от остальных, Блэк. Запомни это раз и навсегда, если не хочешь остаться один. Ты поступил на гриффиндор? Так и веди себя, как гриффиндорец. — С этими словами я пулей выскочил из кабинета, стараясь скрыть свое волнение. Оставшиеся два урока я провел как на иголках, умудрившись заработать пять штрафных баллов от МакГонагалл. Я никак не мог поймать ни Джеймса, ни Питера поодиночке: тройка теперь всегда ходила вместе. От одной мысли о ссоре с маленьким Питом, вечно смотрящим на меня преданными глазами, меня и вовсе воротило. На ужин я не пошел, и, думая лишь о том, чтобы не напороться на Сириуса, я вышел прогуляться, пока не стемнело. Запутавшись в собственных мыслях, я не заметил, как оказался перед квиддичным полем. Квиддич... Любимая игра волшебников. Некоторые действительно убеждены, что нет ничего лучше полетов на метле. Вот и Джеймс сейчас упражняется тайком от всех. Ведь он получил официальное разрешение МакГонагалл на подобные тренировки.

Погода была идеальная для полетов: даже малейший ветерок не колыхал кроны деревьев. Джеймс летал над полем так, словно был рожден лишь для этих полетов. Его пируэты заслуживали уважения. Это глупое правило, запрещающее первокурсникам играть! Вот кого не хватает гриффиндорской команде! Я знаю, как Джеймс мечтает попасть в команду... Потому и тренируется...

— Эй, Поттер, — вырывается у меня, против моего желания, но согласно моей воле, — ты летаешь хуже мертвого лукотруса! Чтобы попасть в команду тебе придется столько тренироваться! Ну а такими темпами к седьмому курсу, может быть, успеешь. Странно, что ты еще не свернул себе шею. Слезай с метлы! Этот ветер убьет тебя!

Джеймс удивленно таращил на меня глаза.

— Ты шутишь, — выдавил он, наконец.

— Ты серьезно вообразил себя королем квиддича?

— Да что ты несешь, Римус? — Джеймс выглядел озадаченно и оскорбленно, очки съехали на нос, а на лице застыло непонимающее выражение.

Я деланно хохотнул:

— Так ты еще и критику воспринимать не умеешь. Я бы сказал, куда тебе с такими показателями тебе дорога, но не хочу обижать, — сказал я именно с целью обидеть его.

В чем, как оказалось, преуспел: Джеймс ничего мне не ответил, лишь взлетел еще выше и еще упрямей стал выделывать все более и более изящные пируэты. Взяв себя в руки, я отвел взгляд и побрел к замку. Я уже почти забыл, что я, кто я и что я здесь делаю... Мне хотелось провалиться сквозь землю, скрыться от чужих глаз: мне казалось, все окружающие знают о моем поведении, в любом взгляде я читал осуждение. Не видя никого и ничего, я кое-как добрался до спальни. Джеймс еще, конечно же, не вернулся, а Сириус, похоже, уже ушел. «Нет, нет, нет! Только не Питер, — думал я, — хватит на меня сегодня». Но как и должно быть по полному закону жизни, так и случилось: когда я в течение всего дня полный решимости искал встречи с ним наедине, он все время был с друзьями, теперь же, когда весь мой энтузиазм иссяк, и я едва сдерживал застрявший в горле комок, он сидит здесь один одинешенек, корпит над какими-то книгами.

— Римус! — обрадовался он. — Ты не мог бы мне помочь?

— Что ты делаешь? — я старался пересилить себя.

— Яксли заставил меня писать ему домашку по истории магии.

— Что-о-о-о? — возмутился было я, но тут же взял себя в руки и заговорил спокойнее, — если ты позволяешь помыкать собой и не можешь дать отпор, значит ты рохля и тряпка, и мне не о чем с тобой разговаривать, Питер. Спокойной ночи.

И я быстро отвернулся, стараясь не смотреть в наполнившиеся слезами глаза. Наскоро скинув с себя одежду, я залез на кровать и задернул полог. И, как бы странно это не было, мне даже не хотелось записывать все это в дневник. Но верный своим привычкам, я сижу и пишу. Прошло уже несколько часов, Джеймс давно вернулся, а Сириус пришел еще раньше его. Конечно, оба обратили внимание на расстроенного Питера, все трое очень долго шептались о чем-то. А я уже не слышу. К счастью, полнолуние позади, и у меня есть короткое время, чтобы побыть почти нормальным человеком. Почему почти? Потому что нормальные люди намерено не ссорятся просто так с близкими людьми, высасывая причину из пальца. Соседи, похоже, еще не собираются ложиться, что ж, а я сегодня возьму пример с Питера и постараюсь отключить все мысли. Обо всем я успею подумать завтра, а сегодня буду наслаждаться возвращением моих органов в более или менее человеческое состояние. Многие скажут, что это ведь круто иметь суперслух, супернюх, суперзрение! Ни черта это не круто.

Боже, неужели воскресенье? Впрочем, Боже здесь не при чем. День, целый день у меня есть на то, чтобы привести свою голову в порядок, разобраться со всеми мыслями, эмоциями, понять, что делать дальше. Нужно четко понять для себя, как вести себя дальше. Черт, почему меня так мучает совесть? Желудок свело, и мне так мерзко, словно там копошится клубок змей.

— Римус, ты уже проснулся? — раздался бодрый голос Джеймса.

«О, нет! Нет, нет, нет, нет! Только не это! Нет, черт возьми!» — стучало в моей голове. Сердце забилось чаще обычного, и я молил...собственно, кого я молил? А, не важно, я из последних сил надеялся на внезапно объявившиеся у меня слуховые галлюцинации. Но Джеймс, распахнувший полог кровати, разбил вдребезги мои последние надежды. Вдобавок ко всем несчастьям, он был не один. Все. Трое.

— Ты прав, Люпин, я не умею воспринимать критику. — Без предисловий начал Джеймс.

— А я действительно ничем не лучше других, и моя высокомерность не оправдана, — подхватил Сириус.

— А я, правда, тряпка, и не могу никому дать отпор, — тихо заключил Питер.

— Ты прав, — снова начал Джеймс, — друзья должны говорить друг другу правду в лицо, а настоящие друзья не дуются на это, а делают выводы и работают над собой.

— А теперь одевайся, пойдем на завтрак. Мы ждем в гостиной, — сообщил Сириус, задергивая полог. Как только захлопнулась дверь, я схватился за голову. Дневник громко рухнул на пол, а я взвыл нечеловеческим голосом, больно ударяясь затылком об стену.