Десять дней августа (гет)

Она появилась на пороге Малфой-хауза в Чешире около полуночи. Белая, как мрамор, со сбившейся причёской.

— Мы с Роном расстались, — были её первые слова.

Я не успел ничего ответить. Она ураганом влетела в дом, сдёргивая с шеи платок, скинула обувь и босая направилась сразу в гостиную. Я прикрыл дверь и в недоумении пошёл за ней.

— Уизел опять изменил тебе с работой, и ты не придумала ничего лучше, чем припереться ко мне посреди ночи?

Говоря это, я, хмурый и недовольный, решительно вошёл в гостиную. И замер.

Она сидела на краешке огромного дивана, упёршись локтями в колени и уткнув лицо в ладони. Такая непривычно съёжившаяся, тихая. Её вид меня смутил. Я прислонился к косяку и машинально сложил на груди руки, отгораживаясь.

— Ну что на этот раз? — буркнул я не слишком дружелюбно.

Наверное, нужно посочувствовать, сделать участливый голос, но с такими тонкостями не ко мне. Я, конечно, многому научился и многое изменил в себе за эти годы, но утешение мне так и не далось.

Она молчала. Я ждал.

Наконец она отняла руки от лица и подняла голову, устремляя взгляд в пустоту перед собой.

— Знаешь, мне кажется, я с самого начала знала, что это безнадёжно. Знала это где-то в глубине души. Но я же такая… — она запнулась. — Думала, если всё сделать правильно, у нас обязательно получится, у нас будет шанс. Но что бы я ни делала, как бы ни старалась — всё впустую. Эти семь лет — впустую.

От омертвелости её обычно бодрого и жизнерадостного голоса я невольно вздрогнул. Обнажённая кожа спины покрылась колючими мурашками. Я потёр плечо и огляделся. Надо бы набросить на себя хоть что-нибудь.

— И я уверена, уверена, что поступила правильно, — продолжала бормотать она, пока я шёл к креслу за рубашкой. — Что другого выхода у нас не было. — Тут она подняла свои тёмные и совершенно сухие глаза на меня. — Но, Драко, почему мне тогда так плохо?

Я вдруг ощутил, как в груди у меня холодеет, а сердце сжимается от жалости. Опустив голову, я натянул рубашку и принялся вдевать пуговицы в петли. Её вопрос висел между нами, а пуговицы кончались до обидного быстро.

Оправив воротник, я посмотрел на неё.

— Хочешь чаю?

И почувствовал себя полным идиотом. Но что я мог ей сказать? Я не умею утешать девушек, особенно когда речь идёт о ней. Несколько секунд она смотрела на меня не мигая, а затем сморгнула и слабо кивнула.

— Сейчас вернусь. — Я мог бы призвать всё необходимое с помощью магии, но её внезапная откровенность и вот такое появление напугали меня.

Я не привык видеть самоуверенную выскочку Грейнджер настолько сломленной.

Она приняла горячую чашку из моих рук, и мне почудилась тень благодарной улыбки на её губах. Я устроился в кресле напротив, наблюдая, как она мелкими глотками отпивает чай. Когда с ним было покончено, она вернула мне чашку, и я отставил её на журнальный столик.

— Можно я сегодня останусь у тебя? — вдруг выпалила она.

Мои брови полезли на лоб.

— Честное слово, Драко, я бы не просила, если бы мне было куда пойти, — принялась оправдываться Грейнджер. — Дома Рон, родителям я ещё ничего не говорила, у меня просто нет сил объяснять им…

— А Поттер что, уже вышел из числа людей, к которым можно ввалиться в полночь без совы и привета?

— Нет. Нет. Гарри, он… — Грейнджер вздохнула. — Понимаешь, они с Джинни сразу начнут вызнавать подробности, а Джинни вообще сестра Рона… Я же говорю, я не в состоянии сейчас что-то объяснять. А ты…

Она исподлобья посмотрела на меня и пожала плечами.

— Что я?

— Ну, тебе вроде как… вроде как всё равно.

Ничто не выдало меня — только крылья носа дрогнули. Я улыбнулся одними губами.

— В точку, Грейнджер.

Она так явно выдохнула от облегчения, что у меня защемило где-то в районе сердца.

— Значит, я могу остаться? Знаю, мы не особо общались все эти годы, но вы с Гарри, кажется, неплохо сдружились, вот я и подумала…

— Друг моего друга — мой друг, — глубокомысленно изрёк я и махнул рукой. — Тролль с тобой, Грейнджер. Оставайся.

Я быстро встал.

— Но имей в виду, что у меня нет… этих ваших дамских штучек.

Грейнджер тоже поднялась и снисходительно улыбнулась.

— Все эти «штучки» у меня с собой. — Она похлопала по висящей на боку бисерной сумочке.

— Замечательно. Спальню выбирай сама — я тут ещё плохо ориентируюсь, — наставлял я, когда мы оказались на лестнице. — Не удивляйся, если наткнёшься на груду хлама за некоторыми дверьми.

— Тяжело без домовика? — ехидно спросила она. — Сказать правду, я удивлена, что ты не прихватил с собой одного из ваших семейных эльфов из Малфой-мэнора.

— Что поделать, — трагически вздохнул я. — Видишь ли, домовики боятся этого дома как огня. Верят в сказки о проклятии. Собственно, наша семья потому и переехала из Малфой-хауза в Малфой-мэнор несколько поколений назад. Но меня эта чушь не трогает.

Моё самозабвенное враньё, кажется, сошло за правду. Не говорить же этой заносчивой девице, что я добровольно отказался от домовых эльфов. Кретин.

Мы вышли в коридор, увешанный пыльными портретами, и я взмахом палочки зажёг факелы на стенах.

— Располагайся. Любая — в твоём распоряжении. Только смотри, чтобы тебя не покусали докси. И ещё берегись боггартов. Да, по-моему, вчера я видел призрак Чёрной Монахини. А за бюстом Григория Скрытного живёт семейство пауков, но на них можно не обращать внимания. Только не вздумай разговаривать с портретом Деметриуса Сигманда Малфоя! Иначе он и за всю ночь потом не заткнётся…

Грейнджер приподняла бровь.

— Короче, приятных снов, — закончил я, развернулся и быстро пошёл обратно к лестнице.

У самых ступенек не удержался и оглянулся. Грейнджер так и стояла там, где я её оставил, и сейчас мало отличалась от статуи Реджинальда Грустного, замершего рядом с ней. Закусив губу, я резко отвернулся и бегом спустился на первый этаж.

Огонь в камине почти потух, и я подкинул поленьев. Август в этом году выдался прохладным. Отбросив волосы с лица, я устало опустился на коврик перед камином, пытаясь собраться с мыслями.

Сразу после Битвы за Хогвартс меня и родителей переправили в камеры предварительного заключения в Министерство, где я пробыл добрых три недели, прежде чем состоялся мой суд. Я уже ничего не ждал. Я был настолько вымотан и истощён страхом, что в тот момент мне было всё равно, как со мной поступят. Но когда меня спросили, готов ли я назвать имена Пожирателей, которые мне известны, мне потребовалось меньше пяти секунд, чтобы сказать «да». Меньше чем за пять секунд я представил, что станет со мной в Азкабане и какая жизнь меня ждёт. Возможно, если бы не тот вопрос, я бы даже не понял, что теряю. А терял я не много не мало самого себя. Мне было всего восемнадцать, и вся жизнь была ещё впереди…

Целый год мне было предписано сопровождать авроров во время облав на Пожирателей, имена которых я назвал. Колдовать запретили, и большую часть времени я сидел в засаде со связным. Но страшно было так, словно я вновь оказался на войне.

Как только отловили последнего беглого Пожирателя, я оказался на свободе с правом колдовать, но с запретом выезда из страны. Они продолжали наблюдать за мной, и я об этом знал. И облегчил им эту задачу, когда спустя пару месяцев попросился в Министерство.

Шеклболт, который в тот период занимал кресло министра, был крайне удивлён. Похоже, ему в самом странном сне не могло присниться, чтобы кто-то из Малфоев добровольно попросился на работу. Однако реальность была такова, что после ареста и заключения в Азкабан отца в поместье был проведён тщательнейший обыск. Полы в обеих гостиных и столовой вскрыли, все тайники отыскали. Итогом стали дополнительные обвинения в сторону отца, кроме тех, что уже лежали на нём. Как только счета были разморожены и я получил к ним доступ, мне пришлось выплатить огромные штрафы. Довольно крупные суммы пошли от моего имени и на благотворительность — я знал, я видел, насколько пострадал магический мир во время войны. Я чувствовал себя виноватым и должен был хоть как-то унять орущую совесть.

Увы, на это ушли чуть не последние наши деньги. И, посоветовавшись с матерью, одним пасмурным августовским утром я отправился на встречу с министром.

Сейчас я понимаю, что Шеклболт не хотел меня брать. Но сотрудников категорически не хватало, и у него попросту не было выбора. Меня взяли в Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними в Сектор по борьбе с домашними вредителями. Мерлинова борода, скажи мне кто ещё за три года до этих событий, что я буду радоваться, как щенок, устроившись охотником на садовых гномов, я бы покрутил пальцем у виска. Апломба у меня всегда доставало, а вот ума — нет. Только к двадцати пяти годам я понял, что по-настоящему умные люди готовы к любым неожиданностям. Жизнь слишком непредсказуема, чтобы быть чрезмерно уверенным в себе.

Впрочем, кое-кто явно желал оспорить это утверждение, сам того не зная. И этот кое-кто сейчас уже, наверное, мирно посапывает прямо у меня над головой.

С Грейнджер я впервые столкнулся в третий или четвёртый свой рабочий день. Если бы я знал, что она решила строить карьеру именно в этом отделе, попросился бы в Отдел магического хозяйства. Уж лучше туда, чем каждый день любоваться на лохматую голову и задранный к потолку нос. На самом деле, проблема была вовсе не во внешности Грейнджер и даже не в её непомерно амбициозном носе. Проблема была в том, что и перед ней мне было стыдно. Стыдно за то, что моя родная тётка пытала её на полу нашей гостиной у меня на глазах. Говорить колкости и гадости — это одно. Наблюдать, как пытают живого человека и используют его тело в качестве доски для записей, — совсем другое. Я был одним из немногих, кто знал, что она прячет под десятью слоями магии на правой руке. Мне тоже было что скрывать.

В один из дней в наш отдел заглянул Поттер — великий спаситель всея магического мира собственной персоной. Видеть его мне не хотелось ещё больше, чем Грейнджер. Не заметить моё нежелание разговаривать было несложно, ведь я резко развернулся посреди коридора и направился в обратную сторону с кипой пергаментов, стоило только Поттеру показаться из лифта. Я вообще забыл, что за свитки у меня в руках и куда я их нёс. Своего кабинета у меня не было, только отгороженный стол в углу в общей комнате для сотрудников подразделения. Свалив свитки на стол, я обернулся и нос к носу столкнулся с Поттером.

Сейчас мне кажется, что именно с той первой послевоенной встречи и начались наши странные отношения. Назвать это дружбой у меня бы не повернулся язык, да и у Поттера наверняка тоже. Остались старые подколки и шутки, мы общались нарочито небрежно. Не знаю, чем руководствовался Поттер, я же не мог вести себя иначе, ведь рядом с ним ощущал настолько сильное давление вины на плечах, что становилось невыносимо. Я знал, что он не винит меня, но от этого становилось только хуже. Поэтому предпочитал просто не думать об этом, когда Поттер находился поблизости. В тот день он поблагодарил меня за помощь в поимке значительной части сбежавших Пожирателей. Не то чтобы я особенно геройствовал или рвался в бой, но количество информации, которую я предоставил, и впрямь очень помогло Министерству. Всё то время, что я провёл в кругу Пожирателей, рот мой был на замке, но я всё слышал и всё запоминал. Говорили, не стесняясь: о своих убежищах, домах, разбросанных по всей Британии, родственниках и товарищах, готовых поддержать. Память у меня всегда была отличной, так что благодарности Поттера не были безосновательны. В тот же день он протянул руку. Мне по-мальчишечьи хотелось проигнорировать её или демонстративно отвернуться. Но я понимал, что протянутая рука Поттера — мой спасительный круг. Мой билет из зоны отчуждения. Разумеется, Поттер не просил за меня, но один только факт того, что мы поддерживаем хоть какое-то общение, ставил меня чуть выше в глазах очень и очень многих. После войны к мнению Поттера прислушивались как никогда. Порой он имел больше влияния на умы людей, чем министр.

Итогом той памятной встречи у стола в углу стал мой перевод в Отдел магического транспорта спустя год после того, как я устроился работать в Министерство. Я был до чёртиков рад сбежать с четвёртого уровня, и не только потому что устал носиться по огородам и пыльным чердакам.

С тех пор как мне посчастливилось стать коллегами с Грейнджер, жизнь моя буквально перевернулась с ног на голову, хотя казалось, что дальше переворачиваться уже некуда. Грейнджер носилась по отделу как тайфун, и я был безмерно рад тому, что мы работаем в разных подразделениях. Когда я только устроился, Грейнджер уже была заместителем руководителя подразделения существ. Глядя на то, как она воюет с незаинтересованностью сотрудников собственного сектора, я посочувствовал эльфам, которых, по слухам, она всё ещё пыталась освободить.

Вначале меня раздражал её постоянно раздающийся за дверью голос. Казалось, она везде. Не было ни одного укромного уголка, куда можно было бы спрятаться от грозного носа Грейнджер. Эта маленькая лохматая ведьма могла любого достать из-под земли в прямом и переносном смыслах.

Со временем я приноровился к тому, что она могла выскочить из-за любого поворота, как чёрт из табакерки. В нашем подразделении над ней посмеивались. Разумеется, исключительно шёпотом и только в обеденный перерыв, когда Грейнджер покидала Министерство, чтобы посетить булочную на соседней улице. А я между тем задумался, куда смотрит Шеклболт, если до сих пор не назначил её начальником отдела, ей было явно тесно в должности заместителя. Спустя неделю Грейнджер назначили руководителем подразделения существ, а ещё через полгода — начальником всего отдела, самым молодым за последние лет пятьсот.

И теперь этот лохматый тайфун получил полное право вытрясти душу из любого сотрудника отдела. В том числе из меня. По правде говоря, борец с домашними вредителями — не моё призвание, и Грейнджер очень быстро это заметила. Наше общение оставалось исключительно деловым, но, видя наши ленивые пикировки с Поттером в атриуме, она всё чаще обращалась ко мне по имени, когда сдирала с меня по семь шкур за несданные вовремя отчёты. Я же предпочитал называть её исключительно мисс Грейнджер, потому что она была моим начальником и раздражающей зубрилой, когда-то мешавшей мне учиться лучше всех в школе. Только теперь я понял, что у меня не было ни единого шанса хотя бы приблизиться к её успехам в учёбе. Казалось, она вообще не человек.

Я слишком поздно понял, что восхищаюсь ей.

Особенное уважение вызывало то, что, столкнувшись с какими-нибудь препонами, Грейнджер не скатывалась до заявлений вроде «Да вы знаете, кто я такая? Я помогла самому Гарри Поттеру победить Тёмного Лорда!». Она не трясла своим орденом Мерлина первой степени на каждом углу, как это делали некоторые. Она вообще никак не использовала свои привилегии намеренно. Они просто работали на неё. Но даже если этого было недостаточно, она не позволяла себе заноситься. И на лаврах тоже не почивала. У Грейнджер были цели, были мечты. С горящими глазами на совещании всего отдела она вещала о том, какие инновации мы должны внедрить в организацию работы с магическими существами. И глядя на неё в такие минуты, я верил в то, что это реально. Верил, что это необходимо.

Грейнджер заняла слишком большое место в моей голове, а я упустил момент, когда она вообще успела туда пробраться.

Однажды на вытертую зелёную дорожку нашего отдела ступила нога в тяжёлом ботинке из драконьей кожи. (Наверное, помогал ребятам из комиссии по обезвреживанию опасных существ. Авроры предпочитают более лёгкую обувь, если позволяет операция.) В этих ботинках он казался ещё выше, чем был на самом деле. Таким я его ещё не видел. Казалось, между тем нескладных придурком из школы и этим высоким подтянутым молодым мужчиной нет ничего общего. Но стоило ему заприметить взлохмаченную голову Грейнджер, как давно знакомая мне простодушная улыбка возникла на веснушчатом лице. Это был тот самый Рон Уизли — и вместе с тем не он.

Мы не пересекались с самой Битвы за Хогвартс. Впервые встретившись с ним с глазу на глаз спустя столько времени, я ожидал злобы или насмешек. Но Уизли, похоже, нехило поднялся в своём отделе и наконец-то обрёл уверенность. С развесёлым «О, Малфой!» он подскочил ко мне и так хлопнул по плечу, что от неожиданности я пошатнулся. Очевидно, младший Уизли окончательно избавился от всех своих комплексов и сейчас не нуждался в самоутверждении за счёт проигравших.

Я знал, что между ними любовь — или что-то в этом роде. Сложно не понять, когда он загребает её в объятия прямо посреди коридора и целует так, как будто они три года не виделись. Мне это казалось неуместным, неприемлемым и вообще отвратительным. Такое впечатление, словно он кому-то хотел доказать, что у них всё замечательно. В тот момент, думая об этом, я и не подозревал, насколько близок к истине.

Вид слипшихся друг с другом Уизли с Грейнджер неизменно вызывал приступы тошноты и раздражения. И если бы кто-то тогда попытался объяснить мне настоящую причину такой реакции, я бы не задумываясь наслал на него Заклятие косноязычия. Чтобы впредь думал, что несёт.

Мне потребовалось ещё несколько месяцев, переход в другой отдел и очередной приём в честь годовщины победы во Второй магической, чтобы понять всё самостоятельно.

О том, что между сладкой парочкой не всё ладно, я узнал второго мая две тысячи первого года. Я спокойно стоял себе у фонтана с бокалом шампанского, которое, честно говоря, терпеть не могу и глотнул только из вежливости, когда из дверей залы появилась Грейнджер. Она меня явно не заметила — я стоял в тени розового куста. Зато я очень хорошо заметил слёзы, которые она яростно утирала краем праздничной мантии, и слышал проклятия, которыми она сыпала в адрес Уизли. Наверное, если бы я выпил чуть больше, то вышел бы к ней. Четыре года прошло, а я до сих пор не определился, рад или нет тому, что ненавижу шампанское.

Но с того момента я старался избегать Грейнджер всеми возможными способами. Благо работа в другом отделе на другом уровне вполне этому способствовала. Не способствовало этому участившееся общение с Поттером. Тот большими шагами шёл к посту начальника Аврората и часто мотался в наш отдел в Сектор надзора за мётлами, в котором я очень быстро дослужился до зама руководителя. Уж в чём, а в мётлах я разбирался. В поисках Поттера Грейнджер часто забредала на наш уровень, и от моего взгляда не ускользали покрасневшие глаза и приклеенная улыбка. Хотелось начистить Уизли лицо. И я бы непременно так и сделал, если бы это не выдало меня с головой. В том числе — перед самим собой.

Жить с постоянными мыслями о вездесущей начальнице Отдела регулирования магических популяций, которая строила карьеру с бешеной скоростью, но никак не могла наладить личную жизнь, оказалось более чем сложно. Иногда меня брал страх, что кто-нибудь из этих троих залезет мне в голову и узнает правду, но я быстро вспоминал, что окклюменция — мой конёк. Порой Поттера не оказывалось в моём кабинете, и тогда Грейнджер пыталась завязать беседу ни о чём, но я пресекал все её попытки на корню. Не общаться с ней было настолько же невыносимо, как общаться. Но когда её не было рядом, я хотя бы мог вообразить, что её вообще не существует.

Шли месяцы. Я знакомился с девушками. Встречался с девушками. Расставался с девушками. А Грейнджер продолжала ссориться с Уизли и сидеть глубоко внутри меня. К две тысячи третьему году она окончательно сменила место жительства с моей головы на сердце, где обосновалась так прочно, что можно было сразу забыть о попытках выселить её оттуда.

Второго мая две тысячи третьего Рон Уизли и Гермиона Грейнджер официально расстались. В первый раз. За прошедшие два года подобных слухов и заявлений было так много, что я перестал придавать им значение. Потому что всякий раз, как до меня долетала весть об их очередном «расставании навсегда», во мне разрасталась радость. Хотелось мерзко хихикать и потирать ладошки. Нет, я не хотел, чтобы Грейнджер страдала. Или хотел. Немного. Потому что она выбрала этого недотёпу Уизела, а на меня даже не смотрит. Гораздо удобнее было злиться и злорадствовать, чем осознавать, что я несчастный идиот, который никогда не получит взаимности. Нет, конечно, выбор её, в общем-то, закономерен: это Уизли помогал ей спасать магический мир, а не я. Мой окоп был по другую сторону в этой войне. И всё же орден Мерлина первой степени и статус героя Второй магической (я даже почти признаю, что он это заслужил) не делают из Уизли отличного парня, с которым можно связать жизнь. Несмотря на его предыдущие заслуги и те высоты, которых он достиг в Министерстве, вскоре я понял, что из-за отношений с Грейнджер для меня он навсегда остался придурком Уизли из Гриффиндора. Только настоящий придурок мог обладать самой лучшей женщиной в мире и не ценить своего счастья. Лживой надежде приходилось умирать снова и снова, когда после чёрт знает какого по счёту расставания они снова сходились.

И вот впервые за всё это время внутри меня зародилась настоящая надежда. Потому что Грейнджер с порога окатила меня откровенностью, своими переживаниями, хотя мы никогда не общались настолько близко. А это значит, что усталость её достигла предела, раз она делится подобным со мной. В её глазах была такая тоска, что я сразу понял: это конец. Она поставила точку. Я был ошеломлён её беспомощностью, её непривычной покорностью. Она как будто сдалась. Она боролась за их отношения семь лет и вдруг опустила руки. Не знаю, возможно, я ошибаюсь, но что-то во всём её облике указывало именно на это. Борьба закончена, и Грейнджер больше не вернётся на поле боя.

Мысли потекли в совсем уж нежелательное русло. К дракклу! Подумаю об этом завтра. Или в следующей жизни.

Я встал и направился в свою спальню на первом этаже. Проходя мимо зеркала, затормозил и уставился на своё отражение.

— Я влюбился в Гермиону Грейнджер.

Отражение приподняло бровь.

— Неужели в это так сложно поверить?

Отражение равнодушно пожало плечами.

— В этом доме нет ни одного эльфа — это ли не лучшее доказательство?

Отражение фыркнуло.

— Она думает, что мне всё равно.

Отражение пристально посмотрело на меня. Краска бросилась мне в лицо.

— Да что бы ты вообще понимало, бестолковое зеркало, — брякнул я с досадой и пошёл дальше.

— Что ты трус, Драко Малфой, — проворковало зеркало мне вслед.

Глупая стекляшка.

Никогда не признаю, что она права.

Утром мне нужно было ни свет ни заря отправиться в Министерство (третий день в должности руководителя Сектора по надзору за мётлами!). Я не знал графика Грейнджер, но оставить её у себя не мог. Поэтому ввалился в комнату, когда ещё не было семи.

— Подъём, — бросил я.

Грейнджер вскочила, запуталась в одеяле и явно перепугалась, не узнав места. Я дал ей время прийти в себя, после чего известил:

— Завтрак внизу. Через полчаса мне нужно быть в Министерстве. Не задерживайся.

Когда я выходил из комнаты, мне показалось, что Грейнджер ожидала чего-то другого.

Она привела себя в порядок довольно быстро. Впрочем, порядком это можно было бы назвать с большой натяжкой. Обычно буйные волосы у неё уныло обвисли. Сказывались последствия стрессов и ссор. Я молча подал ей серебряный краб, забытый одной из девиц. Она так же молча взяла его и забрала волосы.

— Как ты вообще узнала, где я живу?

Грейнджер глотнула чаю и пожала плечами.

— Гарри рассказал, что ты недавно переехал. И он же сказал, что у тебя нет ни одного домовика, поэтому дом больше похож на большой чердак.

Я хмыкнул.

— Можно подумать, его дом на Гриммо выглядел бы лучше, не гоняй мелкая Уизли Кикимера.

Грейнджер посмотрела на меня с укоризной.

— Что? Я ведь не предъявляю претензий, что вы перемываете мне кости.

Грейнджер слегка покраснела и уткнулась в свою чашку.

Мы помолчали. За окном начал моросить мелкий дождик. Вот зараза. Я надеялся, что хотя бы сегодня будет солнечно.

— Так что там у вас опять с Уизли стряслось? — как бы между делом спросил я, когда мы натягивали плащи.

— Мне кажется, мы договорились, что тебе всё равно, — тихо откликнулась Грейнджер.

Её взгляд мне совсем не понравился.

— Да я просто так спросил.

Она намотала платок на шею.

— Спасибо, что разрешил переночевать. Буду должна.

— Не вопрос, — равнодушно отозвался я.

Грейнджер трансгрессировала.

День тянулся как резина. Работать было неинтересно. Видеть никого не хотелось. Никогда бы не подумал, что можно настолько влипнуть. С раздражением захлопнув очередной отчёт, поданный мне на подпись, я откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

Надо было выгнать её, сразу. И неважно, что она была подавлена и ей было некуда идти. Плевать! Я не жилетка, в которую можно плакаться при необходимости.

А может быть, я и впрямь трусил. Может быть, мне стоило хотя бы попытаться поговорить с ней. Завоевать её. Ведь я ничего не сделал за все эти годы, что сохну по ней, как школьник.

Я резко поднялся и принялся расхаживать по кабинету. Над головой вилась стайка служебных записок. Я остановился и взглянул на часы. Да к чёрту. Сегодня я работаю до обеда. Я пересёк кабинет решительным шагом и распахнул дверь, чтобы выдворить в коридор все служебные записки. Палочка едва не выпала у меня из руки.

— Горгулья тебя раздери, Грейнджер! — прошипел я, держась за сердце. — Ты меня напугала.

— Привет, Малфой. Гарри у тебя? — нарочито громким голосом сказала Грейнджер.

Я вылупился на неё в недоумении.

— Нет у меня никакого Гарри, — сердито ответил я.

— Он должен был передать тебе кое-какие бумаги, — всё тем же нелепым громким голосом продолжала Грейнджер. На нас пялился весь отдел. — Ты не против, если я их заберу?

И не дожидаясь разрешения, она прошмыгнула в кабинет у меня под локтем. Кисло улыбнувшись секретарше, я возвёл очи горе и вошёл обратно в кабинет.

— Грейнджер, какого чёрта? — вопросил я, закрыв дверь. — Что за представление?

— Ты видел Рона? — выпалила она.

— Чего? Ты вроде бы только что Поттера искала. Или это у вас такой секретный шифр?

Грейнджер нетерпеливо отмахнулась.

— Слушай, Драко, — доверительно заговорила она. — Я не уверена, но кое-кто мог знать, что я ночевала у тебя. Так что мне бы нежелательно появляться в твоём кабинете…

— Ты сказала три предложения, а я услышал уже целых две глупости, — прервал я. — Во-первых, кто и как мог узнать, где ты была прошлой ночью? А во-вторых, если, по твоим словам, тебе нежелательно здесь появляться, то что ты тут забыла?

— Не язви, я тебя прошу, — Грейнджер потёрла висок и устало опустилась на стул.

— Не видел я твоего Уизела. Ко мне только Поттер заглядывает изредка. Могла бы уже запомнить.

— Я просто хочу тебя попросить не… не говорить никому, что я ночевала у тебя. Ладно?

Я состроил притворно-расстроенную гримасу.

— А я только собирался отправиться в редакцию «Пророка», чтобы подробно об этом рассказать! Вот как раз выходил из кабинета, когда ты заявилась…

Грейнджер посмотрела на меня долгим взглядом снизу вверх, и мне стало неуютно от собственных слов.

— Некоторые вещи остаются неизменными, — серьёзно проговорила она. — Да, Малфой?

— Полагаю, что такое возможно, — дипломатично отозвался я.

Покачав головой каким-то своим мыслям, она поднялась.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — едко отозвался я, церемонно открывая ей дверь и сгибаясь в издевательском полупоклоне.

Она наградила меня странным взглядом напоследок и вышла. Я захлопнул дверь. На столе лежал серебряный краб. Я не заметил, когда она его положила.

Я обошёл стол и упал в кресло.

Я понимал. Я прекрасно понимал, что она не хочет, чтобы хоть кто-то узнал. Это дискредитирует её. Формально она всё ещё в отношениях с Уизли. И она глава отдела. Гулянки налево при живом Уизли не пойдут на пользу её карьере. И меня злили одновременно моё понимание и её просьба.

Грейнджер просила никому не говорить, что она ночевала у меня. А я сказал, что как раз собирался поведать об этом в редакции «Пророка». Шутка? Вероятно. В каждой шутке доля шутки…

В дверь коротко и настойчиво постучались.

— Ну что ещё, — прорычал я, сминая в руках смету на поставку стабилизаторов для мётел. — Да!

— Мистер Малфой! — в проёме возникла хорошенькая головка Миранды Пирс. — Наверху уже заждались вашего отчёта об испытаниях «Стремительных» третьего поколения.

— Скажи, что будет после обеда.

— Но, мистер Малфой…

— Мне ещё не пришли результаты! — взорвался я. — Что ты хочешь чтобы я им написал?! Если им так нужен отчёт, пусть сами и пишут!

Миранда посмотрела на меня круглыми глазами и шмыгнула обратно в коридор.

Ну здорово. Теперь по отделу точно поползут слухи. Все же видели, как ко мне приходила Грейнджер (спасибо тому дурацкому цирку, который она устроила перед кабинетом!), а через пять минут я наорал на секретаршу. Ну что ж, держись, глава Отдела регулирования магических популяций. Похоже, слухи неизбежны. И кто виноват?

Да к чёрту…

Мне стоило больших усилий успокоиться и снова приступить к работе. Впрочем, моим сотрудникам сегодня доставалось по первое число. Я раздражался от любой мелочи, неверного слова или описки в документе. День подходил к концу, когда, всклокоченный и нервный, я нёсся по коридору своего отдела. Дверь моего собственного кабинета едва не огрела меня по носу, когда я уже был готов взяться за ручку.

— Вот ты где! Сбился с ног, пока тебя искал.

На пороге кабинета стоял Уизли в мантии аврора. Я так и одеревенел, глупо моргая, как будто меня застали на месте преступления.

— Чего тебе? — неприязненно буркнул я, совладав с собой.

И весь подобрался: я с ужасом ждал вопроса о Грейнджер.

— Что, не в духе? — сочувственно спросил Уизли. — Вот, Гарри просил передать… — И он заговорил о работе.

Я почти не слышал и не разбирал, что он мне говорит. Я вглядывался в его лицо, пытаясь найти следы той же подавленности, что до сих пор сквозят в лице Грейнджер, но Уизли с таким упоением и чувством ответственности вещал о делах, связывавших наши отделы, что мои попытки оказались тщетны.

Когда он закончил, я ограничился кивком.

— Ты сегодня сам дьявол. Пока шёл по отделу, только и слышал шушуканья, как мистер Малфой рвёт и мечет. — Он по-свойски хлопнул меня по плечу. — Нервная у тебя работёнка. Вон даже мантия набекрень.

Я одёрнул мантию.

— Спасибо, не жалуюсь, — сухо ответил я. — Если это всё…

— Всё, всё. Не нервничай ты так. Слушай, Малфой, может, тебе взять пару дней отпуска?

— Всего доброго, Уизли, — с нажимом произнёс я, вытолкал его из кабинета и захлопнул дверь.

Замечательно. Теперь я бешусь от того, что Грейнджер страдает, а этот рыжий полудурок и бровью не ведёт из-за постоянных размолвок. Похоже, он действительно давно и прочно изменяет ей с собственной должностью.

Ой, да пусть делают что хотят! Какое мне вообще до них дело. Больше ни слова Грейнджер не скажу. И буду вести себя так, что она забудет дорогу в мой кабинет. Пусть сами между собой разбираются.

Я взглянул в стоящее рядом зеркало в старинной раме.

— Меня это не касается, — твёрдо произнёс я.

— Сам-то в это веришь? — ехидно отозвалось зеркало.

— Мне нечего ей предложить, — отрезал я.

Хмуро посмотрев на гору новых отчётов, взял портфель и смахнул краб в карман. Буду дома, выброшу в помойку. Щелчком пальцев выключив свет, я покинул кабинет. Зеркало что-то бормотало мне вслед, но я его уже не слышал.

В полупустом лифте я спустился в атриум, чтобы отметиться у дежурного. Отлично: два часа переработки. Завтра уйду пораньше. Выйдя под серое небо, завернул за угол, крутнулся на месте и трансгрессировал домой.

То, что что-то не так, я понял сразу, как только материализовался в собственной передней. В доме кто-то был. Бесшумно поставив портфель и сняв плащ, я приготовил волшебную палочку и на цыпочках пробрался в гостиную.

— Да ты, должно быть, издеваешься.

В тусклом свете разожжённого камина на моём диване сидела Грейнджер.

— Привет, Мал… Малфой. — Она поднялась, её странно пошатывало. — Я забыла у тебя свои документы. Представляешь? Всё утро бегала и трясла всех, а оказывается, у тебя их оставила.

Она говорила неестественным тонким голоском, а в конце фальшиво рассмеялась.

— Ты сегодня была у меня в отделе. Могла бы спросить. Трансгрессировать из кабинета домой и обратно — долго ли? Эй, ты чего…

Я поперхнулся словами, потому что по её щекам вдруг заструились слёзы. Грейнджер звучно всхлипнула.

— И-извини… Я х-хотела только… з-забрать док-кументы…

Она упала обратно на диван и разразилась рыданиями.

Меня приморозило к полу. Плачущая в моей гостиной Грейнджер — это явно не то, чего я ждал от сегодняшнего вечера.

А в груди жгло, и желание обнять и прижать к себе мешалось с желанием свернуть Уизли челюсть.

Облизав пересохшие губы, я наконец отмер и на деревянных ногах подошёл к Грейнджер. Она продолжала размазывать слёзы. Отложив палочку на столик, я дотянулся до пледа, встряхнул и набросил ей на плечи. Она вздрогнула и подняла на меня заплаканное лицо. Потом поёжилась и укуталась в плед, втянув голову, отчего стала похожа на взъерошенного воробья.

Я сел на край дивана рядом с ней. И тут в нос мне ударил ядерный запах спиртного.

— Грейнджер, ты что, пьяна?!

Она поджала губы.

— Ну… Чуть-чуть.

— Чуть-чуть? Да от тебя как от фабрики по изготовлению огневиски разит!

— Ну… — Она выглядела такой потерянной и виноватой, что я сжалился. — Я просто расстроилась…

— Да-да, я понял. Документы.

Быстро встав, я направился в комнату на втором этаже. Я был уверен, что она либо нескладно врёт, либо что-то напутала. Грейнджер и забыла документы? Небо должно поменяться местами с землёй, чтобы такое стало возможно. Однако когда я вошёл в комнату, понял, что в этой жизни возможно всё.

— Вот твои документы, — недовольно проворчал я, спускаясь в гостиную. — Тебе повезло, что завтра выходной, как раз сможешь выспаться…

Протянутая связка свитков повисла в воздухе: забравшись с ногами на диван и замотавшись в плед, Грейнджер безмятежно спала.

Отбросив свитки на стол, я со вздохом опустился рядом с ней. Во сне её лицо разгладилось, хотя на слипшихся ресницах ещё поблёскивала влага. Я осторожно отвёл прядь волос с её лба.

— Тупица Уизли, — проворчал я вполголоса. — И что ты в нём нашла? Стоит ли плакать из-за такого куска драконьего дерьма…

Я откинулся на спинку дивана и уставился в тёмный потолок. Потом вновь посмотрел на Грейнджер. Её голова неуклонно соскальзывала со спинки в мою сторону. Поборовшись с собой не более секунды, я просунул руку между этим кульком в пледе и диваном и осторожно придвинулся ближе. Голова Грейнджер упала точно мне на плечо. Я снова убрал волосы от её лица.

— Хочешь, я сломаю ему запястье? Да что за чушь. Конечно не хочешь. Он ведь тебе нужен целым. Несмотря на то, что он мудак. Правда, Грейнджер? — Я вздохнул, обнимая её обеими руками и притягивая к себе. — А я тебе не нужен. Хоть с запястьем, хоть без. Но это, наверное, логично. Что я могу тебе дать? От количества заклинаний, которыми приходится маскировать Метку, уже раздражение на коже началось. А вот свои «славные» подвиги мне замаскировать, увы, нечем. Я знаю, Грейнджер. Я понимаю, Грейнджер. Кто я — и кто ты. Мы в разных весовых категориях.

Я прижался щекой к её макушке.

— Но Уизли — это всё равно ни в какие ворота.

Я быстро чмокнул её в макушку.

— Дура-Грейнджер. И почему ты называешь меня по имени?

И почему мне это нравится?..

Никогда не назову тебя по имени.

Не имею представления, как это случилось, но я умудрился заснуть с Грейнджер под мышкой. Благо проснулся я раньше и успел смыться, сделав вид, что меня и близко не было возле дивана.

Я как раз пытался пожарить бекон с яичницей, когда услышал шаркающие шаги, а потом плеск из ванной. Прекрасно понимая, какая жажда будет мучить её после пробуждения, я оставил на столике стакан с водой. Спустя пятнадцать минут Грейнджер прошаркала на кухню и плюхнулась на стул. Стакан стукнулся донышком о столешницу.

От вида сгорающей от стыда Грейнджер мне стало смешно. Я больше не мог на неё злиться.

— Как спалось? — весело поинтересовался я.

— Тебе мало того, что я в глаза тебе смотреть не могу после вчерашнего? — огрызнулась Грейнджер, всё ещё замотанная в плед. — Спасибо за воду, кстати.

Она кивнула на стакан.

— Всегда пожалуйста, — ответил я уже совершенно иным тоном, чем накануне. — Завтрак?

Я поставил перед ней тарелку с беконом и яичницей.

— Спасибо, — промямлила Грейнджер и выпростала руку из-под пледа, чтобы взять вилку.

Белые шрамы попали в поле моего зрения, и я резко отвернулся, а улыбка сползла с лица. Ладно, этого уже не изменить. Лучше притвориться, что вовсе не заметил. Наполнив тарелку беконом, я развернулся и устроился за столом напротив неё.

— Извини, не держу дома антипохмельного зелья.

Грейнджер мрачно воззрилась на меня из-под сведённых бровей.

— Ой, да перестань. Ты впервые, что ли, напилась? С кем не бывает.

Она потыкала вилкой бекон.

— Честно говоря, не представляю, как я умудрилась к тебе трансгрессировать в таком состоянии. Я бы сразу ушла, но сомневаюсь, что смогу повторить этот подвиг.

— М-да. Вряд ли Уизли оценит содержимое твоего желудка, которым ты окатишь его при своём появлении.

Грейнджер прожгла меня взглядом.

Покончив с завтраком, я осушил стакан апельсинового сока и поднялся.

— Сегодня выходной, так что можешь побыть здесь, пока не придёшь в себя. Если не полегчает, вызовем автобус. Этот… как его…

— «Ночной рыцарь».

— Точно, — я щёлкнул пальцами.

Грейнджер ещё потыкала бекон, потом отложила вилку и глотнула сока.

— Можно я воспользуюсь твоим камином?

— Ты думаешь, камин будет лучше трансгрессии?

— Нет, мне не для этого. Мне надо… позвонить.

— Разумеется, — бесстрастно отозвался я. — В гостиной рабочий камин.

Уж не с Уизелом ли она собралась связаться? Такого унижения я не переживу. Но вида я не подал и принялся взмахивать палочкой, убирая со стола посуду.

Грейнджер выбралась из-за стола и побрела обратно в гостиную. А я стоял и думал о том, что я больно весёлый для столь невесёлой ситуации.

Я совершенно не собирался подслушивать.

Вру. Ещё как собирался.

— Значит, сегодня вас не будет?

— Да, идём с Джинни в оперу. Представляешь, ни разу не был в опере! — из камина раздавался радостный голос Поттера. — Всё в порядке, Гермиона?

— Да, конечно.

— Ты бледная.

Надо же, рассмотрел через камин. А что парень у неё — набитый навозом мешок, ты не разглядел за столько лет?

— Немного приболела. Вчера ушла раньше. Ничего, за выходные отлежусь.

Да, приболела кретинизмом, раз до сих пор встречаешься с Уизли.

— Может быть, хочешь с нами? — участливо поинтересовался Поттер. И было слышно, что он спрашивает не из вежливости.

— Нет-нет, что ты. У вас свидание, я ведь понимаю. Ладно, Гарри, мне пора принять лекарство.

Где бы найти такое лекарство, чтобы ты наконец вспомнила о гордости и бросила этого недоумка.

Связь с шипением отключилась, и наступила тишина. Я выждал около минуты и вошёл в гостиную. Грейнджер сидела на диване, просматривая оставленные мной свитки.

— А, нашла свои документы?

Грейнджер удивлённо посмотрела на меня.

— Так вот зачем я вчера… — Она резко осеклась, покраснела и уставилась в очередной свиток.

Я прошёлся до кресла, уселся и с наслаждением вытянулся.

— Что интересного было в камине?

Грейнджер слегка вздрогнула, а потом бледно улыбнулась.

— Да ничего, я по работе… Слушай, спасибо за свитки. Я, пожалуй, пойду. Трансгрессировать не смогу, так что вызову автобус. — Она поспешно поднялась, удерживая в одной руке кучу свитков, а второй пытаясь снять с себя плед. — Извини, что опять тебя потревожила. Просто недоразумение. Спасибо за гостеприимство, но мне пора возвра… Ой!

Свитки посыпались на пол. Грейнджер кинулась их подбирать.

— Куда возвращаться? — тихо спросил я, наблюдая за ней.

Грейнджер замерла, а потом всё же взяла последний свиток и выпрямилась, держа свитки на руках, как поленья.

— Подслушивал.

Она не спрашивала.

— Да. — А я не видел смысла отпираться.

Она перехватила свитки одной рукой и утомлённо прикрыла ладонью глаза.

— Я разберусь, — наконец сказала она и прошла мимо, направляясь в переднюю.

Я облизал губы. Была не была. Я вскочил на ноги.

— Или ты можешь остаться.

Она остановилась и повернулась ко мне.

— Я просто предложил, — пожал плечами я. — У меня тоже гора документов. Можешь просмотреть свои свитки здесь. Твоя сумочка при тебе, так что наверняка всё необходимое у тебя есть. А как справишься, уйдёшь. — Я говорил непринуждённо, стараясь, чтобы мой голос звучал незаинтересованно. — Я всё равно никуда не собирался, — добавил я. — Просто предлагаю.

Грейнджер опустила взгляд в пол и покусала кончик ногтя на большом пальце. Я ждал.

— Ну, наверное, я могу немного задержаться, — наконец протянула она.

И только тут я понял, насколько был напряжён. Я чуть мотнул головой, надевая на лицо беззаботную полуулыбку.

— Тогда я к себе в кабинет. Ты можешь устроиться в гостиной. Кажется, здесь вполне удобно.

Грейнджер кивнула, а я развернулся и пулей вылетел из гостиной. Заперся в кабинете и принялся нарезать круги. Морганова матушка, что я вообще вытворяю?! То злюсь на неё, то предлагаю остаться у себя… Даже если бы сам министр сидел у меня на плечах, я бы не смог сейчас работать. Руки дрожали. Конечно, я злился на неё вчера. Потому что она заявилась ко мне как к себе домой и решила, что я подхожу на роль лучшей подружки, а потом попросила молчать обо всём. Да мне медаль надо дать за то, как хорошо я держался! Больше не собираюсь терпеть её нытьё из-за Уизли. С этим — к Поттеру. Но мы, видите ли, не хотим никого беспокоить! А меня, значит, беспокоить можно.

Я остановился посреди кабинета и с силой потёр лицо ладонями. Нет, не могу так. Когда она там, а я тут… Не могу, когда она так близко, а прикоснуться нельзя. Не могу видеть её в своём доме и знать, что она не моя. И никогда не будет моей.

Мои метания прервали странные звуки. Я оглянулся на камин. Он потрескивал, как бывает, когда пытаются установить связь. Я уже шагнул к камину, как вдруг треск прекратился, а из гостиной до меня донёсся голос.

Этот голос.

Ярость забилась у меня в висках. С трудом взяв себя в руки, я распахнул дверь и размашисто прошагал до гостиной. Меня встретила светящаяся Грейнджер в обнимку со свитками.

— Уходишь? — только и смог произнести я.

Грейнджер вдруг как будто смутилась.

— Да, я… По-моему, мне значительно лучше.

Я сунул руки в карманы.

— Ну что ж, не смею задерживать, — отчуждённо вежливо сказал я.

— Тогда… тогда я пойду. Спасибо за всё и ещё раз извини.

Она неуверенно улыбнулась. На моём лице не дрогнул ни один мускул. Она уже повернулась по направлению к передней, когда я уронил:

— Я, конечно, не против гостей порой, но, надеюсь, твои внезапные визиты в мой дом больше не повторятся.

Её улыбка увяла. Она молча кивнула и скрылась в передней. Через мгновение послышался хлопок входной двери.

Со стоном я опустился в стоящее рядом кресло и спрятал лицо в ладонях. Да что не так со мной?..

Весь день прошёл словно в тумане. А вечером на моём пороге снова появилась она.

— Ну что ещё?

Грейнджер выглядела уже не так понуро, как утром. Она явно хлебнула антипохмельного. А кроме того, весь её вид выражал решительность и даже некоторую воинственность.

— Малфой… Драко, давай поговорим… По душам.

— О чём?

— О войне. У нас с тобой есть общее прошлое. Я знаю, вы с Гарри иногда говорите… обо всём этом.

Я стиснул зубы.

— То, что мы обсуждаем с Поттером, касается только меня и Поттера…

— Я знаю, что тебе часто снятся пытки. — Она покусала губу. — Мы могли бы поговорить об этом. Если хочешь.

Я смерил её скептичным взглядом. Это её «если хочешь» было больше похоже на «выполнять!».

— Ты же вроде помирилась с Уизли.

— Опять подслушивал?

— Не без этого.

Она помолчала.

— Честно говоря, я не понимаю тебя, Драко. То ты приветлив, то язвишь, то весел, то злишься. Я, конечно, знаю, что нас мало что связывает. Но всё же мне бы хотелось, чтобы мы смогли установить… что-то вроде нейтралитета.

— И ты решила, что ничего лучше, чем обсудить наше общее военное прошлое, придумать нельзя, да?

— Да, — прямо ответила она.

Я задумчиво постучал пальцем по губам.

— То есть ты просто поболтать зашла, я правильно понимаю?

— Да, — с явным раздражением повторила она. — Просто поговорить, Мал… Драко. Кстати, ты не против, что я зову тебя по имени?

Я состроил гримасу.

— Как мило, что ты решила уточнить. Спустя — сколько там? Пять лет?

— Да боже ж мой, ты впустишь меня уже или нет?!

Я оценивающе посмотрел на неё. Я не понимал, зачем она явилась, но мне было невероятно приятно, что она так сильно жаждет попасть в мой дом, чтобы пообщаться. В этот момент мне было плевать, что она чужая девушка и на меня никогда не взглянет. Потому что мне попросту нечего предложить такой девушке, как Гермиона Грейнджер.

— Ладно, уговорила, — лениво протянул я и шагнул в сторону.

— Премного благодарна, — прорычала она, входя и снимая с шеи платок.

Прикрыв глаза и досчитав до десяти, я последовал за ней в гостиную.

Она стояла у комода. Когда она обернулась, сердце у меня упало: в руках у неё оказалась фотография моих родителей.

— Как поживает твоя мать? — спросила Грейнджер, пристально глядя на меня.

Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не подбежать к ней и не выхватить у неё рамку.

— Я передумал.

— Что?

— Не хочу говорить о войне.

— Но, Драко, нам нужно говорить об этом. Мы все пережили одинаковый ужас…

— Грейнджер, это мой дом, ты явилась ко мне без приглашения, а я тебя впустил. Поэтому позволь мне решать, о чём мы будем говорить, а о чём нет.

Произнося это, я до боли стискивал дверную ручку. Я знал, чем чревато подобное обращение с Грейнджер: она не любила, когда ей перечат. Но если из-за этого она решит уйти — скатертью дорога.

Грейнджер поджала губы, явно недовольная моим ответом. Но рамку всё-таки вернула на место, и я немного расслабился. Подойдя к дивану, она опёрлась руками на спинку.

— На вопрос о матери-то ты можешь ответить? Он ведь не касается войны напрямую. Почему ты не взял её с собой, когда переехал? Она же теперь совсем одна в вашем поместье.

— Не хочу говорить о личном, — отрезал я.

Вот уж чего я делать точно не собирался, так это разъяснять ей причины моего переезда из жуткого, насквозь пропахшего пытками, кровью и страхом мэнора в пыльный давно позабытый Малфоями и самим Мерлином особняк. И рассказывать о долгих и порой громких разговорах с матерью, которая наотрез отказалась покидать поместье, тоже.

Грейнджер снова поджала губы. Я сделал вид, что не заметил, и призвал с кухни поднос с заварочным чайником и чашками.

— Перед тем как отправиться с Гарри искать крестражи, мне надо было обезопасить своих родителей. Я применила к ним сложное заклинание для изменения воспоминаний. Когда я закончила, они свято верили, что их зовут Венделл и Моника Уилкис и их самая большая мечта — жить в Австралии. О том, что у них есть дочь, они, разумеется, тоже забыли. После победы мне пришлось ждать целый год, прежде чем я смогла вернуть им воспоминания, потому что боялась мести бежавших Пожирателей. Думала, когда верну им память, всё наконец-то закончится. Но они так обиделись на меня за то, что я с ними сделала… Я понимаю, они просто беспокоились, ведь они любят меня… Всех страшных подробностей наших с Гарри и Роном приключений мне скрыть не удалось. Ещё полгода мы не разговаривали. А потом Рон съездил в дом моих родителей и пообщался с ними. Наверное, пристыдил. Потому что когда я встретилась после этого с мамой, она постоянно краснела и заикалась на каждом слове. Папа пробурчал извинения. Немного погодя всё наладилась. До сих пор благодарна Рону за то, что он сделал.

Я сидел в кресле, опёршись локтем на подлокотник и прикрыв ладонью подбородок.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — глядя на неё исподлобья, спросил я.

— Чтобы ты знал, что у тех, кто оказался на стороне победителей, тоже не всё гладко. Война скидок не делает. Досталось всем.

— Изящная философия, — заметил я. — Не то чтобы я против твоих душевных излияний посреди моей гостиной, но можно обойтись без упоминаний об Уизли? Без обид, но из вас троих он меня раздражает больше всех.

— Рон очень помог мне, когда я не знала, как решать ситуацию с родителями, — без смущения отозвалась Грейнджер и с превосходством добавила: — Даже хорошо, что ты узнал об этом. Может, изменишь наконец своё предвзятое мнение о нём…

— Один вопрос. Если Уизли такой замечательный, чего вы без конца ссоритесь?

Лицо Грейнджер застыло маской.

— Ты прав. Не будем о личном.

Я развёл руками, как бы говоря: о чём и речь.

— А у меня сегодня именины, — вдруг выпалила Грейнджер.

— Хочешь выпить по этому поводу?

Грейнджер качнула головой из стороны в сторону. Потом нахмурилась.

— А давай, — наконец сказала она. — Обычно я их не праздную, но почему бы не начать?..

Я докончил остатки чая, отставил кружку и поднялся. Бутылка доброго эльфийского вина хранилась в погребе. Вернувшись в гостиную, я наколдовал два бокала и разлил вино. Протянул один Грейнджер. Она обошла диван и приняла бокал.

— За именины! — я отсалютовал ей бокалом.

Мы выпили. Я подлил нам вина и сел в кресло.

— Эй, ты полегче, — посоветовал я, когда Грейнджер осушила второй бокал в два больших глотка. — Оно, конечно, слабенькое, но если так пить, в голову даст.

Губы Грейнджер расползлись в ухмылке.

— Не волнуйся так, Малфой. То есть Драко. У меня всё под контролем.

Она дотянулась до бутылки и налила себе ещё. Я хмуро смотрел на неё поверх своего бокала. Что же с тобой делает этот тупоголовый Уизли, что ты надираешься в доме Драко Малфоя, которого, держу пари, ещё пару лет назад и за человека не считала.

Грейнджер, между тем, отставила бокал и прошлась по гостиной.

— Это что, стереосистема?

Я обернулся в кресле.

— А, — я махнул рукой. — Поттер подарил на день рождения пару месяцев назад. Удивлён, что он в курсе, когда я родился. Хотя, может, судебные отчёты читал… Там и не такое можно найти.

— А диски тебе тоже Гарри подарил?

Я глотнул вина, поставил бокал на столик и поднялся.

— Нет. Месяц назад встречался с одной девицей. Оказалась полукровкой. Она и натаскала. Я-то этой штукой даже пользоваться не умею.

— Надеюсь, ты расстался с ней не потому, что она оказалась полукровкой.

Я убрал руки в карманы и пристально посмотрел на Грейнджер.

— А это имеет какое-то значение для тебя?

Грейнджер не выдержала взгляда и принялась перебирать коробки с дисками.

— Просто хотела узнать, в какую сторону изменилось твоё мнение о чистоте крови за это время. И изменилось ли вообще.

— Подвижки имеются, — коротко ответил я.

— Романтичной натурой была эта твоя девица-полукровка, — резюмировала Грейнджер, разглядывая список на обратной стороне одного из дисков. — Целый сборник «Белых танцев».

— Сборник чего?

— «Белых танцев». — Она показала мне коробку, как будто это всё объясняло. — У вас в мире магии нет такого понятия?

— Хм… — протянул я и притворно задумался. — Дай подумать. Зелёные водяные есть, семейные мётлы «Синяя муха» есть, красные колпаки есть… Но белых танцев нет. Что это вообще такое?

— Ой, это очень мило, — вдруг совсем не по-грейнджерски защебетала она, и на щеках у неё появился розовый румянец. — У маглов бывают дискотеки, где звучит разная танцевальная музыка, — принялась объяснять Грейнджер, вытаскивая диск из коробки и пристраивая его на выскочившую из системы плоскую подставку. — Когда начинает играть медленная мелодия, объявляется белый танец, и девушки приглашают юношей...

— А разве не наоборот? — удивлённо спросил я.

— Нет, так… принято.

— Всё у вас у маглов шиворот-навыворот, — хмыкнул я.

Грейнджер нажала на какие-то кнопки, и подставка уползла обратно в систему вместе с диском, а в следующую секунду гостиную наполнили звуки рояля.

— А что из себя представляет этот танец? — спросил я, когда вместе с роялем запел мужской голос. У меня по спине побежали мурашки, а в висках всё сильнее пульсировала разгорячённая алкоголем кровь.

— Да ничего особенного: она кладёт руки ему на плечи, он обнимает её за талию, и они медленно движутся вокруг себя… Что ты делаешь?

Она в недоумении уставилась на мою раскрытую ладонь, протянутую ей.

— Приглашаю на этот твой белый танец. Правда, я не девушка, а ты не юноша. Но вряд ли ты догадалась бы меня пригласить. — Щёки Грейнджер залились румянцем пуще. — Да брось, ты танцевала с Крамом. Мне интересно, что он в тебе нашёл, раз решил пригласить на Святочный бал. Должно быть, ты супер-танцор.

— Ну… я…

Сердце уже колотилось у меня в глотке. Рука вот-вот начнёт дрожать.

— Ну же, Грейнджер. Или мне надо станцевать перед тобой с бубном, чтобы соблюсти ещё какую-нибудь дурацкую магловскую традицию?

Она ещё помялась, но наконец её холодные пальцы коснулись моей ладони.

Я вывел её на середину гостиной. В этот момент предыдущая песня завершилась и началась новая. Вновь звуки рояля поплыли по комнате. За музыкой уже было не слышно шума дождя за окном. Парящие в воздухе свечи догорали, и мы оказались в полумраке. Глядя ей в глаза, я остановился и положил её руки себе на плечи.

— Ну вот, совсем и не сложно, — тихо сказал я, и мои ладони осторожно легли на её талию.

Капли дождя падают отовсюду...

Я тянусь к тебе, но тебя нет рядом.

Я стою в темноте и жду

С твоей фотографией в руках.

История разбитого сердца...

Мы медленно двигались в такт музыке, а мне одновременно хотелось, чтобы она отвернулась — и никогда не отворачивалась.

С каждым шагом она была всё ближе и ближе ко мне. Я боялся дышать. И не хотел ни о чём думать. Только о её руках на моих плечах и о моих ладонях на её талии. Зачем всё это? Что потом? Наплевать. Есть сейчас. К чёрту всё. К чёрту всех. Есть только я и она. Кто такой этот Уизли вообще? Его не существует.

Только я и она.

Останься со мной,

Не покидай меня,

Потому что я не могу быть без тебя.

Просто останься со мной

И держи меня в объятиях.

Потому что я построила свой мир вокруг тебя.

Я не хочу знать, как это — быть без тебя.

Так останься со мной,

Просто останься со мной.

Мы сблизились настолько, что она прислонилась лбом к моему плечу, а я прикрыл глаза, обвивая руками её талию. Я знал, что она не оттолкнёт. Просто знал. Потому что тоже заворожена тем, что происходит сейчас между нами. Не может отрицать, что ничего не происходит.

А внутри всё холодело и трепетало. Боже, что же ты со мной делаешь…

Я искала повсюду

Очень-очень долго,

И мы с тобой — как эти звёзды,

Что освещают небо каждую ночь...

Ты обещал, что мы всегда будем вместе

И ты никогда не уйдёшь.

Вот почему мне нужно, чтобы ты остался.

Вот почему мне нужно, чтобы ты осталась, Грейнджер. Ты так близко, что не можешь не чувствовать, как колотится моё сердце, как горит всё моё тело, как дрожат мои руки. Ты спрашивала, изменился ли мой взгляд на чистоту крови. Вот тебе мой ответ. В моём пересохшем горле, в моих объятиях. В этом танце. Нашем танце.

Останься со мной,

Не покидай меня,

Потому что я не могу быть без тебя.

Просто останься со мной

И держи меня в объятиях.⁽¹⁾

Замерев на минорной ноте, музыка со вздохом оборвалась, и наступила тишина. Диск с щелчком выскочил наружу. Я продолжал обнимать её, слушая шум дождя, тишину и бешеный стук своего сердца. Казалось, я окаменел. Но стоило ей слегка пошевелиться, и мои объятия распались. Ладони соскользнули и замерли на её бёдрах. Наши лбы соприкасались, её волосы щекотали мою кожу.

В этой тишине я отчётливо услышал, как она сглотнула.

— Драко, я…

— Не говори, не надо…

— Но… я…

Её ладонь всё ощутимее давила мне на грудь. Наконец она подняла голову так, словно в ней было полно расплавленного свинца. Мне никак не удавалось поймать её взгляд. Вывернувшись из моих рук, она отступила на шаг.

— Я… мне… Уже поздно, мне пора вернуться.

Грейнджер резко повернулась ко мне спиной. Она явно плохо соображала.

Я вдруг разозлился.

— Куда ты собралась? Домой? От тебя разит алкоголем, Грейнджер. Или у вас с Уизли принято возвращаться посреди ночи, источая алкогольные пары?

Она развернулась на пятках, её прищуренные глаза блеснули в свете камина.

— Замечательно, — отрывисто бросила Грейнджер. — Значит, я снова ночую у тебя!

С этими словами она почти бегом бросилась к лестнице. Я последовал за ней размашистым шагом.

— Что ты ему сказала? — крикнул я в темноту лестницы, где уже скрылась из виду Грейнджер. — Что тебе нужно поработать в выходные?

Лохматая голова появилась из мрака, и тёмные глаза прожгли во мне дыру.

— Не твоего ума дела, Малфой, — прошипела она.

— Да что ты! — Я взбежал вверх по ступеням вслед за ней. — Очень даже моего. Ты втянула меня во всё это, когда заявилась три дня назад в мой дом.

Вместо ответа Грейнджер схватилась за ручку и рванула дверь спальни на себя.

— Опять бежишь? — в отчаянии крикнул я. — От Уизли ты так же бегаешь, да? К кому теперь побежишь плакаться?

Я понимал, что говорю малоприятные вещи. Но обида душила меня и выворачивала наизнанку. Я хотел, чтобы она почувствовала, каково мне сейчас.

— Почему бы просто не признать в лицо очевидное? Хотя бы раз.

Я подошёл к ней в тот момент, когда она развернулась, так что мы вновь оказались слишком близко друг к другу.

Она нахмурила брови.

— Я не понимаю, о чём ты.

— Понимаешь! Ты тоже была там! Ты почувствовала это!

На её щеках выступил румянец.

— Ты городишь какую-то чушь.

— Грейнджер, признай! Признай, что между нами что-то было! Только что, там, внизу!

Она извернулась, вновь демонстрируя мне свою спину. Я отпрянул от взметнувшихся волос. Грейнджер снова вцепилась в ручку.

— Я руку готов дать на отсечение, что у вас с Уизли никогда не было ничего подобного. Да посмотри же ты на меня! — Я схватил её за запястье и с силой развернул к себе.

Хлоп!

Я поражённо дотронулся до горящей щеки.

— Очень жаль твою руку, Малфой, — прошипела Грейнджер. — И я в последний раз тебя предупреждаю: не лезь в наши отношения.

Я стоял столбом и смотрел, как она открывает дверь и исчезает в спальне. Удар двери о косяк вывел меня из ступора.

— Грейнджер! — рявкнул я.

Ярость бешено колотилась в висках.

— Чёрт! — я пнул ногой дверь. — Чёрт! — кулак врезался следом.

Как, КАК вышло, что вместо хрупкой связи между нами выросла каменная стена?! Гораздо крепче и толще той, что образовалась за годы взаимной неприязни ещё в школе.

На меня вдруг накатила неподъёмная волна усталости. Опёршись ладонями о дверь, я уткнулся в неё лбом с тяжёлым вздохом. В голове вдруг разом стало пусто, а в груди — холодно.

Оттолкнувшись от двери, я развернулся и быстро пошёл к лестнице.

Никогда прежде мне не было так плохо.

---

1) Danity Kane — Stay With Me

Вернуться к тексту

Утром легче не стало. Спал я относительно неплохо исключительно благодаря выпитому. Но стоило только открыть глаза, как все пережитые вчера эмоции обрушились на меня и вдавили в кровать. Я устало потёр лицо руками. Мерлиновы панталоны, как я умудрился довести себя до такого состояния?

Проверив комнату, в которой вчера заперлась Грейнджер, я ощутил новый приступ злости. Конечно, я понимал, что она не останется на утренний кофе, но то, как она сбежала, окончательно вывело из равновесия.

Я спустился на первый этаж и плюхнулся на диван. Воспоминания о вчерашнем вспыхнули в голове яркими картинками. Как она смутилась, когда я протянул ей свою дрожащую ладонь. Как мы танцевали. Как я обнимал её и чувствовал её тепло так близко. И как я внезапно разозлился, когда она сказала о возвращении. Только сейчас я окончательно понял, почему взбесился. Раз она заговорила о возвращении, значит, либо вспомнила об Уизли, когда танец закончился, либо, что ещё хуже, думала об этом придурке всё время, пока мы танцевали.

Я снова потёр лицо руками. Почему мне не может быть просто всё равно?

В понедельник утром я сидел в своём кабинете, стараясь отвлечься от всего с помощью работы. Получалось откровенно паршиво.

Отбросив перо, я помассировал пальцами глаза и оглядел стол. На краю лежал свёрнутый в трубку свежий выпуск «Ежедневного пророка». Протянув руку, я взял газету и развернул.

«Скандал в Королевском театре в Ковент-Гардене!

Вчера, во время закрытого показа оригинальных «Гугенотов» 1858-го года прямо посреди представления разразилась ссора между главой Отдела регулирования магических популяций Гермионой Грейнджер и аврором Рональдом Уизли. Источник информирует, что мисс Грейнджер запустила в мистера Уизли Летучемышиный сглаз после того, как они некоторое время переругивались в своей ложе. «Пророку» удалось заснять, как мисс Грейнджер покидает театр и трансгрессирует. Мистер Уизли остался досматривать постановку.

Напоминаем, что это уже не первая подобная сцена, устроенная героями Второй магической войны и освещаемая в прессе. Тем не менее официальных сообщений об окончательном разрыве отношений пока не поступало. «Пророк» продолжает следить за развитием событий».

Я прочёл статью дважды, прежде чем до моего измученного сознания дошёл её смысл. То есть после того, как Грейнджер сбежала от меня вчера утром, она отправилась в Ковент-Гарден с Уизли, где благополучно опять с ним разругалась? Я издал истерический смешок.

Опустив взгляд, я принялся разглядывать чёрно-белую фотографию. Грейнджер выглядела просто восхитительно в чёрном шёлковом платье в пол. И как изящно его полы вспорхнули в воздух, когда она трансгрессировала… Я смотрел и смотрел на снимок, пока резко распахнувшаяся дверь не заставила меня отвлечься и подпрыгнуть на месте.

Я вскинул голову. На пороге моего кабинета стояла… Кто бы вы думали? Мисс Героиня Войны собственной персоной. Правда, вместо потрясающего чёрного платья на ней снова были брюки и наглухо застёгнутая рубашка.

Я быстро взял себя в руки. Грейнджер захлопнула дверь и в три широких шага оказалась возле моего стола.

— Чем могу быть полезен? — холодно осведомился я, складывая газету.

Грейнджер бросила беглый взгляд на газету в моих руках и снова посмотрела мне прямо в лицо.

— Я пришла убедиться, что ты никому не пикнешь о недоразумении, произошедшем у тебя дома в субботу.

Я изо всех сил старался оставаться бесстрастным. Но видит Мерлин, это оказалось слишком сложно.

— Значит, ты всё-таки согласна, что между нами что-то было? — с вызовом поинтересовался я.

Грейнджер хмыкнула и оттолкнулась ладонями от стола, отворачиваясь.

— Ничего не было, — стоя ко мне спиной, проговорила она. — И, пожалуйста, держи язык за зубами. Моя репутация и без того висит на волоске.

Так и не обернувшись, она быстро направилась к двери.

Я поражённо уставился на её спину. Нет, ну какова нахалка!

— О тебе и Уизли расписали целый разворот, а тебя беспокоит недоразумение в субботу? — вскакивая из-за стола, крикнул я.

Грейнджер замерла у самой двери и повернулась. Её губы были сжаты в нитку, но глаза метали молнии.

— Именно поэтому я и пришла к тебе, — убийственно спокойным голосом ответила она. — Мне не нужен ещё один скандал в прессе.

Она снова развернулась.

Ну уж нет!

— Коллопортус!

Дверь захлопнулась прямо перед носом Грейнджер, отчего та вздрогнула и шарахнулась обратно вглубь кабинета.

— Сдурел?!

Я пропустил её возмущение мимо ушей. Выбравшись из-за стола, я направился к ней.

— Грейнджер, ты двинулась мозгами? Объясни мне, какого драккла ты всё ещё терпишь Уизли, когда он позорит тебя подобным образом?

Грейнджер сузила глаза. Я понял, что её гнев достиг точки кипения. Но мне было плевать.

— Это не твоё дело, — процедила она.

— О, нет, дорогая, ещё как моё. Стало моим, когда ты припёрлась ко мне и заварила всю эту кашу.

Грейнджер смерила меня взглядом.

— У тебя явные проблемы с эмоциями, Малфой, — отрезала она и принялась расколдовывать дверь.

— У меня проблемы с эмоциями?! — взорвался я. — Да, у меня проблемы с эмоциями! И знаешь, почему? Потому что ты меня с ума сводишь!

Брошенные слова повисли в воздухе. Грейнджер прекратила возню и в полной тишине медленно развернулась ко мне. А я уже ничего не соображал. Все тормоза отключены, терять больше нечего. Я уже сказал самое важное. Теперь дело за малым.

— У меня проблемы с эмоциями, зато ты сама не знаешь, чего хочешь.

Она просто стояла и смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и в эту секунду я понял, что это мой шанс.

Я быстро шагнул к ней и поцеловал.

Тысяча мыслей пронеслась в голове, и в то же время — в ней было совершенно пусто. Сердце неслось как бешеное, отбивая сумасшедшую дробь в висках. Тёплые губы Грейнджер дрогнули и раскрылись…

Сильный толчок в грудь заставил меня очнуться. Мне пришлось отступить назад. Мои руки больше не ощущали гладкой кожи её щёк, но губы всё ещё горели, а сердце рвалось из груди.

— Что ты делаешь, Малфой, — растерянно пробормотала Грейнджер, складывая на груди руки и стараясь не встречаться со мной взглядом.

Я снова оказался рядом с ней и взял её лицо в ладони. Она пыталась сопротивляться, но эти попытки были слишком слабыми, чтобы я обратил на них внимание.

— Не отрицай, Грейнджер, не отрицай, что тебе понравилось, — горячо зашептал я.

Грейнджер зажмурилась и снова пихнула меня в грудь.

— Прекрати! — вскричала она. — Просто перестань. Зачем ты это делаешь? Чего ты добиваешься?

Я замер, тяжело дыша, как будто пробежал сто миль. Я больше не пытался к ней прикоснуться.

— Чего я добиваюсь? Чтобы ты, наконец, разула свои глаза и поняла, что твоя жизнь проходит впустую, пока ты пытаешься выиграть там, где уже проиграла!

Грейнджер помотала головой, как будто пыталась выбросить из неё лишние мысли, нахмурилась и сжала виски.

— Это слишком, — тихо произнесла она.

Я вдруг понял, что не дышу. Выпустив воздух сквозь стиснутые зубы, я на миг прикрыл глаза, а потом заговорил:

— Слушай, я понимаю, кто я такой. Поверь, прекрасно понимаю. Что мне нечего тебе дать, что теперь всё иначе, не так… — я запнулся; такие признания давались мне тяжело, — не так, как раньше. Раньше я решал, на кого обращать внимание, а теперь у меня почти нет таких прав. Я никто.

Грейнджер вскинула на меня взгляд и невесело усмехнулась.

— Малфой, бога ради, что ты несёшь? Между нами никогда ничего не было и нет сейчас.

Её слова ударили меня под дых не хуже Петрификуса.

—У меня есть Рон, — сказала она так, словно это было решающим аргументом.

— При чём тут вообще Уизли? — прорычал я.

— При всём, — твёрдо отозвалась Грейнджер. — Я была расстроена и слегка пьяна, мы потанцевали, немного увлеклись… Такое бывает. Я не считаю тебя никем. Ты добился внушительных результатов, если учитывать, с чего начинал. Ты умный привлекательный молодой начальник Сектора. Но это ничего не меняет. Я не знаю, что ты там себе придумал, но лучше тебе побыстрее выбросить это из головы.

Мне показалось, что с меня сорвали всю одежду и вытолкнули на сцену под взгляды сотен людей. Я обнажил свою душу перед ней, а она плюнула в неё, как будто мои чувства ничего не значат.

Грейнджер же просто развернулась, расколдовала дверь и вышла. А я так и стоял, пригвождённый к полу так легко слетевшими с её языка словами. Бывает? Побыстрее выбросить из головы? А больше она ничего не хочет?!

Я в бешенстве пнул кресло. Лицемерка! Сама же заявилась ко мне и не единожды! Напилась, прекрасно зная, в чьём доме находится, а потом жалась ко мне, как второкурсница, пока мы танцевали!

Я обошёл стол и с размаху сел в своё кресло. Придвинув его к столу, я упёрся в столешницу локтями и спрятал лицо в ладонях.

И что ещё за бред она там несла про Уизли? Она хотела сказать, что отталкивает меня не потому что я в сравнении с ней — пустое место, а из-за Уизли?..

Я отнял лицо от рук и уставился перед собой.

Не может быть…

Вскочив с кресла, как ужаленный, я пулей вылетел из кабинета.

Путь до штаб-квартиры Аврората я проделал в полном беспамятстве, расшвыривая всех, кто попадался по дороге, без разбора. В спину мне летели проклятия, но я даже не оборачивался. Я видел только усмехающуюся самодовольную рожу Уизли, которую собирался наконец-то разбить.

Я распахивал все двери подряд, пока за одной из них не обнаружил компанию хохочущих авроров, среди которых громче всех заливался Уизли.

— Ага, веселишься, значит, да? — с порога набросился я, нисколько не волнуясь, что на меня уставились все, кто находился в кабинете. — Думаешь, медальку получил, и теперь можно ничего не делать, да? Само всё тебе в ручки приплывёт?

Хохот немедленно оборвался. Уизли непонимающе смотрел на меня. Потом переглянулся со своими товарищами, те только пожали плечами. Уизли медленно поднялся, будто боялся, что я вот-вот взорвусь, как опасный артефакт. В общем-то, это было не так уж далеко от истины. Я сжал кулаки.

— Малфой, ты чего…

— Мне плевать, какие у тебя причины быть таким дерьмом! Раз она выбрала тебя, ты должен, обязан сделать её счастливой!

— Остынь, Малфой, — сказал Уизли и выдавил тухлую улыбку. — Слушай, ты хорошо меня разыграл, ха-ха, очень весело. Но завязывай, ладно?

Он попытался взять меня за руку, но я резко отмахнулся.

— Я только что поцеловал твою девушку. И знаешь, что она сделала? Оттолкнула меня! И не потому что я не в её вкусе, а потому что она до сих пор ждёт, что ты из жабы превратишься в принца!

Уизли так и застыл с раскрытым ртом. Жизнь во всём отделе давно остановилась. За моей спиной сгрудилась толпа зевак. До Уизли тем временем, похоже, дошёл смысл моих слов, потому что лицо его начало стремительно багроветь. Он стиснул свои кулачищи.

— А ну повтори, что ты только что сказал! — взревел он.

— У тебя ещё и со слухом проблемы, — сардонически резюмировал я. — Я. ПОЦЕЛОВАЛ. ГРЕЙНДЖЕР. А она заявила, что у неё есть ты — кусок драконьего дерьма. Надеюсь, третий раз повторять не требуется?

Я едва успел закончить фразу, как Уизли с места прыгнул на меня, как взбесившаяся пума. От удара в челюсть моя голова мотнулась из стороны в сторону, а из глаз посыпались искры. Я потерял равновесию и рухнул на стоявших за моей спиной людей. Они испуганно шарахнулись, и мы с Уизли вывалились в коридор. Он был крупнее и сильнее меня, к тому же явно имел представление об обычных магловских способах выяснять отношения.

Когда Уизли стащили с меня, я не чувствовал ни одного живого места. Дышать было больно, голова разламывалась, а во рту скопилась кровь. Меня оттащили в сторону и держали под руки, чтобы я не вырвался. Хотя если бы меня отпустили, я бы скорее свалился обратно на пол, чем бросился в драку.

— Какого чёрта здесь происходит?! — Посреди коридора стоял Гарри Поттер собственной персоной. — Аврор Уизли?

Уизли раздувал ноздри, как бык, готовый в любой момент поднять меня на рога. Я утёр кровь из носа, смело глядя прямо в его разъярённые глаза.

— Что за собрание? Быстро все по местам! — приказал Поттер. — А ты, — прорычал он и ткнул кончиком волшебной палочки в Уизли, которого держали за плечи двое товарищей, — сейчас же объяснишь мне, какого лысого дементора здесь произошло.

Уизли только тяжело дышал и угрюмо смотрел на своего друга и начальника исподлобья.

— Хочу напомнить тебе, — сквозь зубы цедил Поттер, — что ты на рабочем месте. Ты сотрудник моего отдела и не имеешь права устраивать здесь драки.

— Этот хорёк сказал, что целовался с Гермионой! — выпалил Уизли.

Поттер так и замер, а потом медленно повернулся ко мне с вопросительным выражением лица. Вместо ответа я сплюнул кровавую слюну прямо на ковёр.

— Простите, могу я пройти? — раздался знакомый голос. — Спасибо. Что тут за столпотворение?

Подобно Поттеру, появившаяся Грейнджер застыла как примороженная. Она в ужасе переводила взгляд с меня на Уизли и обратно.

— Что…

— А вот и она собственной персоной, — едко проговорил Уизли. — Что, уже нашла, с кем утешиться? Если я тебя так сильно достал, могла бы бросить меня, а не врать в глаза, что любишь.

Лицо Грейнджер окаменело. Великое Небо, как же мне надоел этот фарс.

Я утёр губы рукавом.

— Ты дебил, Уизли. Я английским языком сказал тебе, что это я поцеловал её. Я, а не она. Она меня оттолкнула, потому что ты ей дорог и нужен, потому она и не бросила тебя до сих пор. Но ты услышал только то, что хотел.

Я ещё раз обвёл взглядом всех и задержался на Грейнджер.

— Мне жаль всех вас.

С этими словами я развернулся и, расталкивая так и не рассосавшихся зевак, направился к лифту.

Я сидел в своём кабинете, запершись на все замки, и тупо смотрел в потолок. Рёбра всё ещё ныли от тумаков Уизли, во рту ощущался металлический привкус собственной крови. Боже, какой же я кретин. Стоило ли ради такой лицемерной дуры идти и устраивать сцену на глазах у всего отдела? Ну набил бы ему морду в тёмном проулке и справился. Но нет, мы же не ищем лёгких путей!

А ведь всего этого не случилось бы, если бы Грейнджер не появилась на моём пороге несколько дней назад. Жил бы себе более-менее спокойно, строил карьеру. Может, всё-таки встретил бы подходящую девушку. Если бы не Грейнджер.

Я встал с кресла, снял со спинки свой пиджак и оделся. Карман оттягивала какая-то тяжесть. Запустив в него руку, я нащупал что-то холодное. Я вынул руку. На моей ладони лежал тот самый чёртов краб, который я так и не выбросил. Отодвинув кресло, я не глядя швырнул его в мусорную корзину.

Точно так же я выброшу Грейнджер из своей жизни.

Никогда больше не взгляну в её сторону.

Следующим утром я хмуро просматривал бумаги в своём кабинете. Поттер поймал меня в лифте, когда я только поднимался из атриума на свой уровень, и тихим зловещим шёпотом пообещал расчленить, если я ещё раз учиню нечто подобное. Я со всей искренностью, на какую был способен от природы, заверил его, что подобное больше не повторится. В общем-то, я не соврал. Ведь у меня нет поводов драться с кем бы то ни было в Министерстве. Уизли и Грейнджер больше не существуют для меня.

Робкий стук в дверь отвлёк меня от размышлений о новых рукоятках.

— Да, — буркнул я, не поднимая головы.

Дверь кабинета открылась. Я уже ожидал услышать писклявый голос своей секретарши Миранды, но вместо этого по моим натянутым нервам рубанул совсем другой голос.

— Малфой?

Я оторвался от бумаг и уставился на мнущуюся в дверях Грейнджер.

— Мистер Поттер ничего не передавал, — холодно проговорил я и снова вернулся к бумагам. — Всего хорошего, мисс Грейнджер.

— Слушай, Малфой… То есть Драко. Нам нужно поговорить. Я хочу объясниться.

— У вас ко мне какое-то дело, касающееся моей работы? — осведомился я, снова на миг соизволив посмотреть на неё.

— Нет, я…

— В таком случае, извините, но я занят, — отрезал я.

Грейнджер была чем-то сильно расстроена. Даже подавлена, я бы сказал. Я успел заметить это в те короткие секунды, что смотрел в её лицо. Сердце привычно дрогнуло, но я тут же приказал себе оставаться спокойным. Я уже принял решение. Хватит с меня унижений. К чёрту Грейнджер. К чёрту весь этот бред.

— Мистер Малфой! — в кабинет ворвалась Миранда. — Мистер Малфой, прибыли из Болгарии. Срочно требуют вас!

Никогда прежде она не появлялась так вовремя! Я был готов её расцеловать.

Деловито отложив перо, я поднялся. Грейнджер продолжала стоять на пороге. Я прошёл мимо неё, намереваясь выйти и запереть дверь. Грейнджер не двинулась с места.

— Мисс Грейнджер, мне нужно идти. Не могли бы вы покинуть мой кабинет?

Миранда с любопытством рассматривала нас. Лицо Грейнджер превратилось в маску. Её глаза мгновенно помертвели.

— Разумеется, мистер Малфой, — ровным голосом откликнулась она и вышла, вскинув подбородок.

Болгары несли какую-то несусветную чушь на ужасающей смеси английского и болгарского. Половины я вообще не понял, а вторую половину категорически отверг. И всё время, пока я разбирался с гостями из северной страны, где-то фоном в моей голове прокручивались мысли о визите Грейнджер.

Я успешно боролся с ними вплоть до позднего вечера. Но стоило только мне коснуться подушки, как они набросились на меня, как стая диких докси. И я был вынужден сдаться на их милость. Лёжа в темноте, я думал и думал о том, что, возможно, совершил ошибку. Она говорила что-то про объяснения. Может, я просто чего-то не понимаю? Может, она дала бы мне ответы на все вопросы, которые меня мучают? То есть мучали. Нет, кого я обманываю. Я и дня не продержался. Стоило только ей появиться на моём пороге, как я тут же сложил оружие и сдулся, как шарик. Я не готов. Я не могу.

Устроившись поудобнее, я закрыл глаза. Решено. Завтра утром я сам пойду к ней и дам возможность всё объяснить.

Поразительно, но наутро моя решимость нисколько не уменьшилась. Отметившись в атриуме, я сразу же, не заглядывая на свой уровень, направился в Отдел регулирования. Грейнджер, конечно же, оказалась на своём месте.

— Малфой? — удивлённо произнесла она, когда я пересёк порог её кабинета.

— Доброе утро, Грейнджер.

Я прошёлся до стола.

— Кажется, вчера ты хотела мне что-то объяснить, но мне было некогда тебя слушать. Теперь я готов.

Грейнджер смерила меня странным взглядом и уткнулась носом в бумаги.

— Мне нечего тебе сказать, — бросила она.

Я стиснул зубы. Взгляд сам собой пробежался по её прямой, как стрела, фигуре и задержался на пальцах. На безымянном красовалось кольцо.

— Не помню, чтобы ты носила украшения, — сухо заметил я, сильнее стискивая ручку портфеля.

— Это не твоё дело, но Рон сделал мне предложение, — отозвалась Грейнджер, не прерывая своих действий с документами. — И вообще, я не обязана перед тобой отчитываться. Нас ничто не связывает. А всё, что было… Это просто недоразумение, о котором лучше забыть.

Мне показалось, что из меня только что выдрали кусок плоти, и где-то в районе живота образовалась дыра. Появилось желание согнуться пополам.

— Быстро же всё у вас решилось, — процедил я, развернулся на каблуках и вылетел из кабинета.

Снова день в тумане. Я слабо представляю, как мне удавалось справляться с обязанностями начальника в таком состоянии. Приказы и распоряжения я отдавал на автомате. Наверное, сказывался опыт, приобретённый ещё на посту зама.

Вернувшись в свой пустой и холодный дом, я некоторое время стоял в прихожей. Осознав, наконец, что чуда не произойдёт, я горько усмехнулся, отбросил портфель и пиджак и прошёл в гостиную.

Тут было так же темно, холодно и пусто, как и внутри меня. Я поймал глазами бутылку, оставшуюся тут ещё с того памятного дня, когда… Быстро всё решив, я взмахнул палочкой и через пару секунд поймал прохладную бутылку крепкой эльфийской настойки. Откупорив, отсалютовал ею в никуда. Ну что ж, за тебя, Грейнджер! Самое лживое, лицемерное и бесчувственное создание, какое я когда-либо встречал. Я сделал затяжной глоток. Вино немедленно ударило мне в голову, по телу разлилось фальшивое тепло. Я подошёл к системе, наугад вытащил диск, нажал на кнопку и впихнул его в выскочившую подставку. Осмотрев множество кнопочек, я нажал на самую большую. Из динамиков тут же полилась фортепьянная музыка, и мужской голос с хрипотцой от души запел:

C самого начала это была лихорадка,

Холодный пот выступил на лице внезапно поверившего.

Я вскинул руки и сказал: «Покажи мне что-нибудь».

Она ответила: «Если осмелишься, подойди ближе».

По кругу, мы ходим по кругу...

А теперь скажи мне, скажи сейчас, ты ведь знаешь...

Я отступил от системы и снова глотнул вина. Голова закружилась, и я зажмурился, прижимая ладонь тыльной стороной к губам. Осознание того, что я не могу просто взять и отмахнуться от мыслей о Грейнджер, душило и заставляло прикладываться к горлышку снова и снова. Певец продолжал проезжаться по моим натянутым нервам, а я, словно мазохист, болезненно вслушивался в каждое слово.

Не совсем уверен, что я должен чувствовать теперь.

Что-то в твоих движениях

Заставляет меня думать, что я не смогу без тебя.

Это чувство меня захватывает,

Я хочу, чтобы ты осталась.

Несмотря ни на что, я успел поверить, что между нами действительно что-то было. Что у меня есть шанс, надежда. Хоть сейчас я в этом и сомневался. А хуже всего было от того, что я, возможно, сам же оттолкнул от себя свой шанс, когда прогнал её. Потому что где-то между моим отказом поговорить и решением всё же позволить ей объясниться Уизел вывернулся и сделал ей предложение, которое она приняла.

Я держусь,

Потому что мне нужно, чтобы эта пустота ушла.

Забавно: сломлена ты,

Но именно меня нужно было спасть.

Потому что если ты никогда не замечаешь света,

Сложно понять, кто из нас проваливается во мрак.⁽¹⁾

Я сделал очередной глоток. Последняя капля упала мне на язык. Я потряс бутылку. Отбросил её в угол, потянулся за палочкой и чуть не свалился с дивана. С трудом вернув себе равновесие, я всё же взял палочку и призвал ещё одну бутылку. Ну и плевать, что завтра рабочий день.

Первая песня закончилась и заиграла вторая, куда более надрывная, чем предыдущая. На душе стало тоскливо. Сильный и красивый женский голос пел, вонзая каждое слово прямо мне в душу:

Я смотрю, как я удаляюсь.

Такой мрачный вид,

Не могу его вынести.

Я тянусь,

Чтобы не дать себе оступиться, прежде чем упаду,

Слишком слабо, слишком поздно,

Ты можешь спасти меня?

Звонок в дверь отвлёк меня. Я опустил бутылку и попытался сфокусироваться на выходе из гостиной. Получалось плохо. Звонок повторился. Чёрт. Наверное, мама пришла проведать. Вот же неймётся ей! Нашла время тоже…

Раздражённо выдохнув и представив её реакцию на мой вид, я кое-как сполз с дивана, не удосужившись даже привести себя в порядок и оставить бутылку на столе, и поплёлся в прихожую. В спину мне продолжали впиваться слова песни:

К чему ведёт нас дорога к свету?

Кого мы зовём на исходе ночи?

Неси меня ближе к себе, словно слезинки в глазах.

Я подошёл к двери и попытался поймать ручку, но она упрямо ускользала, всякий раз оказываясь то левее, то правее.

Всё, что я могу тебе дать, это воспоминания,

Возьми их, и я никогда не расстанусь с тобой,

Я опущу голову,

Но когда сделаю это…

Наконец, у меня получилось ухватиться за неё, и я резко распахнул дверь. Голос из гостиной распорол мою душу надвое:

Не отпускай меня,

Удержи меня в своём бьющемся сердце,

Я не отпущу.

Вечности мало,

Дай преклонить голову в тени рядом с тобою,

Не отпускай меня,

Удержи меня в своём бьющемся сердце.

Передо мной стояла Грейнджер. И я настолько не был готов к её визиту, что просто смотрел на неё, такой открытый и беззащитный. Если бы сейчас она вздумала унизить, растоптать, разбить, сломать, то у неё бы получилось без особых усилий.

А надрывающийся из динамиков голос продолжал рубить, крошить и рвать моё пьяное сердце на части:

Не отпускай меня,

Удержи меня в своём бьющемся сердце.⁽²⁾

Никогда прежде я не был так распахнут.

---

1) 30 seconds to Mars — Stay (Rihanna cover)

Вернуться к тексту

2) Raign — Don't Let Me Go

Вернуться к тексту

Пение неожиданно пресеклось на высокой ноте и после паузы продолжилось низко и обманчиво спокойно:

Дай мне заморозить время,

Пока оно совсем не охладело,

Мгновения проходят,

А жизнь продолжается.

— Крысиную печень не покупаю. — Я попытался закрыть дверь.

— Драко, подожди!

— О, это вы, мисс Грейнджер? Я вас не признал в столь… непривычных декорациях.

Её лицо изобразило мольбу, но моя невозмутимость была непоколебима как никогда. Если бы где-то проводились соревнования по мгновенному обрастанию коконом презрения, я бы точно взял гран-при. В конце-то концов, есть у меня хоть какое-то подобие гордости?

Мучительные звёзды

Отбирают каждый вздох, который я хотела задержать,

Любовь в моём сердце

Никогда не иссякнет.

Самое время проверить.

— Нам нужно поговорить.

— Часы приёма вторник и четверг с двенадцати до двух. Запишитесь у моей секретарши.

Я снова попытался захлопнуть дверь, но Грейнджер вцепилась в неё рукой, так что если бы я не остановился, то придавил бы ей пальцы. Борьба с соблазном оказалась короткой, но крайне мучительной. Взгляд зацепился за безымянный палец, где по-прежнему красовалось обручальное кольцо. Заметив это, она спрятала руку за спиной, а я воспользовался моментом и выпихнул её за порог, на этот раз намереваясь закрыть дверь, даже если при этом разобью ей нос.

Куда ведёт нас этот свет?

Кого мы зовём на исходе ночи?

— Драко, прошу тебя! Это очень важно!

Я остановился, обругав себя последними словами за безволие, высунул голову на улицу и попытался испепелить её силой своей ненависти. Но Грейнджер и не подумала испепеляться, а с упрямой решимостью смотрела в ответ.

— Мисс Грейнджер, ваше поведение не соответствует вашему положению. Покиньте мой дом, иначе я решу, что вы меня домогаетесь или на вас наложили Империус.

Она ошарашенно выгнула брови.

Не отпускай меня,

Удержи меня в своём бьющемся сердце,

Я не отпущу…

— Прекрати нести чепуху, Малфой, — досадливо ответила Грейнджер. — Впусти меня, я всё объясню.

Она вглядывалась в моё лицо, словно ища что-то, а я чувствовал себя музейным экспонатом или зверушкой в зоопарке: смотри кто хочет! Но у меня всё-таки был выбор. Злость тугим горячим комом собиралась в животе, и я ухватился за спасительный негатив, позволяя ему управлять моими действиями.

— До свидания.

— Прекрасно! — вспылила Грейнджер. — Можешь закрыть дверь сегодня, но я приду завтра, и послезавтра, и через неделю — пока ты не впустишь меня!

Ты меня не видишь,

Но ещё ощущаешь,

Я живу лишь в твоей памяти,

Я значу что-то,

Ты же — всё.

— Ваша настойчивость крайне трогательна, — прошипел я, едва сдерживаясь, чтобы не проклясть наглую выскочку на месте, — но советую вам приберечь её для вашего ненаглядного жениха.

Ничто не смогло бы сейчас сбить меня с цели закрыть наконец чёртову дверь и оставить Грейнджер мяться на пороге. Двойное упоминание Уизела уязвило посильнее равнодушия бывшей начальницы.

— Я слышала твоё признание!

Не отпускай меня,

Удержи меня в своём бьющемся сердце,

Я не отпущу.

Вечности мало,

Дай преклонить голову в тени рядом с тобою,

Не отпускай меня,

Удержи меня в своём бьющемся сердце.

Голос вновь оборвался на высокой ноте, и на этот раз всё кругом погрузилось в звенящую тишину. Меня словно швырнуло обо пол с высоты трёх футов. Дверь замерла, чуть-чуть не коснувшись косяка. Я с трудом сглотнул — у основания шеи, под рёбрами, стало больно — и шагнул назад в попытке удержать равновесие. Я видел побледневшую Грейнджер сквозь узкую щель и невпопад подумал, что у неё лицо в форме сердечка. А потом мир сузился до тёмных омутов, просверливавших меня насквозь. Я был почти уверен, что если ощупаю лоб, то обнаружу там две дыры.

К реальности вернул леденящий душу вой Чёрной Монахини, донёсшийся сверху. Меня тряхануло от неожиданности, желудок сжался и сделал сальто. Замутило. Грейнджер отреагировала мгновенно: подобралась, в ладони появилась волшебная палочка.

— Что это было? — она беспокойно оглядывалась.

Я проигнорировал вопрос, в ушах грохотала кровь.

— Что ты сказала? — вместо свирепого рычания вырвался жалкий хрип.

Во второй руке всё ещё была бутылка, и я судорожно сжал горлышко, как будто это могло спасти меня от падения в пропасть.

Грейнджер спрятала палочку, подозрительно косясь на окна второго этажа. Я вдруг подумал, что ей действительно необходимо войти сегодня в мой дом. Вот только готов ли я опять окунуться с головой в это болото, зная, что ничего хорошего в итоге не выйдет? Гордость саднила в висках, но что-то тянуло меня к ней через порог, словно между нами была протянута нить, и если она оборвётся, я сдохну на месте.

— Впусти меня, и я всё объясню, — повторила Грейнджер.

Распахнув перед ней дверь, я невежливо развернулся спиной и отправился в гостиную, на ходу делая затяжной глоток вина и второй рукой слепо шаря по пуговицам рубашки.

— Ну? — буркнул я, рухнув в кресло и запустив пальцы в волосы.

Полы распахнулись, и мой торс предстал во всей красе. Поймав её замысловатый взгляд, я нахально улыбнулся одними губами. Грейнджер возмущённо отвернулась.

Она передвигалась медленно и нерешительно, как, в общем-то, и должен вести себя человек в чужом доме. Вот только ей это обычно было не свойственно, так что её поведение даже всколыхнуло на дне моей развороченной пьяной души зачатки вялого интереса. Что такого вселенски важного она хотела донести до меня, что с таким тщанием штурмовала особняк?

— Можно присесть?

Я издал нервный смешок.

— С каких пор тебе требуется моё разрешение?

— Драко, пожалуйста…

Я закатил глаза.

— Мордреда ради, Грейнджер, сядь уже и валяй, пока я не передумал и не вышвырнул тебя на улицу. — Я демонстративно отпил вина и развалился в кресле.

Нарочитая грубость была лишь прикрытием, и любому это наверняка стало бы ясно, как белый день. Но мне не было никакого дела до любого, мне было нужно, чтобы Грейнджер почувствовала себя нежеланным гостем. И, кажется, я добился своей цели.

— Очень гостеприимно.

Обиделась. Я только фыркнул и снова глотнул вина.

— Прикройся, пожалуйста, — чопорно попросила она.

— И не подумаю. Я у себя дома, что хочу, то и делаю. Могу хоть голый перед тобой сидеть.

Грейнджер вспыхнула.

— Я…

— Что, мой гость? — с милой улыбкой перебил я.

Грейнджер угрюмо потупилась.

Сверху опять донёсся вой, гораздо тише, но по-прежнему достаточно ужасающий. Грейнджер поёжилась.

— Как можно жить в таком окружении…

— Тебя вроде никто и не принуждает здесь жить, — небрежно заметил я, вогнав её в краску. — Вернёмся к нашим фестралам, — по старой, уже подзабытой привычке лениво протянул я и посмотрел на часы. — Ты до утра будешь с духом собираться? Завтра рабочий день, так что я планирую выспаться, прежде чем идти на встречу с представителями Международной магической транспортной компании.

Грейнджер скептично глянула на бутылку.

— Не сомневаюсь, им понравится лёгкий флёр перегара, они будут просто очарованы, — едко прокомментировала она.

Я вдруг почувствовал себя таким уставшим и измотанным, будто мне не двадцать пять, а сто. Мелькнула и исчезла мысль ответить шпилькой на шпильку. Осталась только нежданно накатившая апатия. Молча встав, я направился к лестнице.

— Стой!

Я обернулся. От меня исходили столь явственные пары безразличия, почти осязаемого, что даже странно, как это они не заразили Грейнджер и не превратили в новый подвид лохматого овоща.

— Извини, — промямлила она и наконец-то опустилась на краешек дивана.

Я прислонился к высокому комоду и отставил на него бутылку — сил возвращаться в кресло категорически не осталось.

— Так о каком признании речь?

Казалось бы, я должен ощущать себя униженным или хотя бы пойманным врасплох. Но внутри было спокойно, словно бушевавшее адское море вдруг уснуло. Никаких эмоций по этому поводу я не испытывал. Разумеется, раз во мне, похоже, больше не осталось эмоций. Чёрт его знает, зачем я тогда собрался её слушать.

Ведь мне уже всё равно.

— Помнится, однажды я признался Поттеру, что обожаю котят. Он обещал сохранить мой секрет, но, как вижу, оказался вшивым сплетником.

Грейнджер шутку не оценила, смерив меня кислым взглядом.

— В тот день… — она прочистила горло. — В тот день, когда я пришла в первый раз, это действительно была случайность. То есть, конечно, я нарочно трансгрессировала именно к тебе, потому что не хотела никому ничего объяснять. Но у меня не было… Знаешь, я не хотела… То есть… О боже.

Она уткнулась лбом в ладони. Потом провела ими по лицу и с шумом втянула носом воздух. Я сложил на груди руки.

— В общем, у меня не было никакой другой цели, кроме получения… хм… поддержки и койки на ночь.

Я вяло фыркнул.

— Я была благодарна за разрешение переночевать и только в комнате осознала, что мы не так уж тесно общаемся, чтобы я могла так запросто заявиться в твой дом чуть не ночью и попросить о ночлеге…

— Сенсация: Гермиона Грейнджер не всегда соображает сразу!

— …и я вышла в коридор с намерением извиниться за вторжение и поискать другой вариант. Но оказавшись на лестнице, услышала твой голос, и… — Она выдохнула остатки воздуха и сцепила пальцы. — Я подумала, что мне послышалось. Растерялась, но тут раздались твои шаги, и я не придумала ничего лучше, как спрятаться в комнате. Утром я ничего не могла с собой поделать: всё всматривалась в тебя, наблюдала, пыталась понять, не приснилось ли мне… После этого всё и завертелось. Я боялась, что в тот вечер, когда я… когда я была немного…

— Пьяная, — подсказал я.

— …немного не в себе, — выкрутилась Грейнджер, — я думала, что вернулась в твой дом не потому что забыла документы, а потому что…

— Что? — Впервые за весь вечер мой тон был серьёзен.

Она провела руками по коленям, шумно вздохнула.

— Потому что меня тянуло… сюда, — сообщила Грейнджер китайскому ковру под её ногами. — Но это просто бред, конечно. Не знаю, как мне такое вообще в голову пришло. Я так много думала, что почти физически ощущала, как устал мой мозг. Я совсем запуталась, и ещё мне было страшно, ведь… — Она замолчала на секунду, а потом зачастила: — Я почти ничего не помню о той ночи, так что решила прийти и спросить напрямую, но не смогла задать вопрос в лоб, поэтому завела эту беседу про войну, надеясь в процессе…

— Стоп. — Я пристально смотрел ей в глаза. В душе глухо заклокотало раздражение. — Ты с какого-то перепугу взяла, что я воспользовался ситуацией?

Голос был так тих, что Грейнджер даже застыла, прислушиваясь.

— Ну а что мне было думать?

— Вот какого ты обо мне мнения. — Я оттолкнулся от комода и прошёлся по гостиной. — Как ты вообще могла такое вообразить? По-твоему, я не в состоянии держать себя в штанах? Да ты хоть представляешь, каких усилий мне стоило добиться того, что у меня сейчас есть? По-твоему, я бы наплевал на всё ради…

— Ради чего?

Я скривился.

— Как будто тебя интересует ответ.

Грейнджер внезапно успокоилась. Встала. Отстранённая, горделивая, собранная. Чужая.

— Ну что ж. Полагаю, мы всё выяснили. Я пришла лишь потому, что посчитала: ты имеешь право знать причины произошедшего.

— О, премного благодарен за великодушие, — с убийственной иронией отозвался я.

Грейнджер смерила меня высокомерным взглядом. От растерянной скованной девушки не осталось и следа.

— Спокойной ночи, — сухо объявила она и направилась в прихожую.

Мне бы обратить внимание, что она не трансгрессировала прямо из гостиной, а дала эту оттяжку — себе или мне, — решив пойти в прихожую, где не оставила даже шейного платка. Но я ни о чём не мог думать, кроме истории, которую только что услышал. «Потому что меня тянуло сюда». Алкоголь вперемешку с горячей кровью с новой силой ударил в голову.

— То есть ты только за этим сейчас явилась, я верно понимаю? По доброте душевной решила мне всё объяснить, да? — Я изо всех сил старался, чтобы голос звучал ровно, но меня колотило, как пса на помойке.

— Не понимаю, к чему ты ведёшь. — Она даже не потрудилась нахмуриться.

— А с чего ты взяла, что я к чему-то веду?

К моему глубочайшему изумлению, Грейнджер покраснела. Я так удивился, что даже забыл испытать удовлетворение от того, что всё-таки задел её и разбил ледяную маску.

— Похоже, у тебя тоже не всё в порядке с эмоциями. Ты всё ещё уверена, что хочешь замуж за Уизли?

Её лицо на миг исказилось от злости, и она даже шагнула в мою сторону, уже открыв рот, но резко развернулась и чуть не бегом бросилась прочь.

— Ты злишься только потому, что сама себя обманываешь! Между нами что-то происходит, но тебе духу не хватает это признать!

Тяжело дыша, я затормозил на пороге прихожей. Нёсшаяся ураганом Грейнджер тоже остановилась, словно в неё попало замораживающее заклинание. Я не успел двинуться с места, как она обернулась и обрушилась на меня, будто спятивший гиппогриф.

— Ладно! Хорошо! Ты прав! Ты это хотел услышать?!

Грейнджер принялась метаться по прихожей, заламывая руки.

— Я разозлилась после танца, потому что ты был прав во всём. Между мной и Роном никогда не было ничего подобного. И меня это взбесило! Потому что я не должна так чувствовать. Потому что это неправильно. И вообще тебя всё это не касается! Мои отношения с Роном — это мои отношения, и мои сомнения — это только мои проблемы!

Я подался вперёд и поцеловал её.

Грейнджер дёрнулась от неожиданности. Мои пальцы зарылись в её густые волосы, и на мгновение она расслабилась, но тут же с силой оттолкнула меня и вылетела на улицу. Я кинулся следом в чём был, босой и в расстёгнутой рубашке. Поймал за руку, прежде чем она успела трансгрессировать. Она стряхнула меня лишь под самый конец, и я вывалился в реальность, едва устояв на ногах и с трудом переводя дыхание. В ступни больно врезались булыжники тротуара. Подняв глаза, я уставился на возникший меж двух зданий дом с чёрными стенами и массивной дверью. В нижних окнах только что зажёгся свет.

Никогда не думал, что увижу дом Поттера при таких обстоятельствах.