Колыбельная (гет)

Утро добрым не бывает, особенно если ты просыпаешь не в своей постели, а в темном коридоре Хогвартса, куда, кажется, давно уже не ступала ничья нога. Луна смотрит по сторонам, но никак не может сообразить, в какой части замка она находится. Голые ступни почти бесшумно ступают по холодному мрамору, рука крепко держит палочку.

— Люмос!

Луна видит впереди знакомые двери кабинета и идет к ним. За окном светлеет, но еще слишком рано, чтобы ученики Хогвартса вышли из своих гостиных. По правде говоря, они не вышли бы, будь сейчас и более поздний час. Патрули Упивающихся, свободно разгуливающих по Хогвартсу, этому явно не способствуют.

На ее счастье враги любят поспать подольше, и она без особых приключений добирается до спален. Прогулки по ночам ужасно выматывают, и Луна не чувствует себя бодрой и выспавшейся. Уже которую ночь подряд она возвращается в гостиную только под утро, и косые взгляды однокурсников говорят о том, что ее лунатизм уже давно считают красиво сочиненной легендой.

5

Драко, наверное, должен расхаживать по Хогвартсу с гордо поднятой головой. То, чего он так ждал на прошлых курсах, стало пугающей действительностью. Теперь он и его друзья — хозяева огромного замка. За любое неповиновение — Круцио. За нарушение правил — Круцио. Если скучно, и хочется развлечь себя громкими криками учеников — Круцио. Кажется, про другие заклинания тут и не вспоминают вовсе.

Драко бы радоваться, но его изнутри пожирает тьма, выгрызая все живое, что когда-то в нем было. Встреть он сейчас дементров, они бы не вытащили из него ни единого воспоминания. Ничего счастливого или радостного у него нет, и не было. Только холод и темнота, только пустота и безразличие.

Драко идет по коридору Хогвартса и гасит все зажжённые факелы. После него — тьма. Огонь скольких людей он так же погасил навсегда? Слишком много жертв для семнадцатилетнего парня. И это только начало — Упивающиеся давно напали на след Поттера, его дни сочтены. Ты только подумай, скоро наступит то, чего мы так ждали, говорит отец. Драко знает, что скоро тьма будет не только внутри него, но и во всем магическом мире. Но он уже ничего не ждет, он просто хочет, чтобы это поскорее закончилось. Чтобы кошмары, из-за которых он не может уснуть по ночам, наконец прекратились.

Драко ведет пальцем по холодным кирпичам стены, он идет с закрытыми глазами, пытается прощупать каждую трещину, каждую шероховатость. Он открывает глаза, когда его рука касается гладкой поверхности двери — кабинет Прорицаний. Бывший кабинет. Прорицаний давно нет, да и кому они вообще нужны? Глупые предсказания, из-за которых все про сошли с ума, пытаясь достать Поттера мертвым или живым. Но лучше живым — Темный Лорд жаждет мести.

Драко заходит в кабинет и на секунду замирает — на парте кто-то сидит, повернувшись к нему спиной. Он направляет на неизвестного палочку, но не хочет нападать со спины.

Что за внезапный приступ благородства, Драко? Он почти слышит насмехающийся голос отца.

— Эй, — громко говорит он и подходит к парте, — я тебе говорю.

Палочка все еще наготове, кажется, она уже ждет, когда же придет время выпустить Круцио. Наверное, другие заклинания ей уже не под силу.

На парте напротив окна сидит поехавшая Лавгуд, у нее закрыты глаза. Драко даже думает поначалу, что она мертвая, но нет — дышит, медленно вздымается ее грудь.

— Какого черта, Лавгуд? Убирайся отсюда.

Никакой реакции.

Драко не может понять, почему она не убегает от него подобно другим ученикам, почему не выставляет свою палочку, пытаясь защититься, почему просто сидит с закрытыми глазами и молчит.

— А ведь я могу тебя убить.

Тишина.

— Да, могу! — распаляется Драко. — Могу засадить тебе в висок Аваду прямо сейчас, и ты думаешь, что мне за это что-то будет? Думаешь, что тебя спасет твой дружок Поттер? Да он уже одной ногой в могиле. Не сегодня, так завтра его поймают, его уже поймали, он уже давно мертв. Он умер тогда, когда родился, когда получил этот гребанный шрам. Все мы давно трупы.

Драко садится на соседнюю парту и смотрит в окно. На темном, почти черном небе мерцают звезды, ветки деревьев плавно качаются от порывов ночного ветра, ничего не говорит о приближающемся конце, все слишком спокойно.

— Затишье перед бурей, — говорит Драко вслух.

— Когда мне было пять, я в первый раз увидела радугу.

Драко вздрагивает от неожиданности и поворачивается в сторону Лавгуд.

— Это было после бури, после того, как ураган почти снес крышу нашего дома, — продолжает она, — но радуга была прекрасна, все вокруг сразу стало таким ярким и свежим. Она то исчезала, то появлялась снова, а я мечтала до нее дотронуться.

— Что ты несешь? — Драко снова направляет на нее палочку, но Лавгуд молчит.

Она сидит с закрытыми глазами, в одной ночной рубашке, с палочкой за ухом. Кажется, совсем его не боится, как будто в своем долбанном прекрасном мире. Это настоящий талант — видеть свет во тьме.

— Если ты хоть кому-то проболтаешься о нашем разговоре, то я убью тебя не палочкой — собственными руками, — тихо говорит он и быстро выходит из класса.

Драко засыпает очень долго, но сегодня ему не снятся кошмары.

4

— Эй, Паркинсон, иди сюда!

Драко отрывается от созерцания пламени в камине и поворачивается на крик. В гостиную входит довольный Нотт, он чуть ли не танцует от счастья.

— Смотри, что у меня есть, — хвастается он и задирает рукав.

Уродливая метка красуется на его предплечье. Свежая — кровь еще течет по запястью, рука наверняка очень болит, но Нотт как будто этого не чувствует. Видимо, счастье от метки заглушает боль.

— Мерлин, настоящая? — Паркинсон закрывает рот ладошкой.

— Нет, блядь, чернилами нарисовал, — смеется Нотт и поворачивается к Драко. — Малфой, твой отец велел передать, что завтра вы идете на ответственное задание.

Драко кивает. Завтра они идут убивать, это и правда очень и очень ответственно.

Ночью он снова не спит, изредка проваливаясь в сон видит кошмары, видит фонтаны крови, сияние зеленых лучей, крики умирающих людей.

— Малфой!

Драко открывает глаза и видит склонившегося над собой сонного и злого Блейза.

— Ты охренел что ли, чего орешь?

Только криков по ночам ему не хватает.

Драко бродит по темным и пустым коридорам Хогвартса, недолго сидит на Астрономической башне, и снова идет в тот кабинет, где вчера у него случился такой странный разговор. Еще в коридоре он слышит тихий голос, кто-то поет песню, и по спине у Драко мурашки.

В кабинете сидит Лавгуд, на этот раз на подоконнике. Она будто смотрит в окно, хотя глаза у нее, как и вчера, закрыты, она тихо поет песню, мелодия которой до ужаса знакома Драко. Он бесшумно заходит внутрь, садится неподалеку. Это колыбельная, которую ему пела мама в самом раннем детстве, еще до того, как он решил, что слишком взрослый для таких глупостей, до того, как решил, что ему обязательно нужно что-то доказать этому миру. Когда еще казалось, что волшебство может принести только добро и счастье.

Несколько минут они сидят в тишине. Лавгуд больше не поет, только водит пальцами по запотевшему стеклу, вырисовывая диковинные узоры. Драко смотрит перед собой, считая трещины в полу.

Один. Завтра никто не увидит его ни за завтраком, ни на уроках. Ему не потребуется практиковаться в непростительных на однокурсниках.

Два. Как только рассвет раскрасит холодное безжизненное небо, он бесшумно соберется и пойдет в кабинет директора Хогвартса. В кабинет Снейпа, где со стены на него будут укоризненно глядеть портреты, и придется удерживать себя от желания пройтись по ним всем парочкой заклинаний.

Три. Через камин он попадет в свое родное поместье, которое скорее можно назвать особняком Упивающихся. Он затеряется в толпе фигур в черных плащах, он будет слушать указания Темного Лорда, он будет готовиться к новым убийствам.

Четыре. Счетчик людей, убитых им, заметно подрастет. Это будет или кто-то невиновный, или кто-то беззащитный. Если не повезет, это даже будет кто-то из знакомых, хотя отец, скорее, расценит это как удачу.

Пять.

— Поттеру удалось сбежать, но это ненадолго, — говорит Драко, не поднимая головы. — Он, конечно же, захочет спасти невинных людей, героизм — его главный враг, а вовсе не Упивающиеся, и не... — он осекается, не желая говорить про Темного Лорда.

Полоумная Лавгуд молчит. Может, она даже и не слушает, витает как всегда в своих мирах, где все счастливы, где все живы.

— Это может казаться странным, но убивать людей мне совсем не нравится, — продолжает Драко. — Я помню каждого убитого, я бы и рад забыть, но они мне не дают покоя. Приходят во сне и кричат, как чертовы банши. Спросишь, зачем я тебе это рассказываю?

Драко не ждет ответа, он знает, что его не будет. Да и не нужно ему, главное высказать то, что адской болью свербит грудь.

— Забини и Нотт не поймут. Для них убийства — честь, оказанная Лордом.

Драко и сам так думал, пока не убил двух женщин, которые не хотели выдавать своих. На его лице не дрогнул ни один мускул, он не чувствовал жалости. Только пустоту и черную дыру внутри.

— Покрывалом сказки нас укроет ночь, — тихо поет Лавгуд, прислонившись лбом к окну, — прочь уйдут ненастья, и кошмары — прочь. Пусть тебе приснятся тайны волшебства, те, где оживают счастье и мечта.

Голос у полоумной Лавгуд совсем не такой приятный, как у матери, тоненький и дрожащий, но Драко все равно становится спокойно. Спокойствие — это лучшее чувство, которое он может сейчас испытывать.

3

Даже под двумя одеялами согреться не получается. Драко встает с кровати и наступает на лежащую на полу мантию. Она запачкана кровью, и прикасаться к ней противно. Одно дело — лишить человека жизни, другое — убить его подручными средствами. Перед глазами до сих пор стоит та сцена: Драко лежит на земле, палочка слишком далеко, чтобы до нее можно было дотянуться, на него наступает маг, чьего лица он не видит. Смерти Драко не боится, больно быть не должно. Но незнакомец громко вскрикивает, и падает прямо на него. Драко видит смеющуюся Беллу, которая слизывает кровь с лезвия ножа. Холодное оружие — это всегда так весело, смеется она. А Драко пытается скинуть с себя тело, но оно слишком тяжелое, а сил осталось слишком мало. Он смотрит в открытые глаза, полные ужаса, и ему кажется, что он смотрит в глаза самой смерти.

Когда он рассказывает об этом Лавгуд в кабинете, ему, кажется, даже становится легче. Странно, но днем она делает вид, что ничего не происходит: не смотрит на него, не пытается никого отправить на помощь Гарри. Она просто сидит и смотрит перед собой, и волшебная палочка неизменно убрана за ухо. Безмятежность — лучшее слово, которым можно ее охарактеризовать.

Драко идет по темным коридорам и постоянно слышит шаги позади. Когда он оборачивается, то видит всех тех, кого когда-то убил. Они ходят за ним бестелесными тенями, они ждут, когда он ослабнет настолько, что им удастся его прикончить. Драко и сам ждет этого, он останавливается, бросает палочку на пол, и разводит руки в стороны.

— Ну же, — шепчет он, — ну же, давайте!

Но ничего не происходит.

Иногда ему кажется, что это в него воткнули нож, он даже проводит руками по груди, надеясь нащупать кровоточащую рану, но ее там нет.

Это слишком просто — умереть вот так. Ему никто не позволит.

2

Лавгуд некрасивая. У нее спутанные волосы, синяки под глазами, выпирают ключицы, и ночная рубашка болтается, как на вешалке. У нее бледное лицо, светлые ресницы, она бесцветная, только желтеющий синяк под глазом и царапина на щеке добавляют ей цвета, не давая окончательно превратиться в белесую тень.

Лавгуд сидит с закрытыми глазами и что-то беззвучно шепчет. Она совсем близко, Драко кажется, что он даже слышит, как бьется ее сердце. Но это всего лишь стук капель за окном, это всего лишь гроза и молнии, которые сверкают внутри него. Он — громоотвод, и каждый удар приходится точно в цель.

Драко осторожно касается пальцами ее щеки, проводит рукой вниз, ждет, когда она закричит, оттолкнет его и убежит. По правде говоря, он ждет этого еще с самой первой их встречи, но полоумная Лавгуд молчит и не двигается, она спокойна и безмятежна. Она — свежесть неба после грозы.

Если не оборачиваться, не видеть, что оставляешь позади себя, то двигаться вперед намного легче. Драко не оборачивается, он повинуется непонятному порыву, целует Лавгуд в закрытые губы, прижимает к себе. Он ждет реакции, он ждет боли, наказания, но ответа нет. Лавгуд не принимает поцелуй, но и не отталкивает. Она как тряпичная безмолвная кукла, и только улыбка на ее лице говорит о том, что она еще жива.

Драко бежит по темным коридорам, он не слышит шагов теней за спиной, он слышит только свое собственное сердце. И ему кажется, что этот звук слышат все, что каждый человек в замке знает, что он сделал. Ему не страшно, он сам воткнул в себя нож, он сам провернул его несколько раз. Иногда боль заставляет почувствовать себя живым, может, это именно в этом он так нуждается.

Ему снится отец, ему снится Белла, которая вкладывает окровавленный нож в его ладонь. Ты знаешь, что делать, говорят они. Ты знаешь, что может случиться. Ты же этого не допустишь, Драко?

— Нет, — шепчет Драко, и нож в его руке приятно холодит кожу.

1

Подкараулить Лавгуд в коридоре проще простого, она единственная носит такие звенящие сережки. Она торопливо идет по коридору, не оборачивается, когда слышит сзади шаги, только еще больше ускоряет шаг.

— Ступефай!

Лавгуд падает на пол, и ее волшебная палочка катится в темноту коридора. Может, это послужило бы уроком носить ее в руке, всегда быть наготове. Нельзя доверять обманчивому затишью перед бурей.

Запретный лес живой, он дышит, он разговаривает, скрипя костлявыми ветвями высоких деревьев. Драко чувствует себя, как на кладбище, и под его ногами хрустят мертвые листья.

Теперь, когда он достаточно далеко от замка, можно остановиться. Драко бережно кладет Лавгуд на сухую листву, убирает волосы с ее лица, проводит пальцем по контуру губ. Он ждет, когда она придет в себя, и ждать приходится недолго. Ее глаза открываются, она приподнимается на локтях, испуганно смотрит по сторонам, на Драко, вглубь леса. Только сейчас он увидел ее глаза так близко, они как зеркало, и он видит в них страх, потому что боится сам.

— Малфой?

Она отодвигается от него, встает и пытается убежать, но Драко успевает схватить ее за ногу. Лавгуд тихонько вскрикивает и падает лицом на землю.

— Ты слишком много знаешь, — он подходит к ней и нежно касается кровоточащей ссадины. — Я слишком много тебе рассказал.

Лавгуд пытается встать, но Драко крепко держит ее.

— Ты что-то путаешь, Драко, мы с тобой не говорили ни разу в жизни, — спокойно отвечает она.

Как давно его не называли по имени. Кажется, он уже стал забывать, какое оно на слух.

— Ночью. Я знаю, ты помнишь, я многое рассказывал тебе.

Драко достает пожелтевший листик из ее спутанных волос и сжимает его в ладони, стирает в пыль.

— О, должно быть, ты видел меня, когда я ходила во сне. Обычно, я не помню, что происходит со мной в это время, мама говорила, что это волшебные феи играют со мной, — на лице Лавгуд появляется слабая улыбка.

— Ты слишком много знаешь, — Драко качает головой и достает из карманов мантии сверкающий острым лезвием нож.

— Драко, не надо, — Лавгуд пытается вырваться, но он, конечно, сильнее.

Что она может сделать теперь, без своей палочки и без помощи друзей?

— Спи крепко, Лавгуд, — тихо говорит он и вонзает в нее нож.

Она даже не кричит, только жадно глотает ртом воздух, словно рыба, которую вытащили из воды. Драко кладет ее голову себе на колени, и гладит по волосам окровавленной рукой.

— Ты очень красивая, — говорит он.

Лавгуд и правда красивая: бледная кожа, широко раскрытые глаза, кровь алой струйкой стекает по щеке. Безмятежно прекрасная, как убитая бабочка, которую хранят в рамке за стеклом.

Драко целует Лавгуд, ее губы еще теплые и мягкие. Она лежит у него на коленях, как будто действительно спит.

— Покрывалом сказки нас укроет ночь, — шепчет Драко, — прочь уйдут ненастья, и кошмары — прочь.

Запретный лес убаюкивает шелестом ветвей и шорохом листьев. С неба, одна за одной, опускаются на землю холодные капли осеннего дождя.

0