Воспоминания Черных сестер (джен)

"Раны, нанесенные мыслями, заживают дольше любых других" ГП и ОФ

Андромеда отложила старую, потрепанную тетрадь и уставилась на огонь. Языки пламени играли с тенями, боролись за свет и тепло, но ночь надвигалась, не оставляя им шанса. Меда видела в этой сцене себя. Яркая, но беззащитная. Пламя, которое почти удалось затушить. И семья, которая пыталась все для этого сделать...

Она читала свой старый дневник, который не решалась взять в руки уже несколько лет. Это было слишком. Слишком больно, слишком тяжело. Воспоминания нахлынули на неё, задушив, не давая покоя.

«15 сентября,1970

Зачем он это делает? Почему не может оставить меня в покое? Я больше так не могу. Как он не понимает, что это опасно?! Как он не понимает, что я не могу быть с ним? Это навредит ему. Моя семья ни перед чем не остановится... Я боюсь. Боюсь не за себя, а за него. Сегодня же ночью я встречусь с ним. Мы не должны больше видеться.»

Меда прикрыла глаза, вспоминая.

*Астрономическая башня. Ночь. Звездное небо. Двое.

Андромеда тихо подошла к краю площадки. Вот. Она пришла. Осталось чуть-чуть. Надо только сказать ему. Надо.

— Меда? Это ты? — из люка показался мужской силуэт. — Здравствуй.

Тонкс подошел к девушке и приобнял её за талию.

— Тед... — Меда попыталась вывернуться.

— Да, Андромеда? Что случилось?

— Тед, мы не должны больше видеться. Прошу, оставь меня в покое... — она сказала это. Еле слышно, но сказала. Теперь все. Все кончено. Но сердце протестовало, рвалось наружу, хотело выдать все её тайны.

Тед внимательно смотрел на Андромеду. Пронзительный взгляд синих глаз парня будто видел её насквозь. Он смотрел долго. Словно пытался увидеть что-то, что скрыто в ней.

— Какая же ты иногда бываешь глупая, — мягко произнес Тонкс, беря девушку за руку.

Меда удивленно вскинула брови. Такой реакции она не ожидала.

— Никуда я тебя не отпущу...

— Но, Тед, моя семья...

— Что? Что она нам сделает? — Тед заглянул в блестевшие от слез глаза девушки. — Андромеда, ты моя жизнь! Если рядом со мной не будет тебя, то и не будет жизни...

— Тедди, прошу тебя не надо. Не говори мне этого...*

Андромеда распахнула глаза. Огонь потух. Девушка, дрожа от холода и от чего-то еще, чего-то, что шло изнутри, легким движением палочки разожгла пламя, разгоняя тьму. Фотографии над камином отдавались бликами. С краю в рамке стояло колдо. Смеющаяся девушка в белоснежном платье, рядом с ней счастливый парень в костюме. Как же они не похожи на тех, кто живет теперь в этом небольшом доме на окраине магловской деревушки! Как же не похожи на тех, кто из последних сил стоит против войны, разрушения, против смерти...

Меда снова взяла дневник. Она перелистнула сразу несколько страниц.

«19 ноября, 1970

Нарцисса... я потеряла её. Уже слишком поздно. Мать выдаст её замуж за Малфоя. И Цисси ничего ей не сказала. Глупенькая, моя глупенькая маленькая Цисси... Это моя вина! Я не смогла уследить за ней. Я должна была помочь ей. Я должна была уберечь её от этого, но не смогла. Я думала только о себе и о Теде. Сегодня слышала, как она плакала... И я ничего не сделала. Просто не смогла. Я отдалилась от неё. Отдалилась, как и от всей семьи. Слишком поздно...»

Одинокая слеза скатилась по щеке Андромеды и упала на белоснежные листы тетради.

«28 ноября, 1970

Опять поссорилась с Беллатрисой. Что она о себе возомнила? Мне противны идеи этого лорда, мне противен сам этот лорд! Белла только два года назад окончила школу... У нее метка. Я видела. Она стала Пожирателем... Мне в это не верится, Мерлин, моя родная сестра — Пожиратель! Она убила человека... Она лишила кого-то жизни! И хвалилась этим! Я не верю в это! Не верю! Белла... она же не такая, какой хочет казаться. Она заботливая, я знаю. Помню, как она защищала меня в детстве. Как я разбила старинную вазу, которую очень любила матушка, а Беллатриса сказала, что это сделала она. Ей тогда было всего одиннадцать... Надо с ней помириться. Ведь это глупости! Белла бы не убила человека, она врет. Но зачем?»

Андромеда остановилась, из дневника выпала колдография. Девушка подняла ее с пола и закусила губу, чтобы не расплакаться еще сильней. На этом снимке запечатлены они: Беллатрисса, Андромеда и Нарцисса. Маленькие, дружные, еще ничего не понимающие. Они спокойно сидели на ковре в детской, а Друэлла читала им книгу. Как же редко в семейном мэноре Блэков бывали такие моменты! Когда они проявляли друг к другу настоящую любовь. Когда мать читала им книги, обычные детские сказки, а отец сидел рядом в кресле и с улыбкой наблюдал за ними. В такие моменты, только тогда Меда чувствовала себя в этой семье своей. Мать всегда больше любила нежную, очень похожую на неё, Цисси. Отец восхищался Беллой. Сильной, властной, своенравной: она — его гордость. А Андромеда была предоставлена самой себе. Девочка слишком рано почувствовала себя чужой...

Меда вернулась к дневнику и перелистнула лист, не читая следующую запись. Она знала, что там написано. Разочарование в Белле, сожаление, боль, страх. Другая заметка была короткой, написанной в спешке, неаккуратной.

«20 декабря,1970

Странно. Родители хотят, чтобы я приехала к ним на Рождественские каникулы на два дня раньше, чем другие ученики. Я собираю вещи и через час выезжаю».

«23 декабря,1970

Я не могу так больше! Я сбегу отсюда, и никто меня не остановит! Иначе они выдадут меня за Гойла. А я люблю Теда. Люблю! Все это время мать была со мной добра, как никогда. И даже Белла ни разу не сказала ничего про Пожирателей. Я не могла понять, почему так. Пока отец не позвал меня в свой кабинет, где сказал, что 25-ого числа должна состояться свадьба».

Андромеда снова погрузилась в воспоминания. Ей это необходимо. Необходимо вспомнить прошлое, чтобы потом порвать с ним навсегда.

*— Меда!

— Да, Белла?

— Спустись, пожалуйста, тебя отец зовет.

Андромеда быстро спрятала письмо для Теда под кровать и спустилась на первый этаж. Она понимала, что ничего хорошего то, что отец вызывает её к себе, не предвещает. Девушка прошла мимо улыбающейся своей маниакальной улыбкой Беллы, остановилась у большой резной двери, взялась за ручку и, вздохнув, вошла внутрь.

— Андромеда? Проходи.

— Мама, папа, — девушка присела в легком реверансе. Она боялась. Именно боялась. Зачем они позвали её сюда? Что хотят сделать? Дурацкое чувство приближающейся опасности не покидало её.

— Меда, дорогая, — начала мать, подходя к дочери, — как ты уже знаешь, Нарцисса выйдет замуж за Люциуса Малфоя. И мы с твоим отцом решили, что тебе тоже пора бы выполнить свой долг перед семьей.

Смысл слов дошел до девушки не сразу. Какой долг? Они вообще о чем?.. Андромеда покачнулась. Нет! Не может быть! Они не могут! Стрела с ядом пронзила сердце девушки.

— Что?.. — Меда еще надеялась, что она ослышалась.

Мать смотрела на нее пустым взглядом, совершенно без эмоций.

— Мама... мама, прошу тебя, мама...

От взгляда в ледяные глаза матери у Меды вмиг пропала вся надежда на другое, неправильное для Блэков, но счастливое будущее.

— Андромеда, ты обязана. Помолвка состоится двадцать пятого декабря, гости уже приглашены, — жестко сказал отец, глядя на дочь, для которой его слова были огнем, обжигающим душу.

— Кристофер Гойл будет твоим женихом. Он прибу...

— НЕТ! — зло выкрикнула Андромеда, вставая со стула. Её глаза пылали яростью. — Я. Вам. Не позволю! Не вам решать мою судьбу! Ничего я не должна! И я не выйду замуж за этого...!

— Андромеда! Что за тон? Немедленно прекрати! — отец встал из-за стола, удивленно глядя на дочь, обычно сдерживающую все эмоции в себе.

— Не указывайте мне! — девушка подошла к двери. — Вы никогда...

— Остановись, — мать Андромеды была не удивлена. Она говорила ровно, спокойно. Женщина была готова к такой реакции дочери. Знала ведь, что так будет. — Сейчас ты пойдешь в свою комнату и все обдумаешь, понятно? Потом поговорим. Нелли!

С хлопком аппарации посреди кабинета появилась домовиха в старой грязной простыне.

— Проследи, чтобы она дошла до своей комнаты, и... запри ее там.

После того, как Меду заперли, она открыла дневник и взяла перо. И что дальше? Что она будет писать? Слезы лились по щекам девушки. Андромеда не хотела смириться с таким в будущем. Нет! Она не выйдет за Гойла!

Плохо понимая, что она написала, Меда перечитала заметку.

Побег. Единственный выход...Она уже совершеннолетняя, за ней следить не будут.

План всплыл сразу. Да, это опасно. Но у нее нет выбора.

Открыв окошко и покрепче обвязав веревку вокруг столбца кровати, Андромеда ухмыльнулась. Вряд ли мать предполагала, что её дочь когда-либо будет сбегать из дома через окно. Благо, комната Меды располагалась лишь на втором этаже, и девушка уже через полчаса тряслась в Ночном Рыцаре, направляясь к дому Тонксов. Она не знала, что скажет Теду, как объяснит свое ночное появление, но была уверена, он её поймет...*

Сильный порыв ветра распахнул окно, вырвав Андромеду из воспоминаний. Холодный воздух проник в дом, перелистывая страницы тетрадки, борясь с огнем и забираясь под кожу, вызывая страх, грусть и боль. Девушка поднялась с кресла и с трудом закрыла окошко. Прислушалась: все было тихо.

Андромеда взяла дневник и открыла его на последней странице.

Еще одна. Всего одна, и она порвет с прошлым навсегда. Всего одна запись. Одна...

«5 июня,1970

Вот и всё. Конец пути. Закончилась школа, и я больше никогда не увижу родителей и сестер... Но Тед будет рядом со мной. И я в это верю.

Сегодня свадьба. Приехали мистер и миссис Тонкс, Сириус с дядей Альфредом, еще родственники. Празднуем здесь, где нас никто не найдет. Я очень волнуюсь. Меня не покидает ощущение, что я что-то забыла...

Порой я задаюсь вопросом: а правильно ли я поступаю? Стоило ли ради одного человека бросать семью? Почему? Почему все так? Почему они не хотели смириться с моим счастьем? Почему не понимали этого? Кем я являюсь в этой жизни, если не знаю, где мое место? А, правда, где оно? Рядом с кем? Надо уже принять тот факт, что пути назад нет. Я люблю Теда, он любит меня. Мы будем вместе. До конца.

P.S Нарцисса...Сегодня прилетела сова. Её сова. К лапе была привязана записка лишь с парой строчек: “Я рада, что ты нашла свое счастье. Не сомневайся в нём”».

— Цисси... — прошептала Меда. Она не плакала, нет, теперь она улыбалась. Тот обруч, что давил на грудь уже давно, наконец исчез.

Андромеда закрыла дневник, медленно провела по нему ладонью и, не жалея ни о чем, кинула тетрадь в огонь.

Из соседней комнаты послышался грохот. Девушка улыбнулась и прошла в детскую. Все матери — как матери, идут к ребенку, если слышат плач, а она идет на грохот: то разбитой вазы, то упавшей люстры.

В комнате на ковре сидела маленькая девочка с огненным пушком волос на голове, ее глаза сверкали, а веселая улыбка не сходила с лица.

— Только у нас с Тедом могла родиться такая дочь, да, Нимфадора? — рассмеялась Меда, взмахом палочки ставя упавший шкаф на положенное ему место...

Так все и должно было быть. Они с Тедом вместе. У них есть любимая неугомонная дочка. И Андромеда не жалела ни о чем. Так и надо. Пути назад нет. Да и зачем он нужен? Зачем, если все и так прекрасно?

Библиотека — самое любимое место Нарциссы. В мэноре Малфоев это единственное настоящее убежище девушки. Здесь, среди книжных стеллажей, она чувствует особую магию. Здесь спокойно, тихо. Садясь в самое дальнее кресло, окруженное шкафами и стопками книг, она перестает бояться и ждать, что что-то изменится.

Нарцисса любила читать.

Это, наверное, одно из немногих занятий, которые она искренне ценила и которые не хотела послать ко всем чертям. Будь она свободной от всего, она бы открыла свой книжный магазин. Вот так вот. Никто и не знал, что молодая миссис Малфой, наследница древнейшего рода Блэков и «Снежная Королева», как ее звали еще в школе, любила читать.

Но она не свободна. В последнее время она не может просто выйти из этого чертового дома! Ее заперли тут, как в золотой клетке. Ни шагу туда, ни шагу обратно...

Сейчас все уехали. В мэноре остались только она, домовик и ребенок. Ребенок, которого Нарцисса носила в себе. Кусочек маленькой новой жизни. Девушка и сама не понимала: любит ли она его? Ждет, когда он появится на свет или боится этого? Казалось, что, когда Цисси родит Малфою наследника, она уже ничем не будет ему обязана; что сможет быть свободной. Но с другой стороны она всегда мечтала о настоящей семье. Всегда клялась, что будет оберегать своего ребенка. Но как простая девушка, несмотря на ее имя, сможет спасти дочь, которая родилась в чистокровной семье, от толпы холодных, не имеющих понятия, что такое любовь, аристократов? Или сына, которому прямая дорога в Пожиратели? Нарцисса боялась именно этого. Боялась, что не сможет спрятать своего ребенка от такого будущего...

Девушка шла по библиотеке все дальше и дальше, проводя тонкими пальчиками по пыльным корешкам самых разных книг: от редчайших экземпляром до обычных, купленных в ближайшем книжном магазине.

Тишина резала по ушам. Она пугала Нарциссу. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Цисси наугад резким движением вынула книгу с самой нижней полки.

Это был альбом. Семейный альбом... Тонкий, в обложке серебряного цвета, с потертыми краями.

У Блэков не принято вести такие вещи. Такие теплые для души. Но Нарциссу это не останавливало. Она только поступила в школу, когда начала втайне собирать эту «коллекцию». Правда, с первого взгляда и не скажешь, что тут запечатлены холодные, гордые Блэки. Наоборот, тут — семья, добрая и любящая семья...

Голубые глаза Нарциссы неотрывно смотрели на альбом. Пальцы скользили по корешку. Нервно перебрав страницы, девушка сильно зажмурилась.

Столько всего хранилось на этих листах! Столько воспоминаний, которые могут доставить ей боль...

Снова тишина.

Переборов саму себя, Нарцисса села в ближайшее кресло и, закутавшись в плед, раскрыла альбом.

Первое колдо:

«Нарцисса — маленький нераспустившийся, но уже такой красивый цветочек. Она сидит на табуретке перед всеми учениками Хогвартса и ждет. Ждет, когда шляпа вынесет свой вердикт. И вроде Цисси уже все решила, но глупая надежда, что она попадет на другой факультет, так и лезет в голову; главное, что юная Блэк не хотела признавать этого даже себе самой.

Это колдо сделала Меда. Гордые Блэки ценили только портреты, нарисованные рукой великих художников, но никак не магглоподобные колдографии. А Андромеда была не такой. Словно она с самого начала была не Блэком.

Все же вердикт прозвучал: «Слизерин!», а Нарцисса, улыбаясь, направилась к двум своим старшим сестрам; никто так и не заметил, как в ее глазах промелькнуло разочарование...»

Девушка перелистнула лист.

«Беллатриса. Лохматая, сонная и злая Беллатриса Блэк. Она сидит на кровати и зевает с риском вывернуть челюсть, а Цисси ее фотографирует. Тут Белла замечает младшую сестренку и, погрозив пальцем, вскакивает с кровати. Колдограф падает и успевает запечатлеть только как две сестры, звонко смеясь, бегают друг за другом по спальне с подушками в руках».

Нарцисса перевела взгляд на следующее колдо и невольно улыбнулась.

«Андромеда. Красавица Андромеда — яркая теплая девушка, которая всегда дарила окружающим свою доброту. Вот и сейчас, на этом колдо, она, прикрыв глаза, лежит на зеленой, залитой солнцем поляне. Для нее нет правил. Здесь, на опушке леса, ее никто не видит кроме младшей сестры. Здесь она может быть самой собой.

— Ну же, Цисси, хватит меня фотографировать! — читает Нарцисса по губам сестры, запечатленной на колдо. — Иди сюда, смотри, какой цветочек красивый...

И правда, красивый. С белоснежными лепестками, которые широко раскинулись и тянутся к солнцу, и с красными прожилками, создающими замысловатые узоры. Кажется, что кто-то разрисовал эти лепестки, так похожие на бумагу, яркой красной краской.

Андромеда сорвала стебелек и, зацепив цветочек в пышные волосы, снова опустилась на траву».

Нарцисса остановилась и задумалась.

Все, кого она знает, уверенно говорят, что Блэки сумасшедшие и что для них нет слова «любовь». Если постоянно твердить, что человек монстр, он сам начинает в это верить, не так ли? Но что на самом деле?

Нарцисса и сама не могла найти ответ.

Белла — жестокая личность, да, но разве она не способна на любовь? Разве она не любит своих сестер? А их мать, Друэлла, — она всегда была женщиной нежной по отношению к Нарциссе. Отец обожал Беллатрису... Получается, что Блэки способны на любовь только родственную? Но как же «неправильные Блэки», как стало принято говорить, как же Сириус или Меда? А она, Нарцисса?.. Она способна на любовь?

Девушка поежилась, заставляя себя перестать размышлять на эту тему, и снова опустила глаза на альбом.

«Пятнадцатый День Рождение Нарциссы Блэк: огромный зал, богато украшенный, гости в дорогих платьях, все блестит от обилия драгоценных камней, переливается, мерцает. Цисси в струящемся до пола голубом платье со своим отцом разговаривает с гостями. Ее лицо светится от улыбки. Эта улыбка настолько хорошо выточена, что кажется, будто юная девушка на самом деле безумно счастлива на этом празднике».

Цисси помнит, как за день до торжества пыталась уговорить родителей не устраивать этот бал. Она хотела отпраздновать свое пятнадцатилетие в тесном кругу, но родители настаивали на своем, и, в конце концов, Нарцисса поддалась.

Куски из жизни мелькали перед глазами девушки, как в маггловском кинофильме. От беззаботного детства до свадьбы, когда был сделан последний снимок.

Цисси помнит её, как будто это было вчера.

*Нарцисса стояла перед зеркалом, придирчиво оглядывая себя.

— Цисси, — в дверь постучали, — солнышко, можно войти?

— Да, мам, конечно, — Цисси дернулась и торопливо утерла щеки от слез.

Дверь открылась и в комнату вплыла Друэлла Блэк. Именно вплыла. Гордая, с прямой спиной, холодным лицом... Она была безумно красива — высокая женщиной со светлыми, спускающимися прямым водопадом волосами. Пример идеальной аристократки. Но порой Нарциссе казалось, что в ее матери все было слишком идеально.

— Нарцисса, — Друэлла улыбнулась, — ты восхитительно выглядишь, — она заботливо поправила сложную прическу Цисси, а потом аккуратно зацепила ей за волосы цветок с большими шелковыми белыми листьями.

— Что это? — девушка подняла брови, глядя в зеркало. Цветы — не по-блэковски. Бриллианты — другое дело.

— Нарцисс, — ответила Друэлла.

— Но зачем? Я лучше одену диадему, — пожала плечами Цисси.

— Люциус настоял, — просто ответила мать.

Люциус... Понятно тогда. Он знает, что Цисси терпеть не может нарциссы. Эти цветы означают уверенность в своей красоте, самолюбие, тщеславие и... смерть в молодости. Девушка никогда не понимала, почему ее назвали в честь нарциссов. Почему не как сестер? Почему нарушили вековую традицию называть своих детей в честь далеких звезд? Словно хотели предписать ее судьбу с самого начала. Ей никогда не нравились эти цветы, а особенно их запах. Запах, который, казалось бы, должен одурманивать. Она же его выносить не может.

— Ну же, Нарцисса, что случилось? — увидев, что дочь погрустнела, Друэлла взяла ее за подбородок и произнесла, — помни, что ты останешься Блэк, даже поменяв фамилию. Твоя семья всегда будет с тобой.

Цисси слабо улыбнулась. Как красиво звучит. Красиво, но не очень-то правдиво. А как насчет Меды?

Все же промолчав, Нарцисса последний раз кинула на себя взгляд в зеркало.

Там стояла высокая стройная девушка со светлыми волосами и с этим пресловутым цветком, вставленном в прическу. Дорогое пышное белоснежное свадебное платье до пола было усыпано сверкающими камнями. Туго затянутый корсет не давал нормально вдохнуть. Область декольте украшала семейная реликвия — изумрудное ожерелье, которое передавалось от матери к дочери.

Богиня сошла с небес.

Нарцисса никогда не сомневалась в своей красоте, но и не восхищалась ею. Парни падали в обморок от ее глаз и стройной фигуры, девушки завидовали ее шелковым волосам и идеальным чертам лица, а она лишь устало закрывалась в своей комнате, собирая шевелюру в нелепый пучок и скидывая жмущие туфли.

Вдруг дверь распахнулась, и в комнату, вырывая Нарциссу из раздумий, вошла Беллатриса.

— Могла бы хоть на мою свадьбу не одевать черное, — заметила Нарцисса.

Белла лишь усмехнулась.

— Я пойду к гостям. Все уже собрались. Тебе скоро спускаться, Цисси, — Друэлла последний раз кинула странный взгляд на свою дочь и вышла из комнаты.

— Она гордится тобой, — просто произнесла Белла.

Нарцисса удивленно перевела взгляд на сестру.

— Гордится, — раздраженно повторила сестра, словно объясняла какую-то глупую, очевидную вещь. — Гордится, что ты не поддалась эмоциям и готова выполнить свой долг перед семьей. После того, как Андромеда нас предала...

— Любовь — не предательство.

— ... мать боится, что ты пойдешь по стопам этой дуры.

— Беллатриса! — возмущенно одернула ее Нарцисса. — Как ты можешь так говорить про Меду?

— «Про Меду», — передразнила сестра. — Она — предательница.

— Любовь — не предательство, — холодно повторила Нарцисса и подошла к окну.

Она устала уже спорить с Беллой. Как бы она ее ни любила, но Андромеду она любит не меньше, хоть ей и нельзя показывать на всеобщее обозрение эту любовь.

С хлопком аппаратции посреди комнаты появился домовик.

— Госпожа, вам пора.

Вздохнув, Нарцисса отключила все эмоции, и, натянув на лицо счастливую улыбку, вышла за сестрой... *

Это был самый важный день в ее жизни. День, до которого могло случиться все, что угодно, и день, после которого уже ничего нельзя было изменить.

Нарцисса судорожно вздохнула.

Интересно, а как она сейчас? Что сейчас с Андромедой? Счастлива она в своем браке? Девушка свято верит в их любовь и в то, что Меде будет лучше с Тонксом. Остальное — не важно.

В доме было холодно.

Цисси лучше укуталась в плед.

Главное — не поддаться эмоциям.

— Не плачь, глупая, — шепнула сама себе Нарцисса. — Ты же Блэк.

Девушка еще минуту просидела в молчании, тупо уставившись на альбом, а потом решительно щелкнула пальцами.

— Да, госпожа, — Добби низко поклонился.

— Возьми эту книгу, — холодно произнесла Нарцисса. — Убери ее в любое место, где ее никто не найдет.

— Но, госпожа...

— Быстро! И никому о ней не говори, даже... мне.

Альбом выскользнул из ее рук и упал на пол. Домовик быстро схватил его и, поклонившись, исчез.

* * *

После того, как Нарцисса нашла этот альбом, прошло уже два года, но она до сих пор помнит эту тишину, что была тогда в библиотеке, помнит тепло, которое родилось в ней, когда она просматривала колдографии, и помнит, как поняла, что для нее лучше забыть прошлое.

Говорят, что прошлое всегда пытается нас нагнать. Оно возвращается неожиданно, накатывая волной, и мы уже не можем от него спрятаться. И все зависит от нас. Либо мы продолжаем двигаться вперед, смирившись с тем, что уже никогда не сможем изменить выбранный нами путь, либо замираем на месте, вспоминая, как все было, и жалея о том, что ничего не изменили...

Нарцисса смирилась.

Теперь она растила сына. Сына, которого боялась рожать, но которого любила больше всего на свете. Со временем она поняла, что значит семья для Блэков. Поклявшись, что будет оберегать своего ребенка от всего, что может ему навредить, она жила своей жизнью, не имея только одного — свободы.

Женщина с тяжелыми веками и короной блестящих, черных волос сидела в кресле, как на королевском троне.

Ей вынесли вердикт, а она, взглянув на Крауча из-под опущенных век, воскликнула:

— Темный Лорд вернется, Крауч! Можете запереть нас в Азкабане! Мы и там будем ждать его! Он освободит нас и осыплет милостями! Мы одни остались ему верны! Старались найти его!

Беллатриса дернулась и закрыла глаза.

Кто-то ходит совсем близко. Кричит ночная птица... Кто-то рядом, кто-то притаился за стеной и пронзает взглядом.

Волны бились о стены, завывал ветер — вечный спутник свободы. В соседних камерах кричали. Она любила слушать крики. Долгие мольбы о пощаде — это так прекрасно.

Здесь медленно сходишь с ума.

Кто-то прекращал есть и просто умирал, но не она. Она будет, в прямом смысле, биться головой об стенку, будет терпеть дементоров, но останется жить. Существовать. Она верна ему, и он ее спасет. Надо только ждать.

Беллатриса Друэлла Лестрейндж. Наследница древнейшего и благороднейшего семейства Блэк. Женщина, которая убила десятки человек; которая пытала супружескую пару до сумасшествия и которая сейчас унизительно валяется на грязном, холодном полу. На ее ногах оковы, а руки в цепях. Ее волосы выпадают пучками, а пальцы стерты до крови. Лицо в царапинах и побоях. Ноги онемели. Везде боль, на теле — боль и в душе — боль.

Сколько она уже здесь? Белла не может вспомнить. Кажется, месяц или два. Сознание приходит урывками — то она нормально мыслит и осознает происходящее, то забывает свое имя, а то и просто смеется. Последнее бывает часто. Беллатриса садится и заходится в безудержном истерическом смехе. В такие моменты крики в соседних камерах прекращаются. Наступает полная тишина, среди которой слышен только ее безумный смех.

Беллу заперли в Азкабане, отделив от мужа. Где он и что с ним сейчас, она не знала. Но знала, что где-то в соседней камере сейчас находится Сириус, ее кузен. Они попали сюда в одно и то же время. Так и не узнав, за что его посадили в тюрьму, Беллатриса всячески пыталась это понять. Сириус Блэк — предатель рода, Гриффиндорец, участник этого гребаного Ордена сидит в Азкабане. Почему? Она так и не узнает этого, пока не выйдет на свободу.

Случится ли это? Увидит ли она свет? А главное — Лорда? Беллатриса предана ему и будет предана до последнего.

С трудом подтянув худые, костлявые ноги, женщина села.

Тут из воздуха возник поднос и упал прямо перед ней.

Как это забавно. Они кормят их, чтобы те не умирали раньше времени и была возможность продолжать их мучить. Хоть в чем-то Беллатриса понимает их. Жалкие волшебники, защитники грязнокровок говорят, что она — жестока, что она — зверь. А сами...

— А чем вы отличаетесь от меня? — вслух спросила женщина. Голос у нее был низким и осипшим, каждое слово откликалось болью в горле. — Чем вы лучше? — несмотря ни на что Беллатриса продолжала обращаться к воздуху. — Вы запираете людей в Азкабане, мучаете их, калечите и получаете от этого удовольствие. Вы такие же! — она выкрикнула последнее предложение и схватилась за поднос с едой. Если это можно так назвать. Там был жалкий омлет и стакан воды.

Чтобы выжить ей надо есть.

Руки трясутся. Ложка плохо держится в пальцах. Еда на вкус резиновая. С трудом прожевав всё это, Белла взглянула на поднос, как в зеркало. Там отразилась не она. Это был словно другой человек. Спутанные и грязные волосы, синяки под глазами, лицо обтянуто кожей, как бумагой, и, кажется, вот-вот треснет. Беллатриса прикусила губу — рот наполнился знакомым металлическим привкусом — и что есть силы запульнула железный поднос в стену. Тот ударился об нее и с жалостливым звоном, перевернувшись, упал на пол.

— Подавитесь, — шепнула женщина, снова опускаясь на пол.

Она часто вспоминала свою жизнь. Это было единственным развлечением. Здесь не оставалось ничего, кроме того, что лежать на холодном полу и думать, думать, думать. Беллатриса Лестрейндж ненавидела думать. Сплошные мысли, никакого действия. Ее жизнь заключается в убийстве, в очищении Земли от грязной крови, а не в размышлениях о том, что такое хорошо и что такое плохо.

Накрутив на палец черный локон, женщина осмотрела камеру.

Тут не было окон, просто серые стены. До нее здесь кого-то уже держали — об этом говорили выцарапанные на стене инициалы В.Г. Пол был грязным, местами виднелись пятна крови.

Эта картина удручала даже Беллатрису, которая, казалось бы, никогда не боялась пыток и жестокости. Но мысли о том, что ей придется провести тут еще долгое-долгое время, наводили ужас.

Опустив веки, Беллатриса провалилась в сон.

Она стоит на вокзале «Кинг-Кросс». Рядом щебечут девочки ее возраста:

— Говорят, что там кареты без лошадей!

— Ну и что? Мне вот брат рассказывал, что там потолок волшебный!

— Это как?

— Не знаю. Но это очень красиво! А еще...

— Дуры, — шепнула Беллатриса и отправилась к поезду. Там стояла ее мать и разговаривала с Андромедой.

— Меда, что ты ведешь себя как маленькая? В следующем году и ты туда поедешь, — терпеливо говорила Друэлла.

— Правда? — Меда утерла щечки.

— Ты что плачешь? — Беллатриса подошла к сестре и взяла ее за руку. — Блэки не должны плакать! Подумаешь, Хогвартс! Как будто я хочу туда ехать!

— Белла, — одернула ее мать.

— Что?

— Тебе пора на поезд.

— Пока, малышка, — сказал только что подошедший отец.

— Папа! — Белла вывернулась из его объятий. — Мне не пять лет.

Помахав на прощание родителям и сестре, девочка зашла в поезд. Наверное, она будет по ним скучать. Не сильно, но будет.

Зайдя в купе, где уже был ее чемодан, Белла сморщила носик.

— Ты кто? — она презрительно оглядела девчонку, сидящую напротив ее чемодана. У нее были русые волосы, собранные в две растрепанные косички, а одета она была в легкий голубой сарафан. Беллатриса пыталась припомнить ее, но, поняв, что эту девчонку она не знает, Белла приняла ее за магглорожденную.

— Марлен МакКиннон, — девочка широко улыбнулась. Почему-то от этой улыбки Белле стало противно.

— А я, — она вздернула головку, — Беллатриса Блэк! И советую тебе сейчас же уйти отсюда!

— Это почему? — удивилась девочка.

— Потому что тебе тут не место.

Марлен обиженно надула губки, но потом в ее глазах блеснули слезы, и девочка, слегка толкнув Беллатрису, вышмыгнула из купе.

— Так и надо этой грязнокровке, — обратилась сама к себе Беллатриса, но вдруг поезд дернулся, и девочка упала.

Она открыла глаза и увидела серый потолок. Беллатрисе понадобилась минута, чтобы понять, где она находится.

Это был лишь сон.

С трудом подняв голову, Белла прислушалась. Все еще кричат.

Самое поганое — здесь невозможно узнать время. Ночь или день, утро или вечер. Все одно и то же. Эта неопределенность пугает.

Снова прикрыв глаза, Беллатриса провалилась в воспоминания. Больше заняться нечем.

— Позвольте вас пригласить.

— Мерлин, Лестрейндж, зачем этот цирк? Я же знаю, что тебе надо.

— О, мисс Блэк, я просто надеюсь, что вы подарите мне хотя бы один танец.

— Достаточно того, что я выйду за тебя замуж, идиот.

— Как грубо!

— Привыкай.

Подняв подол тяжелого черного платья, Беллатриса начала спускаться по лестнице, оставив наверху растерянного Лестрейнджа. Как же ей уже надоела его физиономия! Везде он крутится. Если бы этот мужчина не принадлежал к ближнему кругу Лорда, она бы его давно заавадила.

— Белла, — к ней подошла высокая девушка в длинном зеленом шелковом платье. Меда склонила голову и спросила, — можно тебя?

Тяжело вздохнув, девушка проследовала за сестрой вглубь зала. Она уже давно стала замечать, что Андромеда отдаляется от семьи и ее это не радовало.

— Нарцисса? — холодным взглядом обведя собравшихся сестер, Белла спросила:

— Что за собрание?

— Не паясничай.

— Я? Паясничаю? Меда, ты пила что-нибудь? Может, не стоило? Ты еще маленькая.

— Ха-ха, очень смешно! — абсолютно холодным тоном произнесла Андромеда. — Мама просила тебе передать, что Темный Лорд не придет.

— Что? — в глазах Беллы проступил нехороший огонек. — Как не придет?

— Ну и отлично, что не придет, — заявила сестра. — Так ведь, Цисси?

Нарцисса замялась. Она отряхнула подол своего голубого платья и нервно улыбнулась.

— Не думаю, что это хорошо... Ну, в смысле, мне все равно.

— Тебе не все равно! — Андромеда посмотрела на Нарциссу. — Он нехороший человек, Цисси.

— Не неси чепухи! — возмутилась Беллатриса.

— Это не чепуха, Белла!

Началось... Между сестрами давно идет это разногласие. Андромеда упорно пытается перетащить Нарциссу на свою сторону, но Беллатриса не дает. Пусть Белла и не требует, чтобы Цисси стала Пожирателем, но запудрить ей мозги она не позволит.

— Девочки, — мама, у которой был нюх на всякого рода разногласия, подошла к дочерям, — вы такие красивые. Пойдемте, я хочу представить вас одному гостю.

Тогда она представила их отцу Люциуса Малфоя. Беллатриса сразу поняла, что тому нужна одна из наследниц Блэков. Правда, она думала, что Абраксас выберет Андромеду. Но нет, она ошиблась. Бедная Цисси. В смысле, она никогда не была упорной. Младшая сестра со всеми соглашалась и обычно не стремилась отстоять свое мнение. Если Меда — как ни противно было с этим соглашаться — сильная девушка, которая отстояла свою «любовь», а Беллатриса легко управляет мужем, то Нарцисса вынуждена пресмыкаться перед Малфоем. «Птица в золотой клетке» — так говорила сама Цисси. Конечно, Белла пыталась ее убедить в том, что Малфой будет ее любить, на руках носить, но кого она обманывала? Вот что, пожалуй, нравилось Беллатрисе больше всего в Нарциссе — сестра не верила в сказки.

Подступил новый приступ тошноты. По телу пробежал холодок.

Дементор где-то совсем рядом.

В глазах проступил страх. Беллатриса Лестрейндж боится. А никто бы и не поверил в то, что она может бояться — сама ведь на всех страх наводит.

Женщина скрестила пальцы.

Холод не прекращался. В глубине души стала зарождаться тоска. Глубокая тоска, будто все тепло выкачали из нее разом. Ни намека на счастье. Хотя, какое счастье может быть, когда тебе, возможно, предстоит всю жизнь провести здесь?

Но потом постепенно стало теплеть. Он ушел.

Женщина глубоко вздохнула. В соседней камере послышались визгливые крики:

— Нет! Прошу вас, не надо!.. Нет! Оставьте меня! — и тишина.

Вот так это и происходит. Белла выросла из тьмы, она питается от этой тьмы, но даже ее пугают дементоры.

Снова откинувшись, Белла уставилась в потолок. Через минуту на нем начала проступать картинка. Сначала нечеткая фигура в черной мантии, затем проявилось и лицо. Мужчина улыбнулся. Или ей просто мерещится.

— Мой Лорд!.. — Белла зашла в зал.

— Беллатриса, — Волдеморт слегка склонил голову.

Он сидел в кресле, на спинке которого привычно возлежала Нагайна. Лицо мужчины было бледным, словно кожа стала тоньше.

— Проходи, присаживайся.

— Милорд, — с придыханием произнесла Белла, — вы меня вызывали?

— Да, — глаза Волдеморта непрерывно наблюдали за девушкой; казалось, что он видит ее насквозь. — Ты должна возглавить одну... хм, операцию.

Беллатриса воодушевленно вскочила.

— Да, мой Повелитель, конечно!

Волдеморт болезненно сощурился и махнул рукой.

— Сядь. Ты возьмешь Эйвери и Забини. Передай им вот это, — он протянул ей конверт. — Сегодня я сотворю историю, Белла. Сегодня я убью мальчишку, который «способен меня уничтожить». Глупые пророчества.

— Никто не способен вас уничтожить, Повелитель.

— Беллатриса, Беллатриса... — Волдеморт поднялся из кресла. Змея зашипела и плавно спустилась вниз. — У тебя есть задание. Не подведи меня.

— Я не подведу вас, Милорд!

Это была их последняя встреча. После чего Волдеморт исчез. Что произошло той ночью? Все кричали, что Повелителя убил мальчишка. Маленький глупый мальчишка! Это невозможно, Беллатриса не захотела в это поверить и отправилась к Лонгботтонам. Она пытала Алису и Фрэнка и делала бы это, пока они не умрут или не скажут, куда делся Волдеморт, но ее поймали мракоборцы. Послав на прощание Круциатус в Лонгботтонов, Беллатриса отправилась в Азкабан.

Белла и сейчас не верит в то, что Темный Лорд исчез...

Волны бьются о стены, завывает ветер. В соседних камерах кричат. Она любит слушать крики. Она этим живет.