Кровавая луна (джен)

Зубы, острые, будто ножи, врезаются в нежную кожу шеи, капли дождя уносят вырывающийся из его горла крик. Боль от укуса заставляет его дышать прерывисто, а сердце биться быстрее. Капли воды стекают по его лицу, а чёрные, как ночь, глаза волка глядят в его глаза, в которых читается лишь безнадёжность; волку это неважно.

Его кожа ощущает тепло, как будто он несколько часов пролежал у потрескивающего пламени костра, не чувствуя, как холодный ветер качает верхушки деревьев. Он не чувствует своих ног, колени дрожат, а в суставах что-то трещит, как если бы кто-то ходил по сухим листьям босыми ногами.

Его пальцы удлиняются, и он видит, как растут его ногти, а сквозь бледную кожу проступают вены. Спина сама собой выгибается назад. Его обоняние внезапно усиливается так, что он чувствует множество новых запахов. Его глаза становятся двумя тёмными щёлками...

Он чувствует непреодолимое желание поднять глаза вверх, туда, где над лесом переливается бледная луна, и вдруг понимает, что звёздное небо никогда не казалось ему таким тёмным и поразительно чарующим.

Этот магнетизм действует на него, и Фенрир сдаётся перед ним, не пытаясь более бежать.

Капли продолжают стекать по его лицу, но он более не чувствует этого.

— Ребёнок много кричит, и я не думаю, что он проживёт больше нескольких часов. Если луна не появится, это будет пятый ребёнок, умерший до преобразования...

Фенрир только рычит в ответ. Дети продолжают умирать, не достигнув трансфигурации, и он злится, потому что их смерти рушат его планы по свержению волшебного сообщества.

— Мы станем охотиться на детей-полукровок, — отвечает Фенрир. — Дети, в чьих жилах течёт волшебная кровь, смогут прожить от укуса до полнолуния. Дети магглов слишком слабы, слишком немощны, чтобы стать частью моей армии.

Крики ребёнка пересекают границы леса, и Фенрир знает, что люди могут услышать их, и тогда авроры отправят его в Азкабан. Он не боится дементоров; он давно уже перестал чувствовать страх — лишь не хотел допустить, чтобы глупый ребёнок погубил его планы.

— Это сделаю я, я сам, до того как он привлечёт чужое внимание, — Фенрир улыбается двумя рядами желтоватых кривых зубов. — После мы посетим Джона Люпина — я слышал об его щенке, и хочу начать исполнение плана с него.

Фенрир хорошо помнит ночь, в которую превратил Римуса Люпина.

Малыш ещё даже не пошёл в Хогвартс, и Фенрир сомневался, что тот когда-нибудь сделает это. Какой директор в здравом уме позволит волку-оборотню поступить в школу и ходить по её коридорам, рискуя напасть на другого студента, когда не сможет себя контролировать?

Это было сложнее, чем обычно; дети магглов не сопротивлялись, когда попадались ему, но Римус — Римус Люпин был совсем другим случаем... Поначалу он вырывался, мешая Фенриру укусить его шею, но его движения только делали заражение неизбежным. Фенрир вонзил зубы в его шелковистую детскую кожу; мясо было слаще обычного, и он с трудом заставил себя оторваться и не продолжать пиршество. Он не хотел есть ребёнка, но превратить его в пешку в своей игре.

— Слаб, как дети магглов, — заявил Фенрир перед собранием оборотней, — и умрёт прежде, чем луна заглушит его крики.

Но не в этом была причина, по которой Римус Люпин не вошёл в его армию.

Фенрир видит в оборотнях мощность, существо, достаточно сильное для уничтожения крупнейшего конкурента, лидера.

Он не хочет допустить, чтобы этот щенок разрушил все его планы.