Коралловые губы (гет)

Фиолетовые волосы, ярко накрашенные, коралловые, губы, густо подведенные глаза, — она похожа на бунтующего подростка. Да что там! Она и есть бунтующий подросток двадцати трех лет от роду, упрямо пытающийся доказать свою профпригодность: лезет туда, куда её не просят, бросается в самое пекло и, что самое интересное, выбирается оттуда живой.

Но не всегда.... В последний раз он вынес её оттуда полумертвую — она осталась прикрывать отход, а его что-то дернуло вернуться. И вовремя. Ещё несколько минут и спасать было бы некого.

Когда она без сознания, она теряет свои метаморфические способности. И Ремусу открывается её настоящий облик. Облик, который она так хотела спрятать. Ему становится неловко, как будто он подсмотрел чужую тайну, которую ему не следовало знать.

Только бы выжила, отчаянная, как и все Блэки, она держалась, сколько могла, пока все не ушли. А родная тетушка не преминула воспользоваться тем, что та отвлеклась, и всадить в нее свой любимый кинжал. Он так и торчит у нее из спины, если выдернуть, — Нимфадора умрет.

Жаль он не попал в Беллу, одной сумасшедшей маньячкой стало бы меньше, но у него был выбор: убить её или спасти Дору. Разумеется, он выбрал второе.

— Держись, Тонкс, только держись! Сириус мне не простит, если ты умрешь! — бормочет он сквозь зубы, пробираясь под обломками того, что некогда было жилым домом.

Ответом ему служит слабый стон:

— Рем, сзади!

Он вслепую кидает заклятье и, судя по сдавленному воплю, попадает. М-да, чутье оборотня не пропьешь, хоть для чего-то сгодится.

Только бы выбраться из-под антиаппарационного купола, а до его края всего четыре метра по открытому пространству с раненной Тонкс. А ещё поблизости рыщут Рабастан с Долоховым, и при таком раскладе их с Дорой шансы практически равны нулю. Бежать быстро не получится: она едва переставляет ноги; нести её на себе — они становятся легкой мишенью, в которую грех не попасть; вытолкнуть её из-под купола — у нее вряд ли хватит сил самой аппарировать; а сидеть на одном месте, ждать помощи, значит самолично подписать себе приговор. Весело, ничего не скажешь!

Ну и черт с ним! Умирать, так быстро и вместе. А ещё желательно с музыкой, и унести с собой всех, до кого успеют дотянуться. Сириус поймет, он сам такой. Жаль Дора не узнает... впрочем, сейчас не до этого!

Приняв решение, Ремус закидывает безвольную Тонкс на плечи и бросается вперед. Опешившие от такой смелости пожиратели на секунду замирают и тут же спохватываются, осыпая их градом проклятий.

Шаг, ещё шаг, острая боль в плече и боку, отражающее заклятье, давай Рем, соберись! Тебе осталось всего несколько шагов и... черт! Ремус делает последний рывок, спотыкаясь, падает на землю, увлекая за собой Тонкс. Раздается крик боли, а в следующую минуту их уже уносит в вихре аппарации.

Они оказываются где-то на Косой Аллее, вокруг быстро собирается толпа, откуда-то появляются медики из Святого Мунго. Ему, израненному, в мокрой от крови рубашке, прежде чем провалиться в темноту, ещё хватает сил улыбнуться и прошептать только одно слово:

— Успели!

* * *

Он бессильно отворачивается, чтобы не видеть этого потухшего взгляда, этих мышиных бесцветных волос. Ему хочется бежать, зажав уши руками, чтобы не слышать этого тусклого голоса и горьких слов, слетающих с бледных потрескавшихся губ. Хочется взвыть, как при полной луне, чтобы заглушить эти несправедливые упреки... Несправедливые ли?

— Дора, я, я... я не могу! Пойми! — бормочет он, беспомощно глядя на пыльную стену, как будто надеясь найти там слова, которые заставили бы её понять и отступиться. Не терзать его изо дня в день.

Такие слова есть, но произнести их он не в силах, он не может разрубить этот гордиев узел одним ударом, потому что вместе с ним он уничтожит и свое сердце.

— А что же ты можешь, Ремус? — тихо спрашивает Тонкс.

Он не находится с ответом.

Что может оборотень? Он умеет учить детей, но он опасен для них. Он был одним из лучших учеников в Хогвартсе, но это ведь никому не нужно. Его никогда не примут на нормальную работу, потому что такие, как он, внушают лишь ужас и отвращение. Он может только скрываться и прятаться — общество не примет его. Даже для ордена он не такой уж необходимый член экипажа. Тот же Кингсли куда полезней. А он даже лучшего друга не сумел спасти, ни тогда, ни сейчас.

— Сириус мертв, Ремус, — эхом отзывается Тонкс. — И кто виноват в этом?

Он! Не успел, не смог, не спас...

— Я! Я не смогла! А ведь я аврор... это мой долг... — она тихо всхлипывает.

Он продолжает бездумно смотреть на пыльный гобелен отныне угасшего рода Блэков, не в силах обернуться.

Сердце стремится развернуться, обнять, утешить... но разум холодно твердит оставаться на месте, не трогать ее, не перекладывать на её хрупкие плечи груз своих мохнатых проблем.

Стена перед глазами вдруг становится какой-то расплывчатой, Ремус моргает и неожиданно видит перед собой колеблющийся силуэт, до боли знакомый, известный до каждой черточки — Сириус! — такой, каким был ещё до Азкабана.

Ремус быстро оглядывается, но нет, Дора ничего не замечает, только сердито вытирает бегущие из глаз слезы. Он бросает взгляд на помутневшее от времени зеркало, но видит лишь себя, поворачивается обратно —Сириус с неслышным Ремусу вздохом закатывает глаза и крутит пальцем у виска.

Ремус осторожно протягивает руку, она проходит сквозь воздух, не чувствуется даже того холода, который бывает от призраков.

Сириус указывает на Тонкс и выразительно чиркает себя большим пальцем по горлу, делая зверскую гримасу.

Ремус в ответ пожимает плечами и опускает голову. Когда он поднимает ее, Сириуса уже там нет — он за спиной у Тонкс, осторожно подталкивает ее к Ремусу. Та неосознанно делает несколько шагов и замирает.

Сириус выжидающе смотрит на Люпина и, не видя ответной реакции, неожиданно испаряется. Ремуса вдруг что-то с силой пихает в спину, да так, что он, чтобы не упасть, вынужден шагнуть и оказаться прямо перед Дорой. Та отчаянно всхлипывает и вцепляется в его куртку, пряча лицо у него на груди.

Ремус делает попытку мягко отстраниться, но Сириус начеку, и на Люпина обрушивается весьма чувствительный подзатыльник.

А потом весь окружающий мир перестает для него существовать, остаются лишь заплаканные карие глаза да коралловые, такие манящие губы.

Волосы Тонкс вновь вспыхивают ослепительно ярким светом. И он понимает, что больше никогда её не отпустит, просто не сможет отпустить.

Краем глаза Ремус замечает восторженные беззвучные аплодисменты Сириуса, который энергично машет рукой, как бы поощряя к дальнейшим действиям. Решив позже разобраться призрак ли это или же его личная галлюцинация, Ремус осторожно тянет Тонкс к выходу из комнаты. Вдвоем они скрываются за дверью.

Полупрозрачный Сириус вслушивается в доносящийся оттуда грохот падающих предметов и смущенные извинения Тонкс и широко ухмыляется. После этого он садится прямо на пол, достает из кармана такую же прозрачную, как и он сам, сигарету и с наслаждением затягивается. Кольца вполне настоящего дыма плывут по комнате.

В конце концов, ему предстоит ещё сорок дней валандаться здесь, доделывая все то, что не успел сделать при жизни.

В таком случае, почему бы не начать с лучшего друга?..