Изгнанное воспоминание (гет)

Драко Малфой не так уж много помнит о своем детстве.

Но он помнит девочку. Он помнит ее смех и голос,

но никак не может вспомнить ее лица.

* * *

Мальчик с белыми волосами.

Девочка с каштановыми локонами и вплетенной в них красной лентой.

Звук раскачивающихся качелей.

— Как тебя зовут?

— Мамочка говорит мне не разговаривать с незнакомыми.

— Я Драко. Драко Малфой. Теперь мы знакомы.

* * *

Есть что-то в этой девочке из его снов. Что-то столь чистое, и первозданное, и настоящее. Словно она больше, чем просто девочка из его снов. Словно она настоящая. Некое воспоминание.

Вот только она не может быть воспоминанием, правда? Потому что Драко должен был бы ее помнить. Но это не так.

Она просто девочка с милым голосом и очаровательной улыбкой, прячущаяся в его снах. А он так хотел, чтобы она была настоящей.

* * *

Зеленое платьице.

Серебристые банты.

Песок между его пальцев и в ее волосах.

— Мои родители — зубные врачи.

— Что еще за зубные врачи?

— Они следят за твоими зубами и ртом.

— Я не знал, что магглам нужно, чтобы за их зубами следили.

— Что еще за магглы?

* * *

Восьмилетний Драко Малфой хочет знать, почему она — во всех его снах, за исключением кошмаров; она никогда не появлялась в кошмарах. И его это радует, потому что ей было бы страшно, а он не хотел, чтобы она боялась. Но она присутствовала во всех остальных снах. В большинстве случаев она болтала без умолку. Но бывало, она просто стояла, девочка с волнистыми каштановыми волосами, и смотрела на него своими любопытными карими глазами.

Это все, что Драко может рассмотреть. Ее глаза, ее волосы и иногда тот исключительный наряд. Он никогда не видит ее лица. Он даже не знает ее имени.

* * *

Дождь.

Влажный воздух.

Червяки, и грязь, и дождевая вода. Розовые резиновые сапожки.

— Какой твой папа?

— ...

— Я видела твою маму, она кажется очень хорошей. Но я никогда не видела твоего папу.

— Он... он не любит... таких, как ты.

— Таких, как я?

— Девочек. У них есть вши.

— Нет, у нас их нету! У мальчиков есть вши!

Визг.

Смех.

Плеск воды.

* * *

Драко задумывается, настоящая ли она. И если так, почему он ее не помнит? Почему не может рассмотреть ее?

Ему исполнилось девять, когда он рассказал своей матери о девочке из снов. Мать неодобрительно посмотрела на него, и он съежился под взглядом ее светло-голубых глаз, обычно таких теплых и привлекательных; но сейчас — холодных и отчужденных.

— Это лишь сон, Дракон, — сказала она.

И, каким-то образом, впервые за всю свою жизнь, он не поверил ей. Так же как и не понял, почему она солгала.

* * *

Снежинки.

— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

— Не знаю. Я никогда не думал об этом.

— Я хочу стать писательницей.

— Ну и сюрприз.

Хихиканье.

Толчок.

— Думаю, ты будешь хорошей писательницей.

— Я думаю, ты тоже будешь хорошим, не важно, кем ты станешь.

Горячий шоколад и зефир.

* * *

Ему десять. Случаются мгновения, в которые он осознает, что многое не помнит. В воспоминаниях о его детстве есть пустоты, которые он не может заполнить. Как будто он растерял частички своей жизни.

Время от времени он может раздобыть достаточные крохи воспоминаний, чтобы нарисовать картину своего прошлого. Но ее образ всегда неясен. Он подобен колдографии, потускневшей от времени и рассыпавшейся из-за окружающих условий: ты можешь видеть очертания, формы и цвета, но тебе не рассмотреть объект. Она является тем объектом. Безликая. Безымянная.

Настоящая.

По крайней мере, настоящая для него.

* * *

Солнечные лучи.

Щебет птиц.

Благоухание цветов.

Пышность деревьев.

— Твой папа любит тебя?

— Мой папа? Конечно, любит. Мой папа любит меня.

— Почему? Я не думаю, что мой папа меня любит...

— ...Почему?

— Ну... он никогда не говорил. И он всегда злой. Всегда.

— Твой папа любит тебя. Он должен тебя любить, он же твой папа.

* * *

Он слышит, как ругаются родители. И хоть знает, что не следует, он стоит за дверью отцовского кабинета и слушает. Они говорят громким шепотом: гнев и предательство в голосе матери; раздражение в словах отца.

Она говорит, что было ошибкой сделать то, что они совершили.

(Что они совершили?)

Он отвечает, что считал — они договорились никогда не вспоминать об этом.

Они договорились, но у его сына начали появляться подозрения. Он знает?

Нет. Но рано или поздно он обо всем догадается.

— Ну, что ж, пока этого не случилось.

— Я говорила тебе, Люциус. Я говорила, что это ужасная затея.

Драко не понимает, что происходит. Он хочет спросить их о том, что же они сделали, но боится ответов. Отчасти они уже ему известны. Он знает, что это как-то связано с девочкой из его снов.

Девочкой из его прошлого.

* * *

Песочные замки.

Морские водоросли.

Игрушечные лодочки.

— Могу я однажды жениться на тебе?

— Драко! Нам всего шесть лет.

— Поэтому я и сказал «однажды».

Хихиканье.

— Да, однажды я выйду за тебя.

* * *

С течением времени его сны становятся более яркими. Более реальными. Такими реальными, что он не может дождаться, когда ляжет спать, а затем никак не хочет просыпаться. Он хочет остаться в том мире, где бы они ни жили, навсегда.

В этом мире он счастлив. Беззаботен.

Он не может вспомнить, чтобы когда-либо был счастлив в этом мире. Или был беззаботен.

* * *

Грязная обувь.

Разбитые коленки.

Оранжевые, и красные, и желтые листья.

— Я больше не могу с тобой видеться.

— Что? Почему? Я что-то сделала не так?

— Нет, ты ничего такого не сделала. Но сделал я.

— Что?

— Я... я не могу сказать. Просто... мой отец, он...

— Не любит девочек. Может, я поговорю с ним? Может, я ему понравлюсь.

— Не понравишься. Извини.

— Я хотела бы остаться с тобой навсегда.

— И я.

* * *

Обливейт.

Она сразу же узнает его.

Он выглядит знакомым, и по какой-то причине слова,

сказанные им, ранят больнее, чем должны.

* * *

Мальчик.

С белыми волосами и серыми глазами.

С заразительным смехом и красивой улыбкой.

С чувством юмора и доброй душой.

* * *

Она сразу же узнает его. Правда, не может понять, откуда его знает. Это подобно дежавю.

Ее внимание привлекают его белые волосы. Он стоит впереди группы, внемлет словам профессора Макгонагалл. Гермиона почти не слушает, смотрит ему в затылок, когда они поднимаются по главной лестнице. В какой-то момент он оборачивается и смеется над шуткой своего друга, а она быстро отводит глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом.

В нем есть что-то странно знакомое, словно она видела его раньше. Разумеется, это невозможно: ведь он волшебник, а она всего пару недель назад даже не знала о существовании магии. [Конечно, она ей снилась, как и многим детям такого возраста]. Разве что могла заметить его в Косом переулке, когда покупала школьные принадлежности; она уверена, что не забыла бы его. Но не было ни одной причины его узнавать.

Профессор Макгонагалл останавливает их и велит ждать на месте, пока она не вернется из Большого зала: Гермиона сотни раз читала о нем в «Истории Хогвартса» и запомнила его расположение.

Все молчат. Стесняются.

А затем он — тот мальчик с белыми волосами — подходит к знаменитому Гарри Поттеру [тому самому, о котором все говорили в поезде]. Он высказывается об известности Поттера, оскорбляет его рыжеволосого друга по фамилии Уизли или что-то в этом роде, а затем представляется — и все на одном дыхании. Драко Малфой. [Он произносит свое имя, словно оно что-то значит. Он самодоволен, и высокомерен, и заносчив].

Она решает: нет никаких вариантов, что она может его знать. Она никогда не дружила с подобным грубияном.

* * *

Детская площадка.

Качели.

Она раскачивается назад и вперед, и ветер играет с ее волосами.

Чьи-то руки толкают качели. Подбрасывают ее в воздух.

Дают ей жизнь.

Смех.

Мальчишка позади нее ухмыляется.

— Видишь? Я же говорил, что это как летать.

— И откуда тебе знать, каково это — летать?

— Это секрет.

— Я умею хранить секреты.

* * *

— Грязнокровка.

Голос полон ненависти и отвращения. Даже если бы это было не так, его насмешка весьма красноречива.

Из-за унизительного прозвища, о котором она читала лишь в книгах, на глаза наворачиваются слезы. Она знает, что оно значит, что символизирует. Она знает, насколько оно ненавистно и отвратительно. Еще до этой минуты ей было известно, что когда-нибудь ее так назовут, и она готовилась к этому. Но все-таки оказалась не готова.

Как оказалась не готова и к боли, которую ощутит впоследствии.

Ее по-прежнему преследует чувство, что они знакомы; и по каким-то причинам оскорбления, брошенные им в ее адрес, ранят сильнее, чем должны.

* * *

— Отойдите от нее.

Голос слишком сильный и властный для пятилетки.

Двое мальчуганов смеются над ней.

— Уйдите.

Они считают ее чудной.

— Сейчас же.

Они быстро убегают.

Она всхлипывает.

— Они просто дураки, Грейнджер. Не слушай их.

— Они правы…

— Ты не чудная… Ты особенная.

* * *

— Грейнджер.

Она его игнорирует. И все же фамилия — ее фамилия на его устах — звучит так знакомо. Словно она уже слышала ее. Разумеется, она слышит это каждый день, начиная со второго курса, когда он начал обращаться к ней по фамилии, как к Гарри и Рону. Это отделяет их от остальных сверстников, — то, как он произносит их фамилии. Как будто они недостаточно хороши или слишком хороши, чтобы зваться по имени. Это отделяет врагов от друзей. Это — как оскорбление.

И все же голос, который она слышит в голове [и клянется, что он настоящий], — спокоен, и ласков, и дружелюбен.

— Грейнджер.

Наконец она спохватывается. Поворачивается на стуле и бросает убийственный взгляд на мальчишку с белыми волосами и серыми глазами.

— Чего тебе, Малфой?!

Он ухмыляется, отпускает комментарий насчет ее волос, а затем уходит прочь.

* * *

Каток.

Мальчик, который не сможет прокатиться даже ради того, чтобы спасти собственную жизнь.

Девочка, такая талантливая и свободная, тянет его за собой. Он держится за нее, как будто она — его спасение.

— Чего ты добиваешься? Моей смерти?

— Конечно нет, глупенький. Какая от этого была бы польза?

— Это твоя отплата, верно? Потому что прошлым летом я заставил тебя залезть на те качели?

— Понятия не имею, о чем ты.

Угрюмый вид.

Смех.

— Я собираюсь тебя отпустить, хорошо?..

— Нет! Никаких «хорошо», даже не думай…

Гладкое скольжение.

Уверенная остановка.

— У меня получилось…

— Я же говорила, в этом нет ничего сложного.

— Из нас вышла хорошая команда.

* * *

Она смотрит через стол на своего партнера по лабораторной. Он погружен в работу, сконцентрирован на уравнении для зелья, лежащем прямо перед ним. Они оба лучшие в классе, исходя из чего их поставили в пару. Они как пламя и лед, он и она; и все же они составляют исключительную команду. Оба целеустремленны и трудолюбивы. Их препирания, и оскорбления, и угрозы, и тот факт, что каждый из них хочет быть лучшим, даже если это значит делать больше других, — все неважно.

Между ними существует своего рода… химия. И это озадачивает, потому что она не понимает, как можно ненавидеть друг друга, не иметь ничего общего, но при этом отлично работать вместе. И это кажется… правильным.

Это кажется нормальным.

Ей это кажется знакомым… словно они уже работали вместе. То есть, еще до Хогвартса.

Но это невозможно. [Мама говорит, что это игра ее воображения.]

После двух недель совместной работы они получили высший балл за лабораторную. И когда в конце урока она собирает свои вещи, то замечает, что он задержался в дверном проеме.

— Что? — спрашивает она.

— Из нас вышла хорошая команда.

* * *

Громкий «БАХ».

Звучный «БУМ».

Ужасающий визг.

— Ты ведь не боишься грозы?

— Немного… Знаешь, это совершенно логично. У этого даже есть свое название.

Усмешка.

— Не сомневаюсь.

Хныканье.

— Не бойся, я защищу тебя.

* * *

Цепкие пальцы охватывают запястье, и она испуганно вскрикивает, когда ее резко затаскивают в альков. Противник прижимает ее к стене, и она начинает активно вырываться, стараясь отбиться. Он сильнее. Он ворчит, когда она коленом пинает его в бедро, а затем, в попытке обездвижить, телом вдавливает ее в стену и проталкивает свои ноги между ее. Она в ловушке.

На какой-то миг она думает, что он может ее изнасиловать.

— Я не причиню тебе вреда.

Она сразу же узнает голос, принадлежащий Драко Малфою. Но он не заносчив, и не самодоволен, и в нем не звучит привычной ненависти. Этот голос спокоен, и ласков, и… дружелюбен. Он никогда с ней так не разговаривал, но все же она готова поклясться, что слышала его раньше.

— Малфой… что тебе нужно?

— Кое-что произойдет, Грейнджер, завтра. Кое-что плохое, — он полон отчаяния.

Она вроде как ощущает к нему сочувствие. Тревогу. Но в большей степени — страх.

— Что произойдет?

— Я не могу сказать. Просто… защити себя. И своих друзей.

Это все, что он говорит перед тем, как покинуть ее наедине с мыслями.

* * *

Грязная обувь.

Разбитые коленки.

Оранжевые, и красные, и желтые листья.

— Я больше не могу с тобой видеться.

— Что? Почему? Я что-то сделала не так?

— Нет, ты ничего такого не делала. Но сделал я.

— Что это?

— Я… я не могу сказать. Просто… мой отец, он…

— Не любит девочек. Может, я поговорю с ним? Может, я ему понравлюсь.

— Не понравишься. Извини.

— Я хотела бы остаться с тобой навсегда.

— И я.

* * *

Обливэйт.

Ей одиннадцать, когда он впервые видит ее,

и он готов поклясться, что это не первая их встреча.

* * *

Он сидит в одном из купе для первокурсников. Слева от него — Винсент Крэбб. Справа — Грегори Гойл. Отцы обоих мальчишек являются «деловыми партнерами» его отца, и поэтому, по умолчанию, они дружат многие годы. На фоне этих двух тупых толстяков он выглядит еще умнее, чем уже есть, поэтому держит их рядом. Напротив него — вечно раздражающая Пэнси Паркинсон; он познакомился с ней два года назад, ее отец также «деловой партнер» отца, и она влюблена в Драко по уши. Когда она не пускает по нему слюни и не борется за его внимание, кажется вполне ничего. Слева от нее — Теодор Нотт. Его отец тоже друг семьи, и в отличие от Крэбба, Гойла и Паркинсон, Драко никогда не вынуждали общаться с ним. Справа от нее — Блейз Забини. Его отец умер, а мать за последние одиннадцать лет пережила еще семь браков. Он единственный, кто не связан с семьей Малфоев через «бизнес» или многолетнюю дружбу; и он единственный, кому Драко доверил бы свою самую сокровенную, самую темную тайну. Он этого не сделал. Но мог бы.

Блейз и Тео обсуждают слух, который бродит по поезду, переходя из купе в купе. Говорят, что с этого года в Хогвартсе будет учиться Гарри Поттер. Отец уже предупредил его о возможности возвращения Мальчика-Который-Выжил в волшебный мир после одиннадцати лет жизни в маггловской семье. Ходят слухи, что он даже не знал, что был волшебником.

Полукровка.

Вдруг открывается дверь. И на мгновение Драко кажется, что он видит ангела — или, по крайней мере, призрака. У него перехватывает дыхание, когда в проеме появляется миниатюрная девчушка с густыми волосами и большими карими глазами.

— Привет, — дружелюбно здоровается она, улыбаясь.

Он слишком увлечен, разглядывая ее, чтобы заметить чью-то реакцию, но судя по тишине, воцарившейся в купе, ее присутствие нежелательно. Ее голос звенит в ушах, и он готов поклясться, что каким-то образом узнает ее. И эти зубы, которые кажутся слишком крупными для ее рта. Более того — ее глаза. Огромные каре-золотые колодцы, теплые и манящие.

— Вы не видели жабу? Мой друг потерял жабу, он говорит, что она где-то в поезде, — спрашивает девчушка с невинным видом.

— Нет, — просто отвечает Тео.

— О, — бормочет она, явно разочарованная. Она неловко опускает глаза, прикусывает губу и в глубокой задумчивости трижды постукивает носком ботинка по полу.

— Ну, если встретите жабу, его зовут Тревор, — наконец говорит она, поднимая лицо с мягкой, застенчивой улыбкой. — А мальчика зовут Невилл. Я бы очень хотела остаться и поболтать. Дождаться не могу, когда увижу школу! Но я уже пообещала Невиллу, что помогу найти Тревора — это его питомец, вы же понимаете. В любом случае, спасибо за уделенное время!

И затем исчезает черно-каштановым вихрем. Драко смотрит на место, где она только что стояла, не в силах — или не желая — отвести взгляд. Кто это был? И почему ее голос звучит так знакомо?

* * *

— Если бы ты могла завести любого питомца, вообще любого, кого бы ты выбрала?

— Любого? Даже волшебного?

— Любого.

— Тогда, дракона. И назвала бы его Драко.

* * *

Ошеломленный голос Тео вырывает его из задумчивости.

— Кто это был, черт возьми?

— Ее зовут Гермиона Грейнджер, — отвечает Пэнси. — Странное имя, правда? В любом случае, в ней нет ничего особенного, просто еще одна мелкая грязнокровка, — выплевывает она.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает Драко. Часть его искренне интересуется. Другая — хочет, чтобы это оказалось просто слухом.

— Видела ее в Косом переулке. Она была с профессором Макгонагалл. Только грязнокровки ходят с профессором за школьными принадлежностями.

Драко хмыкает, но больше ничего не говорит, удобнее усаживаясь на своем месте. Его мысли постоянно возвращаются к этой Грейнджер, поэтому он вовлекает Блейза в игру в волшебные шахматы, которая займет их на несколько часов.

В конце концов, Драко побеждает, даже несмотря на рассеянность.

В конце концов, он решает, что узнает ее только из-за голоса, услышанного в Косом переулке.

[В ту ночь ему снится мороженое, смех и эта девочка.]

* * *

Его отец негодует из-за нее.

Конечно, Люциус Малфой ненавидит всех грязнокровок, но его ненависть к ней еще до того, как увидел ее, приводит в недоумение. Да, Драко жаловался на нее несколько раз — потому что она настырная всезнайка, учительский прихвостень, которая до сих пор умудрялась обходить его по всем предметам. Но реакция отца чрезвычайно враждебна, даже для него. Его слова резки, пронизаны ядом, а взгляд смертельно опасен.

Драко почти жалеет, что рассказал о Грейнджер в ту же секунду, как они столкнулись с ней, Поттером и Уизли в Косом переулке. Как отец выплевывает ее имя, смотрит на нее, говорит с ней. Критикует статус ее крови, делает неприятное замечание о ее родителях — которые на самом деле не имеют к этому никакого отношения. Это его беспокоит.

Но она стоит на своем, держится прямо и смотрит гордо, не обращая внимания на оскорбления его отца. И он почти ухмыляется, потому что выражение лица Люциуса Малфоя бесценно.

И только когда она отворачивается от них, он замечает мимолетный взгляд ее больших дымчато-карих глаз. Разочарование. Неодобрение. Боль. И вдруг он действительно жалеет, что рассказал о ней отцу.

[Ночью ему снова снится та девочка, она плачет из-за мальчишек, которые смеются над ней — называют фриком. И даже он настоящий хочет проклясть их за то, что причинили ей боль.]

* * *

В ту же секунду, как кулак врезается ему в нос, он сбит с толку. Во-первых, он не чувствует ничего, кроме боли, причем такой ослепительной — нос сломан, а из раны сочится красная липкая кровь. Во-вторых, он чувствует злость и унижение — злость на грязнокровку за то, что ударила его, не говоря уже о том, что вообще осмелилась прикоснуться, и унижение из-за того, что она обманула и победила. Снова. А потом, когда бежит вверх по холму к пешеходному мосту, запрещая своим «друзьям» рассказывать кому-либо о случившемся, он слышит голос. Просто голос. Ее голос — голос той самой девочки:

— Ох, прости! Прости меня, Драко!

Слова эхом отдаются в его голове, вызывают головокружение и смятение, и он инстинктивно оборачивается в поисках нее. Однако, замечает лишь Трио, спускающееся с холма к хижине великана.

[В ту ночь ему снится какая-то возня и его девочка. Они все больше пачкаются, визжат и смеются, кувыркаясь в мокрой траве и изображая драку. Когда она наносит особенно сильный удар, который заставляет его упасть на землю от боли, она паникует и падает на колени рядом с ним.

— Ох, прости! Прости меня, Драко!

— Думаю, ты и сама не знаешь, насколько ты сильная, Ге…

Он почти произнес ее имя.]

* * *

Он — как и многие другие — поначалу даже не узнает ее. Она одета в красивое, приталенное платье цвета перванш, которое творит чудеса с ее девичьими изгибами. Волосы аккуратно зачесаны назад и уложены — наверное, впервые в жизни. На ней не так уж много косметики, но от той, что нанесена, карие глаза кажутся выразительнее — они чем-то напоминают расплавленный шоколад и карамель; на губы нанесено немного блеска.

Она прекрасна.

На мгновение он забывает, что она грязнокровка. Он забывает, что она дружит с Поттером и Уизли. Он забывает, что она стоит за все, против чего выступает он — по собственному выбору или нет. Он совершенно забывает, кто она такая.

И на мгновение он забывает, что у него есть спутница, которая дергает его за руку и посылает усмешки в сторону Грейнджер. Она делает грубый комментарий о том, что Грейнджер — не что иное, как привлекающая внимание шлюха, и Драко приходится прикусить язык, чтобы удержать мысли при себе: это не Грейнджер дергает его за рукав и ходит кругами, как будто владеет всем чертовым замком.

Тем не менее, когда она со своим кавалером проходит мимо него в Большой зал — с его кумиром, которого Драко теперь вряд ли захочет боготворить, — он бросает ей оскорбление, что-то даже отдаленно не имеющее смысла, ведь именно так он всегда поступает.

[В ту ночь ему снится его девочка. Она одета точно так же, как принцессы из ее сказок — диадема и блестящие туфли. Она поворачивается к нему, радостно хихикая.

— Как я выгляжу?

— Прекрасно. Так, как будто бы у тебя нет девчачьих вшей.]

* * *

Он чувствует себя виноватым в ту же секунду, как видит красные, жуткие шрамы на ее фарфорово-белой руке.

Преследовать Трио и поймать их в разгар встречи АД было прекрасно — и совершенно безобидно. Конечно, пока он не начал замечать шрамы, появляющиеся у всех на руках. Не нужно быть гением, чтобы понять, что делает Амбридж — особенно если принять во внимание их исписанные руки. Грейнджер — правша, а шрамы у нее на левой руке.

По сути, Амбридж мучает их. Мучает ее. Одна эта мысль вызывает у него тошноту. Он записался в ее дружину, чтобы владеть хоть каким-то контролем, чтобы на него с завистью смотрели сверстники, чтобы показать свое превосходство. Чтобы отец им гордился. Никто ничего не говорил о пытках.

Он застает ее за занятиями в библиотеке — залечивающей левую руку — и, прежде чем успевает отговорить себя, в четыре больших шага подходит к ее столу. Достает из внутреннего кармана мантии маленький флакон с прозрачной жидкостью и ставит на стол рядом с учебником по трансфигурации. Делает шаг назад и задерживается рядом ровно настолько, чтобы увидеть, как она поднимает лицо и смотрит на флакон. Он наблюдает, как трепещут ее ресницы, а нос смущенно морщится, когда она наклоняет голову, чтобы посмотреть на него.

— Что это?

— Зелье.

Она приподнимает брови.

— Мало того, что я под наблюдением до конца года, так ты еще и отравить меня решил?

Он закатывает глаза и с ухмылкой качает головой.

— Это поможет от боли и жжения.

Она снова выглядит смущенной, и он указывает на ее руку на столе рядом с книгой. Она отдергивает ее и прячет на коленях, глядя в сторону.

— В общем, я не знал, что она так поступит… что сделает такое. Она никогда не упоминала о тех перьях.

— Спасибо, — бормочет Гермиона.

Он кивает, собирается уйти, но замирает на полушаге и поворачивается к ней лицом.

— Оно концентрированное, так что используй понемногу. Его хватит надолго.

На ее губах появляется улыбка.

— Я тебя услышала.

Он ухмыляется. А потом уходит.

[Как всегда после встречи с ней ему снится его маленькая девочка с ободранными коленками. Она грустная, растерянная и в то же время ей больно.

Он опускается рядом с ней на колени.

— Вот, я все исправлю.

— Как? — она икает.

Он усмехается, нежно проводя рукой по ее разодранной коже. Улыбка, полная изумления, озаряет ее лицо.

— Волшебством.]

* * *

Когда он не пытается игнорировать слепящий страх, овладевающий душой из-за возможности не выполнить задачу, то пытается игнорировать эту странную и… тревожную одержимость, которую развил в отношении Гермионы Грейнджер.

Когда он не думает, не планирует и не волнуется, он наблюдает за ней. Просто наблюдает. С безопасного расстояния.

В ней есть что-то завораживающее и… он как будто чувствует притяжение. Своего рода связь. Как будто должен знать, где она, с кем она и что делает каждую минуту каждого дня. А если не знает, то должен узнать.

В последнее время она проводила много времени в библиотеке — во всяком случае, больше обычного. И все меньше и меньше с этим болваном и пронырой. Чаще всего она выглядит несчастной и замкнутой, и он ощущает необоснованную потребность причинить боль и замучить того, кто сделал это с ней. Конечно, иногда он сам делает ее несчастной — или, по крайней мере, делал раньше, когда ему это нравилось, — но, в общем, ему это позволялось. Никто другой не имел права так себя с ней вести.

Когда он узнает, что дело в Уизли, который последние две недели слонялся по школе с этой шлюхой Лавандой Браун, он почти бросает жалкого мелкого предателя крови к ближайшей стене и проклинает его. Драко ничего так не хочется, как разорвать ему глотку и заставить страдать, но он сдерживается — потому что, честно говоря, как бы он это объяснил?

Когда разносится слух о том, что она приглашает Кормака Маклаггена на небольшую вечеринку профессора Слагхорна, у него в груди поселяется напряжение, к которому он не готов. Зачем он ей? Он нечистый и жалкий, и… потом он понимает причины, и это завязывает внутренности в узел. Она хочет заставить Уизли ревновать.

Вот, по сути, почему он срывает вечеринку. Посмотреть, где она, с кем и что делает. Чувство удовлетворения охватывает его, когда он поверх нескладного плеча Филча замечает, что она избегает своего спутника. По крайней мере, она может сама о себе позаботиться.

Два часа спустя он оказывается в темном коридоре за дверью комнаты, где проходит вечеринка. Он ждет ее. Когда дверь открывается, и студенты выходят по двое, он задерживает дыхание. Вдруг она не одна? Вдруг решит уйти с Поттером? Или еще хуже — вдруг действительно уйдет с придурком Маклаггеном.

Он видит подол платья прежде, чем ее саму. Одну. Он поймал себя на том, что наблюдает, как она идет по коридору — прямо к нему. Не успев даже подумать, он выскакивает из тени и обхватывает рукой ее запястье, увлекая в альков. Она вскрикивает, когда он толкает ее к стене, борется, пытается отбиться. Но он сильнее, даже когда она пинает его коленом в бедро. Он хмыкает, в панике прижимаясь к ней всем телом, чтобы успокоить и удержать.

— Я не причиню тебе вреда, — шепчет он на ухо.

Она перестает сопротивляться, и вся словно сжимается.

— Малфой… что тебе надо?

Он отодвигается достаточно далеко, чтобы посмотреть на нее, но они все равно настолько близко друг к другу, что он своим носом задевает ее нос. Он чувствует ее тревогу и страх через тепло ее тела. Когда она оглядывается, в широко раскрытых глазах сияет любопытство и замешательство.

— Завтра кое-что произойдет, Грейнджер. Кое-что плохое, — бормочет он. Его голос звучит отчаянно даже для него самого.

— Что?

— Я не могу сказать. Просто… сумей защититься, — сурово шепчет он. — И защити своих друзей.

И затем, прежде чем его рот решит выдать что-нибудь еще, он исчезает.

[А потом, лежа в постели, до него доходит, почему его так… влечет к ней. Почему он так одержим ею и пытается защитить.

Она напоминает его девочку.

И это неудивительно, потому что он был одержим и пытался защитить ее, сколько себя помнил.]

Правда всегда выходит наружу.

* * *

— Ты умеешь хранить секреты?

Ты даже не представляешь, какие секреты я уже храню.

— Конечно.

— Я думаю, что ты мой лучший друг.

— И это твой секрет?

— С другой моей подругой случился бы припадок, если бы она об этом узнала.

Смех.

Застенчивая улыбка.

— Ты тоже мой лучший друг.

* * *

Он замирает, когда видит ее прикованной к стене в подземелье семейного поместья. По крайней мере, раньше это было подземелье. Теперь оно больше похоже на… темницу. А само поместье превратилось в тюрьму.

Он смотрит на нее — грязная одежда, грязная кожа, грязные спутанные волосы, — и мир словно тает. Исчезает звук безумного, маниакального смеха тетки. Исчезают насмешки отца по поводу ее крови и положения — как в мире, так и в настоящем моменте. Есть только он, есть только она, и она выглядит такой уязвимой. Такой побежденной. Такой грустной, беспомощной и испуганной. Настолько непохожей на саму себя, что его тошнит.

Отец делает шаг вперед, направляя палочку прямо на нее, и желудок сжимается.

— Нет. Пожалуйста, не причиняй ей вреда, отец.

Его ладони начинают потеть, горло охватывает спазм, а грудь сжимается в ожидании действий отца. У Драко возникает внезапное желание защитить, с которым он борется — как для своей собственной безопасности, так и для ее.

Заклинание, которое попадает прямо в грудь, заставляет Грейнджер кричать и корчиться от боли, и Драко отшатывается от этой сцены. Ему знакома эта агония, эта слепящая боль, и он хочет помочь, спасти.

— Позаботься о себе, хорошо? Даже если забудешь все на свете — помни об этом.

Ее крик прекращается в тот момент, когда заклинание прекращает действие, но звук продолжает отдаваться эхом в его голове, в ушах, и заставляет Драко закрыть глаза. Он чувствует себя ребенком, который боится ночных кошмаров, подростком, который боится реальности.

Даже когда другие Пожиратели смерти покидают камеру и возвращаются наверх, он остается прикованным к месту, не в силах пошевелить ногами и боясь, что даже если бы и мог, они подогнулись бы под ним. Его взгляд застыл на Грейнджер, лежащей на полу, обмякшей и кажущейся совершенно безжизненной, поэтому он не замечает, как мать оглядывается на него, поднимаясь вслед за отцом по лестнице.

* * *

— Знаешь, тебе не обязательно меня защищать.

— Конечно, обязательно. Они все придурки.

— Ну да, но…

— Только мне дозволено над тобой смеяться. И за это я всегда буду защищать тебя. Пока я рядом, никто тебя не обидит.

* * *

Драко пробирается к Грейнджер среди ночи, потому что даже его девочка не помогает ему уснуть. Он не может объяснить причину, но продолжает идти, потому что она — единственное, о чем он может думать.

Он медленно и осторожно приближается к Грейнджер. Она лежит на полу, свернувшись калачиком, лицом к стене, подальше от него. Она выглядит слабой, хрупкой — и его снова тошнит. Он словно боится подойти к ней — боится причинить боль, — и все же что-то толкает его ближе и ближе, пока он не оказывается на достаточном расстоянии, чтобы прикоснуться. Он склоняется над ней, вглядываясь сквозь опущенные веки.

— Грей… — Голос срывается. Он прочищает горло, делая глубокий вдох. — Грейнджер, — хрипло шепчет он.

Она шевелится, но не просыпается.

Он протягивает дрожащую руку и прикасается к ней.

— Привет, Грейнджер, — снова шепчет он, дотрагиваясь пальцами до плеча. — Г-Гермиона… — ее имя на его языке вызывает у Драко дрожь, которую он игнорирует, потому что в этот момент она просыпается.

Испуганно распахивает глаза и отползает, прижимаясь к стене.

— Тс-с! Я не наврежу тебе, — бормочет он, припадая ближе к полу — ближе к ней — на колени, и закрывает ей рукой рот, прежде чем она успеет закричать. — Обещаю, я не наврежу тебе.

Она слегка кивает, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает он, отдергивая руку.

— В порядке, — упрямо шепчет она в ответ.

— Обманщица. Тебе больно так, как будто кожу содрали живьем, а внутри все горит, — бормочет он, откидываясь назад, чтобы оказаться прямо напротив нее. Он сгибает ноги и наклоняется вперед, упираясь локтями в колени. — В какой-то момент ты хочешь умереть от боли. И на секунду тебе кажется, что так и будет, но потом этого не происходит, и ты почти жалеешь об этом. И хотя боль становится легче переносить, она никогда не проходит.

Она моргает.

— Ты… откуда знаешь?

Он пристально смотрит на нее.

— Я это испытал. — Он медленно, нерешительно приближается к ней. — Я… Можно?

Она кивает.

Он осторожно достает палочку из кармана, и с помощью нескольких заклинаний ее раны начинают заживать. Закончив, он садится рядом, прислоняется спиной к стене. Он искоса смотрит на нее, и почему-то это кажется нормальным. Легким. Правильным.

* * *

Стук в окно.

Грустный мальчик с серыми глазами смотрит на нее сквозь стекло. [Его глаза похожи на дождевые облака.]

Она открывает окно, и он вползает в комнату.

— Что ты здесь делаешь?

— Я… я хотел тебя увидеть.

Он держится за бок и, прихрамывая, подходит к ее кровати.

— Ты как?

— В порядке.

— Нет, у тебя…

— Теперь я в порядке. Я с тобой.

* * *

Как и в десять лет, он останавливается перед кабинетом отца, услышав доносящийся оттуда голос матери.

— Я же говорила, что нечто подобное произойдет, Люциус.

— Все в порядке.

— Ничего не в порядке! Он знает — что-то не так, Люциус. Он всегда знал, и только вопрос времени, когда он вспомнит.

— Я сам применил заклинание, и он ни за что не узнает об этом. Невозможно…

— А если нет? Если что-то более сильное поможет ему вспомнить?

Отец усмехается.

— Сильнее магии? Что может быть сильнее магии?

— Любовь.

Люциус хмыкает и смеется.

— Любовь не сильнее магии. А даже если и так, он не влюблен — ему было семь лет, ради Мерлина.

От слов отца у Драко перехватывает горло

* * *

Свежескошенная трава.

Новый пергамент — рукописная записка.

Мятная зубная паста.

Следящие за ним карие глаза.

— Мы всегда будем друзьями?

Серые глаза смотрят в ответ.

— Всегда.

* * *

Следующим утром в столовой он смотрит на еду, лежащую на тарелке, и его тошнит. Мысли витают где-то далеко. Он не может перестать думать о словах отца прошлым вечером.

Драко поднимает глаза на мать, которая молча и сдержанно завтракает. Затем смотрит на отца, который также молчалив и сдержан, его взгляд сосредоточен на «Ежедневном пророке». Всего несколько месяцев назад профессор маггловедения была убита и брошена на этот стол, а теперь они здесь едят. От этой мысли мурашки бегут по коже, и Драко вздрагивает, когда перед глазами вспыхивает образ Грейнджер, лежащей на месте профессора, — холодной и безжизненной.

И больше он не может сдерживаться.

— Что случилось, когда мне было семь?

Мать замирает, подавившись едой. Вилка со звоном падает на тарелку.

Отец по-прежнему спокоен, глядит на Драко поверх газеты.

— Я не понимаю твоего вопроса.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — резко отвечает Драко. — Я слышал ваш разговор вчера вечером.

— Так ты подслушивал.

— Возможно, если не хочешь быть подслушанным, следует убедиться, что этого не произойдет.

Люциус спокойно складывает газету и убирает в сторону, глядя на сына.

Драко отворачивается и смотрит на мать. Нарцисса оглядывается, вид у нее растерянный и расстроенный.

— Грейнджер — это ведь не просто Грейнджер?

— Драко, прекрати, — требует Люциус.

Он резко поворачивается к отцу, поднимаясь на ноги. Сила его разочарования откидывает стул назад и заставляет свет мерцать.

— Ты что-то с ней сделал… со мной. Что?

— Лишь то, что было лучше для тебя.

— И что же это? — снова спрашивает он, на этот раз жестче.

— Драко, сейчас не время…

— Какого черта ты сделал?! — рычит он и ударяет ладонями по столу. Этот звук пугает Нарциссу, которая вскрикивает и вздрагивает — но сейчас ему нет до нее дела. Его взгляд прикован к стоящему перед ним человеку.

Люциус тоже встает, упирается ладонями в стол, отражая позу сына, и сурово смотрит на него.

— Мы в самом разгаре войны, а тебя беспокоит это? Она просто грязнокровка!

— Но ведь она была чем-то бóльшим? — спрашивает Драко, не ожидая ответа, и выпрямляется. — Она — девочка из моих снов, но ведь это не просто сны? Это воспоминания. Я знал ее. Мы с ней дружили — еще до того, как познакомились в поезде, идущем в Хогвартс. И ты отнял у меня воспоминания — ты отнял у меня ее.

— Я не собирался позволять своему сыну дружить с грязнокровкой, — злобно выплевывает Люциус. — И уж точно не собирался позволять тебе продолжать нечто подобное в школе.

— И что же ты сделал? — спрашивает Драко, хотя совершенно уверен, что и так все знает.

Люциус облизывает губы и скрещивает руки на груди.

— Кажется, ты уже знаешь ответ.

* * *

Жесткая пощечина.

Кровь из носа.

Слезы матери текут по лицу — точно такие же, как у него.

— Ты братаешься с грязнокровкой! — возмущенно орет отец, дергает себя за волосы и снова поворачивается к Нарциссе. — Ты и ему это позволяешь!

Она вздрагивает.

— Люциус, пожалуйста, пойми…

— Я запрещаю. Мой сын никогда не станет дружить с мерзкой мелкой грязнокровкой.

— Н… но, отец… она не грязная.

— Конечно, снаружи она не грязная, сын. Зато ее кровь — грязная.

— В ней есть магия, отец, я видел. Она великолепна, правда… она очень талантлива! Вчера у нее на ладони появилась бабочка…

— Она не должна обладать магией, Драко. Она маггл, а магглы не владеют магией, ты же знаешь.

— Да, но…

— А если у нее есть магия, то она обладает тем, на что не имеет права. Она недостойна нашего рода. Она недостойна тебя.

— Но…

— Довольно!

— Люциус…

— Впредь тебе не позволено видеться с грязнокровкой, и твоя мать больше не сможет увести тебя, понимаешь?

— Д-даже сегодня? Мы договорились увидеться…

— Тогда ты должен сказать ей, что вы с ней больше не встретитесь.

* * *

Приглушенные голоса из-за тонкой стены.

Рыдающая мать.

Полный ненависти отец.

— Ты должна применить к ней Обливиэйт. Должна стереть все упоминания о нем из памяти той девчонки.

— А как же Драко?

— Я сам о нем позабочусь.

— Это неправильно, Люциус.

— Это единственный выход.

* * *

— Поверить не могу, — бормочет Драко, отворачиваясь от отца.

— А что мне оставалось делать?

— Ты мог бы оставить все как есть.

— И ты бы вырос с подружкой-грязнокровкой…

— Не называй ее так, — шепчет Драко, закрывая глаза.

— А ты знаешь, что бы с тобой случилось? Как отреагировали бы люди — как отреагировал бы Темный Лорд

— Мне плевать на Темного Лорда! — кричит Драко. — И мне плевать на реакцию людей. Она была моей подругой.

— Она была обузой!

Драко собирается выдать ответ, но тут же замолкает. Он глубоко дышит через нос в тщетной попытке успокоиться — ничего не выходит. Облизывает губы.

— Я был счастлив. Рядом с ней я был счастлив — и больше нигде. Вчера я мог бы сказать тебе, что даже не помню, когда был счастлив в последний раз, и это было бы правдой, но сейчас… сейчас я это точно помню.

* * *

— Драко? Ты подаришь мне мой первый поцелуй?

— Не знаю, нужно ли?

— Драко…

— Только если ты подаришь мне мой.

— Хорошо.

— Хорошо. Когда?

— Сейчас

— Хорошо.

* * *

— Но тебя это не волновало, не так ли? Подобная мысль даже не приходила тебе в голову, потому что ты был слишком занят Темным Лордом — потому что лишь он тебя когда-либо волновал, — выплевывает Драко, и слюна буквально срывается с его напряженных губ. — Если что-то потребуется твоему дражайшему господину, ты выполнишь что угодно.

— Что ты хочешь этим сказать, мальчишка? Что был бы совершенно счастлив дружить… с ней?

— Да.

Люциус пристально смотрит на него, потом на Нарциссу.

— Это твоя вина. Если бы ты не продолжала водить его…

— Я давала нашему сыну то, что он хотел…

— Ну, мы не всегда можем получить желаемое!

— Даже если и можем, ты удостоверишься, чтобы этого не случилось, — огрызается Драко.

— Следи за своим языком, грязный предатель крови.

— Или что? — бросает он с вызовом. — Снова лишишь воспоминаний? Я вспомнил один раз и уверен, что вспомню снова.

Люциус выглядит так, будто вот-вот закричит. Через несколько секунд он начинает хлопать в ладоши.

— Молодец, — говорит он, делая паузу между каждым словом для большей выразительности. — Молодец. Ты сделал невозможное — и что теперь, а? Каков же твой план, Драко?

Драко не реагирует, в основном потому, что не знает как.

— Я скажу тебе, в чем заключается план. Ты будешь держаться от нее подальше…

— Однажды ты уже пытался это устроить, и мы оказались в одной школе.

— …или я запытаю ее до смерти, а тебя заставлю смотреть.

Драко делает шаг вперед и встает с отцом лицом к лицу. Вчера он, наверное, шарахнулся бы от Люциуса. Теперь он ослеплен гневом.

— Если ты хотя бы пальцем к ней прикоснешься, если произнесешь хоть одно заклинание, клянусь… — он замолкает, не в силах говорить спокойно.

— Твоя забота об этой девчонке почти очаровательна, Драко. Может быть, теперь ты сделаешь то, что от тебя требуется.

Драко рычит, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.

— Немедленно. Садись и заканчивай завтрак, скоро появится Темный Лорд. Ты ведь будешь вести себя наилучшим образом, верно? Мы бы не хотели, чтобы он узнал о твоей… одержимости грязнокровкой.

Единственное, что удерживает его от того, чтобы броситься на отца через стол, — легкое покачивание головы матери.

* * *

Двое качелей.

Песочница.

Ветреный день.

— Почему я никогда не встречалась с твоими друзьями?

— Что?

— Просто… ты уже познакомился с моими. Но я никогда не видела твоих.

Неловкое ерзанье.

— Мои друзья тоже… другие.

— Какие?

— На самом деле они мне не друзья. Я общаюсь с ними только потому, что так велит отец.

Тишина.

— Все равно они тебе не понравятся.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что, к сожалению, я с ними знаком.

Хихиканье в ответ — значит, все в порядке.

* * *

Это нелегко, но он снова незамеченным пробирается в подземелье. На нем длинная черная мантия с глубоко надвинутым капюшоном, скрывающим лицо. С палочкой в одной руке и сумкой в другой он на цыпочках крадется к Грейнджер.

Он не боится.

Он не колеблется.

На этот раз точно знает, почему он здесь. На этот раз точно знает, что делает.

Он наклоняется, протягивает к ней бледную руку и кладет на плечо.

— Грейнджер, — шепчет он. — Грейнджер.

Она шевелится, ее веки трепещут, глаза медленно привыкают к окружающей их темноте. Какое-то мгновение она пристально смотрит на него, а потом отшатывается.

— Тс-с, это я, — быстро заверяет Драко и откидывает капюшон, открывая лицо. — Это всего лишь я.

— Откуда мне знать?

Он ухмыляется ее гениальности.

— На пятом курсе я дал тебе зелье, чтобы залечить рану на руке.

— Какой руке?

— Левой.

Она кивает один раз и заметно расслабляется.

— Что ты здесь делаешь?

— Мы уходим, — говорит он и при помощи палочки развязывает цепь вокруг ее правой лодыжки.

— Ч-что?

— Я вытащу тебя отсюда, — объясняет он, поднимаясь на ноги. Протягивает руку, чтобы помочь.

Она как-то странно смотрит на него.

— Почему? Почему я должна тебе доверять?

— В том-то и дело — ты правда мне доверяешь, просто не знаешь почему, — говорит он, и признание, вспыхнувшее в ее глазах, заставляет его продолжать. — Ты это чувствуешь, да? Ты всегда это чувствовала. Как будто есть какое-то… притяжение между нами, верно? Связь. Но ты никогда не могла объяснить этого ни себе, ни кому-либо другому.

Она моргает, открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но не решается.

— Я знаю, — говорит он. — Я все знаю, и как только мы окажемся в безопасном месте, я все тебе расскажу. Обещаю.

Грейнджер берет его за руку, и он мягко поднимает ее на ноги. Пока она отряхивается, он достает из сумки еще одну мантию и накидывает ей на плечи. Она бросает на него вопросительный взгляд.

— Будет легче, если мы сольемся с темнотой, — бормочет он, закрепляя мантию застежкой на шее. Тянется ней за спину и натягивает капюшон на голову. Он медлит, скользит взглядом по лицу, вдыхает аромат. — Ты по-прежнему такая красивая…

Легкий румянец проявляется на ее щеках, и она склоняет голову.

— Куда мы идем?

— Я знаю это место с детства. Кроме меня о нем известно лишь еще одному человеку.

— Ты не сможешь сюда вернуться, они будут задавать вопросы и…

— Я не вернусь, — говорит он, перекидывая сумку через плечо.

— Н-нет?

Он качает головой.

— Нет.

— Как мы отсюда выберемся?

— Через парадный выход, — отвечает он, беря ее за руку и тихо ведя к подножию лестницы. Он осторожно открывает дверь.

— Парадный выход… Ты сошел с ума? Вдруг нас поймают? — озабоченно спрашивает она.

— Это единственный вариант, — объясняет он. — В целях безопасности подняли Щиты, и даже я не смогу нас аппарировать… особенно я… Как только выберемся из дома, нам останется лишь выйти за ворота. Оттуда мы можем отправиться, куда пожелаем.

— Т-ты уверен?

Он кивает и достает из кармана мантии еще одну палочку.

Грейнджер смотрит на Драко широко раскрытыми глазами и принимает палочку.

— Как ты это сделал?

— Она ведь твоя?

Гермиона кивает.

— Моя дорогая тетушка не так умна, как думает, — усмехается он, наблюдая, как Грейнджер вертит палочку, снова привыкая к ощущению ее в руках. Драко поднимает взгляд на ее лицо — грязные окровавленные щеки, потрескавшиеся губы и маленький порез на подбородке. Даже испачканная, ее кожа выглядит мягкой и привлекательной. Он прочищает горло, собираясь с мыслями.

— Готова?

Она смотрит на него снизу-вверх и мягко улыбается — впервые за несколько недель.

— Готова. А ты?

Он ухмыляется.

— Я родился готовым.

* * *

Ярко сияющее солнце.

Девичий восторженный визг.

Блаженный мальчишеский смех.

— Беги!

Крик двух мальчишек постарше:

— Эй! А ну вернитесь!

— Беги, Гермиона!

— Бегу!

— Быстрее!

— Не могу еще быстрее!

Обгоняя, он со смехом хватает ее за руку и тянет за собой.

— Ну же!

Драко Малфой не так уж много помнит о своем детстве.

Но он помнит девочку. Пятилетнюю девочку

с каштановыми волосами и карими глазами.

Он помнит ее смех и голос, но никак не может

вспомнить ее лица.

* * *

Большая деревянная лестница.

Крепость на дереве, похожая на замок.

— Что это за место?

— Домик на дереве! Папа сделал его прошлым летом. Круто, да?

— Там… безопасно?

— Конечно, глупенький. Это самое безопасное место, которое я знаю.

* * *

У Гермионы перехватывает дыхание в тот момент, когда голова перестает кружиться, и она ясно видит, где находится. Осматривается: лесная подстилка, высокие деревья. Но в основном она просто смотрит на дерево перед собой, самое большое и высокое из всех, а наверху — встроенный домик. Ее домик на дереве, который отец построил много лет назад в лесу возле дома бабушки. Она часто приходила сюда ребенком, но перестала, когда ей было около семи лет.

Она смотрит на Драко, стоящего рядом и наблюдающего из-под капюшона, пытаясь найти ответы на его лице. Он стоит, засунув руки в карманы — лицо ничего не выражает, а глаза непроницаемы. В голове вертятся тысячи вопросов, но один перебивает все: откуда ему известно об этом месте?

Она думает, что, возможно, уже знает ответ, и именно поэтому не боится.

— Узнаешь? — тихо спрашивает Драко.

— Конечно, он мой, — также тихо отвечает она. — Но откуда ты знаешь?.. Почему?..

— Давай сначала приведем тебя в порядок, хорошо?

Она рассеянно кивает, позволяя ему проводить ее к небольшой самодельной лестнице. Войдя в домик, она в нерешительности замирает, потому что не знает, чего ожидать.

Именно таким она его и помнит — разве что теперь он меньше (возможно, потому что сейчас она больше) и пыльнее.

Все в точности так, как она оставила.

Драко подводит ее к одному из двух деревянных стульев и предлагает присесть. Она так и делает, и он медленно поднимает палочку, направляет на нее и бормочет очищающие заклинания. Закончив с кожей, он переходит к волосам, а затем к одежде.

Через несколько минут Гермиона снова выглядит прежней.

Пару мгновений спустя она уже ходит по маленькому помещению, осторожно проводя пальцами по гладкому дереву. На небольшом подоконнике, установленном ее отцом, вырезано: «ДМ/ГГ» — и она сразу понимает, что это значит. В желудке трепещут бабочки, а сердце подскакивает к горлу, когда она поворачивается к Драко лицом.

— Итак… объясни мне все. С самого начала.

* * *

Звезды ярко сияли над головами.

Мягкая трава облегчала ход.

— Ты когда-нибудь хотела… исчезнуть?

— В смысле, сбежать?

— Да. Наверное.

— Однажды. А ты?

— И куда бы ты отправилась?

— В мой домик на дереве. А ты?

Пауза.

— В твой домик на дереве.

— Почему?

— Потому что там будешь ты.

* * *

Она облизывает губы и открывает рот, чтобы ответить, но слова застревают на языке. Она не знает, что сказать и как среагировать. Пристально смотрит на него, вбирая в себя невинный, полный надежды взгляд, приклеенный к его бледным, тонким чертам. Он говорит правду, она это знает. И хотя в подобное не так уж трудно поверить, она никак не может этого понять.

— Значит, — нерешительно начинает она, меряя шагами ограниченное пространство, — мы знали друг друга еще до Хогвартса — мы были друзьями.

— Да.

— А потом твой отец все выяснил и стер твои воспоминания…

— Верно, а моя мать — твои.

— И вот почему… вот почему между нами все эти годы была такая странная напряженность.

— Точно.

— Вот почему мне всегда казалось, что я тебя откуда-то знаю.

Он кивает.

— И тебе снились обо мне сны.

— Да. Часто — постоянно, начиная с восьми лет. Но я не знал, что это ты.

— У меня то же самое, — задумчиво шепчет она. — Да. Я… мне всегда казалось, будто я тебя знаю, понимаешь? Будто… я знала, что в тебе есть нечто большее, чем то, во что ты заставляешь людей верить.

Он мягко улыбается, склоняет голову и наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.

— Но ведь это были не настоящие сны, правда? Это были воспоминания — из тех времен, когда мы были детьми.

— Да, я так думаю.

Она яростно моргает, поднимается на ноги. Расхаживает взад-вперед, и Драко следит за каждым ее движением. Он знает, о чем она думает, потому что на ее лице заметна борьба.

— К-как такое вообще может быть? В смысле… они наложили на нас Обливиэйт — мы не могли просто так… сами все вспомнить. Это противоречит всему, что нам когда-либо говорили. Словно мы победили магию, но как такое возможно?

— Любовь, — шепчет он. Их взгляды сталкиваются на полсекунды, когда она поворачивается к нему лицом, но он опускает глаза в пол. Проводит рукой по волосам, потирает затылок и наконец встает на ноги.

— Моя… моя мама упомянула об этом во вчерашнем разговоре с отцом — она сказала, что, возможно, любовь сильнее магии.

Гермиона моргает, вопросительно глядя на него.

Он неловко откашливается.

— А может, и нет, не знаю.

— Это не может быть любовью, — отвечает она. — Нам было семь, мы не могли влюбиться.

— Он пожимает плечами. — Может быть, это была не романтическая любовь.

— О… — протягивает она и замолкает.

Пока она ходит кругами, любуясь старым пристанищем, на них опускается тишина. А он тем временем хотел бы сказать ей больше: что действительно любит ее, что даже если бы его сны были только снами, они всегда оставались бы для него реальными. Однако знает, что для этого еще слишком рано.

— Мы должны найти Гарри и Рона, — объявляет она.

— Тебе следует еще немного отдохнуть, — говорит он ей.

— Но они же…

— Мы найдем их, — заверяет он. — Я придумаю, как поскорее их разыскать. Но тебе нужно отдохнуть.

Она вздыхает и устало кивает.

— Ладно. Да. Хорошо.

— Хорошо.

— Как ты планируешь их найти?

— Без понятия.

— Я знаю, с чего стоит начать. Но не уверена, будут ли они там.

* * *

— Как думаешь, они правы насчет меня?

— Кто?

— Те мальчишки.

— Правы насчет чего?

— …того, что я фрик.

— Нет, это не так.

— Но они… у меня слишком вьющиеся волосы, слишком большие зубы…

— Ты красивая, Гермиона. А они просто дураки.

— Правда?

— Клянусь.

* * *

Она смотрит на кончик волшебной палочки Гарри, направленный прямо ей в лицо.

— Черт возьми, Гарри! — ревет Рон из-за его спины.

— Мы должны быть уверены, Рон, — спокойно отвечает Гарри, несмотря на сомнение во взгляде.

Гермиона кивает.

— Спроси о чем угодно.

— Какая надпись проявилась на снитче, когда я до него дотронулся? — спрашивает Гарри.

— «Я открываюсь под конец».

Как только Гарри опускает палочку, Рон протискивается мимо него и, чуть не сбивая ее с ног, крепко обнимает. Затем ее обнимает Гарри.

— Нужно разбудить остальных, — взволнованно говорит Рон, проходя мимо нее в коридор, желая взбежать по лестнице на второй этаж дома на площади Гриммо.

— Нет! — быстро останавливает Гермиона, хватая его за руку. — Нет… Пусть спят. Мы увидимся завтра. Кроме того, нам нужно поговорить.

— Как ты нас нашла? — с любопытством спрашивает Гарри. — Как тебе вообще удалось сбежать?

— Именно об этом мне и нужно с вами поговорить, — отвечает она. — Мы понятия не имели, с чего начать поиски, и тогда я…

— Погоди-ка, — останавливает Рон, выглядя сбитым с толку. — «Мы»? Какие еще «мы»?

Гермиона моргает и с нерешительным видом приближается к выходу в коридор, стараясь встать между друзьями и своим… эм… другом.

— Можешь выйти, — громко говорит она.

Каким-то образом Гарри и Рон знают, что она не обращается ни к одному из них.

После этих слов за ее спиной появляется Драко, заставляя Гарри и Рона приготовиться к атаке. Они поднимают палочки, направляя их за ее спину, прямо на Малфоя.

Гермиона не раздумывая встает на его защиту, занимая позицию прямо между Драко и нацеленными в его сторону кончиками палочек.

— Не надо! Остановитесь, опустите палочки, — умоляет она.

— Но Гермиона…

— Я сказала, опустите палочки, он для нас не угроза, — спокойно говорит она, оглядываясь на Драко — он кажется безмятежным, но как будто изо всех сил пытается не вытащить собственную палочку. Она оглядывается на Гарри и Рона: Гарри выглядит нерешительным, сомневающимся, а Рон — просто разъяренным.

— Он Пожиратель смерти, какого черта ты с ним делаешь? — требовательно спрашивает Рон.

— Я все объясню, просто опустите палочки, — снова умоляет она. — Доверьтесь мне.

Гарри, как более разумный из них двоих, первым опускает руку, за ним следует Рон, который делает это с явной неохотой. Гермиона почти слышит, как позади ухмыляется Драко, но предпочитает не обращать на это внимания, лишь улыбается друзьям, показывая свою признательность.

— Спасибо, — тихо говорит она.

— Это он должен благодарить нас, — агрессивно бормочет Рон, сердитым взглядом сверля Драко.

Она едва сдерживается, чтобы не закатить глаза — в конце концов, он не знает всей деликатности ситуации, — и вместо этого ведет всех троих к длинному обеденному столу. Гарри и Рон занимают два места по одну сторону, а Драко — по другую, прямо напротив них. Гермиона, нервничая, стоит рядом с ним, лицом к друзьям. Делает глубокий, успокаивающий вдох, готовясь рассказать все, что, как сама только что поняла, является правдой.

* * *

— Ты действительно думаешь, что мы поверим, будто он не представляет угрозы? — недоверчиво спрашивает Рон.

— Именно так, — настаивает Гермиона. — Он не представляет угрозы и не опасен — по крайней мере, для нас.

— Тогда для кого?

— Ты знаешь, что я имею в виду, Рональд. Он на нашей стороне…

— Он издевался над тобой! — ревет Рон и вскакивает на ноги так быстро, что опрокидывает стул.

Гермиона вздрагивает и краем глаза видит, как Драко пристыженно опускает голову.

— Рон…

— Он издевался над тобой годами, Гермиона, обзывал всякими гадкими, унизительными словами. Ради Мерлина, он часами наблюдал, как его ненормальная тетка мучает тебя, и не сделал ничего, чтобы это остановить! — сердито кричит он.

— Рон…

— Не говоря уже о том, что он сделал с нами…

— Рон! — она кричит, заставляя его замолчать и посмотреть на нее. — Я уже говорила….

— Да-да. Он залечил твои раны и помог сбежать, а потом рассказал какую-то небылицу о том, будто вы давно потерянные друзья, чьи воспоминания были стерты, а теперь волшебным образом вновь появились, — огрызается он, закатывая глаза. — Это чушь собачья, полное безумие, и ты сама безумна, если веришь ему. Наверное… он просто пытается проникнуть в твою голову, чтобы помочь Сама-Знаешь-Кому…

— Он ничем подобным не занимается! — защищаясь, кричит Гермиона. — А ты не думаешь, что если бы он пытался проникнуть в мою голову, то просто оставил там, позволив Беллатрисе мучить меня, пока я что-нибудь не выдам?

Рон моргает, уставившись на нее. Затем переводит взгляд на Драко.

— Что ты с ней сделал?

— Ничего я не делал, Вислый, а если бы ты хоть раз в своей чертовой жизни послушал ее, то знал бы это, — протягивает Драко с напускным безразличием.

Рон бросается к нему через стол, но Гарри успевает его перехватить — тем временем Драко инстинктивно вскакивает на ноги, а Гермиона пытается его защитить. Рон вырывается.

— Значит, ты ей веришь? — спрашивает Рон, вопросительно глядя на Гарри. — Ты веришь ему?

— У нас нет причин этого не делать, — спокойно отвечает Гарри.

— Он Пожиратель смерти! У него темная метка — мы все это видели…

— Он был вынужден принять Метку, Рон, — тихо говорит Гермиона, привлекая всеобщее внимание. — Он был вынужден принять ее, чтобы защитить свою семью. Он такая же жертва этой войны, как мы все. Он был так же напуган и вдвойне одинок. Он никогда не хотел этого. Теперь он на нашей стороне — часть его всегда была на нашей стороне, — шепчет она, оглядываясь на Драко. Он одаривает ее слабой, натянутой улыбкой, и она отвечает ему тем же, прежде чем снова повернуться к друзьям.

Кажется, Рон успокаивается, но совсем чуть-чуть. А Гарри, который оставался довольно тихим в течение всей беседы, выглядит задумчивым.

— Ты ему доверяешь? — спрашивает он.

Гермиона кивает.

— Я бы доверила ему свою жизнь.

— Тогда пусть выберет комнату, — говорит Гарри, кивая в сторону лестницы. — Он может остаться, но не попадет на собрания Ордена, пока я не буду уверен, что могу ему доверять. Договорились?

Он смотрит прямо на Драко. Драко кивает и засовывает руки в карманы.

— Договорились.

* * *

— Гарри хочет проникнуть в хранилище Беллатрисы.

Драко моргает, уставившись на нее через стол.

— Гермиона! — протестует Гарри с противоположного конца.

— Гарри, я же говорила, он может помочь. В конце концов, она его тетка.

— Именно поэтому он нам и не поможет, — бормочет Рон сбоку от Гарри.

Гермиона бросает на него быстрый взгляд и снова поворачивается к Драко.

— Что думаешь?

Драко откидывается на спинку и скрещивает руки на груди, пристально глядя в ее прекрасные глаза.

— Думаю, что это почти невозможно.

— Я так и сказала, — говорит Гермиона. — Но после ее реакции на то, что у нас есть меч Гриффиндора…

— Ты думаешь, она прячет крестраж.

— А ты?

— Не удивлюсь, если так оно и есть. Она одержима Сама-Знаешь-Кем. И если она действительно настолько обеспокоена, скорее всего, будет защищать хранилище серьезнее, чем когда-либо.

— Именно. Так что нам нужен способ обойти защиту, и единственное, что я придумала…

— …оборотное зелье.

— Да. У меня есть ее волос, с того раза, когда она… Я нашла его на своем свитере. И могу им воспользоваться.

На мгновение он задумывается.

— Зелье не обнаружить на глаз, а значит, если все провернуть быстро, то когда кто-нибудь поймет, что это не она, ты можешь оказаться уже далеко. Но все равно это рискованно, Грейнджер. Вдруг волос не ее?

— Ее, — тихо говорит она слегка дрожащим голосом.

Он сглатывает, слегка кивая головой.

— Вдруг они используют особую защиту? Или секретный вопрос?

— Нам придется пойти на это риск.

— И рисковать должна именно ты?

Она кивает.

— Таков наш план.

Он кивает в ответ, хотя выглядит крайне недовольным.

— Думаю, это сработает.

Рон с отвращением переводит взгляд с одного на другого.

— Ну, теперь, когда мы получили его разрешение, можем начать варить зелье?

— Я уже начала, — отвечает Гермиона, переводя взгляд на стол.

Драко ухмыляется.

— Даже не сомневался.

* * *

Драко отрывается от книги, когда Гермиона входит в его комнату. Он быстро садится на кровати, закрывает книгу и кладет на прикроватный столик.

— Привет, — мягко здоровается он.

— Привет, — отвечает она. — Можно мне?.. — Она замолкает, подходя к краю кровати.

— Да. — Он кивает, приподнимаясь и прислоняясь к изголовью. Сглатывает комок в горле, когда она приближается и садится в изножье. Она отбывает завтра — и, честно говоря, чем ближе этот день, тем больше он волнуется.

Она быстро роется в кармане свитера, вытаскивает пластиковый пакет и протягивает ему.

Он озадаченно смотрит на нее, переводит взгляд на единственный белокурый волос внутри.

— Чей он?

— Твоего отца. Я нашла его на джинсах и на всякий случай сохранила, — шепчет она.

— Ч-что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?

— Хочу, чтобы ты воспользовался им и пошел завтра с нами.

Он моргает, тупо глядя на нее.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты тоже пошел. Я… я знаю, что ты будешь волноваться, и я буду волноваться… вот и подумала, что если бы Люциус и Беллатриса вместе появились в Гринготтсе, это выглядело бы весьма правдоподобно, — объясняет она.

Он кивает.

— И твои друзья не возражают?

Она улыбается, закатывает глаза.

— В этом вопросе у них нет права голоса.

* * *

Драко стоит в глубине гостиной, держит в руках бокал с шампанским и наблюдает, как Джинни открывает подарки на день рождения. Они — Орден — решили сделать небольшой перерыв в войне и отпраздновать. Здесь присутствуют Уизли, Поттер, Грейнджер и несколько их сверстников. И несмотря на то, что он не был членом Ордена, — и на то, что бó‎льшая часть присутствующих его терпеть не может, — Драко по умолчанию был приглашен на вечеринку.

И причина этого, скрестив ноги, сидит на полу рядом с подругой и показывает, как пользоваться маггловским устройством, которое ей только что подарила. Драко наблюдает за ней с другого конца комнаты поверх края бокала. Она прекрасна. Но что еще более важно, она здорова — чувствует себя значительно лучше по сравнению с тем состоянием, в котором пребывала, когда они вернулись сюда три с половиной недели назад.

— Малфой.

Он отрывает взгляд от Грейнджер и смотрит на говорящего.

— Поттер.

— Тебе стоит знать, Гермиона настаивает, чтобы ты принял участие в завтрашнем собрании.

Он ухмыляется.

— Это твой способ сказать, что я одобрен, о, Избранный?

Гарри хмуро смотрит на него.

— Только потому, что Гермиона доверяет тебе, а я всегда полагался на ее суждения.

Драко кивает, и его взгляд возвращается к Грейнджер.

— Она тебе правда небезразлична?

— Что?

— Гермиона… она тебе искренне небезразлична?

Драко снова смотрит на него.

— Да.

— Что изменилось?

— В действительности, ничего, — признается он. — Думаю, часть меня всегда заботилась о ней, поскольку часть меня всегда знала.

— Знала, что вы с ней знакомы?

— Знала, что она мне небезразлична.

Гарри кивает, скрестив руки на груди и глядя в сторону Гермионы и Джинни.

— Почему ты выбрал именно ее?

— Что, прости?

— Почему предпочел ее своей семье? Спасая ее, ты пошел против прямого приказа отца, и теперь ты здесь, с ней. Почему?

Драко облизывает губы и допивает шампанское.

— Потому что это правильное решение. После того, как понял, что происходит, — что случилось, — у меня не оставалось другого выбора.

На несколько мгновений между ними воцаряется молчание, которое нарушает Гарри:

— Надеюсь, она права на твой счет, Малфой.

* * *

Он сидит за роялем, играет музыку, которую помнит с детства, рядом садится Гермиона. Он смотрит на нее, пальцами продолжая скользить по клавишам, и она мягко улыбается и опускает взгляд. Ее волосы собраны на макушке в беспорядочный, мягкий пучок, который привлекает внимание к гладкой, шелковистой, бледной шее. В своем непомерно большом свитере она выглядит уютно — и все же естественно прекрасно.

Как же он раньше не догадался?

— Люблю эту песню, — шепчет она, когда он заканчивает.

— Я тоже, — говорит он, мягко улыбаясь.

— Где ты ей научился?

Он моргает.

— Я… На самом деле, не знаю. Как будто проснулся однажды утром и просто… уже знал ее.

— Я играла ее, когда была ребенком, но понятия не имела, откуда она взялась, — признается Гермиона.

Какое-то время они пристально смотрят друг на друга, и Драко с легкой усмешкой наблюдает, как румянец заливает ее щеки.

— Т-ты же не думаешь?.. — многозначительно спрашивает она.

— Я думаю, нам обоим это известно, — шепчет он.

Она улыбается, недоверчиво качая головой.

— Я до сих пор не понимаю, как это возможно.

Он слегка пожимает плечами.

— Не знаю, но мне кажется, мать в чем-то права.

— Любовь?

Он сглатывает комок в горле, поворачивается и смотрит ей прямо в глаза.

— Девочка из снов была для меня целым миром, Грейнджер. Как во сне, так и в реальной жизни. Она была всем.

— Значит, — начинает она медленно, нерешительно, — если я и есть девочка из твоих снов, то… — Она замолкает, во рту сухо, в голове проносятся всевозможные мысли, на которых она никак не может сосредоточиться.

Он кивает и нервно облизывает губы.

Она моргает.

— Ты влюблен в меня, Драко?

Затаив дыхание, он пристально смотрит на нее.

— Думаю, что солгал бы, если бы сказал, что это не так.

Она видит правду, нежность и эмоции в его светло-серых глазах и знает, что он искренен. Чего она не видит, так это Рона, наблюдающего за ними из коридора.

* * *

Она подскакивает, когда Рон подходит к ней со спины, и инстинктивно прикладывает руку к сердцу.

— Рональд Уизли! — укоризненно вскрикивает она.

— Извини, — смеется он, поглаживая Гермиону по спине. Склоняется над ее плечом и глубоко вдыхает аромат готовящегося блюда.

— Что готовишь?

— Шоколадное фондю — мама всегда его делала, — отвечает она.

— Пахнет восхитительно. По какому случаю?

Она пожимает плечами.

— Драко спросил об этом, а я предложила приготовить.

Он громко стонет, закатывая глаза, отступает и прислоняется к стойке за спиной.

— Ты ведь не веришь во всю эту историю, правда? Что вы давно потерянные друзья.

— Конечно, верю, — говорит она, медленно помешивая шоколад. — Мне тоже снились такие сны, Рон. Мы правда дружили, а его родители на самом деле применили к нам Обливиэйт, и он действительно на нашей стороне.

— Значит, это меняет все, что он вытворял последние шесть лет, издеваясь над тобой?

Она вздыхает.

— Все было не настолько плохо… кроме того, ведь были и не такие уж плохие моменты. Он предупредил меня о Пожирателях смерти на Чемпионате мира по квиддичу, а еще перед тем…

— Перед тем, как впустил Пожирателей в школу, я знаю. Потому что он сам был Пожирателем, Гермиона.

— Был, — уточняет она. — Люди меняются.

— Да, теперь он чертов святой, — бормочет Рон.

— Послушай, мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

— Пожалуйста, — соглашается он. — На самом деле я точно знаю, о чем мы можем поговорить.

— О чем?

— О нас.

Она моргает.

— Рон… — нерешительно бормочет Гермиона. — Не думаю…

— Брось, Миона, уже несколько месяцев мы не говорим о нас. Черт возьми, уже несколько месяцев мы не говорим ни о чем, кроме Малфоя. Давай поговорим о нас — я скучаю по тебе.

— Я тоже скучаю по тебе, Рон, но…

Он делает шаг и разворачивает ее за плечи к себе лицом.

— Что? — Она смотрит в пол, и Рон встревоженно склоняется, чтобы заглянуть ей в лицо. — Ты ведь все еще хочешь того, о чем мы говорили? Ты и я, после войны.

Она сглатывает нервный комок в горле и поднимает нерешительный взгляд.

— Я… не знаю.

Он делает шаг назад, как будто она только что ударила его. Сжимает челюсти, когда мысли приходят к единственному выводу:

— Это из-за Малфоя?

— Дело не только в нем, — шепчет она.

— Но он — часть причины, — заключает Рон. — У тебя к нему чувства? Ты в него влюблена? Или тебе просто нравится, что он такой «хороший», «невинный» и «неверно понятый».

— Я не знаю, Рон! Я не знаю, — признается она.

Он моргает.

— Ладно. Сообщи, когда выяснишь.

Она вздыхает, а Рон разворачивается и выходит из кухни. Гермиона, движимая чувством вины, открывает рот, собираясь окликнуть его, но не может найти слов. Она видит, что он останавливается перед тем, как почти исчезнуть в коридоре, и слышит его бормотание: «Ну конечно же». Он использует тон, который приберегает исключительно для Драко. Ее сердцебиение учащается и пульс стучит в ушах — вот поэтому ей не быть с Роном.

* * *

Она находит его сидящим в гостиной у окна и наблюдающим, как дождь стекает по стеклу. Уже далеко за полночь, и все остальные спят наверху.

— Привет, — тихо говорит она, не желая его напугать.

Он поднимает глаза и устало улыбается.

— Привет. Не спится? — Она качает головой, подходит к нему и садится рядом. — Мне тоже.

Она подтягивает ноги и обхватывает колени руками.

— Можно тебя кое о чем спросить?

— О чем угодно.

Она смотрит на него, положив подбородок на колени.

— Почему ты никогда не рассказывал мне о магии?

Он моргает.

— В смысле?

— Очевидно, ты знал, ведь я сама тебе показала. Когда все остальные называли меня фриком, ты говорил, что я особенная — но никогда не рассказывал о магии.

— Мне не разрешали, — тихо отвечает он.

— Тебе многого не разрешали, и ты все равно поступал по-своему.

Он понимающе ухмыляется.

— Да, наверное. Но рассказать тебе о магии — это совсем другое. Одно дело неповиновение отцу, а вот Министерству… Кроме того, я знал, что ты получишь письмо из Хогвартса, поэтому просто ждал.

Она понимающе кивает.

— Значит, ты и раньше знал, что я магглорожденная, но в Хогвартсе вел себя так… ну, ты знаешь.

— Знаю, — смущенно бормочет он. Он наклоняется вперед и пристально смотрит на нее. — Я был ребенком, поэтому вообще не понимал, что имел в виду мой отец, когда говорил о магглорожденных. Я знал, кто ты, когда встретил тебя, но это не имело для меня значения. С тобой, в мире магглов, я мог быть самим собой. Стерев мои воспоминания, отец продолжал вдалбливать в меня бред о чистокровных, — возможно, даже больше прежнего, — но по-настоящему это никогда не было для меня близко. Наверное, потому что в глубине души я никогда о тебе не забывал, — признается он, слабо улыбаясь. — Но в школе… За мной постоянно следили, поэтому я должен был вести себя так, будто презираю магглорожденных, хотя на самом деле мне было все равно.

Она улыбается в ответ, склонив голову набок.

Он молча наблюдает, как она смотрит в окно. Он восхищается ее красотой и сиянием кожи в лунном свете, отражающимися на лице каплями дождя. Мерлин, она прекрасна.

— Я ненавидел это, ты же знаешь. Вести себя так, будто не выношу тебя. Называть тебя… как должен был называть.

Она снова смотрит на Драко и видит в его глазах вину и сожаление.

— Что-то внутри меня было против того, чтобы причинить тебе боль, и всякий раз, когда кто-то другой ранил тебя, мне хотелось разорвать их на части. — Он делает паузу и тихо посмеивается. — Странным же образом я тебя защищал.

— Не таким уж и странным, — замечает она.

Он усмехается.

— Пожалуй, нет.

— Помнишь, как ты пробрался в мою комнату посреди ночи?

— В который раз?

Она смеется, игриво качая головой.

— В свою первую бессонную ночь. Ты проник в мою комнату и забрался в постель прежде, чем я даже успела понять, что там кто-то есть.

— А потом мы три часа разговаривали.

— Я даже не помню, как заснула.

Через два часа она засыпает, и он несет ее в спальню, больше всего на свете желая забраться к ней в постель, как делал раньше.

* * *

Она встревожена. На самом деле, более чем встревожена. Невероятно взвинчена и даже испугана.

Она сидит за кухонным столом и ждет, когда откроется входная дверь. Ждет возвращения двух самых важных для нее людей в мире.

Рон находит ее в одиночестве, улыбается.

— Привет.

— Привет, — здоровается она, бессознательно ковыряя ногтями стол.

— С ними все будет в порядке, ты же знаешь. Как бы мне ни было неприятно это признавать, Малфой свое дело знает.

Она тихо смеется и закатывает глаза.

Он улыбается в ответ — в основном оттого, что ему удалось рассмешить ее впервые за несколько дней.

— Как думаешь, когда вернутся, они будут спорить или мило болтать?

— Трудный выбор. — Она смеется.

— Думаю, они будут о чем-нибудь спорить. Например, кто кого оглушил, — говорит Рон.

— Или кто чью задницу спас.

— Или кто при этом лучше выглядел.

Она улыбается, небрежно пожимая плечами.

Он пристально смотрит на нее, наклонившись вперед и положив локти на стол.

— У тебя к нему чувства, я прав?

Гермиона моргает, смущенно глядя в ответ.

Он кивает, кусает нижнюю губу, опускает глаза и качает головой.

— Мне… мне очень жаль, — шепчет она.

— Все в порядке, — отвечает он, снова глядя на нее. — Просто я никогда не думал, что потеряю тебя именно из-за Малфоя. Гарри — без проблем. Может быть, даже Невилл. Но Малфой?

Она грустно улыбается.

Словно по сигналу по коридору эхом разносится звук открывающейся входной двери. За ним сразу же слышны шаги вошедших в дом.

Ее глаза расширяются от облегчения, она вскакивает со стула, выбегает в коридор и влетает прямо в объятия ничего не подозревающего Драко.

— Ух-х, — выдыхает Драко, отклоняясь назад и с силой ударяясь спиной о входную дверь. Он улыбается, когда Гермиона утыкается лицом ему в шею, и крепко обнимает ее.

— Да найдите уже себе комнату, — шутливо произносит Гарри.

* * *

Гермиона наблюдает, как он обсуждает с Гарри, Роном и Люпином план защиты Хогвартса. Он одет в маггловскую одежду, позаимствованную у Фреда, который примерно того же роста; его волосы будто растрепаны ветром.

Сейчас не самое подходящее время, но она вспоминает их короткий разговор о его чувствах к ней. Вспоминает разговор, который буквально на днях подслушала между ним и Гарри, когда тот сказал Драко, что наконец-то доверяет ему — не только в вопросах Ордена, но и в отношениях с ней.

И вдруг ноги сами несут ее через коридор, мимо Луны, Джинни и Дина Томаса. Она подходит к небольшой группе мужчин — ведь они уже не просто мальчики, верно? — и обвивает руками шею Драко, врезаясь поцелуем в его губы. Они потрескавшиеся и немного жесткие, а руки покрыты мозолями — она чувствует это при его касании к лицу и ответном поцелуе — отчаянном, жадном, беззащитном.

И в этот момент не существует никакой войны. Никакой надвигающейся смерти, никаких наблюдателей. В этот момент есть только они, и огонь, и лед, бегущий по венам, и бабочки, порхающие в животе, и ощущение подкашивающихся колен.

Она отстраняется, задыхаясь, и слова вылетают изо рта раньше, чем она успевает подумать:

— Я тоже тебя люблю, — шепчет она.

Он моргает в ответ.

— Я… э-э-э…

— Я знаю. — Она с улыбкой разворачивается и, игнорируя ухмылку на лице Гарри и выражение насмешливого отвращения на лице Рона, собирается вернуться к своему посту, но Драко хватает ее за руку и тянет назад, прижимаясь лбом к ее лбу.

— Будь осторожна.

— Ты тоже.

* * *

Он все время старается не спускать с нее глаз. Однако, пока сражается с одним особенно гнусным Пожирателем смерти, теряет ее след. Оглушив противника в белой маске, он поворачивается туда, где видел Гермиону в последний раз — только ее там нет. Ее нигде нет. И вот, забыв о сражении, он отправляется на поиски Грейнджер.

Он проносится мимо ее друзей — Лонгботтома, Томаса, Лавгуд — и спрашивает, не видел ли ее кто. Никто не видел.

Он проносится мимо нескольких слизеринцев, которые покинули подземелья, чтобы сражаться на стороне Ордена — Блейз Забини и Тео Нотт, — но они тоже ее не видели.

Он пребывает в полной панике, когда слышит знакомый протяжный голос, эхом отдающийся в темноте почти пустого коридора. Кровь стынет в жилах при звуке одного лишь слова — грязнокровка, — и он крадется на звук. Выглядывает из-за угла, и желудок сжимается при виде отца, оттеснившего Гермиону к стене.

— Мне следовало убить тебя еще при первой возможности много лет назад, — шипит Люциус Малфой, прижимая палочку к ее подбородку.

— Почему же не убил? — тихо спрашивает она — в ее голосе нет страха, только отстраненное любопытство.

— Потому что твои воспоминания никогда не должны были вернуться.

— Возможно, твоя магия недостаточно сильна.

Люциус рычит.

— Почему ты жалкая, мерзкая…

— Отец, — окликает Драко, давая знать о своем присутствии. Он замечает, как Гермиона переводит на него взгляд, но не сводит глаз с мужчины, который как две капли воды похож на него самого, — точнее, он не сводит глаз с палочки, прижатой к горлу Гермионы.

— А, Драко, — усмехается Люциус. — Как мило, что ты присоединился к нам.

— Отпусти ее, — отвечает он холодно.

— Должен сказать, я был крайне удивлен, когда обнаружил, что ты сбежал вместе с грязнокровкой. Я-то думал, что наконец до тебя достучался. Позволь спросить, как вы ускользнули?

Драко сглатывает комок в горле.

— Через парадную дверь. А теперь отпусти ее, — требует он.

— Зачем мне это делать?

— Потому что если с ее головы упадет хоть один волос, я никогда тебе этого не прощу.

Люциус ухмыляется.

— Как случилось, что ты настолько… размяк, Драко? Настолько сбился с пути. Где я ошибся?

Драко бросает на него жесткий взгляд.

— Ошибся? Ты думаешь… — он обрывает себя, крепко сжимая палочку. — Я и не ожидал, что ты поймешь.

— Пойму что? — срывается Люциус.

— Ничего… ты никогда ничего не любил. Никогда не заботился…

— Любил? — с отвращением выплевывает Люциус. — Ты действительно думаешь, что любишь ее?

Драко свирепо смотрит на отца.

— Я знаю это. А также думаю, это частично — если не полностью — это случилось благодаря тебе.

— Каким образом?

— Ты так долго и так часто вбивал мне в голову дерьмо о превосходстве чистокровных, что это возбудило мое любопытство — и оно привело меня к ней.

— Как ты смеешь винить меня в своей дефектности! — рычит Люциус, на мгновение позабыв о Гермионе, на которую направляет палочку.

— Моей дефектности?

— Я дал тебе все, неблагодарный…

— Все, кроме дома, наполненного любовью и спокойствием, — огрызается Драко. — Все, кроме права иметь собственные мысли, следовать за своими мечтам и самому найти цель в жизни.

— Если любовь к грязнокровке — это твой способ претворить желаемое в жизнь, то ты весьма преуспел, — усмехается Люциус.

— Я не влюблен в грязнокровку, — отрицает Драко. — Я влюблен в девушку, которая намного добрее, храбрее и чище, чем любой, кого я когда-либо знал. Чем мог надеяться, что будешь ты.

Люциус грозно смотрит на него.

Драко бросает быстрый взгляд на Гермиону, молча и неподвижно стоящую позади отца, и едва заметно кивает. В считанные секунды она толкает Люциуса, заставая того врасплох, и он отступает на достаточное от нее расстояние, чтобы она увернулась от брошенного Драко заклинания. Оглушающее поражает Люциуса прямо в грудь и отбрасывает назад скорее, чем у него появляется шанс встать на ноги. Его тело с тошнотворным стуком ударяется о стену, голова откидывается назад, и он падает на пол, теряя сознание.

Несколько мгновения Драко смотрит на неподвижное тело отца — его взгляд печальный и отстраненный, — переключает внимание на Гермиону. Он обхватывает ладонями ее лицо, изучает, выискивая повреждения.

— Я в порядке, Драко, — настаивает она и дотрагивается до его руки в попытке успокоить. — Честно.

— Он тебя не тронул?

Она качает головой.

— Только угрожал.

* * *

Люциус Малфой схвачен аврорами и доставлен в Азкабан, где и будет дожидаться суда. Нарцисса сдается добровольно, и если арест отца Драко принял с равнодушием, при виде матери его взгляд наполняется сожалением и печалью. Гермиона видит, как он наблюдает за Нарциссой, видит искажающую лицо боль. Видит, как он сжимает кулаки, пытаясь не сорваться.

К ней подходит Гарри, встает рядом и обнимает за плечи одной рукой. Он только что выиграл войну против Волдеморта, он переполнен удовлетворением и счастьем, но она знает — на сердце тяжело из-за утраченных жизней.

Драко поворачивается и тихо улыбается при виде Гермионы. Засовывает руки в карманы, преодолевает несколько шагов, разделяющих их, и протягивает Гарри руку. Тот убирает руку с плеч Гермионы и пожимает ее.

— Я похлопочу за нее, — говорит Гарри.

Драко судорожно сглатывает.

— Ты не обязан этого делать, — бормочет Драко.

— Она спасла мне жизнь, — отвечает он, пожимая плечами. — Даже если и сделала это ради того, чтобы убедиться, что ты по-прежнему жив.

Драко кивает.

— Спасибо.

Через несколько секунд после того, как Гарри оставляет их наедине — если не обращать внимания на сотни студентов, профессоров и коллег вокруг, — они все так же неловко стоят друг напротив друга. Слишком напряженные, чтобы двигаться, слишком испуганные, чтобы сделать шаг. Словно неловкие, смущенные подростки во время первого разговора.

— И… что дальше? — тихо спрашивает Гермиона, нервно перебирая пальцами.

— Не знаю, — признается он, грустно улыбаясь.

— А… что насчет нас?

Драко протягивает ей руку ладонью вверх. Она принимает, и он мягко притягивает Гермиону к себе вплотную. Другой рукой обнимает ее за талию, склоняет голову и целует в кончик носа, не сводя с нее глаз.

— Мы выясним это так же, как начали — вместе, — шепчет он. — Да?

Она кивает, нежно улыбаясь.

— Да.