Дом белого пламени (гет)

Огромный помост. Дурацкая фанера, приукрашенная магическим образом, вяло поскрипывает и явно не соглашается с тем, что её так усиленно топчут. И ей совершенно наплевать на то, что это делает бывший местный герой, здоровый парень в своих вечных треснувших очках, сейчас больше всего напоминающий маленькую инфантильную девочку.

— Вы меня предали! Предали! Я на вас так надеялся, я вас оправдывал, верил, а вы!.. — не менее знаменитые, чем он сам, глаза одаряют возмущённым и одновременно плачущим взором двоих: беловолосого худого парня, усиленно старающегося сохранить своё вечное выражение а-ля «Ленин на буржуазию» и рыжеволосую женщину, совершенно не пытающуюся скрыть свои эмоции, глядя на нашего героя непонимающим, но умоляющим взглядом.

Старик, похожий на доброго дедушку в той же степени, что и саблезубый тигр на книззла, кивает ему, с явно притворным сочувствием прикрывая глаза и вздыхая. Но парень не замечает этого притворства и продолжает выдавать сентенции наподобие «вы-такие-плохие-бедняжечку-подставили» по отношению к тем двоим, совершенно не подходящим под понятие «пара». Глагол «предали» у него и вовсе, учитывая частоту произношения, становится словом-паразитом.

Когда обиженный экс-герой наконец умолкает, дабы немного перевести дыхание, старик поднимается на помост, покровительственно хлопает его по плечу и кивает застывшим в отдалении дементорам. Когда они подлетают к обвиняемым, женщина, издав горький вопль, теряет сознание, а парень, на какие-то доли секунды снявший свою гордую маску, едва различимо шепчет сквозь зубы никому не известное проклятие...

* * *

Снова тот самый сон. Я просыпаюсь, телом по-прежнему пребывая там, и поэтому слишком быстро загребаю ногами, сваливаясь со своей жёсткой лежанки на пол. Удар лбом о камень окончательно приводит меня в чувство.

— Тебе снилось его предательство, да? — сквозь прутья камеры напротив на меня смотрит она — когда-то добродушная дама Молли Уизли, умудрявшаяся наставлять целую ораву на путь истинный, а так же обладательница роскошных рыжих волос, которые сейчас практически полностью поменяли свой цвет, как и её такие когда-то живые глаза.

Я в ответ выдаю лишь бессмысленную матерную тираду, машинально потирая лоб, уже не раз встречавшийся с каменным полом камеры и лишь чудом оставшийся целым. Впрочем, подниматься мне не хочется. Есть только дикое желание снова приложиться к холодному полу, ощутить его всем телом, до последнего нерва, свернуться в комочек как маленький ёжик и застыть навеки.

Останавливает меня только одно: её взгляд со следами насмешки и ехидства. Мол, как это может Малфой валяться, словно жалкий червяк, когда нищебродка Уизли невозмутимо стоит у самых прутьев тюремной камеры. Она постоянно делает так нарочно. Когда-то враги, теперь, почти потеряв счёт дням заключения, мы вынуждены поддерживать друг друга, не давать сдаваться, применяя любые методы, вспоминая о чем угодно, даже если сейчас оно уже не имеет фактического значения. Нас трудно назвать командой. Наша маленькая коалиция напоминает скорее стаю, состоящую из полярно разных животных, но из-за обстоятельств готовую по-волчьи синхронно вцепиться зубами в горло. В горло нашему общему врагу — старику, постоянно играющему чужими жизнями, самостоятельно выбирающему, кто будет пешкой, убивающей ферзя, а кого удалить с поля, подставив под наскоро сляпанное изменение в правилах. А кем были пешки до этой жестокой игры, для него не имеет никакого значения. Для Альбуса Дамблдора не существует границ.

Десять лет назад он разыграл новую партию, которая называлась «Как подчистить хвосты после смерти Тёмного Лорда». Гарри Поттер, основательно науськанный прикинувшимся мёртвым директором Хогвартса, довольно легко смог одолеть моего бывшего господина, воспользовавшись правом на Бузинную палочку. Великий светлый маг кинулся было оживать, готовясь услышать овации в свой адрес за то, как он всё организовал, но маленько промахнулся: чествовали больше Поттера, как фактического победителя. Ему предлагали все должности наперебой, отдавая в руки даже «Ежедневный пророк» с заискивающей Скиттер, на ходу строчившей хвалебные мемуары о молодом герое, в качестве помощницы. При этом мемуары обещали быть ещё более сладкими от того, что не существовало в анамнезе жизни юного спасителя магического мира ни сомнительной связки со всякими там начинающими злодеями, ни странным образом умершей сестрицы. Поттер был чист, как ребёнок пяти минут от роду, во всех смыслах, и это должно было дать ещё более ошеломляющий эффект, при котором каждое его слово гарантировало моментальное воплощение как без Империо, так и без просто даже хоть сколько-нибудь аргументированных доказательств, почему это должно быть сделано.

Планы Дамблдора захватить разом всю власть в Британии без такого раздражителя, как покойный Волдеморт, рушились с оглушительным треском. В сложившихся обстоятельствах всё, что ему светило, это лишь роль советника мессии, да и то не первого, а прямо после Гермионы Грейнджер и мамаши Уизли, показавшей всем, что старая закалка многого стоит даже после долгих лет домоводства красивым убийством моей фанатичной тётушки Беллы. Конечно, такое его не устраивало. И тогда директор взялся за масштабную акцию, результаты которой я ощутил на себе через месяц после победы, когда в Малфой-мэнор пожаловал отряд авроров с ордером на арест и обыск поместья. Кроме этого, мне была вручена бумага о смерти отца, которого ещё утром того дня я видел живым и в добром здравии, направляющимся в Лютный переулок, чтобы приобрести что-то маме на день рождения. Эта же бумага уведомляла, что Люциус Малфой испустил дух прямо на пороге магазинчика с магическими драгоценностями, «в результате истощения, наступившего после запрещённых экспериментов над ныне покойным». Тем самым злодеем, который так поиздевался над моим родителем, авроры называли меня!

Мать, впавшую в истерику просто от известия о смерти папы, служители закона тут же, на месте, оперативно объявили невменяемой и отправили в соответствующее отделение больницы имени Святого Мунго, оставаясь глухими к её здравым словам о том, что я, её сын, здесь ни при чём.

В одночасье фактически осиротевший, подобно Поттеру, я, в отличие от него, не обрёл кучу защитников. Даже адвокат, которого мне соизволили предоставить, совершенно неприкрыто показывал, насколько сильно он настроен не доказывать мою невиновность, а, наоборот, увеличить меру наказания. Наказания за то, что, как оказалось далее, заключалось далеко не только в приведении родного отца к бесславной смерти. Нет, документы, которые зачитывал обвинитель, показывали меня настоящим новым Волдемортом, причём в троекратном размере, вознамерившимся погубить всех и вся, проведя в подготовке к заключительной стадии сложный тёмный ритуал, который требовал человеческой жертвы. Жертвой этой стал Люциус Малфой. Ещё интереснее было то, какую роль играл здесь Гарри Поттер. При его помощи, используя парня как пешку, я, якобы, избавился от Тёмного Лорда, не желая марать об него свои руки самостоятельно. А понял и увидел всё это, конечно же, никто иной как сам Альбус Дамблдор, остановивший коварного меня в шаге от кровопролития на благо своей чёрной души. И он же обнаружил ещё один заговор, на этот раз со стороны Молли Уизли, долгие годы якобы только готовившейся к тому, чтобы банально захватить власть и сотворить жёсткий режим с удалением и гонением магглорождённых. И она тоже не желая делить бразды правления с наверняка перевернувшимся в гробу от того, каких соперников ему посмертно предъявили, Волдемортом, малодушно давила на Поттера, чтобы тот убил «плохого дядю».

Таким образом, бывший мессия прилюдно получал клеймо глупого мальчишки, которого использовали злые чистокровные, простого орудия убийства, пострадавшего в жестокой игре, а вот старый светлый маг целиком и полностью возвратил себе статус великого. Ему официально вручалось всё то, что до этого было отдано в руки Золотого Мальчика, который теперь, как и в приснопамятные школьные годы, превращался в инфантильного ребёнка под опекой доброго дедушки. Все попытки оправдаться пресекались, несмотря на то, что многое было шито белыми нитками, особенно это касалось Молли, пострадавшей только потому, что слишком уж круто она себя проявила в битве при Хогвартсе, да и только она могла бы оправдать, показать правду, если бы сама не оказалась обвиняемой. В моём лице Дамблдор убирал наиболее известную кандидатуру на роль зла, а в её — просто человека, из-за которого пострадало его самолюбие, а также могла не пройти успешно роль героя, поскольку уж эта женщина не дала бы поверить в наспех составленные обвинения.

Нас обоих заставили выслушать обидную и несправедливую речь Поттера, ещё более не справедливую от того, что мы оба слишком хорошо понимали свою невиновность. Речь эта врезалась в память и стала одним из худших кошмаров нашего дальнейшего существования уже в Азкабане, нашем официальном пристанище на следующие пятьдесят лет. Этот невероятный срок не сулил здорового существования после его окончания даже молодому мне, не говоря уже о Молли, даме явно предпенсионного возраста, учитывая взрослых детей, оперативно отвернувшихся от неё, не поверивших, что она ни в чём не виновата. Это-то и заставило её тогда смотреть умоляюще, беззвучно просить, как она потом мне рассказала, чтобы хотя бы родные поддержали её. Но никакой поддержки она не получила. Может, муж и попытался бы что-то сделать ради неё, любимый же человек, но Артур пребывал в коме, за несколько дней до процесса будучи укушенным невесть как оказавшимся в Министерстве Магии ядовитым жуком.

Молли, как и я, фактически оказалась никому не нужной. Нам помогло только расположение камер, поскольку в Азкабане для главных злодеев существовал только один маленький сектор, состоящий из двух небольших помещений, расположенных друг напротив друга. Мы были лишены всего, кроме, пожалуй, жизней, да и те сейчас были жалкими и бессмысленными. Бессилие давило день ото дня. Боль от того, как с нами поступили, была хуже выматывающих визитов дементоров. И лишь присутствие себе подобного в камере напротив не давало окончательно забыть себя, уйти в обречённое небытие.

Сейчас, в который раз прокрутив всё это в голове, я молча перемещаюсь на лежанку. Говорить, как обычно бывает после таких снов, не хочется. Молли это понимает и, теребя обрывок рукава тюремной мантии, за годы основательно истрепавшейся и превратившейся в лохмотья, тихо произносит, обращаясь словно бы не ко мне, а к тому самому пресловутому обрывку:

— Через полчаса придут дементоры... Хоть бы не сломаться.

Я еле заметно киваю. Эта особенность почти терять счёт дням, но очень чётко замечать часы, минуты и даже секунды без нужных механизмов есть и у меня. Мы оба всегда можем с максимальной точностью сказать, сколько осталось времени до появления дементоров или тюремщика с плошкой еды. Кроме счётов и разговоров нам ведь ничего не остаётся.

Я сижу с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене и ожидая появления тюремных тварей. Меня даже против воли начинает клонить снова в сон, но когда наступает нужное время, я прогоняю сон и открываю глаза. Зло нужно встречать прямо. Однако чудовищ в моей камере, как и в камере Молли, нет. Никакого дьявольского холода, обычно свидетельствующего об их появлении, также не ощущается. Мы оба то растерянно смотрим друг на друга, то выглядываем через решётки, пытаясь понять, что происходит. За десять лет дементоры ни разу не нарушали свой график. Их отсутствие сначала порождает уйму бредовых идей, которые тут же торопливо высказываются, а потом мы просто устало возвращаемся на свои лежанки в ожидании того, что будет дальше.

В полном молчании мы сидим до самого обеда. Точнее, до того времени, когда должен появиться тюремщик с едой. Но он не появляется, зато через минуту раздаётся ужасный грохот, словно Азкабан рушится сам по себе. И тут начинает происходить невероятное: прутья решёток плавятся прямо на глазах, тяжёлыми каплями стекая на пол и заметно нагревая его. Пол становится таким горячим, что нам приходится забраться с ногами на лежанки, в немом шоке наблюдая за происходящим. Минут через пять пол неожиданно начинает проваливаться, уходя куда-то в пустоту, хотя под нами вроде бы и должны быть этажи. Лежанки, прикреплённые к самим стенам, а не к полу, остаются на местах, и возникает огромное желание за них уцепиться, ибо чувствуешь себя, как на крохотном островке среди океана. Этот странный «океан» озаряется ярким молочно-белым светом, но глаза почему-то не болят, да и Молли смотрит не морщась. Через две минуты и двадцать семь секунд после этого лежанки внезапно также начинают ломаться, и мы падаем в эту пугающую белизну, теряя сознание...

* * *

На огромной белой пуховой перине лежат двое: мужчина и женщина. Они разного возраста, но одинаковой степени истерзанности долгим пребыванием в плохих условиях и моральными мучениями. Мужчина, которому ещё и тридцати не исполнилось, выглядит на все сорок. Женщина, дама слегка за пятьдесят, больше похожа на древнюю старуху лет девяноста.

Дух, перенёсший их сюда, качает головой и шипяще произносит:

— Надо было раньше их оттуда забрать! Законы не предусматривали такой хлипкости состояния...

* * *

Я медленно открываю глаза, удивляясь, что могу это делать. В голове ясно проносится картина того, что произошло перед потерей сознания. Если честно, тогда проскочила мысль, что меня ожидает смерть, только почему-то очень и очень странная. Хотя, может, я умер, а теперь нахожусь на небесах? По крайней мере, здесь всё белое, а я сам лежу на чём-то очень мягком. Совсем не верится, что это всё может быть реально, хотя это явно и не видения психоза. Даже тюрьма не вытравила из меня способность соображать, как и из Молли. Вернее, благодаря ей. Кстати, а она-то где?

За спиной вдруг слышится тихое шуршание. Я поворачиваюсь и обнаруживаю свою соседку по тюрьме. Минут пять мы ошарашено смотрим друг на друга, от шока потеряв дар речи. Внезапно Молли переводит взгляд мне за спину. Повернувшись, я вижу странное существо, напоминающее дементора, только основательно выбеленного.

— В-вы к-кто? — заикаясь, тихо вопрошает Молли.

Тварь, склонив капюшон чуть вбок, отвечает с шипением, достойным покойной Нагайны:

— Я — смотритель Дома Закона, старший дементор Клашш.

— Вы всё-таки дементор? — не могу сдержать удивления я. — А почему вы белый?

— Потому что настоящий Закон не может быть тёмного цвета. Его черноту мы показываем людям, потому что им так яснее.

— А почему мы увидели вас белым? Мы разве не люди? — спрашивает моя соседка.

Дементор, выдержав долгую паузу, отвечает таким тоном, словно припечатывает:

— Вы — несправедливо осуждённые! Закон не позволяет просто так обвинять в высшем зле тех, кто ничего не совершил!

— А что же происходило эти десять лет? — интересуюсь я, предпринимая мучительные попытки хоть как-то понять странную информацию.

— Десять лет даётся, чтобы люди сами осознали то, что отправили в тюрьму тех, кого осудили несправедливо! Если этого не происходит, Закон сам вмешивается! Мы, его служители, никогда не оставляем всё просто так! — дементор, повернув капюшон в сторону, более спокойно добавляет:

— Отдохните пока.

После этого он исчезает, растворившись в воздухе.

Мы тупо смотрим на то место, где он был, и шёпотом, словно боясь, что нас подслушивают, переговариваемся. Осознание того, что теперь стало лучше, но мы живы, крайне медленно прокрадывается в головы. Вслед за ним возникает предчувствие, что просто так на этом всё не закончится. Да и мы не хотим, чтобы так заканчивалось. Десять лет загнивания в тюремных стенах, кошмарная участь близких и, наконец, просто обманутый магический мир естественно приводят нас к желанию отомстить...

Старик с длинной бородой, нетерпеливо поглядывая на часы, ставит подписи под сочинёнными его же прихлебателями документами. Листов много, исписаны мелким шрифтом, текст завуалирован так, что три крупных абзаца на деле обозначают всего два слова. Только обозначение это известно единицам, достаточно лояльным к диктатору Британии, коим являлся старик. Не официально, конечно.

Он взмахивает пером над последним бланком и кивает фениксу, мирно чистящему крылья, сидя на жердочке.

-Видишь, Фоукс, какой я молодец! Только стоило народу позабыть о моих заслугах, засомневаться, как вот, пожалуйста, новая порция умной макулатуры, нового опиума для мозгов, готова!

Птица, выклевав что-то из правого крыла, поднимает голову и резко щёлкает клювом в явном неодобрении.

-Ну, что ты стучишь, чего не радостен, дорогой мой? Думаешь, что не по совести это? — старик усмехается. — Может, и так, да только кому нужна эта совесть? Стаду нужна только палка крепкая, а если узорами украшена и пахнет приятно, так и вовсе визжать будут, думая, что всё для них делается.

Феникс снова сердито щёлкнул клювом, а потом, видимо, поняв, что ничего не может поделать, отвернулся и спрятал голову под крыло.

Диктатор, будто и не заметив этого, продолжает:

-Наведаюсь-ка я в Азкабан. Стоит выдумать какой-нибудь новый закон для моих дорогих злодеев, но не думается чего-то, сидя в кабинете... А вот на месте, вероятно, эта порция быдло-опиума быстрее придёт в голову.

Сложив документы в аккуратную кучку и отослав их с совой по нужному адресу, старик аппарирует на остров, где должна располагаться магическая тюрьма... Ключевое слово "должна", ибо по прибытию на место она как-то совершенно не обнаруживается. То, что имелось на острове, больше походило на попытки неумелого архитектора соорудить хибару: кусок стены с одним отсутствующим по самому центру кирпичом и одна одинокая ветхая метровая доска сверху. Ни дементоров, ни людей нет, и даже специальное заклинание не показывает присутствия сколько-нибудь живой души, кроме самого диктатора.

-Я попал не на тот остров? — заданный в пустоту вопрос, конечно же, остаётся без ответа.

Только море безразлично шумит, да слабо накатывают волны на этот практически безлюдный берег.

Старик, пребывая в полном непонимании и раздосадованный тем, что кто-то сорвал такой удачный, по его мнению, ход, аппарирует в свой кабинет, решив обдумать ситуацию в тепле и основательно заев её лимонными дольками.

* * *

Часа два мы лежим на белой перине, ожидая, когда придёт Клашш или кто-то ещё из этих новоявленных судей магического мира. Хотя не ели мы уже давно, голод едва чувствуется. Молли сказала, что это, наверное, место так на нас влияет. Простые желания притупляются, зато головы ясные, ничем не затуманенные и готовы выдавать десятки мыслей. Я с ней полностью согласен. Этот странный Дом Закона, очевидно, пресыщен какой-то своей магией, нам не знакомой, но для нас приятной.

Наконец, мне надоедает лежать, и я предлагаю осмотреться. Вообще-то, в таком ослепительно белом царстве, где и наша перина едва-едва выделяется на общем фоне, это кажется немного сомнительным, но попробовать стоит. Мы поднимаемся, пытаемся распрямиться, как тогда, в тюремной камере, но ноющие от десятилетнего кошмара кости неожиданно дают о себе знать. Тихо удивляясь такому, мы, полусгорбившись, всё-таки делаем несколько шагов, как-то инстинктивно не желая отходить друг от друга. Едва мне стоит оказаться всего лишь в метре от Молли, как чувство страха заставляет меня практически отпрыгнуть назад, к ней. Видимо, заключение связало нас сильнее, чем могло бы быть. Годы, проведённые практически тет-а-тет, дали ясное понимание, что друг другу мы доверять можем, тогда как другим... Я не знал, смогу ли я с кем-то нормально общаться, когда (или если) окажусь в когда-то привычной обстановке, среди гордой аристократии. Предательство всех, пусть и управляемое злым старикашкой Дамблдором, заставило потерять уверенность во всех, с кем я мог бы общаться. И этим странным белым дементорам я тоже не верил, но как-то чувствовалось, что они пусть и немного, но лучше, ведь именно они нас освободили.

Мы натыкаемся на стену и, словно слепые, пытаемся нащупать что-то, не веря, что нет выхода. И выход действительно находится. Прикосновение к какой-то невидимой панели приносит странную прохладу и новый цвет, на этот раз золотистый. В золотистом тумане мы, тихо переговариваясь, идём, не зная куда. Любопытство заставляет нас двигаться вперёд.

Наконец, воздух наполняется приятными ароматами. Лично мне это напоминает запечённую с яблоками индейку. Дальше мы просто идём на запах. Шагов через пять нас постигает странное чувство сытости, а на языке чувствуется нежный вкус индюшатины.

В этот момент перед нами возник белый дементор.

-Вы были освобождены заслуженно, ведь только существа, не чувствующие никакой вины, способны проявлять инициативу.

-Это была проверка? — тихо спрашивает Молли.

-В Доме Закона не бывает проверок, а только происходит подтверждение фактам. Только люди способны путать эти два понятия, не отличая низменное от возвышенного.

-А что ожидает нас дальше? — решаюсь спросить я.

-Ваш мир. Возможность осуществления ваших желаний. Но перед этим будет подготовка к появлению. В таком виде вы слишком слабы, чтобы окунуться в среду себе подобных.

Дальше все возможные вопросы исчезают сами по себе, потому что мы теряем сознание.

* * *

Клашш внимательно смотрит на двух существ, из-за которых Дом Закона впервые за столько лет проявил себя в полной мере. Духи правосудия долго решали, стоит ли освобождать именно этих заключённых. Они оба не были идеальны и могли бы быть осуждены за другие прегрешения, хотя и не такие тяжёлые и страшные, как было предъявлено. Именно за то, что конкретно в указанном обвинении их вины не было ни капли, Дом Закона решил пойти на разрушение Азкабана. В этом было отличие странной пары (а Клашш ясно понимал, что теперь их трудно назвать иначе, хотя и не в человеческом смысле) от других заключённых, в том числе и от некоего Сириуса Блэка. Блэку было отказано в проявлении правосудия, ведь он пусть и не прямо, но был причастен к тому, в чём его обвиняли. Вина этого существа состояла в издевательствах над Северусом Снейпом, которые в итоге привели одного из лучших, по мнению дементоров, представителей человеческих магов, под частичную власть Волдеморта. А ведь именно его помощником Сириус и объявлялся в обвинении. Таким образом, совершенно не виноватым его назвать нельзя было. Поэтому и просидел этот человек, даже не догадываясь о существовании Дома Закона.

Качая головой, Клашш начинает работу над оболочками вверенных ему существ.

* * *

Пробуждение наступило неожиданно после прекрасного яркого сна. Я видел бал, напоминающий Святочный в Хогвартсе, только там были совершенно новые лица, не было ни одного знакомого лица, кроме мамы, которая танцевала так зажигательно, что совсем не походила на холодную леди, которую все знали. Она была такая живая, такая настоящая, словно кто-то решил воплотить в ней всю радость Вселенной. Она улыбалась мне невероятно душевно и ласково, и даже пробудившись, я всё ещё чувствовал эту материнскую любовь. Но вместе с этим появилась и тревога. Сейчас, обретя надежду на нормальное существование, я ещё сильнее, чем раньше, чувствовал боль за утраченное. И в первую очередь за отправленную в психушку маму. Что с ней? Выжила ли она?

Открыв глаза, я понимаю, что нахожусь в том же белом цвете, на той же белой перине. И рядом со мной медленно просыпается Молли. Я ясно понимаю, что это Молли, моя соседка по камере, бывшая глава рыжего семейства, которую Дамблдор замучил из-за жажды власти, но вместе со всеми этими характеристиками появляются и новые, приходят мысли, что она как-то изменилась. Такое ощущение, что болезненные признаки, характерные, наверное, практически для всех заключённых Азкабана, покинули её. Теперь это удивительно посвежевшая и помолодевшая женщина, похожая на себя, но одновременно и совершенно иная, та, которой она, наверное, стала бы, не будь десяти лет тюрьмы, не будь Волдеморта, не будь вообще чего-то дурного в её жизни. Нет, она не превратилась в совсем юную, в ней ясно сохранилась та грань, которая отделяет умных, зрелых дам от амбициозных барышень, грань очень филигранная.

Впрочем, то, что с ней произошло, никак не меняет моего к ней отношения. Эта женщина остаётся человеком, которому я могу верить и который здесь, рядом, живой и могущий поддержать. Она открывает глаза и смотрит на меня с лёгким удивлением.

-Драко?

Голос её тоже изменился, стал мягче, чем раньше, и мелодичнее, а это удивление дало понять, что и я стал иным. Здесь нет зеркала или даже миски с водой, чтобы увидеть хотя какое-то отражение своего лица, но даже взгляд на руки приносит осознание того, что я тоже помолодел. На сколько, трудно судить, но я явно уже не тот, каким мог бы быть человек после десятилетнего заключения.

Молли, очевидно, прочитав всё на моём лице, успокаивается, понимая, что я всё тот же сосед по тюрьме, но потом в её глазах отчётливо появляется тревога.

-Мне снился Артур...

Нет смысла спрашивать, каким она его видела. И я тоже не рассказываю ей о том, какой была мама во сне. Мы оба хорошо понимаем, что могут оправдаться худшие из наших предположений насчёт самых близких людей, такие, наверняка, далёкие от реальности.

Молча встаём и снова ищем выход из белого цвета, но, найдя его, попадаем не в золотое царство, а в насыщенно-красное. При этом такой тяжелый для психики цвет совсем не давит, а, наоборот, наполняет странным чувством уверенности в себе, желания что-то делать, дарит едва ли не стремление эпически геройствовать во славу всего прекрасного, однако это чувство умеренное, без глупости начинающих рыцарей.

И через несколько шагов, пройдённых в красном тумане, мы встречаем белого дементора.

-Вы ещё не готовы к тому, чтобы жить в своём мире, — говорит он, — но появиться там вы уже можете.

-А как мы там появимся? — спрашиваю я. — Ведь мы, как личности, бывшие за решёткой и представленные высшим злом Британии, вряд ли будем адекватно восприняты в вотчине Дамблдора.

-Вы и не можете сразу возникнуть теми, кем являетесь по рождению, среди магов вашей страны. Но Дом Закона изменил вас. Сами себя и друг друга вы легко идентифицируете, но никто иной этого сделать сходу не сможет. А поскольку лучше в вашем диком мире воспринимается всё диковинное, то выгоднее всего вам будет предстать иностранцами из далёкой страны.

* * *

Старый диктатор, совсем не по-аристократически ругаясь, рвёт уже пятый лист. В голову не приходит решительно ничего касательно того, что он увидел на острове, где до недавнего времени располагалась магическая тюрьма. А то, что он не ошибся с местом аппарации, было точно доказано методичной проверкой всех имеющихся документов, отнюдь не сфабрикованных, в отличие от его законов. Что-то здесь было не так, что-то не давало покоя, выводило из себя. Ну, не могла же просто так исчезнуть хмурая громадина, каземат для магов, не могли провалиться сквозь землю десятки заключённых, включая и тех, кого диктатор сделал козлами отпущения в своей игре. А уж дементоры и вовсе... Они покидали остров в исключительных случаях, как, например, при попытки поимки Сириуса Блэка или во время Тремудрого Турнира.

Разозлённый собственным непониманием, старик едва ли не заавадил помощника, сунувшего нос в кабинет.

-Господин, у Вас просят аудиенции двое людей. Они сказали, что представляют Южноамериканское Магическое Сообщество.

-Южноамериканское? — переспросил удивлённо диктатор.

-Да, господин.

-Эээ, скажи, что я приму их через полчаса.

-Как скажете, господин.

Эти полчаса нужны были старику, чтобы просто понять, кто такие к нему могли пожаловать. Европеец до мозга костей, он вообще плохо до сего момента представлял, что за пределами Старого света что-то могло развиваться. А уж развиваться в такой степени, чтобы осмелиться как-то себя показать перед властителями Европы, так тем более. Старый свет для него был цивилизацией, а всё остальное — это задворки, и точка. А тут представители целого магического общества с той части Земли, которая ассоциировалась у него исключительно с индейцами и Эльдорадо... Эта новость заняла почётное второе место по переворачиванию с ног на голову мировосприятия нашего диктатора после картины Азкабана, ставшего теперь просто безлюдным островом.

Но тюрьма тюрьмой, а дипломатия никогда не помешает. Старик нацепил самую благодушную и умную из всех своих так тщательно натренированных масок и сел в кресло, начав улыбаться ровно в тот момент, когда открылась дверь.

Вошедшие в кабинет "представители Южноамериканского Магического Сообщества" напоминали, в первую очередь, странную, но, тем не менее, пару. Странную прежде всего потому, что дама была старше своего кавалера по меньшей мере лет на десять. Однако даже походка их оставляла ощущение, что это не разные личности, а единое целое, один организм, у которого, однако, есть оттенки и индивидуальности.

На диктатора они, казалось, не стремились обращать внимания. Взгляды представителей скользили по картинам на стенах, по книгам, виду за окном... Внимание было уделено даже блюдечку с остатками лимонных долек, но сам властитель Британии не был удостоен и мимолётного взора.

Конечно, его это неприятно зацепило, но дипломатия есть дипломатия, и, выдержав небольшую паузу, старик приподнялся и вполне учтиво произнёс:

-Я, верховный маг Британии, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, рад приветствовать вас в своей скромной обители.

Всё также на него не глядя, парочка синхронно склонила головы в только лишь подобии поклона.

-Могу ли я узнать, как вас зовут? Мой помощник по своей, очевидно, глупости сообщил только то, кем вы являетесь.

-Он не мог назвать наших имён, потому что мы и не говорили их, — странно безразличным голосом произнёс мужчина. — И здесь также не считаем нужным этого делать. Настоящие переговоры не нуждаются в ярлыках длинных кличек.

Это высказывание также основательно покоробило диктатора. Своим высокопарным, красивым именем он гордился, считая его признаком благородства, которого не видали и выходцы из ныне угасшего рода Блэков. А тут, видите ли, это просто длинной кличкой считают... Но лицо нужно было сохранять. Едва заметно передёрнувшись, старик нашёл в себе силы кивнуть с благодушной улыбочкой:

-Наверное, вы правы, хотя я, знаете ли, привык церемониям... Но пусть будет так. Позвольте узнать, какова причина вашего визита?

* * *

Мы стояли на самой вершине башни Шард* и смотрели на то, как ночное небо заволакивает привычными для Лондона тучами. Первое появление в этом мире прошло вполне успешно. Особенно радовало то, что удалось пощекотать нервы Дамблдору, вернувшись в образ надменных представителей далёкого общества традиций древнейшей, но уже основательно позабытой дипломатии из книги, которую я когда-то читал в семейной библиотеке. Мы морочили ему голову высокопарными грубостями, одновременно давая понять, что ссориться с нами не стоит. И он сдался. Дамблдор дал возможность "представителям Южноамериканского Магического Сообщества" аккуратно шастать по Британии, суя нос в кое-какие не самые секретные дела якобы для "ознакомления с устроением страны". На самом деле, это было нам нужно, чтобы попытаться хоть немного освоиться в этом мире, а также собрать кое-какие сведения, в первую очередь касающиеся близких людей.

Моя мама по-прежнему находилась в психиатрическом отделении больницы имени Святого Мунго. По осторожным расспросам, полным овощем, подобным ныне покойным Лонгботтомам, она не стала, однако пребывание там всё-таки не поспособствовало ясности её ума. Но надежда на то, что я смогу когда-то увидеть её такой, как во сне, существовала.

Артур... Молли, узнав, что произошло с ним, с трудом сдержалась от того, чтобы кинуться в кабинет Дамблдора и убить того на месте. Как оказалось, её муж, пробыв пару месяцев в больнице, после выхода оттуда не поверил официальному обвинению. Он даже сделал попытку покушения на "верховного мага Британии", за что был отправлен в Азкабан. Он просидел почти год, пребывая этажом ниже нас, но не выдержал, покончив с собой.

Наши мысли насчёт того, что стало с близкими людьми, фактически оправдались. От прямой атаки злого манипулятора нас сдерживало только то, что он не должен так просто отделаться за свои прегрешения. Обыкновенная Авада или даже длительное Круцио не будет для него достаточным наказанием за то, что он сделал. Мы должны заставить его по-настоящему ответить.

*Шард — реально существующее самое высокое здание Лондона и второе по высоте в Европе (309 м), открыто в 2012 году. В фанфе автор решил сделать его собственностью магов, а временные рамки его создания передвинуть так, чтобы на момент протекания событий башня не только была построена, но и успешно функционировала.

Высокий мужчина в очках, нервно озираясь, идет по мостовой. Он останавливается у небольшого памятника, изображающего юношу на метле. По небритым щекам мужчины скатываются несколько слезинок. Когда-то ведь он был таким: уважаемым, почитаемым, самым умным и храбрым. А потом вдруг оказалось, что все не так, что Золотой мальчик — это просто мальчик, глупый ребёнок, не больше. Им можно играть, направлять его в любую сторону, навязывать всё, что угодно. А это ведь было после того, как он ощутил себя нужным. Несправедливо и очень больно.

Виновных наказали, а Гарри Поттер, погрузившись в депрессивную эйфорию и отвлекаясь только на то, чтобы поддакнуть Дамблдору, как-то даже не заметил, как и когда очутился в психиатрическом отделении больницы имени Святого Мунго. Просто проснувшись однажды обратил внимание на странный цвет стен. И книг почему-то рядом не было. Дежурный целитель, вызванный в палату, загадочно цокал языком, не отвечая ни на какие вопросы именитого пациента.

Это было очень неприятно и непонятно. Написать директору Хогвартса ему не разрешили. Да и вообще не давали в руки перо. Дни тянулись бесконечным потоком. Глупым и безрадостным. Но с ума он всё-таки не сошёл.

Бывший герой со странной усмешкой думал, что за свою столь устойчивую психику ему следует благодарить Волдеморта. Уж тот на славу постарался!.. Ну и прочие добавили. Даже Дамблдор, вдруг сливший свою марионетку. Зачем ему это было нужно, Гарри не понимал, но это было слишком уж очевидно. Просто так в психушку никого не отправляют.

Хотя доказать это трудно: за годы пребывания в этом месте у Поттера развилось несколько фобий и появилась паранойя. И ни один адвокат не смог бы доказать, что их не было до заключения в психиатрическое отделение. Сохранения рассудка и нервов ради, Гарри научился постоянно молчать и сохранять при этом мозговую деятельность. Он больше ни во что не верил. И о своём бурном прошлом думал со значительной долей скептицизма и отрешённости, словно это происходило не с ним.

Но всё-таки нервы сдали, когда дежурный целитель вдруг объявил не о приёме пищи, а о том, что Гарри Поттер объявлен психически здоровым, и поэтому может покинуть больницу. Несколько раз переспросив у доктора, не ослышался ли он, и едва ли что-то реально соображая, бывший герой сомнамбулически выбрался на улицу, где не был уже очень долго, ибо прогулки были для него запретным и совершенно недостижимым удовольствием всё это время.

Он бродил по улицам и переулкам старого магического Лондона, высвобождая все свои фобии и отдав им право распоряжаться телом. Мозги проснулись только тогда, когда увидели маленький памятник, который, очевидно, забыли снести. Да, когда-то всё было совсем иначе...

* * *

Я открываю глаза, медленно потягиваюсь и с улыбкой смотрю на Молли, лежащую рядом. Она всё ещё спит, едва ли быстро забывшись вчера после долгих разговоров о том, что случилось и что нам делать дальше. Сейчас, когда мы на свободе, у нас есть больше вариантов, как использовать наше время, но всё равно не многое изменилось. Ничем не вытравить из тел десятилетнее тюремное заключение, ничем не исправить то, что было вбито из-за манипуляций гадкого старикана. Мы всё также много беседуем, обсуждаем, разрабатывая планы и, что досадно, не до конца осознаём, что настала та пора, когда мы в состоянии воплотить всё в жизнь. Мысли об этом не приятны и наводят на страшные выводы о том, что мы навсегда останемся узниками старого Азкабана, сколько бы мы не жили на воле и как бы не проявляли себя. И я, и моя соседка это ясно понимаем, но говорить об этом бессмысленно и даже глупо.

Хотя влияние тюремной отсидки сильно сказывается на всём. И дело даже не в разговорах. Я не мог отойти от Молли в доме дементоров, а теперь и она спит рядом, хотя в квартире, которую мы сняли, две кровати, а не одна. И мы договорились, ложась спать, что будем соблюдать какие-то правила, которые больше подходят к этому миру. Ведь даже Дамблдор, когда мы к нему нагрянули, явно заметил, что мы не просто два представителя организации с зубодробильным названием, а что нас можно назвать парой. Да, с одной стороны, мы ею можем быть. Борцы за справедливость, жертвы ужасного режима, навязанного старым манипулятором, мы очень разные, но смогли объединиться, нам пришлось это сделать. Но есть и другая сторона медали... Когда-то ведь должна наступить та жизнь, где мы сможем быть сами по себе. И придётся научиться доверять... Поэтому мы решили, что нужно постепенно учиться отдаляться друг от друга. Не мысленно, нет, ни в коем случае. А просто физически. Просто иметь возможность чуть отойти в сторону.

Однако наступило утро — и всё осталось прежним. Мне не хотелось говорить об этом с Молли, чтобы не расстраивать её, так что я просто левитировал женщину на её кровать. Пусть она считает, что нам удалось. Всё равно со временем так придётся сделать.

Через час моя соседка проснулась. Потянувшись и улыбнувшись мне, она тихо сказала:

—Мне снился Гарри...

Я вздыхаю. Один и тот же сон. Тот кошмар, который преследовал нас в тюремных камерах. Только теперь кое-что в нём изменилось. Поттер больше не кричал о предательстве. Он просто молча смотрел в никуда. А старик не выражал сочувствие, а открыто смеялся. Очень странный сон... Мы не понимаем, к чему он, имеет ли он какое-то реальное значение, является ли вещим. Мы просто смотрим друг на друга, а потом Молли произносит:

—Нам следует навести о нём справки.

Это нам обоим кажется оправданным. Всё-таки Золотой мальчик оказался третьей жертвой манипулятора, той пешкой, которую со всего размаху приложили лбом о твёрдую землю, хотя и не отправили в тюрьму. Но кто знает, что с ним сделал Дамблдор.

* * *

—Здравствуйте, мистер Поттер!

Мужчина, пивший в это время огневиски, поперхнулся и закашлялся. Он совсем не ожидал, что в захудалом кабаке, где он выиграл в карты выпивку, кто-то его узнает. Да и не очень-то он хотел, чтобы его узнавали. Золотой мальчик остался в слишком далёком прошлом. Таком далёком, что было бы лучше никогда не вспоминать более. Это он понял, слоняясь по Лондону. Бывший герой хотел просто напиться до беспамятства, а потом свалиться где-нибудь, желательно при этом раскроив себе череп. На душе было невыносимо гадко и муторно. И он очень порадовался тому, что в этом кабаке в карты играли гораздо хуже, чем он.

—Мистер Поттер, не волнуйтесь! Другие не слышат наших слов!

Теперь он удосужился посмотреть на тех, кто это сказал. Это были двое: мужчина и женщина. Внешне они были кардинально не похожи друг на друга, но было такое ощущение, что по отдельности они не будут существовать. Хотя, может, это ему так огневиски в голову ударило.

—Зачем я вам нужен? — вопросительно пробормотал Гарри.

—Мы из организации, ведущей хронику о героях, — произнёс мужчина, — а Вы как раз им и являетесь.

—Вы что-то путаете, — бывший Золотой мальчик горько хмыкнул. — Я не герой. Отправляйтесь к Дамблдору.

—Покорно благодарю, но земная преисподняя нас сейчас не интересует, — несколько нервно сказала женщина.

—Преисподняя? — Гарри расхохотался. — А вы, господа, пожалуй, слишком хорошо осведомлены для обычных хроникеров.

* * *

Мы тихо, стараясь не разбудить нашего гостя, переговаривались между собой. К нашему удивлению, Поттер оказался всё-таки не таким опьянённым выходками старого манипулятора. Или же его настолько отрезвила психушка. В любом случае, это было лучше того, что мы ожидали. И мы смогли получить союзника. Правда, пока что рассказывать всю правду о наших личностях было крайне опасно. Всё же психика у Золотого мальчика не настолько устойчива. А ведь его начнут искать. Дежурный целитель скоро освободится от Империо, поскольку Дамблдор гарантированно в преддверии новых событий пожелает навестить засунутого в смирительную рубашку самого стойкого раба. И его исчезновение наверняка вызовет настоящую бурю. Нам следовало тщательно приготовиться. Игра началась.

Руфус Скримджер медленно и методично перекладывал бумаги из одной стопки в другую. Необходимости в этом не было, однако такие действия символизировали хоть какую-то деятельность главы нелегальной оппозиционной группы магов. В остальном руки были просто и ненавязчиво так закреплены по швам самим Дамблдором. Обидно, конечно, но Руфус понимал, что другого вряд ли стоило ожидать.

Когда бывший министр, ухитрившись обмануть Пожирателей Смерти, неожиданно даже для самого себя выжил, он долго отсиживался в старом замке, принадлежащем его троюродному деду. Замком это, правда, назвать было уже трудно, ибо древняя постройка с годами всё разрушалась и разрушалась ввиду природных катаклизмов. Да и некому было поддерживать это строение, поскольку не находилось глупцов, стремящихся жить в Гренландии (троюродный дед был датчанином), у чёрта на куличках, где не то, что волшебников, а и людей было не так уж много.

Но зато никто не мог додуматься, что преемник Фаджа будет находиться именно там. За несколько лет Скримджер пристрастился к китовому мясу, немного успокоился и решил сунуть нос на Британские острова.

И тут он с ужасом понял, что опоздал. Да, за ним никто не охотился и никто его не преследовал. Более того, Руфуса считали мёртвым. Однако был другой фактор, который чиновника не радовал совершенно: в новой Англии он был просто не нужен.

Здесь правил Дамблдор, правил безоговорочно и открыто, настолько подчистив все хвосты и едва ли не загипнотизировав людей, что не оставалось видимых противников. Нового умника, жаждущего справедливого возмездия за своё прошлое, каким был, в частности, Волдеморт, попросту не существовало. И Скримиджер понимал, что если такой и появится, то очень не скоро. А власти ему хотелось. Да и Гренландия основательно поднадоела.

Тогда Руфус, собрав в кулак все свои былые амбиции и красноречие, когда-то помогшие ему дослужиться до главы Аврората, а затем и до Министра Магии, начал потихоньку, по очень мелким крупицам, зондировать почву, выискивая хоть какую-то точку опоры. И он всё-таки её нашел. Это были несколько чиновников, довольно мелких, которых Дамблдор уволил, не размениваясь на то, чтобы объяснить, за что.

Уволенные оказались чистокровными с приличным гонором. Их рода испокон веков занимали небольшие места в Министерстве Магии, считаясь эдакой обязательной министерской кастой. При этом совсем не обязательно было, чтобы эти люди приносили пользу. Это было не важно. Они просто получали зарплату за какие-то ерундовые поручения или удачное поддакивание начальству. А тут новый режим, глава которого просто наплевал на традицию. Конечно, министерской касте это не понравилось. Но вот беда: волшебники из них были аховые. Поэтому противопоставить что-то Дамблдору вся эта кучка не осмеливалась, ограничиваясь недовольными шепотками по углам.

Когда на них вышел Скримджер, чиновники обрадовались. Они его помнили. Да и то, что бывший министр умудрился выжить и скрыться от Пожирателей, также было ими оценено. Преемника Фаджа безоговорочно выбрали лидером оппозиции и представителем интересов министерской касты. На общие собранные деньги бывшему аврору купили небольшое поместье (его собственный английский замок уничтожили приспешники Волдеморта), выдали все имеющиеся древние магические фолианты, в которых самим чиновникам ума разобраться не хватало, и благословили на борьбу.

То, что борьба не так уж хорошо шла, оппозиционеров не сильно напрягало. Они привыкли плыть по течению, успокаиваясь тем, что вроде как что-то делается. А уж что и как — не столь важно. Потому бывшие работники министерства исправно выполняли небольшие поручения от Руфуса, кивали головами в ответ на то, что пока что ничего сделать нельзя, и расходились по замкам для чаепития.

Особо бывший министр на них не полагался, хотя за финансовую поддержку и новый дом был благодарен. Гораздо больше он надеялся на остатки своих старых связей, позволявших, впрочем, только собирать кое-какую конфиденциальную информацию.

Вот и сейчас, когда десятый лист был переложен во вторую стопку, в открытое окно влетела сова. В письме значилось, что Дамблдор обеспокоен происходящим в Азкабане. Это Скримджера удивило. Ладно бы Лондон, Хогвартс, даже какая-нибудь магическая деревенька, но что могло случиться в магической тюрьме?! Не связано ли это с давними байками, которые Руфус слышал ещё в свою бытность аврором? Старые вояки поговаривали, что дементоры — это не просто слепые стражи.

Бывший министр отложил бумаги в сторону и, минуту поколебавшись, аппарировал на остров. То, что он там увидел, не особо его удивило после таких вестей. Можно было наведаться теперь в одну подземную пещерку. Но был ли смысл? Покачав головой, Скримджер усмехнулся и вытащил колдоаппарат. Что ж, агитация против Дамблдора начинается.

* * *

—Пойдём в кафе? — с этого вопроса началось наше утро.

Ещё вчера мы решили, что следует наведываться в какие-то более-менее людные места, чтобы слышать мнения людей. Иногда простые слухи ведь могли дать больше, чем поиски по архивам. Гарри, конечно, мы с собой не взяли, напоив его снотворным зельем на всякий случай. Нет, с одной стороны, ему можно было вроде доверять, он был вполне адекватен, но с другой... Не факт, что в Золотом мальчике вдруг не взыграет его героическое прошлое, и он не помчится в Хогвартс Дамблдора убивать. Так что лучше было перестраховаться.

Представители Южноамериканского магического сообщества успели примелькаться на публике, так что мы решили воспользоваться оборотным зельем.

Выбрав столик в самом центре небольшого зала, чтобы была хорошая слышимость, мы заказали два сока и, делая вид, что наслаждаемся напитком, фактически, обратились в слух. Впрочем, сильно стараться и не пришлось: посетители были сильно взбудоражены, демонстрируя друг друга какие-то листки.

Молли рискнула встать и подойти к мужчине средних лет, который сидел за соседним столиком:

—Простите, а что случилось?

—Вы не читали утреннюю почту? — удивился он.

Мы переглянулись. Вот уж до чего не было утром дела, так до того, что нам там совы приносили.

—Нет...

—Тогда смотрите! — мужчина дал нам тот самый листок.

В самом верху была колдография острова Азкабан, абсолютно пустого и только с каким-то куском стены. Было интересно увидеть территорию, где раньше располагалась магическая тюрьма, уже после разрушения. Вот только куда исчезли остальные преступники? Ведь на них-то законы, освободившие нас, видимо, не распространялись, иначе здание обрушилось бы гораздо раньше.

Такой же вопрос задавался ниже на листке. Заголовок, напечатанный огромными буквами, гласил: "Стёртая с лица земли тюрьма! Что будет дальше?! Великий Дамблдор — освободитель бандитов?! Директор Хогвартса — новый Волдеморт?! Где он скрывает свою шайку?! Нам вновь начинать бояться выходить на улицу?!"

Дальше мелким убористым шрифтом был приведен список тех, кто до последнего момента содержался в Азкабане, с указанием того, за что они были осуждены. Особенно выделяли меня и Молли, полностью процитировав наш приговор. Коротко и ясно, однако вполне метко. Автор опуса давал широкое поле для рассуждений.

—Что думает себе этот Дамблдор?! — молодой парень, бросив листок на стол, вскочил и гневно затряс кулаками. — Мы ему, что — животные для заклания?!

Я позволил себе тихо усмехнуться. Кем бы ни был автор этого шедевра, но он просчитал всё верно. Старый манипулятор так закрутил гайки, что становился крайним фактически в любом случае. Он был самым сильным, отправив за решётку им же придуманных главных злодеев, после чего автоматически обрёл статус едва ли не Бога. И поэтому в головах людей сформировалась вполне понятная мысль: всё, что происходит в Англии, это только с его ведома и по его желанию. А тут вдруг уничтожение тюрьмы. Причём нет тел погибших. Только кусок стены. Значит, все преступники живы. И если Дамблдор и не сам организовал этот дикий побег, то это явно произошло с его попустительства. А что будет дальше, простому обывателю додумать уже не трудно. Дело приобретало очень интересный поворот.

* * *

Это была странная семья. Семья без родителей. "Отец умер", — уже который год отвечали они. Мать же для этих людей словно бы и не существовала. Ну, да, как может же существовать тот, кого обвинили во всех смертных грехах, верно? Большое семейство Уизли... С лидерами, которых не было. Впрочем, они и не волновались по этому поводу. Наоборот, все враз почувствовали вкус свободы... Который неожиданно скатил все их достижения в ничто. От команды ничего не осталось. Они объединились в последний раз, когда высказывали своё "фи" матери. И на это всё. Обидно, неприятно, дурно... Но правдиво. Хотя и недостойно. Они были сами по себе и предоставлены были только сами себе. Внезапное сиротство просто уничтожило их. А тут спустя годы статья... Странная статья, дикая статья, правдивая статья. Да, они поверили. Но легче от этого не становилось.

* * *

Он сидел на кровати и ошалело смотрел на лист бумаги. То, что там значилось, не укладывалось в голове. Дамблдор становился ещё хуже, чем он думал. Конечно, автор листовки мог всё переиначить и приукрасить на свой лад. Уж с чем-чем, но с таким Гарри Поттер был хорошо знаком ещё со времён своей юности. Однако колдофото осиротевшего тюремного острова действительно наводило на подозрения. Причём в голове Золотого мальчика всё это перешло в весьма интересный вопрос: а действительно ли так виноваты Молли и Драко, как представил это Дамблдор…

Старый, совсем старый человек сидел на пеньке, подставляя лицо солнышку и улыбаясь. Кому-то это показалось бы странным, кто-то назвал бы его умалишённым, ведь не привыкли люди радоваться дневному свету, но это совсем не волновало старика. Он думал о том, сколько дней пробыл без света. Сколько лет... Ему было всего сорок. Да, сорок лет, хотя маглы дали бы ему семьдесят, а маги — не меньше сотни. Но он не грустил по поводу диссонанса тела и возраста. В конце концов, он был на свободе, после трёх лет в тюрьме. Его звали Лаймус Виканг. Маг средней руки, лондонец. Из-за нищеты, в которую его семья была повергнута после банкротства одного известного предприятия, Лаймус некоторое время побирался. А через полгода умер от голода его младший сын, и законопослушный гражданин решился на преступление, попытавшись ограбить лавку в Косом переулке. Конечно, у него ничего не вышло, но обезумевший в своей жажде помочь родным англичанин не сдавался до последнего, в порыве психоза убив одного из авроров. За это ему дали десять лет и отправили в Азкабан. Напрасно Виканг доказывал, что ему нечем кормить детей, что он пошёл на это от отчаяния. Однако законопослушного, честного, но доведённого до края, гражданина никто не захотел слушать. Даже великий Дамблдор. Сидя в камере, Лаймус с горькой усмешкой думал о том, что новый режим совсем не оправдал себя. Старый волшебник с длинной белой бородой и в очках-половинках был ничем не лучше безносого урода, который пытался навязать свои правила. Он был даже хуже: если у Волдеморта была своя свита, которая заботилась о собственном кармане и которой Реддл позволял это делать, не препятствуя и желая только увеличить силу, а не получить миллионы, и это существенно поддерживало экономику магической Англии, то Дамблдор, вроде бы также заведя себе некий круг, тем не менее, думал исключительно о себе и своих желаниях. Это привело к упадку экономики, обесцениванию многого из того, что было. И преступления, подобные тем, что совершил Лаймус, стали совсем не редким случаем, хоть это и тщательно замалчивалось. Но пребывание в камере позволило осознать истину. Виканг не был каким-то суперзлодеем, так что сидел в секторе, забитом кучей мелких «бандитов». И уж что там можно было делать, так это только разговаривать. Среди заключённых не было тех, кто поддерживал старого манипулятора. Все помнили о голодающих детях, сёстрах, братьях, матерях, любимых. Как можно уважать того человека, из-за которого близкие люди умирали?! Конечно, таких фанатиков не находилось.

Поэтому люди обрадовались, когда дементоры неожиданно побелели, а потом и заговорили, сообщив, что Азкабан должен быть разрушен из-за тяжкого нарушения свободы человека властью магической Англии. Однако простые заключённые в этом не виноваты, потому их выпускают на волю, только не молодыми, а значительно увеличив их возраст, таким образом делая их более не способными на преступления, подобные тем, которые были совершены. Хорошо, что сквибами никого не сделали. Лаймус решил, что реальные правители магической тюрьмы понимают, что настоящих преступников в Азкабане более не было.

Теперь старый, дряхлый человек сидел на пеньке, на самой опушке магического леса, расположенного недалеко от Лондона. В километре отсюда был его дом. Каждого из заключённых дементоры отправляли туда, куда люди сами хотели. Можно было хоть на какой-нибудь тропический остров попроситься. Но никто не стал этого делать, озвучив адрес родных. Этими же адресами все подневольные обитатели тюрьмы обменялись перед отправкой, договорившись в дальнейшем скооперироваться и начать что-то делать, коль уж оказались на свободе.

Лаймус со вздохом поднялся и медленно пошёл в сторону своего дома. Он шёл очень медленно, гораздо медленнее, чем даже позволял его нынешний организм, намеренно оттягивая встречу с семьёй... С семьёй, от которого за три года могло ничего не остаться! В тюрьму же никто не попадал... Хотя, наверное, для сыновей Виканга камера была бы выходом получше, чем воля: там-то кормили.

Дверь была открыта нараспашку. На грязном полу сидел чумазый Кольф, средний сын Лаймуса, и грыз кусок сырой, совсем не очищенной свеклы. Грыз вместе с корнями и ботвой, жадно, словно боялся, что кто-то её у него отнимет.

Старик побледнел. Его сын жив. Хотя бы один из сыновей. Но он превратился фактически в животное. В кармане старой мантии лежал кусок хлеба. Того самого, который Виканг не успел съесть, когда дементоры пришли их освобождать. Нервно трясясь, бывший заключённый ступил на порог собственного дома.

Кольф тут же подскочил и дикими глазами уставился на отца:

—Это моя еда! Не дам! Пошёл прочь, старый хрыч! Пшёл!

По сморщенному лицу Лаймуса потекли слёзы. Дрожащей рукой он достал сохранившийся хлеб из кармана и протянул сыну.

—Это тебе... Бери... Не надо есть сырую свеклу...

Мальчик, прищурившись, подозрительно глянул на старого человека. Через минуту он нерешительно приблизился и наклонился к хлебу. Обнюхав весь ломоть, Кольф уцепился в него обеими руками, поднёс ко рту и принялся быстро жевать, фактически давясь. Тревога потихоньку исчезала с его лица, уступая место любопытству. Дожевав весь кусок и облизав пальцы, он спросил:

—Кто ты?! Последним, кто хотел меня накормить, был мой отец. Но ты не он! Ты совсем дряхлый. И ему ещё семь лет сидеть за то, что пытался помочь мне и покойному брату.

Виканг сжал дрожащие руки в кулаки. У него остался в живых только один ребёнок. Видимо, чудо отвернуло смерть от Кольфа. Но они нищие. Он объяснит сыну всё, расскажет о том, что он его отец, но это их не спасёт. Разговорами не наешься. Но что могут сделать старик с ребёнком, чтобы выжить?! Он и будучи моложе недолго продержался. Значит, нужно было устранить виновника своего нынешнего положения. Всё-таки он, Лаймус, не такой уж и плохой маг. И есть ведь другие. Нужно только добраться до них. А потом убить Дамблдора.

* * *

Мы тихо разговаривали, поглядывая на уснувшего от усталости Поттера. Когда мы вернулись из кафе, бывший Золотой мальчик засыпал нас кучей вопросов, главный из которых касался того, что мы знаем о Молли Уизли и Драко Малфое, объявленных главными злодеями десять лет назад. Пришлось рассказать то, при каких обстоятельствах в действительности происходил арест и что случилось с Нарциссой и Артуром. Открыться ему мы всё-таки не решились. Однако и того, что мы сказали, хватило для того, чтобы Гарри преисполнился жаждой мести и попытался помчаться в Хогвартс. С огромным трудом удалось его удержать, аргументировав это тем, что человек, провёдший годы в психушке, просто не выстоит против гадкого интригана, являющимся хорошим магом. А от смерти бывшего героя несправедливо обвинённым, никак не полегчает. И он — о, проблески разума ещё есть! — нас послушался. Сел на место, успокоился. А потом потребовал тренировки. Магические. Палочки у него не было, однако Молли неплохо владеет беспалочковой магией, как оказалось. Объяснив первоначальные условия для владения этим типом управления магическими потоками, мы отправили Поттера тренироваться. Он так увлёкся, что это растянулось аж до позднего вечера. Бывшая марионетка Дамблдора был истощён, наверное, больше, чем мы после Азкабана. Видимо, старый манипулятор опасался того, что рано или поздно гриффиндорская сиротка придёт в себя, и тогда ему придётся плохо. Молли, наложив Диагностирующие (чего, однако, не придётся изучить матери большого семейства), обнаружила, что Поттера пичкали ослабляющими магию зельями. По сути, ещё год-два, и бывшая надежда магической Англии превратился бы в сквиба. Это совсем не радовало. Правда, говорить об этом мы ему не стали. Несчастному бывшему герою и так хватало потрясений. Поэтому мы промолчали, предоставив Поттеру возможность потихоньку осваивать беспалочковую магию.

А сейчас был вечер. Удивительно красивый. Причудливые россыпи звёзд на небе наводили на совсем не воинственные мысли. Я смотрел на Молли, отмечая, что она как-то по-иному выглядит при свете луны. Я не мог оторвать от неё взгляда. Поняв, что я её разглядываю, моя соседка неожиданно оборвала монолог о том, что могло стать с преступниками после разрушения Азкабана, и, слегка покраснев, опустила голову. Румянец сделал эту женщину ещё краше. Мне вдруг захотелось коснуться её волос. Просто погладить. Я сам не понимал, что на меня нашло.

Но мне это неожиданно нравилось. Все мысли и обещания о том, что вот закончится противостояние, и мы разойдёмся по своим прежним мирам, показались какими-то глупыми и не имеющими никакого реального значения. И я подумал, что почему бы и не уступить тому, что творит со мной этот вечер? Я же живой человек. И я поднёс руку к её волосам. Молли вздрогнула, но не отвернулась и не отклонилась. Тогда я аккуратно провёл пальцами по рыжим прядям, очень мягким и пышным. Молли чуть склонила голову, словно бы отвечая на моё движение. Ей явно нравилось то, что я делаю.

—Это нечто большее, чем доверие, да? — тихо спросила она.

Я просто кивнул. Слова тут были совершенно бессмысленны...

* * *

Удар. Ещё один. Ещё. Зелёная вспышка озаряет помещение. Манекен разлетается на мелкие кусочки, однако удовлетворения это не приносит. Тяжело дыша, Дамблдор садится прямо на пол, хотя в метре от него стоит мягкое кресло. Впрочем, на комфорт старому интригану сейчас было совершенно наплевать. Десятки так старательно сотворённых в своё время манекенов для отработки ударов уничтожены, а злость всё не проходит. Бессильная злоба на то, что начало твориться в Англии. За очень короткий срок настроение людей поменялось. И всё из-за этой вшивой листовки! Альбус подумал, что иногда пренебрежение высшими чарами приносит существенный вред. Он же мог, мог поставить магический запрет на проникновение в Азкабан! Но не сделал этого. Понадеялся, что всё обойдётся, что никто не догадается туда отправиться. Ан нет, догадались! Ещё и колдофото сделали, будь оно неладно! Нужно было что-то делать. Нужно было ответить!..

Поттер потянулся, покрутил головой и открыл глаза. В окно маленькой квартирки светило солнышко, такое доброе и ласковое. Почему-то сейчас это основательно поднимало настроение. Да и вообще казалось, что сегодня всё должно быть хорошо.

На соседней кровати лежали в обнимку "хроникёры". Гарри позволил себе ехидную улыбочку, тихо радуясь, что у этой странной пары всё хорошо. Хоть у кого-то. Его дела на личном фронте не заладились ещё с «послевойны». Джинни заявила, что "экс-герой с размазанными по щекам соплями ей не нужен", и выскочила замуж за Финнигана. Гермиона, умница Гермиона, как-то странно кривясь, вышла замуж за Рона, с которым успела развестись ещё тогда, когда Поттер был в состоянии это помнить, и исчезла в неизвестном направлении. Было бы интересно сейчас на неё посмотреть.

Бывший Золотой мальчик покачал головой. Ну, не глупо ли, а?! Увидел счастливую парочку и задумался о личной жизни. А кто-то же вчера собирался грудью на амбразуру. Мужчина мысленно выругался.

Ему вдруг захотелось прогуляться по городу. Гарри прекрасно знал, что хроникёры этого не одобрят. Он и сам понимал, что его блуждания без конкретной цели могут вызвать нежелательные эмоции и действия у нанятых Дамблдором шавок, а ведь он ещё слабоват, чтобы тягаться со старым интриганом. Однако ведь существует оборотка. Она осталась после вылазки приютивших его. Во флаконе плескалось не так уж много, чтобы хватило для дел хроникёров — там была доза всего на час. Но ему этого часа будет вполне достаточно. Решив, что странные коллеги по несчастью не обидятся на него за такое использование их собственности, Поттер умылся, кое-как пригладил мантию и выпил зелье. По счастью, облик ему достался человека худого, так что подгонкой одежды с помощью чар заниматься не пришлось.

Выбравшись на улицу, Гарри, недолго думая, аппарировал в Косой переулок. Это место пробуждало воспоминания и было удивительно знаковым для него. В то же время, витрины магазинчиков и лавочек, мало изменившиеся с той поры, когда затюканный одиннадцатилетний мальчишка впервые прошёлся здесь вместе с Хагридом, действовали угнетающе, выводили наружу боль по утраченному.

Мужчина тряхнул головой и пошёл по улице, заглядывая сквозь стёкла и рассматривая новые книги и модели мётел. Неожиданно мимо мелькнул до ужаса знакомый силуэт. Белобородый старик, выскочив из малоприметной лавочки, где, как помнил Поттер, торговали драконьими артефактами, быстро-быстро зашагал в сторону переулочка, ведущего к переходу в Лютный. Прямо на ходу он достал флакончик и глотнул что-то, и вдруг вместо старика в Лютный заспешила пухленькая блондиночка, причём на это никто, кроме Гарри, не обратил внимания. Мужчина хмыкнул. Заклинание Замыления Сознания. Как раз вчера дама-хроникёр ставила ему защиту от него, хорошую и надёжную, которой хватало на три дня. Целью установки этой чудо-защиты была, кажется, всего лишь тренировка. Вряд ли планировалось, что она будет испытана в реальной ситуации. Но сейчас она оказалась как нельзя кстати. Поттер видел старого интригана, который решил пешком добраться в какую-то из закрытых для аппарации частей Лютного.

Усмехнувшись, Гарри решил проследить, куда это направился Дамблдор, тем более, что тот выбрал не самую удачную личину: девушке-блондинке вроде как положено красиво вилять бёдрами, чтобы не испортить впечатление от своей шикарной внешности, а старый маг этого явно не умел, поэтому красотка шла очень медленно, словно приноравливаясь к собственным ногам. Это очень поспособствовало тому, что "блондиночка" совершенно не обращала внимания на происходящее вокруг, а Поттер вполне успевал следовать за таким комичным сейчас Альбусом.

Медленно, но верно и старый манипулятор, и его преследователь доковыляли до маленькой лавчонки без таблички. Витрина здесь была какой-то мутной, грязноватой, но вряд ли потому, что хозяин слишком обленился и решил не следить за своим имуществом. Шумно вздохнув, "девушка" огляделась, не заподозрив, тем не менее, слежки, и проскользнула в резко распахнувшуюся всего на пару секунд дверь. Входить за нею Гарри не решился. Потоптавшись возле соседнего магазинчика, он посмотрел на часы и присвистнул: до конца действия оборотного зелья оставалось всего пятнадцать минут. Уже пора уходить. Однако не хотелось. Подумав, мужчина с грехом пополам трансфигурировал свою мантию в плащ с огромным капюшоном, который натянул на лицо так, чтобы остался минимальный обзор. Это давало надежду быть не узнанным даже после окончания действия оборотного зелья.

Минут через десять дверь лавчонки распахнулась, и "блондинистая красавица" в прямом смысле вылетела оттуда, как пробка, приземлившись пятой точкой на мостовую. Прошипев сквозь зубы парочку крепких ругательств, "девчонка" поднялась, охая и потирая отбитое каменным покрытием тротуара место. Странно дёрнув левой рукой, она пошла к выходу в Косой переулок, продвигаясь всё медленнее и медленнее. Создавалось впечатление, что не одним только физическим ударом о землю отделался старый интриган. Было ещё что-то покруче. Но вот что? Обуреваемый сильнейшим любопытством, Поттер, ещё больше надвинув капюшон на глаза, снова двинулся за Дамблдором. Вышли они, однако, не на Косой переулок, а в какой-то закуток. Еле слышное заклинание — и сознание стремительно покидает бывшего героя, оставляя напоследок мысль, что надо было бы вести себя осторожнее.

* * *

Пробуждение было приятным. Даже очень. Сегодня мне не хотелось левитировать прижавшуюся ко мне Молли на её кровать. Наоборот, присутствие этой женщины под боком приносило ощущение тепла. Того самого, на которое вряд ли можно было бы надеяться. Нет, я не был влюблён, в душе не царила лёгкость, описываемая фальшивыми романтиками. Я просто ясно осознавал, что моя соседка — настоящая. И она действительно хороша. Без денег, косметической магии и глупых, но так щедро используемых многими дамами техник соблазнения, с которыми мне довелось познакомиться ещё на Слизерине. Простая, добрая, не способная предать. Своя, чтобы это не значило. Я был доволен. Та разница в возрасте, которая существовала и никуда не собиралась деваться, несмотря на практическое отсутствие внешней разницы, мало что значила для нас, провёдших десять лет в противоположных камерах. Годы шли для обоих. В тюремной камере отпечаток лет был безумно заметен. Однако настолько ли важно подсчитывать каждую новую морщину или отмечать изменившийся оттенок волос, если видишь душу? Она ведь не меняется.

Я ещё крепче сжал в объятиях свою Молли. Не любимую, не невесту, а просто свою Молли.

От крепких объятий она, видимо, и проснулась, зашевелилась и со смущённой улыбкой посмотрела на меня. Я улыбнулся в ответ, мы заговорили. Тихо, практически бессвязно. Хотелось поразмышлять о нас, а не о делах, хотя, впрочем, и размышлений особых не получилось. То, что было нужно, было понятно и без слов.

* * *

Руфус Скримджер сидел за столом, попивая кофе. Этот день не обещал быть каким-то особенным. По сути, оставалось только пожинать плоды своей же листовки и ждать, когда психоз граждан достигнет апогея. В окно неспешно влетела сова, опустившись прямо на стол. Обычная дневная почта, «Ежедневный пророк». Однако мимолётный взгляд на давно ставшую скучной хроникой газету заставил бывшего министра подскочить на месте, ошпарившись любимым напитком. На первой полосе было размещено огромное фото Гарри Поттера, уже взрослого, не такого, каким Руфус помнил по фотографиям десятилетней давности. Бывший герой с палочкой в руке подкрадывался к какой-то белокурой девице, явно недовольной таким поворотом событий. Заголовок под фото гласил: «ЗОЛОТОЙ МАЛЬЧИК — ПРОСТОЙ НАСИЛЬНИК ИЛИ НОВАЯ ФОРМА БРИТАНСКОГО ЗЛА? Несчастный слюнтяй, которого использовали последователи Волдеморта — когда он решил снять маску?! Когда армия имени очкарика-полукровки захватит Лондон?!»

Лихорадочно удаляя заклинанием кофейные пятна с любимой мантии, Скримджер читал статейку, внутренне апплодируя Дамблдору. Как там было в одном маггловском фильме? А, «Империя наносит ответный удар!» Старый интриган не пытался придумать что-то новое. Он просто нашёл, на кого свалить все печали. Бывшая марионетка, которую кто-то, согласно агентурным данным, вытащил из психушки, была вновь отловлена и каким-то образом зафиксирована в компрометирующей ситуации. С одной стороны, ничего ужасного в фото нет. Мало ли, зачем Поттеру понадобилось наступать на девчонку. Может, долг не вернула или же это просто была ссора двух влюблённых. Однако репутация гриффиндорского сиротки, его прямая связь с почившим навеки в бозе Волдемортом, видимые невооружённым глазом психические отклонения, наблюдаемые у парня после отправления за решётку Малфоя и мамаши Уизли, вполне могли сформировать у обывателя картинку, отлично подходящую под вопрос на тему «кого же обвинить во всех грехах». И не надо было изобретать новых злодеев и долго создавать им соответствующую репутацию. Простая утка с громкими словами, и половина тех, кто ещё полчаса назад задумывался о том, а не стереть ли зажравшегося Альбуса Дамблдора с лица земли, опустили палочки и начали снова поливать грязью Гарри Поттера. Всё до смешного просто. Народ ведь не особо привык думать. Главное, чтобы жвачку для мозгов вовремя подкидывали. Смешно и грустно одновременно.

Руфус дочитал статью, в ярких красках расписывающую, до чего и почему мог дойти бывший Золотой мальчик, и, хрустнув костяшками, взялся за перо. Нужно было написать своим агентам, чтобы не зевали, а после отправиться... Нет, не в неведомые дали, хотя этого порой так хотелось, а просто на прогулку по знаковым местам. Авось, удастся ещё какое скандальное фото сделать.

* * *

Поттера не было в квартире, и это настораживало. Исчез остаток оборотного — это уже пугало. Неуравновешенный бывший герой, ушедший невесть куда — что может быть хуже на фоне остального? Как бы не было нам прекрасно и замечательно, но сказка слегка поблёкла, когда моя Молли заметила, что на часах 12 дня, а в комнате слишком уж тихо. Только позже мы увидели сову, которая, похоже, не один час стучалась в наше окно. Номер "Пророка" с Гарри на первой полосе шокировал. Ни я, ни моя женщина этого не ожидали. Нужно было отправиться на разведку. Снова пришлось одеваться представителями Южноамериканского Магического Сообщества. Это не радовало, однако иного выхода, кроме как визита напрямую к Дамблдору, мы не видели.

Спустя небольшой промежуток времени мы уже стоим у входа в кабинет старого интригана. Почему стоим? Потому, что его помощника по неведомым причинам на месте не оказалось, а не врываться же благородным потомкам индейцев без предупреждения. Мы решили некоторое время постоять, а потом уже войти внутрь. Да и нужно же было придумать предлог, из-за чего мы, собственно, явились. Ситуация была не из приятных. Молли нервничала, и я был с ней солидарен. Поттер как был мальчишкой инфантильным, так и остался, хотя уже десять лет прошло. И теперь нужно было думать о его шкуре. И смешно сказать, кому. Мне, Драко Малфою! Да, конечно, от меня прежнего мало что осталось, но спасать Поттера… Мы его и так из психушки вытащили. И рассчитывали мы на него, как на помощника, а не как на обузу.

Спустя полчаса Молли надоело стоять. Нервы и так было на пределе, так что она атаковала запертую дверь заклинанием, причём не простой Алохоморой. Дверь подчинилась, распахнувшись с оглушительным треском, а после сорвавшись с петель, однако ничего путного мы этим не добились, поскольку Дамблдора внутри не было. Переглянувшись, мы решили войти. Оправдание как-нибудь уж найдём, а не заглянуть в кабинет старого интригана, раз уж дверь раскурочили, было бы глупо. Не любопытство при этом двигало нами, а мысль о том, что, может, удастся найти что-то интересное.

На доброй половине того, что было в комнатушке настоящего главного злодея Британии, стояли охранные чары. Штука вредная, с магической сигнализацией, поэтому прикасаться руками было нельзя. А вот левитировать или приманивать никто не запрещал, чем мы и воспользовались.

Минут через десять нам попался на глаза один странный свиток. Текст там был написан не на английском, и буквы не совсем напоминали латинские. Что-то знакомое, из моего аристократического прошлого. Я закрыл глаза и вдруг ясно увидел, как отец заставляет меня, тогда ещё двенадцатилетнего оболтуса, штудировать книжку с очень заковыристым названием. Я был на него сильно обижен, поскольку учиться мне пришлось на летних каникулах... И учил я Лерхиэс! Мёртвый язык первых магов. Именно так эта штука называлась. Текст был тоже на Лерхиэсе! Заставляя мозги работать, я попытался прочесть то, что было написано на свитке, едва только продираясь сквозь жуткие перекрученные буквы, которые не складывались в алфавит, но писались по особым правилам, и через длинные слова, которые были не витиеваты по содержанию, но очень неопределённы по содержанию, так как их значение определял контекст. То, что я узнал после прочтения, меня поразило. Так вот кем был Альбус Дамблдор!..

От автора: мне показалось, что история всё-таки слишком затянулась, а необходимые методы испытаны, посему я решила превратить эту главу в последнюю...

Лаймус Виканг шёл по дороге, настороженно смотря вперёд подслеповатыми глазами. Он был лидером разношерстой, не очень уверенной в своих силах, но доведённой до края толпы бывших заключённых. Все они были одеты в чёрные мантии, кое-как трансфигурированные из ветхих тюремных роб. Пятьдесят шесть стариков. Ровно столько из всех бывших обитателей Азкабана удалось найти живыми и не свихнувшимися. Пятьдесят шесть мучеников нового режима, сжимающих дрожащие руки в кулаки. Они были неплохими магами когда-то. На это и была надежда. Может, и не выживут все восставшие, может, даже погибнут все, не справившись с Альбусом Дамблдором, но хотя бы их семьи, возможно, обретут счастье... Каждый из этих людей был готов умереть. Они ничего не боялись – Азкабан оставил след в их душах.

Мимо проходили люди. Они удивлённо перешёптывались, глядя на толпу стариков, но почему-то не решались спросить, что происходит. Это даже радовало. Так было гораздо спокойнее. Наконец, бывшие заключённые остановились перед башней Шард. Именно здесь должно быть расположено новое правительство или, если сказать точнее, Дамблдор и его тупые шавки. Этих людей старикам было не жалко: они не просто поддались влиянию гадкого интригана, а фактически добровольно чуть ли не пятки ему целовали.

Вздохнув, Лаймус первым направил палочку на первое попавшееся окно.

* * *

Больше не было времени обсуждать сложившуюся ситуацию, и так уже слишком сильно задержались. Мы с Молли отправились к дементорам, чтобы передать найденную информацию. Наши слова, конечно же, не могли заставить этих существ оставить свои дела, однако мы всё-таки кое-чего добились: Клашш существенно добавил нам магических сил.

—Теперь Вы противостоите нарушению правосудия! — сказал он.

Пафосная фраза неожиданно благотворно подействовала на наше состояние духа: мы решили, что пора бы снять маски. Слишком долго мы их носили.

* * *

Гарри настороженно прислушивался к шуму снаружи, который ему сильно не нравился, однако что можно сделать, будучи связанным? Ничего. Маленькая комнатка с глухим окном на третьем этаже башни, в которой засел Дамблдор. Хрипы и крики извне подсказывали Поттеру, что и он может попасть под раздачу. Пусть случайно, но попасть. Это было плохо. Бывший герой, грустно хмыкнув, тихо дожидался смерти, осознавая, что он её заслуживает. Он ведь не сделал ничего по-настоящему достойного в этой жизни, он плыл по течению, подчиняясь мнению и воле других. И даже когда он рискнул что-то сделать самостоятельно, это привело к полному провалу. Между тем, многих людей он сильно обижал. Смысл теперь надеяться, что он ещё имеет право находиться на этом свете? Только стало жалко, что он так и не встретился с Гермионой. Она была хорошим человеком.

Мужчина решил попробовать уснуть. Ему казалось, что во сне легче пережить смерть. Может, и не удастся вот так идеально уйти в мир иной, может, придётся ещё перенести мучения, но они же всё равно будут предшествовать отправке туда, где ему уже давно следовало оказаться.

* * *

Дамблдор, тихо матерясь, шёл по Лютному переулку. Волдеморт бы побрал этих торговцев! Да, он нарушил старый договор, да, он отступник, и что из того?! Он же всё-таки Альбус Дамблдор, погонщик английского магического тупого стада! Ему не имеют права отказывать какие-то вшивые лавочники! Однако факт оставался фактом, имеющим за собой предысторию. Ещё в своей молодости, в период общения с Гриндевальдом, будущий главный интриган всея Британии обладал таким самолюбием, что существовавшей и постепенно нарастающей крутости магического состояния ему было мало. И он, тогда ещё молодой парень, обратился за помощью к Ордену Серхиэс — организации, чтившей древние порядки первых магов. По всему миру Орден был объявлен вне закона, его методы поражали жестокостью и цинизмом, его внутренние законы приводили в ужас любого адекватного колдуна. Дементоры имели право целовать каждого, кто имел хоть какое-то отношение к организации, без суда и следствия. Однако мощь. Мощь, которой Альбус не мог ожидать от себя, также относилась к Серхиэсу. Фанатики сохранили не только традиции первых магов, но и артефакты, рядом с которыми Бузинная палочка представлялась обыкновенным прутиком. Ритуалы, осуществляемые при помощи этих артефактов, были чудовищны по своей сути, но они не отменяли того, что чародей обретал великую силу.

Гриндевальд тоже был членом этой организации. Они вместе с Альбусом, не сговариваясь, приняли приглашение, отправленное при помощи не сов, а старинных заклинаний, явно способных порадовать мазохиста, поскольку они доставляли отправителю такую боль, словно с него шкуру сдирали. Но для настоящих серхиэсцев это были сущие мелочи.

От Гриндевальда Дамблдору пришлось потом избавиться, поскольку он не захотел делиться с ним будущей властью, да и за сестру покойную было обидно: для того, чтобы начать становиться крутым, нужна была человеческая жертва. Если ритуал проводился для одного человека, то жертва могла ещё выжить, прожить несколько лет, хотя и в жутких мучениях, а вот если для двоих... Арианна скончалась на месте, став первой марионеткой собственного брата и принеся ему больше толку, чем многие после неё. А ведь она могла ещё пригодиться Альбусу – можно было бы на ней ещё кое-что испытать. Нельзя же было позволять вот так сразу пропадать столь шикарному дару какой-то вшивой девчонки!

Но это ерунда. Главное, что Дамблдор поднялся. Ритуал за ритуалом, одно убийство за другим. По сути, старый манипулятор уничтожил за время пребывания в Ордене Серхиэс больше людей, чем Волдеморт в период своего расцвета, который, кстати, был гением без помощи организации первых магов, и это Альбуса дико бесило. Каждый должен замараться так, как он! Именно поэтому старик не стал показывать всё, на что был способен, во время войны с Реддлом. Во-первых, ему хотелось поиздеваться над психикой Тёмного Лорда, пресекая одну за другой его попытки уничтожить липовую надежду магического мира, Гарри Поттера. Во-вторых, для того, чтобы одним махом убить такого сильного волшебника, как Волдеморт, нужен был не один ритуал, причём жертвы требовались такие, каких повесить даже на озверевших Пожирателей было бы трудновато. Пришлось обождать.

Однако всё имеет свою цену. Альбусу нужно было провести ритуал, который раз и навсегда лишил бы англичан даже мысли о том, чтобы думать о нём плохо. Да, такая штука существовала. Она не проводилась ни разу даже самым сильным членом Ордена Серхиэс, но записи о ней были в старинных книгах первых магов. Для совершения этой пакости нужно было добровольное согласие на смерть девяти людей, которые каждый день берут в руки мелкую монету, причём не одну. То есть, торговцев. Дамблдор нашёл восемь человек из числа своих прихлебателей, однако девятый, сильный колдун, на которого он очень надеялся, оказался слишком любящим жизнь и ни в какую не соглашался её потерять. При этом убить его старый интриган не мог, так как это означало гарантированную потерю своей мечты. Приходилось приходить каждый день в лавку и убеждать, убеждать, убеждать...

Сегодняшний поход туда также ничем не обернулся, и Альбусу ничего другого не оставалось, как возвращаться в башню Шард. По пути он раздумывал над тем, как снова заставить прогнуться Гарри Поттера. Может, его вообще выставить народу на растерзание? А что, запах крови способен вполне интересным образом повлиять на людей... Заодно и погибнет кто-то, а это поможет совершить очередной ритуал Ордена... Могущество, манипуляция, деньги! Ох, как прекрасно!

* * *

Люди метались в панике. Очевидно, никто из шавок гадкого старикашки не ожидал нападения и возмездия за этот великий грех отсутствия собственного мнения. Бывшие заключённые, охваченные чувством мести, не обращали внимания на маленькую сухонькую старушку, чьи волосы где поседели, а где сохранили красивый каштановый оттенок. Покашливая, она неожиданно села на метлу, откатившаяся от одного из прихлебателей прямо после прицельной Авады, и подлетела на уровень третьего этажа, остановившись у маленького окошка. Старики на автомате перестали обстреливать ту область, инстинктивно опознав в ней свою. Старая женщина при помощи заклинания снесла окно и залетела внутрь. Через минуту она вылетела, унося с собой на метле связанного мужчину. Бросив грустный взгляд на уже основательно разрушенную башню, бывшая обитательница Азкабана ударила по ней последним заковыристым заклинанием и отбыла вместе со своей странной ношей восвояси.

* * *

Башня Шард была охвачена огнём. Её даже уже было трудно назвать башней как таковой. Запах смерти, жуткий запах горелого человеческого мяса царил здесь. Паника не позволяла обитателям здания отбить атаку стариков, что нас с Молли, только лишь подходивших к штабу Дамблдора, поражало больше всего. Именно они палили по строению. Молча, как-то остервенело, словно это и не люди были, а какие-то маггловские машины, строго выполнявшие свою задачу. Кто это, мы не знали, однако ясно понимали, что приближаться к башне сейчас бессмысленно: старики явно не намерены спрашивать, на какой мы стороне, и могли случайно прибить.

Вдруг слева от Шард я заметил до боли знакомый силуэт. Дамблдор... Вот это был наш противник. Не сговариваясь, мы довольно быстро заступили ему путь к атакующим. Альбус прищурился, усмехаясь:

— Южноамериканские цацы стали бунтовщиками?

Я хмыкнул.

— Южной Америке нет дела до такой швали, как ты. А вот нам есть. Знаешь, как-то не очень-то приятно, когда на пятьдесят лет за решётку отправляют...

На лице интригана явственно отразилось удивление.

—Хм, ну, и что вы тут забыли? Жить надоело?

Молли пожала плечами.

— Странный ты человек, Альбус Дамблдор. Столько лет в Серхиэсе, а вот ничему не научился. Нельзя же настолько недооценивать противников. Или ты считаешь, что мы сами через десять лет освободились?

* * *

Гарри открыл глаза. Он жив. Однако как? Ведь он был готов к тому, что скоро встретится со смертью и уже видел сон о том, как шёл по белому туннелю к чёрному выходу. Да, видимо, это действительно был только сон.

Он обнаружил себя лежащим на опушке Запретного леса. Давно он здесь не был, ещё со школы, наверное. Воспоминания тяжёлой волной поднялись в голове. Вдруг из-за дерева показалась какая-то женщина. Она была старая, сморщенная, но волосы её местами ещё не поседели, оставаясь до боли знакомого Гарри каштанового оттенка. Бывший герой, сам себе не веря, рискнул спросить:

— Гермиона?

* * *

Всё было кончено. Мы победили Дамблдора всего лишь одним заклинанием, которое, благодаря полученной от дементоров силе, попало точно в цель и пробило щит старого интригана. Его смерть не осталась не замеченной для стариков, добивавших последних обитателей башни. Не все они выжили, половина всё-таки полегла, однако своей цели они добились. Режим Дамблдора исчез вместе с его прихлебателями. Попутно старики убили и Руфуса Скримджера, подбиравшегося к Шард с колдоаппаратом в обнимку. Бывшего министра помнили, но он никому не был нужен.

Потихоньку жизнь в магической Англии налаживалась. Налаживалась она и у нас: мы с Молли поженились. Тихо, без церемоний и балов, нам так было приятнее и привычнее. Свою годовщину мы решили отметить пикником на опушке Запретного леса. Почему-то хотелось побывать там, вспомнить юность.

Из хижины, принадлежавшей покойному Хагриду, вышла пара, ещё более странная, чем мы сами. Это были Гарри Поттер и старая женщина, может быть, только несколько моложе моей Молли после ужасов Азкабана. Они шли в обнимку нам навстречу и улыбались.

— Здравствуйте, друзья! — старушка неожиданно подмигнула мне. — Что, Драко, забыл уже обо всех своих предубеждениях против рыжих? Может, и меня больше грязнокровкой называть не станешь?

У меня отвисла челюсть. Это была Гермиона Грейнджер. Бывшая гриффиндорская заучка усмехнулась.

— Что, не ожидал меня увидеть в таком виде? Ну, не одни вы в Азкабане побывали, знаешь ли. После развода с заносчивым твоим сыном, Молли, мне пришлось туго. Звание помощницы Гарри ничего не значило при новом режиме, да и Дамблдор, видимо, решил меня утопить за популярность. В итоге, я попалась на воровстве хлеба, на что решилась, чтобы не умереть с голоду. Наверное, вы уже знаете, чем заключённые расплачивались за свободу. Я утратила свою молодость.

— Но мне она и такой нужна, — Гарри поцеловал её и озорно улыбнулся. — Ну, что, народ, собрание главных жертв покойного гада можно считать открытым? Давайте отмечать!

П. С. Да, я не такая уж любительница пампкинпая или, как это ещё называют, гармонии, но мне не хотелось Поттера оставлять просто так с его психозом, поэтому я решила разбавить историю именно этим... Фик окончен. Надеюсь, моя задумка вам понравилась, дорогие мои читатели:) Спасибо вам и моей замечательной бете за помощь и поддержку при написании этого творения:)