Цена храбрости (джен)

Хихиканье Анджелины неслось по коридору, девичье, глупое и странным образом опьяняющее.

Уоррингтон сжал челюсти при этом звуке. Он ненавидел эту гриффиндорскую девку. Она издевалась над ним и на квиддичном поле, и за его пределами и делала это слишком часто, чтобы он мог замечать, какая розовая помада у нее на губах, как от ее волос пахнет жасмином, как грациозно двигаются ее бедра, когда она идет по замку. Но она все равно продолжала дразнить всем этим его и остальных мальчишек школы каждый гребаный день.

Звенящий смех Кети Белл и хохот этой девчонки Спиннет вдруг перекрыли хихиканье Анджелины, а потом они все затихли, начали шипеть и шептаться, а затем коридор, ведущий в подземелья, затих.

Может, они знали, что он идет?

Какой трюк они для него на этот раз придумали? Он помнил, как его домашняя работа отрастила крылья и улетела из его сумки, как на его значке Старосты Мальчиков начали появляться непристойные и оскорбительные изображения, и уж как тут забыть его собственную персональную грозовую тучку, что плавала за ним целый день.

Вот стервы.

Он остановился на мгновение, задумавшись, а не пойти ли ему в подземелья другим путем, когда вдруг заметил приближение другого слизеринца. Это был Забини. Он был всего лишь пятикурсником, но палочку держать умел, а два слизеринца против трех гриффиндорских девчонок — Уоррингтон решил, что этого должно хватить. Кроме того, эти девчонки обычно кидали заклятьем и убегали.

— Что, возвращаешься в гостиную, а, Забини? — спросил Уоррингтон с деланным братским интересом, когда мальчик приблизился.

Забини на секунду придержал шаг, молча уставившись на софакультетника, который ему за всю жизнь и дюжины слов не сказал. Но так как ему явно не хотелось оскорблять такого же слизеринца, как он, да еще и Старосту Мальчиков, Забини утвердительно кивнул в ответ.

Уоррингтон снова пошел к подземельям и к тому, что там приготовили для него эти дикие кошки, а за ним шел Забини. Конечно, было бы прилично предупредить Забини, но Уоррингтон не всегда был приличным, да и Забини не стал бы его винить: не в манере слизеринцев не пользоваться возможностями.

Когда они сворачивали в следующий коридор, Уоррингтон немного притормозил, чтобы дать Забини его догнать. И в ту же секунду, как они свернули, их встретили три палочки трех гриффиндорских ведьм.

— Вот дерьмо, — выругалась Спиннет. — Их двое.

— Молодец, что заметила, — с торжествующей улыбкой ответил Уоррингтон, и они с Забини достали свои палочки. — Пять баллов с Гриффиндора за ругань, Спиннет.

Улыбка Уоррингтона стала еще шире, когда он заметил испуганный взгляд Спиннет и то, как ее гриффиндорская бравада тут же испарилась, как только появилась угроза равной драки. Он как раз собирался ей это сказать, когда палочка вдруг выскользнула из его хватки.

— Экспеллиармус! — крикнула Белл и поймала его палочку, когда она к ней прилетела.

Улыбка Уоррингтона испарилась. С каких это пор Кети Белл вдруг стала так хороша в защитных заклинаниях?

Теперь торжествующе улыбалась Белл — так же, как и Спиннет — и они обе направили свои палочки на Забини, который, поколебавшись, бросил свою.

Странно, но Анджелина не казалась довольной сложившейся ситуацией.

— Который был первым? — раздраженно спросила она, переводя взгляд сверкающих глаз с одного на другого.

— Думаю, была ничья, — улыбаясь, предположила Спиннет.

— Не-не, — заспорила Анджелина. — Не с обоими. Мы договорились, что это будет первый слизеринец, — ее темные глаза уставились на Уоррингтона, словно уговаривая его заговорить.

Как будто он сейчас сам вызовется, как же.

С лица Белл исчезла улыбка, и она внимательно оглядела пленных.

— Ну? — спросила она. — Кто из вас первым прошел через эту арку?

Уоррингтон глянул на Забини, чье лицо было просто кошмарно спокойным. Он что, не понимает, с чем они связались?

Со своей стороны Уоррингтон не хотел иметь общего ни с чем, что задумали эти гарпии, но не мог же он бросить ребенка, словно жертвенного агнца на заклание. Он ведь Староста Мальчиков, в конце концов, и ему следует с этим считаться. Профессор Снейп ему за это голову оторвет, ну, или, в крайнем случае, оторвет значок. И, черт возьми, он свой значок любил. Он был первым слизеринцем, что получил этот пост за последние десять лет, и первым Уоррингтоном в истории, чью грудь этот значок украсил.

Белл ткнула ему палочкой в горло, в прямом смысле выдавливая из него ответ. Уоррингтон лишь нахмурился и твердо и сердито поджал губы.

— Их раздвоенные языки заплелись, — нахмурившись, сказала Спиннет. — Они точно не будут говорить. Есть какое-нибудь заклинание, чтобы узнать, кто первый?

Девушки растерянно огляделись, и вдруг Белл пискнула:

— Я знаю способ, — и улыбнулась. Она начала переводить палочку с Забини на Уоррингтона и обратно, напевая тоненьким голоском. — Эни-мени, пили, прост, ухвати змею за хвост, будет плакать, дай ей в нос…

В этот момент девчонки рассмеялись. Уоррингтон стиснул зубы и стерпел это, как терпел и все остальные их издевательства, но для Забини это было чересчур. В нем взыграла гордость, и мальчик шагнул вперед, грудью на палочку Спиннет.

— Давай уж тогда, — практически прорычал Забини.

Но вместо мстительного гнева, который обычно бывал на лице Спиннет, когда она собиралась швырнуть какое-нибудь проклятье, ее лицо озарилось таким диким восторгом, какого Уоррингтон от нее вообще не ожидал.

— А ты у нас храбрая маленькая змейка, а? — ответила она и повернулась к подружкам. — Кажется, этого не туда распределили.

На это Забини еще больше напыжился, и Уоррингтон почувствовал уколы своей уязвленной гордости.

— Ладно. Готовьтесь, девчонки, — сказала Анджелина и шагнула к Забини, от которого Спиннет тут же отошла.

Анджелина была почти на три года старше и на фут выше, не говоря уж о том, что у нее была палочка, а у него — нет. И все равно маленький идиот стойко держался.

— Давай уж, постарайся, — нараспев сказал Забини и дерзко задрал подбородок.

— Постарайся? — хихикнула Анджелина. — Даже если я не буду стараться, это будет лучшее, что у тебя когда-либо было.

И тут это случилось.

Челюсть Уоррингтона упала, как и обрушилось все в нем, все его мечты, надежды и фантазии, связанные с ней.

Анджелина схватила Забини за галстук, подтянула к себе, заставив его подняться на цыпочки, и прижалась губами к его губам.

Белл и Спиннет радостно завизжали, и Анджелина нахмурилась на них, при этом стараясь не отрываться от Забини.

Девочки начали считать.

— Один корнуэльский пикси. Два корнуэльских пикси. Три-и-и-и корнуэ-э-э-эльск-и-и-их пи-и-и-икси-и-и-и…

Анджелина открыла было рот, чтобы запротестовать против такого удлиненного счета, но совсем не обалделый Забини воспользовался возможностью и углубил поцелуй, схватив Анджелину покрепче и просунув язык ей в рот.

На секунду ее глаза в шоке расширились, но она тут же собралась и попыталась вернуть контроль над поцелуем.

Белл и Спиннет снова взвизгнули и продолжили счет:

— Че-е-е-еты-ы-ыре-е-е-е корну-у-у-у-уэ-э-э-эльски-и-и-их пи-и-икси-и-и-и…

Уоррингтон едва не задыхался, его переполняли гнев, неверие, зависть и ревность, они кипели в его груди, словно грозовое облако.

Значит, вот чего он избежал? Это был вызов. Поцелуй! Фантазии из его снов были перед ним на серебряном чертовом блюде!

Анджелина нежно простонала, когда рука Забини скользнула по ее спине и запуталась в ее черных волосах, пока он играл своим языком с ее. Спиннет и Белл продолжали считать, уже в четвертый раз зачарованно произнося «восемь корнуэльских пикси».

Не в состоянии больше выносить это, Уоррингтон зло и раздраженно выдохнул, вернув тем самым Анджелину к реальности как раз вовремя, чтобы заметить, что ее подружки больше не считают.

— Какой счет? — спросила она.

Прежде чем Спиннет и Белл попытались бы это затянуть, Уоррингтон рыкнул:

— Двенадцать. Двенадцать корнуэльских гребаных пикси. Достаточно, Джонсон? Или хочешь уволочь малыша Забини в свою комнату и устроить ему его первый трах?

Его едкий тон изумил Белл и Спиннет до онемения, но Анджелина только улыбнулась.

— О, я сомневаюсь, что это был бы первый, — ответила она и усмехнулась, глянув на мальчишку.

Забини пожал плечами, словно ничего особенного в этом нет.

Уоррингтон задумался об убийстве.

— Пятьдесят баллов с Гриффиндора, — прошипел он. — За развратные действия по отношению к младшему студенту.

Спиннет и Белл недоверчиво ахнули.

Казалось, даже Забини изумлен тяжестью наказания.

Анджелина лишь усмехнулась Уоррингтону и подмигнула Забини.

— Это того стоило, — сказала она этим своим похотливым мерзким голосочком. Такая гребаная провокаторша.

А потом, словно чтобы подтвердить это его мнение, она взяла палочку Уоррингтона у Белл и протянула ему, и ее взгляд оценивающее скользнул по всей ее длине, от конца до кончика. Он не знал, почему он просто не протянул руку и не выхватил свою палочку. Он не знал, почему он ничего не делал, а только стоял и тупо смотрел на нее.

Да, именно смотрел.

Она была воплощенным сексом. Богиней. Она была Анджелиной Джонсон, и она рассматривала его десятидюймовую палочку так, будто это было десять дюймов кое-чего другого.

Удовлетворенная оценкой, она шагнула к Уоррингтону, теперь встав перед ним. Он подавил желание нервно сглотнуть. Уоррингтоны не нервничают. Но Анджелина ему в этом совсем не помогала. Запах ее волос и жар ее тела окутали его, и ее розовые губы были так близко, что он мог чувствовать клубничный запах ее помады. Его рот наполнился слюной.

Ее грудь коснулась его груди, ее глаза сверкнули, и ее губы приоткрылись.

Но она его не поцеловала.

Ее руки скользнули по его груди вниз, опуская его палочку ему в карман, ненадолго задержавшись у талии как раз на достаточный промежуток времени, чтобы его глаза успели сказать все, что он никогда ей говорить не собирался. И она отстранилась, оставляя его здесь ослабевшим. Разбитым. Ограбленным. Уязвленным.

Она повернулась к самодовольному ублюдку рядом с ним и еще раз поцеловала маленького засранца, на этот раз в щеку, и пробормотала:

— Спокойной ночи, Ромео.

Она повернулась, схватила за руки своих товарок и со словами:

— Спокойной ночи, Уоррингтон, — удалилась.

Уоррингтон слышал, как в конце коридора потихоньку затихает смех Белл и Спиннет, всю дорогу дразнящих ее. Анджелина не смеялась, но она вовсе не казалась сердитой, когда грозилась им отплатить, когда они в следующий раз будут играть в «правду или вызов».

Забини поправил галстук, который помяла Анджелина, поднял свою палочку и пошел дальше в подземелья так, будто ничего необычного не произошло.

Уоррингтон еще несколько минут оставался в коридоре, собираясь с мыслями, снова и снова проигрывая в голове события вечера, пытаясь понять, был ли какой-то скрытый умысел в ее словах, действиях, поступках. Обдумывать, как все сложилось бы, если бы он поступил по-другому. Предпочел бы гордость благоразумию.

Знал бы цену честности и храбрости.