Частички тепла для израненных душ (гет)

Гарри Поттер появился в Литтл Уингинге очень внезапно. Громкий хлопок трансгрессии, — и вот он уже стоит посередине Тисовой улицы, совершенно не утруждая себя маскировкой. Лишь подойдя к дому №4, он вспомнил, что магглы не привыкли к тому, чтобы люди появлялись прямо из воздуха. Гарри пугливо заозирался, но никого в окнах близстоящих домов не увидел.

Он приставил к замочной скважине волшебную палочку, чтобы для какого-нибудь соседа, вздумавшего именно в этот момент выглянуть на улицу, это выглядело бы, как если бы Гарри открывал дверь ключом, и прошептал:

— Алохомора.

Замок открылся с приятным щелчком, и Гарри, повернув ручку, вошёл в дом. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как он отсюда ушёл — точно так же была приоткрыта дверь чулана, точно так же расставлены стулья на кухне, а на спинке одного из них даже висела чья-то мантия. Гарри взял её в руки и внимательно осмотрел. На отвороте рукава обнаружились вышитые тёмно-зелёными, почти незаметными на чёрном фоне, нитками инициалы «Н.Т.». Нимфадора Тонкс. У Гарри сдавило горло. Чувствуя, как начинают слезиться глаза, он подбежал к раковине и налил в стакан воды. Однако она не принесла ему должного успокоения, и Гарри со всей злостью разбил стакан об пол, вкладывая в этот акт вандализма всю ту боль, которая накопилась у него в душе за две недели после битвы за Хогвартс.

Немного успокоившись, он решил подняться в свою бывшую спальню и посмотреть, не оставил ли он там чего-нибудь в прошлый раз, пусть это были бы и богом забытые на многие годы пыльные носки. Проходя мимо чулана, он вдруг вспомнил, как показывал его Букле, и едва удержался, чтобы не разгромить всю кухню тёти Петуньи, которая должна была с минуты на минуту вернуться со своим семейством домой.

Не успел Гарри дойти до второго этажа, как услышал снаружи шорох гравия под колёсами машины. Он спустился как раз вовремя — Дурсли уже шли от машины к входу в дом. Гарри услышал, как дядя Вернон добродушно смеётся над чем-то, что только что сказал ему Дедалус Дингл, и оторопел. Он никогда бы не поверил, что дядя Вернон смеётся над шутками волшебника, если бы сам не услышал.

Гарри метнулся в гостиную — он не хотел приводить Дурслей в замешательство своим присутствием в первые же секунды их возвращения. Стоило дать им немного времени свыкнуться с мыслью, что они снова дома. Гарри усмехнулся. С каких это пор его интересует внутреннее спокойствие его дражайших родственников? А, может, они за этот год переменили к нему своё отношение, как к Дедалусу и, возможно, Гестии?

Хлопнула входная дверь и сразу послышался тяжёлый топот ног по ступеням — не иначе как Дадли кинулся проверять, всё ли в порядке с его компьютером.

— И, правда, оставайтесь на ужин, — послышался голос тёти Петуньи. — Зря мы, что ли, в магазин заезжали? Сейчас я испеку пирог, это не займет больше часа, а потом посидим.

Дедалус и Гестия, видимо, особо не возражали, поскольку, после просьбы тёти Петуньи, послышался шорох снимаемых ими мантий.

— Ну, вот мы и снова дома, — гаркнул на весь коридор дядя Вернон, словно дом мог его слышать.

Первой в гостиную вошла тётя Петунья (остальные ещё раздевались в прихожей) и застыла при виде Гарри.Зато Гарри не растерялся.

— Я пришёл проверить, всё ли в порядке и нормально ли вы добрались до дома.

— Кого я слышу! — пропищал показавшийся в гостиной Дедалус. — Гарри Поттер! Наш герой! Знаете, Гарри, я нисколько в Вас не сомневался!

Он обогнул тётю Петунью и затряс руку Гарри с такой горячностью, что едва её не вывихнул.

Гарри вежливо высвободил свою руку и тепло улыбнулся Дедалусу и только что вошедшей в комнату Гестии. Дядя Вернон же, как и супруга, застыл столбом в дверях гостиной.

— Гарри! — воскликнула Гестия и крепко обняла его. — Как я рада, что ты жив! Спасибо тебе, Гарри, даже и не знаю, что было бы, если бы не ты! Всё волшебное сообщество у тебя в долгу.

— Да что там, — смутился Гарри и, взглянув на дядю Вернона, повторил. — Я пришёл убедиться, что вы благополучно добрались до дома.

— Я... мм... рад, что с тобой всё в порядке, парень, — глухо ответил дядя.

— Дидинька! — вдруг тонким голосом позвала тётя Петунья. — Дидинька, иди сюда, поздоровайся!

Дидинька, гулко топая, спустился в гостиную и, точно так же, как родители, замер на пороге, завидев кузена. Однако он быстро оправился от шока, подошёл к Гарри и протянул ему руку. Гарри с улыбкой ответил на рукопожатие, но тут Дадли вдруг схватил его в охапку и сжал так, что у него рёбра затрещали.

— Да что с тобой, Дэ? — прохрипел Гарри.

Дадли выпустил его из своих медвежьих объятий и со смущённым видом отошёл на пару шагов.

— Ты всех спас, — тихо сказал он. — Весь мир. Гестия с Дедалусом нам объяснили, что это за война. А мы же твои родственники, нас бы тоже, типа... ну, в живых не оставили. Спасибо.

— Дыы... не за что, — замялся Гарри. Он чувствовал какое-то восторженное вдохновение, глядя, как Дадли неуклюже пытается выразить ему свою признательность, и готов был сам сжать кузена в объятиях, но сдержался и ограничился благодарной улыбкой.

— Что ж... — пролепетала Петунья, старательно избегая зрительного и, вообще, какого бы то ни было контакта с племянником, — я пойду печь пирог.

— Я помогу! — радостно вызвалась Гестия.Остальные расселись в гостиной. Гарри постарался занять место между Дедалусом и Дадли, поскольку дядя Вернон пока никак не выказал ему своего благодушия. Правда, к его чести, в его глазах уже не было искреннего презрения. Дядя Вернон кашлянул и развернул принесённую с собой газету, всем видом показывая, что не намерен разговаривать.

— Где вы их прятали? — спросил Гарри.

— В доме Кингсли в Солсбери, — мгновенно ответил Дедалус.

Наступило неловкое молчание. Больше Гарри не мог придумать повода для разговора и уже проклинал себя за то, что вообще пришёл сюда. Через некоторое время Гестия позвала всех в столовую, где их уже ждал большой лимонный пирог. Но и за столом беседа не вязалась. Гарри эта сцена напомнила случай в доме Ксенофилиуса Лавгуда, который, чтобы потянуть время, заставил их выпить аж по две порции настойки лирного корня, которая на вкус, в общем-то, была довольно неплоха.

— Как думаете, Дедалус, стоит ли навести на дом защитные чары? — нарушила молчание Гестия.

— Зачем это? — встрепенулся дядя Вернон, не дав волшебнику ответить. — Этот ведь ваш как-его-там побеждён. Вы же сказали, что мы в безопасности теперь!

— Это так, — ответил Гарри, и все повернулись к нему. — Вы в относительной безопасности, но...

— Что значит — в относительной? — спросила тётя Петунья и резко поставила чашку на блюдце, расплескав по столу чай.

— Волдеморт и его самые близкие приспешники уничтожены, но некоторые сбежали прямо с поля боя, после смерти своего предводителя, и мы до сих пор не можем их найти. — Гарри задумчиво потыкал свой кусок пирога вилкой. — В конце концов, прошло всего лишь две недели. Они, конечно, мелкие сошки, всего лишь грубая рабочая сила. Волдеморт не утруждал себя глубоко посвящать их в свои планы. Они даже вряд ли знают, где вы живёте, но стоит перестраховаться, не так ли? — он обернулся к Дедалусу. Тот согласно закивал.

— Что ж, — продолжил Гарри. — Тогда я поговорю с Кингсли по этому поводу. Может быть, даже он сам установит защитные чары. Ну, мне пора.

Гарри отложил вилку и встал из-за стола.

— Спасибо за угощение, тётя, — поблагодарил он. Та нервно дёрнулась, видимо, в попытке кивнуть, и снова уткнулась в свою тарелку. Гарри почувствовал, как где-то внутри кольнула досада. Но он вышел из столовой и, забрав из гостиной мантию Тонкс, направился к выходу. На улице, в двадцати метрах от дома, его нагнала Гестия.

— Ты не подумай, Гарри, они изменились, — запыхавшись, пробормотала она.

— Ну... мне от этого ни горячо ни холодно, — ответил Гарри, — я, пожалуй, пойду, мне еще с Кингсли надо поговорить.

— Знаешь, — перебила его девушка, — они на самом деле изменились. Даже твой твердолобый дядя. Особенно после того, как мы им доходчиво объяснили, что за война сейчас идёт, и какую роль ты в ней играешь. К счастью, у нас был каждодневный доступ к газетам, и, едва я или Дедалус приносили их домой, твоя тётя опережала всех в попытке их прочесть. Она зачитывала до дыр каждую статью, в которой упоминалось твоё имя. Это, конечно, не изменит твоего искалеченного детства, но они хотя бы раскаялись.

С этими словами Гестия улыбнулась ему на прощание и вернулась обратно в дом. А Гарри пошёл дальше по улице, чувствуя, как злая досада в его сердце уступает место тихой благодарности.

Гермиона Грейнджер не спала уже третьи сутки и была похожа на очумелую сову с огромными синяками под глазами и взъерошенными больше обычного пушистыми волосами.

— Тебе нужно отдохнуть, — увещевал Рон, сидя на кровати Джинни и глядя, как девушка мечется от шкафа к раскрытому чемодану на полу, скидывая туда вещи без разбора и, вдруг подумав о чём-то своём, запихивая их обратно в шкаф. Когда она в четвёртый раз по ошибке засунула в свой чемодан платье Джинни, в котором та была на свадьбе Билла и Флёр прошлым августом, Рон не выдержал, и, схватив Гермиону за плечи, слегка встряхнул её.

— Ты слышишь меня, Гермиона? Я сказал, что тебе нужно отдохнуть! Ты уже целую неделю, наверное, не спишь!

— Не преувеличивай, Рональд! Всего лишь два дня. И как я могу спать, когда такое происходит?!

— Когда всё было гораздо хуже, я имею в виду, когда Волдеморт был жив и убивал направо и налево, и была велика вероятность того, что егеря убьют нас в собственных постелях, ты почему-то сном не брезговала. Что же сейчас такого ужасного происходит, что ты даже спать боишься?

— Тогда у меня было время, а теперь нет! — взвизгнула Гермиона, раздражённая тем, что Рон блокировал ей путь к чемодану.

— Гермиона! — рявкнул Рон, теряя терпение. — Объяснишь ты мне, наконец, какого чёрта лысого ты тут устроила или мне сыворотку правды сварить?

Гермиона вздрогнула от его крика и, выронив из лихорадочно трясущихся рук скомканную ночную сорочку, сползла вниз по стене.

— Я не могу... не могу вернуть... их... они... Рон, они... — всхлипывала девушка. — Я... такая ду-у-ура!

Гермиона ударилась в рыдания. Рон присел перед ней на корточки и крепко обнял.

— Успокойся, всё хорошо, слышишь? — ласково прошептал он, гладя её по голове. — Ты не дура. Кого ты не можешь вернуть?

— Родителей... — Гермиона тоже обняла его, уткнувшись лицом в его плечо. — Я не могу вернуть им память, Рон!

Рон слегка отстранился и взглянул ей прямо в глаза.

— Так вот где ты была позавчера!..

— Да, я была в Австралии. Я всё перепробовала, Рон, всё! Ничего не получается! — к Гермионе начала возвращаться лихорадочная суматошность, и она вновь вскочила на ноги и принялась нарезать по комнате круги. А потом, не успел Рон опомниться, она выскочила из комнаты и убежала вниз. Рон припустил за ней. Он нагнал её уже на кухне, где за столом переругивались Билл с Флёр и мыла посуду Джинни. Гермиона выбежала на улицу. Рон вспомнил, что с дома еще не были сняты защитные чары, в том числе и антитрансгрессионные, с целью обезопасить жителей от атаки шестёрок Волдеморта, которым может взбрести в голову отомстить за своего Лорда. Рон также понял, что Гермиона хочет выбежать из-под защитного купола и трансгрессировать. Матерясь, он достал на ходу палочку и, направив её на Гермиону, пробормотал:

— Дормио*.

Бледно-голубой луч попал прямо в спину девушки и та, тихо вскрикнув, растянулась на земле. Когда Рон добежал до неё, то увидел, что она успела свернуться калачиком и мирно посапывала. Рон не без труда поднял её на руки и понёс в дом. Минуя кухню, он постарался напустить на себя крайне непринуждённый вид, как будто ему не впервой таскать девушек на руках, и, вообще, вся ситуация — сама собой разумеющаяся вещь. Флёр продолжала распекать Билла, не замечая, что муж как-то странно смотрит куда-то позади неё. Джинни тоже мыла посуду как ни в чём ни бывало. Она, казалось, вообще не заметила ни того, что Рон с Гермионой промчались через всю кухню и выбежали на улицу так быстро, словно за ними гналась разъярённая мантикора, ни того, что спустя минуту Рон снова появился на кухне с уже спящей Гермионой на руках.

— Всё в порядке, Рон? — донёсся до него встревоженный голос Билла, когда он, пыхтя, преодолел первый пролёт.

— Да, отлично, — крикнул он через плечо и чертыхнулся, осознав, что комната Джинни находится выше**.

Дойдя, наконец, до нужной комнаты, он уложил Гермиону на кровать и, сняв с раскладушки плед, укрыл им девушку.

— Ну а теперь можно и делами заняться, — пробормотал Рон, выходя из комнаты и плотно прикрывая за собой дверь.

* * *

Гермиона открыла глаза и резко села. Голову сразу словно сдавили тиски. Видимо, она слишком много спала, раз теперь у неё скачет давление. Когда боль отпустила, Гермиона решилась встать и подошла к окну. На улице стояли плотные сумерки, и на земле перед домом желтели квадраты окон с верхних и нижних этажей. Наверху кто-то тихо ходил. Вспомнив, что этажом выше находится комната близнецов, и шаги эти принадлежали Джорджу, Гермиона почувствовала, как начало щипать глаза. Она опустилась на кровать и зажала рот рукой, стараясь отогнать мысли от человека, находящегося сейчас в комнате над ней, и его горя, которое он ни с кем не собирался делить.

Но тут она вспомнила, чем занималась последние два дня, и не выдержала. Из глаз потекли предательские слёзы, капая на её, обтянутые джинсами, колени. Кто она теперь? Сирота? Конечно, у неё есть друзья, которые её никогда не бросят, но родители есть родители. Одна только мысль о том, что они не знают, что у них есть дочь, которая помнит о них и любит их, доставляла такую нестерпимую боль, что хотелось вот прямо сейчас разбежаться и вылететь в окно. Гермиона злилась на такую жестокую несправедливость, которую подбросила ей жизнь, но больше всего она злилась на саму себя. Внутренний голос словно говорил: «Ты думала, что такая умная, сможешь справиться с тремя обливиэйтами. Ты была уверена в том, что сможешь их снять, но ты облажалась. Твоя гордыня когда-нибудь станет твоей могилой. Они теперь никогда не вспомнят о тебе, а ты сиди здесь и пожинай плоды своего безграничного ума». Гермиона спрятала лицо в ладонях и затрясла головой. Она чувствовала, как из неё, капля за каплей, исчезает сила воли. Такого морального истощения она не чувствовала с того самого дня, когда наложила на родителей эти проклятые обливиэйты. Даже унося ноги из Малфой-мэнора, до полусмерти замученная Беллатрисой, она чувствовала себя куда лучше в душевном плане.

Дверь отворилась с тихим скрипом и в комнату кто-то вошёл. Гермиона видела лишь очертания кого-то долговязого на фоне белеющей в темноте двери, но загодя могла поспорить, что это Рон. И верно — парень достал палочку и осветил Люмосом всю комнату и заодно своё лицо.

— Ну как ты тут? — добродушно спросил он, добравшись до лампы на столе и включив её.

— Долго я спала? — Гермиона часто заморгала, привыкая к яркому свету.

— Сутки с небольшим, — ответил Рон, усаживаясь на раскладушку напротив неё.

— Сутки! — выдохнула девушка. — То-то у меня голова болит.

— Гарри так и не вернулся, — мрачно сообщил Рон.

Гермиона пару секунд привыкала к смене темы и пыталась понять, о чём он говорит.

— Ты хочешь сказать, что, как он ушёл к Дурслям, так до сих пор его и нет?

— Да, — кивнул Рон, еще больше помрачнев. — Но с ним вроде всё в порядке. Кингсли забегал сегодня утром, сказал, что видел Гарри в Министерстве и вчера, и позавчера, и сегодня.

— Но где же он ночует?

— А шут его знает.

Гермиона почувствовала, как её настроение упало с отметки «плохо» до «отвратительно». Гарри за последние три недели, что прошли от битвы за Хогвартс, заимел привычку исчезать, не сказав ни слова никому из обитателей «Норы», даже им — Рону и Гермионе. Они узнавали о его местонахождении через «Ежедневный Пророк» — например, «сегодня Гарри Поттер посетил больницу Св. Мунго, куда утром второго числа были доставлены защитники Хогвартса с ранениями разной степени тяжести» или «сегодня утром Гарри Поттер вместе с Визенгамотом судил пойманных накануне на севере Шотландии Пожирателей Смерти». А в последнее время у него вошло в моду не ночевать дома по одной, а то и по две ночи.

— Когда явится, семь шкур с него спущу, — вдохновенно сообщил Рон.

— Как он не понимает, мы же волнуемся, — укоризненно покачала головой Гермиона. — Неужели он не видит, в каком мы все состоянии? В каком состоянии Джинни? Миссис Уизли?..

— Он, наверное, думает, что у него стресс, вот и прикрывается бурной деятельностью, — буркнул Рон. — У нас у всех, вообще-то, стресс.

Гермиона промолчала. Она не знала, что ответить, да и что сделать — тоже. Ну что тут сделаешь?

— Кстати, — сказал Рон и щёлкнул пальцами, словно что-то вспомнил, — у меня для тебя сюрприз.

Он встал, взял её за руку и с лукавой улыбкой потянул к выходу. Гермиона повиновалась. Они спустились на кухню, где мистер Уизли (Гермиона заслышала его голос ещё со второго этажа) восторженно рассказывает кому-то о штепселях. Рон отошёл в сторону, давая ей обзор. Девушка застыла на пороге кухни, не в силах поверить своим глазам.

— Видишь ли, Гермиона, — усмехнулся Рон, — Кингсли забегал утром не просто так. Вчера я связался с ним и обрисовал твою проблему. Пара минут для снятия заклятий забвения, и вуаля!

Гермиона, поборов, наконец, шок, бросилась к родителям, уже вставшим из-за стола и шагнувшим к ней навстречу.

_______________

*заклинание сна. Насчет игр не знаю, но в каноне не упоминалось. Но, в общем-то, я его сама придумала. От фр. dorm(ir) — спать.

** я намеренно напутала расположение комнат в «Норе», т.к. в Гарри Поттер Вики сказано, что спальня Джинни находится рядом с кухней на первом этаже, что было мне не совсем на руку.

Джинни Уизли металась от стола к кухонной плите, на которой стояла кастрюля с кипящей водой, и кидала в неё шинкованную капусту. Теперь она понимала свою мать — готовить на такую прорву людей, вечно болтающуюся у них дома, непросто. Разница была в том, что Молли за долгие годы привыкла правильно распределять своё время, а посему успевала одновременно и готовить, и стирать, и гладить, и вязать, а Джинни ещё даже школу не закончила. Джинни знала, что готовит она посредственно, а родные терпят её стряпню лишь из вежливости. Ну и, может быть, от безысходности, потому что миссис Уизли была пока не в состоянии заниматься домашними делами.

После массовых похорон, проведённых на территории Хогвартса на специально построенном для этого мемориале, Молли заперлась в своей спальне и ни разу оттуда не выходила. По крайней мере, Джинни ни разу не видела её бродящей по дому. Девушка часто носила матери еду, и иногда, заходя к ней в комнату, обнаруживала нетронутый поднос, принесённый в прошлый раз. За те две недели, что прошли после победы, Молли Уизли сильно похудела и осунулась. Чаще всего она сидела у окна, глядя на пруд перед домом пустым апатичным взглядом.

Джинни не винила мать за равнодушие. Каждый борется со своей потерей, как может. Вот маме непросто разговаривать об этом с другими, а Джинни, наоборот, необходимо себя чем-то занять, чтобы отогнать от себя грустные мысли. Вот она и взялась за хозяйство. Но мысли никуда не ушли, они преследовали её по пятам, и, едва она присядет где-нибудь отдохнуть, настигали её с силой ураганного ветра. Именно поэтому Джинни так не любила укладываться спать — в голову лезли невольные образы, она сразу начинала представлять себе ту жизнь, в которой Фред был бы жив. Они бы с Джорджем каждый вечер за ужином высмеивали Волдеморта очередным циничным стишком, Молли их укоряла бы за это, но, в общем-то, довольно лениво — ей тоже было бы приятно слушать колкие вещи о человеке, который перевернул их уклад жизни с ног на голову и заставил последние несколько лет жить в страхе за родных. А может быть, Джинни не любила находиться в своей комнате потому, что каждых вечер с этажа выше доносились приглушённые рыдания, как если бы кто-то плакал в подушку.

Но больнее всего ранило равнодушие Гарри. Тот так вообще не появлялся в «Норе» уже больше трёх дней. Когда он ещё был здесь, Джинни попыталась завязать с ним разговор. Она уже не помнила, о чём говорила, кажется, о сроках восстановления Хогвартса, которое должно было начаться в июне, но Гарри лишь вежливо улыбнулся, всем своим видом показывая, что сейчас не в настроении разговаривать. А потом он неловко поцеловал её в щёку на прощание и пропал на три дня. Судя по расстроенным взглядам Рона и Гермионы, те тоже не были посвящены в его дела. Джинни тогда не на шутку разозлилась. Кем он себя возомнил? Он, что, думает, что он один такой несчастный, обречённый вечно страдать за смерти близких? У неё, в конце концов, тоже умер брат! Но ей оставалось лишь сжимать кулаки в бессильной ярости.

А потом Гермиона вдруг вспомнила про своих родителей и отправилась в Австралию. Джинни боялась, что подруга не сумеет без проблем переместиться на такое расстояние, но с этим вроде всё обошлось. А вот с родителями, похоже, что-то не заладилось. Гермиона вернулась злая и испуганная и принялась штудировать книги, посвящённые заклятиям Забвения. Она изучала их два дня без продыху, не позволяя себе ни минутки сна, и, в конце концов, стала похожа на суматошное привидение, вздрагивая при малейшем шорохе и, вообще, ведя себя, как умалишённая. Ещё бы, два дня не спать...

Что самое интересное, Джинни было почти всё равно. Она только и делала, что бегала от плиты к кадушке с замоченным бельём, всё больше погружаясь в пучину отчаяния.

В тот вечер Джинни мыла посуду после ужина, на котором присутствовало всего лишь четыре человека — она, Рон, Билл и Флёр. Гермиона, по словам Рона, задумала что-то странное и теперь собирала вещи. Джинни было настолько лень ему всё объяснять, что она об этом даже не вспомнила. У отца на работе завалы, так что он не появится, наверное, еще как минимум два дня. Чарли с Перси были в Хогвартсе, руководили от имени Кингсли подготовками к стройке. Джинни слышала, что Чарли даже привлёк к этому делу своих любимцев из Румынии — будут камни таскать. Гарри, как обычно, находился непонятно где. А Джордж, как и мама, не показывался с самых похорон.

Стремительно доев свою порцию, Рон умчался наверх. А между Биллом и Флёр разгорелась нешуточная перепалка по поводу жилья. Французской принцессе не нравилось, что в их доме «штукату’гка сыплется п’гямо на голову, п’госто какой-то кошма’г, а не дом», а Билл настаивал на том, что потолки можно починить. Джинни поморщилась, когда Флёр в очередной раз повысила голос, и уже собралась было её одёрнуть, как вдруг на лестнице послышались торопливые шаги. Девушка, не оборачиваясь, была готова поспорить, что это Рон с Гермионой, так как с минуту назад слышала их разгорячённые голоса. Они выскочили на улицу, как ошпаренные, а через пару минут Рон, пыхтя, ввалился в кухню с явно спящей Гермионой на руках. Джинни видела это краем глаза.

— Всё в порядке, Рон? — обеспокоенно крикнул ему вслед Билл. Тот что-то неразборчиво ответил и продолжил свой путь наверх.

— Ты меня совсем не слушаль! — возмущённо пискнула Флёр, для которой проблемы младшего брата её мужа были не более чем назойливая муха над тарелкой супа.

— Малыш, я не понимаю, чего ты так кипятишься, — Билл устало прикрыл глаза и помассировал пальцами виски. — Наймём хороших работников, и они нам всё сделают...

— Я п’госто не ве’гю своим ушам! Ты даже не понял, что я сказала!..

Джинни с оглушительным звоном кинула вилки в раковину и гневно повернулась к брату и невестке. Те вздрогнули от резкого звука и тоже обернулись к ней.

— Ну хватит! Вы просто не представляете, как вы бесите! Пришли тут и зудят под ухом о своих потолках! Тебе, Билл, стоит поучиться слушать людей. У тебя, сколько я себя помню, всегда была привычка абстрагироваться от всех, когда на тебя начинают кричать. А тебе, — она посмотрела на Флёр, — перестать капризничать!

С этими словами она схватила со стола приготовленный для Джорджа поднос и демонстративно ушла наверх.

Поднявшись на четвёртый этаж, она легонько постучала в дверь ногой, так как руки были заняты, и, как обычно, не получив ответа, толкнула её плечом. Та не поддалась. Что ещё за новости? Джинни осторожно опустила поднос на пол и ещё раз громко постучалась. Затем дёрнула ручку — та не проворачивалась, значит, кто-то запер дверь изнутри.

— Что за фокусы, Джордж? Открывай!

Никто не ответил. В комнате не было слышно ни звука.

— Джордж, открой, пожалуйста! Ну мы же договорились, чтобы дверь была открытой! Джордж...

Внизу послышался какой-то шорох, и в конце лестницы показалось лицо Рона. Он поднялся наверх и глянул на дверь комнаты близнецов. То есть комнаты Джорджа.

— Заперся?

— Да. Рон, открой.

Рон открыл дверь Алохоморой и слинял, пробормотав что-то про Кингсли.

Джинни вновь взяла поднос и вошла в комнату. Джордж лежал на кровати Фреда лицом к стене. Это было его обычное состояние всякий раз, когда Джинни приносила ему еду. Девушка поставила поднос на стол и присела на краешек кровати.

— Джордж, ну ты чего? — Джинни мягко погладила его по плечу, старательно избегая смотреть на тёмную дыру вместо уха. Она видела, что Джордж не спал — смотрел на стену перед собой с пустым выражением.

— Будешь есть? — спросила она, в общем-то, без надежды на какую-либо реакцию. Но Джордж вдруг, пусть и отрицательно, но покачал головой. Джинни прикрыла глаза. Она чувствовала, что вот-вот расплачется. Незаметно вытерев глаза рукавом, она встала и собралась уже было уйти, как вдруг услышала скрип кровати.

— Джин... — прохрипел Джордж, оборачиваясь.

Джинни вернулась обратно. Она боялась его спугнуть, боялась, что он снова отвернётся к стене и перестанет замечать всё вокруг.

— Что? — спросила она.

— Прости меня, — Джордж сел на кровати.

— За что?

— Ты тут бегаешь, готовишь всем, носишь мне еду, и, судя по тому, что это делаешь именно ты, мама тоже не в форме. Представляю, как тебе обидно — ухаживать за мной и не получать при этом даже спасибо.

— Почему же ты тогда заперся? — Джинни решилась присесть к нему на кровать.

— Ну... — Джордж откинул голову, облокотясь о стену и глядя в окно. — Я подумал, что ты решишь, что я не хочу есть, и перестанешь носить мне еду.

— Джордж, слушай... Я не перестану этого делать, если ты, конечно, не найдёшь в себе силы подняться и самому ходить есть на кухню. Мне невыносимо смотреть, как расклеивается наша семья, и я пытаюсь делать всё возможное, чтобы это предотвратить. Я понимаю, Фреда не вернуть, и мне тоже больно, но надо как-то жить дальше. Он бы не хотел...

При упоминании имени Фреда Джордж дёрнулся, и Джинни испугалась, что сейчас он её прогонит, но он только закрыл глаза и отвернулся к окну.

— ...не хотел, чтобы мы перестали... быть семьёй.

— Знаю... Как там Рон? — Джордж неловко попытался переключиться на другую тему, но Джинни подхватила его идею и ответила, старательно пряча радость:

— Он там с Гермионой что-то мутит...

— Так он, по-моему, с четвёртого курса с ней мутит, нет?

— Я имею в виду... Короче!

И Джинни принялась воодушевлённо, что было не совсем к месту, рассказывать ему о том, как Гермиона не смогла вернуть память родителям, и как она не спала два дня, и как нынче вечером они с Роном, как ужаленные, пронеслись по кухне, и как Рон потом нёс на руках наверх спящую Гермиону. Джордж слушал внимательно, что не могло не радовать. Джинни едва не захлёбывалась от восторга, оттого, что он доверился именно ей, оттого, что именно ей удалось его растормошить. А потом они просто всю ночь сидели на кровати, плечом к плечу, ели давно остывшую, слипшуюся лапшу, и разговаривали обо всём на свете — о том, что Хогвартс необходимо отстроить к новому учебному году, о том, что ещё не пойманы многие Пожиратели, о бедняге Кингсли, на которого навалилось всё и сразу, о нехорошем поведении Гарри. Единственное, чего Джинни старалась избегать — это разговоры о битве за школу. Едва Джордж чувствовал отголосок имени Фреда, он сразу стушёвывался и принимался что-то бессвязно лопотать, как, например, когда Джинни случайно упомянула в разговоре малыша Тедди Люпина, который тоже потерял там родителей. Солнце уже встало и начало изрядно припекать через стекло, когда они решили, что пора идти готовить завтрак.

— Ты иди, я догоню, — сказала Джинни, суетясь около подноса.

Джордж вышел из комнаты, а через некоторое время вышла и Джинни, сложив на поднос пустые тарелки. На лестнице она вдруг услышала чьи-то голоса и притаилась, вжавшись в стену.

— ...ты прав, Артур, что-то я совсем расклеилась.

— Ну я же тебе говорил, милая, чего зря нервы тратить.

— Как же вы тут были?..

— Джинни у нас и готовила, и стирала, и гладила, — в голосе отца Джинни услышала гордость и нежно улыбнулась.

— Джинни у нас умница, — девушка явственно представила, как при этих словах мама вымученно, но улыбается. — Господи, что же я за мать такая! Что же я за хозяйка такая! Совсем эгоистка! Свалила всё на дочь!

— Это ей, кстати, полезно, — резонно заметил Артур. — Поначалу готовила она не очень (Джинни чуть не задохнулась от возмущения), а потом приноровилась.

— Что ж, по такому поводу я сейчас такой завтрак сделаю, что ух! — и с этими словами Молли заторопилась на кухню. Артур поспешил за ней, и Джинни, чуть обождав, тоже стала осторожно спускаться. На пороге кухни она замерла, услышав, еще несколько новых голосов.

— ...приятно познакомиться, Джин, я Молли. Ваша дочка просто чудесная девочка, люблю её прямо как свою!

— ...миссис Грейнджер, — это был Рон, — Гермиона сейчас спит, она несколько суток не спала, беспокоилась, что не может снять заклятия, разбудить её?..

— ...доброе утро, Ник, мы с Вами, уже знакомы...

— ... да, здравствуйте, Артур... Нас привёл мистер Шеклболт, он нам всё объяснил... Представляете, стою в магазине, и на меня словно озарение находит, вся жизнь перед глазами проносится, и тут я вспоминаю лицо Герми...

— ...нет, спасибо, Рон, пускай спит. Спасибо, Молли, что заботились о ней...

— ...какие пустяки, моя дорогая... Джордж, милый! Хочешь кушать?

— ...спасибо, мам. Рад видеть тебя...

— ...и всё же, я не могу поверить, что Гермиона так поступила...

— ... поверьте, Ник, она сделала это для вашего же блага. Она беспокоилась о вас, боялась, что Пожиратели будут её вами шантажировать...

— ...у меня есть лицензия на хранение оружия...

— ... кто чего хочет на завтрак?! Может, пирог испечь?..

— Можно я помогу Вам, Молли?..

— О, спасибо, Джин!

— ...я знаю, что вы имеете в виду, Ник. Но Гермиона волшебница, у неё был бы шанс отбиться от врагов, а вы пока достанете свои письмолёты...

— ...мам, а можно вишнёвый пирог, мы с Джинни вчера нарвали дикой вишни в лесу...

— ... Вы хотели сказать, пистолеты?..

Послышался смех. Джинни почувствовала, как отпускает напряжение впервые за две недели. Кажется, всё налаживалось.

По сути, Флёр никогда не нравилось жить в сельской местности. Поначалу она была рада тому, что они поселились в Ракушке, ибо она наконец вырвалась из удушающей обстановки «Норы», где семеро по лавкам лежат, и приходится, едва закончив мыть посуду после обеда, сразу начинать готовить ужин. Она упивалась этой свободой, осенними вечерами у камина в обнимку с любимым, готовкой только на двоих, пустым домом, где никто ничего не слышит, если вы понимаете, о чём я.

Флёр выросла в живом и шумном Лионе, с ежедневным доступом к развлечениям, где эта индустрия для французской волшебной молодёжи была более развита, чем в Англии. Со временем её стало тяготить существование вдали от цивилизации. Билл практически каждый вечер засиживался допоздна в доме своей тётки, служившим теперь укрытием всем членам Ордена Феникса. Он всегда звал её с собой, но она также всегда отказывалась под разными предлогами, — ей казалось, что если она хоть один раз уступит, то в Ракушку больше не вернётся.

Как ни странно, её спас Рон. С его появлением в их доме, Билл тоже стал реже наведываться к семье, ссылаясь на то, что это стало попросту опасно — всех Уизли объявили в розыск за возможную связь с «Нежелательным лицом №1».

Где-то в середине марта к ним неожиданно нагрянуло это самое лицо, вот уже полгода как исчезнувшее с лица земли. С появлением в Ракушке новых людей, Флёр стало гораздо веселее, она наконец поняла, что шум и гам, от которых она так упорно пыталась сбежать, были тем самым, в чём она нуждалась.

Всё разрешилось слишком быстро, одной ночи не хватило, чтобы уверить её в том, что всё закончилось. Шагая среди трупов, как в тумане, она пыталась разыскать хоть какое-нибудь знакомое живое лицо. Живых не было — она находилась одна посреди пустынного коридора, сплошь и рядом усеянного застывшими в неестественных позах фигурами. Это странное состояние безразличия медленно распространялось по всему телу, заглушая все остальные чувства — боль, физическую и душевную, ярость, горечь от потерь. Осталась лишь безысходность.

Флёр не помнила, как и когда она очутилась дома, помнила лишь, что кто-то нашёл её, сидящую на подоконнике, обнял и трансгрессировал. Она чувствовала, как холодный, продуваемый всеми ветрами из-за щелей в стенах, каменный коридор сменился теплом и уютом маленькой гостиной, где в камине ещё дотлевали угли, и витал еле уловимый, но такой знакомый, такой родной, запах мужского парфюма.

— Флёр, мне нужно вернуться, в Хогвартс. Посиди дома пока, — тихо сказал Билл, нежно поглаживая её по волосам.

Что? Посидеть дома? Одной?

— Нет, я иду...

— Нет, останься. Тебе нужно отдохнуть.

— Я не хочу остаться одна!

— Ну, посиди пару часов, мне нужно кое-что уладить.

— Инте’гесно, что же это такое? — Флёр начинала выходить из себя. Она чувствовала, что эта апатия, словно бомба замедленного действия, вот-вот взорвётся. — Почему я не могу пойти и не поучаствовать в каких-нибудь пе’гегово’гах? Почему ты ‘газ’гешил мне пойти с тобой в эту битву, где было го’газдо опаснее, чем...

— У меня умер брат, Флёр. Мне нужно поговорить с родителями, — Билл явно злился.

И хоть в его голосе не было укора, эти слова оказали эффект пощёчины. Как она могла забыть про Фреда? Эгоистка, эгоистка, эгоистка! И всё же, Флёр не понимала...

— Но почему я не могу пойти с тобой и погово’гить с твоими ‘одителями?

— Мы будем говорить о похоронах. Тебе не захочется это слушать.

— Я могу побыть с ‘Жинни или твоей мамой, я могу их утешить...

— Едва ли. Маму лучше сейчас не трогать, — Билл вспомнил, как она сидела за столом рядом с Джинни и жадно глядела поверх голов на сложенные в углу трупы, пытаясь высмотреть тот самый...

И, больше не говоря ни слова, Билл отступил на пару шагов и растаял в воздухе. Флёр не могла в это поверить. Он бросил её! Бросил! Ну чем бы она помешала? Она запрокинула голову наверх и закричала, что было силы. И вдруг — хлоп! Кусок штукатурки отвалился от потолка и, просвистев в дюйме от лица Флёр, шлёпнулся на пол. Отлично, теперь ещё и дом рушится!

Все две недели Флёр доставала Билла тем, что дом буквально разваливается на куски, заметно при этом привирая. Ей просто хотелось чем-то себя занять, готовиться к переезду, подбирать и расставлять мебель в новом доме. Она настолько замечталась, что сама безоговорочно поверила в скорую смену обстановки. Но остановиться уже не могла. Ей действительно было нужно уехать в другое место, более шумное, ну хотя бы в пригород Лондона. Всякий раз, когда она заводила об этом разговор, Билл начинал выходить из себя, и Флёр чувствовала садистское удовлетворение. «Он сам виноват», думала она иногда, мрачно наблюдая за тем, как Билл исчезает в камине или трансгрессирует, выйдя за калитку, — дом снова окружили защитой. Как будто и не было победы. Раз всё закончилось, зачем снова нужно заклятие Доверия, и почему ей никуда нельзя выходить?

Наконец, Билл решил, что Флёр можно «выгулять». Скорее всего, это решение он принял после того, как она в очередной раз закатила истерику.

Они добрались до «Норы», трансгрессировав на лужайку, где почти год назад стоял свадебный шатёр. Флёр улыбнулась. В голове нарисовалась чёткая картинка: резной деревянный алтарь, над ним массивная, медленно крутящаяся люстра, хрусталь которой отбрасывает на лица гостей разноцветные блики, вокруг всё белое — ковёр, колонны, ленточки... А перед алтарём стоит самый красивый, самый любимый, самый родной человек на свете.

Флёр осторожно глянула на Билла. Тот, нахмурившись, шагал к дому, засунув руки в карманы — явный признак того, что он раздражён.

На ужине присутствовало всего четыре человека: они с Биллом, Рон и Джинни. Последняя, за те две недели, что Флёр её не видела, сильно похудела, щёки у неё впали, под глазами обозначились заметные круги, и по большей части она просто угрюмо молчала, уставившись в свою тарелку. Другое дело Рон — перед ужином он что-то возбуждённо бормотал про Гермиону и Австралию, да и выглядел он куда лучше, чем сестра. Флёр порадовалась тому, что хотя бы один человек в этой семье остался самим собой.

— Билл, я шышал, вы пережаете, — прошамкал он, набив полный рот картошки.

— Нет, Рон, не переезжаем. Откуда ты это вообще услышал? — ответил Билл, ковыряя вилкой в тарелке.

— М... — Рон сделал невероятное усилие и проглотил огромный кусок курицы, — ну, откуда-то. Уже не помню.

С этими словами он встал, кинул свою тарелку в раковину и убежал наверх.

— А ‘азве нет? Не пе’геезжаем? — подала голос Флёр.

— Нет, — ответил Билл. — Зачем нам вообще переезжать? У нас и так дом хороший. Вот ещё, лишние деньги тратить. Может, ты привыкла к тому, чтобы у тебя всё появлялось по первому твоему слову, но я вырос в семье, где за обедом необходимо как можно быстрее умять свою порцию. У меня ведь пять братьев. Я не съем — они съедят. Я думал, ты знаешь, что я экономный человек и просто так денег на ветер не бросаю, сколько бы я их там ни зарабатывал.

— Вот дождёшься, вместо штукату’гки на нас потолок упадёт, — сварливо сказала Флёр. — П’госто какой-то кошма’г, а не дом!

Билл промолчал. Джинни встала из-за стола, собрала пустые тарелки и принялась их мыть. Флёр чувствовала, как в ней нарастает раздражение.

— П’гек’гасно! — воскликнула она, давая, наконец, волю чувствам. Сверху послышался топот, но она не обратила на него никакого внимания. — Мне вовсе всё ‘авно на этот дом, хоть бы и в нём жить! П’госто мне так надоело твоё постоянное отсутствие! Я схожу с ума одна! Почему мне нельзя выходить из дома? Почему мы все опять поп’гятались по углам? Ты меня там де’гжишь, как пленницу! Или бе’ги меня с собой, или не исчезай так час...

— Всё в порядке, Рон? — внезапно прервал её Билл.

Флёр так и осталась сидеть, от возмущения то открывая, то закрывая рот, как рыба.

— Ты меня совсем не слушал! — воскликнула она.

— Малыш, я не понимаю, чего ты так кипятишься, — Билл делал всё возможное, чтобы не сорваться. — Наймём хороших работников, и они нам всё сделают...

— Я п’госто не ве’гю своим ушам! Ты даже не понял, что я сказала!

Послышался оглушительный треск. Джинни резко развернулась от раковины, метая на них гневные взгляды.

— Ну хватит! Вы просто не представляете, как вы бесите! Пришли тут и зудят под ухом о своих потолках! Тебе, Билл, стоит поучиться слушать людей. У тебя, сколько я себя помню, всегда была привычка абстрагироваться от всех, когда на тебя начинают кричать. А тебе, — она развернулась к Флёр, — перестать капризничать!

И, схватив стоящий на столе поднос с едой, она убежала наверх.

— Отлично! — рявкнула Флёр. — Я тоже ухожу!

Она встала из-за стола и выскочила на улицу. Выбежав за защитный колпак, она повернулась к дому и сосредоточилась на трансгрессии. Чувствуя, как её затягивает в пространственный вакуум, она заметила бегущего к ней Билла.

— Стой! — крикнул он, и Флёр заметила, как в его глазах мелькнул страх.. — Трансгрессируй прямо...

Это было последнее, что она услышала. Через секунду она уже стояла на окраине их небольшой деревеньки. Кажется, она немного переборщила и отлетела от дома дальше, чем следовало. Теперь придётся идти через всю деревню целую милю до побережья.

С моря дул холодный солёный ветер. Флёр шагала по пустынной главной улице крошечного городка. Странно, что никого нет, обычно в такое время ещё работают магазины. Ей вдруг стало страшно. Она припустила со всех ног по направлению к дому. Вот она уже почти у калитки, осталось всего несколько метров. Вдруг из кустов выпрыгнула какая-то тень. Флёр, не имея возможности остановиться — слишком сильно она разогналась, с замиранием сердца летела прямо на незнакомца. Тот распахнул руки, схватил её и, зажав рот рукой, оттащил подальше от калитки. Нос Флёр тут же заполонили всевозможные запахи — железо, кровь, пот, земля, хвоя. Девушка попыталась вывернуться, но не тут-то было — враг, или кто бы он ни был, крепко обхватил её за грудь, прижав руки к туловищу.

— Тише, тише, девочка, я не сделаю ничего плохого, — прохрипел он ей в ухо. В его голосе слышалась неприкрытая угроза.

Флёр нашарила рукой внизу подол его куртки. Он был отчего-то мокрый и липкий. Она опустила голову вниз, насколько позволял ей незнакомец, и в свете неполной луны с ужасом увидела свои окровавленные пальцы. Значит, этот человек кого-то только что убил. Значит, он хочет убить и её. Может, это какой-нибудь маньяк-маггл, и его можно будет одолеть? Флёр постаралась незаметно вытащить из кармана джинсов палочку. Но человек разгадал её намерение и, опередив, отбросил палочку подальше.

— А вот этого делать не стоило, — он снова наклонился к самому уху, и её снова обдало гнилым запахом прошлогодней листвы. — Ну, и где он? Где твой муженёк?

И без того отчаянно бьющееся сердце вдруг сделало сальто и едва не выпрыгнуло из груди. Он знает Билла? Зачем ему нужен Билл? И, раз они знакомы, зачем этому человеку добиваться внимания Билла таким варварским способом? Может, они враги?

— Кто вы? — выдохнула Флёр, чувствуя, что если она не заговорит, он растерзает её на месте.

— О, хороший вопрос, — хрипло рассмеялся человек. — Ты, по идее, должна знать меня. Меня зовут...

— Грейбек! — послышался чей-то отчаянный крик. Человек резко обернулся вместе с Флёр, отчего её голова мотнулась в сторону. С холма к ним спешил Билл.

— Не подходи! — воскликнула Флёр. — Он убьёт тебя!

Грейбек расхохотался.

— Конечно, я убью его, а ты чего ожидала? Что мы мирно побеседуем за чашечкой чая?

Билл наконец добежал до них и остановился в пяти метрах.

— Грейбек, — осторожно начал он, — давай не будем горячиться.

— Я абсолютно спокоен, — глумливо улыбнулся оборотень. — А вот видел бы ты свои глаза! Смотришь тут на меня и на эту девицу и понимаешь, что я в любой момент могу перерезать ей горло... Ах, Уизли, я даже с закрытыми глазами могу почувствовать твой страх! — тут он и вправду закрыл глаза и вдохнул носом воздух. — О даа... Ужас, паника, отчаяние...

— Я... — Билл запнулся, — я был неправ, признаю.

— Неправ? — рявкнул Грейбек. — Неправ в том, что убил моих товарищей? Думаешь, скажешь сейчас, что неправ, извинишься, так и я всё прощу? Не-е-ет, Билл, не прощу.

— Отпусти её, и я уйду с тобой добровольно, — мрачно сказал Билл, исподлобья глядя на оборотня.

— Нет! — пискнула Флёр, отчаянно пытаясь вырваться. Но Грейбек не собирался её отпускать.

— Смерть была бы для тебя слишком великодушным наказанием. Сначала я убью её прямо у тебя на глазах, как час назад убил маленькую девочку на глазах родителей, — он облизнулся и отвратительно расхохотался, — а потом, может, и тебя. Однажды я посоветовал тебе «Скажи прощай, Билл», но ты не сдох, а теперь я тебе советую «Скажи своей жене прощай, Билл».

Флёр почувствовала, как он царапнул её шею длинным заскорузлым ногтём. Билл вскинул палочку и выпустил в них заклятие. Флёр дёрнулась в сторону и красная искра попала оборотню прямо в лицо. Тот взвыл, упал на землю лицом вниз и замер.

— Он... умер? — дрожащим голосом спросила Флёр.

— Отойди от него, — ответил Билл и оттащил её подальше.

Вдруг оборотень резко дёрнулся и с неимоверной скоростью пополз по земле, уворачиваясь от летящих в него заклятий. Вот он протянул руку под куст и Флёр крикнула:

— Моя палочка!

— Авада Кедавра! — крикнул Билл. Проклятье попало Грейбеку прямо в грудь, и он, выронив палочку Флёр и отступив на пару шагов, словно что-то толкнуло его в грудь, упал прямо в розовые кусты.

* * *

Спустя тридцать минут Флёр вошла в гостиную своего дома, левитируя перед собой поднос с чайником и двумя дымящимися чашками.

— Так что случилось? — спросила она, протягивая одну их них Биллу.

— Я нашёл их логово... На западе Уэльса... И решил, что смогу с ним справиться, — Билл перекатывал в руках чашку, пытаясь согреть ладони. — Я расправился со всеми, кто там находился, кроме него самого. Он сбежал. И начал под меня копать. Не понимаю, как он узнал о Ракушке, может, подслушал где-то, может, ещё чего, но пару дней назад он ясно дал мне понять, что знает о том, где я живу. Я хотел отомстить ему... А, в итоге, поставил под угрозу твою жизнь.

Флёр почувствовала, что её мутит. Она встала и, пробормотав что-то про печенье, ушла на кухню. Тут силы покинули её, и она, прислонившись к стене, съехала по ней на пол. В этот момент она люто себя ненавидела. Как она могла быть такой эгоисткой? Он пытался спасти ей жизнь, каждый день сбивался с ног, стараясь найти этого проклятого оборотня и избавить её от опасности, а вечером его, жутко уставшего, ждали только её истерики по поводу непригодного для жилья дома.

Дверь с тихим скрипом отворилась, и в кухню зашёл Билл.

— Что-то ты долго... Флёр? Где ты?! — Билл оглядел кухню и заметил, что она сидит на полу, спрятавшись между столом и плитой. — Что с тобой, детка?

Флёр с рыданиями бросилась ему на шею.

— П’гости меня, п’гости, — всхлипывала она. Билл успокаивающе гладил её по спине. — Мне п’гавда всё ’авно, где жить! Лишь бы с тобой, только с тобой...

Темноволосая женщина сидела одна в тёмной кухне и пила давно остывший чай. В доме всё было тихо, только из гостиной доносилось мерное тиканье больших часов. В который раз она вот так сидит одна и вслушивается в звуки дома — то ветер из открытого окна зашуршит пакетом под угли для камина, то маятник начнёт отбивать полночь, то со второго этажа послышится требовательный детский плач. И, вот, стоило только об этом подумать, как тут же сверху раздался громкий то ли визг, то ли всхлип, а спустя секунду по всему дому прокатился жалобный крик. Андромеда вздрогнула — до того этот звук был похож на волчий вой — и вышла из кухни. Гостиная освещалась лишь луной, заглядывавшей в незашторенные окна. Не включая лампы, женщина прошла к лестнице и поднялась на второй этаж. В просторной детской, освещённой слабым светом ночника, в кроватке лежал светловолосый малыш и сучил в воздухе выпроставшейся из одеяла пухлой ручкой.

— Ну, что ты, что ты, — нежно прошептала Андромеда и взяла внука на руки. Мальчик, почувствовав присутствие другого человека, мгновенно успокоился и, радостно взвизгнув, свободной рукой поймал длинный тёмный локон её волос. Андромеда улыбнулась и прижалась губами к его мягкой и нежной, как персик, розовой щёчке.

— Ты чего не спишь, хулиган? — тихо сказала она. — Опять всю ночь не заснёшь...

Вопреки её словам, малыш выпустил волосы и отчаянно зевнул, воззрив на неё свои осоловелые карие глазки. Андромеда уложила его обратно в колыбельку и качала её до тех пор, пока мальчик окончательно не уснул. Затем она снова спустилась в тёмную гостиную. Часы показывали полдвенадцатого. Пора бы уже ему возвратиться...

Вдруг из открытого окна до неё донёсся тихий шорох, и через минуту в прихожей открылась дверь. Андромеда кинулась туда. Мерлин, как она ждала его возвращения, как ждала! Каждый день, каждый час, каждую минуту. Этот человек за пару недель стал для неё великим утешением.

Андромеда вышла в прихожую. Там, спиной к ней, стоял невысокий худой паренёк и, прислонившись плечом к дверному косяку, снимал кроссовки.

— Ты опоздал на ужин, Гарри Поттер, — объявила она. Юноша вздрогнул и обернулся.

— Извините, Андромеда, — виновато улыбнулся он. — Пришлось задержаться в Министерстве.

— Что ты забыл в этом Министерстве? Сколько оно уже из тебя крови высосало за последние три года, а ты только там и пропадаешь теперь.

— Авроры нашли, наконец, Долорес Амбридж. Послезавтра слушание дела, — сказал Гарри. Андромеда заметила, как по его лицу пробежала недобрая тень. — Я подумал, может, вы хотите...

— Нет, не хочу, — отрезала она. — Я ненавижу эту женщину, и у меня нет совершенно никакого желания на неё смотреть.

— Просто я подумал... Она же отдала приказ арестовать вашего мужа...

— Вот потому и не хочу, — Андромеда поджала губы и нахмурила брови, что придало ей ужасающее сходство со старшей сестрой, но затем улыбнулась. — Ты голоден?

— Мм, да, — честно ответил Гарри. Они направились на кухню.

— Как Тедди? — спросил Гарри, усаживаясь за стол.

— Спит, — ответила Андромеда, ставя на плиту кастрюлю с остывшим супом. Несколько минут прошли в тишине. Гарри нервно теребил в пальцах шелковые кисти от скатерти. Вид у него был такой, словно он безумно хочет что-то сказать, но не решается.

— Андромеда, — наконец позвал он.

— Да? — мягко спросила она, оборачиваясь. Гарри встал, взял её за руку и подвёл к столу.

— Сядьте, — попросил он. — Я должен вам кое-что сказать.

Андромеда недоумённо взглянула на него, но всё-таки села.

— Ремус... — голос у него дрожал. — Ремус просил меня сделать одну вещь.

— Какую? — мгновенно отреагировала Андромеда.

— В Хогвартсе, перед битвой, он нашёл меня и сказал, что у него осталась мать.

Пять секунд звенящей тишины.

— Что? Мать? Но он говорил, что его родители мертвы, — Андромеда была сбита с толку.

— Нет, мать жива. Она не волшебница. Закончив школу, он стёр ей память и отправил куда-то в Уэльс, на её родину. Ремус сказал, что он периодически навещал её. Ну, то есть, как навещал... Проверял, всё ли с ней в порядке, и подправлял слабеющее заклятие памяти.

— На протяжении двадцати лет? — поражённо воскликнула Андромеда.

— Да... Признаться, я и сам удивлён... Он ведь стёр ей память для того, чтобы обезопасить от Пожирателей, и мог бы вернуть её после того, как Волдеморт сгинул в первый раз, все ведь думали, что он мёртв. У меня не было времени об этом спросить. Он просил... вернуть ей память и рассказать обо всём, если ему не удастся пережить ту ночь. И вот... его нет. А обещание есть. Как вы думаете? Стоит это делать?

Андромеда молчала. В голове творилась невообразимая какофония из сотен мыслей. Тысяча вопросов, а тот, кто мог бы на них ответить, уже две недели как лежит в сырой земле где-то на севере Шотландии.

— Она имеет право знать, что у неё есть внук, — выдавила, наконец, Андромеда, думая, что никогда не сможет потом смотреть в глаза этой незнакомой женщине, которой сулит узнать о смерти сына, едва только вспомнив, что он у неё есть.

Гарри устало откинулся на спинку стула.

— Если вы не хотите, этого не будет, — сказал он, глядя на колышущиеся от слабого ветерка занавески.

— Я не вправе решать, — отстранённо ответила Андромеда и, повернувшись к плите, принялась размешивать суп. Затем, немного помолчав, добавила:

— В конце концов, не будет же она требовать единоличной опеки. Так что я не против.

— Значит, я могу её завтра привести? — спросил Гарри.

— Ты уже связался с ней? — вопросом на вопрос удивлённо ответила Андромеда, ставя перед ним дымящуюся тарелку.

— Нет ещё. Но, думаю, завтра я её навещу.

Андромеда уставилась на светлячка, влетевшего в кухню через открытое окно и усевшегося на подставку для салфеток. Внутри всё словно замёрзло. Что, вот так быстро? Хотя, конечно, она же сама согласилась. Но всё же... Ей было нелегко решиться. Что если сейчас сказать, что она не готова, что не нужно торопиться? Может, через неделю? А, может, вообще не стоит? Прожила же эта женщина двадцать лет в счастливом неведении о том, что у неё нет никакого сына, столько же проживёт и без внука. Да, так будет проще, гораздо проще. Всем.

— Приводи её завтра, — Андромеда услышала собственный голос словно издалека. — Только вечером. Часов в шесть.

Гарри ошеломлённо глядел на неё своими огромными зелёными глазищами, не донеся до рта ложку. Андромеде вдруг стало не по себе от его взгляда, её охватила какая-то лихорадочная возбуждённость и она, вскочив со стула, забегала по кухне.

— Надо же прибраться, а то не успею, — пробормотала она себе под нос и, бросив половник в раковину, убежала в гостиную. Гарри, проследив за всеми этими действиями, подумал, что не стоит торопиться с возвращением мантии Тонкс.

В гостиной Андромеда принялась поспешно взбивать подушки, смахивать со всевозможных поверхностей пыль и бесцельно бегать из одного конца комнаты в другой, периодически останавливаясь и прислушиваясь к тому, что творилось в детской. Но в детской всё было тихо, и она вновь принималась совершать все вышеперечисленные действия. В какой-то момент она осознала, что всё это делает кто-то другой, словно кто-то завладел её телом, а она лишь заперта в нём и наблюдает со стороны. Как будто под Империусом. Реальность начинала потихоньку ускользать через открытое окно в залитую лунным светом и ароматами цветов ночную прохладу.

Нет, она не сможет этого вынести, одна не сможет. Был бы Тед сейчас рядом...

Утром Гарри исчез ни свет ни заря. Всю первую половину дня Андромеда бесцельно прослонялась по дому, отвлекаясь от безделья лишь тогда, когда того требовал малыш Тедди. После полудня женщина принялась за готовку. Примерно в два часа пополудни раздался тихий, но уверенный стук в дверь. Андромеда дёрнулась в сторону прихожей и выронила из рук скалку, попутно высыпав на пол весь пакет с мукой. Что же это? Она ведь просила вечером! Ничего ещё не готово... Андромеда беспомощно оглянула свои запачканные мукой фартук и платье. Стук повторился. Женщина в отчаянии взглянула на выход в прихожую. «Что же это я, в самом деле... Словно молодого человека на первое свидание жду» подумала она.

— Тергео*, — лёгкий взмах руки, и мука тотчас втянулась в волшебную палочку.

С гулко бухающим в груди сердцем, Андромеда подошла к двери. Едва она коснулась рукой дверной ручки, как вдруг услышала то, что заставило её остановиться.

— Никого нет... — пробормотал кто-то по ту сторону двери. Голос. Знакомый, до боли знакомый женский голос. Тот, что нёсся сейчас из прошлого и рвал плотную пелену прожитых лет и горящих обид. Андромеда вышла из оцепенения только тогда, когда услышала приглушённое деревом цоканье каблуков по крыльцу. Вдохнув поглубже, она открыла дверь.

Поначалу ничего не было видно, потому что солнце уже не стояло в зените, а светило прямо в дверь, прямо в глаза. Но тут незваная гостья взошла обратно на крыльцо и заслонила его собой. Андромеда прислонилась к дверному косяку, глядя на стоящую перед ней сестру.

* * *

— Не вовремя ты, Цисси, уж извини меня, — пробормотала Андромеда, ставя чайник на плиту. — Но чаем, так уж и быть, напою.

— А что здесь происходит? — спросила Нарцисса, отряхивая от муки свои замшевые туфли.

Андромеда ухмыльнулась, уловив в тоне сестры некоторую брезгливость. Вот же люди, ничему их жизнь не учит.

— Готовлю. У нас домовики не водятся, — с некоторым вызовом ответила она. — Вот и приходится самой. Что у тебя стряслось? Я вроде в сегодняшнем «Пророке» читала, что Люциуса оправдали. И даже без содействия Поттера. Так что сейчас не могу взять в толк, зачем тебя сюда принесло.

Ну зачем, зачем так грубо?

— Я не ругаться пришла, — тихо ответила Нарцисса, теребя в руках салфетку.

— А зачем же?

— Мириться.

— Мириться... — Андромеда вздохнула и уселась на соседний стул. — Непросто это будет, дорогая моя.

— Я знаю, — прошептала Нарцисса дрожащим голосом.

— Глупо держать обиду на что-то, что произошло двадцать пять лет назад, — сказала Андромеда. — Но дело не в давности событий, а в поступках. На родителей мне было плевать, и на Беллу тоже. Ей уже тогда снесло крышу. Но ты... Я всегда думала, что ты единственный нормальный человек в этой семье. Поэтому для меня было настоящим шоком, когда ты на том семейном, с позволения сказать, собрании по указке матери вскочила и, как ни в чём ни бывало, отказалась от меня. Как будто так и надо.

— Я была глупой!

— Юной и глупой, ну да. Тебе было шестнадцать лет, Цисси, не пять, — шестнадцать! В этом возрасте человек перестаёт быть ведомым, у него вырисовывается своё видение мира, у него уже должны быть хоть какие-то СВОИ мысли в голове. А ты просто пошла на поводу у Беллы. Видимо, в ней ты чувствовала более сильную личность, чем во мне. И как итог — Белла сгорела в своей одержимой любви, а нам с тобой за сорок, и я тебя учу уму разуму.

— Прости... Прости... — похоже, на большее Нарцисса была неспособна. Она громко, некрасиво и совсем не аристократично высморкалась в замусоленную ею же салфетку.

Андромеда поставила перед ней чашку с чаем и вазочку с печеньем.

— Угощайся. А я пока, если ты не против, продолжу готовку, — и, взяв в руки скалку, она снова набросилась на тесто. То ли воспоминания о прошлых обидах придали ей сил, то ли появление Нарциссы отвлекло от тревожных мыслях о скором прибытии родственницы, но Андромеда чувствовала себя значительно лучше, чем полчаса назад.

— Я слышала о Люциусе, — продолжила она вдруг. — Мне Гарри Поттер рассказал. На днях он мне говорил, что сегодня состоится слушание. Я знала, что там всё схвачено. Ты ведь ему жизнь спасла. Сына-то ведь еще неделю назад оправдали?

— Да, — глухо ответила Нарцисса. — Было доказано, что он принял метку ещё будучи несовершеннолетним.

— Потому и оправдали, ясно, — закончила Андромеда.

— А я, видишь ли, — продолжила она вдруг, — пирог делаю. Ко мне сватью знакомить приведут. У Ремуса, оказывается, мать жива, он ей память стёр. Это я ещё могу понять, но вот то, что он лгал о том, что у него нет родителей... Ну, не знаю. Наверное, у него были причины. Тем более, теперь-то уже поздно что-либо говорить. О мёртвых ведь либо хорошо, либо ничего.

Андромеда вдруг облокотилась о сервант и сползла по нему вниз. Нарцисса отставила в сторону чашку, поднялась, усадила Андромеду на стул, забрала у неё из рук скалку и, засучив рукава, направилась к стойке с пирогом. Андромеда апатичным взглядом наблюдала, как сестра раскатывает тесто и укладывает на него начинку. Нарцисса молча порхала по кухне, по своей инициативе занимаясь приготовлением блюд, которые Андромеда даже не планировала готовить.

Тут сверху раздался плач. Андромеда встала было, но Нарцисса мягко оттолкнула её назад и, пробормотав что-то вроде «следи за курицей», выскользнула в коридор. Воспалённый недавними воспоминаниями мозг отказывался работать. Пока Андромеда соображала, что произошло, плач прекратился, и Нарцисса показалась на кухне с Тедди на руках.

— Он очарователен, — прошептала она, улыбаясь. Ну как, как такой чудесный малыш может быть собачьим отродьем? — подумала Нарцисса, припоминая давнишнюю реплику Волдеморта**. Гори в аду, мой Тёмный Лорд.

Андромеда поднялась. Нарцисса уже готова была передать ей малыша, но та прошла мимо и позвала её в гостиную.

— Цисси, я очень нервничала до тех пор, пока ты не пришла. Спасибо тебе. Если не сложно, побудь со мной и во время приёма.

Тут раздался стук в дверь. Нарцисса перехватила Тедди поудобнее и заглянула сестре прямо в глаза:

— Я буду.

_____________

* Тергео (англ. Tergeo) — заклинание, очищающее предмет от лёгких сухих частичек: пыль, засохшая кровь и т.д.

** ГП и ДС, 1 глава: «— А что скажешь ты, Драко? — спросил Волан-де-Морт... — Ты как — будешь нянчиться с её щенками?»