Hopeland (гет)

Полная луна ярким пятном выделяется в небе, словно огромный глаз, покрытый безобразным бельмом. Обоняние и слух заостряются до предела, и Лаванда чувствует мельчайшееколебание воздуха вокруг себя. Лапы ощущают приятную мягкость прохладной земли после дождя, и Лаванда медленно подбирается к саду вокруг уютного маленького дома. Сквозьоткрытое окно льется теплый желтоватый свет, а ветер чуть колышет белые занавески. Она не решается подойти ближе, прячась за густыми ветвями шиповника. Сердце пропускает несколько ударов и начинает биться быстрее, когда она различает неясные силуэты мужчины и женщины. Доносится запах свежей выпечки и горячего кофе. «Неужели Грейнджер умеет готовить?..» — думает Лаванда и кладет голову на лапы, подглядывая за своей несбывшейся жизнью.

Наконец в комнате гаснет свет, и Лаванда слышит шаги и скрип деревянных половиц. «Поднимаются наверх. В спальню». Она разворачивается и бежит назад, в бескрайнее поле, пока не выбивается из сил. Лунный свет серебристыми бликами переливается на волчьей шкуре, Лаванда протяжно воет, глядя на равнодушное звездное небо.

* * *

Вокзал Кингс-Кросс, как всегда, полон спешащих людей. Вокруг слышен шум толпы и фырканье отправляющихся и прибывающих поездов. Лаванда сидит на лавочке среди всей этой суеты и смотрит в пустоту. Иногда ейкажется, что мир превратился в убогие декорации для дешевого театра: вот небо неестественно-голубого цвета, больше похожее на картон, вот лица людей — пара бледных акварельных росчерков, вот госпиталь Святого Мунго, где она провела последние три месяца, — огромный пыльный ящик, выкрашенный в серый цвет. Что-то странное происходит в голове, и у Лаванды нет сил с этим бороться. Немногие оставшиеся друзья и знакомые напоминают бездарных актеров с застывшими гримасами участия. В последнее время они слишком часто говорят ей безо всякой уверенности в голосе: «Все будет хорошо. Все наладится». Лаванда всегда интуитивно чувствовала ложь, но теперь старательно делает вид, будто верит их обманчиво бодрым голосам. Она не хочет никого расстраивать. Как раньше уже не будет, по крайней мере, для нее, у которой на лице три тонких розовых шрама, родители — на тусклых колдографиях в черных рамках, а на календаре жирным кругом обведена дата следующего полнолуния. Все это знают, но почему-то продолжают свою дурацкую игру в светлое будущее. Лаванда держится из последних сил, красит волосы, ходит по будням на работу во «Флориш и Блоттс», а по выходным — на чай к Парвати и Падме. Вот только жизнь превратилась в странный набор бессмысленных действий, которые она по инерции продолжает выполнять.

Каждый вечер она оттягивает момент возвращения домой, в пустую холодную квартиру, и поэтому всегда долго гуляет по городу, а потом приходит на Кингс-Кросс. Почему именно сюда — она и сама не знает. Большая часть вещей осталась в доме родителей, потому чтоЛаванда так и не обустроила свою новую квартиру. Она заходит домой только тогда, когда тело наполняется свинцовой усталостью, и падает на продавленный диван, чтобы тут же заснуть тяжелым сном без сновидений.

Лаванда выныривает из своих воспоминаний и медленно подходит к краю платформы. Она приняла решение. Здесь началась настоящая жизнь, здесь ей логично и закончиться.

Поезд приближается с устрашающим ревом. Лаванда закрывает глаза, прежде чем сделать последний шаг вперед. Но не судьба.

Кто-то сильно хватает за плечи и тянет назад.

— Ты дура? Больная, что ли? — Лаванда, вздрогнув от смутно знакомого голоса, оглядывается и узнает Блейза Забини. А потом замечает, что ему становится не по себе от вида ее уродливых шрамов.

— Браун?

— Не сразу узнал, да?

— Извини, но, думаю, тебе нужно в Мунго.

— Я только месяц назад оттуда вышла.

— Ну, значит, рано отпустили. Ничего, там тебя подлечат, и все будет хорошо, — преувеличенно бодро говорит Блейз, берет за руку и аппарирует в больницу.

* * *

Палаты в Мунго просторные и светлые, целители вежливые, а на обоях нарисованы ландыши. Лаванда лежит на кровати, откинув одеяло, в одной ночной рубашке.

В легкой дымке воспоминаний перед глазами появляются моменты прошлого. Нет, она не хочет сейчас вспоминать. Больше всего на свете ей хочется родиться заново, очиститься от всего, забыть мертвое лицо Колина Криви, оскал Грэйбека, его смрадное дыхание, забыть Алекто Кэрроу и то, как скручиваются внутренности от Круциатуса. Забыть, забыть, забыть... Она повторяет это слово до тех пор, пока оно не превращается в бессмысленный набор букв.

Спасительный океан безумия уже давно звал, ласковым шепотом волн обещая покой. Если долго смотреть в потолок, не моргая, то он начинает медленно расплываться, и над тобой появляется пронзительно-синее, равнодушное ко всему небо. Лаванде хочется раствориться в нем, уйти куда-то ввысь, в бесконечность, стать легкой и чистой, как потерянное перо чайки, и навсегда забыть о том, что было. Волны плавно качают ее, и небо не исчезает, даже когда она закрывает глаза.

— Лаванда! Лаванда! — Миллисента кричит, склонившись над лицом Лаванды.

— Что тебе надо?

Лаванда ужасно зла. Ей не хочется выходить из своего видения. Но океан исчезает, и вокруг вырисовывается привычная обстановка палаты.

— Ты придешь на мою свадьбу?

— Милли, перестань. Хватит.

— Нет, я хочу, чтобы ты пришла.

— Хорошо.

Миллисента сошла с ума после смерти Крэбба. Оказывается, она любила его. В Мунго можно узнать много нового о своих однокурсниках.

— Будешь подружкой невесты. Обязательно надень розовое.

Она кивает, чтобы Миллисента поскорее отстала.

После завтрака Лаванде приносят букет. Одиннадцать красных роз обернуты белой лентой, а внутри — открытка. «Желаю скорейшего выздоровления». Лаванда задумчиво крутит кусочек цветного картона в руках и понимает, что это может быть только от Блейза. Она просила колдомедиков никому не рассказывать, что она снова в Мунго. Ей было стыдно за то, что она не смогла быть сильной. Больше всего на свете Лаванда боялась снова увидеть однокурсников у своей кровати, с виноватыми взглядами и натянутыми улыбками. А Блейз — это Блейз. «Букет — просто знак вежливости», — решает Лаванда и отдает его Миллисенте.

* * *

Ночь мягко опускается на грязный микрорайон на окраине Лондона. Запах сигаретного дыма и кошек проникает из подъезда в квартиру. «Это временно, — убеждает себя Блейз, заваливаясь на продавленный диван. — Главное — не привыкать к бедности». Больше всего на свете хочется послать все к Мерлинуи уехать отсюда куда-нибудь далеко. Но уезжать некуда. Новый муж матери категорически не желает его видеть, а поместье и значительная часть денег ушли на суды и уплату штрафов. Впервые в жизни Блейз оказывается на нуле. Все, что у него есть, — работа в Министерстве, правильная речь и хорошие манеры. Вечера он проводит за чтением книг по юриспруденции, потому что не может позволить себе быть хуже Грэйнджер.

Но пока что позволяет. В школе Блейз учился неважно, но разве можно было предвидеть, что вскоре он останется ни с чем?

Гаснет лампочка, одиноко висящая посредине потолка, мигнув пару раз на прощание.

Блейз, тихо ругнувшись, смахивает груду книг со стола на пол. «Люмос Максима!» — тут же произносит он. В комнате становится значительно ярче, чем раньше, но читать все равно не хочется. Буквы разбегаются перед глазами, а слова отказываются складываться в осмысленные предложения. «А ну его все!» — Блейзу вдруг становится невыносимо тесно в жалкой маггловской квартире с ободранными обоями и низким потолком. Конечно, многое можно было бы привести в порядок, но Блейз не был силен в бытовых заклинаниях: прошлая попытка ремонта закончилась небольшим пожаром.

Он задерживает дыхание в лифте так долго, как только может, но, в конце концов, не дотерпев пару секунд до первого этажа, все-таки вдыхает запах горелой краски.

Выходя из подъезда, Блейз сталкивается с подвыпившей девицей, которая едва не прихлопывает его дверью. «Грязные магглы!» — привычно думает Блейз. И выходит из двора, обогнув шумную компанию у детской площадки.

Вокруг пульсируют сотни жизней в уродливых многоэтажках. Блейз ощущает непрерывность текущей мимо реальности так же ярко, как и собственную ничтожность. Все это уже было и будет, что бы с ним ни произошло. Блейзу никогда не совершить чего-то особенного. Он не будет спасать жизни, бороться за правду или жертвовать собой ради идеи. Он исчезнет так же незаметно, как и появился на этот свет. А перед этим ждет длинная, или не очень, но размеренная жизнь типичного обывателя. Он будет зарабатывать деньги, с каждым годом все больше и больше; женится и, может, даже по любви, у него будут дети...Но зачем это все? Блейз чувствует невыносимую грусть, до боли в груди и пощипывания в глазах. Пространство вокруг вдруг расширяется, и ему становится страшно одиноко серди этой бесконечности жизни.

Он идет по разбитому асфальту вдоль кварталов одинаковых серых домов и магазинов со сверкающими вывесками. В голове крутится слишком много разных мыслей, он не может успокоить их. Нужно куда-то идти, что-то делать, но ни в коем случае не останавливаться.

Мимо проходят люди, аккуратно огибая его,спеша по своим делам. Блейз смотрит в быстро сменяющие друг друга лица и пытается найти ответ на вопрос, которого и сам не знает. «Никто никому не нужен, — думает он отстраненно. — И я никому не нужен».

Он спускается в метро. На него, одетого в черную мантию, подозрительно косятся люди. Подошедший поезд окатывает холодной струей воздуха, и Блейз, некоторое время помедлив, заходит внутрь, прежде чем двери закрываются за спиной. Размеренный шум метро успокаивает. В вагоне пахнет жженой резиной и сигаретами. Его то и дело толкают, но Блейз лишь отходит подальше, в конец вагона.

Метро неохотно отпускает наружу. Люди все так же толпятся, не обращая внимания друг на друга. Решение зайти в госпиталь Святого Мунго приходит спонтанно. Блейзу кажется, что он не случайно оказался именно в этой части города. Он уверенно направляется к давно закрытому универмагу в старом кирпичном доме. Через несколько секунд Блейз проходит сквозь стекло пыльной витрины и оказывается в холле.

В нос ударяет неприятный больничный запах. Лифта он не дожидается и поднимается на пятый этаж по лестнице. «Зачем я сюда иду?» — думает Блейз, но продолжает путь наверх. Почему-то возвратиться назад кажется страшнее, чем выглядеть глупым в глазах Браун. Прежде чем открыть дверь на этаж,Блейз немного медлит. Делает глубокий вдох, приглаживает волосы и заходит внутрь. За столом, склонив голову на книгу, спит молодая девушка в канареечно-желтом халате. Блейз решает не будить ее и просто заглядывает в журнал, лежащий рядом. «Лаванда Браун, Миллисента Булстроуд — палата3».

Дверь в палату приоткрыта, и Блейз, коротко постучав и не дождавшись ответа, заходит туда. Лаванда сидит на кровати, обняв колени, и раскачивается из стороны в сторону. Миллисента смотрит в окно и, оживленно жестикулируя, с кем-то разговаривает. Блейз решает уйти, пока его никто не заметил.

— Зачем ты пришел? — голос Лаванды настолько тихий, что сначала он думает, что ему показалось. Блейз оглядывается и видит, что она уже сидит на кровати, свесив тощие ноги, и смотрит прямо на него.

— Проведать хотел.

Лаванда ищет насмешку в его словах, но не находит.

— Букет не понравился? — он кивает на цветы, стоящие на тумбочке у Миллисенты.

— Нет.

— Ну... мне жаль.

— Давай выйдем?

Они садятся на продавленный диван в конце коридора. Лаванда стесняется своей больничной пижамы, неухоженных волос и шрамов, и чувство неловкости сковывает ее с головы до ног.

— Тебя скоро отпустят?

— Не знаю. Наверное.

— Не очень тут весело, да?

Лаванда впервые за их разговор смотрит ему в глаза и чуть улыбается. Блейз думает, что ее шрамы не такие ужасные и тут же говорит об этом.

— Не только ведь в шрамах дело. Я теперь... я теперь оборотень, — Лаванде трудно произносить это вслух.

Блейз молчит. Слова сочувствия тугим комком застревают где-то в горле.

— Пошлешь мне сову, когда тебя будут выписывать, ладно?

— Ладно.

Блейз хочет обнять Лаванду на прощание, но так и не решается.

* * *

Капли дождя звонко ударяются о камни мостовой, сливаясь в мелкие грязные ручейки, текущие по улице вниз. В одной руке Блейз держит зонт, а за другую его держит Лаванда. Она до последнего не верила, что ее когда-нибудь выпишут, и несколько раз оглядывается, чтобы убедиться, что Мунго отпустил ее. Время, проведенное в больнице, растянулось в один необычайно длинный, муторный день, не имеющий ни начала, ни конца. Лаванда с наслаждением вдыхает запах дождя и намокшей пыли. Воздух пахнет свободой. «Хорошо, что я сейчас не одна», — думает она и отворачивается прежде, чем Блейз успевает поймать взгляд. Ей все еще неловко от самой себя.

Лаванда кажется Блейзу неимоверно хрупкой, словно сделанной из тонкого фарфора. У нее легкие, как пух,волосы и яркие глаза. Блейз думает, что она красивая.

— Может, аппарируем? Ты не промокла?

— Нет. Я не хочу возвращаться домой, — вырывается у Лаванды.

— И не надо.

Квартира Блейза не намного уютнее ее собственной. Но сейчас Лаванде все равно. Она удивляется тому, что не чувствует одиночества, ставшего таким привычным. Только ощущает, как где-то внутри зарождается надежда.

— Мне надо на работу. Я вернусь в три, хорошо?

— Хорошо.

Лаванда подходит к окну и открывает его. За стеклом раскинулся город, покрытый дымкой тумана. Косыми тонкими линиями дождь расчерчивает унылый двор. Небо начинает светлеть, и за начавшими рассеиваться тучами показывается солнце.