Солнцеворот (гет)

— Давай ловить бабочек? Насобираем целую охапку крыльев, и я наделаю из них украшения! Ну или просто сплетём венки из зверобоя?..

Раскалённое солнце выжгло на щеках Молли псевдорумянец, от этого её веснушки стали почти незаметными. Скосив глаза, она цепляет ногтем шелушащуюся кожицу на носу — с виду и не скажешь, что любительница убивать чешуекрылых. Солнце слишком яркое, путается в ресницах; и кажется, будто попахивает палёным. Жутко слезятся глаза и болят веки, лениво подниматься с травы и ползти за цветами, но Молли не отстанет — Ксенофилиус знает слишком хорошо.

— Так вы с Артуром теперь как бы вместе?

— А почему нет? Ревнуешь?

— Не выдумывай.

Над полем порхают махаоны, разрезая крыльями загустевший горячий воздух, и он желейно дрожит. Жара. А завтра — самый длинный день в году.

Артур запасся сладкими хлопьями и содовой, а вообще было решено аппарировать в Солсбери налегке. Едва появившись на холме и восстановив равновесие, Молли сбегает в равнину. Лёгкие рыжие пряди переплетаются с ветром, до парней долетает цветочно-солнечный аромат — Уизли шумно втягивает носом горячий воздух, а Лавгуд только довольно щурится.

Как и каждый год, молодые волшебники собрались к Стоунхенджу отметить день летнего солнцестояния: поплясать на древних захоронениях, пожечь магические травки, встретить рассвет — словом, просто повеселиться вдоволь. Когда Артур с Ксено находят Молли в толпе, она держит за руки какую-то кудрявую девицу, а рядом Амос Диггори повязывает себе на шею яркий шёлковый платок.

— И чего не мог с нами отправиться? — Артур приветственно хлопает Амоса по плечу.

— Из-за Патриции, — таинственно шепчет тот, кося взглядом на кудрявую и многозначительно играя бровями. Всё ясно — новая подружка.

В центре круга из огромных каменных глыб разворачивается действо, и компания проталкивается поближе. Молли по пути цепляет ещё кого-то из знакомых по Хогвартсу, вешает им на шеи верёвочные украшения с мотыльковыми крыльями, даёт целовать себя в щёки, смеётся и вроде напевает что-то ирландское. Артур удивляется её способности так беззаботно впускать в сердце лето и новых знакомых, а ещё — появлению тут Теда Тонкса и его… то ли жены, то ли ещё нет.

От огромного костра тянет пряным дымом и жаром юных сердец. Хоровод, надрываясь, славит Мерлина — создателя такого весёлого местечка, как Стоунхендж, — просит духов поспособствовать в благоденствии и славословит силы природы. Потом, как дело пойдёт к закату, найдётся пропагандист всеобщей любви, дружбы магов с маглами и мира без войны. И пусть Молли, и Артура, и Ксено, и Амоса, и даже его новую пассию проклянут заклятьем мгновенного скальпирования, если они предпочитают воевать, а не любить.

Небольшие костры, курящие вереск и зверобой, берёзовые и ивовые прутья, разгораются по всей равнине, и хороводы поменьше кружатся в упоённом танце с песнями солнцу и пьянящему лету. Воздух от жары загустел так, что трудно проталкиваться сквозь его студень. Артур стягивает с себя мокрую от пота рубашку — она мигом расходится на цветастые ленточки для браслетов новым знакомым и просто встречным магам. Молли улыбается, глядя на нелепого, тощего, с торчащими ключицами Уизли. От духоты и дыма у неё кружится голова, Лавгуд сжимает её ладонь, переплетает пальцы. После заката будет омовение очистительными зельями, потом — сбор омелы. С наступлением темноты все разбредутся в поисках семян папоротника, но к тому времени, как должна закончиться самая короткая и яркая ночь в году, все снова соберутся здесь, у мерлиновых монолитов-гигантов, чтобы вершить защитные ритуалы. Молли жалеет, что не притащила сюда братьев — этим сорвиголовам защита древних уж точно пригодилась бы, особенно учитывая политическую обстановку. Только ни Гидеон, ни Фабиан не оценили её решения сбежать из дома ради большой любви, ведь тем самым она обидела родителей...

— Молли! — практически орёт ей в ухо Артур, вырывая из задумчивости. — Молли, это тебе!

Она берёт из рук друга красно-жёлтую нитяную фенечку, широко, искренне улыбается: именно этот день он выбрал, чтобы принести знаменитую клятву верности. Все знают, что соединённые в этот день пары живут в согласии долго-долго и покидают жизнь, окружённые счастливыми детьми и многочисленными внуками. Молли смешна эта мысль про их с Артуром детей, он ведь такой чудак! И даже целоваться за столько времени не научился. Зато он ужасно милый, и голова кружится и кружится…

— Жара… — выдыхает Молли и стягивает свою блузу-парео, повязывает её на бёдрах, а узел закрепляет волшебной палочкой. Так намного, намного лучше и свободнее. Лавгуд весело подмигивает подруге и тянет её в хоровод, та цепляет Артура, он — кудрявую Патрицию, и уже лето кружится и звенит, и солнце распускается слезоточащим бутоном. Радостные слёзы брызжут из глаз Молли, груди весело подпрыгивают в ритме безумного танца, и счастье, счастье переполняет её и заливает равнину, тушит костры, заставляет захлёбываться и жадно хватать ртом дурманный воздух. Перед глазами порхают чёрные бабочки, солнце моргает как малосильный люмос, Молли силится понять…

И вдруг её за руку выдергивают из пьянящего танца, рывком возвращают в реальность. Артур стоит с палочкой наизготовку, напротив него — чужак. Это ясно по мрачной тёмной мантии, и Молли очень хочется снять её, оборвать крылья, чтоб пришелец был так же свободен, как все они — чтобы молодое тело и драные джинсы, и лёгкие волосы переплетались с ветром.

Молли с трудом фокусирует взгляд и сосредотачивает внимание. Она узнаёт в чужаке слизеринца по фамилии Малфой, слышит в его голосе презрительные интонации. Она читает по губам: «унижение чести волшебников», «позорные гулянки», «обожатели грязнокровок», «опасное легкомыслие», «война», «уничтожат»… Кто-то, хмурясь, слушает, кто-то громко посылает проветриться, но основная масса не обращает внимания и продолжает веселиться.

— Смягчи сердце, впусти в него любовь, — неожиданно бросает Молли и порывисто целует Малфоя в бледные губы. И тянет его, отпустив Артура, в самый центр хоровода к костру, жадно вдыхает пряный дым, наполняет им лёгкие, впускает в себя свободу… Ошеломлённый Малфой дышит часто и глубоко, не может понять, что происходит в его голове, где начинают расцвечивать солнечные блики и порхать сумасбродные мысли. Ему слишком хорошо, чтоб сопротивляться, и слишком непривычно, чтобы поверить. Его куда-то тянут, обнажают, обливают водой, вешают на шею ожерелья, раскрашивают кожу благовонными красками. Потом он убегает с кем-то искать семена папоротника.

Молли с Артуром этой ночью так и не нашли ни семян, ни цветов. Зато открыли нечто более сокровенное, и едва успели отдышаться, чтобы не опоздать к рассвету, возвещающему начало самого длинного дня. Пусть это значит, что власть тьмы теперь будет становиться всё больше, а солнечный свет — тусклее. Какое до этого дело, когда есть любовь, а значит — чем заняться?