Двое на Эбби-Роуд (гет)

После войны Гарри стал наслаждаться простыми вещами. Совершенно обычными, вроде летнего дождя, первого снега, крепкого чая, тёплого свитера. Каждый день он просыпался и думал: «Ещё один день, здорово! Я выжил!» А потом вспоминал о тех, кто не выжил, и огорчался. Не начинал ненавидеть жизнь, не впадал в отчаяние — огорчался. Но всякий раз находил в себе силы двигаться дальше, день за днём.

После стольких лет несправедливостей, опасностей, подвигов и свершений на пределе человеческих сил Гарри казалось, что теперь всё будет простым и ясным. Не обязательно лёгким. Не всегда радостным. Но — непременно простым. Вроде необходимости чистить зубы по утрам, носить волшебную палочку в кожаном чехле и самому распоряжаться собственной жизнью.

Впрочем, Гарри не слишком удивился, когда на деле всё оказалось совсем не так.

1.

Идея поселиться на Эбби-Роуд принадлежала Гермионе, и Гарри не спорил. После войны он перестал спорить даже с теми, кого считал раньше своими непримиримыми врагами, что уж говорить о самом близком друге. Эбби-Роуд так Эбби-Роуд, отличная улица, если бы не толпы туристов. Впрочем, на их фоне можно было выглядеть как угодно странно, даже ходить в мантиях и с палочками наперевес. Правда, вот этого Гарри и Гермиона как раз не делали. Идея заключалась в том, чтобы уйти из магического мира, а вовсе не в том, чтобы заделаться фриками в мире магглов.

Они арендовали чудную двухэтажную квартиру: приёмная для посетителей, небольшой холл и гостиная на первом этаже, две спальни — каждая с собственной ванной, — кабинет, заставленный шкафами для книг, и вполне просторная кухня на втором. Мебель в викторианском стиле и витая лестница с перилами из тёмного дерева, сверкание хрома и меди на кухне, приходящая горничная по пятницам и понедельникам — всё это стоило кучу денег, но денег у них как раз было навалом.

В гостиной имелся камин, вполне пригодный для подключения к каминной сети, — они вовсе не собирались рвать все связи с волшебным миром, и меньше всего на свете Гарри хотел, чтобы Гермиона чувствовала себя оторванной от привычной среды.

— Смотри, сколько места для книг! — сказал он с преувеличенным энтузиазмом, когда впервые увидел пузатые книжные шкафы высотой от пола до потолка. — Спорим, тебе потребуется лет десять, чтобы все их заполнить?

— Если я вообще захочу их заполнять, — сказала Гермиона после долгого молчания, и Гарри не нашёлся, что ответить. К тому моменту все доводы были уже исчерпаны. И переезд в маггловский Лондон был самой последней попыткой помочь. Даже не так — это было тем единственным, что мог Гарри Поттер сделать для Гермионы Грейнджер, чтобы... Да просто — единственным.

Вначале Гарри хотел купить машину, но Гермиону вполне устраивало метро, а сам он внезапно воспылал любовью к лондонским такси, так что они ограничились двумя классными велосипедами и устраивали по выходным большие велозабеги по Риджентс-парку. По утрам они надевали кроссовки одной фирмы и пробегали несколько миль, каждый со своей музыкой в ушах. Вернувшись, вместе готовили завтрак и кормили Косолапсуса, вполне довольного своим новым жильём. По вторникам и четвергам ходили в ближайший фитнес-клуб — Гермиона на йогу и в бассейн, а Гарри в тренажёрный зал и потом — в сауну. Вечерами шли в какой-нибудь индийский ресторан или в маленький кинозал — смотреть ретроспективы любимых Гермионой итальянских неореалистов и экранизации шекспировских пьес. Гарри обычно засыпал на пятнадцатой минуте, но всегда успевал открыть глаза секунд за сорок до финальных титров, и Гермиона ни разу не возмущалась его поведением.

Вот это Гарри и беспокоило сильнее всего. Изменения, затрагивающие саму суть девушки, по-прежнему носящей имя Гермионы Грейнджер, и в которой от прежней Гермионы только одно это имя и оставалось. Ну, и копна кудрявых каштановых волос, разумеется. Мысль о том, что в любой ситуации есть вещи, которые никогда не меняются, служила Гарри слабым утешением, когда он думал обо всём случившемся.

Уйти к магглам предложил Гарри. Гермиона — после того как две недели умоляла его не идти ради неё на такие жертвы и вообще оставить в покое — придумала, как они будут зарабатывать.

— Нам разве надо зарабатывать? — удивился Гарри. — С министерской премией и моим наследством мы можем арендовать целый этаж в каком-нибудь «Карлтоне» на пару ближайших лет, а когда нам надоест гулять по набережной Круазетт и глазеть на кинозвёзд, мы всегда можем взять рюкзаки и уйти покорять вершины тибетских гор. Пешком.

Одним из способов поттеровской реабилитации после войны было чтение маггловских туристических проспектов. Он провёл за этим занятием почти месяц, и теперь знал о мире за пределами острова ровно столько, чтобы ему уже никуда не хотелось ехать.

— А после Тибета, отощавшие и полные блох, которых мы обязательно подцепим от горных яков, мы отправимся куда-нибудь в Нью-Йорк, тусить на ночных дискотеках на крышах небоскрёбов. Будем пить коктейли, прожигать жизнь и ни о чём не думать, а потом...

— Я отдала свою премию в фонд исследований проблем сквибов, — оборвала Гермиона поток того бреда, который нёс Гарри в тщетной попытке поднять ей настроение. — А на наследство мне рассчитывать не приходится, сам знаешь. Так что мне в любом случае придётся работать, и тебе я советую делать то же самое.

Она запнулась на секунду, и Гарри даже подался вперёд в ожидании её обычной тирады на тему пользы упорного труда и опасностей, подстерегающих молодых богатых бездельников в этом бушующем мире, но Гермиона обманула его ожидания.

— Впрочем, делай, как знаешь, — махнула она рукой, и Гарри поспешил сообщить, что сделает, как она скажет. Потому что сам не может придумать ничего. Просто ничегошеньки.

Гермиона не поверила ни единому его слову, но была рада тому, что он так сказал. Её лицо просто осветилось этой радостью, и на несколько секунд она стала похожа на прежнюю Гермиону Грейнджер в минуты принятия жизненно важных решений или обсуждения планов подготовки к экзаменам.

Гермиона придумала им чудесное занятие, и Гарри пришёл к выводу, что ничего лучшего он сам бы не изобрёл никогда.

Уже через месяц они вдвоём стояли на тротуаре Эбби-Роуд, наблюдая за тем, как двое молодых турков в оранжевых комбинезонах закрепляют над входной дверью неброскую, но стильную вывеску «Детективное агентство «Лунный свет». Гермиона призналась, что это был её любимый сериал в детстве, и Гарри не видел причин, почему бы их предприятию не называться так же, как вымышленному детективному бюро из какого-то тв-шоу.

На себя он взял заботу о лицензиях детективов, оформлении прав на ношение оружия и прочих формальностях. В другое время все бюрократические хлопоты он с удовольствием отдал бы на откуп Гермионе, но о том времени, пожалуй, можно было забыть навсегда.

— Как ты провернул это, Гарри? — только и спросила она его, разглядывая собственную фотографию в новеньком удостоверении.

— Ну, — пожал плечами Гарри. — Иногда магия творит настоящие чудеса, ты же знаешь. Но никакого нарушения Статута о Секретности, не волнуйся.

Он снова ждал от неё возмущения, тирады о собственном легкомыслии, может быть, даже разговора на повышенных тонах, но Гермиона не повысила голос, только заявила решительно, взвешивая на ладони браунинг:

— Стрелять мы должны научиться по-настоящему.

Гарри нисколько не возражал, надеясь при этом, что ему никогда не придётся применять огнестрельное оружие в деле.

2.

В общем, так оно и вышло. Работать детективами оказалось одно удовольствие. Ну, почти одно удовольствие, если не брать во внимание разнообразных психов, которые повадились заглядывать к ним трижды в неделю с рассказами о летающих тарелках, похитивших последнего бойфренда, агентах русской разведки, живущих в соседней квартире, и телеведущих, зомбирующих зрителей во время трансляций вечернего юмористического шоу прямо через экраны их плазменных телевизоров.

Всё остальное было просто — как Гарри и мечталось.

С самого начала они объявили, что специализируются на розыске пропавших людей и не берутся копаться в грязном белье вроде слежки за неверными супругами и сбора компромата на политиков и предпринимателей. Это даже не обсуждалось. А вот искать сбежавших из дому, бросивших семью, потерявших память и попавших в беду — такое было им обоим по сердцу, и главное, что вполне удавалось. Не сто процентов из ста, но, как минимум, девяносто.

Они просили принести им фотографию пропавшего, сделанную в последнее время, и что-то из его личных вещей. Это никогда не вызывало лишних вопросов. Гермиона умела быть ужасно убедительной и красиво строила фразы, употребляя множество слов, значение из которых не всегда оказывалось понятным Гарри. Но люди, которые заходили в их приёмную и устраивались на коричневом диване, пока Гарри и Гермиона сидели в креслах напротив, с блокнотами и диктофонами в руках, как правило, были испуганными, растерянными, разъярёнными или отчаявшимися. А иногда всё это вместе. С ними надо было вести беседы, их следовало обнадёживать, задавать вопросы и внимательно слушать всё, что они говорят. Гарри почти не вмешивался, оставляя разговоры Гермионе — она хорошо с этим справлялась.

Очередь Гарри наступала, когда за клиентами закрывалась дверь. Он раскладывал на столе фотографию и то, что принадлежало пропавшему — шарф, кроссовок, очки для чтения, молескин или мягкую игрушку. Если речь шла о детях, часто приносили мягкие игрушки. Гарри окидывал всё лежащее внимательным взглядом и доставал волшебную палочку. Вспыхивали разноцветные линии заклинаний, сплетаясь в тонкий узор над поверхностью стола. Поисковые чары, заклятия, определяющие, жив ли объект, диагностика физического состояния и, наконец, заклинание маятника над подробными картами Лондона, Великобритании или Европы.

Карты раскладывала Гермиона. Она же занималась потом наведением справок и выяснением точного месторасположения объекта с помощью маггловских средств связи. Она бронировала билеты в пункт назначения и заказывала два соседних номера в гостинице.

— Почему всегда ты этим занимаешься? — спрашивал Гарри вначале.

— Это называется разделением труда, — отвечала она. — На тебе самое главное — магия, на мне — всё остальное.

Гарри казалось, что «всего остального» набирается намного больше, чем собственно магических действий, но вид Гермионы, занятой активной деятельностью, успокаивал его почти так же, как её голос, ровно произносящий слово «магия».

Успокаивал, но не обманывал.

3.

Очень долго они все считали, что надежда есть. Да, были перепробованы десятки самых разных способов, и один за другим отвергнуты по причине полной бесполезности, но всегда в запасе оставался еще какой-нибудь способ, ещё и ещё.

А потом вдруг выяснилось, что способов больше нет. И Гермиона сломалась. Она хорошо держалась, была любезной и разумной, не избегала общества и даже появлялась на министерских мероприятиях. Но Гарри видел, что она сломалась, и удивлялся тому, что этого не видел больше никто. Даже Рон.

Гермиона перестала искать новые решения, сдалась и сделала вид, что примирилась с существующим положением вещей. Гарри старался проводить с ней как можно больше времени, просто для страховки. Ему казалось, что в случае кризиса и срыва от него будет больше толку, чем от кого-то другого. Хотя, если честно, он довольно смутно представлял себе, что он будет делать, случись у Гермионы кризис и срыв.

Когда это произошло на самом деле, он действительно оказался рядом. Просто он искренне полагал, что самое правильное для него место — рядом с Гермионой Грейнджер, и совершенно неважно, в каком качестве.

Именно этот вопрос задала ему Рита Скиттер на приёме в честь третьей годовщины победы.

— Мистер Поттер, вас всё чаще видят в обществе мисс Грейнджер! Как вы это прокомментируете? — спросила Рита своим высоким голосом, моментально притягивая к себе внимание окружающих.

— Не думаю, что здесь нужны какие-то комментарии, — натужно улыбнулся Гарри. — Мы с Гермионой близкие друзья, и разве в магической Британии есть хоть кто-то, кто этого не знает?

По залу прокатился смех, Гермиона, стоящая по левую руку Гарри, прищурилась и крепко сжала губы, а Рон, стоящий по его правую руку, побледнел и отвернулся.

— Конечно же, все мы знаем о вашем славном боевом прошлом! — с энтузиазмом продолжила Рита. — Но читателей «Ежедневного Пророка» интересует ваше настоящее. Правда ли, что вы расстались со своей невестой, мисс Джинни Уизли, из-за слишком тесной дружбы с мисс Гермионой Грейнджер?

Гарри перестал улыбаться, и взгляд его сделался жёстким.

— Причины, по которым я расстался с мисс Уизли, касаются только нас двоих, и мисс Грейнджер не имеет к этому никакого отношения. А сейчас я должен вас покинуть.

Рита уцепилась за локоть Гарри, а другой рукой чуть приобняла Гермиону. Прыткопишущее перо с бешеной скоростью порхало в воздухе над длинным и уже наполовину исписанным пергаментным свитком.

— Но, мистер Поттер, мисс Грейнджер, у читателей «Пророка» к вам столько вопросов!

— В другой раз! — рявкнул Гарри, не заботясь о впечатлении, которое он производит на волшебников, внимательно наблюдающих за происходящим, а думая только о том, как поскорее вывести отсюда Гермиону.

Ему таки удалось выпутаться из цепких лапок Риты Скиттер, и он сжал гермионину руку, и потащил её за собой к выходу из зала, на ходу отметив, что Рон исчез куда-то и не пришёл к ним на помощь. Гости расступались перед Поттером и Грейнджер, они рассекали людскую толпу словно крейсеры — водную гладь, а за ними вприпрыжку бежала Рита, на ходу выкрикивая им в спины:

— Вы не хотите развеять слухи, которые ходят вокруг вас двоих? Есть ли новости о вашем состоянии, мисс Грейнджер? Гарри, вы теперь её опекун в магическом мире? Гермиона, правда ли, что вы больше не предпринимаете никаких попыток? Неужели вы хотите оставить наших читателей без ответов?!

Больше всего Гарри хотелось развернуться и приложить Риту Ступефаем на виду у трёх сотен волшебников и ведьм, разряженных в свои лучшие мантии. Краем глаза он уже видел фигуры Шеклболта, МакГонагалл и Билла Уизли, идущих к ним с разных сторон, но распахнутые двери были гораздо ближе, и Гарри уже почти дотащил до них Гермиону, как вдруг она замедлила ход, остановилась и повернулась к Рите лицом, не вынимая своей ладони из поттеровской руки и вынуждая того повернуться вместе с ней.

Рита едва не врезалась в них на полном ходу, и здесь, возле главного выхода, они представляли собой такое прекрасное и отовсюду видное зрелище, что Гарри едва не застонал от досады, заметив в первых рядах зрителей всю троицу Малфоев и семейство Забини рядом с ними.

— Спасибо, Гарри, но дальше я сама, — шепнула Гермиона и высвободила свою руку, делая шаг вперёд, так, что Рита вынуждена была отступить.

— Миона, нет! — яростно воскликнул Гарри, но Гермиона пожала плечами.

— Почему нет? Рано или поздно это должно было случиться.

— Задавайте свои вопросы, мисс Скиттер, — звонко сказала Гермиона. — Уверена, читателям вашей газеты не терпится получить ответы из первых уст.

Зал притих, как всегда бывает перед катастрофой. Гарри на секунду прикрыл глаза, пытаясь справиться со злостью на подругу, но одновременно испытывая и огромную гордость за неё. Она права — рано или поздно это должно было случиться, так почему не сейчас, тролль их всех раздери? Вот только где Рон, когда он так нужен, где Рон, раздери тролль и его тоже?!

— Я хочу сказать несколько слов вашим читателям, Рита, и всей магической общественности тоже. Пора прекратить все эти нелепые слухи. Пора подтвердить их или опровергнуть, верно? Вы задали мне столько вопросов в спину, даже не знаю, какой из них выбрать, с какого начать...

Гермиона сделала вид, что задумалась, Рита жадно подалась вперёд, чтобы не пропустить ни единого слова, а Гарри чуть переместился так, чтобы оказаться от Гермионы на расстоянии вытянутой руки и видеть её лицо.

«Милая, — думал Гарри, — милая, просто скажи им это. Если ты считаешь, что пришла пора сказать. Покончим с этим и пойдём жить дальше».

— Я буду краткой и сделаю официальное заявление, — голос у Гермионы почти не дрожал, и сердце у Гарри разрывалось от нежности и невозможности её защитить. — Гермиона Грейнджер, которую все вы знаете как магглорождённую ведьму и участницу войны против Волдеморта, то есть я... Я — сквиб. Полностью лишена магии.

По залу пронёсся гул охов и ахов, Рита замерла с открытым ртом и даже Прыткопишущее перо на секунду зависло над пергаментом. Гарри обвёл взглядом гостей, готовый кинуться на первый же смешок, отреагировать на любое оскорбительное замечание, и встретился глазами с Драко Малфоем. Малфой смотрел на Гермиону с болью и сочувствием, и почему-то это успокоило Гарри.

— Я стала сквибом в результате неправильно проведённого обряда, — продолжала между тем Гермиона. — Может быть, кто-то из вас знает, что во время войны я стёрла память своим родителям-магглам, чтобы защитить их от Волдеморта, и отправила их в Австралию. А после победы попыталась вернуть им память, но не преуспела в этом. И утратила свои... свою способность колдовать. Абсолютно.

Гермиона криво усмехнулась, и Гарри подался к ней, чтобы поддержать и подставить плечо. Но Гермиона справилась с собой и отвела протянутую руку Гарри. Почему-то она решила, что это испытание должна пройти в одиночку.

— Не буду утомлять вас подробностями, вы вполне можете их придумать позже, Рита. Только не пишите, прошу вас, что Гермиона Грейнджер расплакалась, говоря о том, как ей сложно жить без магии. Жить, зная, что своими руками вычеркнул себя из мира своих родителей, и это необратимый процесс, куда тяжелее.

Здесь Гермиона покривила душой, Гарри это было хорошо известно. Случившееся с родителями она переживала очень болезненно, но потеря магии была для неё равносильна потере смысла существования.

— Мы с Гарри Поттером и моими друзьями перепробовали все возможные способы, включая секретные разработки Отдела Тайн, за что отдельное спасибо нашему министру, — продолжала Гермиона. — Мы обращались за советом к портретам Альбуса Дамблдора и Северуса Снейпа, но никто не смог помочь мне ни с одной из проблем. Мои мама и папа счастливо живут в Сиднее, даже не подозревая о том, что у них была дочь, а их дочь не в состоянии справиться с простейшим заклинанием, хотя теоретические знания по-прежнему находятся здесь.

Гермиона слегка дотронулась до своей причёски, и гости выдохнули с облегчением, раздались смешки, возгласы, которые быстро сменились аплодисментами, и вот уже весь зал аплодировал мужеству бывшей блестящей ведьмы Гермионы Грейнджер, которая только что публично призналась в своей полной магической беспомощности.

Гарри сглотнул комок, чувствуя, как глаза за стёклами очков наполняются слезами.

— А вот теперь, — звенящим шёпотом сказала Гермиона,— вот теперь, Гарри, немедленно уведи

меня отсюда.

— Как скажешь, Миона, — согласился Гарри, сжимая её дрожащую ладошку в своей руке. — Как скажешь.

Они аппарировали в тот момент, когда аплодисменты уже перерастали в овации, а вспышки колдокамер слились в одно слепящее пятно. Последнее, что Гарри слышал, был торжествующий вопль Риты Скиттер, обращённый к своим менее удачливым коллегам, только сейчас протолкавшимся сквозь толпу:

— Права на эксклюзивное интервью у «ЕжедневногоПророка»! Только в нашей газете!

В ту ночь Гермиона впервые за все три года позволила себе напиться, а Гарри, напротив, не брал в рот ни капли. И он был совершенно трезв, когда наутро предложил Гермионе уйти вместе с ним из волшебного мира.

4.

Хэмпфри Хоупа искала мать — сухощавая леди с тонкими губами и бриллиантами в ушах стоимостью в половину годового бюджета какой-нибудь страны третьего мира.

— Мой сын — бабник, тунеядец и наркоман со стажем, — с горестным вздохом произнесла миссис Хоуп. — Но это мой единственный сын, и я пойду на любые расходы, чтобы найти его, вернуть домой и поместить в частную клинику.

Гермиона заверила клиентку, что они сделают всё возможное и невозможное.

— У вашего агентства идиотское название, но отличная репутация, — сурово сказала им на прощание леди Хоуп. — Хотя вы оба ещё очень молоды и работаете совсем недавно.

— Мы рвём подмётки на ходу, — ухмыльнулся Гарри. Бриллианты в ушах миссис Хоуп его раздражали.

Леди поджала губы и удалилась, покачивая годовыми бюджетами и цокая каблуками.

— Гарри, ты мог быть повежливее! — сказала Гермиона, закрыв за ней дверь.

В ответ Гарри пожал плечами и пошёл на кухню.

— У нас есть шоколадное молоко? — спросил он Гермиону, даже не оборачиваясь, чтобы проверить, идёт ли она следом за ним по лестнице. Гарри не хотелось искать наркомана и тунеядца и вообще у него было мало желания работать в этот дождливый вторник. Впрочем, не было никаких гарантий, что в дождливую среду или пятницу его желание работать возросло бы.

Каким-то невероятным образом Гермиона опередила Гарри на его пути к холодильнику, открыла дверцу и достала пакет с шоколадным молоком.

— Спасибо, — сказал Гарри, принимая пакет. — Но тебе необязательно было делать это.

— Мне не сложно, — сказала Гермиона с вызовом, и Гарри враз расхотелось молока. Он ненавидел, когда она делала это — начинала угадывать его желания, пыталась услужить ему, окружала чрезмерной заботой. На самом деле всё это означало, что Гермиона страдает от очередного приступа ненависти к себе и ощущает себя бесполезной.

— Ты опять? — спросил Гарри, морщась. — Это просто дождь, плохая погода, завтра выглянет солнце, мы с тобой сходим прогуляться по Сент Джонс Вуд Хай Стрит, и жизнь снова покажется...

— Если ты сейчас произнесёшь слово «прекрасной», Гарри Джеймс Поттер, я запущу тебе в голову тостером, — перебила Гермиона.

Гарри улыбнулся и отпил глоток холодного молока. Гермиона, которая злилась на него, нравилась ему куда больше Гермионы, которая злилась на саму себя.

— На самом деле я собирался сказать «сносной», — признался он, и Гермиона слабо улыбнулась.

— Давай работать, Гарри, — сказала она, и Гарри понял, что больше отлынивать ему не хочется.

Они всегда работали в кабинете. Большинство шкафов все ещё оставались пустыми, но понемногу полки заполнялись магическими и маггловскими книгами. Картам был отведен отдельный шкаф, а массивный стол морёного дуба был идеально приспособлен под размеры даже самых огромных, самых подробных карт. Особенно, если наложить на него легонькие чары увеличения.

Хэмпфри Хоуп оказался жив, но маятник упорно не видел его ни на британской территории, ни за пределами страны.

— Что за чёрт, — Гарри опустил палочку. — Похоже, в поисках вечного кайфа наш наркоман забрался далековато от дома.

— Миона, у нас есть карта мира? — спросил он в тот момент, когда Гермиона уже расстилала перед ним огромную карту.

Прежде чем начать работать с другими материками, Гарри позволил себе немного полюбоваться Гермионой. Он привык чутко прислушиваться к малейшим перепадам её настроения, ловить изменения душевного состояния, оперативно реагировать — порой он даже перебарщивал с этим. Пристально вглядываясь в глубины её души, Гарри часто не видел перемен, касающихся внешности Гермионы. Новое платье, тени для глаз, волосы, уложенные иначе, чем вчера, — всего этого для него словно не существовало. Важным было совсем другое — плакала она этой ночью или нет. Утомила ли её поездка в Уилтшир. Хочет ли она провести выходные в маггловском Лондоне или не против навестить друзей в магическом мире. Только это имело для него значение.

Но иногда он словно переключался на другой канал и смотрел на Гермиону так, как мог бы смотреть на неё какой-то посторонний парень, понятия не имеющий, что она была лучшей на всём курсе в Хогвартсе, но признающий, что у неё длинные стройные ноги и красивая грудь.

Когда в голову Гарри забредали мысли о груди и ногах Гермионы, он вполне успешно заменял их другими — о том, что она хранит свою волшебную палочку на дне нижнего ящика комода, к примеру, или о том, что в тире выбивает сто очков из ста, в то время, как у самого Гарри никак не получается набрать больше восьмидесяти.

Гарри приходилось видеть Гермиону в парадных мантиях, бальных платьях, мокрых джинсах и собственных клетчатых рубашках с подвёрнутыми рукавами. И ему было абсолютно наплевать, что именно было на ней надето, если под всеми одёжками можно было отыскать живую и настоящую Гермиону.

Гермиону, задумчиво глядящую сейчас на иллюзорный маятник, который вихрем пронёсся по всему Южному полушарию и неподвижно завис точно над Сиднеем.

5.

Тяжелее всего было в самом начале. Когда все ещё искали средства помочь, давали советы, сочувствовали и оберегали, пытаясь как можно меньше пользоваться магией при Гермионе, щадя её чувства. Разумеется, выходило только хуже. Как можно спрятать магию в мире, где ею пропитан каждый дюйм пространства? Особенно неуклюже получалось у Молли. Впрочем, Рон тоже особо не преуспевал в этом. По большому счёту, выходило только у Гарри. То ли потому, что он тоже вырос среди магглов и вполне мог себе представить существование без волшебной палочки в руках, то ли ещё почему.

С Роном у Гермионы всё разладилось ещё в период активных поисков решения. Не тогда, когда надежды уже были потеряны, но в то время, когда их оставалось всё меньше и меньше. Гермиона не то чтобы официально расторгла помолвку, но их любовные отношения плавно сошли на нет.

В глубине души Гарри был рад этому. Но, конечно, он никогда бы в этом не признался. Ему стало намного легче общаться со своим другом, когда поводы представлять Гермиону в одной постели с Роном, исчезли. И Гарри испытал настоящее облегчение и искреннюю радость, когда полгода спустя после переезда на Эбби-Роуд они с Гермионой получили приглашения на свадьбу Рональда Уизли и Лаванды Браун.

В тот день Гарри следил за Гермионой особенно тщательно — но она выглядела оживлённой и так же искренне радующейся за друга, как и он сам.

— Мир не стоит на месте, — сказала она наутро после роновой свадьбы. — Всё меняется. Единственное, что мы можем сделать — просто принять это.

С тех пор Гермиона начала иногда ворчать на Гарри и возмущаться некоторыми из его поступков. Например, привычкой разбрасывать свои носки где попало, а потом призывать их невербальным Акцио, или недостаточной, по её мнению, мерой вежливости по отношению к их клиентам. Гарри испытывал настоящее счастье, слушая её ворчание. Это было что-то из разряда простых и правильных вещей. А ещё — из разряда вещей, образующих Гермиону Грейнджер.

Таких, как её фирменное упрямство, к примеру.

6.

— Я не поеду в Сидней, Гарри. Это абсолютно исключено.

— Здорово, — кивнул Гарри. — Отлично. Я туда тоже не поеду.

— Почему? — вскинулась Гермиона. — Маятник завис точно над Сиднеем, мы проверили три раза, а диагностические заклинания показывают, что Хоуп находится в не самом лучшем физическом состоянии! Надо немедленно лететь в Австралию.

— Согласен. Но я не полечу туда один, а если ты не летишь, то и я тоже.

— Но миссис Хоуп — наша клиентка! Мы взяли задаток, Гарри!

— Ну так вернём его, в чём проблема?

— Проблема в том, что так нельзя поступать с людьми, и в том, что это наша работа, в конце концов!

Гарри отошёл к окну, за которым внезапно прекратился дождь. Эбби-Роуд лежала внизу, умытая и, как обычно, полная людей и машин. Ветер разогнал облака, и закатное солнце, удивлённое этим обстоятельством, щедро раскрасило мир вокруг в пурпурные и коралловые оттенки.

У Гарри сердце заболело от этой невыносимой красоты.

— Иди сюда, Гермиона, — позвал он. — Подойди ко мне.

— Я не поеду и точка, — произнесла Гермиона, становясь рядом с Гарри и глядя на улицу за стеклом. — Что ты хотел мне показать?

— Ничего, — покачал головой Гарри. — Всё. Видишь, сколько их там? Маленькие. Глупые. Смелые. Лишённые магии и всё равно встающие с постели каждое утро, чтобы идти и чистить зубы, а потом проживать свою жизнь день за днём, минута за минутой. Думаешь, им легче, чем нам с тобой?

— Ты невыносим, Гарри, — застонала Гермиона и пару раз стукнулась головой о стекло. — Ты невыносим со своей тотальной заботой и попытками философствовать! Почему ты говоришь «мы»? Разве ты можешь понять, что такое — не чувствовать тока магии в своих венах, покалывания силы на кончиках пальцев?

Что такое, когда волшебная палочка — просто бесполезный кусок деревяшки в твоих руках? Когда все смотрят на тебя, как на инвалида! Когда весь смысл жизни летит соплохвосту в задницу, потому что ты всегда хотела быть отличной ведьмой, а теперь ты даже не ведьма вовсе! И, наконец, разве можешь ты понять, что такое — просыпаться утром после ночи, наполненной магией? После ночи, когда ты творил заклинания, и реальность изменялась, послушная твоей воле, а потом ты поднимаешь голову с подушки, и выясняется, что всё это — лишь сон...

Гермиона говорила всё отчаяннее и отчаяннее, Гарри физически ощущал, как мучительно даются ей эти слова, и его раздирало на части от желания броситься её немедленно успокаивать и дать ей возможность договорить до конца.

— Ты столько сделал для меня, Гарри, ты для меня — всё, просто всё! Иногда я думаю, что если бы не ты, я, наверное, вообще не нашла бы сил продолжать всё это. А иногда думаю, что тоже нужна тебе, что мы оба нужны друг другу, и я сделаю для тебя всё, о чём ты только захочешь меня попросить, но я не могу полететь в Австралию после всего того, что там было!

Гермиона отошла от окна, её лицо искривилось, глаза наполнились слезами, и Гарри подумал, что больше не выдержит, всё это слишком сложно для него и, наверное, он не справляется.

— Австралия, — тихо сказал он, — это место, где однажды ты потеряла магию. Место, где вся твоя жизнь изменилась. Мир меняется, и это надо принять — разве это не твои слова, Миона? Храбрая, умная моя девочка, которой просто надо жить дальше. Просто жить.

Гермиона опустила голову и закрыла лицо ладонями. Она плакала, уже не сдерживая себя, и Гарри тоже не мог больше сдерживаться.

— Ну прости меня, прости, прости, — повторял он, обнимая Гермиону так, словно только что мог потерять её навсегда. — Я не умею говорить, ты же знаешь, я всегда что-то не так скажу, просто не могу больше смотреть, как ты не разрешаешь себе жить в полную силу. Ты же знаешь, я отдал бы половину своей магии, чтобы только вернуть твою. Я отдал бы половину своей жизни, ты же знаешь...

Он продолжал что-то бормотать, а Гермиона всхлипывала в его объятиях, и прижималась к нему всё крепче и крепче, он слышал стук её сердца и видел, как садится за окном солнце, и это был идеальный момент для того, чтобы поцеловать Гермиону в первый раз.

Пальцами, дрожащими от избытка чувств, вытереть слёзы, текущие по её лицу.

И поцеловать её во второй раз.

А на третий она отстранилась и слабо сказала:

— Не надо.

— Почему? — растерянно спросил Гарри.

— Потому что это бесполезно, — сдавленным голосом ответила Гермиона. — Мы с Роном сколько раз пробовали, и на полную луну, и на новолуние, и на голой земле, и в проточной воде — ничего не помогло, эти обряды не работают. Как и все остальные.

— Что? Что ты такое говоришь? Какие обряды?

— Ритуальный секс, — сказала Гермиона и шмыгнула носом. — Чтобы вернуть мне магию. Ты ведь это хочешь... хотел...

Солнце ушло, пурпурные краски погасли, и в комнату вползли серые лондонские сумерки.

Гарри сел на широкий подоконник спиной к стеклу и протянул Гермионе руку.

— Иди ко мне, — сказал он. — Ничего не знаю ни о каких обрядах. Я просто хочу любить тебя.

Гермиона колебалась пару секунд, а потом подошла, как будто прыгнула в воду, и Гарри тут же притянул её к себе, обнял, усадил сверху, одной рукой крепко ухватил за талию, а вторую сунул под джемпер.

— И не говори больше о Роне, хорошо? — прошептал он.

— Хорошо, — согласилась Гермиона и потянула джемпер вверх.

Подоконник оказался слишком неудобным для занятий любовью, и Гарри аппарировал их в свою спальню. Ему очень хотелось не спешить, но у него слишком давно никого не было, и потом, это же была Гермиона. Девушка, о которой он ещё в палатке посреди леса Дин понял: больше ему никого не надо.

— Господи, как я давно об этом мечтала, — неожиданно призналась Гермиона, помогая Гарри расстегнуть свои джинсы.

После этих слов Гарри перестал нервничать и отдался на волю стихии.

И это было самое лучшее решение, какое он мог принять в ту минуту.

Когда в окна их дома на Эбби-роуд заглянуло рассветное солнце, Гарри и Гермиона наконец-то закрыли глаза, собираясь вздремнуть немного перед рабочим днём.

7.

Лететь в Сидней на самолёте — это была идея Гермионы. И Гарри согласился. Не потому что он не мог организовать цепочку порт-ключей или межконтинентальный портал, просто ему нравилось, когда она проявляла иницативу. Даже если не все её идеи бывали удачными.

Например, многочасовой перелёт в маггловском аэробусе точно не был хорошей идеей. А вот её ладонь в его джинсах под пледом — совсем наоборот. Гарри уже давно перестал удивляться тому, что Вселенная заботится о равновесии, бесконечно сочетая варианты хороших и плохих событий в течение одной и той же человеческой жизни.

Конечно, Гарри очень хотелось, чтобы плохих событий было как можно меньше. С другой стороны... С другой стороны, иногда самые горестные потери оборачиваются самыми невероятными находками — этому он тоже уже не удивлялся.

— Добро пожаловать в Сидней, мистер Поттер, — сказал ему усатый служащий в окошке паспортного контроля. — Впервые в Австралии?

— А вы, миссис Поттер? — спросил он через минуту Гермиону.

— Нет, — без улыбки ответила она. — Но тогда я была совсем другой.

Из здания аэропорта они вышли, как обычно, крепко держась за руки. Магия переполняла вены Гарри, стекала с кончиков его пальцев, окружала всё тело густой и яркой аурой, какая бывает только у сильных волшебников. Гермиона улыбнулась ему, и Гарри вернул ей улыбку. Он знал, что его магии хватит на них двоих до конца жизни.

И осознание этого было одной из тех тысяч простых вещей, которые делали Гарри Поттера по-настоящему счастливым.