Сын Лили Поттер (джен)

Гарри осваивал свою первую метлу.

Разумеется, Лили волновалась, и так же очевидно, что Джеймс хохотал до колик. Он сломя голову носился по дому за маленьким сыном, который, похоже, поставил себе целью врезаться во все мало-мальски достойные этого своими размерами вещи.

Первой жертвой неуемной энергии мальчика пала ваза, которую Лили — вот досада! — почему-то забыла убрать, как все остальные хрупкие безделушки. То, что ваза, по странному совпадению, никогда ей не нравилась, пусть и была подарена сестрой, поставило окончательную точку в вопросе, уничтожить ли осколки Эванеско или попытаться починить Репаро.

Пока Лили разбиралась с останками несчастной посудины, Гарри и его сумасбродный отец снова пропали в глубине дома, отмечая свои перемещения взрывами смеха и грохотом, от которого содрогался дом. Лили только вздохнула, с улыбкой покачав головой. Несмотря на то, что Гарри внешне уже сейчас был полной ее копией, вечно бившие в нем ключом подвижность и жизнерадостность определенно достались сыну от папы. Лили вспомнила, что, как только стало ясно, на кого из родителей больше похож ребенок, Джеймс, казалось, полюбил сына еще сильнее, если такое вообще было возможно. Теперь он с неутихающим любопытством искал черты сходства между Лили и Гарри, даже упросил ее найти детские фотографии. К его полнейшему восторгу, Гарри был похож на детские фото матери настолько, насколько это возможно. Если бы не черные, торчащие забавным хохолком волосы, отличить их было бы невозможно.

Тряхнув головой, Лили вернулась из счастливых воспоминаний прошлых месяцев к настоящему. Да, Самайн определенно удался, был чудесный обед в тесном семейном кругу. Вслед за этим вспомнился и другой недавний праздник — день рождения Гарри. Жаль только, не было Питера, но он все же прислал открытку с поздравлением, извинениями и обещанием зайти позже. Все-таки он повзрослел в последнее время, и стал достаточно милым парнем, пусть и остался немного боязливым. Но в такое время даже излишняя осторожность — не порок, рассуждала Лили, пытаясь по очередному раздавшемуся треску и дребезгу определить, в какой части дома сейчас ее мальчики, и какому предмету обстановки только что был нанесен непоправимый вред.

Нагнав летунов на кухне, Лили ничуть не удивилась. Конечно, где же еще тренировать увертливость, как не среди парящих в воздухе кастрюль. Ловко перехватив Гарри, явно нацелившегося протаранить очередную кастрюльку, мама одним движением сняла его с метлы и подхватила на руки.

— Джеймс, с ума сошел?! А если бы он головой ударился? — прикрикнула она на супруга, впрочем, скорее для проформы. Уж над безопасностью сына тот трясся, как курица-наседка над единственным яйцом.

— Лили, ты чего! Тут смягчающие повсюду!.. — возмущенно завопил было Джеймс, уязвленный недоверием жены, но тут же осекся, заметив тщательно сдерживаемую улыбку ее на лице. — Лили!

Не выдержав, оба рассмеялись. Гарри, смотря на родителей, тоже захихикал. Отсмеявшись, Джеймс подскочил к Лили и чмокнул ее в щеку.

— Лил, мы и женаты всего-то ничего, а ты уже знаешь меня, как облупленного. Господи, да еще через пару лет ты будешь вертеть мной, как только захочешь! — с притворным испугом воскликнул он. Лили, приняв самый высокомерный вид, какой только могла, чванно уронила:

— Я уже вью из тебя веревки, дурачок.

Кухня содрогнулась от их дружного хохота. Джеймс ржал, как молодой конь.

— Точь-в-точь Нарси Блэк! Ой, не могу, ну и лицо у тебя было! — он в восторге хлопнул ладонью по колену. Лили, утирая выступившие слезы, только кивнула, все еще хихикая.

— Знаю-знаю. Спасибо, спасибо, — артистично раскланялась она перед невидимой публикой. Джим прыснул. — Ладно, пора в детскую. Гарри надо начинать успокаиваться, а то не уснет.

Джеймс ласково улыбнулся, поцеловал сына в вихрастую макушку и ее — в губы.

— Я в гостиной буду, приберусь там немного.

— Так, что с гостиной?

— Ничего, милая, все в полном порядке...

— Милая?.. ДЖЕЙМС ЭДРИАН ПОТТЕР!

* * *

Поднимаясь по лестнице в детскую с ребенком на руках, Лили улыбалась, думая о том, что это был, пожалуй, лучший Самайн в ее жизни.

* * *

Снейп летел к дому Лили, потеряв голову от ужаса и не разбирая ничего на своем пути. Только что его метка кольнула и начала бледнеть. В отличие от других Пожирателей, наверняка еще только обративших внимание на странное поведение метки, он сразу понял, что это значит.

В последние недели Северус едва ли спал более трех-четырех часов в сутки, терзаемый мучительным ожиданием и отчаянием. Последние дни слились в мешанину из варки зелий, встреч Пожирателей и бдения в снятой неподалеку от Годриковой лощины халупе, когда он пил все больше бодрящих зелий, боясь уснуть. Хотя он и раньше догадывался, что все произойдет в Самайн — Волдеморт, как успел узнать Снейп, придавал этому дню особое значение, — но всегда оставалась возможность, что Темный Лорд решит совершить задуманное раньше. И теперь, когда всё, наконец, случилось, в нем словно распрямилась невидимая пружина, толкавшая его теперь вперед всё быстрее и быстрее. Аппарировав так близко к дому Поттеров, как это было возможно, уже с метлой в руках, он буквально спустя считанные секунды после сигнала метки был у дверей дома в Годриковой лощине.

Возле лестницы на второй этаж лежал Поттер, мертвый. Открытые глаза недвижно смотрели в потолок, на лице — гримаса ненависти и отчаяния. Авада, без сомнения. Палочка Поттера валялась далеко в стороне — едва ли он смог оказать хоть сколько-нибудь достойное сопротивление Темному Лорду, прежде чем палочку выбили у него из рук, а его самого заавадили. Вся эта цепочка мыслей пронеслась в голове Северуса за те доли секунды, что он перешагивал через распростертое на полу тело, и пропала, вытесненная единственным, имевшим значение в этот ужасающий миг, именем. «Лили!»

Взбежав по лестнице на второй этаж, Северус оказался почти на пороге детской.

И даже тень мысли покинула его.

* * *

Наверное, он потерял бы разум, поглощенный своим горем, и остался бы рядом с Лили, пока ее не вырвали бы у него из рук авроры или пожиратели. Но странный, неожиданный звук вернул его в сознание. Северус поднял голову, и первым, что он увидел, стали залитые слезами глаза ребенка. В первую секунду он в ошеломлении смотрел на мальчика, перевел взгляд на лицо женщины, тело которой держал руках, и почувствовал, как снова перехватывает дыхание, а его самого словно накрывает пустая холодная темнота. Только усилием воли он удержался от соблазна провалиться в обморок, пустить всё на самотек, и будь что будет.

Бережно уложив Лили на пол и закрыв ей глаза, он поднялся. Плач ребенка отрезвил его, время горевать наступит позже. Сейчас ему необходимо решить, что делать дальше. Дождаться авроров, или Дамблдора, или фениксовцев — кто-то же должен был засечь павшую защиту дома и смерть его обитателей, — или сбежать, причем очень, очень быстро. И — что делать с ребенком? Оставить здесь, с телами мертвых родителей, в полуразрушенном доме, при условии, что не лето на дворе, а когда прибудет «спасательная команда», неизвестно. Подумав о холоде, Северус машинально взмахнул палочкой, накладывая на ребенка согревающее. Нет, оставаться в доме он решительно не может. Но и забрать ребенка с собой — немыслимо, его будут искать, возможно, уже ищут. Тут на улице раздался знакомый звук сработавшего порт-ключа, и следом — поток нецензурной брани, выданный подозрительно знакомым голосом. Хагрид? Какого черта, неужели Дамблдор послал за мальчишкой Поттером этого остолопа? Снейп метнул еще один взгляд на мальчика, и ледяные лапы тоски снова сжали его сердце. С детского личика на него смотрели зеленые глаза Лили. Движимый необъяснимым порывом, он взмахнул палочкой, отрезая от рукава своей мантии кусок черной ткани. Слыша глухой топот ног внизу, Северус уже в отчаянии — еще немного, и его заметят! — стремительно ткнул палочкой в бесформенный лоскут, превращая его в небольшую черную игрушечную птицу. Мальчик, сидевший в кроватке, даже перестал плакать, наблюдая за его манипуляциями, а когда Северус одним движением палочки отправил игрушку к нему в руки, даже радостно улыбнулся. Бросив последний взгляд на ребенка, Северус закрыл глаза и крутнулся на месте.

Его ждал Паучий тупик. Его ждала его роль. Но только в этот вечер он может позволить себе побыть просто собой — Северусом, потерявшим свою Лили.

* * *

Когда защита дома Поттеров пала, а его обитатели погибли, следящие артефакты в кабинете Дамблдора на несколько мгновений словно взорвались различными звуками, бешено завертевшись и пуская струйки черного, зеленого и золотистого дыма. Обитатель кабинета на секунду закрыл лицо руками. Свершилось.

Альбус Дамблдор тяжело поднялся из-за стола. Почти полминуты понадобилась ему, чтобы вызвать Патронуса.

— Отправляйся к Хагриду, где бы он ни был, и передай следующее: на Дом напали. Используй порт-ключ, забери всех, кто остался в живых. Если с вами будет ребенок — аппарацию и обратный порт-ключ использовать только при видимой угрозе жизни. Пути отхода — без изменений. Прочие приказы — без изменений.

Феникс хлопнул крыльями и серебристой молнией исчез в открытом окне. Дамблдор подошел к настоящему Фоуксу, с интересом наблюдавшему за своим ненастоящим сородичем.

— В Годрикову лощину, пожалуйста, Фоукс, — тихо попросил он и коснулся пальцами хохолка на голове птицы. Окутанные огненной вспышкой, человек и феникс исчезли.

* * *

Издали Дамблдор наблюдал за тем, как появляется Хагрид. Видел, как он выходит из дома, бережно прижимая к себе люльку с ребенком. Следом появился Сириус Блэк, но и тогда директор вмешиваться не стал — у Хагрида были точные инструкции, что делать в любом возможном случае. После недолгого разговора, к его легкому удивлению, Сириус отдал свой так называемый «мотоцикл» Хагриду, и, видимо, кратко объяснив, как им пользоваться, с легким хлопком аппарировал. Хагрид, не теряя ни минуты, закрепил хитро устроенную люльку с ребенком на груди, взгромоздился на устрашающе ненадежное транспортное средство — Дамблдор только покачал головой, — и мотоцикл, взревев, унес своих седоков в темноту узких улочек Годриковой лощины. Что ж, в любом случае, к вечеру следующего дня Хагрид с ребенком будет в Литтл-Уингинге, а способ перемещения пусть остается на его совести. Дамблдор крутнулся на месте, и, оказавшись в доме, сначала на первом этаже, а затем и на втором, быстро бросил несколько сканирующих заклятий. Время уже поджимало, в ближайших волшебных домах давно горел свет, пусть их обитатели и опасались пока выйти наружу. Но скоро первый панический страх ослабнет, все возможные защитные заклинания будут наложены, и придет время узнать, что же случилось. Понимая это, Дамблдор действовал быстро. Да, информация, полученная от следящих устройств, подтвердилась — жертвенный магический контракт был заключен и скреплен смертью Лили. Оставаться в Годриковой лощине более не имело смысла. Пора разносить одновременно печальную и счастливую весть.

Война была окончена — королю черных объявили шах и мат.

Нельзя сказать, что директор Дамблдор не доверял своей заместительнице МакГонагалл, но сейчас он определенно считал, что его коллега сгущает краски. Какими бы ни были эти магглы, Гарри — их родственник, а Петунье он вообще самый близкий родич по крови из ныне живущих. К тому же Дамблдор помнил отчаянное письмо маленькой Туньи с просьбой зачислить ее в школу магии. Она наверняка любила свою младшую сестру и восхищалась ее умениями, но, к сожалению, не обладала ни малейшей искрой магии. Альбус был уверен, что Петунья полюбит мальчика, как только увидит его — ведь он просто копия Лили. Посему, оставляя ребенка на пороге дома, под защитой охранных заклинаний, Дамблдор пребывал в абсолютном спокойствии насчет его ближайшего будущего. Нет, присмотр, конечно, будет, вдруг какой волшебник случайно нагрянет в Литл-Уингинг и увидит тут Гарри Поттера. Пусть это будет... Ну, скажем, милейшая миссис Фигг. Дом рядом с домом Дурслей купить будет несложно, Арабеллу, как сквибку, магия крови, защищающая Гарри, пропустит охотнее, чем любого волшебника. А это очень, очень важно — как только защита крови активируется, любой волшебник рядом с этим домом будет ощущать себя как минимум неуютно, а буде он затаит злобу на Гарри или членов его семьи, то не сможет приблизиться к дому по меньшей мере на двести ярдов с любой стороны.

Итак, все решено. Контроль над мальчиком должен быть минимален, в первое время отчета раз в неделю от наблюдателя будет вполне достаточно, впоследсвии график можно пересмотреть. В конце концов, если с Гарри будут плохо обращаться — это будет заметно, верно?

Откуда Дамблдору было знать, что пожилая сквибка, никогда не имевшая своих детей, увлечется разведением кошек, и всю свою заботу направит на мистера Лапку, уделяя вверенному ей ребенку внимания не больше, чем позволено одинокой пожилой соседке?

* * *

Минерва МакГонагалл, поначалу настаивавшая на выборе других опекунов, позже согласилась с доводами Дамблдора, что для маленького ребенка родная семья и наличие ровесника рядом очень важно. Может, та гиперопека, которой миссис Дурсль укутала своего сына, теперь разделится на двух детей, что принесет несомненную пользу всем троим? Да и консерватизм вполне уместен при воспитании мальчиков, одному из которых придется в будущем жить в волшебном мире. Успокоив себя подобными размышлениями, подкрепленными заверениями Альбуса, что за Гарри непременно будут наблюдать, Минерва с чистой совестью окунулась в полный забот, страхов и эйфории послевоенный мир.

* * *

Сириус Блэк брал след. Взбешенный до состояния полной невменяемости, он даже не стал настаивать на личном сопровождении крестника в безопасное место, и горе за погибших друзей тоже отошло на второй план. Сейчас его целиком захватило стремление отомстить. Будь у него возможность взглянуть на себя со стороны, он бы заметил, как в этом безумии, вызванном скорбью и болью предательства, словно в отражении, можно увидеть кровавое сумасшествие его кузины Беллы. Совершенно потерявший голову от жажды крови, Сириус аппарировал раз за разом в самые мрачные и подозрительные места магической Англии, вынюхивая, выслеживая, выспрашивая. Позже он и сам не смог бы сказать, убил ли он кого-нибудь в этой погоне, пытал ли, добывая сведения. И не то чтобы это слишком его волновало, ни тогда, ни после.

Прошло почти два дня, прежде чем ему наконец-то удалось настигнуть предателя.

* * *

Пока Сириус искал перую зацепку, чтобы начать преследование, Питер Петтигрю не терял времени даром. Он ждал Хэллоуина и боялся его приближения, потому, когда все, наконец, свершилось, Питер моментально почуял, куда дует ветер, и сбежал. Не задерживаясь на одном месте дольше двух часов, не высовываясь из закоулков Лютного и тому подобных мест, он ловил обрывки разговоров, из тени наблюдал за происходящим. Подслушанное и подсмотренное вызвало в нем безотчетный панический страх. Проводимые аврорами повсеместные аресты, нескоординированные контратаки Пожирателей и полнейший хаос повсюду ошеломили его. Двух суток Питеру хватило, чтобы придумать план действий, который позволил бы ему, скрывшись, избежать мести как со стороны Пожирателей, так и со стороны Фениксовцев. План был неидеален, но часы утекали, как вода, и скрываться дольше даже от одного Блэка, который уже преследовал его, не было никакой возможности. А скоро к бешеной псине присоединятся еще и ничуть не меньше жаждущие его крови Пожиратели, и тогда ему точно конец.

Действия на первое время продуманы, подходящее заклинание он знает. Осталось только выманить Блэка в подходящее место.

* * *

О гибели четы Поттеров и заключении в Азкабан Сириуса Блэка, обвиненного в убийстве Питера Петтигрю, Ремус Люпин узнал во время вылазки в лагерь оборотней, совершенной в надежде раздобыть хоть сколько-нибудь полезные сведения. Не дослушав до конца молодого оборотня, громко вещавшего об этом столпившимся вокруг сородичам, Люпин аппарировал в Хогсмид. Теперь его первоочередная забота — Гарри, и нет никаких сомнений, что после гибели и предательства самых близких людей, которые должны были заботиться о мальчике, после таинственного исчезновения Волдеморта, не справившегося с годовалым ребенком, его дальнейшей судьбой наверняка займется директор Дамблдор. Возможно, Гарри передадут на попечение Лонгботтомам, Алиса — его крестная мать, она не откажется. И, может, даже позволит Люпину иногда навещать Гарри, ведь она, как и ее подруга Лили, не разделяла предубеждения большинства магов по отношению к оборотням... Решено. Он сделает все, чтобы заменить Гарри его предателя-крестного и обеспечить счастливое детство, насколько это будет в его силах.

Ремус бежал к Хогвартсу, не зная, что вновь увидеть Сохатика, как прозвал когда-то Гарри Сириус, ему доведется только спустя долгие годы.

* * *

«Величайшие события волшебного мира в двадцатом веке», под ред. Сирила Норкота Паркинсона. 3-е изд., доп. и перераб. — Л.: Сварог и сыновья. — 2003 г.

«...Глава XXVI. Конец I Волшебной Войны и ее последствия.

После гибели Волдеморта в его стане произошел серьезный раскол. Единая армия спустя уже несколько часов после исчезновения Темного Лорда начала разваливаться. Объединенные прежде страхом, верой в своего лидера и ощущением силы, волшебники, разом утратившие этот связующий элемент, более не доверяли друг другу. Стремительно формировались новые группировки со своими лидерами.

Беллатриса Лестрейндж, отказавшаяся верить в гибель Волдеморта, призывала искать Повелителя. Под ее знамена встала та часть Пожирателей и их последователей, которые ставили идеалы Лорда превыше собственных жизней. Они и совершили самые страшные преступления в пост-Волдемортовский период Первой Волшебной Войны, одним из которых является доведение до безумия героев войны Алисы и Фрэнка Лонгботтомов путем применения Второго Непростительного. В момент совершения этого преступления они и были задержаны. На суде не выказали раскаяния и были приговорены к пожизненному заключению в Азкабане.

Всех тех, кто любыми средствами намеревался избежать заключения в Азкабане и имел достаточно средств и влияния, чтобы это устроить, привлек к себе Люциус Малфой. Большинство из них, включая их предводителя, позднее утверждали, что совершили свои преступления под воздействием Первого Непростительного. Так или иначе, сплотившаяся вокруг Малфоя коалиция первой выбросила белый флаг. Ко многим ее участникам тогда не было применено почти никаких карательных мер.

Помимо этих, двух наиболее крупных объединений, появились и другие. Мелкие преступные группы с переменным успехом терроризировали Англию, кто-то сам шел сдаваться аврорам, кто-то сражался до последнего. Еще многие месяцы магическое общество боролось с последствиями этой Войны, прежде чем настали действительно мирные времена.

Следующие годы были ознаменованы проведением реформ, направленных...»

* * *

— Я не смогу. Это будет уже слишком. Они не примут меня, Дамблдор, поймите это, — устало повторил профессор зельеварения Северус Снейп, как бы рассеяно рассматривая портреты бывших директоров. Дамблдор напротив вздохнул.

— Северус, я повторяю еще раз. Ты станешь деканом. Слизнорт не справляется, ситуация с факультетом Слизерин приобретает масштаб катастрофы, и я уже не говорю о том, что происходит между Слизерином и Гриффиндором, это вообще неописуемо! Минерва сдерживает своих львят изо всех сил, но они все равно срываются на провокации слизеринцев, поскольку держать в узде их просто некому. Слизнорт на всё закрывает глаза, и переубедить его сменить позицию я не могу, — Дамблдор замолчал. Северус неохотно перевел взгляд на директора, и увидел, что тот устало потирает кончиками пальцев виски. — Ты же понимаешь, что происходит, Северус.

Профессор Снейп поморщился и откинулся на спинку кресла, раздраженно постукивая пальцами по подлокотнику. Он всего год как преподавал в Хогвартсе, и Дамблдор уже предлагает ему деканство. Заступить на эту почетную должность, не достигнув возраста хотя бы тридцати лет, имея в активах всего год работы профессором и только перспективу получения звания мастера Зелий (пусть и в ближайшем будущем — слава Мерлину, лаборатории в Хогвартсе были прекрасные, а со службы у Волдеморта сохранились кое-какие редкие ингридиенты и наработки) — это нонсенс. Студенты не просто не примут его, они будут его выживать. Северус в красках представил Непростительные из-за угла, яд в утреннем кофе и волчью яму под дверным ковриком. И это будет только первый курс. Похоже, удручающие размышления все-таки отразились у него на лице, несмотря на попытку держать равнодушную маску, потому что Дамблдор снова поспешно заговорил:

— Учитывая нездоровую обстановку на факультете, только ты со своими уникальными талантами, — на этом месте директорской речи Северус непочтительно фыркнул, — сможешь справиться со слизеринцами...

— И остаться при этом в добром здравии, — не выдержав, вставил ехидную реплику Снейп.

— Именно! Слизнорт здраво оценивает свои возможности, естественно, что он отказывается хоть как-либо влиять на студентов. Кроме того, с деканством на тебя не только лягут новые обязанности, но и появятся новые возможности, — веско произнес Дамблдор. Северус насторожился. — Личная лаборатория, не общезельедельческая. Расширенные личные комнаты. Положение в обществе и влияние, в конце концов. Подумай, Северус, мальчик мой, это очень хороший вариант.

Северус мысленно выругался. Дамблдор давил уже в открытую, перейдя на его личные интересы. Но, так или иначе, перспективы, раскрывающиеся перед ним, были весьма и весьма заманчивы. Снейп почувствовал, как дернулось левое веко. Стараясь ничем более не выдать обуревавших его эмоций, Северус отрывисто произнес:

— Хорошо. Пусть будет по-вашему.

* * *

— Прекрати! — высокий визг тети Петуньи резанул по ушам. Гарри, в это время увлеченно заставлявший губку мыть повисшую в воздухе посуду, в испуге отшатнулся от раковины и свалился с табуретки, которую подставлял, чтобы доставать до крана. В момент тишины отчетливо раздался звук разбившейся тарелки. Гарри, замерший в испуге на полу, смотрел, как тетя хватает ртом воздух. Она вдруг ужасно напомнила ему рыбку, вытащенную из аквариума, и Гарри неожиданно стало смешно. Он изо всех сил старался не рассмеяться — это рассердило бы тетю еще сильнее, — но, наверное, она все же заметила его неудержимо кривящиеся в улыбке губы.

— Смешно тебе? Паршивец! — тетя замахнулась полотенцем. Гарри зажмурил глаза, и очень вовремя, потому что удар полотенцем ожег почти половину лица. Вскрикнув, он закрыл голову руками, и удары посыпались один за одним. — Весь в свою мамашу, проклятый уродец! Я выбью из тебя эту дурь!

Наконец, тетя Петунья остановилась, тяжело дыша.

— В свою комнату, живо!

Не веря, что удалось отделаться так легко, Гарри, прижимая к груди покрасневшие руки, подскочил и метнулся мимо нее в свой чулан под лестницей, который тетя поему-то называла комнатой. Вслед она бросила:

— Никакой еды до завтра.

Это было очень плохо. Гарри, уже сидя в чулане, услышал, как снаружи щелкнул замок. Значит, его не выпустят из комнаты до завтра, а ведь было только утро. Гарри вздохнул и взял с маленькой полочки, приделанной у него над головой, единственную мягкую игрушку, которую можно было обнять, когда было грустно, и не было надежды, что скоро станет лучше. Небольшая черная птичка, мягкая и странно, но приятно пахнущая даже спустя годы проживания вместе с Гарри в чулане, где порой пахло совсем не розами. Как Гарри понял из скудных рассказов тети Петуньи, эта птичка уже была с ним, когда его отдали Дурслям, а ему тогда был всего годик. Гарри нравилось думать, что птичка была с ним с самого рождения, и помнила его родителей, потому что сам он не помнил их совсем.

Уже не впервые Гарри задумался над тем, что неплохо бы дать птичке имя. Но, как и в прошлый раз, он все так же не знал ни одного достаточно красивого, достойного такого верного друга. Немного поколебавшись, он все же решил, что, раз уж у него сегодня столько свободного времени, то стоит потратить его с умом.

Посмотрев на птичку, которую в темноте чулана, освещаемого только светом из щели под дверью, было едва видно, Гарри напряг воображение. К сожалению, игрушечная питомица с кончика хвоста и до кончика клюва была полностью черной, включая блестящие пуговки-глаза. Называть птичку Чернушкой, как звали одну из кошек соседки миссис Фигг, Гарри показалось глупым. Подумав еще, он повел носом, вдыхая такой привычный аромат, и решил, что это похоже на запах сушеных растений — травы и цветов. Уж этого добра он нанюхался, сажая и убирая засохшие цветы на клумбах тети Петуньи. Подумав о клумбах, он вспомнил название маленьких кустиков, понравившееся ему — изумрудная воронья ягода*, и решил, что имя Изумруд очень подойдет его птичке, и правда похожей на маленького вороненка.

Обняв Изумруд, Гарри упал на раскладушку, заменявшую ему кровать. Делать до следующего утра ему было нечего, поэтому Гарри решил снова заняться тем, за что нередко был нещадно руган и хлестан полотенцем — он принялся мечтать. Закрыв глаза, он и представил, будто у него из спины вдруг выросли крылья, огромные, как у той птицы, которую он увидел в телевизоре, однажды украдкой заглянув в гостиную, и черные, как у Изумруд. Он вообразил, будто становится на подоконник и прыгает вперед и вверх, отталкиваясь ногами так сильно, как только может — ведь его чудесные крылья очень большие, и нужно много места, чтобы их распахнуть. Он почти чувствует, как теплый летний ветер ударяет в пружинящие длинные перья, подхватывая его и унося вверх, к сверкающим вдалеке звездам. Вот он тянется к ним руками, и крылья все сильнее ударяют по воздуху, и, наконец, Гарри оказывается окружен ласковыми перемигивающимися огоньками. Но, заслоняя их все, гигантская круглая луна накрывает его своим серебристым светом, проникающим прямо к самому сердцу, и заполняет его своим сиянием до краев...

Мальчик заснул со счастливой улыбкой на лице.

_______________________________

*кстати говоря, такое декоративное растение действительно существует.

* * *

Сквозь сон Гарри слышал, как на кухне что-то визгливо кричит тетя Петунья, и басом отвечает дядя Вернон. Но голоса быстро затихли, и мальчик снова провалился в сон — поспать вволю удавалось нечасто, даже запирая иногда племянника в чулане, тетя все равно через пару часов выгоняла его делать работу по дому. И сейчас никакие крики не подняли бы Гарри из постели раньше восьми утра.

Но вот утренний подъем оказался не из приятных. Тетя разговаривала с ним либо криком, либо злым шипением, и не гнушалась лишний раз шлепнуть его полотенцем, а после завтрака (завтракали Дурсли, разумеется, самому Гарри был выделен стакан воды и зачерствевший хлеб со слегка заплесневевшим сыром) выдала целый лист заданий, на который Гарри уставился, вытаращив глаза. Столько переделать за день — как?! Но на попытку запротестовать получил возмущенную отповедь насчет ленивых мальчишек, способных только заниматься всякими уродскими, недостойными приличных людей вещами, и особенно сильную затрещину от дяди Вернона с советом выметаться и не мозолить глаза, которому немедленно последовал.

Первое время Гарри еще надеялся, что Дурсли забудут об его выходке, и все вернется на круги своя, с умеренными заданиями по дому и легкими шлепками полотенцем, но все становилось только хуже. Было начало августа, с того злополучного дня, когда Гарри вздумалось попытаться заставить тарелки мыться самостоятельно, прошло уже два месяца, но список заданий с каждым днем не уменьшался, у тети оказалась тяжелая рука, а дядя принялся поговаривать о школе святого Брутуса. Гарри с ужасом слушал родственников, забыв и думать о том, чтобы снова проделать то, что сам он называл странностями, а Дурсли — уродством.

Выполнять свою угрозу о школе Брутуса дядя не стал, но позже Гарри горько пожалел об этом. Вряд ли в компании малолетних преступников было бы хуже, чем ходить в одну школу с Дадли и его приятелями, которые не упускали ни одной возможности отвесить пинок, толкнуть или порвать домашнюю работу своей жертвы. Поначалу Гарри пытался отвечать им тем же, но, к его немалой досаде, он был меньше и вообще слабее своих мучителей, потому скоро понял, что лучшим выходом в любой опасной ситуации будет сбежать подальше. Жаловаться взрослым смысла не имело — все куда охотнее верили хорошо одетым мальчикам из благополучных семей, чем маленькому, вечно растрепанному сироте с задатками преступника, о чем не забывала упомянуть на каждом родительском собрании тетя Петунья.

Так прошло еще несколько лет.

Пока однажды не наступило совершенно особенное утро...

_______________________________

Начиная с этого места, начнутся небольшие отступления. Я предполагаю, что письма первокурсникам пишет зачарованное письмо, а уже рассылает или доставляет их лично как зам. директора МакГонагалл, учитывая, что первокурсников не так уж много, а магглорожденных или маггловоспитанных — и того меньше. Исходя из этого, так же предполагаю, что, увидев адрес со словами «чулан под лестницей», она должна была лично явиться к Дурслям для выяснения всех обстоятельств.

На всякий случай — ООС всех и вся. Ваше восприятие персонажей может коренным образом не совпадать с моим, так что.

* * *

Это утро, которое позже Гарри назовет самым чудным утром в своей жизни, начиналось совершенно обычно. Тетя подняла его ни свет ни заря, отправив готовить завтрак на все семейство, и удалилась в ванную. Гарри обрадовался — даже недолгое пребывание на кухне в одиночестве позволило ему быстро пополнить свои запасы огурцом, парой шоколадных батончиков Дадли, которых было поистине бессчетное количество, и яблоком. Больше Гарри брать опасался, тетя со своей внимательностью и эту маленькую пропажу могла заметить. Все это богатство исчезло в бездонных карманах старых дадлиных джинсов, которые были велики Гарри настолько, что держались только на честном слове и затянутом чуть ли не на два оборота ремне. Довольно улыбнувшись, Гарри взялся за готовку.

Спустившееся к завтраку семейство не взглянуло в его сторону, тут же усевшись за стол. Посыпались команды: «Кофе», «Где хлеб? Пошевеливайся, ползаешь, как сонная муха» и «Не мешайся, иди, принеси почту».

Гарри с облегчением выскочил в прихожую. Улучив момент, он быстро сгрузил добытую еду в самый темный угол под раскладушкой, где устроил свое тайное хранилище, не раз выручавшее его во время вынужденных голодовок. Как ни странно, продукты там почти не портились и хранились долго. Об этой странности. как и о других «ненормальностях», Гарри предпочитал не задумываться — так было спокойнее, и для него, и для Дурслей.

Подняв с пола почту, Гарри не торопился направляться в столовую. Стоя у входной двери, он быстро просматривал попавшие ему в руки письма, счета и открытки. Это было еще одной полезной привычкой — можно было узнать о грозящих неприятностях вроде визита тетушки Мардж или других гостей, и заранее к ним приготовиться.

Гарри как раз откладывал в сторону на тумбочку счета — Дурсли не любили плохие новости за завтраком, — когда в дверь постучали.

— Открой, Поттер! — крикнула из столовой тетя. Гарри, пожав плечами, распахнул дверь.

За дверью оказалась пожилая леди в длинном, до пола, темно-синем платье, чем-то напомнившем ему картинки из учебника истории. Слегка оробев, Гарри все же вежливо поздоровался и выжидательно посмотрел на суровую даму. Та ответила благосклонным кивком и прищурилась, разглядывая Гарри через квадратные очки.

— Вы — Гарри Поттер, молодой человек? — наконец, с легким сомнением спросила она. Гарри словно холодной водой окатило — вдруг она из социальной службы? Дурсли часто пугали его страшными тетеньками, которые, если он им не понравится, увезут его в приют, а уж оттуда ему прямая дорога в святого Брутуса. Несмело кивнув, он отступил на шаг назад, и в этот же момент из столовой выглянула тетя Петунья.

— Ну, кто там? — нетерпеливо воскликнула она, и тут заметила нежданную посетительницу. — Утро доброе. Вы что-то хотели? — не особенно приветливо поинтересовалась она.

Пожилая леди с достоинством шагнула вперед, входя в дом.

— Здравствуйте. Позвольте представиться — профессор МакГонагалл. Я официальный представитель школы магии и волшебства Хогвартс...

Неизвестно, что собиралась сказать странная леди дальше, но ее перебил визг тети Петуньи:

— Вон! Вон из моего дома! — При этом она, видимо, по привычке, замахнулась на нее полотенцем. Леди, назвавшаяся профессором МакГонагалл, взмахнула неизвестно откуда взявшейся указкой*, и полотенце вырвалось из руки тети Петуньи, а она сама вдруг замолчала. Гарри, взглянув на тетю, вдруг понял, что та продолжает кричать и ругаться, но ей словно выключили звук — из ее рта не вылетело ни слова.

— Так, — профессор МакГонагалл явно рассердилась, — похоже, я не зря решила наведаться сюда лично.

На этих словах из столовой выглянул было дядя Вернон, но профессор из школы с удивительным названием «Хогвартс» вновь махнула указкой, и дверь в столовую захлопнулась. Закрылась и входная дверь, и Гарри почувствовал себя очень неуютно. Леди творила странности, те самые уродства, за которые его наказывали, и у Гарри не было никаких сомнений, на кого повесят вину за все происходящее, когда профессор уйдет. Он бочком принялся отодвигаться от выглядевшей уже далеко не доброй леди, надеясь, что та не заметит его маневров.

— Мистер Поттер, — Гарри вздрогнул. К нему редко (да почти никогда!) так обращались, да и в голосе профессора, кажется, поубавилось недовольства. Он остановился и вопросительно посмотрел на нее. — Вы не могли бы подождать в своей комнате, пока я буду беседовать с вашими опекунами?

Под внимательным взглядом профессора Гарри несмело кивнул и открыл дверь в чулан, но прежде, чем он шагнул внутрь, она воскликнула:

— Стойте!

Окончательно сбитый с толку мальчик повиновался и недоуменно посмотрел на женщину, одной рукой прикрывшую глаза. Впрочем, она тут же отняла руку от лица и мягко спросила:

— Гарри, это твоя комната?

— Да-а, — протянул Гарри, все еще не уверенный, как стоит с ней разговаривать. Быстрый взгляд на тетю лишь добавил смятения — она смотрела на профессора с ужасом, а из столовой вообще не доносилось ни звука.

Профессор подошла к нему и мельком заглянула в чулан, принюхалась. Гарри покраснел — ну да, ему иногда неделю не удавалось нормально помыться. Профессор, правда, ничего не сказала, за что Гарри мысленно с чувством ее поблагодарил, только вздохнула и закрыла дверь.

— Миссис Дурсль, проводите-ка нас в гостиную. Ваш супруг тоже пусть присоединится. Нас ждет очень долгий разговор.

________________________

*согласно канону и Potterwiki, волшебная палочка Минервы МакГонагалл длинная и строго оформленная, похожая на учительскую указку.

Глава небольшая, поэтому выкладываю ее сразу. Обещаю, что дальше будет больше :)

____________________________

Во время беседы профессора МакГонагалл с Дурслями Гарри узнал множество совершенно потрясающих вещей. Оказывается, он настоящий волшебник, и его родители тоже были волшебниками, причем очень сильными, и сражались с Темным волшебником, который убил их, но не смог убить самого Гарри, и никому не известно, почему. Ошарашенный ворохом информации, Гарри смог только спросить, можно ли ему поехать в школу магии, на что получил заверения, что не только можно, но и нужно, потому что он записан туда с рождения. Попутно с объяснениями профессор ругалась с Дурслями, точнее, высказывала им, почему нельзя «так обращаться с ребенком», то есть с Гарри, а Дурсли молча внимали, изредка пытаясь огрызаться. В завершение профессор объявила, что забирает Гарри прямо сейчас, и велела идти собираться. Гарри кинулся в чулан и быстро покидал свой скудный скарб в школьный рюкзак, не забыв выгрести из угла-холодильника все заначки и распихать их по карманам.

Свою старую добрую Изумруд мальчик тоже сунул в карман джинсов. Птичка уже давно из просто мягкой игрушки превратилась в талисман, с которым Гарри предпочитал не расставаться. Окинув последним взглядом чулан, Гарри вышел и закрыл за собой дверь. Он был уверен, что больше туда не вернется.

Подойдя к гостиной, он немного помялся у порога. Причин у его замешательства было две — во-первых, Дурсли запрещали ему заходить в гостиную без специального на то разрешения, а во-вторых, оттуда доносились странные (снова это слово! что ж за день такой...) возгласы и звуки. Вдруг раздался ужасный визг, тут же оборвавшийся, и чей-то сдавленный вскрик. Гарри испуганно отпрянул от двери, и вовремя, потому что из гостиной вылетела профессор МакГонагалл, и сейчас Гарри остро осознал, что перед ним настоящая ведьма с волшебной палочкой. Профессор тяжело дышала, а ее глаза хищно щурились за стеклами очков, съехавших на кончик носа, и, когда она взглянула на мальчика, тот ощутил себя мышью, на которую нацелилась кошка, и с трудом подавил желание юркнуть куда-нибудь и не показываться ей на глаза. Но профессор, заметив, должно быть, его испуг, поправила очки, вздохнула, переводя дыхание, и слабо ему улыбнулась.

— Вы собрались, мистер Поттер? Где ваши вещи?

Гарри, повернувшись к ней в пол-оборота, поддернул рюкзак за лямки.

— Вот мои вещи, профессор МакГонагалл.

— Это что, всё? — она слегка нахмурилась и покачала головой на кивок Гарри. — Хорошо. Хотя что уж тут хорошего... — вполголоса добавила профессор, и Гарри заволновался. Вдруг она не захочет забирать его в свою школу, раз у него ничего нет, и нет денег, чтобы купить учебники. — Ничего, мистер Поттер. Мы приобретем вам все необходимое в Косом переулке. Вы хотите попрощаться со своими родственниками?

Гарри призадумался. Возможно, это последний раз, когда он их видит, но эта мысль почему-то не показалась грустной. Передернув плечами, Гарри все же нашел выход.

— До свидания, тетя Петунья, дядя Вернон! — крикнул он в сторону гостиной, решив, что Дадли обойдется и без прощального слова, и повернулся к профессору. — Я всё.

— Ну что же, тогда пойдемте, — профессор МакГонагалл протянула Гарри руку. Тот радостно схватился за нее, и они вместе вышли из дома.

* * *

Выйдя из дома, они на минуту остановились. Профессор МакГонагалл огляделась и взмахнула палочкой, прошептав какие-то слова, которые Гарри не разобрал.

— Это магглоотталкивающие чары, — пояснила профессор, хотя Гарри и постеснялся спрашивать. Что ж, возможно, это означало, что ему можно задавать вопросы.

— А что значит «магглоотталкивающие»? — неуверенно спросил он, втянув голову в плечи и ожидая как минимум резкого ответа том духе, что маленьким мальчикам не пристало отвлекать взрослых. Но, к его удивлению, профессор МакГонагалл не стала ругаться и отвешивать подзатыльники.

— Это значит, что все магглы теперь не будут обращать на нас ровно никакого внимания, — пояснила она, и добавила, — а «магглы» значит «обычные люди», «не маги». Все понятно?

— Да, мэм, — тут же ответил Гарри, довольный, что ему даже не пришлось задавать второй вопрос.

Профессор кратко улыбнулась и потянула его за собой. Подойдя к дороге, она остановилась и еще раз махнула палочкой.

Тут же из ниоткуда вылетел фиолетовый автобус совершенно невозможной высоты. Гарри разинул рот от удивления, когда низко висящие провода подскочили, словно скакалка, пропуская несущийся автобус, а рекламный щит невозможным образом уклонился от прямого тарана. Автобус затормозил у дома номер четыре так внезапно, что водитель точно должен был вылететь вперед через лобовое стекло вместе со всеми пассажирами, но, как ни странно, этого не произошло. Не успел Гарри ничего спросить, как дверцы автобуса распахнулись, и из него, как чертик из табакерки, выскочил парень в кондукторской форме и затараторил:

— Добро пожаловать! Это автобус «Ночной рыцарь», для ведьм и волшебников, попавших в беду! Взмахните палочкой и входите в салон: мы домчим вас куда угодно! Я, Стэн Шанпайк, ваш кондуктор этим вечером. Здравствуйте, профессор МакГонагалл!

Гарри удивился, что этот парень с забавно торчащими из-под фуражки ушами знает профессора, но быстро догадался, что он, наверное, тоже учился в Хогвартсе. Профессор, тем временем, приняла протянутую Стэном руку и забралась в салон. Гарри вскочил следом, опасаясь, что автобус сорвется с места так же неожиданно, как и появился. Шанпайк улыбнулся ему и подмигнул.

— Первокурсник, а? Магглорожденный? — спросил он у профессора МакГонагалл. Та после секундной заминки ответила:

— Маггловоспитанный. И воздержись от дальнейших расспросов, Стэн, — предупредила она.

Гарри выглянул у нее из-за ее спины, разглядывая автобус уже изнутри. Он оказался просторным, почему-то с множеством стульев и кресел, стоявших в полном беспорядке. Но, видно, профессор знала, что делать. Она направилась к ближайшему диванчику и, махнув над ним палочкой, кивнула на него Гарри. Тот сел, поерзал немного, понял, что не может подняться, и собирался было запаниковать, когда увидел, что профессор сделала круговое движение палочкой, как бы указывая на весь автобус сразу, что-то пробормотала, после чего совершенно спокойно уселась на диванчик рядом с Гарри. Мальчик не решился задавать вопросы и довольно скоро сам понял, зачем профессор МакГонагалл прилепила их к дивану.

— Ну, так куда вам, профессор? — спросил Стэн, принимая плату.

— В Лондон, к Дырявому Котлу, пожалуйста.

— Ясненько. Трогай, Эрн! — внезапно заорал парень и скакнул в ближайшее кресло, судорожно махнув палочкой.

И неведомый Эрн тронул.

Автобус несся по дорогам, как сумасшедший. Гарри, выглянув в окно, заметил, что один пейзаж в секунду сменился совершенно другим. Их кидало из стороны в сторону, деревья и дома в последнюю секунду успевали убраться с пути несущегося автобуса. Если бы не прилипчивые чары профессора, Гарри бы уже давно размазало по автобусу тонким слоем.

За время пути Гарри трижды испытал чувство, будто его внутренности вот-вот его покинут — это автобус останавливался, чтобы ссадить пассажиров или взять на борт новых, — и дважды пожалел, что они с профессором едут не электричкой, но в целом безумные гонки на автобусе Гарри понравились. К тому же в Лондоне они оказались всего через пятнадцать минут, а еще через пару минут Стэн уже прощался с ними, стоя на ступеньках.

— Счастливо, профессор МакГонагалл, еще увидимся! Эй, мелкий, а как хоть тебя зовут?

— Гарри Поттер, — ответил Гарри, и дверь автобуса захлопнулась, но сквозь стекло было видно ошарашенное лицо Стэна и слышно возмущенный вопль: «ЭЙ!». Но в следующую секунду автобус исчез — наверное, его вызвал очередной волшебник, попавший в беду. Гарри повернулся к профессору МакГонагалл, и увидел, что та поспешно прячет улыбку.

— Что? — недоуменно и немного виновато спросил Гарри.

— Ох, ничего, мистер Поттер... Вы знаете, ваше имя известно всему волшебному миру, ваш шрам выдаст вас любому волшебнику с головой, но, можно сказать, что нам повезло.

— Повезло в чем, профессор?

— В том, что никто не видел вас раньше.

* * *

Это и вправду оказалось везением. Опасавшийся, что к нему начнут подходить незнакомые люди и здороваться с ним, или благодарить неизвестно за что, как это случалось пару раз в прошлом, Гарри облегченно вздохнул, когда они беспрепятственно прошли через Дырявый котел, оказавшийся волшебным пабом. Когда они вышли в закуток, в котором, по словам профессора, находился выход в Косой переулок, Гарри неуверенно потянул волшебницу за рукав.

— Что такое, мистер Поттер?

Гарри, запинаясь, рассказал ей о странных людях, здоровавшихся с ним на улице, когда он пару раз оказывался в Лондоне, и спросил, как же они его узнали. Профессор МакГонагалл только вздохнула.

— Вы очень похожи на свою мать, мистер Поттер, можно сказать, вы почти ее копия. Те, кто знал ее лично, могли узнать и вас. Не обижайтесь на этих людей, мистер Поттер. Вы — живое напоминание о том, что случилось ночью 31 октября, и о том, чего мы все тогда избежали.

— Да я и не обижаюсь вовсе, — растерянно ответил Гарри.

— Вот и прекрасно. А теперь, как насчет того, чтобы увидеть Косой переулок своими глазами?

— Да!

Гарри ахнул от удивления, не удержавшись, когда каменная кладка раздвинулась, открывая перед ним удивительнейший мир. На представшей перед ним светлой улице было не очень много народу, по сравнению с оживленными улицами маггловского Лондона, но было почти так же шумно. Кричали птицы, которых повсюду было множество, самых разных, переговаривались лавочники и уличные торговцы, где-то слышался оживленный гомон и взрывы смеха. Повсюду сновали животные, пару раз Гарри увидел странных существ, которые точно не были людьми, но окончательно его поверг в шок маленький зеленый кустик, живо перебиравший корнями-ножками и умело лавирующий между ног прохожих. В тонких ветках кустика застряли кусочки сухофруктов.

Мальчик торопливо вертел головой, стремясь увидеть сразу все, и при этом осмотрительно цеплялся за профессора МакГонагалл, опасаясь отстать. Она, тем временем, дав ему вдосталь наглядеться, слегка сжала его руку, привлекая внимание. Гарри приготовился слушать.

— Сейчас мы в Косом переулке, мистер Поттер. Это центральная улица магического Лондона. Помимо Косого переулка, существует еще множество улиц, безопасных и не очень. Основная часть магазинов, в которых вы будете закупаться в течение всего обучения в Хогвартсе, находится именно здесь, в Косом переулке, но возможны ситуации, когда вам понадобится свернуть с проторенной дороги, или вы окажетесь вне безопасного Косого переулка не по своей воле. Посмотрите, видите проход между домами? Чем уже и темнее проход, тем меньше приятного вас ждет. Чем светлее и шире становится улица, по которой вы идете, тем ближе вы к Косому переулку. Очень легко запомнить. Если сворачиваете с Косого переулка, сразу начинайте обращать внимания на то, куда вы идете — заблудиться в магическом Лондоне очень легко.

Гарри понятливо кивал. Все выглядело достаточно просто.

— Кроме того, мы с вами обязательно купим немного летучего пороха. С помощью летучего пороха можно перемещаться из одного камина в другой, если они, разумеется, подключены к всеобщей каминной сети. Правила пользования очень просты...

Так, под неспешный рассказ о способе перемещения через камины, они подошли к большому белоснежному зданию со сверкающими бронзовыми дверьми, у которых стояло странное приземистое существо в алой с золотом униформе. Не доходя до крыльца, отделанного гладким белым камнем, профессор остановилась.

— Итак, первый пункт нашего похода по магазинам — Гринготтс, волшебный банк, в котором волшебники хранят деньги. В Гринготтсе работают гоблины. Когда мы зайдем внутрь, не показывайте насмешки или страха, ведите себя спокойно и максимально вежливо, гоблины это ценят. Ну все, пойдемте.

Профессор МакГонагалл и Гарри чинно прошли мимо гоблина-привратника и очутились внутри банка. Профессор уверенным шагом направилась вперед, Гарри поспешил за ней. Они подошли к конторке, над которой висела табличка «Прием посетителей. Посещение сейфов». Профессор поздоровалась с гоблином, и они повели скучный разговор о каких-то договоренностях, доверенностях и ключах. Привыкший к молчаливому ожиданию Гарри просто тихо стоял рядом. Наконец, профессор МакГонагалл протянула гоблину небольшой ключик, как показалось Гарри, вынув его буквально из воздуха. После этого гоблин наконец спустился из-за своей конторки и, помани их следом, исчез за одной из множества дверей. Гарри и профессор последовали за ним.

Поездка на «Гоблинских горках», как назвал их про себя Гарри, была увлекательной, и напоминала езду на «Ночном рыцаре», разве что была покороче. Но об удивительных тележках Гарри забыл, как только перед ним открылся его собственный сейф. В нем были просто горы золота!

Как объяснила профессор МакГонагалл, отец Гарри, Джеймс Поттер, был наследником древнего и весьма уважаемого рода, и оставил своему сыну соответствующее наследство. Она объяснила Гарри, что снимать деньги со своего счета он сможет только в умеренных объемах, а полное распоряжение средствами перейдет к нему от его магического опекуна в совершеннолетие. Гарри удивился — он не знал, что у него имеется еще какой-то опекун, кроме Дурслей. Профессор МакГонагалл пояснила, что дела детей в волшебном мире при отсутствии у них признавших родство кровных родственников-магов ведет директор школы, Альбус Дамблдор, таким образом, являясь магическим опекуном всем магглорожденным и маггловоспитанным студентам, а также сиротам. Под эти объяснения внимательно слушавший Гарри выгребал из сейфа золотые и серебряные монеты, пока его рука вдруг не натолкнулась на невидимое препятствие. Профессор МакГонагалл усмехнулась.

— Вот так, собственно, и действует ограничение. У вас в карманах — они бездонные, что ли? — сейчас около ста галеонов, если я не ошибаюсь, — она вопросительно посмотрела на гоблина, сопровождавшего их к сейфу.

— Девяносто девять галеонов, шестнадцать сиклей и двадцать девять кнатов*, — безразлично произнес тот. Профессор кивнула.

— Это большая сумма, мистер Поттер. Конечно, покупки к школе обойдутся вам недешево, но шестидесяти галеонов будет вполне достаточно, даже с учетом того, что вам необходимо полностью обновить гардероб и купить сундук.

— Сундук? — непонимающе спросил Гарри. Ему казалось, будет достаточно и его рюкзака, ну, в крайнем случае, еще небольшой сумки или пакета.

— Именно, — подтвердила МакГонагалл, пока гоблин запирал сейф, но продолжать объяснять, как в прошлый раз, не стала, а Гарри не спросил.

* * *

Выйдя из Гринготтса, профессор МакГонагалл направилась прямиком к магазину, в витрине которого стояли самые настоящие сундуки всех цветов и размеров. Гарри взирал на них с изумлением, переходящим в ужас — как таскать за собой такую махину, он не представлял совершенно.

К его тихой радости, профессор сама взяла на себя разговор с продавцом, Гарри тем временем оглядывался. Его внимание привлек простой сундук из темного дерева с интересными узорами на крышке. Заметив его интерес, продавец, полноватый мужчина неопределенного возраста и с лысиной, блестящей, как новенький галеон, мгновенно подскочил к маленькому клиенту.

— Замечательный сундук! — от его восклицания Гарри вздрогнул и отскочил от сундука. — Заклятие невидимого расширения стандартное, но вот эти руны обеспечивают дополнительную защиту от воров, достаточно волоса, обрезка ногтя или капли крови хозяина внутри сундука, и никто чрезмерно любопытный не сможет сунуть туда нос, — нахваливал торговец свой товар. Гарри неуверенно покосился на профессора МакГонагалл, но та явно не собиралась вмешиваться. Мальчик перевел взгляд обратно на восхищенно вещавшего о достоинствах этого чудесного сундука продавца.

— А сколько он стоит? — дождавшись паузы, спросил Гарри.

— О, всего тридцать галеонов! — радостно сообщил продавец, поблескивая глазами. Гарри, которого часто гоняли на рынок в пригород, знал этот блеск — это значило, что продавец накручивает цену, и нужно торговаться. Пару раз вернувшийся с неимоверно дорогими овощами, Гарри быстро усвоил этот урок, и научился торговаться до победного. К счастью, на рынке к его непрезентабельному виду относились лучше, чем в торговых центрах, и к тому же скоро запомнили вежливого мальчика. Как с этим дела обстояли в магическом мире, Гарри не знал, но попытаться стоило.

— Это, конечно, хороший сундук, — протянул он, рассматривая узоры на крышке, — но почему заклятие стандартное?

Гарри прекрасно знал, что «стандартное» означает «обычное», и, даже не зная точно, для чего служит это самое заклятие невидимого расширения, примерно догадывался о его смысле. Искоса поглядев на продавца, он понял, что обнаружил «правильный» недостаток сундука, за который и можно добиться скидки.

— М-м-м, дело в том, что его накладывал ученик мастера, — неохотно сказал мужчина, — поэтому вместо усиленного или максимального уровня на этом образце стоит стандартный. Может, вы посмотрите другие экземпляры?

— Нет, мне понравился этот, — сказал Гарри. — Но тридцать галеонов за стандартный уровень — это многовато, да, профессор МакГонагалл?

Профессор не улыбалась, но Гарри заметил, как подрагивают уголки ее губ.

— Да, думаю, вы правы, мистер Поттер, — сдержанно произнесла она.

Продавец ахнул.

— Мистер Поттер? Вы Гарри Поттер? — его глаза зашарили по лицу и лбу мальчика.

— Ну, да, — немного смущенно признался он. Не то чтобы он не ожидал какой-нибудь реакции, но это все-таки было... Необычно.

— Мистер Поттер, я отдам вам этот сундук всего за двадцать галеонов, — торжественно произнес продавец, так, что Гарри чуть не фыркнул, — и от себя лично добавлю кошелек из шкуры скрытня! Это меньшее, что я могу для вас сделать!

— Вам вовсе не стоит...

— Непременно стоит! — и с этими словами торговец ухватил Гарри за локоть и потащил к кассе.

Через десять минут Гарри вышел из магазина вместе с посмеивающейся МакГонагалл совершенно ошалевшим, ослепшим от вспышки волшебного фотоаппарата (торговец, он же оказавшийся и владельцем магазина, непременно пожелал сфотографироваться с национальным героем) и твердо убежденным, что называть кому-либо свое имя ему больше не захочется ни за что и никогда.

— Ну, как вам ваш первый поклонник, мистер Поттер? — поддела его безуспешно пытавшаяся сдержать улыбку профессор, и Гарри воззрился на нее с неподдельным ужасом. Профессор все же рассмеялась и впервые потрепала Гарри по непослушным вихрам. Это было неожиданно, и Гарри невольно отпрянул от коснувшейся головы руки. Профессор перестала смеяться. — Простите, мистер Поттер. Вам неприятны прикосновения других людей? — мягким голосом спросила она.

Гарри неопределенно пожал плечами. Не то чтобы его часто касались без цели ударить или ущипнуть, поэтому он не мог точно сказать, было ли это неприятно. Профессор покачала головой.

— Я постараюсь лишний раз вас не тревожить. Но нам пора продолжить наши покупки. Вы готовы?

— Ага!

Следующие два часа были заполнены посещением различных магазинов, лавочек и одной аптеки. Сундук, оказавшийся внутри больше, чем снаружи, после вкладывания в него волоса Гарри, обнаружил еще одно любопытное свойство — он сам довольно шустро полз за своим хозяином, и весил всегда одинаково, хоть кирпичи в него складывай. Сразу после магазина с сундуками был магазин мадам Малкин, где, с помощью профессора МакГонагалл, Гарри купил не только школьную форму, но и два комплекта обычной одежды, включая несколько смен нижнего белья и обувь. В книжном магазине, где они покупали учебники, профессор с трудом оттащила увлекшегося мальчика от книжных полок, заверив, что в Хогвартсе большая библиотека, где он найдет даже новейшие исследования в различных областях магии, но Гарри все равно упросил ее разрешить ему купить пару книг кроме учебников — «Обычные травы — необычное применение» и «Абракадабра: Жуткие заклинания от А до Я»**. Убедившись, что он не выбрал ничего слишком сложного или опасного, профессор сказала, что сама купит ему эти книги в счет будущего подарка на день Рождения. Гарри сначала растерялся настолько, что, вместо того, чтобы поблагодарить профессора МакГонагалл, прижал книги к груди, потерянно глядя на нее сквозь сползающие на кончик носа очки. Профессор на это вовсе не рассердилась, а, по-доброму улыбнувшись, предложила положить книги в сундук. Гарри, мотая головой, отступил на шаг, все еще прижимая книги к себе.

— Н-но почему, п-профессор? — заикаясь, спросил он, чувствуя, что в горле встает комок. Дурсли никогда не дарили ему ничего нового, да вообще ничего ценнее дадлиных обносков.

— Я близко знала ваших родителей, мистер Поттер, — просто ответила профессор, — мы были друзьями. И я хочу позаботиться о вас, раз ваши родственники не сумели этого сделать.

Гарри кивнул, не найдя, что ответить. Бережно уложив подаренные книги в сундук, Гарри последовал за профессором МакГонагалл на улицу.

— У нас остался последний магазин, — наигранно бодро произнесла волшебница. — Вам нужна волшебная палочка. После этой покупки мы отправимся в Хогвартс, вашу будущую школу. Как вы на это смотрите? — убедившись, что Гарри сморит на это крайне положительно, она заключила:

— Прекрасно. Тогда в магазин Олливандера.

* * *

Из лавки Олливандера («Семейство Олливандер — производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры») Гарри вышел в смешанных чувствах. Мистер Олливандер долго подбирал ему палочку, поясняя, что волшебная палочка сама должна выбрать себе хозяина, а когда, наконец, нужная палочка была найдена — остролист, 11 дюймов, перо феникса, — рассказал жуткую историю о связи теперь уже Гарриной палочки и палочки Волдеморта через их сердцевины.

Потому до отделения связи Косого переулка, откуда Гарри с профессором должны были отправиться Хогвартс, они шли в полном молчании. В самом отделении было множество каминов, возле некоторых на мягких подушках сидели волшебники, опустившие в камин только голову, в пустых просто горел огонь. Профессор попросила Гарри подождать на диване у кассы, пока она не переговорит с директором Дамблдором, после чего, заплатив молодой ведьмочке два сикля, подошла к камину. Гарри тут же отвлекся от невеселых мыслей насчет Волдеморта и своей новой палочки, и принялся с интересом наблюдать за профессором. Она подошла к одному из каминов с подушками, опустилась на колени и села на пятки. Бросив в камин зеленый порошок из стоящего рядом горшочка, она опустила голову в огонь и отчетливо произнесла «Хогвартс, кабинет директора!». Взметнувшееся зеленое пламя скрыло ее голову из вида, и дальнейший разговор Гарри не слышал.

Через десять минут, в течение которых Гарри успел изрядно поволноваться, профессор выпрямилась, отряхнула с волос небольшие пушинки пепла и поднялась.

— Что ж, мистер Поттер, директор позволил вам провести остаток каникул в Хогвартсе. Но... — она неожиданно замолчала. Гарри с тревогой ожидал продолжения. — Видите ли, дело в том, что обычно студентам не позволяется оставаться в школе на летние каникулы...

Желудок Гарри ухнул куда-то вниз. Ему придется вернуться к Дурслям.

-...но я объяснила профессору Дамблдору вашу ситуацию, и он признал, что, по крайней мере, этот месяц, оставшийся до вашей учебы, вы можете провести в Хогвартсе. Боюсь, на следующее лето вам все же придется вернуться к вашим опекунам. Но, разумеется, с ними проведут серьезную работу, и вы больше не будете подвергаться подобным... унижениям.

Гарри ничуть не стало легче. Вряд ли кто-то сможет переорать дядю Вернона, а без этого заставить его что-то делать, например, относиться к племяннику получше, просто невозможно. Ну ладно, у него впереди еще целый год без Дурслей, уже этому стоит радоваться. Гарри натянуто улыбнулся профессору МакГонагалл, чтобы показать, что вовсе не расстроен. Профессор, посмотрев на него, поджала губы.

— Кроме того, вам придется отправиться в Хогвартс без меня. Там на себя возьмет заботу о вас профессор Снейп. Он может показаться суровым человеком, но не пугайтесь — он всегда действует только во благо своих учеников. Я буду занята другими первокурсниками, — предупредила его вопрос профессор, — поэтому приеду в Хогвартс не ранее двадцать восьмого августа. Все остальные студенты прибудут первого сентября. Остальное вам расскажет профессор Снейп, он встретит вас уже в кабинете директора. Сундук оставьте, его заберут домовые эльфы. А теперь идите.

Гарри, не зная, как попрощаться, топтался на месте. Наконец, решившись, он как взрослый протянул профессору МакГонагалл руку. Та ответила на рукопожатие, не улыбаясь.

— До свидания, профессор МакГонагалл, — серьезно сказал Гарри.

— До свидания, мистер Поттер. Ваш адрес: «Хогвартс, кабинет директора». Не промахнитесь решеткой.

Гарри улыбнулся шутке, и, протянув ведьме-оператору два сикля, шагнул к камину. Последним, что он увидел, скрываясь в зеленом пламени, было грустное лицо профессора МакГонагалл.

_____________________________

*т.е. ровным счетом сто галеонов

**первая книга абсолютно вымышлена, но касается зельеварения и колдомедицины, как можно понять из названия, а вторая — нечто вроде пособия для юного борца с Темными Искусствами.

Вообще говоря, Северус Снейп этим летом остался в Хогвартсе по единственной причине — в Паучьем тупике сносили старые фабрики. Даже мощные заглушающие заклинания не справлялись с ужасающим грохотом, к тому же поддерживать их было слишком энергозатратно, поэтому, чтобы продолжить исследования, начатые еще в прошлом году, пришлось на лето перебираться в Хогвартс. Если бы он тогда знал, чем обернется это решение, остался бы в Галифаксе.

Так или иначе, посреди дня Северуса в ультимативной форме вызвал к себе Дамблдор, прислав феникса, причем не Патронуса, а вполне себе настоящего. С замирающим сердцем Снейп поспешно схватился за хвост птицы, чтобы ощутить на себе эффект, сходный с перемещением каминной сетью, только ощущения при этом были еще страннее. В считанные секунды он оказался в кабинете директора, готовясь услышать что угодно — начиная от возрождения Темного Лорда и заканчивая близящимся неотвратимым концом света. Впрочем, по здравом размышлении, это были явления одного порядка. Отмахнувшись от нелепых мыслей, Северус уставился на Дамблдора, ожидая объяснений, но тот лишь кивнул на камин, в котором в зеленом пламени виднелось лицо гриффиндорского декана МакГонагалл.

* * *

Выслушав экспрессивный рассказ МакГонагалл и ее требование приютить мальчишку Поттера в Хогвартсе, Снейп молча развернулся и направился к двери. Та не открывалась. Северус раздраженно махнул палочкой, но и на Алохомору дверь не отреагировала.

— Северус, — негромко произнес у него за спиной невыносимо понимающий голос. Глубоко вздохнув, Северус резко развернулся.

— Что? Я не нанимался в няньки, — грубее, чем собирался, ответил он. Дамблдор укоризненно нахмурился, а МакГонагалл явно собиралась разразиться возмущенной речью, но Снейп тут же продолжил, — кроме того, ребенок, судя по вашему рассказу, «психологически травмирован и нуждается в особом обращении», — издевательски произнес он. Господи, да он сам себе бы такого ребенка не доверил, а тут гриффиндорская деканша собирается сплавить ему на целый месяц потенциального львенка, да и кого — самого Поттера! Северуса окатила волна застарелой ненависти к этой фамилии. Если мальчишка будет похож на отца, он пришибет его после нескольких минут общения, а Лорд в геенне огненной повторно скончается от счастья.

— Прекрасно, ты уже видишь, в чем суть проблемы, — излишне позитивно, на взгляд Северуса, заявил Дамблдор. — Полноте, Северус, неужто ты не справишься всего с одним ребенком?

— Боюсь, мой обычный стиль руководства в данном случае будет неприемлем, — едко парировал Снейп, подчеркивая официальный тон. Интонации «доброго дедушки» исполнении директора всегда раздражали его несказанно, чем тот и пользовался.

— В таком случае, смените его! — рявкнула из камина МакГонагалл, — Северус, будь у меня другой подходящий вариант, я бы его использовала, но, к сожалению, Гарри сейчас требуется особый уход без лишней огласки, так что ты — единственная подходящая кандидатура. Я же не прошу тебя оформлять постоянное опекунство, в самом-то деле!..

Попытавшись еще поспорить для приличия, утверждая, что ребенок будет мешать его исследованиям и упирая на нелюбовь к детям вообще, Снейп через несколько минут утомительных препираний сдался. За десять лет общения с Альбусом и Минервой он понял, что если выстоять в словесной схватке с одним из них ему еще удастся, то вместе они гарантированно задавят его своим... гриффиндорством! Мысленно выругавшись, Северус выплюнул:

— Ладно, давайте его сюда!

Дамблдор довольно улыбнулся в бороду.

* * *

Когда из камина выкатился чумазый, в какой-то совершенно отвратительной маггловской одежде мальчишка, Снейп мгновенно предположил, что отпрыск Поттеров будет копией папаши. Вон и черные волосы знакомо топорщатся во все стороны, и очки Поттер откуда-то уже выудил. Вот мальчишка поднимает голову... И Северус чувствует, как сердце пропускает удар. В ушах зашумело, кровь бросилась в лицо, а земля предательски вознамерилась покинуть надлежащее место у него под ногами.

Потому что из-под черной как смоль челки на него смотрела Лили.

Спустя еще мгновение видение рассеялось — и с пола поднимался просто маленький мальчик, удивительно похожий на свою мать.

Ребенок был маленьким. Даже не так — он был слишком маленьким для своего возраста, а в мешковатой потрепанной одежде казался еще меньше. Зеленые глаза казались огромными на худеньком личике. Поттер... Нет, к черту эту фамилию. Сын Лили если и не голодал, то определенно недоедал, и тут явно нужна консультация мадам Помфри. Проклятье, как же не вовремя она уехала в Мунго на какие-то там курсы! Очевидно, что в своем рассказе МакГонагалл ничуть не преувеличила.

Пока Северус прикидывал примерный список зелий, которыми просто необходимо восстанавливать здоровье мальчика, Дамблдор подошел ближе.

— Добро пожаловать в Хогвартс, Гарри! Нет-нет, не извиняйся, в первый раз все пачкаются в золе, потом ты привыкнешь. Ты же первый раз путешествовал каминной сетью, верно? — Снейп рассеянно наблюдал за тем, как Дамблдор, заговаривая мальчишке зубы, аккуратно направил его к креслу у камина. Северус вытащил палочку и применил очищающее заклинание, наблюдая, как мальчик удивленно осматривает себя, завертевшись на месте, вопросительно смотрит на Дамблдора и переводит взгляд на Снейпа.

— Спасибо, сэр, — едва слышно поблагодарил он Северуса. Тот нахмурился — неужели МакГонагалл запугала ребенка страшным профессором зельеварения настолько, что тот боится с ним заговорить?

— О, очень мило с твоей стороны, Северус. Да, Гарри, знакомься — это профессор Снейп, он будет присматривать за тобой до начала учебного года. Северус, мы с Гарри собирались выпить чаю, не присоединишься к нам?

Снейп отрывисто кивнул, понимая вдруг, с момента появления мальчишки не произнес ни слова. Но это даже к лучшему. Зато Поттер, если не дурак, поймет, что при нем лучше не болтать. Усевшись в дальнее кресло, Северус принялся наблюдать за легкой беседой, в которую Дамблдор пытался втянуть Гарри, но тот отвечал односложно, больше внимания уделяя горячему чаю. Заметив, что ребенок посматривает на вазочку с печеньем, но попросить не решается, Альбус мимоходом вставил: «Попробуй печенье, Гарри, очень вкусно. Домовики в этот раз расстарались», после чего мальчик взял только одну печенюшку, и растянул ее на весь разговор, откусывая по маленьким кусочкам.

— Гарри, я вижу, что ты устал, и наверняка проголодался, но чай с печеньем — это, все-таки, несущественно. Думаю, вам стоит отправиться к себе и заказать обед, как ты считаешь? — наконец, решил завершить разговор директор. — Северус, ты же сможешь сам обустроить мальчику комнату?

— Несомненно. — Холодно уронил Снейп, догадываясь, что под «комнатой» понимается пустующая комната в его собственных апартаментах. Когда Дамблдор в далеком восемьдесят втором говорил о «расширенных личных комнатах», то даже слегка преуменьшил. Место для гостя там вполне можно было найти.

Снейп поднялся с кресла, мальчишка тут же подскочил следом.

— Спасибо за чай, директор Дамблдор, — пробормотал Поттер, уставившись куда-то себе под ноги.

— О, не стоит, мальчик мой. А теперь иди, профессор Снейп покажет тебе, где ты будешь жить.

Кивнув Дамблдору, Снейп направился к выходу из кабинета, слыша, что мальчик, быстро попрощавшись с директором, идет за ним.

В этот раз дверь открылась беспрепятственно.

* * *

— Не отставайте, — бросил через плечо мальчишке Снейп. Ему не хотелось называть Поттера по фамилии, а использование имени казалось чем-то чересчур фамильярным даже по отношению к ребенку. С другой стороны, Лили была его другом, почему он не может обращаться к ее сыну по имени? Черт возьми, потому что мальчишка — сын Лили Поттер, а не Лили Эванс, и тем более не Лили Снейп. Но мальчишка совершенно не похож на Поттера, с удовлетворением подумал Северус. Если бы не черные, вечно торчащие во все стороны волосы, всегда являвшиеся отличительной чертой Поттеровского рода, и эти ужасные круглые очки, признать в Гарри сына Джеймса было бы затруднительно. Что ж, пока не начнется учебный год, и ему не придется называть Гарри по фамилии, можно на время забыть о не одобряющей панибратское обращение традиции Хогвартса. Если, конечно, мальчишка не проявит себя как истинный сын своего отца. В таком случае, Снейп просто вышвырнет его вон, обратно к родственничкам, и лично убедит их не прекращать практику спартанского воспитания в отношении племянника.

В обоюдном молчании они добрались до подземелий. Гарри шел чуть позади, и если бы не практически абсолютная тишина, царившая в подземельях в отсутствие учеников, его шаги были бы совершенно неслышны. Всегда раздражавшийся от громкого топота детей Северус про себя отметил эту способность со знаком плюс, несмотря на очевидную необходимость расставить везде, где только можно, оповещающие чары. Порой один тихо перемещающийся ребенок может оказаться куда большим злом, чем толпа детей под мантией-неведимкой.

Наконец, они оказались перед дверью, ведущей в покои декана Слизерина. Немного не доходя до нее, Северус остановился. Пора было провести краткий ликбез.

— Слушай и запоминай, П... Гарри, — он поморщился, но все же назвал мальчишку по имени. — Это — дверь в мои комнаты. Чтобы войти, нужно встать на плиту перед дверью и произнести пароль. Кроме тебя никто, находящийся за пределами плиты, его услышать не сможет, и не сможет прочитать пароль по губам. В первый раз встанешь вместе со мной. Идем.

Встав на плиту и проследив, чтобы Гарри не заступал за ее пределы, Северус подавил желание привычно шепнуть пароль, и отчетливо произнес:

— Юний Цепион.

Открыв дверь, он зашел первым и придержал ее для мальчишки.

— Запомнил пароль? — тот неуверенно кивнул. — Повтори.

— Юний Цепион.

Северус кивнул.

— Я покажу тебе твою комнату. Иди за мной.

Сразу за входной дверью находилась просторная гостиная, из которой вели двери на кухню, в спальни и в уборную. В хозяйской спальне была еще одна дверь, ведущая в святая святых — в рабочий кабинет-лабораторию. Защищенная по высшему разряду не самыми безобидными заклинаниями, лаборатория была похожа на бункер, проникнуть в который можно только по личному приглашению владельца. Впрочем, мелкому Поттеру будет запрещен вход даже в спальню.

В пустой комнате было темно, и Северус тут же взмахнул палочкой, отправляя под потолок яркий шар Люмоса. Оглядев грязно-бежевые обои и темного дерева пол, он покачал головой. Обои можно перекрасить, а мебель принесут домовики, надо только определиться с цветом. Спросить, что ли, у мальчишки? Интересно...

— Гарри, какой цвет тебе нравится? — внимательно наблюдая за его лицом, он заметил промелькнувшее выражение удивления, сменившееся растерянностью. Мальчик пожал плечами.

— Черный?

Это будет сложнее, чем ожидалось.

Хогвартс оказался чудесным.

Гарри был полном восторге от всего. Загадочный директор Дамблдор с длиннющей бородой, угостивший чаем и печеньем, таинственный молчаливый профессор Снейп в черной мантии, которая круто развевалась за его спиной, когда он шел по коридорам, живые портреты и самые настоящие подземелья! Было на что поглазеть, и Гарри еще в кабинете директора с трудом мог сосредоточиться, пытаясь одновременно не отвлекаться на необыкновенные серебряные и золотые штуковины, стоящие на каминной полке, и игнорировать чувство голода. Только страх повести себя недостойно заставлял его не отвлекаться от разговора.

Когда до Гарри дошло, что он будет жить с профессором, и больше того — у него будет своя комната, ему показалось, что его стукнули пыльным мешком по голове. А после профессор спросил, какой цвет ему нравится, и Гарри так растерялся, что не сразу нашел, что ответить. Это был странный вопрос. Ему нравится Изумруд, ему нравится, когда ночью очень темно — это значит, что Дурсли спят, и можно пробраться на кухню. Ему нравятся его волосы — как их не расчесывай, они все равно будут торчать во все стороны, это смешно, хоть и доставляет иногда неприятности. Тогда, может...

— Черный?

Ой, кажется, профессору это не понравилось. Но ругаться он не стал, просто задумался. Гарри ждал.

— Нет, я определенно не буду красить комнату в черный, это уже слишком. Как насчет красного?

Он что, предлагает выбор? Или следует согласиться на красный? Гарри снова пожал плечами. На самом деле, красный цвет не особо ему нравился, он слишком напоминал кровь. Профессор, кажется, это понял.

— Желтый? Синий? Зеленый? — на последние два предложения Гарри бы согласился. Синий — цвет неба, зеленый — травы. Это хорошие цвета. Насчет желтого он сомневался — от слишком яркого света у Гарри болели глаза, а желтый напоминал о безжалостном летнем солнце, из-за которого, к тому же, обгорала кожа.

— Ну же, решай быстрей. Или покрашу стены в розовый, ты этого хочешь? — Нетерпеливо спросил профессор, постукивая волшебной палочкой по ладони. Гарри замотал головой.

— Нет, сэр, извините, сэр. Синий и зеленый мне очень нравятся, сэр, — протараторил он, опасаясь, что профессор выполнит свою угрозу и действительно выкрасит стены в девчачий цвет. Он бы согласился жить и в такой комнате тоже, но раз уж ему можно выбирать, это было бы глупо.

Профессор Снейп совершил сложное движение палочкой, и обои сами собой перекрасились в красивый цвет летней листвы, будто наполнившись краской, как стакан водой. Присмотревшись, Гарри с восторгом заметил, что снизу вверх на стенах появляются тонкие серебристые узоры, таинственно поблескивающие в свете этой странной лампочки. Когда с обоями было покончено, профессор ткнул палочкой в потолок, и тот разом посветлел, а в центре комнаты прямо из потолка начала расти люстра! Она была похожа на переплетения тонких веточек, среди которых мелькали листья, маленькие и побольше, и была, кажется, серебряной. У Гарри захватило дух. В такой комнате он готов спать и на полу, любуясь причудливыми узорами на стенах, освещаемых чудесной лампой. Но вот люстра «выросла» до конца, и профессор Снейп два раза щелкнул пальцами. Уже, казалось, готовый ко всему, Гарри вытаращился на двух ушастых существ, появившихся перед профессором и склонившихся в полупоклоне.

— Чего желает господин декан? — хором спросили они. Существа были одеты в какие-то полотенца, подпоясанные разноцветными поясами, и были не обуты. Гарри стало неловко — он вспомнил о собственных новых ботиночках, лежащих в сундуке. Интересно, когда его привезут? А может, профессор передумала и вернула вещи в магазины? Но Гарри не успел расстроиться, потому что профессор Снейп (или Гарри тоже следует называть его «господин декан»?..) сказал:

— Доставьте сюда кровать из запасников Когтеврана, стол, стул и тумбочку оттуда же. И вам должны были передать вещи Гарри. Их тоже сюда. Выполнять.

Существа исчезли. Так значит, это домовые эльфы! Профессор МакГонагалл же говорила, что они заберут его сундук. Гарри почувствовал стыд за то, что усомнился в профессоре. Она была так добра к нему, а он решил, что профессор его обманывает. Наверное, тетя Петунья права — он ужасно неблагодарный.

Пока Гарри терзался муками совести, эльфы вернулись. Они появились вместе с огромной кроватью темного дерева, на которой можно было бы уложить, самое меньшее, трех Гарри вдоль и штук шесть — поперек, поставив ее у стены напротив двери. Кровать накрывал балдахин из плотной синей ткани, и Гарри совершенно точно заметил, как там что-то блестит. Наверное, тоже узоры, как на обоях. Следующим были большой стол и стул, вставшие в углу так, будто всегда там были, и сундук, который домовики уместили в ногах кровати. Затем возле кровати появилась тумбочка, на столе — лампа, и эльфы, наконец, склонились в полупоклоне перед профессором Снейпом.

— Все сделано, господин декан, — они переглянулись. — Но позвольте внести еще одно дополнение в обстановку.

— Позволяю, — кивнул профессор, и домовики оказались у одной из стен. Они одновременно щелкнули пальцами, и в стене появилось окно. Гарри протер глаза.

Это было самое настоящее окно! Но ведь они были в подземельях, совершенно точно. Эльфы махнули своими тонкими ручками, и вокруг окна волной плеснули синие, в цвет балдахину на кровати, шторы. В последний раз поклонившись, домовики исчезли.

Гарри все так же стоял у двери, боясь пошевелиться. Все вокруг казалось сном, сказочным и нереальным, и Гарри отчаянно не хотелось вдруг проснуться.

— Это твоя комната, здесь ты будешь жить до начала учебного года. Когда тебя распределят на факультет, тебе придется переселиться в общую спальню со своими однокурсниками, так что сильно не обживайся, — тут же вернул его с небес на землю профессор. Но даже эта новость не расстроила Гарри. Целый месяц у него будет своя комната, и такая, что Дадли обзавидовался бы, ее увидев! — Теперь пойдем обедать.

Гарри не слишком хотелось уходить из своей новой комнаты, но он послушно покинул ее вслед за профессором. Они вышли в большую, очень красиво обставленную комнату, а ведь Гарри даже не заметил, как прошел ее в первый раз.

— Это гостиная. Ты можешь проводить время здесь, если у меня нет посетителей. Это — дверь в мою спальню, заходить туда без моего разрешения воспрещается. Кухня. Уборная, — профессор поочередно указывал на двери. — Запомнил? Тогда иди на кухню. Я скоро приду, и будем обедать.

Профессор направился в свою комнату, а Гарри бодро поскакал на кухню. Похоже, нужно накрывать на стол. В новой кухне будет наверняка непросто сориентироваться, но он разберется.

К его удивлению, продуктов на полах в шкафчиках почти не было, а в шкафчике-холодильнике (снаружи он был такой же, как и все остальные) еды тоже было немного, а то, что было, он тронуть ни за что бы не решился — слишком уж корешки, плоды и куски мяса напоминали ингредиенты из волшебной аптеки. Он в отчаянии хлопнул дверцей. В самом деле! Вот из чего здесь готовить? А может, профессор просто наколдует еду? Тогда нужно выставить ему прибор...

* * *

Северус тем временем скептически осматривал свои запасы. Ладно, Укрепляющее зелье у него есть, Успокоительное и зелье Сна-без-сновидений, на всякий случай, тоже. Но простого Укрепляющего мало, тут нужно будет что-то посильнее, насыщенное, но не токсичное. Позже стоит проконсультируется с Помфри, а пока хватит и этого.

Положив флаконы в карман, Северус вышел из лаборатории, рассматривая Укрепляющее на свет. Осадка нет, консистенция нормальная, цвет также, запах... Северус откупорил флакон. Запах в норме. Прекрасно. Он зашел на кухню, и чуть не выронил зелье из рук.

— Что ты делаешь, Поттер? — в этот раз фамилия отца мальчишки легко соскользнула с языка. Поттер сновал по кухне, выставляя блюда на стол. Пустые блюда! Да за каким чертом...

— Я накрываю на стол, сэр, — бодро отрапортовал мелкий нахал, ставя на стол бокал. Бокал-то зачем? Северус отметил, что стол накрыт, в общем-то, правильно, за исключением того, что в тарелках пусто, и прибор только на одного человека. Северус подавил желание одним взмахом палочки уничтожить все это и на мгновение прикрыл глаза. Может, Поттер слегка двинулся умом на почве плохого обращения? Проверим.

— А почему тогда на тарелках ничего нет? — если мальчишка ответит, что еда на столе есть, то это либо странная детская игра, либо психическое расстройство. И неизвестно, с чем иметь дело проще.

— О... Я думал, вы наколдуете еду, сэр, — протянул Поттер. Северус вздохнул.

Он просто воспитан магглами. Сохраняй спокойствие.

— Еду нельзя создать из ничего. Это один из элементарных законов трансфигурации, — снисходительно объяснил Северус.

Мальчик очевидно растерялся.

— Поэтому в Хогвартсе работают домовые эльфы, — продолжил Снейп, щелкнув пальцами. — Которые нам готовят.

Он повернулся к возникшему на кухне домовику.

— Обед на двух человек. Мне как обычно, Гарри — по особому заказу. Куриный бульон, белый рис и вареную курицу или рыбу на пару. Всё.

Домовик исчез, прихватив со стола всю пустую посуду.

— После обеда я могу уделить тебе полчаса, — неохотно произнес Снейп. — Если у тебя есть вопросы, задашь их, если нет — сразу после обеда можешь быть свободен. Из этих комнат не выходить. Если попытаешься — я узнаю. Окно в своей комнате открывать не пытайся — оно не настоящее. Садись за стол, сейчас подадут обед.

* * *

Оказалось, мальчишка почти никогда не ел за столом. Впрочем, обращаться с вилкой и ложкой он, слава Мерлину, умел, по уши бульоном не облился, а большего от него пока и не требовалось. Сделав Гарри чай, а себе — кофе, Северус приготовился к атаке вопросами, но Поттер молчал, как под Силенцио.

— Если не начнешь спрашивать, я пойду работать, — через минуту напряженного молчания раздраженно процедил Северус. Поттер встрепенулся и зашарил глазами по комнате.

Неужели у него совсем нет вопросов?

— Ну, эм... Что мне надо будет делать? — выдал он наконец через пару секунд. Северус недоуменно моргнул.

Ничего, просто не попадайся мне на глаза весь этот месяц.

— Прошу прощения?

— Ну, по дому, сэр. Раз домовики готовят... Мне помыть полы? Или почистить камин?

Мерлин и Моргана.

— Работу по дому выполняют домовые эльфы. От тебя не требуется готовить, или убираться, просто не разбрасывай вещи где попало и не сори специально.

Последовала пауза. Видимо, Гарри осмысливал последний тезис. Но его следующий вопрос был ничуть не лучше.

— А что мне тогда делать, сэр?

Северус мысленно выругался, проклиная Дурслей, воспитавших из ребенка какого-то домового эльфа, и себя — за мягкотелость.

— Ну, чем ты занимался, когда не выполнял работу по дому? — терпеливо спросил он.

— Делал домашнее задание, сэр.

— А еще?.. — главное, сохранять спокойствие. За жестокое двойное убийство Дамблдор его не похвалит. По крайней мере, не в этот раз.

Мальчик явно не хотел отвечать, но и промолчать в ответ на прямой вопрос, похоже, не мог. Еще одна проблема.

— Тогда я мечтаю или играю с Изумруд, сэр.

Северус подозрительно прищурился. Не может быть, чтобы ему позволили завести домашнее животное. Мальчикам, живущим в чуланах, они обычно не полагаются.

— Что за Изумруд?

— Это моя птичка, сэр! — с явным облегчением ответил Гарри и вытащил из кармана маленькую черную игрушку.

Да не может этого быть...

— Очень... Красивое имя, — выдавил Северус через силу. Надо же, магия до сих пор держится, — беспристрастно заметила логическая часть его мозга. Другая же кричала от боли нахлынувших воспоминаний. Усилием воли подавив неуместный эмоциональный всплеск, Северус обратил внимание, что мальчишка самозабвенно вещает что-то о том, как выбирал своей игрушке имя. Наконец, он закруглился, и Северус, уже взявший в себя в руки, небрежно кивнул.

— Очень интересная история. Думаю, ты вполне можешь играть со своими игрушками, если хочешь, но я бы посоветовал заранее прочитать первые главы учебников. Это будет тебе полезно, — снизошел он до рекомендации. — Кроме того, можешь взять с моих полок «Историю Хогвартса», но только ее. Остальные книги не трогать. Вопросы есть?

Мальчишка замотал головой. Северус поднялся.

— Я буду в своей лаборатории. В экстренном случае можешь связаться со мной по сквозному зеркалу, оно стоит на камине. Подходишь, берешь в руки и называешь мое имя. По пустякам не беспокоить. Все ясно?

— Да, сэр, — серьезно кивнул Гарри.

Северус вышел из кухни.

Все это нужно серьезно обдумать.

Та-дам! А вот и новая глава. Залито начерно, опечаток может быть тьма, ибо хозяин ноутбука вот-вот настучит мне по голове, так что просьба указывать на очепятки в комментариях ^_^

______________________________

Оставшись один, Гарри, немного подумав, решил последовать совету профессора и почитать. В первую очередь, конечно, ему не терпелось открыть «Историю Хогвартса». Такой огромный старинный замок, у него наверняка множество тайн, а где, как не в «Истории», можно о них прочесть? Гарри направился в гостиную. Уютная комната с потрескивающим пламенем в камине очень понравилась ему, а от огромных книжных шкафов и вовсе было невозможно оторваться. Гарри жадно разглядывал книжное богатство, представленное его взгляду. Такого во «Флориш и Блоттс» точно не было! Книги, казалось, стояли спокойно, но при этом жили своей собственной жизнью. Корешки некоторых из них, как, например, у книги «Жидкая Авада», вспыхивали ядовито-зелеными или алыми буквами, стоило на них взглянуть, а «Кислотный туман. Свойства, признаки, образцы» выпускала грязно-белые облачка с подозрительным запахом. С содроганием Гарри решил, что запрет на книги имеет свои основания.

«История Хогвартса» нашлась на самой мирной полке, и выглядела совсем обычно, но на всякий случай Гарри вытянул ее осторожно, стараясь не касаться других книг. Подумав, не устроиться ли в гостиной, он отмел эту мысль. В кои-то веки у него появилась своя комната, и грех этим не пользоваться. Так что Гарри с огромным удовольствием завалился на кровать в новых домашних штанах и футболке, скинув грязные ботинки и дадлины обноски в самый глубокий угол своего сундука.

Следующие часы пролетели незаметно.

* * *

Гарри оторвался от «Истории...» только тогда, когда в комнате появился домовик.

— Мастер Гарри, прошу вас пройти на пятичасовой чай, — чрезвычайно учтиво проговорил эльф, поклонившись.

Гарри подскочил, тут же откладывая книгу.

— Пятичасовой чай? Для меня? — недоверчиво спросил он. Обед же был совсем недавно, и было та-ак вкусно, что Гарри и думать не собирался об ужине и тем более — о пятичасовом чае! Он, в конце концов, не какой-нибудь пэр Англии или что-то в этом роде.

Домовик с удивлением посмотрел на мальчика, слегка склонив ушастую голову на бок.

— Разумеется, мастер Гарри. Ларри взял на себя смелость приготовить к чаю традиционные английские лепешки, мед и несколько видов джемов. Профессор Снейп одобрил мой выбор и велел напомнить вам, что переедать в вашем состоянии не рекомендуется, но поесть нужно обязательно. Поэтому прошу вас пройти на кухню.

Гарри только открывал и закрывал рот, не зная, что сказать.

— Мне переодеться? — наконец, глупо спросил он.

— Как вам угодно, мастер Гарри, — с готовностью ответил домовик.

Гарри тут же представил, как сидит за столом в футболке и мягких домашних брюках, пьет чай из какого-нибудь дорогущего фарфора, и тут заходит профессор Снейп в своей строгой черной мантии. Он поежился — нет уж, лучше переодеться. Откопав в сундуке новые брюки, он с сомнением посмотрел на них. У него теперь было аж две пары брюк — черные и серые, и три рубашки — черная, белая и бордовая. Но что надеть, если идешь пить пятичасовой чай, и боишься, что строгий профессор попеняет тебе за неуместный вид? Гарри почувствовал себя одураченным. В школе о таком не рассказывали, Дурсли вообще мало интересовало, во что он одет, а в магазине он померил только черные брюки с белой рубашкой. Но это как-то... Слишком уж официально. Тут Гарри хлопнул ладонью по лбу и повернулся к домовику.

— Извините, пожалуйста, а как вас зовут? — вежливо спросил он. Домовик удивленно хлопнул глазами.

— Мастер Гарри спрашивает у домовика имя... — пробормотал он. — Мое имя Ларри, мастер Гарри.

Гарри с ужасом услышал, как домовик шмыгнул носом.

— Простите, если я обидел вас, — поспешно извинился Гарри. Может, у домовых эльфов вообще невежливо имя спрашивать?! Вот он дурак, нужно было просто так спросить, что лучше надеть! Хотел как лучше...

— О, нет-нет, мастер Гарри! Вы оказали такое уважение Ларри, Ларри и мечтать не мог!.. — воскликнул домовик, нервно теребя концы своего фиолетового пояса. Гарри понял, что ровным счетом ничего не понимает. Спросить домового эльфа об имени — уважение? Но почему тогда он «и мечтать не мог» об этом? Это же просто...

Гарри вздрогнул. Он вдруг вспомнил, как приятно было, когда профессор МакГонагалл называла его «мистер Поттер», а профессор Снейп — «Гарри». Они говорили с уважением! Совсем иначе, чем Дурсли.

В душе Гарри царило смятение. Он и сам не вполне понимал, почему дышать стало вдруг трудно, а в глазах защипало. Гарри слегка пошатнулся — у него вдруг на миг закружилась голова. Не обращая внимания на то, что Ларри вдруг что-то сказал и с хлопком исчез, Гарри пристально посмотрел на свои руки сквозь пелену застивших глаза слез.

Грубые, красные, с мозолями руки. Неудивительно — он столько перемыл посуды в горячей воде, столько раз мыл полы, окна и двери, что и не сосчитать. А сколько часов он провел на клумбах, сажая, пропалывая, поливая чахлые растеньица, которые только из-за его стараний вырастали в чудесные цветы?

Были ли его руки похожи на руки домовика?

* * *

Когда в лаборатории с хлопком появился домовик, Северус не зашиб его на месте только потому, что мешал новую разработку Укрепляющего и не мог отвлечься от кипящего котла. Когда через минуту помешивания можно было прекратить, он в раздражении отбросил черпак и развернулся к домовому эльфу.

— Ну, что такое? — раздраженно спросил он. Неужели так трудно не появляться в лаборатории в определенное время?! Он же вроде отправил этого домовика напоить мальчишку Поттера чаем, разве нет? Если это мелкий паршивец упрямится...

— Мастер Гарри плохо себя чувствует! — воскликнул домовик, и у Снейпа нехорошо екнуло сердце.

— Где он?

— В своей комнате, господин декан!

— Туда, быстро, — приказал Снейп, протягивая домовику руку. Тот понял жест, и спустя секунду их увлекло в совместную аппарацию. В следующий миг они уже были в комнате Гарри.

Северус ожидал чего угодно, но реальность, как обычно, столкнула его одновременно с простой и невероятно сложной задачей.

Чертов мальчишка плакал.

Поттер стоял возле сундука, смотрел на свои руки, а у него по лицу катились огромные слезы. Он не поднял взгляд, когда раздался хлопок аппарации, он, кажется, вообще не заметил, что в комнате кто-то появился. Северус стремительно подошел к ребенку, взял его руки в свои и быстро их осмотрел. Ран нет, следов проклятий тоже не чувствуется. На манипуляции с его руками мальчик никак не отреагировал. Что с ним, какой-то запоздалый шок?

— Гарри, — осторожно позвал Северус.

— Да, сэр? — слишком безучастно для плачущего ребенка отозвался тот слегка сдавленным голосом. Похоже на шок, это точно. Но с чего бы?

— Почему ты плачешь? — как можно спокойнее произнес Снейп. Нельзя демонстрировать излишнюю взволнованность, лучше Поттеру от этого не станет.

— Извините, сэр. Я сейчас же постараюсь перестать, — Гарри слегка нахмурился, вытер слезы рукавом, но те все равно продолжали течь. — Извините, сэр, — снова повторил он.

— Я не сказал «перестань плакать», я спросил, почему ты плачешь, — повторил Северус. Гарри упорно не поднимал головы, глядя прямо перед собой, и Северус, раздраженно выдохнув, опустился на одно колено, чтобы их глаза оказались вровень. Мальчик слегка отшатнулся, но не отступил, а взгляд остался расфокусированным.

Мерлин, что мне делать?!

— Посмотри на меня, — Северус попытался поймать взгляд мальчика. — Гарри, посмотри на меня, пожалуйста.

— Вы оказываете такое уважение Гарри, господин декан, — неожиданно произнес мальчик, его взгляд встретился с Северусовым. Не теряя времени, он аккуратно скользнул в сознание Гарри, бегло считывая поверхностный слой мыслей. Что за черт? Он что, считает себя кем-то наподобие домового эльфа? Северус проник во торой слой, в третий, четвертый... Повсюду одно и то же — труд, часто непосильный для ребенка, наказания, страх, сомнения, подавление собственных способностей. День за днем, без изменений, без улучшений. Только редкие моменты детских радостей — Изумруд, учебник истории, кража фруктов из холодильника... Снейп с трудом прервал неудержимое погружение в чужое сознание, едва успев сбросить эмоциональный перенос — бич легилименции. Проклятье! Еще чуть-чуть, и эмоции мальчишки снесли бы все его защитные экраны.

Впрочем, Гарри, похоже, вторжения в свое сознание не заметил, или оставил без внимания, равнодушно смотря в глаза зельевара сквозь пелену слез. А Северус все еще не имел представления, что же с ним делать.

— Гарри, — наобум начал он, лишь бы не молчать, — ты больше не живешь у своих родственников, и не должен работать, как домовой эльф. Ты понимаешь меня?

— Да, сэр, — механически ответил мальчик.

— Повтори: я больше не буду работать, как домовой эльф.

— Я больше не буду работать, как домовой эльф, — послушно произнес он. В глазах ребенка зажглась искорка осознания.

— Если мои опекуны будут принуждать меня, я обращусь к профессорам Хогвартса или к директору. Повторяй.

— Если мои опекуны будут принуждать меня, я обращусь к профессорам Хогвартса или к директору, — кажется, это возымело успех. Гарри начал приходить в себя, глаза смотрели более осмысленно, хотя дыхание стало прерывистым, а поток слез все не. уменьшался.

— Никто не может причинять мне вред.

— Никто не может... Не может... — Гарри с трудом вздохнул, и последние слова почти прорыдал, — никто не может причинять мне вред!

Его лицо скривилось, и мальчик заревел, размазывая слезы по лицу. Северус облегченно выдохнул. Все, его почти отпустило. Теперь проплачется, и все будет в порядке. Не зря у него с собой Успокоительное все же... Быстро вытащив из кармана платок и флакон с зельем, Северус отмерил несколько капель, смочив ими платок, и протянул его ребенку. Гарри принял платок, невнятно пробормотав благодарность вперемешку с извинениями, и начал вытирать набегающие слезы. Постепенно рыдания затихли.

— Извините, сэр, — наконец, более-менее внятно произнес мальчик, рассматривая свои пальцы, мнущие платок.

— Ничего страшного, Гарри. У всех детей случаются истерики, — обычным голосом произнес Снейп. — А теперь иди умойся, тебя все еще ждет твой пятичасовой чай.

Мальчик, шмыгнув носом, кивнул и поспешно выбежал из комнаты. Северус достал из кармана почти полный флакон с Успокоительным и залпом выпил его.

В конце концов, Успокоительное изначально не предназначалось мальчишке.

Гарри сидел на кухне вместе с профессором Снейпом и пил чай, держа чашку обеими руками. Но даже так его руки слегка подрагивали, и по поверхности воды расходились круги. Ему было ужасно неловко за то, что он там в комнате устроил, но очень спокойно теперь — с плеч будто сняли огромный камень. Профессор Снейп и в самом деле заботился о нем, и это удивительно приятно. Гарри украдкой улыбнулся, глядя в чашку, и вспомнил, о чем хотел спросить профессора, еще когда читал «Историю Хогвартса».

— Профессор Снейп, — Гарри все еще было неловко первому начинать разговор.

— Я слушаю, — в голосе профессора не слышалось злости или раздражения, поэтому Гарри воспрял духом.

— Скажите, профессор, я вот прочитал в «Истории Хогвартса» о факультетах, там и об их различиях немного написано, но вы не могли бы мне чуть-чуть побольше о них рассказать? — выпалив просьбу, глядя в лицо профессору, Гарри напряженно уставился на свои руки.

* * *

Северус ответил не сразу.

— Я могу рассказать тебе о факультетах, но разве профессор МакГонагалл не сделала этого, когда вы были в Косом переулке?

— Нет, сэр, — такого ответа Северус не ожидал. О чем же они вообще разговаривали тогда, черт возьми, если МакГонагалл забыла просветить мальчишку о коварных слизеринцах и отважных гриффиндорцах?

— Что ж, хорошо... — Северус с огромным трудом подавил желание поведать Поттеру о безмозглых львах, заучках-воронах, слабохарактерных барсуках и хитрых отважных змеях. Было бы интересно посмотреть, как отпрыска Поттеров отправят на Слизерин, но даже по меркам их безмерно терпеливого директора эта шутка будет немного чересчур. Он собрался с мыслями и начал говорить.

— Как ты уже знаешь, существует четыре факультета, названных по именам основателей: факультет Салазара Слизерина, деканом которого являюсь я, факультет Годрика Гриффиндора, декан которого — профессор МакГонагалл, факультет Пенелопы Пуффендуй, декан — профессор Стебль, и факультет Кандиды Когтевран, декан — профессор Флитвик. У каждого факультета есть свой символ и свои характерные черты, о которых ты должен был прочитать в «Истории...», — дождавшись утвердительного кивка, Северус продолжил, — но, не смотря на то, что все это в целом верно, ты должен помнить о том, что у всего есть как светлая, так и темная сторона. Смелость львов известна всем, это верно, но безрассудство и поиск славы — тоже гриффиндорские качества. Змеи мудры и стремятся к вершинам, но им присуще коварство, а в достижении своих целей они не гнушаются никаких средств. Если ты ищешь верных друзей и готов к упорному труду — тебе прямая дорога к барсукам, но бойся оказаться очередной серой мышкой в барсучьей норе, единоличников там не любят. Об уме воронов слагают легенды, но почему-то мало говорят об их чрезмерном любопытстве. Поэтому не стоит перед распределением выбирать себе факультет, если только, конечно, нет какой-то совершенно определенной склонности, — завершил Снейп рассказ о факультетах, на его вкус, даже излишне честный рассказ, и пристально посмотрел на Поттера. Мальчишка слушал с интересом, подперев подбородок кулаком, а после явно задумался, рассеянно продолжая смотреть на Снейпа. Северус слегка занервничал — такая задумчивость на детских лицах никогда ни к чему хорошему не приводила. И верно.

— А можно не на один факультет попасть? — спустя полминуты внезапно выдал Поттер. Северус только покачал головой.

— Нет, это невозможно. Тебе может подходить два, три факультета, но все равно один из них перевесит. Когда придет время, ты поймешь это сам, — терпеливо пояснил он. Надо сказать, подобная позиция Северуса удивила — обычно его первокурсники только под Шляпой вдруг понимают, что учиться можно не только на Слизерине. Ему не раз приходилось успокаивать испуганных детей, после распределения прилетавших к нему с вопросом — «Почему Шляпа предложила мне не только Слизерин?». Особенно перепуганными бывали потомственные слизеринцы из семей яростных поборников чистоты крови, и в глазах у всех читался единый страх:

«Неужели я не достоин?»

Успокаивая новоявленных змеек, Северус мог только бессильно проклинать тех родителей, что своими бреднями о «правильном» факультете запутали детей, заставили их бояться себя и своих желаний. Часто на Слизерине оказывались потенциальные когтевранцы, пуффендуйцы и даже гриффиндорцы, и при этом Слизерин терял тех, кто мог бы стать звездой и украшением факультета. Среди преподавателей этот вопрос был один из самых обсуждаемых спустя примерно месяц после распределения, когда первокурсники осваивались в мире магии и начинали показывать характер. Но перевод с факультета на факультет невозможен, даже если очевидно, что ребенку там не место, и деканам оставалось только кусать локти от бессилия что-либо изменить.

Северус взглянул на Гарри, который снова ушел в свои мысли. Этому ребенку предначертано попасть на Гриффиндор, от него ожидают этого десятки и сотни волшебников, и хорошо, что он об этом не знает. Северус внезапно ощутил жгучее желание максимально отложить знакомство мальчика с другими детьми, подвести его прямо к Шляпе таким, не знающим о предубеждениях волшебного мира, не боящимся своего выбора, и увидеть, узнать, какой же Гарри Поттер на самом деле. И в целом это осуществимо, нужно только самому привести его к другим первокурсникам в последний момент, прямо перед тем, как они зайдут в Большой зал. Азарт захватил его, и Северус понял, что сделает это. Он даст Гарри Поттеру шанс самому понять, чего тот хочет.

* * *

После того памятного дня все как-то наладилось. Северус и Гарри завтракали вместе, преимущественно в тишине, потому что с утра ни один не был настроен на разговоры, затем расходились по комнатам вплоть до обеда. После обеда Гарри часто задавал несколько вопросов по поводу прочитанных глав учебников, Северус отвечал и снова уходил к себе. Ближе к вечеру он заставлял себя выйти с мальчиком на прогулку вдоль озера, во время которой они либо неспешно разговаривали о том, чем интересовались оба — о Хогвартсе, травах и их использовании, либо просто молчали. Гарри вообще был молчаливым ребенком, но если начинал говорить, то увлекался и оживлялся, никогда при этом не впадая в ту раздражающую смешливость, которая часто была неприятна Северусу в других детях. А после ужина они обычно устраивались в креслах гостиной, каждый со своей книгой. Это были спокойные, мирные дни. Северус привыкал к тому, что живет не один, Гарри, по всей видимости, привыкал к возможности просто отдыхать. Так прошел почти весь август.

В последнюю неделю в школу начали прибывать учителя, и двадцать пятого Дамблдор прислал приглашение на общий ужин для Северуса и Гарри. Северус не нашел повода отказаться, и по мере приближения вечера раздражался все сильнее. Наконец, Снейп обнаружил себя расхаживающим взад-вперед по гостиной, и выругался, недобрым словом поминая Дамблдора, вздумавшего затеять эту, с позволения сказать, глупость! Гарри весь день мышкой просидел у себя в комнате, и Северус почувствовал легкий укол вины — мальчик, должно быть, чувствовал напряжение, повисшее в воздухе, и опасался попасться под горячую руку.

Когда подошло назначенное время, они в молчании вышли из комнат и направились к Большому залу. Северус был в своей обычной черной мантии, а Поттеру посоветовал надеть белую рубашку с серыми брюками, и накинуть сверху мантию, не застегивая. Теперь рядом с Северусом шел настоящий маленький волшебник из хорошей, в меру консервативной семьи, и если бы не сохранившиеся, несмотря на литры Укрепляющего и правильное питание, худоба и маленький для его возраста рост, ничто не указывало бы на то, что мальчик меньше месяца назад ходил ужасных обносках и не знал, что является магом.

На первый взгляд, Гарри был совершенно спокоен, но чем ближе к Большому залу они подходили, тем отчетливее Северус замечал нервозность мальчика. Едва привыкший ходить с зельеваром наравне, он снова принялся отставать на пару шагов и сутулиться, хотя эту привычку Северус искоренял в нем с особым тщанием. Когда тяжелые кованые двери открылись перед ними, и их взгляду предстал пустующий большой зал, в конце которого стоял накрытый стол, Гарри вдруг приблизился к Северусу. Опустив взгляд вниз, он увидел, что Гарри слегка сжал его мантию рукой, а на его лице застыло напряженное выражение. Это было неожиданно — мальчик обычно избегал прикосновений, что было для Северуса облегчением — он и сам не любил пускать никого в свое личное пространство. О причинах и того, и другого он предпочитал не задумываться. Поэтому теперь он только осторожно коснулся плеча Гарри, привлекая его внимание. Тот поднял голову.

— Ты помнишь, о чем мы говорили, когда ты впервые появился в Хогвартсе?

— Да, сэр, — тихо ответил Гарри.

— Назови мне третье правило.

— Никто не может причинять мне вред, — чуть более уверенно произнес мальчик. Северус утвердительно кивнул.

— Помни об этом и не выказывай страх так явно. Это недостойно молодого волшебника, — строго произнес он. Гарри разжал руку, выпуская мантию профессора, и отступил от него на шаг. Вместе они вошли в Большой зал.

* * *

Гарри боялся общего ужина, это правда. Он знал, что профессора МакГонагалл еще не будет, а кроме директора и профессора Снейпа он больше никого не знал. Вдруг он не понравится профессорам, и они не позволят ему сидеть за столом? Да и профессору Снейпу точно не хотелось идти — это Гарри видел точно, уж отличать людей в добром расположении духа от рассерженных он умел. Поэтому он не винил себя за то, что перед самыми дверьми так струхнул. Но профессор снова прекрасно его понял, и напомнил, что в Хогвартсе Гарри бояться некого, и, хотя он этого не сказал, Гарри подумал, что профессор защитит его, если что-то случится. Это было большим облегчением — знать, что кто-то заботится о тебе. Поэтому он шагнул за порог Большого зала как самостоятельный, смелый мальчик.

Ему очень хотелось, чтобы профессор им гордился.

* * *

К удивлению и Гарри, и Северуса, ужин прошел на удивление спокойно. Никто не подскакивал, чтобы поглядеть на Мальчика-Который-Выжил, и не пытался вовлечь Северуса в беседу о какой-нибудь незначимой ерунде. Возможно, причина была в том, что кроме директора и Гарри с Северусом только трое учителей вернулись в замок пораньше, но Снейп предпочитал надеяться, что обычно без устали сплетничающие (они называли это «обмениваться последними новостями») коллеги просто решили, наконец, изменить своим привычкам и вести себя как взрослые люди. Дамблдор, конечно, не оставлял попыток внести элемент безумия в обычный ужин, выпуская маленькие языки разноцветного пламени из палочки и пуская их скакать по столу, роняя искры с пальцев и спрашивая всех присутствующих, не хотят ли они лимонных долек, но атмосфера за столом оставалась умеренно-нормальной, пока Северус не заметил явное сходство веселых огоньков с Адским пламенем. К слову, Гарри огненные элементали понравились.

Несмотря на все старания Дамблдора, вечер закончился спокойно. Но в эту ночь Северус впервые вспомнил о не покидавшем его карман с начала августа зелье Сна-без-сновидений.

Ночью Гарри приснился кошмар. Он не прибежал к Северусу в слезах, и тот, наверное, так ничего бы и не узнал, если бы не проснулся от громкого детского крика. Совершенно ничего не соображающий спросонья, он сорвался с кровати с волшебной палочкой наперевес и рванул в комнату Гарри, чтобы обнаружить его мечущимся по кровати, не проснувшимся даже от собственного плача. Призвав из своей комнаты мантию, он вытащил флаконы с зельями, положил их на прикроватную тумбочку и отбросил мантию в сторону. Склонившись над кроватью, он взял мальчика за плечи и легонько потряс, позвав его по имени. Гарри дернулся, рванулся у него из рук в последний раз и проснулся, распахнув глаза и зашарив руками по кровати.

— Спокойно, спокойно... — негромко произнес Северус, убеждаясь, что Гарри окончательно пришел в себя. Он дышал быстро и неглубоко, а глаза в свете падавшего из гостиной света от камина лихорадочно блестели. Северус, подавляя дрожь, взмахнул палочкой, зажигая светильник у кровати — было что-то пугающее в красном отблеске огня в глазах маленького черноволосого мальчика.

— П-простите... Я разбудил вас? — пробормотал Гарри, потирая глаза. Мимолетный красный отблеск пропал, но Северус все равно не хотел встречаться с ним взглядом, и отвернулся к тумбочке. Быстро наколдовав стакан, он смешал в нем Успокоительное и зелье Сна, щедро разбавил водой и не глядя протянул Поттеру, свободной рукой закрывая флаконы с остатками зелий.

— Выпей, — кратко приказал он. Когда через пару секунд стакан него из рук не забрали, он повернулся к мальчишке, — я, кажется, сказал...

Он резко осекся. Мальчишка смотрел на его руку, с которой сполз рукав ночной рубашки. Нет, он смотрел на его Метку, уродливо изогнувшуюся на левой руке. Но он же не мог знать?.. Северус с ужасом понял, что Метка потемнела — не слишком сильно, но заметно. Хуже всего было то, что не было ни боли, ни потепления, которые обычно сопровождали вызов Лорда. Метка просто стала отчетливей. Он попытался отвести руку в сторону, будто собираясь поставить стакан на тумбочку, но тонкие пальцы сжались на его запястье.

— Что такое, Поттер? Не желаете пить зелье — мучайтесь от кошмаров и дальше, — попытался вернуть контроль над происходящим Снейп, и, не вырывая левую руку, правой взял стакан и поставил его на тумбочку. — Что, так нравится? — выплюнул он, с отвращением глядя на Поттера, уставившегося на татуировку черепа с выползающей змеей, но тот словно бы ничего не заметил.

— Что это? — медленно произнес тот, неотрывно глядя на Метку. — Она как будто живая, — он выпустил руку Северуса и рассеянно потер лоб:

— Голова еще болит... Можно, я лягу? — мальчик как-то неловко опустился на кровать, прижимая ладонь ко лбу. Северус уже собирался высказать всё, что думает о драматично страдающих сопляках, но неожиданное подозрение заставило его схватить Поттера за руку и отвести ее в сторону.

Под рукой мальчика краснел воспаленный шрам.

— Поднимайся, Поттер!

От звука голоса с такими знакомыми интонациями Гарри буквально сорвало с кровати — ему вдруг померещилось, что он у Дурслей, в своем чулане. Не обращая внимания на головную боль и зудящий шрам, Гарри, привычно прикрывая лицо локтем, попытался прошмыгнуть под рукой у темной фигуры — без очков, да еще в полумраке он не отличил бы и дядю Вернона от тети Петуньи. Но его тут же поймали за шкирку, словно нашкодившего котенка, схватили за плечи и затрясли.

— Поттер! Проснись, просыпайся уже, черт! — Гарри, наконец, узнал этот голос. Это же профессор Снейп, а он, Гарри, в Хогвартсе, как он мог забыть?

— Я проснулся, — недоуменно сказал Гарри. Перед глазами все расплывалось, и он привычно напряг слух, повел носом, пытаясь понять, не начался ли пожар, раз профессор так странно себя ведет, и вообще постарался максимально сосредоточиться. Запаха гари не было, было что-то другое, знакомое, и он почти узнал этот запах, но понять, что это, не было возможности. Его снова тряхнули.

— Назови свое имя, быстро! — такого голоса у профессора Гарри не слышал никогда, и счел за лучшее не медлить с ответами. Ему совсем не хотелось схлопотать оплеуху.

— Гарри Джеймс Поттер, сэр.

— Какую книгу я разрешил тебе взять со своих полок?

— Историю Хогвартса, — Гарри уже был не на шутку напуган. Профессор Снейп вел себя странно, но не так, как директор Дамблдор, а пугающе странно. К его немалому облегчению, профессор отпустил его. Гарри тут же сделал шаг назад, нашаривая сзади себя тумбочку, а на ней — свои очки. Поспешно нацепив их на нос, Гарри увидел, что профессор стоит на коленях, опустив голову, и рассматривает странную татуировку у себя на руке. Волосы свешивались ему на лицо, и его выражения было не разобрать. Гарри помнил, что никто не может причинять ему вред, но он тогда думал, что его защитит профессор Снейп. Что, если профессор захочет причинить ему вред? К кому тогда идти? Взрослые всегда верят взрослым, кто бы что ни говорил. Вихрь сомнений и страхов захватил Гарри, и ему казалось, что внутри все подрагивает от напряжения. Он собрался, и, когда волна страха в считанные секунды возросла до небес, он рванул мимо профессора Снейпа, прочь из подземелий. Двери распахивались перед ним и с грохотом захлопывались у него за спиной, а в ушах свистел ветер, и ветер же подталкивал его в спину. Он пронесся по лестнице и вылетел во двор, сам не понимая, как ему удалось так быстро миновать подземелья, но останавливаться не собирался — впереди темнела полоса Запретного леса. Гарри бежал так быстро, что порой ему казалось, что он даже не касается земли. Он попробовал бежать еще быстрее — тем более, на освещаемой сначала только луной земле появились прямоугольники света из окон замка, — и страх погони придал ему сил. Поток ветра, подталкивавший его в спину в замке, под открытым небом подхватил его и понес вперед, пусть и над самой землей.

Мальчик летел, как на крыльях, и спустя секунды уже видел в нескольких мерах от себя стволы первых деревьев, когда за его спиной раздался грохот — это захлопнулись открывшиеся перед ним главные двери. Гарри отвлекся на шум, обернулся, и волшебство рассеялось. Он споткнулся о выскочившую под ноги кочку и растянулся на земле, едва не пропахав ее носом. Повезло, что успел выставить перед собой руки. Но за такое сомнительное везение он расплатился ободранными в кровь ладонями, а очки не иначе как чудом удержались на носу. Не обращая внимания на боль, Гарри подскочил и рванул бы дальше, если бы прямо перед ним не полыхнули огненные языки пламени, из которых соткался директор Дамблдор с ярко-алой птицей на плече. Гарри метнулся было в сторону, но директор схватил его поперек груди, как-то ловко развернул и вдруг поднял на руки, как маленького ребенка. Гарри закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Выворачиваться было бесполезно — директор все равно нашел бы его, как сделал это сейчас, поэтому стоило вести себя как хороший мальчик.

Он в ловушке.

* * *

Когда мальчишка вдруг сорвался с места, Северус не заметил. Только что Поттер был перед ним, а в следующую секунду за его спиной хлопает дверь. Позже он понял, что так проявилась стихийная магия испуганного ребенка, но тогда он и сам едва не потерял голову от страха — впервые за последние десять лет ярко проявившаяся Черная метка, и так отреагировавший на нее Поттер. Нет, Северус никогда не воспринимал всерьез имевшие хождение в определенных кругах слухи, будто Мальчик-Который-Выжил уничтожил Темного Лорда, потому что сам — прирожденный могущественный Темный маг. Мерлина ради, Поттеру был всего год, когда ему прямо в лоб прилетела Авада, и каким бы сильным магом мальчишка бы ни был, от Авады он должен был умереть. Но этого не случилось, и слухи множились, пусть большая часть магов и отмахивалась от них, как от бредней, зерно сомнения все-таки заронялось.

И сегодня это сомнение показало себя. Северус позволил себе усомниться, позволил себе запаниковать. Такого не случалось с того памятного дня, когда он узнал, для кого предназначалось пророчество, и он словно снова провалился в тот день, как в кошмарный сон. Потерянность и ужас сковали его, и на секунду он почувствовал себя бессильным что-либо сделать. Но уже в следующее мгновение он усилием воли подавил грозящий обрушиться на него шквал безликих страхов, и выбежал в гостиную. Швырнув в камин горсть летучего пороха, он выкрикнул:

— Комнаты директора!

Через несколько томительных секунд раздался встревоженный голос Дамблдора.

— Что случилось, Северус?

— Поттер сбежал, — выкрикнул он уже на полпути к двери.

— Оставайся в своих комнатах, Северус, — остановил его директор. — Мы с Гарри придем туда — это единственное действительно безопасное для него место. И было бы неплохо, если бы нас ждал чай, — крайне прозрачно намекнул он. Снейп заскрежетал зубами от яростного желания заорать — «Он сбежал, он может быть где угодно, что мне делать?!» — но зеленое пламя в камине уже окрасилось в свой привычный цвет. Обессилено прикрыв глаза рукой, он простоял так с минуту, успокаивая себя. Проведя ладонью по лицу, будто снимая невидимую паутину, Северус тряхнул головой и отправился на кухню — заваривать чай.

И правда, спустя примерно пятнадцать минут дверь открылась, и в гостиную степенно вошел Дамблдор, держащий на руках вполне живого и бодрого Поттера, который, между тем, что-то шепотом втолковывал сидящему у него на руках фениксу. Северус ничему не удивился. Это же Дамблдор. Он только махнул рукой сторону кухни и собирался устроиться в кресле у камина, но Альбус покачал головой.

— Ты разве не присоединишься к нам, Северус? — он только вздохнул и тяжело поднялся из кресла. Сегодняшний день наверняка оставит ему на память прядь седых волос. Идя на кухню следом за Дамблдором и его необычной ношей, Северус подумал, что никогда не избавится от всего этого — неожиданностей, пугающих странностей и легкого флера безумия, пока рядом директор. И хуже всего было то, что избавляться от этого он не хотел.

* * *

Когда директор поднял его на руки, Гарри обреченно ждал, что они немедленно отправятся обратно в Хогвартс, но время шло, а они все еще стояли на месте.

— Тебе не нужно бояться меня, Гарри, — неожиданно сказал директор Дамблдор грустным голосом. Гарри, разглядывавший свои руки, осторожно скосил глаза на его лицо. В свете луны оно казалось действительно лицом древнего мудрого волшебника из сказки. Очень печального волшебника, внимательно смотревшего на него поверх поблескивающих очков-полумесяцев. Гарри почувствовал укол вины — он расстроил директора, который, на самом деле, не сделал ему ничего плохого.

«Но он может сделать тебе что-нибудь плохое»

Это правда. Даже Гарри, читавший в своей жизни не так уж много сказок, знал, что волшебники бывают и добрые, и злые. В жизни всё точно так же, об этом говорила и профессор МакГонагалл, когда рассказывала про Волдеморта. Но ведь профессор Дамблдор добрый волшебник, разве нет?

«Он может быть и злым, откуда тебе знать?»

Гарри отчаянно хотелось думать, что в Хогвартсе кто-то будет действительно добр к нему, не позволит причинять ему вред. Какой он все-таки глупый иногда.

«Зачем кому-то заботиться о тебе?»

Этот Гарри в его голове, умный, осторожный Гарри прав. Взрослые опасны. Стоило ему расслабиться, забыть о необходимости всегда держать себя руках, как кошмары снова проникли в его сны, а профессор стал таким страшным!.. Гарри слегка вздрогнул и обнаружил, что все еще смотрит в глаза директору Дамблдору. Смутившись, он поспешно перевел взгляд обратно на свои руки.

— Гарри, профессор Снейп обидел тебя? — мягко спросил директор.

— Нет, сэр.

— Он ударил тебя?

— Нет, сэр.

— Тогда почему ты сбежал от него?

Гарри задумался. Он знал, что испугался профессора, но ведь профессор за весь месяц не сделал ему ничего плохого, что же изменилось теперь? Слегка нахмурившись, он переплел пальцы, поморщившись от боли в ободранных ладонях, и эта мимолетная боль напомнила ему о том, что он увидел в комнате.

— Я испугался этого... Этой... — Гарри замялся, подбирая слово. Он даже в уме не осмелился назвать это нечто на руке профессора картинкой или рисунком, — того, что у него на руке, — неловко пояснил он наконец, касаясь своего левого предплечья.

Директор Дамблдор медленно кивнул.

— Я понял, Гарри. Это Черная Метка, верно? — Гарри решительно кивнул. Эти слова подходили как нельзя лучше. — Что ж, неудивительно, что она напугала тебя. Ты знаешь ее историю?

Гарри мотнул головой.

— Что ж... Черная Метка — это знак, которым Волдеморт выделял своих слуг, — твердо произнес директор Дамблдор. Гарри с пару секунд осмысливал услышанное, а, поняв, вскрикнул и попытался вывернуться из рук директора. — Успокойся, Гарри, профессор Снейп давно не служит Волдеморту. Не нужно бояться, Северус не причинит тебе вреда. Не уверен, что мне стоит рассказывать тебе все подробности, но кое-что тебе, по-видимому, нужно знать.

Директор сделал паузу, и Гарри, все еще напряженный и порядком испуганный тем фактом, что почти месяц жил рядом с человеком, служившем убийце его родителей, поневоле прислушался.

— Ты очень похож на свою мать, Гарри, — медленно произнес директор. Гарри нетерпеливо кивнул — он прекрасно об этом знал. Тетя Петунья не забывала частенько попрекать его ленью и лживостью, говоря при этом, что он весь в свою мать. — Она была необычайно умной и отважной девушкой, настоящая гриффиндорка. Профессор Снейп и твоя мама были друзьями с раннего детства. Но потом, уже в старших классах у них случилась серьезная размолвка, крупная ссора, после которой их дружба уже не смогла продолжаться. Кроме того, оба были чрезвычайно упрямы, да... Но когда спустя несколько лет Северус узнал, что Лили грозит опасность, он сделал все, что было в его силах, чтобы ей помочь. К сожалению, все его усилия не увенчались успехом, и Лили погибла. Но выжил ты, — Дамблдор слегка сжал руки. Гарри вытер кулаком набежавшие слезы, и, не выдержав, уткнулся старику плечо. — Поэтому Северус никогда не причинит тебе вреда, и никогда не обидит всерьез. Хотя это еще и потому, что ты очень милый и послушный малыш, я полагаю.

Гарри услышал улыбку в его голосе, и тоже улыбнулся сквозь слезы. Это ужасно печальная история, и так жаль, что мама умерла, но все-таки он, Гарри, жив, и может стать новым другом профессору Снейпу. И если профессору нравится послушный Гарри, то он будет самым послушным ребенком на свете.

И таким же умным и смелым, как мама.

«Распределение. Распределение-распределение-распределение»

С каждым часом приближался Тот Самый День, которого Гарри сейчас боялся больше всего на свете.

«Рас-пре-де-ле-ни-е»

Несмотря на совет профессора отложить выбор факультета, Гарри не мог не думать о том, в какой из них ему все-таки хочется попасть. «Факультет станет для вас домом» — говорилось в «Истории Хогвартса», и его можно было выбрать, как сказал профессор Снейп, а значит, Гарри должен очень, очень хорошо над этим подумать. Это как с цветом обоев в комнате — если есть возможность выбирать, зачем красить стены в розовый?

Поэтому Гарри думал.

Мысль о Слизерине он отверг достаточно быстро, несмотря на то, что его деканом тогда был бы профессор Снейп. Точнее, то, что профессор был еще и деканом, как раз и составляло проблему. Гарри хотел быть его другом, а если он будет и его учеником, и подопечным, да еще и постоянно будет стараться проводить с профессором время, то это будет выглядеть так, как будто он набивается в любимчики. А если просто иногда заглядывать в гости, то, может, никто и внимания особо не обратит, что Гарри наведывается в подземелья. Но даже если забыть о проблеме «профессор-декан», то основная цель попавших на Слизерин — власть и стремление командовать другими. Это интересно, признавал Гарри, но не обманывался насчет того, что не знает, как управлять людьми, и боялся, что станет одним из тех, кем управляют. Пока ему лучше вообще избегать слизеринцев.

После Слизерина Гарри взялся за Пуффендуй. Первая мысль, пришедшая к нему в голову, снова была словами профессора Снейпа — «будь готов к упорному труду», и заставила его поморщиться. Гарри не был лентяем, но и отдыхать ему нравилось, тем более что у Дурслей это редко удавалось. И вообще все указывало на то, что пуффендуйцы стремятся к общению, — верные друзья, взаимовыручка и всё такое. Завести друзей Гарри был бы не прочь, но немножко позже. Как-нибудь потом, когда он привыкнет к тому, что так много людей вокруг, поймет, как вообще ведут себя другие дети-волшебники. У него появился шанс начать все с чистого листа, не хотелось бы всё испортить в первый же вечер.

Почти по той же причине был решительно отвергнут Когтевран — возможность оказаться среди отстающих на «факультете умников» была почти равносильна тому, чтобы быть одиночкой-пуффендуйцем. К своим успехам в учебе Гарри относился с истинным безразличием твердого середнячка, зная, что мог бы учиться и лучше, но предпочитая не напрягаться — ему и дома хватало проблем. Может, в Хогвартсе будет полегче, но пока на место отличника-всезнайки лучше не замахиваться...

Так что к концу августа у Гарри в голове творился настоящий бедлам. По всем признакам лучше всего ему было бы пойти в Гриффиндор — быть смелым, как мама, верным своим принципам и своему слову, — все это было очень привлекательно. Факультет честных и отважных, да. Но и остальные факультеты были ничуть не хуже! Порой он начинал бояться, что, если откажется от Слизерина, то потеряет возможность общаться с профессором Снейпом: вдруг тот не разрешит студенту-гриффиндорцу посещать его во внеурочное время? И найти друзей все же очень хотелось, а Пуффендуй для этого подойдет как нельзя лучше, и так же сильно хотелось знать все на свете, а где лучше всего учиться, как не в Когтевране? Гарри менял решения и факультеты по десять раз на дню, стал ужасно рассеянным и, чем ближе становилось первое сентября, тем хуже Гарри себя чувствовал.

И вот настало тридцать первое августа. Это был последний тихий день школы, и последний ужин с учителями в Большом зале. В этот раз к ним присоединились и призраки факультетов. Гарри видел иногда молчаливые серебристые тени в коридорах, вежливо здоровался с ними, но факультетских привидений еще не встречал. Кроме призраков за столом было еще много интересных людей — например, гигант Хагрид, Хранитель ключей и лесов Хогвартса, который радостно поприветствовал Гарри и после краткой беседы взял с него обещание, что тот как-нибудь заглянет в гости. Мальчик с удовольствием согласился — добродушный лесник ему понравился.

Или вот профессор Стебль, очень веселая леди, рассказывавшая забавные истории про какую-то теплицу номер восемь. Или профессор Флитвик, который весь ужин вел яростный научный спор с директором Дамблдором, иногда взмахивая палочкой и сотворяя прямо в воздухе огненные руны. Директор только усмехался, развеивал руны профессора и чертил свои собственные, отчего профессор Флитвик смешно подпрыгивал на своем высоком стуле и с новыми силами бросался в атаку, как шпагой рассекая воздух волшебной палочкой.

Приехала и профессор МакГонагалл. Она расспросила Гарри о лете и профессора Снейпа о Гарри. Пообещав позднее побеседовать с каждым из них в отдельности, профессор поделилась историями о визитах к другим магглорожденным и маггловоспитанным ученикам. Гарри с облегчением узнал, что будет не одинок в своем непонимании магического мира, и подумал, что учиться на факультете с таким деканом, как профессор МакГонагалл, было бы совсем неплохо, но тут же прогнал из головы мысли о распределении. Нечего еще больше себя запутывать, завтра все равно все разрешится.

В общем, ужин прошел шумно и весело. Профессора громко переговаривались друг с другом, обмениваясь новостями, которые Гарри не очень интересовали, но иногда кто-нибудь из них обращал внимание на Гарри и наколдовывал что-нибудь забавное, чтобы развеселить заскучавшего ребенка. Поэтому из-за стола Гарри вылез объевшимся, сонным, с невозможной формы очками, которые к тому же переливались разными цветами радуги, огненно-рыжими волосами, с гигантскими львом и змеей на мантии, которых наколдовали профессор МакГонагалл и профессор Снейп, и, как Гарри подозревал, на его спине почти наверняка разместились барсук и ворон. Профессора заверили его, что все это великолепие к утру исчезнет, и Гарри украдкой вздохнул. Он был бы не прочь оставить пламенеющие рыжим волосы.

Но прежде чем кто-нибудь успел выйти из Большого зала, дверь открылась и в зал стремительно вошел мужчина в дорожной мантии. Кое-кто из профессоров ахнул, а Хагрид приветственно взревел:

— Люпин! Сколько лет!..

— Здравствуй, Хагрид, — мужчина, которого Хагрид назвал Люпином, тепло улыбнулся ему и коротко поклонился всем остальным. — Добрый вечер. Прошу прощения за столь поздний визит, но мне крайне необходимо поговорить с вами, директор Дамблдор.

Вдруг он втянул носом воздух и резко повернулся в сторону Гарри. Его взгляд остановился на лице мальчика, и Гарри, приготовившись к атаке вопросами, дружелюбно улыбнулся. Но мистер Люпин отшатнулся, неловко взмахнув руками, и несколько секунд только открывал и раскрывал рот.

— Гарри! — наконец воскликнул он. — Что у тебя с волосами?!

Тут настал черед Гарри в недоумении уставиться на странного мужчину. Он спрашивал так, как будто они сто лет знакомы, и он спросил про волосы. Не про мантию в гигантских факультетских символах, и даже не про кошмарно сверкающие очки. Мальчик растерялся, не зная, что и ответить, но ему на плечо неожиданно легла тяжелая рука — это незаметно подошел профессор Снейп, встав у него за спиной. Гарри слегка улыбнулся.

— Что ты тут делаешь, Люпин? — холодно спросил профессор. В его голосе Гарри с удивлением различил отголоски тщательно скрытой ненависти. Мистер Люпин не показался Гарри плохим человеком, пусть он и вел себя немного странно, но профессору он явно не нравился.

— Северус? — взгляд мистера Люпина переметнулся с Гарри на руку профессора Снейпа, все так же сжимающую плечо мальчика. На его лице отразилось изумление пополам с недоверием, а губы кривила сдерживаемая улыбка. Он, кажется, снова потерял дар речи.

— Ремус, мальчик мой, какой неожиданный сюрприз! — вмешался в немую сцену директор Дамблдор, и Гарри мысленно поблагодарил его. Рука профессора сжимала плечо очень уж крепко, а после слов директора тот будто опомнился и разжал пальцы. — Что привело тебя в Хогвартс?

— Вообще-то, я здесь из-за Гарри, — растерянно произнес мистер Люпин, — я не знал, что он уже в Хогвартсе...

— Потому что это никоим образом тебя не касается, — перебил его профессор Снейп, и в этот раз злость отчетливо прорывалась в его голосе. Гарри напрягся — ситуация приобретала все более неприятный характер.

— Северус, не горячись, — тут же пресек на корню возможную ссору директор. — Ремус, Северус, Гарри, почему бы нам не подняться ко мне в кабинет и не обсудить твои, Ремус, вопросы, раз уж они касаются непосредственно присутствующего здесь человека?

— Но почему Северус?.. — тут же попытался возмутиться мистер Люпин.

— Я тебе сейчас объясню, почему я, Люпин, — голос профессора уже больше напоминал шипение. Его рука отпустила плечо Гарри, и в тот же миг директор Дамблдор взмахнул палочкой.

— Что за ребячество! Какой пример вы подаете Гарри, — сердито произнес директор, потрясая двумя зажатыми в левой руке палочками, и указывая своей то на профессора Снейпа, то на мистера Люпина. — Ко мне в кабинет, немедленно!

Гарри с огромным удивлением наблюдал, как мужчины молча подходят к директору, чтобы забрать у него палочки, бормочут невнятные извинения насчет причиненного беспокойства и выходят из зала, не глядя друг на друга.

Профессор МакГонагалл, подошедшая к директору, только покачала головой.

— Поторопитесь, Альбус, как бы они и вправду в холле дуэль не устроили.

— Разумный совет, Минерва, — усмехнулся директор и поманил Гарри за собой. — Пойдем, Гарри.

— Спокойной ночи, — он попрощался с профессорами, поклонившись, и вприпрыжку кинулся след за директором Дамблдором, который стремительным шагом направлялся к выходу из Большого зала. За его спиной слышался нарастающий гул голосов.

К счастью, все обошлось. Профессор Снейп и мистер Люпин стояли холле, подчеркнуто не смотря друг на друга, но и не поворачиваясь друг к другу спиной. Когда директор Дамблдор и Гарри вышли из зала, они синхронно повернулись на звук открывшейся двери, и Гарри подавил смешок. Он только что обратил внимание, насколько непохожи профессор и мистер Люпин, прямо день и ночь. Мистер Люпин в светлой запыленной мантии, и профессор Снейп в черном строгом одеянии без единого пятнышка. У мистера Люпина волосы светло-русые, а у профессора — черные, как смола. У профессора даже глаза черные. А у мистера Люпина? Кажется, светлые. Гарри не успел разглядеть.

Поднимаясь по лестнице следом за директором, Гарри буквально чувствовал, как его затылок сверлят взгляды идущих позади мужчин. Он неловко дернул плечом, но оборачиваться не стал. Так, в гнетущем молчании, они добрались до кабинета директора. Скрежет отодвинувшейся горгульи, открывшей проход на спиральную лестницу, в тяжелой тишине резанул по ушам, и Гарри вздрогнул от неожиданности.

В самом кабинете с прошлого визита Гарри ничего не изменилось. Дремал на своем насесте Фоукс, издавали тихие мелодичные звуки загадочные серебряные и золотые устройства на каминной полке, похрапывали на стенах портреты. Гарри показалось, что пахнет чаем и бисквитным печеньем, и довольно просторная комната показалась вдруг маленькой, уютной и безопасной. Она показалась вдруг чем-то надежным, словно была неизменна за сотни лет до появления Гарри здесь, и останется такой же спустя еще сотни, что бы ни происходило за ее дверью.

Но это удивительное чувство было в один миг развеяно грохнувшей за спиной дверью. Гарри испуганно развернулся, и увидел, что мрачный, как никогда за все время их знакомства, профессор Снейп скрещивает руки на груди, всем своим видом показывая, что отвечать ни на какие вопросы мистера Люпина не намерен и вообще желает уйти. Но директор Дамблдор словно бы ничего не заметил.

— Проходите, присаживайтесь у камина, — с этими словами он взмахнул палочкой, создавая рядом с уже стоящими креслами еще два. — Чаю?

— Мы только что ужинали, Альбус, — резко ответил профессор, усаживаясь в самое дальнее кресло. Гарри занял место в кресле, стоящем по его левую руку, и, к его удивлению, в соседнее сел мистер Люпин.

— Я полагаю, что в разговоре, который сейчас пойдет, чашечка чая будет нелишней, — заметил директор и хлопнул в ладоши. На столе появился чайничек, чашки с блюдцами и несколько маленьких тарелочек с сладостями. От чайника отчетливо пахло мелиссой, мятой и немного — ромашкой. Профессор Снейп раздраженно хмыкнул, но первым налил себе чай. Немного помедлив, за чайник взялся и мистер Люпин, вежливо предложив налить и Гарри.

Только когда все взяли себе по чашке, директор начал говорить.

— Как я уже сказал, я догадываюсь, о чем пойдет разговор, Ремус. Ты не раз поднимал этот вопрос, и каждый раз я просил тебя обождать. Мы оба знаем аргументы друг друга, сложившаяся ситуация не позволяла ни мне, ни тебе сдвинуться с мертвой точки, но теперь обстоятельства изменились, я признаю это. Но я не знаю, изменились ли твои намерения.

— Вы знаете, что нет, директор! — горячо воскликнул мистер Люпин, и, кажется, смутился своей вспышки. — Вы знаете, кем были для меня Лили и Джеймс, и если бы не... Если бы не те обстоятельства, которые не позволяют мне, я бы с радостью взял на себя опеку над Гарри. Разумеется, я не мог этого сделать. Но даже этого оказалось недостаточно, и вы настоятельно просили меня не искать встречи с Гарри, пока он не пойдет в Хогвартс, якобы для его же собственной безопасности, и я не сделал этого, хотя мог бы найти его даже на обратной стороне Луны, если бы захотел!..

Голос мистера Люпина постепенно становился все сильнее, хотя он сам явно не замечал этого. Гарри не мог сказать, что он кричал — вовсе нет, но, тем не менее, что-то в его тоне, в том нажиме, с которым он говорил, заставило мальчика поежиться.

— Поэтому я хотел бы знать, почему Гарри уже месяц живет в Хогвартсе, а вы даже не подумали сообщить мне об этом?

Мистер Люпин сидел, слегка наклонившись к Дамблдору, сжимая в руке забытую чашку. Гарри перевел взгляд на его лицо, напряженное, сердитое, и почувствовал легкий прилив благодарности. Этот человек, которого он видел в первый раз в своей жизни, думал о нем, и беспокоился о нем на протяжении стольких лет! И, похоже, примчался в Хогвартс, как только узнал, что Гарри здесь. Это было так странно. Но почему директор не разрешал им встретиться?

Директор Дамблдор, пристально смотревший на мистера Люпина во время его речи, вздохнул и перевел взгляд на чашку, которую держал в руках.

— Я думаю, я должен объяснить ситуацию Гарри и Северусу. Дело в том, Гарри, что мистер Люпин был давним другом твоих родителей, одним из самых близких... — в этот момент профессор Снейп что-то негромко сказал. Гарри не понял, что, но директор сделал секундную паузу, метнув взгляд поверх очков на профессора, и продолжил, — но однажды стало известно, что кто-то из их ближайшего круга собирается предать их Волдеморту. Как ни больно это признавать теперь, но в то время подозрение пало, помимо прочих, и на Ремуса. После того, как твои родители погибли, и настоящий предатель открыл себя, все подозрения с Ремуса были сняты, разумеется, но тогда за ним стали следить те немногие Пожиратели и их последователи, которые стремились добраться до тебя, Гарри.

На это Гарри только пожал плечами. Он уже понял, что было время, когда убить его хотели все, кому не лень, потому прежнего шока уже не испытывал и примерно догадывался, к чему ведет директор.

— Несмотря на то, что Министерство вряд ли признало бы мистера Люпина подходящим опекуном, существовала возможность неофициального опекунства, или просто его присутствия рядом с тобой, поэтому за ним пристально наблюдали. Спустя определенное время можно было бы позволить ему навещать тебя, но это все же было слишком рискованно, поэтому мы пришли к соглашению — подождать до твоего поступления в Хогвартс, когда тебе придется открыто войти в магический мир. И я ждал до последнего, Ремус, потому что Гарри было необходимо свыкнуться с мыслью, что он теперь волшебник, и узнать как можно больше о волшебном мире, прежде чем волшебный мир узнает о нем.

Гарри недоуменно нахмурился. Ему казалось, что он знает о волшебном мире ничуть не больше, чем в свой первый день в Косом переулке. Но тут же в памяти всплыли разговоры с профессором Снейпом и его замечания насчет манер, одежды, речи, и всяких мелочей, о которых Гарри бы и не задумался. Например, что ножны для волшебной палочки, которые Гарри приметил во время визита в лавку Олливандера, являются статусной вещью, указывающей на то, что волшебник владеет боевой магией или специализируется в Чарах или Трансфигурации, а чехол говорит о мирных занятиях его носителя — Зельеварении, Травологии, и тому подобных. Во время войн каждый носящий ножны считался потенциальным бойцом, которого можно было привлечь в ополчение, чехлы же всегда говорили о нежелании вступать в боевые действия. Существовали и правила-обычаи, касавшиеся крепления ножен и чехлов на предплечье, у бедра или хранения во внутреннем кармане на груди, но их Гарри помнил смутно. Студенты редко приобретали ножны, в основном чехлы, или вообще хранили палочки во внутренних карманах, как это делал сам Гарри. Да, оказывается, волшебный мир все же приоткрывает свои двери для маггловоспитанного волшебника. Неохотно, понемногу, но Гарри уж не отступит! Мальчик украдкой улыбнулся и кинул благодарный взгляд на профессора Снейпа, который, будто почувствовав, встретил его взгляд, и Гарри снова испытал то непередаваемое ощущение, будто смотрит в глаза ожившей кукле, а не человеку — до того пугающе пустыми они были. Такое бывало редко, но всегда пугало Гарри до полусмерти, хотя профессор, кажется, ничего не замечал. Гарри поспешно отвел глаза и уставился в собственную чашку.

— Я понимаю, — наконец, после недолгого молчания обессилено сказал мистер Люпин. — В любом случае, мне не доверят опеку, и вы вряд ли порекомендуете забирать Гарри на лето или навещать его. Но я могу проводить с ним хотя бы по паре часов в выходные здесь, в Хогвартсе? Если, конечно, он сам согласится. Гарри?..

Гарри слегка опешил. Он никак не мог привыкнуть к тому, что у него спрашивают, чего он сам хочет.

— А... Да, — наконец, пробормотал он. — Да, я согласен.

Надо хоть узнать, что он за человек такой. Расспросить про родителей... Профессор Снейп о них не очень любил говорить, только иногда отвечал на какие-нибудь вопросы, но никогда ничего не рассказывал сам, и Гарри перестал спрашивать.

— Ну что же, вот и ладно, — кивнул Дамблдор. — Значит, два часа в, скажем, субботу или в воскресенье, верно?

— Да, а точное время будем обговаривать с Гарри, — согласился мистер Люпин. — Гарри, у тебя есть сова?

— Нет, конечно, — растерянно ответил тот. Кому ему письма с совой отправлять, Дурслям, что ли?

— Вот как, — протянул мистер Люпин, повернувшись к мальчику и пристально глядя на него. «А глаза у него желтые», — вдруг подумалось Гарри. Конечно, они были просто светло-карими, но в свете каминного огня и пламени свечей казались двумя камешками из прозрачного янтаря. Гарри моргнул, и наваждение рассеялось.

— Ничего страшного. Будем пользоваться школьными совами, — заключил мистер Люпин. Гарри на это только пожал плечами. Какая разница — школьная сова или личная? Главное, чтобы письма доставляла.

— Значит, вы уже все решили? — вдруг раздался голос профессора Снейпа. — Вы позволите этому... Люпину, — он выплюнул его имя, будто оскорбление, — приблизиться к ребенку?

— А почему нет, Северус? — спокойно парировал директор, но из его голоса пропала вечная добрая нотка, — почему я должен запрещать ему видеться с Гарри, если они оба желают этих встреч? Отказать ему в этом только на основании болезни — жестоко и глупо.

— Значит, то, что Люпин опасен для окружающих — это глупо?

— Ты сам прекрасно знаешь, что Ремус может быть опасен только в определенные дни, в которые он все равно не сможет появиться в школе, Северус. Не обвиняй его в том, в чем нет его вины, — предупреждающе произнес директор Дамблдор, с укоризной глядя на профессора Снейпа. Тот в ответ скривил губы в презрительной усмешке.

— Что ж, директор, раз вы так доверяете своему ручному Люпину, то у меня более комментариев нет, — он с громким стуком поставил чашку на столики встал. — Гарри, идем. Режим и так уже безобразно нарушен, тебе давно пора спать.

Гарри тут же подскочил, торопливо ставя чашку на стол.

— Спокойной ночи, директор Дамблдор, мистер Люпин, — попрощался он и пошел к двери. За его спиной директор сказал: «Ремус, мальчик мой, еще чаю?»

Гарри вслед за профессором Снейпом вышел из кабинета директора и отправился в подземелья.

Это будет его последняя ночь в его собственной комнате.

Утро наступило преступно быстро. Гарри казалось, что он только лег, как было уже пора вставать. К счастью, быстрые подъемы были ему привычны, поэтому в полдевятого, как и обычно, Гарри уже сидел за столом на кухне. К его удивлению, профессор Снейп на завтрак не вышел, поэтому Гарри пришлось есть в одиночестве.

До прибытия Хогвартс-экспересса был почти целый день, студенты должны были прибыть на платформу в Хогсмиде не раньше шести, а распределение начнется без пятнадцати семь. Поэтому Гарри отправился в свою комнату собирать вещи, довольный, что все-таки отложил это дело на последний день. Иначе маяться бы ему сейчас в напряжении с книгой, на которой от волнения и не сосредоточишься толком. А так пару часов при деле.

Перебирая вещи в сундуке, Гарри столкнулся с небольшим затруднением. У него все еще оставалась его старая одежда, которая все так же валялась в самом дальнем углу. Вывалив этот комок на пол, Гарри спервоначала хотел позвать Ларри и попросить домовика выкинуть весь этот хлам, но быстро передумал. Ему еще возвращаться на Тисовую, и если Дурсли увидят его в новой одежде, закономерно возникнет вопрос — где он ее раздобыл, откуда деньги? Долго отпираться не выйдет, и если насчет сундука можно сказать, что это подарок профессора МакГонагалл, а книги предоставила школа, то одежду ему подарить вряд ли могли. Поэтому Гарри быстро переиграл планы, и постучал по столешнице особым стуком — только так студент мог вызвать местного эльфа, и то только если знал его имя.

— Ларри, — позвал мальчик, и домовой эльф немедленно с негромким хлопком возник перед ним, склонившись в поклоне, — извини, что отвлекаю тебя, — Гарри заметил, что домовик, пусть и немного привыкший к уважительному обращению за последний месяц, дернул остроконечным ухом, и с еще большей неловкостью продолжил, — но ты не мог бы постирать и вообще... Привести в порядок эти вещи?

Гарри указал на кучу блеклых тряпок, валяющуюся на полу, и подумал, что, наверное, требует невозможного. «Привести в порядок» это вряд ли удастся. Но эльф, тут же отбросив стеснительность, деловито закружил вокруг вещей, подцепляя то одно, то другое, и утвердительно кивнул.

— Ларри сможет. Вещи старые, но Ларри потрудится над ними как следует, и будут как новые. Это вещи мастера Гарри?

Гарри кивнул, заливаясь краской. Но домовик, не обратив на его смущение никакого внимания, тут же подскочил к нему и щелкнул пальцами. В его ручках тотчас же появилась измерительная лента, и он в считанные минуты измерил Гарри с ног до головы.

— К завтрему будет сделано, мастер Гарри, — важно заявил эльф, подхватывая вещи. Неловко поклонившись, он исчез.

Гарри с облегчением вздохнул. Одной проблемой меньше. Он продолжил аккуратно укладывать сундук, стараясь не торопиться, но даже так все сборы заняли у него какой-то час. На пустом столе теперь лежала только «История Хогвартса», которую надо будет вернуть на место в шкаф профессора, а на кровати лежала приготовленная школьная форма. Гарри принялся лениво перелистывать страницы «Истории..», которую прочитал уже от корки до корки, но это занятие быстро наскучило ему, и он впервые понял, что значит «маяться от безделья». Читать не хотелось, заняться было нечем, поэтому Гарри выудил из кармана Изумруд, и принялся играть, представляя, будто его маленькая птичка на самом деле огромна, а он сам сидит у нее на спине, вцепившись в перья, и они вместе противостоят воздушным потокам. Но и это развлечение быстро сошло на нет — даже Изумруд не могла отвлечь его от тягостных мыслей о распределении. Гарри напоследок вдохнул приятный запах игрушки и спрятал ее обратно в карман. Еще немного поскучав, он вышел в гостиную. Поставив на место «Историю Хогвартса», он немного поизучал обложки других книг, походил по комнате, и наконец со стоном упал в кресло возле камина. Можно было бы попросить профессора Снейпа проводить Гарри к Хагриду, но профессор с утра не выходил из своих комнат, а беспокоить по пустякам запретил, поэтому Гарри сидел и просто смотрел в огонь, который постоянно горел в камине, стараясь ни о чем не думать — ни о плохом, ни о хорошем. Этот трюк позволял скоротать время, когда он сидел взаперти в своем чулане, но о котором успел позабыть. Теперь «не думать» оказалось более сложным делом, мысли настойчиво лезли в голову, но Гарри заставил себя сосредоточиться на пляшущих языках пламени в камине, и постепенно его накрыла та самая гулкая тишина, когда все вокруг исчезало, становилось не более чем миражом, а время теряло свое значение.

Сколько он так просидел, Гарри не знал, но пришел в себя только когда его основательно тряхнули за плечи.

— Поттер! Поттер, проклятье, что ты опять с собой сотворил?! — это профессорский голос. Гарри с трудом сфокусировал взгляд на лице сидящего перед ним человека.

— Я в порядке, профессор Снейп. Уже время обеда, сэр? — вяло спросил он. Во всем еле была какая-то слабость, руки и ноги были словно ватными.

— Уже шесть часов, П... Гарри. Ты сидишь здесь с утра? — его голос, только что разъяренный, вдруг стал спокойным. Гарри попытался собраться с мыслями и слегка потряс головой.

— Да, сэр, — наконец, с заминкой ответил он, и потер глаза — в них словно песка насыпали.

— До Распределения меньше часа, а ты сейчас не в состоянии даже подняться с этого кресла...

— Я могу подняться, сэр, — перебил его Гарри и в подтверждение живо соскочил на пол. Ноги едва держали, но бывало и хуже, так что Гарри, слегка покачнувшись, выпрямился и вопросительно посмотрел на профессора, — можно мне идти одеваться?

— Нет, — отрезал профессор, тоже вставая. — Раз уж ты такой выносливый, Поттер, иди за мной.

Он подошел к двери в свои комнаты и нетерпеливо повернулся к Гарри.

— Ну, и что ты стоишь?

Гарри тут же поспешно приблизился.

— Заходи, — профессор открыл перед ним дверь и зашел следом.

Гарри впервые был в спальне профессора. Она была совсем не похожа на его собственную — панели из темного дерева, стены выше панелей окрашены в темно-зеленый цвет. Очень скромная обстановка — кровать, не деревянная, железная, с витиеватым подголовником и ножками, словно сплетенными из железной виноградной лозы, пара книжных шкафов, прикроватный столик, больше похожий на маленькую скамейку. Но долго рассматривать комнату Гарри не смог — профессор уже подталкивал его к следующей двери.

За этой тяжелой, обитой железом дверью пряталась целая лаборатория! У Гарри разбежались глаза от всех этих сложнейших устройств для зельеварения и алхимии, назначение только отдельных из них он мог примерно понять. Вдоль стены у двери стояли тяжеленные даже на вид шкафы, тоже обитые полосками железа, и профессор направился к одному из них. Распахнув дверцы, он принялся перебирать стоящие на полках пузырьки, баночки и флаконы. Подписана была в лучшем случае половина из них. Наконец, он вытащил несколько штук разных емкостей и выставил их на ближайший стол.

— Подойди, садись, — он указал на табурет, стоявший рядом со столом. Гарри послушно взобрался на табуретку и приготовился глотать горькие зелья, но профессор неожиданно сказал:

— Подними голову... Выше... Так. Теперь не моргай и не двигайся, — Гарри скосил глаза, и увидел, что у профессора в руках странного вида стеклянная палочка. — Не вертись, кому говорю.

Профессор склонился над Гарри, осторожно оттянул нижнее веко сначала у одного глаза, капнул из пипетки какой-то жидкостью, которая, растекшись по глазу, приятно холодила, а затем проделал то же самое со вторым. Гарри поморгал, и жжение в глазах прошло. Профессор еще раз осмотрел его глаза и удовлетворенно кинул.

— Уже лучше. По крайней мере, не похоже, будто я пытал тебя бессонницей. Теперь выпей это. Хорошо. Смажь веки, только немного. Так. Как ощущения? — наконец, спросил он.

— Отлично, сэр, — радостно ответил Гарри. Он и впрямь чувствовал себя прекрасно — ни следа ватной тяжести в руках и ногах, ни жжения в глазах. Только легкая усталость, о чем он и сообщил профессору.

— Так и должно быть, — невнятно ответил тот, вытаскивая пробку из последнего оставшегося флакона и залпом его выпивая. Поставив флакон на стол, профессор тяжело вздохнул и повернулся к Гарри. — А теперь, может, объяснишься, зачем тебе понадобилось входить в транс? Ты хоть представляешь, как это опасно в таком нестабильном спиритически месте? Хотя куда тебе, — язвительно продолжал он, не давая Гарри вставить и слово, — вечная проблема с магловскими выкормышами — как вбить в их пустые головы понимание, что магия — это опасно. Так зачем, Поттер?

— Я не знал, что это называется транс, — испуганно поспешил ответить Гарри, — я так делал дома, чтобы время шло побыстрее, и ничего не случилось. Я не знал, что это опасно, сэр!

Профессор сжал пальцами переносицу.

— Разумеется, — пробормотал он. — Послушай, Гарри... То, что ты делал, называется «транс», или «медитация». Это измененное состояние сознания позволяет как обычному человеку, так и магу уравновесить свой разум. Использовать медитацию, чтобы скоротать время, разумно, но не в Хогвартсе. Здесь слишком нестабильная энергетика, слишком много призраков. Занять твое тело надолго они не смогут, но могут однажды вытеснить тебя из мира живых. Что произойдет с при этом с телом — известно, без души оно проживет недолго, а вот что случится с душой, не скажет никто. Может, ты умрешь, а может, останешься сгустком энергии, слишком слабым, чтобы стать призраком, но достаточным, чтобы задержаться в мире живых. Понимаешь теперь, насколько это опасно?

— Д-да, — прошептал Гарри, представив, как он болтается возле профессора невидимым облачком, которое никто не видит и не слышит. Кошмар какой! — Я больше не буду...

— Я не говорю, что ты должен отказаться от медитации, — неохотно произнес профессор. Гарри изумленно уставился на него, — просто занимайся этим вне стен замка. У озера, возле хижины Хагрида, на опушке. Но всегда ставь кого-нибудь из преподавателей в известность, или бери с собой друзей. Это... полезная практика. В библиотеке ты найдешь несколько пособий в разделе «Ментальная магия», они дают общие положения о медитации и менталистике, их целях. Бессмысленное медитирование пользы не принесет. Все ясно?

— Да, сэр.

— И последнее. После начала учебного года я буду называть тебя только «мистер Поттер». Таковы правила для студентов и преподавателей. Теперь иди переодевайся, и я провожу тебя к остальным первокурсникам.

Гарри спрыгнул с табуретки и поспешил в свою комнату. Не хватало только, чтобы из-за него профессор опоздал на праздничный ужин.

Гарри спешил за профессором, быстро шагавшим по коридорам Хогвартса, чувствуя, как сердце колотится в груди, а руки начинают мелко дрожать. Чем ближе они подходили к Большому залу, тем труднее мальчику становилось передвигать ноги и сдерживаться, чтобы не закричать от ужаса и восторга. Он скоро встретит будущих одноклассников и обретет новый дом на ближайшие несколько лет, и это было одновременно радостно и пугающе.

И вот они уже почти у дверей. Впереди слышится гул детских голосов, и перекрывающий их строгий голос профессора МакГонагалл.

— Постройтесь по парам и приведите себя в порядок! Заходим через минуту!

Профессор Снейп остановился и повернулся к Гарри.

— Я должен быть в Большом зале. Дальше пойдешь один, — он повернулся, собираясь уйти, но Гарри вцепился в его мантию.

— Подождите, сэр! Профессор Снейп, вы... Я только хотел спросить... — мальчику казалось, что он сейчас сгорит со стыда, но страх в одночасье потерять расположение профессора, сделав что-нибудь не так на Распределении, был сильнее, — можно я буду приходить к вам иногда? Просто в гости?

Он умоляюще смотрел на профессора снизу вверх, сейчас только понимая, что перед ним стоит взрослый человек, учитель, которому наверняка нет никакого дела до всяких глупостей первокурсника, одного из многих таких же, оживленно переговаривающихся сейчас в холле. Гарри вдруг всеми фибрами возненавидел их, этих глупых детей, у которых наверняка есть родители, этих счастливых детей, которых любят и о которых заботятся. Сейчас они отнимут у него последнее, что есть в его жизни ценного, что-то только для него самого. Как он ненавидел их в этот миг! Но спустя всего один удар сердца злоба рассеялась, уступив место привычной уже глухой обиде на всех скопом и на себя самого — больше всего. Гарри выпустил из рук профессорскую мантию и отступил на шаг.

— Извините, сэр... — пробормотал он, опустив глаза и разворачиваясь, чтобы побыстрее уйти.

— Гарри! — мальчик вздрогнул и обернулся, давя встрепенувшуюся было надежду.

— Задержись завтра после урока. Я скажу тебе новый пароль, — сразу после этих слов профессор быстрым шагом направился вперед по коридору, в сторону учительского входа в Большой зал.

Гарри зажал себе рот ладонью, чтобы не завопить во все горло от восторга, и вприпрыжку рванул в холл. Профессор МакГонагалл уже призывала всех строиться.

Он бладжером влетел в толпу бестолково суетящихся ребят, оставшись незамеченным, и принялся так же бестолково перемещаться вместе со всеми, пока, наконец, не встретился взглядом с каким-то рыжим мальчишкой. Тот приглашающее махнул рукой, и Гарри тут же встал рядом. Они улыбнулись друг другу, но оба были слишком взволнованы для знакомства. Подгоняемые попытками профессора навести порядок в нестройных рядах, все наконец выстроились парами.

— Заходим! — профессор МакГонагалл, видимо, опасаясь, что все снова начнут менять пары, стремительным шагом направилась к дверям Большого зала, которые, несмотря на внушительные размеры, открылись перед волшебницей легко, будто и не были сделаны не из мореного дуба и меди. Ученики поспешили за ней.

Все разговоры стихли. Даже у Гарри, бывавшего уже в Большом зале, захватило дух — сотни свечей, парящих над длинными столами, великолепные гобелены, украшающие стены, и глубокое звездное небо вместо потолка зачаровывали своим восхитительно волшебным во всех смыслах видом. А впереди, напротив преподавательского стола, стояла небольшая табуретка, на которой лежала старая, видавшая виды шляпа.

Наконец, они прошли весь зал под пристальными взглядами других студентов, уже сидевших за столами, и остановились, снова сломав строй и сбившись в кучу. Гарри оказался в самом центре этой маленькой толпы, прижатый к своему рыжему товарищу с одной стороны, и грустному мальчику с жабой в руках — с другой. Весь обзор ему закрывала пышная грива каштановых волос какой-то девочки, шепотом вещавшей своей соседке о свойствах зачарованного потолка. Кто-то громко прокашлялся, и девочка с пышными волосами неожиданно прервалась на полуслове, будто кто-то выключил звук. Замолчали и все остальные. В зале воцарилась пронзительная тишина, и Гарри привстал на цыпочки, пытаясь понять, что происходит, но безуспешно. Его рыжеволосый сосед слегка подвинулся, и Гарри благодарно ему улыбнулся, найдя, наконец, точку обзора. И вовремя — едва он заметил, что все смотрят на шляпу, лежащую на табуретке, как в складках шляпы прорезалась щель, открывшаяся, будто человеческий рот, и шляпа запела:

— Может быть, я некрасива на вид,

Но строго меня не судите.

Ведь шляпы умнее меня не найти,

Что вы там ни говорите.

Шапки, цилиндры и котелки

Красивей меня, спору нет.

Но будь они умнее меня,

Я бы съела себя на обед.

Все помыслы ваши я вижу насквозь,

Не скрыть от меня ничего.

Наденьте меня, и я вам сообщу,

С кем учиться вам суждено.

Быть может, вас ждет

Гриффиндор, славный тем,

Что учатся там храбрецы.

Сердца их отваги и силы полны,

К тому ж благородны они.

А может быть,

Пуффендуй ваша судьба,

Там, где никто не боится труда,

Где преданны все, и верны,

И терпенья с упорством полны.

А если с мозгами в порядке у вас,

Вас к знаниям тянет давно,

Есть юмор и силы гранит грызть наук,

То путь ваш — за стол Когтевран.

Быть может, что в Слизерине вам суждено

Найти своих лучших друзей.

Там хитрецы к своей цели идут,

Никаких не стесняясь путей.

Не бойтесь меня, надевайте смелей,

И вашу судьбу предскажу я верней,

Чем сделает это другой.

В надежные руки попали вы,

Пусть и безрука я, увы,

Но я горжусь собой.

Как только песня закончилась, весь зал единодушно зааплодировал. Шляпа поклонилась всем четырем столам. Рот ее исчез, она замолчала и замерла. Рыжеволосый вздохнул с явным облегчением, а вот Гарри показалось, что на него опрокинули ведро ледяной воды, выбили из головы все мысли и вдобавок превратили колени в желе. Сейчас ему вовсе не казалось, что он умный, или смелый, или хитрый, или готов с кем бы то ни было дружить.

Почему нет факультета для тех, кого тошнит от волнения?

Гарри подавил истерический смешок. Вот будет кошмар, если он споткнется и упадет на глазах у всего зала! Он принялся лихорадочно проверять, завязал ли шнурки, но с его ботинками всё было в порядке, а вот шнурки у мальчика с жабой были развязаны, да еще и спутались вдобавок. Гарри тронул его за плечо, не обращая внимания на первую вызванную к табурету девочку — «Аббот, Ханна!» — и, встретив его испуганный почему-то взгляд, прошептал:

— У тебя шнурки развязаны. Давай жабу, я подержу, — видя, что мальчик мешкает, он взял у него из рук странного питомца, и добавил: — Да быстрее же, вдруг тебя сейчас вызовут!

В это время Аббот, Ханна отправилась на Пуффендуй, а к шляпе вышла Сьюзен Боунс.

— Я Невилл Лонгботтом, — невпопад прошептал грустный мальчик, распутывая шнурки на ботинках. Гарри кивнул, и, спохватившись, поспешно представился сам:

— А я Гарри, — он намеренно опустил фамилию, не желая привлекать внимания, пусть это и было немного невежливо.

— Просто Гарри? — спросил Невилл, поднимаясь. Гарри кивнул, отводя взгляд, но Невилл неожиданно по-доброму улыбнулся, забирая у него свою жабу. — Спасибо, Гарри.

Распределение продолжалось. Вот на Слизерин отправился первый студент — Миллисента Булстроуд, и Гарри стрельнул глазами в сторону профессорского стола, находя взглядом профессора Снейпа. Тот хлопал распределившейся девочке с выражением равнодушия на лице. Гарри слегка приободрился — похоже, ему все равно, кто там распределяется на его факультет. Наконец, скрылась под Шляпой копна волос девочки, что закрывала Гарри обзор. Шляпа неожиданно долго молчала, пока, наконец, не выкрикнула «Гриффиндор!». Гермиона Грейнджер, соскочив с табурета, решительным шагом направилась к столу своего факультета.

Студенты распределялись быстро, задерживались под Шляпой дольше, чем на несколько секунд, немногие. Но Невилл Лонгботтом, которому вслед Гарри пожелал удачи, просидел на табуретке еще дольше Гермионы, пока, наконец, не распределился в Гриффиндор. Гарри улыбнулся — Невилл выглядел счастливым, снимая шляпу, и уже не таким испуганным.

Не прошедших отбор первокурсников оставалось все меньше.

МакДугал, Малфой, Мун, Нотт, Паркинсон, девочки-близнецы Патил, затем Салли-Энн Перке и, наконец...

— Поттер, Гарри!

Зал взорвался шепотом и удивленными возгласами. Собирая в кулак всю смелость, что только нашлась, Гарри, ни на кого не глядя, вышел вперед и сел на табурет, сразу зажмурившись. На голову опустилась мягкая ткань Шляпы, и он снова будто наяву услышал ее шелестящий голос.

— Гм-м... — задумчиво протянул бесплотный голос. — Куда же мне отправить вас, молодой человек? В вас есть сила, есть смелость. Неплохой ум, о да, и стремление знать. Желание обрести опору под ногами, и показать себя. Так куда бы ты хотел попасть, Гарри Поттер?

— Я не знаю, — неуверенно ответил Гарри. — Может быть, Гриффиндор?

Шляпа немного помолчала.

— Что же, достойный выбор. Но почему не Слизерин? Слизерин приведет тебя к величию, в этом нет сомнения, — вкрадчиво прошептала Шляпа. Гарри почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Я не хочу величия Волдеморта, — резко ответил он, вспоминая лавку Олливандера. Слова старика, сейчас казавшиеся неприятными, всплыли в памяти, будто произнесенные всего минуту назад: «Тот, чьё имя мы не называем, творил великие дела. Ужасные... да, но великие».

В голове появилось ощущение, будто кто-то щекочет перышком, но не снаружи, а изнутри. Гарри понял — это смеялась Шляпа.

— Ах, значит, не в Слизерин... А впрочем, и правда, тогда тебе прямая дорога в... ГРИФФИНДОР!

Гриффиндорский стол взорвался аплодисментами и приветственными воплями. Ошеломленный, слегка растерянный, Гарри направился к теперь уже своему факультету. Опустившись на лавку рядом с Дином Томасом, напротив улыбающегося Невилла и разглядывающей зачарованный потолок Гермионы, Гарри повернулся к профессорскому столу.

Профессор Снейп смотрел на него. Поймав взгляд Гарри, он слегка хлопнул одной ладонью по кубку, который сжимал в другой руке. Едва заметно кивнув в ответ, Гарри повернулся обратно к столу и, уже не скрываясь, широко улыбнулся.

Он был дома.

— — — — — — — Продолжение следует... — — — — — — —