Одежда (гет)

Он крутился возле дома с самого утра. Петунья его постоянно видела, ее окно выходило не во внутренний дворик, а на главный фасад. Каждый день она свободно могла наблюдать, как какой-нибудь мальчишка проносится на велосипеде и свободной рукой кидает к крыльцу свежий номер газеты.

Мистер Нил выгуливал свою собаку каждое утро и каждый вечер. Это была огромная псина с крутыми короткими лапами и мордой тупой и плоской. По правде говоря, Петунья терпеть не могла собак. Она даже в их породах не разбиралась, но пес был поистине омерзительным. И всякий раз, глядя на мистера Нила, состоятельного приличного человека, тащившегося за этой глупой животиной, ее пробирал смех. И она смеялась, смеялась над ним вволю, пока он не скроется из виду.

Петунья с трепетом наблюдала, как небрежно стрижет газон соседский мальчишка, делая это явно по родительскому поручению и потому нехотя. Иногда он даже снимал футболку. Она глядела на него с потаенным желанием, что и он на нее поглядит. Но желания ее всегда ломались, крошились в пыль и песок, и она к этому успела уже привыкнуть. Не смириться и не забыть, но лишь привыкнуть.

Со второго этажа своей комнаты Петунья могла чуть больше заглядывать соседям за забор. И каждое утро, прежде чем спуститься к завтраку, она смотрела, что нового за этим самым окном. Это был ее ритуал, не тягостный, как, например, вынос мусора, но удовлетворяющий в потребности общества. Хотя бы так.

Она все это — всех и каждого — видела целыми днями. Все потому что шло лето, а подруг у Петуньи толком и не было. Не с кем ни поболтать, ни прогуляться. Лили давно ее уже разочаровала, как сестра и как человек в нормальном понимании этого слова — тоже. Без ругани и криков им не о чем было даже поговорить. И обе они это понимали. Петунья видела это в сестре, да, высматривать она умела.

Лето за летом проходило один в один, и Петунья развлекалась, как могла. Ох, как это было интересно. Она знала много всякого такого о соседях, а они о ней не подозревали ничего. Петунье это очень нравилось. Вот так просто быть выше всех!

А он крутился возле их дома уже второй день. Мял кусты и топтал клумбы. При тщательном разборе Петунья могла даже обнаружить следы его поганых ног, оставленные на аккуратном газоне. И ее это сильно злило. Но более всего то, что Лили его стойко игнорировала, Петунья ни разу не слышала, чтоб она заговорила с ним. А он приходил и приходил. И следил возле их дома, как паршивая собачонка, разве что ни гадил.

Как же она на них злилась, что зубы скрипели.

Однажды она даже нарочно отоптала ему ногу. Просто наступила со всей дури на самые пальцы своим каблуком, когда он у крыльца крутился. А он хоть бы что, даже и не подумал убраться. Только зашипел что-то, но она и слова разобрать не смогла.

— Поговори со своим дружком, он мне уже все глаза смозолил, отираясь вокруг.

Лили посмотрела на нее, как на дурочку. Петунья даже подумала, что одним ее взглядом можно проклясть, такой он был лживый. И что он только нашел в этой девице? Петунье даже ущипнуть ее захотелось, да побольнее.

— Какой дружок? — Лили озабоченно уставилась в окно, но в него никто не заглядывал так нагло.

Петунья еще больше взвилась. Сестра как язва какая-то могла ужалить, что потом за целый день не отойдешь. А все еще с таким лицом невинным, будто от роду ей лет пять. Сущее дитя еще. Как бы ни так!

— Так у тебя их значит много? — Петунья слегка притопнула и ткнула в Лили пальцем. Ей захотелось, чтобы все услышали. — Поглядите на нее!

— Да что ты кричишь-то, будто я совсем глухая? — Лили вдруг схватила ее за руку, но Петунья сумела вырваться. — Тунья, ну успокойся, пожалуйста.

Лили не называла ее этим дурацким именем с детства. А теперь самой Петунье было семнадцать, она была уже почти взрослая, и Лили не имела, ровно ни на грамм не имела права называть ее так. Это была очередная насмешка, кольнувшая как нельзя глубоко. Впрочем, как у Лили всегда и бывало.

— Я Петунья! Петунья! Запомнишь ты уже или нет?

И она хлопнула дверью, и вышла во двор, под заливистое солнце выпустить пар. Лили ее злила. Всегда ее злила. Своим упрямством и наигранной тупостью. От кого же она научилась-то? Петунья уже продумывала фразы и ход ссоры так, чтобы высказать ей все, что думает, да кольнуть при этом поглубже. Так, как сама Лили умела всегда. Но Лили за ней не выбежала, не пришла посмотреть, а все ли у нее в порядке.

Наверное, думала Петунья, сидит сейчас да балуется со своими игрушками волшебными. Они у нее непременно были, она сама их как-то показывала. Даже пыталась вручить чепуху какую-то самой Петунье. Но она гордо отказалась и задрав подбородок ушла. С тех пор Лили все равно возит домой свои волшебные вещички и делает подарки родителям. Они радуются и хвалят ее за каждый вздох. Петунья тихо ее ненавидит и только иногда дает волю языку. Толку-то от этого чуть.

— Ну и чего ты тут трешься, шпионишь? — с вызовом бросила Петунья, глядя на это сутулое щуплое существо.

Несмотря на то, что шло лето, когда температура поднималась настолько, что даже ей было жарко в простом ситцевом платьице, он был замотан в свои лохмотья. И эти тряпки, что висели и жали, что бугрились и провисали в самых ненужных местах, были нелепыми до слез. Это чудовище, в них прячущееся от мира и глаз, некогда разделившее их с сестрой своим гнусным появлением и поведением своим ненормальным, становилось с каждым годом все нескладней. Казалось, что все его существо было против взросления. Вот он и противился этому всем своим видом.

Петунья никогда бы не призналась даже себе, что втайне она ненавидит его только за разлуку с сестрой. Потому что она довольно давно твердо убедила себя в ненужности этой части семьи, как сестра, и не намерена была сдавать позиции. Потому что Лили за это тоже не цеплялась. Можно сказать, ее все устраивало. Ведь у нее была волшебная школа и волшебные друзья. А еще это нескладное существо, гоняющееся за ней как собака за костью.

У Петуньи вообще ничего такого не было.

— Ты, — процедил Снейп.

Отрадно слышать, что этот тощий человечишка, этот заморыш, может сделать такой холодный твердый голос. Петунья едва не смеялась над таким зримым несоответствием.

— Опять шпионишь, Снейп.

На мгновение его глаза расширились. То ли от злости, то ли от испуга, а может и от стыда, ведь в ее заявлении не было вранья. Он глядел в окна с тоской, но едва она с ним заговорила, ощерился как дикое животное. Таким он и был: дикий, нелюдимый и к рукам неприученный. Всякий раз, как подворачивался случай, Петунья над ним смеялась. Он страх как боялся насмешек, потому-то она и смеялась. И получала в ответ всегда все тот же ядовитый взгляд. От которого уж точно все лицо может прыщами покрыться, нечего и сомневаться.

— Годы идут, а ты не меняешься, только портишься, как башмак старый. — И Петунья тоже сузила глаза. Мало что ли она от Лили натерпелась, чтобы еще и от Снейпа колкости слушать. Нет, она ужалит его первая. Пар-то куда-то выпустить же надо.

— Шпионю? — прошипел Снейп. Он дальше-то и не слушал, завяз на одном этом слове и уже не продвинулся бы. Петунья даже расстроилась. Он весь покраснел, как воспаленная зараза, и голос его чуть не в крик обернулся: — Никогда! Я вовсе не к тебе пришел!

Петунья не сдержалась:

— Знаю-знаю, — она захохотала позлораднее и вытерла рукой лоб. На улице было жарко, а Снейп проторчал тут без малого три часа под самым солнцем. — Ну и дурак, не больно-то ты ей сдался.

Снейп болезненно скривился и сжал кулаки. Он выглядел не только нелепым в своих черных обтрепанных лохмотьях в самую жару, но и жалким. Жалким, как побитый пес. И, кажется, самое для него ужасное он понимал это сам, как и то, что Петунье все тоже прекрасно видно. Но он не ответил, что ее немало удивило. Прошипел что-то тихо себе под нос, как какой-нибудь паук, и припустил от дома, подскакивая на каждом шаге. Он двигался резко и неуклюже. Казалось, что весь он сложен из одних только неправильностей. Неприятность ходячая, вякающая лишь иногда.

— Беги-беги, дурачина! — крикнула Петунья вслед, но Снейп не обернулся и даже не замедлился. — Она бы и слушать тебя не стала, как я.

Петунья еще многое хотела сказать, но его и след уже простыл. Например, что Лили дура дурой, но общаться с таким заморышем больше не станет. Что у нее, можно сказать, открылись глаза. Она многое хотела сказать, выдуманное тут же на месте, но его-то самого уже здесь не было.

— Трус, дурак и оборванец, — сказала Петунья воздуху и пошла в дом.

Нет, все-таки эти двое ее злили, как никто другой.

— Петунья? — Лили сидела на диване, сложив на коленях руки. Выглядела она презабавно так, будто только и делала, что ждала ее возвращения.

— Убежал твой дружок, — равнодушно бросила Петунья, вглядываясь с любопытством в сестру. Она не могла себя удержать.

И Лили не подвела ее воображение. Она сделал такой вид, словно ее это вообще не касается, словно бы она даже и не слышит. Ее взгляд обратился куда угодно, но мимо Петуньи, точно она в комнате сидит одна. А лицо стало до безобразия скучающим, как и тон, которым она все же спросила:

— Да?

Петунья безразлично пожала плечами, ожидая что-нибудь еще в вопрос. Но ничего подобного не последовало. Лили будто было и вправду все равно. Петунья фыркнула не без злобы, потому что из-за этого оборванца порушились любые нормальные отношения с этой ненормальной. Что за несправедливость! О чем вообще может быть речь.

А Снейп возле их дома больше не появлялся. Или делал это так, чтоб никто не заметил. Только Петунья видела все, что творится дома и вне дома, а Снейпа... его — нет.

И вот она пошла прогуляться хоть бы и одна. Нет в этом ничего зазорного, если больше и не с кем. Сами собой ноги принесли ее на старую площадку. Петунья нимало не удивилась, что здесь же вял Снейп. За столько-то лет Снейп с Лили проводили тут без малого четверть каникул, когда сама Лили бывала свободна.

Петунья осторожно присела на качели. Проржавевшие петли скрипнули так, словно им действительно может быть больно. Мучительный звук, от которого Снейп аж подскочил.

— Ты что здесь делаешь? — выплюнул он слова, как что-то убийственное.

— Шпионю.

Снейп от такой прямоты даже опешил. И без того несчастный вид его стал удивленным, даже испуганным. Он открыл и закрыл рот. Петунья могла бы посмеяться.

— Убирайся, это моя площадка, — Снейп нахмурился, перевел дух.

— Что ты можешь сделать? — Петунья потрясла рукой, повторила за действием Лили волшебной палочкой.

Снейп еще больше насторожился. Он находился на достаточном расстоянии и приглядывался. До чего он был подозрительным, словно бы волшебник здесь Петунья, а не он.

— О чем тебе и подумать было бы страшно! — с гордостью произнес он и даже как-то приосанился. Конечно, это ему не помогло, и совсем скоро плечи его снова сникли.

— И все? — удивилась Петунья. — А что-нибудь хорошее?

Он тряхнул головой, не в знак несогласия, а только ради чего-то своего, непонятного Петунье. Она подождала и все-таки спросила:

— Неужели магия вся плохая? — Ей стало интересно посмотреть поближе на это чудовищное создание, с которым долгие годы водилась Лили. Что-то же должно было ее занимать. И Петунья продолжила, нащупав уже почву под ногами: — И Лили тоже колдует во зло?

Снейп воскликнул, даже голос его подскочил:

— Да как ты можешь?

И Петунья сказала, что давно уже думала, но все как-то некогда было использовать:

— Ты в нее втюрился! — Она даже не подумала смеяться, только посмотрела испытующе. Но вполне хватило бы и обычного взгляда, чтобы понять, что так и есть.

Снейп просто места себе не находил. Петунья побоялась даже, что он может ее убить. Его болезненно сероватая кожа пошла вся уродливыми пятнами. И он краснел, и задыхался, оттягивая воротник и разевая попусту рот. Петунья просто смотрела, не зная, что можно еще сказать, и начинала жалеть, что вообще за это взялась. Снейп был ужасен в своей агонии. И он посмотрел на нее так, будто бы она сказала что-то страшное и необратимое.

— Девочки любят приятных мальчиков, но которых можно смотреть без слез. — Петунья хотела было притронуться к его рукаву, показав сей дурацкий наряд, но вовремя передумала. Снейп бы мог и по рукам надавать или, чего хуже, покусаться. От него можно было всего ожидать.

— Маггла проклятая, — прошипел он со злобы, как пришибленный. И соскочил с места, и снова куда-то бежать бросился.

— Трус, — сказала Петунья, на этот раз достаточно громко, чтоб он услышал. — Я всегда знала, что трус. Что раньше, что теперь.

Ей хотелось хоть на день узнать, каково это жить жизнью Лили, когда в центре внимания и все вокруг тебя хлопочут. Даже родители были на седьмом небе от счастья, когда Лили приезжала из своей проклятой школы. Как они тогда радовались! Словно бы Петуньи здесь больше и нет.

— Я еще всем докажу, — громким шепотом произнес Снейп. Издали было видно, что он боится перейти на крик.

Несмотря на все количество одежды, Снейп привлекал больше взглядов, чем обычные прохожие. И взгляды эти не столько любопытные, сколько недоуменные, презрительные и в целом неприятные. И сам он об этом тоже прекрасно понимал, но продолжал кутаться в свою одежду, как в спасительный кокон. Все его старомодные воротники были застегнуты по самое горло. Он умер бы наверное от одного к себе прикосновения.

— А что, это болезнь какая-нибудь? — протянула Петунья, усаживаясь на диван. Нет, конечно, если бы Лили торчала в своей комнате, она бы к ней ни за что не подошла. А так всегда можно сделать вид, что тебе, в общем-то, безразлично и здесь ты только телевизора ради. Петунья с этим не слишком торопилась.

Лили подняла голову и спросила, на первый взгляд с интересом:

— Ты плохо себя чувствуешь?

Петунья поджала губы. Она чувствовала себя прекрасно и считала, что выглядит так же. Какая жестокая несправедливость иметь такую черствую сестру!

— Нет, — буркнула Петунья, — все прекрасно.

— А-а, — промычала Лили, недоуменно ее разглядывая.

Петунья бросилась разъяснять. Ей вдруг подумалось, что Лили должно это задеть. Может быть даже больно.

— Какое-нибудь кожное заболевание, солнечная непереносимость?

Взгляд Лили потупился. Она немного помолчала, прежде чем посмотреть на Петунью и спросить несколько враждебно:

— Да о чем же ты?

И Петунья поняла, что ни черта ей не больно.

— Ну, брось! — ядовито засмеялась Петунья. — Должна же ты знать, зачем ему все эти уродские наряды! Шкура в шкуре, ей-богу!

Снейп находил укрытие не только в одежде с головы до ног. Он и лицо прятал. Не так удачно, конечно, как ему бы хотелось, но опущенные волосы говорили сами за себя. Он пытался скрыть ими свое гадкое лицо!

— Ты совсем глупая, что ли? — Лили нахмурилась. Перо в ее руке выгнулось под тяжестью пальцев. Еще одна нелепица, когда пишущие ручки есть всех видов и цветов. Ненормальность! Пустое подражание.

— Куда уж мне до тебя!

Лили только коротко вздохнула и принялась писать. Буквы она выводила ровные. На бумаге ни клякс, ни мазни, хотя перо для слуха Петуньи противно скребло по бумаге.

— И что, он тебя трогал? — Голос Петуньи слегка взлетел. Она не хотела так кричать, просто переволновалась. И даже тихо радовалась, что родителей нет дома.

Глаза Лили большие и испуганные уставились на нее, как нормальный человек уставился бы на поднявшуюся в воздух кошку. Лили нормальной-то не была. И она молчала, молчала, разглядывая Петунью, как чужеземный предмет. Капля чернил, сорвавшаяся с замершего пера, заляпала стол.

— Обниматься лез или может еще что? — Петунья усмехнулась, нельзя сказать, что прямо по-доброму.

— Он меня обидел, — сказала Лили, кажется, для себя больше, чем для нее. Взгляд ее был направлен ровнехонько в пустоту.

— Этим?

Лили очухалась и так холодно, так грубо произнесла:

— Нет.

Петунья слышала такой голос едва ли не впервые.

— Не хочу с тобой об этом говорить, — уже мягче продолжила Лили, но даже и не улыбнулось, как обычно бывало.

— Да разве мы говорим? — раздраженно бросила Петунья, поднимаясь. — Мы лет шесть уже не разговариваем, забыла?

А Лили чуть-чуть оживилась. Она воскликнула раздосадовано, но с надеждой:

— Тунья!

Уходя к себе, Петунья хлопнула покрепче дверью. Из комнаты, где осталась Лили, не раздалось больше ни звука.

Снейп выглядел мелким. Совсем уж мелким. Даже пятнадцать ему можно было дать с большой натяжкой.

В то время Петунья заглядывалась на сына Крайтонов, хорошо сложенного мальчишку, который часто стриг газон. И в самую жару снимал футболку. На него было приятно посмотреть. И Петунья смотрела, всякий раз смотрела в окно, а когда повезет и на него тоже. Чаще, правда, под взгляд попадался мистер Нил со своим зверьем, да разносчик газет. Вообще Петунье во всем не везло, а виноватой была Лили. Потому что она просто все ей портила, даже если не старалась.

Конечно, Петунья не раз задумывалась, каково это прожить один день, как живет Лили все свои дни. У нее был друзья и поклонники, скорее всего, тоже. По крайней мере, Лили постоянно носилась по дому со своими письмами и строчила на них ответы. Ей будто удовольствие приносило дразниться. Хотя, конечно, приносило.

И вот она дразнилась и лицо милое делала. Что за важность! Почему только все достается не ей, не Петунье? От родительской любви до волшебной школы, от подруг до внимания мальчиков.

И все это безмерно в сестре Петунью злило. Но нельзя просто так взять и признаться, что это зависть. Никому бы Петунья об этом не сказала, а всем, кто и без нее догадается, она бы показала фигу.

И ей больше всего хотелось сейчас небрежно бросить Снейпу: «У тебя совсем нет гордости!» Но вот в чем беда, на удивление она у него как раз была, ведь он до сих пор не появлялся возле их дома. Уму непостижимо, что у этого нескладного чудовища вообще может быть хоть что-то кроме злости. Более того гордость. Просто уму непостижимо!

Прежде чем выйти на улицу, Петунья посмотрела в облака. Погода была тоскливой, когда дождя вроде бы нет, но и не солнечно. И поразмыслив минуту-другую, Петунья накинула плащ. На тот момент это казалось разумным средством от дождя и вообще. Она пошла к ручью, ей там никогда особенно не нравилось.

— Ты можешь думать, что это делает тебе честь, — сказала Петунья.

Снейп на короткое мгновение обернулся, смерил ее колючим взглядом и сел как раньше. Когда она приближалась сквозь кусты, шурша листвой и ветками, он мог думать, что это Лили. Мог хотя бы надеяться. И это казалось забавным.

— Так и останешься со своей гордостью, — добавила она, надеясь, что вот сейчас он весь сожмется. Но нет, сидел, как сидит.

— Прочь от меня, не то прокляну! — В руках у Снейпа действительно была эта палочка. Не просто ветка какая-нибудь, но волшебная палочка. Лили ей показывала свою, такая красивая! Только Петунья в тот раз лишь отмахнулась и нос задрала. Вот еще важность!

Она посоветовала со знанием дела, но донельзя насмешливо:

— Хочешь покоя, сидел бы дома, а не по улицам шатался.

И сама понимала, что любого человека это бы взбесило. Нормальный он или нет.

— И сидел бы! — прошипел Снейп. У него даже голова дернулась и руки. — Тебе-то что за дело?

Снейп весь был доведен до крайностей. Болезненная гордость, болезненная обидчивость и крайне болезненная самооценка. Он готов был ощетиниться от одного только взгляда, если скажут слово — зашипит слюной, если обидят — заплюется ядом. И в целом, весь он какой-то больной.

Но Петунья поняла вдруг, что дикий он со всеми, кроме Лили. Она же шпионила и видела все. И как ты ни крутись, почувствовать себя Лили невозможно.

— Хочешь знать, что она о тебе сказала?

Снейп едва-едва повернул к ней голову. О, как хотел он знать! И как ни старался он и виду не подать, все тщетно. По одному лишь блеску в глазах можно было все что угодно понять сейчас.

Начав говорить, Петунья протянула руку, похлопать его по плечу, а он и не заметил этого приближения.

— Она и слышать о тебе не хочет.

Петунья была права: даже простое прикосновение способно Снейпа убить, такой он зажатый, изнеженный своей отчужденностью. И ей даже показалось правильным, что сейчас она куталась в плащ. Было не холодно, но от одного лишь взгляда страшных глаз стало морозно, и по кожи поползли мурашки.

— Да брось ты маяться, дурачина! — воскликнула Петунья со злобы.

Такое трепетное внимание к Лили ее злило до невозможности. А все ее знакомые именно так и вели себя с Лили. Даже родители — глупые слепцы! И она встряхнула Снейпа, так он ее злил.

— А ну отстань! — заорал он, отмахиваясь.

Кто бы его ни задел, он прямо как обожженный кривился. И он с невероятной гордостью поправил свою старинную куртку, застегнул ее до самого предела, чуть не придушив себя, и, дернув головой, отвернулся. Он зашагал куда-то в обратную сторону, держа в руках палочку, будто наготове. Он бы может даже побежал, не будь у него этой проклятой гордости.

Петунья плюнула на него и сама отряхнулась, словно от грязи. С какой стороны ни гляди, Снейп всюду был противным. А плащ сегодня пришелся ей очень к месту. Он даже привнес ей уверенности и немного чистоты. Не хотелось бы обмараться, как Лили, имея дело с этим Снейпом.

Также Петунье почудилось, что и наблюдать за ним, как за прочими, ей неинтересно. Сама себе она объяснила это тем, что и от человека в нем слишком мало. Он же ненормальный, как и все они, волшебники. Засунув руки в карманы плаща и как-то сжавшись, ссутулившись, Петунья побрела домой.

Дождя в этот день вообще как не предвиделось, так и не пролилось.