Порог молчания (гет)

Зима в этом году была злой и вьюжной, как никогда. Тренироваться в такую погоду было сущим адом. Но Вуд не отчаивался — упорство города берет. Так всегда говорил отец, и Оливер ему верил. Но после двух часов на поле даже сам Брон взмолился о передышке. Кого-кого, а этого парня не пугали даже такие сильные морозы. Грегор попал в «Паддлмир Юнайтед» из Дурмстранга, а там, как известно, климат далеко не тропический.

— Вуд, давай закругляться, — подлетая ближе к кольцам, крикнул он что есть сил. — У меня уже древко к перчаткам примерзло, без кипятка не отдерешь!

Оливер сначала поморщился и хотел попросить еще четверть часа на тренировку, но потом понял, что сам едва не валится с метлы.

В раздевалке действительно пришлось отделять перчатки от метел с помощью заклинаний.

— Не ожидал, что ты такой настырный, — сказал Грегор, стоя под горячими струями в душевой. — На первый взгляд — сопля соплей.

Вуд не обиделся. По сравнению с Броном он действительно был сосунком. Вчерашний выпускник Хогвартса, совсем еще мальчишка с радужными мечтами и надеждами на большое спортивное будущее. Звезд с неба он никогда не хватал, и то, что получалось у него в спорте, было достижением упорного ежедневного труда. В отличие от соседей по скамейке запасных, Оливер не собирался сдаваться, а сразу же заявил о себе как о трудолюбивом и талантливом игроке. Полгода во втором составе сборной привели к тому, что тренер Кройтер назначил для юного вратаря личного наставника из основной команды. И вот уже третью неделю Грегор занимался с Вудом по отдельной программе, готовя к весенним отборочным играм.

— Какой есть, — ухмыльнулся тот, докрасна растирая кожу махровым полотенцем.

— Далеко пойдешь, парень! Это я тебе как охотник с восьмилетним стажем говорю. Сам знаешь, в квиддиче так долго редко кто держится.

— Угу, — Оливер уже привык к чрезмерной болтливости северянина. Несмотря на свою суровую внешность и внушительные размеры, Брон слыл тем еще сплетником и болтуном. А еще любил выпить. Не то, чтобы Грегор был пьяницей, но пропустить пару кружек пива после тренировки было обычным делом. А после такой как сегодня ¬— их явно ждало что-то покрепче.

* * *

— Я и говорю ему: «Ну не мое это — за золотой соплей гоняться! Надоело!», а он мне: «Ты же прирожденный ловец!» Какой я вот к черту ловец? Ты на меня посмотри! — и Грегор набрал побольше воздуха в широченную грудь, расправил плечи и стал похож на гору.

Оливер кивнул, молча подтверждая, что ловец, конечно, из Грегора не очень. Вслух этого говорить не стоило: северянин ¬— человек самокритичный, но и самовлюбленный одновременно. Так что безопаснее промолчать и продолжать слушать, потягивая янтарную жидкость из здоровенной кружки. К тому времени, как Вуд отпил только треть порции, Брон уже влил в себя остатки второй, не переставая при этом болтать.

— Вот Крам — это да! Помню его первокурсником. Хмурый постоянно ходил, нахохлившийся, как твой филин. Но это, на самом деле, не показатель. С возрастом Каркаров сделал из него настоящего чемпиона. В Дурмстранге же мы учимся не семь лет, как вы в своем Хогвартсе, а все пятнадцать! Следовательно, оканчиваем школу в двадцать шесть. А кто тебя в команду возьмет в таком возрасте? Поэтому Каркаров и сотрудничает с Болгарской сборной, давая им тренировать своих учеников. К тому же, Крам — это же сын племянницы его жены...

Дальше Грегор начал рассказывать про семейные связи Каркарова и Крама, о других учителях, предметах и смешных случаях из школьной жизни, совершенно забывая о том, что говорил о своей карьере в квиддиче от ловца до охотника. Оливер ничуть не расстроился, потому что за то время, что знаком с Грегором, слышал эту историю раз пять.

Мог ли он еще год назад представить, что будет вот так запросто сидеть в баре с самим Грегором Броном? Он, конечно, не Виктор Крам, но тоже своего рода легенда. Сразу после школы нынешний ведущий охотник «Паддлмир Юнайтед» перебрался в Швейцарию, а оттуда в Англию. До 1984 года никто и не слышал его имени, но потом оно начало все чаще и чаще появляться на страницах газет в разделе светской хроники. В его случае было трудно понять, что в заметках о Броне было правдой, а что нет. Даже сам Грегор порой путался в показаниях. В чужой стране парень не растерялся, сумел удачно жениться на дочке какого-то преуспевающего бизнесмена и развестись с ней, поработать курьером по особо важным и срочным поручениям в Гринготтсе, поучаствовать в нелегальных гонках на метлах и чуть не попасть за это в Азкабан. Как раз на гонках его и заметил бессменный тренер Кройтер. В то время они нуждались в хорошем ловце.

Пару лет погонявшись за снитчем, Брон чуть не вылетел из команды за регулярные прогулы тренировок. В итоге, после серьезного разговора с Кройтером было решено перевести Грегора в охотники. И никто от этого не пострадал. Несмотря на свои размеры, в воздухе эта «гора» превращалась в маневренную и мощную машину по забиванию мячей в кольца противников. Умело пользуясь своими габаритами, Брон стал незаменимым игроком. Его уважали коллеги, по нему сохли фанатки, огромным шлейфом за ним тянулись сплетни, большинство которых он сам же и распускал. Пообщавшись с Грегором более тесно последние несколько недель, Вуд проникся к северянину симпатией. Тот впускал в свой мир легко и без проблем, не страдал звездной болезнью и все делал широко, с душой.

Из раздумий Оливера вырвал неожиданный хлопок по спине.

— Кого я вижу? Это же надежда всея квиддича, Оливер Мартин Вуд! — раздался сзади насмешливый, до боли знакомый голос.

— Дюк, какими судьбами? — Оливер был очень рад неожиданной встрече. Сейчас ему как никогда хотелось пообщаться с кем-нибудь из своей прошлой жизни. — Брон, знакомься, это Керли Дюк, мой старый приятель!

— Не такой уж я и старый, всего на год старше тебя, — высокий темноволосый парень, одетый в сине-серую мантию с меховой опушкой, картинно поклонился и тут же уселся за стол рядом со «старым приятелем». — Тем более, мои главные заслуги вовсе не в знакомстве с тобой.

— Да кто ж сейчас не знает Керли Дюка! — громогласно расхохотался Брон. — «Ведуньи» из каждого кофейника звучат.

— Между прочим, он неплохо играл в квиддич, когда учился в школе, — вставил Вуд, отсмеявшись.

— Так же, как ты неплохо управлялся с Гриндилоу!

Теперь уже Вуду пришлось погрузиться в ностальгию и рассказать о своих школьных годах, разъясняя, как они на третьем курсе чуть не утонули в Черном озере. Через четверть часа к ним за столик подсели другие члены группы «Ведуньи». И тихие посиделки после тяжелой тренировки превратились в дружескую попойку.

Выяснилось, что Грегор очень хорошо знал сестру и мать Керли. Они также были квиддичными игроками и выступали за «Гордость Портрии». Брон даже положил на одну из них глаз, но на кого именно — не признался. Дюка это так рассмешило, что он чуть не провалился под стол, представляя себе Брона в статусе отчима. Потом они долго рассуждали о том, кто в команде все-таки главный — ловец или вратарь. И тут музыкант кое-что вспомнил.

— Вуд, я же обещал передать тебе привет когда увижу!

— От кого это?

— От Поттера. Мы же играли в этом году на Рождественском балу в Хогвартсе. Ты, надеюсь, не веришь всему, что пишут в «Пророке»?!

— Знаешь, Керли, мне совершенно некогда его читать. Что там творится? — Оливеру стало очень интересно услышать последние новости. Школа, как и для многих других выпускников, всегда оставалась для него чем-то незыблемым и особенным. Все, связанное с ней, трепетно хранилось в памяти и пополнялось новостями при первом удобном случае.

— Вот это ты даешь! Там же сейчас идет Турнир Трех Волшебников. Только теперь в нем участвуют вовсе не три, а четыре ученика, — посерьезнел музыкант. Когда он вкратце обрисовал ситуацию, Вуд расстроено покачал головой.

— Надо же... Как-то это все подозрительно. Везет же Гарри на всякие небезопасные приключения.

— Постойте-ка, — перебил его Брон. — Вы случаем не о том самом Поттере говорите?

— А о ком же еще? О том-самом-мальчике-который-летает-быстрее-всех! — заговорщически наклонился над столом Дюк.

— И что, правда быстро летает? — недоверчиво нахмурился Грегор.

— Правда, — хором заверили его все присутствующие.

Следующие полчаса были посвящены обсуждению того-самого-Поттера. «Ведуньи» рассказывали про тур с драконами и о Грозном Глазе Грюме, преподававшим в этом году ЗОТИ. А Оливер, в свою очередь, вспоминал, как самолично знакомил Гарри с правилами квиддича.

Ностальгический вечер был грубо прерван некой наглой особой. Девушка появилась неожиданно и на полуслове прервала Вуда:

— Простите, но я просто не смогла пройти мимо такого скопления звезд мирового масштаба.

Все, кроме Оливера, расцвели от лестных слов. Они-то с полным правом могли отнести это выражение к себе. А что делать ему, еще ни разу не появившемуся на поле в официальной игре «Юнайтед»? В адрес гостьи посыпались ответные комплементы и предложения присесть за их столик. Но как бы ни старались подвинуться музыканты, втиснуть еще один стул не удавалось. Тогда, недолго думая, Грегор схватил девушку за талию и посадил к себе на колени. Та не выказала никакого смущения и недовольства, и к тому же попросила всех присутствующих расписаться на форзаце какой-то книжки. Пока шел процесс проставления автографов, Вуду, наконец, удалось ее рассмотреть.

Юной леди едва ли исполнилось восемнадцать. Личико круглое, на щеках во время улыбки появлялись кокетливые ямочки. Волосы черные и блестящие. Такие чаще всего бывают у азиаток, например, у Чжоу Чанг, девушки Седрика — капитана пуффендуйской сборной. Невысокого роста, незнакомка была не особенно худенькой. Но и полной язык не повернулся бы ее назвать. «В самый раз», как сказал бы Грегор. Голубые глаза были большими, да к тому же ярко выделенными тушью и карандашом. Эта вульгарность немного портила девушку. Но все же Оливер нашел ее довольно интересной.

— Для кого подписать, мисс? — поинтересовался Дюк, первым завладевший книгой.

— Для Эллис, — томно ответила она.

— Эллис, а что вы тут делаете? Вам разве не положено быть в школе? — заигрывал с гостей Брон.

— Я уже два года как закончила Принснейдж, — ничуть не смутилась та.

— Принснейдж? Это же школа в Америке. Как Вы оказались здесь? — продемонстрировал свою эрудицию Донаган Тремлетт, бас-гитарист «Ведуний».

— Я приехала по обмену, прохожу курсы молодого аврора.

— Аврора? Девушка, вы не ошиблись с профессией?! Вам только и можно, что мантии на подиуме демонстрировать, а лучше — купальники, — быстро захмелевший Дюк не особенно следил за языком.

— У меня слишком много мозгов для манекенщицы, — было такое чувство, что Эллис совершенно невозможно смутить или вывести из равновесия. Она уже по-хозяйски устроилась на коленях Грегора и отхлебывала пиво из его кружки. На лице охотника отражалось такое торжество и удовольствие, что у Вуда даже челюсть свело от сдерживаемой насмешливой улыбки.

Все парни за столом оживленно беседовали с девушкой, наперебой упражняясь в остроумии и галантности. После третьей кружки Оливер решил, что ему хватит. И уже собирался оставить своих друзей в обществе дамы, как Эллис обратилась к нему:

— Что же вы, мистер Вуд, молчите? Неужели вам не интересно, кого бы из всей этой замечательной компании предпочла бы я? Может быть, это будете именно вы?

Оливер на минутку замялся. Последние несколько минут он напряженно придумывал предлог, чтобы уйти, и совсем не слышал, о чем шла речь за столом.

— К сожалению, милая леди, я, пожалуй, не отвечаю вашим запросам.

— Откуда же Вы знаете, какие у меня запросы? — усмехнулась она, по-прежнему обнимая за шею Грегора.

— Я прошу прощения, Эллис, но, к сожалению, этот разговор не имеет смысла в таком обществе, — Вуд старался, чтобы его слова не звучали жалобой или с нотками недовольства. Он совершенно точно отдавал себе отчет, что сейчас стоял на лестнице славы намного ниже ступеней Грегора или Дюка. Зато пройдет немного времени и о нем еще заговорят.

— И все-таки, я настаиваю. Оставьте и вы мне свой автограф. Кто знает, может быть, через пару лет эта потрепанная книга будет стоить миллионы?

— Друг, запомни этот день, — стукнул кулаком по его плечу Керли. — Журналисты любят спрашивать про твой первый автограф, твой первый матч...

— А действительно, каким был твой первый матч? — без предупреждения перешла на «ты» Эллис, забирая у Вуда книжицу. И он ответил так, как всегда отвечал на этот вопрос новичкам в гриффиндорской сборной:

— Я уже не помню. Бладжер отрубил меня на второй минуте игры, очнулся я уже в госпитале.

Все дружно рассмеялись. Только Эллис как-то неожиданно расстроилась.

— Кто же тебя так?

Оливер понял, что отвязаться уже не получится, придется сидеть до последнего, и заказал еще кружку пива. Это развязало ему язык.

— Да девчонка одна из Пуффендуя. На два года старше меня. Хорошенькая такая, я еще потом почти до шестого курса в нее влюблен был... Нимфадора Тонкс.

____________________________________________

Интермедия 1. Все мы когда-нибудь... умрем.

Класс, как всегда, в полудреме слушает бессменного профессора Биннса. Он монотонно бубнит себе под нос о Войне Темного Лорда.

— А теперь вы устно ответите на несколько моих вопросов, — говорит преподаватель, завершив лекцию, но почти никто из учеников не обращает на эту фразу никакого внимания. — Томас Уизли, скажите мне, в каком году состоялась Великая Битва за Хогвартс и к чему она привела. Мистер Уизли!

Из-за парты поднимается рыжеволосый парень и, морща лоб, пытается вспомнить ответ на вопрос.

— Великая Битва за Хогвартс состоялась... состоялась... в... 1998 году, кажется.

— Допустим, Вы правы. И к чему она привела?

— К падению Темного Лорда, — облегченно выдыхает Томас. Это уж точно знает каждый волшебник любого возраста.

— Садитесь, — Биннс пробегает глазами по списку. — Николас Меден. Перечислите всех награжденных Орденом Мерлина первой степени посмертно после Битвы.

— Эм... это были, — второй семикурсник встает с места и пытается найти помощи у ребят, но никто не знет ответа наверняка. В итоге ему приходится сдаться. — Я не знаю, профессор.

И тут происходит невероятное: профессор Биннс ударяет кулаком по столу. Точнее, пытается сделать это, ведь за триста лет ничего не изменилось — он был и продолжает быть привидением. Впервые за все свое существование (если считать годы как до смерти, так и после нее) преподаватель разозлился.

— Как вы можете этого не знать?

— Но они же умерли. И притом очень давно, — недовольно возражает Ник.

— Все мы когда-нибудь умрем, — серьезно произносит профессор. — Вы же носите их имена, вы же сейчас живете и радуетесь жизни только благодаря им. Они умерли для того, чтобы вы жили! Запишите себе и запомните эти имена: Фред Уизли, Колин Криви, Ремус Люпин, Нимфадора Тонкс. И чтобы я никогда от вас не слышал подобных глупостей.

Очнувшийся от дремоты класс начинает скрипеть перьями, записывая имена давным-давно усопших предков.

Дело было вечером, делать было нечего. Поэтому Тонкс сидела на столе, качала ногами и поминутно смотрела на часы, дожидаясь окончания рабочего дня. Ей совершенно нечем было заняться. Хотя, конечно, стоило бы начать писать отчет о сегодняшнем рейде, но она до последнего откладывала это ужасное занятие. Обычно с писаниной помогал Грюм. Однажды он просто отобрал у нее перо и пергамент, со словами «в зарослях твоих клякс невозможно понять ни слова! Ты же девушка, как ты можешь быть такой неряхой?»

Аластор еще осенью уехал преподавать в Хогвартс и до сих пор ни разу не написал ей, хотя учебный год почти уже окончен. А говорил, что она его любимая ученица. Может, он нашел в школе кого-то получше? Того же Поттера. Говорят, он очень удачно выступает на Турнире Трех Волшебников. Тонкс тоже в свое время пыталась представлять честь Хогвартса на этом испытании. Но Кубок выбрал какого-то слизеринца и он занял третье место. Она была уверена, что выступила бы в сто раз лучше.

Когда два года назад, после курсов юного аврора, Тонкс поступила в распоряжение Грюма, он ее ни сколько не напугал, хотя им все время твердили, что это грубый, жесткий и немного сумасшедший человек. Тонкс относилась к нему с юмором и симпатией, а он, в свою очередь, был наставником и хорошим другом.

— Просто мы находимся в одной плоскости, — объяснял Аластор. — Мы видим под одним углом и понимаем друг друга с полуслова. Это объяснение вполне устраивало всех окружающих, кроме самой девушки. В те часы, когда не было вызовов и рейдов, и они вдвоем сидели в комнате отдыха авроров, Тонкс чувствовала что-то большее. Но так было не всегда. Грюм видел в ней свою погибшую дочь. Иногда, сильно набравшись, он мог проговориться о чем-то личном. Таким образом, ею была построена теория о жизни и трагедиях Грозного Глаза Грюма.

По ее предположению, после школы Аластор долго не раздумывал и стал аврором. На работе он познакомился с молодой ведьмой. Ее имени выяснить не удалось, сам Грюм называл жену не иначе как «моя лисичка». Через год после знакомства они поженились и вскоре стали родителями. Их дочке исполнилось двенадцать, когда на сцену вышел Волан-де-Морт. Темный Лорд не преминул воспользоваться слабостями своих противников. Находясь под Империусом, жена долгое время шпионила за Аластором. Дочь что-то заподозрила и рассказала отцу. Когда все раскрылось, по приказу того же Волан-де-Морта «лисичка» убила девочку, а когда заклятие перестало действовать на нее, от горя покончила с собой.

При первой встрече молоденькая практикантка так напомнила Грюму дочь, что он чуть не потерял дар речи. На тот момент у Тонкс были рыжеватые короткие кудряшки и зеленые глаза. Увидев реакцию своего нового наставника и искренне не понимая ее, она отправилась к единственному человеку, с которым могла посоветоваться.

— Знаешь, он ведь всегда странный, — успокаивал ее Кингсли, старый друг семьи Тонксов.

— Он избегает меня, я же вижу. Отправил в самый дальний угол и на все вопросы только угукает, не смотрит на меня, как будто у меня не лицо, а гнездо соплохвостов. И все бумажки принимает, что я ему пишу. Молча!!! А Вы знаете, как я пишу! Хотя с остальных стажеров три шкуры сдирает за самую маленькую помарку в отчете.

— Это действительно на него не похоже, — задумался собеседник. — Постой-ка, кажется, я понял.

Кингсли порылся в ящике стола и нашел там старую фотографию. На ней были запечатлены четверо детей разных возрастов не старше пяти лет. Они увлеченно собирали и разбирали пирамидку, не обращая ни на что внимание.

— Это мой сын, — Бруствер указал на темнокожего карапуза. Рядом с ним стояла самая старшая из присутствующих детей, девочка с рыжими кудряшками и зелеными глазами. — А это Эллис, дочь Аластора. Она умерла очень рано. Я думаю, ты своим видом бередишь его старую рану.

Тонкс фыркнула.

— А что, он не мог мне это сам сказать? Знает же, что я метаморф и могу с легкостью изменить свой облик.

— Он так же недоволен своей слабостью, как и ты его невниманием. Прояви понимание. И ни в коем случае не говори, что я тебе тут рассказал. Он хоть и Грозный Глаз, но тоже человек. У него есть чувства, гордость и многие другие человеческие эмоции.

Тонкс кивнула и вышла. Встав перед зеркалом, она сосредоточилась, удлинила волосы и перекрасила их в черный, глаза выбрала василькового цвета, а на правой щеке пристроила родинку.

Удовлетворенная преображением, Тонкс вернулась в Аврорат. Грюм недовольно хмыкнул, оглядывая ее волшебным глазом, но ничего не сказал. А она, гордо подняв голову, прошествовала к своему столу.

Из всего их курса по истечении срока практики на работу взяли только троих — двух парней и Тонкс. Она, как приклеенная, ходила за Грюмом, а добившись расположения, стала еще и слыть его любимицей. После отставки и своего назначения на пост преподавателя по ЗОТИ Грозный Глаз оставил начальником Кингсли, что не могло не радовать всех работников Аврората. Новый босс был намного спокойнее и все знали, чего можно от него ожидать. Авроры вздохнули спокойно и не уставали хвалить Мерлина (а заодно и Дамблдора) за то, что забрал сумасшедшего старика из их прекрасного отдела. Недовольна была только Тонкс.

Ей не хватало Грюма с его байками, громким голосом и вечно вращавшимся глазом. А еще не хватало его отеческих советов.

Родителей она любила, но считала их чересчур мирными и тихими. Ей же всегда хотелось приключений, опасности. Для матери весь лимит сумасбродства был исчерпан побегом из отчего дома и замужеством за маглорожденным. А отец и вовсе был самым обычным, ничем непримечательным субъектом. Аластор же хоть и не поощрял неоправданные риски, но всегда был не против экстраординарного решения проблемы. Интересно, что бы он сказал, узнав, как она развлекала себя в его отсутствие?

Наконец часы смилостивились над измаявшейся Тонкс и стрелки разделили циферблат пополам, показывая ровно шесть вечера. Она сорвалась с места и, на ходу схватив ярко-желтый плащ, направилась к выходу.

Грюм часто говорил, что ее страсть ко всему кричаще-яркому когда-нибудь выйдет боком. Но она не могла отказать себе в удовольствии надеть свой любимый плащ канареечного цвета и отправиться гулять по магловским городам, изображая из себя экстравагантную туристку. Это занятие Тонкс придумала месяц назад, когда уже готова была совсем умереть со скуки. За это время она успела побывать в Риге, Париже, Санкт-Петербурге, Таллине и Варшаве. На сегодня был запланирован Бремен. Ей давно хотелось посмотреть на город из любимой сказки про Бременских музыкантов. Но едва Тонкс вышла из Министерства, ее остановил радостный окрик:

— Нимфадора!

Тонкс передернуло от ненавистного имени, но пришлось оглянуться. Перед ней стоял мужчина, изрядно потрёпанный жизнью, хотя еще совсем не старый и чем-то смутно знакомый.

— Здравствуйте, — чисто из вежливости кивнула она.

— Ты не помнишь меня?

— Нет, простите.

— Меня зовут Ремус Люпин, я друг твоего дяди Сириуса.

Тонкс вздрогнула. Отношение к Сириусу Блэку у нее всегда было двоякое. Весь магический мир с пеной у рта утверждал, что он Пожиратель Смерти, убийца, предатель, а мать не верила ни слову из этих сплетен.

«Он был слишком хорошим другом Джеймса, чтобы совершить такое, — любила повторять Андромеда Тонкс. — А дружба, Настоящая Дружба — самое непоколебимое в этом мире чувство».

Да и сама Тонкс помнила Сириуса как жизнерадостного и веселого молодого человека, единственного из всей семьи Блэков, кто общался с её матерью. Он был добр и с радостью катал на загривке трехлетнюю девчушку.

— Ты была совсем маленькой, когда я видел тебя в последний раз, — продолжал Люпин. — Мы как-то приезжали к вам в гости с Джеймсом Поттером. Кажется, тебе было пять.

— Я что-то припоминаю. Но не совсем понимаю, что Вам нужно от меня сейчас.

— У меня к тебе дело. М-м-м... Довольно конфиденциальное. Мы можем поговорить где-нибудь в менее людном месте?

— Это касается моего дяди? — продолжала выспрашивать Тонкс. Она давно уже не была доверчивой девочкой, согласной за конфетку пойти куда-то с незнакомым дядей.

— И да, и нет. По сути, я выполняю поручение Дамблдора, — замялся мужчина.

— Хорошо, раз Вы не хотите говорить тут, пойдемте в «Тайм», это кафешка тут, за углом. Там всегда мало народу, так что нам удастся поговорить без лишних ушей.

* * *

Это было, наверное, как раз то, чего Тонкс ждала всю свою жизнь: приключения, опасности, тайная организация. После того, что она узнала о происшествиях в Хогвартсе, о возрождении Темного Лорда, мир заиграл новыми красками. Глаза и уши теперь работали круглосуточно с утроенной внимательностью. Окружающие только и могли удивляться, как Тонкс не теряет оптимизма и бодрости с тремя часами сна в сутки.

Утром она, как обычно, шла на работу, выполняла все, что поручали, заговорщически перемигивалась с Кингсли (за что несколько раз получала от него же нагоняй), а вечером заглядывала на Площадь Гриммо. Здесь ей тоже было чем заняться: поболтать с вновь обретенным дядей; послушать скучные лекции Дамблдора о необходимости того и чрезвычайности этого; серьезно обсудить сложившуюся ситуацию с Грюмом и пококетничать с Люпином.

Последнее ей нравилось особенно сильно. Видя, как смущается Римус при разговоре с ней, как смотрит на нее исподтишка, Тонкс еще больше раззадоривала его. Она садилась ближе, клала голову ему на плечо, претворяясь, что устала и хочет немного вздремнуть. Ей было весело смотреть на его реакцию. Она чисто по-женски забавлялась. Предчувствие наступающей опасности обостряло желание жить и как можно больше успеть. Пусть даже она не была влюблена в Люпина, но ей очень льстило, что тот испытывал симпатию к ней.

— Сириус, а ты не знаешь, куда твоя племянница пропадает на выходных? — поинтересовался Римус в одно из летних воскресений.

— Нет, дружище, она не рассказывает мне. Мы, конечно, родственники, но не настолько близкие. Тем более, я слишком долго просидел в Азкабане, чтобы быть хранителем тайн Тонкс.

— Как ты думаешь, она просто издевается надо мной, или...?

— Лунатик, я не силен в женской психологии. Насколько я помню, в школе девчонки сами бегали за мной, и мне не приходилось разбираться, нравлюсь ли я кому-то или они пристают ко мне, чтобы поиздеваться. Так что не могу тебе ничем помочь. Хотя нет. Кое-что я тебе все-таки скажу: породниться с тобой через Тонкс было бы для меня большим удовольствием!

_________________

Интерлюдия 2. Все мы когда-нибудь... проигрываем

У Стена в душе смешанные чувства, когда он сидит на лавочке рядом с Люси Дантон. С одной стороны он рад, что наконец попал в сборную, с другой — не может сдержать страха и волнения. А что если у него не получится?

— Нервничаешь? — спрашивает Люси. У Стена хватает сил только на то, чтобы кивнуть.

— А вдруг мы проиграем... из-за меня? — набирается смелости новый ловец Гриффиндора.

— Все мы когда-нибудь проигрываем. Главное в этом деле — знать, когда перестать пытаться выиграть, а когда не сдаваться, несмотря ни на что и двигаться дальше.

— Легко тебе говорить, — встревает Ник Меден. — Твой пра-пра-пра... был лучшим вратарем своего столетия. У тебя квиддич в крови.

— А кто твой пра-пра...? — интересуется Стен, не столько из любопытства, сколько из желания отвлечься хоть ненадолго.

— Оливер Вуд, слышал про такого? — с усмешкой спрашивает Люси. У новичка округляются глаза.

— Тот самый Вуд? Легенда "Юнайтед"?!

— Ну да, — подтверждает девушка, будто они говорят не о человеке, который за всю свою двенадцатилетнюю карьеру в профессиональном спорте пропустил не больше тридцати мячей, а о рядовом продавце гамбургеров. — Кстати, про умение проигрывать, это он всегда так говорит... и почему-то становится очень грустным или вовсе уходит за раму. Его портрет висит у нас дома.

Она хочет сказать что-то еще, возможно, даже поведать древнюю семейную легенду, но тут, наконец, звучит свисток. У Стена все внутри сжимается от страха. Люси одобрительно пожимает его плечо, и они первыми выходят на поле.

Лето в этом году было душное, даже Охлаждающие чары выветривались необыкновенно быстро. Что уж говорить о магловских кафешках, где кондиционеры не справлялись, то и дело выходя из строя. Вуд не понимал любви Эллис к этим заведениям, но готов был терпеть ее причуды. Она до сих пор оставалась для него загадкой и оттого еще больше привлекала.

Первый месяц после знакомства в баре они почти не пересекались. А вот Брон был очарован загадочной особой. В раздевалке после тренировок разговоры велись только о ней. Какая она веселая, милая, как качнула ножкой, как подмигнула или пошутила... Охотник явно «положил глаз» на очередную жертву.

Эллис появлялась и исчезала незаметно, даже если все внимание окружающих было приковано к ней. И это было не волшебством, а свойством ее натуры. Она никогда не прощалась и уходила по-английски, оставляя после себя пряный запах корицы и земляники; могла пропасть на неделю, а потом, как ни в чем не бывало, «случайно» прогуливаться мимо тренировочной базы «Юнайтед». Вообще Эллис была самой необычной девушкой, которую Грегор когда-либо встречал. Она поддерживала любой разговор, была остроумна и не стеснительна.

— Соплюха еще, мелкая совсем, но уже с характером. Что ей ни скажи, на любой вопрос такой ответ найдет, что сам рот раскроешь, — говорил он. — А еще о маглах столько всего знает, диву даюсь! Говорит, что у них там, в Америке, быть грязнокровкой ничуть не стыдно, даже почетно. Будто ты какой-то особый. В правительстве почти все маглорожденные работают или полукровки, из-за «широты взглядов». Мы сегодня, кстати, идем в кино. Это такая магловская забава, типа длинной колдографии со звуком. На самом деле я не совсем понял, но Эллис сказала, что мне понравится.

— Здорово, — рассеяно кивнул Оливер. — Я бы тоже сходил, но...

Он хотел добавить что-то, но тут, как всегда неожиданно, за их столик присела сама Эллис и заявила, что не потерпит никаких возражений. Они пойдут втроем.

Фильм был про инопланетян и Вуд ничего не понял, кроме того, что у маглов очень развитая фантазия. После просмотра девушка пыталась ему что-то объяснить, но это оказалось пустой тратой времени.

— Какие вы скучные, — надулась Эллис. — Только и думаете, что о своем квиддиче.

— А что ты хотела от охотника со стажем и новичка, который грезит большим спортом? — рассмеялся Брон.

— Ничего особенного, — девушка пожала плечами. — Пойдемте лучше в бар. Там уже, наверное, все разошлись и можно будет сесть за мой любимый столик.

Вуд чувствовал себя лишним, но отказа от приглашения девушка не приняла. Грегор нахмурился. Кажется, он начал ревновать. Но уже после второй кружки пива бросил это глупое занятие и с увлечением демонстрировал свое умение гнуть вилки и ложки двумя пальцами. Работники бара, конечно, были не в восторге от его занятия, но звезде квиддича здесь позволялось все.

— Вуд, а какие девушки тебе нравятся? — вдруг спросила Эллис. Она вообще все делала «вдруг», без предупреждения и подготовки. Это иногда начинало раздражать.

— В смысле? — Оливер немного опешил от такого вопроса, никак не связанного с темой текущего разговора.

— С какими девушками ты встречался в школе и есть ли у тебя сейчас кто-нибудь?

— Да никого у него нет, — хохотнул Брон. — Он сейчас только и думает, что о предстоящем матче с «Пушками». Если Медлока не выпустят из больнички к четвергу, на поле придется выходить нашему сопляку. И от того, как он справится будет зависеть его дальнейшая карьера.

— Желаю удачи, — улыбнулась Эллис. — И все же, я жду ответа на свой вопрос.

— Ну... — Вуд пытался вспомнить девушек, с которыми встречался в Хогвартсе, но все они как-то расплывались и меркли. В памяти всплывало только одно лицо, да и то постоянно менялось до неузнаваемости. — Насчет внешности ничего не могу сказать. В школе я был влюблен в девушку-метаморфа, хотя у нас так ничего и не получилось. Я однажды пригласил ее на Рождественский бал, но она отказала...

— И твое сердце было разбито? — насмешливо-удрученно спросил Брон.

— Нет, я просто тут же пригласил другую. Я же был капитаном факультетской команды, поэтому недостатка в женском внимании не испытывал. А та девушка просто зацепила меня чем-то. Даже не знаю чем... И я подумал, что она еще пожалеет.

— И как, пожалела? — спросила Эллис.

— Не знаю, на балу ее не было, а летом она уже окончила Хогвартс.

— И вы больше никогда не встречались?

— Нет... Не знаю, к сожалению или к счастью. Я только знаю, что никто мне так не нравился, как она. Возможно, я даже до сих пор люблю ее.

Вуд сам не знал, почему его пробило на откровенность. Просто ностальгическое настроение способствует лирическим разговорам.

Эллис задумалась о чем-то, а потом как-то быстро засобиралась, вспомнив о каких— то важных делах. И впервые пропала на несколько недель.

После того дня Грегор ходил мрачнее тучи: дулся на Оливера. Но после того, как «Юнайтед» победили со счетом 350:10, вся его обида разом пропала. Вуд пропустил за всю игру только один мяч. И это стало фурором. Газетные заголовки запестрели его именем, а Кройтер торжественно предложил ему контракт на год, потому что Медлок после тяжелого сотрясения решил уйти из спорта. Оливер, конечно, согласился. И вечером парни всей командой отправились праздновать победу в свой любимый бар. В этот раз все дифирамбы доставались Вуду, и он с удовольствием купался в лучах славы.

— Знаешь что, дружище, — еле ворочая языком, проговорил Брон, — забирай ты ее себе!

— Кого? — не понял Оливер.

— Соплю эту малолетнюю, Эллис, — добавил Грегор, видя непонимание друга.

— С чего ты взял, что она нужна мне? — оскорбился вратарь. Было такое чувство, что девушку вручают ему словно приз за хорошую игру.

— Если честно, она давно о тебе спрашивала, но я все время говорил, что ты занят тренировками. Прости уж, но она действительно горячая штучка, увлекся я немного, не хотел отдавать... С кем не бывает. А после того разговора она, кажется, совсем обиделась.

Но оказалось, что Эллис просто ездила к родителям в Америку. Заодно и окончательно оформила документы о переводе в лондонский Аврорат.

«У вас интереснее работать», — говорила она.

И вот уже несколько месяцев они встречались. Загруженная работой Эллис редко выбиралась в город, а Вуд усилено тренировался перед очередным матчем. Но воскресенье неизменно оставалось их общим днем. Оливера не смущало то, что он до сих пор не знал фамилии девушки, никогда не задавал ей вопросов о семье и прошлом. Она однажды сказала, что не хотела бы об этом говорить и они просто закрыли тему.

Развлечения всегда придумывала Эллис. Кинотеатр, аквапарк, пикники в самых неожиданных местах, путешествия по разным городам и странам. И ее неизменный канареечно-желтый плащ. Вуд всегда знал, что разглядит ее в любой толпе благодаря этому яркому пятну.

— Я за свою жизнь не встречал ни одного человека так помешанного на цвете! — поражался ее пристрастию Вуд, отпивая ледяной «Спрайт» из высокого стакана. Прочка сидела на лужайке перед какой-то немецкой академией, претворяясь магловскими студентами.

— Была бы я метаморфом, то перекрасила бы еще и волосы... в фиолетовый, — хихикнула Эллис. Оливер чуть не поперхнулся от неожиданности.

— Что-то не так? — спросила она, хлопая Вуда по спине.

— Да нет, все нормально...

Почему он не сказал ей, что девушка, в которую он был влюблен в школе, просто обожала фиолетовые волосы? Но с этого момента Оливер начал присматриваться к Эллис получше и начал замечать что-то неуловимо знакомое. Наклоны головы, построение фраз, образ мыслей, иногда даже взгляд... Вуду начинало казаться, что он становился параноиком. Но до поры до времени утихомирил свою буйную фантазию и почти забыл об этом разговоре.

Год прошел в заботах и суете. Оливеру все время казалось, что он занят очень важным делом — своей карьерой, но упускал из вида что-то еще. Эллис не требовала от него ничего особенного. Они просто встречались, гуляли, снимали номера в гостиницах или ночевали под открытым небом. Пора юношеского максимализма «все и сразу» для них обоих была в прошлом, а взрослые отношения с ответственностью, семейностью и всей серьезностью еще не были необходимостью.

У Вуда, после его триумфального появления, конечно, появилось немало поклонниц. Со всеми ними Оливер старался быть вежливым, доброжелательным, но не больше. Как ему казалось, что Эллис не отличалась ревнивой натурой, но лишний раз проверять этого не хотелось. В общем-то, все было хорошо, даже несмотря на слухи о возрождении Темного Лорда.

Зимние сборы закончились раньше положенного срока. Умер Медлок, не справившийся с быстро развившейся опухолью мозга после своего падения, и команде дали возможность попрощаться со старым другом, а потом распустили на неделю по домам. На похоронах Вуд чувствовал себя неуютно. Многие смотрели на него не как на абстрактного человека, пришедшего почтить память усопшего, а как на человека, занявшего чужое место.

Настроение было отвратительным и очень хотелось поговорить с Эллис. Но Рождественские праздники она обещала провести у родителей, а адреса, чтобы написать или связаться по каминной сети, он не знал. Поэтому Оливер решил заглянуть в Косой переулок за подарком и потом отправиться в свой старый уютный родительский дом, чтобы провести там остаток неожиданных «каникул».

Бездумно шатаясь по лавочкам, магазинчикам и колдомаркетам, Вуд думал о чем-то своем и никак не мог отойти от траурной церемонии. Наверное поэтому он не сразу увидел яркое желтое пятно. А когда сообразил, чем это может быть, неистово завертел головой. Неужели Эллис тоже вернулась из Америки раньше? Было бы здорово наконец познакомить ее с родителями. В этот раз уж она точно не сможет найти причину, чтобы отказать. Но плащ пропал из вида. В том месте, где Вуд видел его в последний раз, было три магазинчика: «Все для домашних монстров: аквариумы, цепи, успокоительные зелья», «Оптикум» и «Сладкие мечты». Особой любви к домашним монстрам у Эллис никогда не наблюдалось, зрение у нее тоже всегда было хорошее, а вот сладости явно могли привлечь мечтательницу вроде его девушки. Но едва Оливер направился к магазину, как из него выпорхнула... Тонкс. Несмотря на ее любовь к преображениям, не узнать Нимфадору было невозможно. Фиолетовые волосы, яркая улыбка, быстрый звонкий говор. Но самым неожиданным для Вуда было не то, что он встретил тут свою первую школьную любовь, а то, что она была одета в канареечный плащ его собственной девушки. В том, что это именно он, не было никакого сомнения. На спине, в районе талии, должно было быть четыре черных пуговицы, но они с Эллис только неделю назад отрезали их, а взамен он сам наколдовал крупных божьих коровок, которые должны были охранять вещь от воров, задумавших залезть в карман плаща.

Оливер так и стоял на другой стороне улицы, открыв от удивления рот. А Тонкс, не заметив его, оживленно разговаривала с каким-то потрепанным волшебником, смутно знакомым Вуду. Они держались за руки и выглядели подозрительно романтично. Тонкс со смехом откусила голову шоколадной горгульи и дала попробовать своему спутнику. Он развернулся так, что Оливер смог увидеть лицо. Ремус Люпин немного изменился со дня их последней встречи. Одежда была такая же потертая и заплатанная, а вот в осанке и движениях чувствовались уверенность, спокойствие и... радость. Тонкс рассмеялась, отняв лакомство у Люпина, и начала прыгать вокруг него, как пятилетняя, а тот кружился, пытаясь поймать хулиганку. У Вуда не хватило сил смотреть на эту идиллию и, крутанувшись на каблуках, он трансгрессировал домой.

* * *

— И когда ты мне собиралась все рассказать? — Вуд задумчиво перебирал фиолетовые волосы, наслаждаясь запахом корицы и земляники. Девушка, лежавшая на его груди, тяжело вздохнула.

— Оливер, пойми, тогда, год назад, это все было игрой. Это было мое развлечение. Я путешествовала по городам, принимала разные обличия, прикидывалась туристкой. И вот однажды встретила тебя. Если честно, я даже не сразу поняла, что ты тот самый мальчишка, которого я сбила с метлы столько лет назад. Ты же помнишь, на шестом курсе я бросила квиддич и начала заниматься подготовкой к Аврорату. Я даже не помню как ты приглашал меня на бал. На тот сочельник у меня было назначено собеседование в Школе Авроров, голова была забита совсем другим. Прилежная ученица из меня никакая. Поэтому, чтобы исполнить свою мечту, мне пришлось преодолеть себя и немного поднапрячься в учебе. И я своего добилась. Меня приняли в школу, а потом и в Аврорат. Мне там нравится, я чувствую, что нахожусь на своем месте. Тем более в эти смутные времена. И потом... ты же первое время страстно был увлечен своей карьерой и не обращал на меня никакого внимания. Поэтому я решила, что ничего страшного не произойдет, если я закручу роман с Броном. Он довольно забавный. Это тоже была игра — я не могу по-другому. Каждый новый день для меня — это очередной раунд, сет, этап, тур. А потом... потом я как-то неожиданно влюбилась в тебя. А раскрывать карты было уже поздно. Я пыталась как-то намекнуть. Помнишь, летом, про волосы? Но ты не понял... или не воспринял всерьез.

— А Люпин? Это тоже игра?

— Не знаю. Он ко мне давно неравнодушен. Но у нас несерьезно, не волнуйся. Я просто... Римус очень хороший, не хочется его обижать.

Они еще много говорили тем вечером. И не только говорили. После бурной ссоры было очень приятно мириться.

_________________

Интерлюдия 3. Все мы когда-нибудь... стояли перед выбором.

Люси Дантон считает себя достаточно взрослой, чтобы принимать решения самой. В этом году она окончит Хогвартс и сможет играть в квиддич профессионально. Люси бредит полетами и высотой. Ее сердце замирает, чувствуя сладкое дуновение ветра и слыша гулкий рев стадиона. Но Томас Уизли видит ее маленькой девочкой, хрупкой и нуждающейся в защите.

— Я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности, — говорит он, гладя ее по голове. — Каждый раз, как ты садишься на метлу, у меня все внутри обрывается. Эти бладжеры... квоффлы... Мерлин упаси, один из них попадет тебе в голову.

— Но до сих пор я цела! Почему что-то должно случиться завтра или через год?

— Милая, ведь я люблю тебя и волнуюсь. И ты знаешь, что так будет лучше для нас обоих. Мы поженимся, уедем в Румынию, я буду продолжать династию Уизли-драконоводов, а ты займешься своими любимыми рунами. Ты ведь любишь руны? Там найдется много нерасшифрованных текстов для тебя, — он говорит с ней как с умалишенной. И это еще больше раздражает Люси. Волосы у нее резко укорачиваются, меняют цвет на кислотно-зеленый и топорщатся во все стороны жесткой щетиной.

— А твои драконы, можно подумать, самые безопасные существа на свете?! — кричит Люси так, что на нее уже оборачиваются сидящие в гостиной студенты. К ярким (в прямом смысле) эмоциям Дантон уже все привыкли, и к тому, что выражает их метаморф в основном через волосы, тоже. Но ссора между этим двумя влюбленными для всех в новинку.

— Это совсем другое, я же мужчина, — кажется, он еще больше все портит.

— Томас Персиваль Уизли, не думала, что ты шовинист!

— Я не хочу ставить тебя перед выбором, но, видно, придется, — наконец и Уизли выходит из себя. — Либо я, либо квиддич.

— Все мы когда-нибудь стояли перед выбором. И знаешь, я не буду задумываться, честное слово. Для меня и так уже все решено, — голос Люси становится мягким и вкрадчивым. Том мог бы вздохнуть спокойно, если бы не чувствовал какого-то подвоха. — Я выбираю спорт!

— Что нужно для счастья женщине? Даже такой необычной, как Тонкс, — лекторским тоном, расхаживая по комнате, назидательно говорила Молли.

— Что? — вяло поинтересовался Люпин.

— Что «что»? Дом, семья, дети...

— Ну какие дети, ты сама-то себя слышишь? При моем-то... анамнезе.

— Какие слова мы знаем, — миссис Уизли, вздохнув, села рядом. — Послушай себя. Мне иногда кажется, что ты настолько сросся с ролью бедного, несчастного, всеми обиженного и покинутого отщепенца, что уже не хочешь из нее вылезать. Очнись, Римус! Я понимаю, что ты довольно долго прожил в изоляции, в самовольном изгнании... Но сейчас оглянись вокруг. Здесь люди, которые тебя любят, уважают и не чураются твоего недостатка.

— И что мне, по-твоему, нужно сделать? — не то чтобы Люпин был не согласен с теорией Молли, но безразличие в его голосе сменилось раздраженной обиженностью.

— Сказать, что любишь ее, предложить руку и сердце, — со знанием дела и безапелляционно заявила мать огромного рыжеволосого семейства.

* * *

Если бы Тонкс слышала этот разговор, то отнюдь не стала бы благодарить сердобольную Молли за вмешательство в ситуацию. Потому что уже на следующий же день Люпин пригласил Дору в кафе «Тайм» и при полном параде сделал предложение. Ну и что ей оставалось делать?

— Что мне оставалось делать, Грюм? Я согласилась... Он смотрел на меня такими глазами...

— Какими «такими»? — Аластор, как обычно, придирался к самым незначительным деталям.

— Глазами побитой собаки. Как будто от моего ответа зависит вся его будущая жизнь! — Тонкс мерила шагами маленькую комнату отдыха авроров. Ее волосы то вспыхивали алым, то тоскливо опадали и, удлиняясь, становились серо-бурыми. Все это свидетельствовало о полном смятении чувств. — Если бы я была к нему совсем безразлична, то могла бы ответить что-нибудь другое. Но он мне дорог. Ах, Грюм, он все испортил своим: «Я люблю тебя, Тонкс!»

— And then I go and spoil it all by saying something stupid like "I love you"*, — басомпропелкакую-томелодиюГрозный Глаз.

— Мне не до песен, Аластор. Что теперь делать? — Тонкс, казалось, готова была расплакаться от безвыходности положения.

— Послушай, девочка, я скажу тебе то, что ты и так знаешь. Сама заварила эту кашу с играми в любовь: прекрасно ведь знала, что Люпин — человек ранимый, несмотря на свои, кхм... полнолунные прогулки. Если сейчас ты изменишь свое решение, он примет это все на счет своего недостатка, не слушая, какие доводы обратного ты готова ему привести. Он замкнется в себе и вам обоим будет от этого только хуже. Нужно было сразу объяснить ситуацию, а не давать ложных надежд.

Грюм замолчал, ожидая ответа от Тонкс, но та, понурив голову, сидела на диване и подозрительно шмыгала носом.

— Неужели тебе он так противен, что ты ни в какую не хочешь за него замуж?

— Не в этом дело, — замялась девушка, поднимая васильковые глаза на наставника. — Я другого люблю.

— Ах, вон оно что, — Аластор сочувственно вздохнул. — Знаешь, тут я тебе не советчик. Теперь уж тебе самой решать, чьи чувства ставить превыше — свои или Люпина. Но помни великую фразу: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Маглы тоже бывают мудры, и Де Сент-Экзюпери лишнее тому доказательство.

* * *

Этот день Тонкс запомнила на всю оставшуюся жизнь. Несмотря на давно вступившую в свои права осень, солнце с завидным постоянством светило с лазоревого неба. Природе было совершенно плевать на людские суетные дела, на их проблемы и беды. После смерти Сириуса этой весной Люпин стал совсем плох, и у Тонкс просто не оставалось выбора. Она всегда любила его как хорошего друга, принимала ухаживания и даже согласилась выйти замуж. Но до недавнего времени думала, что еще сможет все это как-то исправить. Но день свадьбы неумолимо приближался, а оптимального выхода из сложившейся ситуации не находилось. В конце концов, Тонкс решилась на разговор с Вудом. Он уже давно замечал изменения в любимой, но списывал все на тяжелую работу и сложность мировой обстановки. За последнее время безбашенная, яркая и своенравная девчонка превратилась в серьезную женщину, понимающую слишком много, чтобы ставить свои интересы выше чьих-то чужих. Смерть дяди что-то перевернула в ней, перечеркнув всю прошлую жизнь.

Оливер хорошо помнил, как весной она аппарировала в его съемную квартиру в Лондоне и безостановочно рыдала часа два, не объясняя ничего.

После того вечера Вуд очень редко видел ее улыбку... Да что и говорить, с того вечера он вообще редко видел Тонкс. А сегодня она сама назначила свидание в их любимом баре.

— Ты сегодня какая-то нервная, — Оливер отхлебнул кофе из крошечной чашки и попытался поймать взгляд подруги.

— Нервная, — коротко подтвердила Тонкс и снова отвела взгляд.

— Не хочешь развивать эту тему? — после долгого молчания спросил Вуд. Предчувствие чего-то ужасного не отпускало его с самого утра.

— Не хочу, но придется, — она запнулась. — Нам нужно расстаться.

Вот оно. Странно, но Оливеру даже полегчало. Томительное ожидание было гораздо хуже этого удара под дых, от которого он чуть со стула не упал.

— Но... ты же говорила, что любишь меня, и...

— Я люблю тебя, но так складываются обстоятельства. Уезжай из страны, найди место в другой команде. Тебя ведь с руками оторвут везде, где хоть немного способны думать и платить. Скоро здесь начнется такое, что тебе вовсе необязательно видеть.

— Что начнется, Тон... Эллис? — предостерегающе грозный взгляд предупредил Оливера, и он поспешно исправился. С Вудом на людях Тонкс по-прежнему появлялась в образе черноволосой американки. В последнее время это начало нервировать «лучшего вратаря «Юнайтед» за последнее столетие», но у нее находились отговорки и веские причины, по которым «так будет лучше».

— Война, Оливер. Жестокая война без правил и шуточных дуэлей. Это все очень серьезно. Я не хочу, чтоб ты погиб.

— Элли, ты слишком плохо меня знаешь? Я не собираюсь сбегать от опасности, я стану плечом к плечу с тобой и Гарри, с Фредом и Джорджем...

— Я слишком хорошо знаю тебя, Оливер Мартин Вуд, поэтому и прошу — ради меня не лезь в это.

— Тогда поехали вдвоем. Раз ты меня знаешь, то должна понимать, что свою любимую женщину я не брошу в этом аду одну.

— Я не одна, — Тонкс несколько секунд собиралась с мыслями, чтобы сообщить то, зачем позвала Вуда. — Я выхожу замуж. Завтра.

Оливеру показалось, что на него направлена палочка, подкрепленная мощным Круциатусом. Говорить, спрашивать, протестовать? Он будто впал в ступор и не мог пошевелиться, не то что говорить. Молчание затянулось до того момента, когда уже обоим стало неловко. Говорят, что у каждого человека есть психологический порог молчания. Тот, кто прерывает молчание первым, у того этот порог более низкий, чем у другого.

— Не молчи, — не выдержала Тонкс. — Ну, прости, прости меня. Я не могу по-другому. Так должно быть... так нужно.

— Кому? — с трудом прорываясь сквозь пелену перед глазами, произнес

Оливер.

— В смысле? — не поняла Тонкс.

— Кому это нужно? Тебе?

— Сейчас не время думать о личной выгоде. Идет война. Настоящая. Смерть спит с нами в одной кровати, ходит с нами по одним дорогам...

— Хватит патетики, — Вуд стукнул кулаком по столу, и в их сторону тут же обернулась дюжина посетителей бара. — Кому нужно, чтобы ты вышла замуж? Дамблдору? Сириусу? Тому-Кого-Нельзя-Называть? По-моему, никому из этих чертей не нужна твоя свадьба. Первого ты едва ли видела со дня окончания Хогвартса, второй вряд ли озабочен твоей судьбой на том свете, а третий гоняется за Поттером...

Тут Вуда словно молнией поразило. Но Тонкс, поняв его догадку, энергично замотала головой.

— Нет, Оливер, нет... Я выхожу замуж за Люпина, а не за Гарри...

— За Люпина, значит, — голос дрогнул, и все попытки успокоиться полетели к моргановым кошкам под хвост. — Вот кому нужна эта свадьба...

Вуд запомнил этот день на всю оставшуюся жизнь. Солнце разбивалось о затемненные окна бара, а его жизнь разбивалась о прощальную фразу Тонкс: "Прости. Я люблю тебя, но так нужно. Поверь".

* * *

— Что ты тут делаешь? Я же предупреждала!

— Тонкс... Я не мог остаться в стороне...

— Лучше молчи. Ты же обещал, что уедешь!

— Ничего такого я тебе не обещал. Я люблю тебя и никогда не оставлю.

— Ты забыл, Вуд? Я замужем, у меня ребенок...

— Но от этого я не стал любить тебя меньше. Я не желаю Люпину зла, но пойми, он отнял у меня тебя, эти два года жизни с тобой. У меня нет права его ненавидеть, особенно если ты с ним счастлива. Но я все еще надеюсь, что когда это все кончится...

— Перестань, перестань, я и так каждый вечер засыпаю с мыслью о том, правильный ли выбор сделала. А теперь ты еще и бередишь раны перед решающим сражением.

— Тогда забирай сына и уедем отсюда.

— Оливер...

— Тонкс? — Люпин, наконец, не выдержал и вышел из-за колонны.

— Римус, иди, помоги Молли. Я поговорю с Вудом и найду тебя.

Он впервые за время знакомства с Дорой видел ее такой раздраженной и несчастной одновременно. С того самого дня в "Таймс" Люпин влюбился в яркую и непосредственную девчонку, обожавшую шоколад, пахнувшую корицей и земляникой. Он до сих пор любил ее и любил их сына. Но после свадьбы Тонкс сильно изменилась. До сегодняшнего дня Римус списывал все на тяжелые будни Орденцев, страх перед наступающей опасностью и беспокойством за близких. Однако кусочек разговора, случайно подслушанный оборотнем, повернул правду другой стороной.

— Может, ты объяснишь мне, что между вами происходит? Почему...

— Люпин! Сейчас не время... давай я тебе потом все объясню.

— Я люблю вашу жену, сэр, — от нависшей опасности у Вуда окончательно снесло крышу.

— Оливер! — волосы Тонкс вспыхнули красным, чего давно уже не случалось. — Позволь мне самой разобраться. И вообще, иди-ка ты... Куда нужно было отправиться Вуду, по мнению Тонкс, Люпин не услышал, первое заклинание оглушительно разорвало защиту над Хогвартсом.

* А потом я пошел и все испортил, сказав что-то очень глупое: "Я люблю тебя" (вольный перевод строки из песни Фрэнка Синатры «Somethin' Stupid») _________________

Интерлюдия 4. Все мы когда-нибудь... любили.

Люси плачет, уткнувшись в подушку. Боль первого разочарования так сильна, что кажется — еще немного и сердце разорвется.

— Что случилось? — мягкий голос отрывает ее от самозабвенного рыдания.

— У меня жизнь рушится из-за любви, — всхлипывает Люси, отвечая своему давно почившему предку, смотрящему на нее с портрета.

— Все мы когда-нибудь любили. Это прекрасное чувство. Почему из-за него рушится твоя жизнь?

— Он не хочет, чтобы я играла в квиддич, а ведь квиддич я тоже люблю, — почти кричит она, не понимая, как можно быть таким глупым в таком почтенном возрасте. — Мы поссорились из-за этого. А теперь он даже не написал мне ни одного письма!

— Не прошло еще и месяца, как ты приехала из школы. Почему бы тебе самой ему не написать?

— Я не хочу писать первой.

— Значит, любишь не так сильно, как хочешь это показать.

— Все-то вы знаете, мистер Вуд! — возмущается Люси. От злости слезы сразу же высыхают на ее щеках.

— Ну не все, конечно, — лукаво улыбается Оливер Мартин Вуд, присаживаясь в свое нарисованное кресло. — Но я не зря прожил жизнь и многое могу рассказать.

Люси удивлена. Пра-пра-пра-дед не отличается болтливостью. Но, видно, сегодня он готов поговорить с ней по душам.

— Что, например?

— Например, о том, как свою любимую женщину я ждал почти пять лет, даже не зная, жива ли она вообще.

— И что, дождались?

Вместо ответа портрет Оливера Вуда просит принести из библиотеки старую книжку магловских сказок. Люси с детства помнит этот потрепанный зеленый корешок и почти выцветшие подписи на форзаце. Здесь есть и первый автограф ее легендарного предка.

— Ты знаешь, что это за книга? — спрашивает портрет.

— Да, это книга пра-пра-пра-бабушки Эллис, она не расставалась с ней до самой смерти, — неуверенно произносит Люси.

— С этой книжки и началась наша длинная история любви. Садись поудобнее, детка, сейчас я тебе все расскажу. Той зимой было очень-очень холодно, и тренироваться в такую погоду было практически невозможно...