Настоящие жизнь и смерть Альбуса Дамблдора (джен)

Сырая, промозглая ночь. Влажный воздух застревает в лёгких, омерзительными шипами прокалывая дыры в твоей невозмутимости. Липкий холод слегка раздвигает кожу, заставляя тебя передёрнуться и поёжиться, опустив нос в воротник и непроизвольно выдохнуть, инстинктивно вынуть руки из карманов в бесполезной попытке поднести их ко рту и обогреть. Подувший ветер будто объятия смерти — смертельно беспощадные, ледяные, пронзительные в своей определённости. Поднимаешь взгляд к тёмному небу с кровавым отливом.

И понимаешь. Этот мир пуст и безразличен. Ты пуст и безразличен. Ты это осознаёшь неожиданно чётко и понятно, этот катарсис происходит столь стремительно, что очередная дрожь проходит вдоль позвоночника зазубренным ножом, отчаянно ставя тебя на колени перед признанием самому себе — все пусты и безразличны. А ты — лишь один из всех.

Да, Альбус. Все твои гениальные планы — пустышка, бессмыслица. Бестолковый избранный, честный шпион, тщетные попытки спасти молодого аристократишку. Всё это пересеклось, вышибло друг из друга искры столкновением лезвий на этой башне. Этой ночью.

Как Кухулин соблюдал свои гейсы, так и ты, величайший воин современности, самый разносторонний гений, должен соблюдать свои, установленные собой правила. Не важно, кто ты и насколько силён. Действительно великим можно стать, лишь ограничивая себя. Чем больше ограничений — тем более ты велик. Великолепен. Выше других.

Но признайся самому себе, Альбус, всё это — лишь пустышка, пустая, никчёмная иллюзия. Обман самого себя, величайший обман.

Падающего ты толкнул. Ты толкнул его в бездну, в пучину зла, лишь потому что ты хотел, чтобы мир был интереснее. Ты хотел стать сверхчеловеком — ты им стал. Но интереснее для тебя мир не случился. Поэтому ты старательно сталкивал Тома Реддла в ненависть, ярость, гнев, злость. Лишь ради интереса.

Ты перемолол жерновами войны два поколения, ты испортил их лишь по своей прихоти. Зачем? Затем, что мужчина не имеет права умирать в постели. Либо в бою, либо Аваду в лоб. Но на Аваду у тебя не хватило решительности, Белый Генерал. Поэтому ты решил воспитать себе поколение убийц. А когда первое не смогло снять тебя с пьедестала, Великий Манипулятор, ты создал второе.

Ты погрузил Снейпа в пучину отчаяния, в ужасную, жуткую двойную жизнь, из которой, возможно, есть только один выход — безумие. Он теперь не может спать, только видения преследуют его. Полная, иррациональная внутренняя неустойчивость. Чудовищный мир смешения прошлого и настоящего, когда сын — отец, а сам он не обладает самостью. Самый ужасный кошмар для легилимента. Почему? Потому что его страдания — это интересно.

Вся эта тяга к манипуляциям растёт из этой странной, мерзкой любви к «маленьким людям» — наполовину отвращение, наполовину жалость.

«Видите ли, для меня мир не делится на то, что прилично и что неприлично. Для меня главное в жизни — красота. Я воспринимаю жизненные явления не как хорошие или плохие, а как интересные или нет. Понимаете, мне многое из того, что вы считаете хорошим, приличным, представляется неинтересным и пустым, а многое такое, что вы считаете непристойным, мне кажется прекрасным». Отлично помнишь своё письмо к Геллерту. Своё третье письмо.

Говорят, что смерть в природе вещей; это неверно: смерть сама есть природа вещей. Но умирает только форма. Материя бессмертна. В бесконечной веренице сменяющих друг друга форм, которая именуется существованием, можно усмотреть не просто смену, а своего рода продолжение — продолжение одной вымершей формы в другой, жизнь после смерти.

Твоя смерть станет лишь шагом на пути к чему-то более занимательному, чем этот мир, где ты всё постиг и всех одолел. Ты веришь в это, веришь искренне, истово, всем своим большим и сильным, всё ещё молодым, сердцем.

У тебя было какое-то представление о жизни, была какая-то вера, какая-то задача, ты был готов к подвигам, страданьям и жертвам — а потом ты постепенно увидел, что мир не требует от тебя никаких подвигов, жертв и всякого такого, что жизнь — это не величественная поэма с героическими ролями и всяким таким, а мещанская комната, где вполне довольствуются едой и питьём, кофе и вязаньем чулка, игрой в тарок или радиомузыкой. А кому нужно и кто носит в себе другое, нечто героическое и прекрасное, почтенье к великим поэтам или почтенье к святым, тот дурак и донкихот. Вот так.

Лишь поэтому ты хочешь умереть. Тебе скучно. Но разве можно умереть просто так? Нужно оставить после себя побольше загадок, побольше шуток, побольше испоганить. И очень важно испортить за собою воздух, без этого сдохнуть будет воистину бессмысленно. Под аккомпанемент скверных газов ты изображаешь мольбу к своей марионетке, завершая свою злую шутку над его судьбой и его разумом: «Убей меня, Северус. Пожалуйста».