Цвет морской волны (гет)

— Ну и где же твоя невеста, Поттер? — Паркинсон усмехается, протирая бокал, и наливает в него апельсиновый сок. Гарри недоуменно смотрит на нее, думая о своем феноменальном невезении. Выбраться вечером по прибытии на прогулку и в первом же пляжном баре наткнуться на подружку старого школьного врага — ну разве так бывает в жизни, а?

— Дома, в Англии, — отвечает Гарри и лезет в карман за кошельком. Пока он изучает непривычные местные монеты и расплачивается, Паркинсон старательно на него не смотрит, но, стоит ему вернуться к соку, как она во все глаза изучает его. — Что?

Она фыркает.

— Пытаюсь понять, почему вообще Уизли собирается за тебя замуж.

— Зачем?

— Вот и я о том же — незачем ей это.

Гарри закатывает глаза.

— Я говорю, зачем тебе пытаться?

— Просто хочу понять. — Паркинсон суетится, принимая заказ у еще одного отдыхающего, и снова поворачивается к Гарри. — Ты не слишком красив, не так, чтобы очень умен... довольно богат, не отрицаю, и весьма известен. Но таких людей не так уж мало.

— А что такое любовь, Паркинсон, ты знаешь?

От ухмылки на ее лице Гарри почти вздрагивает.

— Физическая любовь — разумеется, знаю. — Гарри хочет перебить, но Паркинсон добавляет: — Я, вроде как, некоторое время среди шлюх жила. — Он молчит, и Паркинсон поворачивает голову к морю. — Это гораздо более реальная вещь, чем нежное и трепетное возвышенное чувство, которое ты, как ты думаешь, испытываешь к своей невесте. Вот скажи мне, Поттер, вы уже добрались до постели?

Гарри теряет дар речи. Она что, всерьез думает, что он будет обсуждать с ней такие личные вещи? Чтобы потом какая-нибудь пошлая статейка на всю Англию опозорила их с Джинни, а слизеринская компания еще долго припоминала ему минуту внезапной откровенности? Ну нет!

— Не твое дело, Паркинсон.

Она щелкает пальцами и кивает.

— Значит, она тебе еще не дала. Ограничились поцелуями в темном углу, да?

— Какая тебе...

— Ну как же, Поттер, разница тут огромная. Или ты девчонке покупаешь подарки, делаешь романтические жесты и спишь с ней, и у вас все прекрасно... или вы развели детский сад и с головой бросаетесь в брак, решив, что со всем справитесь.

Гарри качает головой и неожиданно для самого себя говорит:

— Если покупаешь, делаешь подарки и... — чувствует, что заливается краской, — короче, не всегда все прекрасно.

Паркинсон смеется над его смущением.

— Знаешь такие пары?

Гарри кивает.

— Рон с Гермионой, — произносит он со вздохом. — У них все как будто бы в порядке, но на самом деле все сводится к такой бытовухе...

Паркинсон хмыкает.

— У них не любовь, это еще подростковая дурь не вышла, — не моргнув глазом, авторитетно заявляет она. — Сами по себе, как отдельные личности, они довольно взрослые люди, но вместе... — закатывает глаза, — обсуждают только повседневные мелочи, трясутся над заработками и отчитываются перед мамашей за каждый вздох и объясняют, почему все еще не завели детей?

Гарри ошеломленно моргает — Паркинсон попала прямо в яблочко. От этой ужасной повседневной мелочности он и сбежал сюда, на остров, хоть немного отдохнуть.

— Хорошо, что Джинни не такая, — говорит он прежде, чем успевает подумать. Паркинсон складывает руки на груди. Прищуривается и медленно, с расстановкой, произносит:

— А с чего ты так решил? Вы же, насколько я понимаю, еще не успели вкусить все прелести семейной жизни.

— Неправильно понимаешь, — огрызается Гарри, — мы живем вместе.

Кажется, ему удалось огорошить саму Панси Паркинсон.

Она справляется с изумлением и протягивает:

— Поправь меня, если я не права. Вы живете вместе, но... не спите вместе?

Гарри смотрит на нее исподлобья.

— Это совсем не твое дело, — говорит он, — но... ты права. Джинни просто... я не хочу ее обидеть, и...

Паркинсон смеется. Снова отвернувшись, щедро наливает лысому мужику виски, швыряет мелочь в кассу и пристально смотрит на Гарри.

— Поттер, — она, кажется, очень развеселилась, — знаешь, если это любовь, то обидеть ею нельзя. Может, по-твоему, секс — это что-то низкое и грязное, но... тогда тебе просто не повезло. — Ныряет под стойку и шуршит там обертками, пока Гарри переваривает ее слова. — Так вы точно скатитесь до той самой бытовухи, которую ты так не любишь.

Мужской голос кричит:

— Пейшенс! — И Паркинсон, напоследок насмешливо улыбнувшись Гарри, почему-то отзывается на этот странный возглас и исчезает в подсобке за пестрой тканью. Гарри невидящими глазами таращится на яркий рисунок, переваривая то, что только что услышал, и пожимает плечами.

— Это все чушь, — говорит он, обращаясь к занавеске, еще раз пожимает плечами и прикладывается к бокалу с соком.

* * *

С мокрых волос капает на столешницу. Паркинсон бросает на него укоризненный взгляд и промокает лужицу тряпкой. Взгляд Гарри буквально спотыкается о такое типично маггловское действие, и он спрашивает:

— А как ты здесь вообще оказалась, Паркинсон?

Она явно недовольна вопросом.

— Если промолчу или скажу, что это не твое дело, ты придешь с официальным допросом?

От резкого тона Гарри теряется.

— Нет! В смысле, мне просто интересно. Не надо все воспринимать так... ну, так.

— А как еще это воспринимать, Поттер? Я беседую с аврором, весьма приближенным к правительству Магической Англии, и он спрашивает меня о личной жизни. Если ты не забыл, я целый год имела дело с обысками, допросами и помешанными на порядке властями.

— Они не помешанные, просто хотят, чтобы все было хорошо...

— Ну а мне от этого их желания было плохо, Поттер, — выплевывает она. Гарри хмуро смотрит на тряпку, которую она мнет в руках.

— Если тебя задел мой вопрос, прости, — неохотно. Мерлин, он извиняется перед Паркинсон за довольно безобидный, по его мнению, вопрос. — Это праздное любопытство.

Паркинсон тяжело вздыхает.

— Стал бы ты разыскивать меня на островах из-за каких-то недоделанных формальностей... — устало трет лоб и, понизив голос, наконец отвечает: — У меня долгое время было не снято ограничение на магию, Поттер, и я жила среди магглов. В квартире, которую снимала с бедной студенткой, приехавшей сюда из Франции. Она и заразила меня интересом к путешествиям.

— А... прошлый раз ты говорила, что какое-то время ты жила... среди шлюх? — Гарри закусывает губу. — Это была фигура речи, или...

— Нет, я на самом деле провела пару месяцев в борделе в Лютном. То есть, там был маленький ресторанчик, и я работала официанткой. И сама за деньги ни с кем не спала.

— Рад это слышать.

Так, эта фраза определенно была лишней.

Паркинсон прищуривается и настороженно смотрит на него.

— То есть... — Гарри запинается. — Я имел в виду, что хорошо, что тебе... не пришлось...

Она перебивает неловкие бормотания:

— Поттер, заткнись уже, я поняла. — Во взгляде проявляется презрение. — Научись сначала думать, а потом говорить, ладно?

Он кивает, а потом, усмехнувшись, добавляет:

— Гермиона часто говорит то же самое — по-моему, это она от Малфоя услышала.

Паркинсон фыркает.

— Тогда странно, что ты этого до сих пор не запомнил. — Мнется, а затем нерешительно спрашивает: — Как он?

Гарри с любопытством изучает ее лицо. Паркисон хмурится, крепко сжимает зубы, но не отводит взгляд.

И впрямь интересуется.

— Нормально, — Гарри пожимает плечами. — Его взяли в Мунго, варить какие-то зелья. А незадолго до этого он женился.

Паркинсон вздрагивает, как от громкого хлопка.

— На ком?

Гарри морщится.

— Такая... невысокая, миловидная... блондинка.

Паркинсон с недоумением поводит плечами.

— Чистокровная, — добавляет Гарри. — У нее еще старшая... а, Астория Гринграсс, точно. Вот как ее зовут.

— Гринграсс... — задумчиво тянет Паркинсон и тяжело вздыхает. — Денежки, значит, и кровь. — Закусывает губу и косится в сторону горизонта. — Ну да. Что-то еще предположить сложно было.

Он разглядывает ее профиль и неожиданно отмечает, что со школьных времен то противное сходство с мопсом, которым ее часто дразнили, давно ушло. Да и было ли оно?

— Ты любила его?

Она резко поворачивает голову и смотрит на Гарри.

— Драко? Вот еще, — фыркает. — Я была его лучшим другом — ну, в том понимании, какое существует у нас. Вот и все.

— Ты его любила, — констатирует Гарри, не сводя глаз с раздраженного лица Паркинсон. — И до сих пор любишь.

Она складывает руки на груди и откидывает голову, презрительно смотря на него чуть сверху вниз.

— Ты несешь чушь, Поттер.

— Но ты с ним спала, — пробудет он зайти с другой стороны.

Паркинсон кивает и совершенно спокойно говорит:

— Разумеется. И вы все об этом знали.

— Но... не любила?

Кажется, смеяться над его словами — вот так, зажмуриваясь и покачивая головой, — у нее входит в привычку.

— Поттер, — говорит она, отсмеявшись. — Вот ты любишь свою Уизли, но ни разу не трахался с ней. Посему бы не предположить, что можно и наоборот? — мотает головой, приподняв брови, словно восхищаясь его искренним недоумением. — Ты еще скажи, что проститутки обладают ужасной способностью влюбляться в каждого, кто платит за них.

— Ужасной способностью? — переспрашивает Гарри.

Паркиснон морщится, но отвечает серьезно:

— Ты только представь, как часто у них возникали бы в этом случае депрессии из-за вновь разбитого сердца.

— Именно это с тобой и произошло, — проговаривает он, совершенно не понимая, как Паркинсон вообще могла влюбиться в Малфоя. Она же... сильная, а он — трусливый слабак, который способен только откупаться отцовскими деньгами.

— Это не твое дело, — отчеканивает она.

— Я вчера тебе это тоже говорил! — возмущается Гарри. — Так что не надо раздраженно хлопать дверью... — (Паркинсон скептически смотрит на занавеску, за которой скрывается помещение подсобки, и хмыкает), — и говорить, что я бестактен и излишне любопытен.

— Это именно так, — говорит Паркинсон со смешком, — и я, кстати, не из тех, кто может закатить истерику на пустом месте.

— Судя по всему, твои отношения с Малфоем нельзя назвать пустым местом, — замечает Гарри. Паркинсон укоризненно смотрит на него. — Ну правда ведь. Не уходи, поговори со мной.

Паркинсон приподнимает брови, и Гарри понимает, что фраза и вправду звучит очень странно, особенно в ее сторону.

— Ну или... расскажи мне? — пробует он снова. Получается тоже довольно необычно.

Паркинсон серьезно спрашивает:

— Тебе на самом деле интересно, или просто нечем занять себя?

Гарри пожимает плечами.

— Можешь считать, что я анализирую свои отношения с Джинни и пытаюсь понять, как вообще устроен этот мир. Так что да, мне интересно.

Ее зовут в подсобку, и он предлагает:

— Я могу зайти, когда закончится твой рабочий день. — В ее взгляде чувствуется что-то оценивающе, и Гарри поспешно добавляет: — Только не думай, что это что-то вроде свидания!

Она фыркает.

— Вот еще, — бросив взгляд на часы, говорит: — Я ухожу в восемь.

— Хорошо, — кивает Гарри, и Паркинсон, поколебавшись, добавляет:

— Упаси Мерлин мне подумать, что это свидание, но если ты всерьез хочешь поговорить с кем-то по душам... это лучше всего делать за ужином.

* * *

Гарри уходит с пляжа гораздо раньше обычного времени, размышляя о том, почему решил поехать именно сюда. Подходящей тур нашла Гермиона, она же заказала билеты и объяснила, что ему стоит немного прийти в себя после трехгодичного обучения в академии Аврората и первых собственных дел. Гарри, в принципе, совсем не возражал.

Его путешествие, начавшееся еще в первое лето после школы, неожиданно выросло в образ жизни. Посетив несколько мест, Гарри возвращался домой, задерживаясь с каждым разом все дольше и дольше, и даже начал учиться в академии Аврората. Это же лето он решил снова провести "в бегах" — ему, к сожалению, было от чего бежать.

От жизни в Лондоне, где его знала каждая бродячая собака, каждый мелкий мошенник, он слишком устал. Первая волна послевоенного интереса, направленного на него, схлынула, и жить стало, кажется, гораздо легче... Но с полгода назад Рон и Гермиона объявили о помолвке и сыграли свадьбу — и в жизнь вернулись журналисты, фотографы, вопросы, статьи... ну и скандалы, разумеется. Масла в огонь подливала и миссис Уизли, которая ненавязчиво пыталась узнать, стоит ли Джинни ждать предложения. Сама Джинни не давила и не спрашивала, но Гарри точно знал, что и ей хотелось бы быть увереннее в своем статусе.

Предложение он сделал, и Джинни даже милостиво отпустила его снова в путь. Островок вдалеке от дома стал третьим его "убежищем", после шумного Парижа и красочных Афин, и, только очутившись на пляже, Гарри решил, что останется здесь подольше... А потом обнаружил работающую в пляжном баре Панси Паркинсон.

 

Нет, пока все довольно неплохо, думает Гарри, — подумаешь, зачем-то навязался на ужин и задушевный разговор в ее компании... хотя, вообще-то ему интересно. Потому что не укладывается у него в голове, как можно полюбить Малфоя, пожить среди проституток и уехать работать официанткой на маггловском курорте.

Паркинсон ждет за столиком возле своей барной стойки. Гарри впервые за долгое время видит ее полностью — беседы через столешницу, разумеется, не считаются, — и не может не отметить: Паркинсон изменилась. Она костлявая, совсем не как Джинни, и довольно высокая, ростом с него самого.

— Поттер, — вместо приветствия говорит Паркинсон, — мы же решили, что никакого подтекста в этом ужине нет. Перестань пялиться на меня.

Гарри моргает и отводит взгляд, понимая, что и вправду засмотрелся.

— Куда идем?

Она закатывает глаза.

— Это ты должен сказать, куда, разве нет? — поднимается на ноги и натягивает на бедра край и без того растянутой длинной футболки. — Но тебе повезло, я знаю хорошее место.

 

Хорошим местом у нее оказывается небольшой ресторанчик, крышу которому заменяют разросшиеся ветки какого-то растения, с сетями по стенам и аквариумом у входа. Гарри с интересом разглядывает висящего за стеклом осьминога и вздрагивает, когда тот резко сдвигается с места и опускается на дно. Паркинсон фыркает, заметив его восхищение.

— Пошли уже, Поттер, еще успеешь насмотреться.

— Столик на двоих, мисс? — к ним подскакивает одетый в тельняшку официант. Гарри кажется, что его так и подмывает подсказать им укромное местечко и пожелать приятного вечера, и он даже хочет громко заявить, что это дружеская встреча — но Паркинсон просто кивает.

Пока они идут к столику, она легонько пихает его под ребра локтем.

— Никому нет дела до того, зачем мы здесь, главное, чтобы вели себя прилично.

Гарри моргает — она поняла, что он собирался сказать? — и кивает.

— Откуда ты знаешь...

— У тебя на лбу это было написано. — Она не считает нужным дать ему договорить, и Гарри раздражает, что она так легко понимает его.

Это, кажется, мало кому удается, даже Джинни иногда приходится переспрашивать, — а ведь ему хотелось бы, что бы его вторая половина могла с полуслова понять, о чем речь, и догадаться, о чем он думает, без каких-либо слов...

Вот прямо как Паркинсон.

Гарри трясет головой, прогоняя безумную мысль, и Паркинсон фыркает, раскрывая меню.

— Хорошо, что здесь прекрасно понимают по-английски, — произносит Гарри, не давая ей отпустить очередной насмешливый комментарий. Она щурится, читая строчки, и заказывает очень быстро, будто торопится побыстрее избавиться от официанта.

Как только он удаляется, унося с собой список блюд на немаленькую сумму, Паркинсон как будто расслабляется: откидывается на спинку стула и окидывает обстановку изучающим взглядом.

— Да, давно я у них не была...

— Сколько ты уже здесь? — спрашивает Гарри.

— Мм... года полтора, кажется.

— Ты полтора года работаешь в маггловском баре?

Паркинсон закатывает глаза.

— Что тебя так удивляет?

— Никогда не думал, что кто-нибудь из... ну, таких, как ты... окажется здесь.

— Почему бы и нет? Работа простейшая, можно поговорить с людьми, да и место прекрасное. Я люблю море.

Гарри хмурится. Паркинсон, которой нравится болтать с отдыхающими магглами и обслуживать их — эта картинка у него в голове совершенно не укладывается.

— Это гораздо лучше, чем мутный Лондон, где на каждом шагу можно влипнуть в политику. Дай угадаю — большинство "таких, как я", моих однокурсников, оказались в государственных структурах, верно? И они, так или иначе, занимают какую-то позицию. — Гарри кивает. — У них, скорее всего, есть свое мнение по поводу того, что творится вокруг него и каким должна быть его жизнь. Амбиции, помнишь, Поттер?

— А как же ты?

Паркинсон пожимает плечами.

— Я не вписываюсь в осторожную послевоенную жизнь. Все, чего я хочу — быть счастливой, а как я этого достигну... — она рассеянно оглядывает ресторан и смотрит в окно, — здесь это гораздо проще, чем в Англии.

— Почему? — спрашивает Гарри.

— Здесь никто не знаком не только со мной, но и с миром магии. То есть, мне, конечно, попадалось несколько волшебников... но большинство из них — магглорожденные.

Гарри приподнимает брови, и она хмыкает.

— Вот не надо, Поттер. Им проще всего влиться в немагический коллектив, сделать вид, что они тут свои. Знаешь... — пару секунд она колеблется, но потом все же произносит: — Раньше я точно этого не сказала бы, но у магглов есть многое, чего нет у нас. И отличные курорты на прекрасных островах — как раз из этого списка, поэтому знающие люди отдыхают в маггловском мире. — Паркинсон внимательно разглядывает Гарри, и ему становится не по себе. — Вот ты: вырос в семье, которая о магии вообще не говорила, и способен жить в обоих мирах. Ты мог бы пойти учиться чему-то немагическому...

— Зачем? — ему и в голову раньше никогда не приходила такая мысль.

Паркинсон неопределенно поводит плечами.

— Маггловский мир гораздо шире, — негромко отвечает она. — Больше возможностей. Больше способов заработать. А если еще и живешь в магической части города, то можешь серьезно облегчить себе жизнь и использованием заклинаний, и маггловскими технологиями.

Гарри озадаченно качает головой — никто из бывших однокурсников-слизеринцев не выказывал таких прогрессивных взглядов. Да и не только слизеринцев.. Пожалуй, только умница Гермиона часто говорит о чем-то подобном, но ее слова всегда пропускают мимо ушей.

— Объединение двух миров — штука опасная, — говорит Гарри. — Гермиона пыталась протолкнуть законопроект....

Паркинсон, кажется, приходит в ужас.

— Я не говорю об объединении, Поттер! — она машет рукой. — Что ты. Это был бы сущий кошмар. Магглы захотели бы пользоваться нашими способностями... а у нас появилось бы огнестрельное оружие. Представь себе компанию Пожирателей смерти, у которых есть и волшебные палочки, и пистолеты, и бомбы...

Гарри внимательно следит за ней, ему кажется, что вот-вот — и у нее на лице появится мечтательное выражение, и она начнет строить планы по захвату мира.

А что — вполне могла бы.

— Значит, если использовать знания и способности магов и магглов...

— Будет очень плохо, — продолжает Паркинсон, — ну, кому-то, может, и будет хорошо, но... — фыркает, когда Гарри недоуменно хлопает глазами. — Поттер, ты, по-моему, переоцениваешь мою лояльность так называемой темной стороне. Ты сейчас работаешь среди людей, которые отлавливают последних темных магов... А война уже давно закончилась. — Она чуть склоняет голову на бок и щурится. — Или у тебя идет собственная война?

В какой-то момент Гарри хочется рассказать ей все. И о непрекращающихся кошмарах, и о рассказах пойманных преступников, и о недовольстве некоторыми методами Аврората. О том, что от размеренной повседневной жизни с друзьями его уже тошнит. О том, что о вовсе не думает, что ему пора жениться — просто не чувствует, что готов, что может отвечать не только за себя, но и за Джинни, и принимать серьезные решения.

Но потом он вспоминает, что разговаривает с Паркинсон, — и, дернув плечом, решает промолчать.

Она недолго ждет, смотря на него, а затем тяжело вздыхает.

— Поттер, я не собираюсь бежать и отчитываться перед Скитер, или... еще что-то такое делать. Ты же интересуешься, почему я тут очутилась... а мне, получается, нельзя?

— Ты толком и не ответила, почему тут очутилась. — Гарри становится слегка стыдно за свою излишнюю подозрительность. Это уже паранойя, наверное, ведь Паркинсон пока не сделала ничего такого, хоть раньше и была далеко не тем человеком, о котором можно поговорить о наболевшем. — Но вообще... извини, ты права. — Он косится в сторону и разглядывает только что вошедшую немолодую пару. За ними тут же семенит официантка на высоких каблуках.

Паркинсон хмыкает.

— Но рассказывать ты все же не собираешься?

Гарри, пожав плечами, молчит и все смотрит в сторону. Куда угодно, лишь бы не смотреть на собеседницу.

— Я следую твоему примеру.

— А я, Поттер, просто не могу рассказать, — неожиданно произносит Паркинсон. — Ты обо мне в Аврорат доложишь.

Все, что он делает в ответ на такое заявление, — приподнимает брови.

— Ты не так глупа, чтобы случайно проговориться, — спокойно отвечает он. — Значит, хотела бы, чтобы я продолжил расспрашивать. Так? — она недовольно морщится, но кивает. — Тогда рассказывай.

Паркинсон вздыхает.

— Не могу, Поттер. На самом деле, не важно, хотела я, не хотела, чтобы ты спрашивал... не моя это тайна, тут и другие люди замешаны. Я не могу их подвести.

Гарри скептически смотрит на нее: в голову у него совершенно не укладывается, как можно настолько открыто выставлять наличие тайны, а потом заявлять, что не имеешь права ее раскрывать? Зачем?..

— Хоть намекни, — ему хочется поддаться ей, показать, что и в самом деле интересно узнать. Может быть, Гарри и впрямь интересно... не зря же Паркинсон сидит на этом острове так долго.

Она отрицательно мотает головой.

— Если уж очень хочешь знать, пиши Драко.

Гарри фыркает.

— Если честно, мне все это напоминает ту дурацкую присказку... "Хочешь узнать, как заинтересовать дурака? Приходи завтра, расскажу". — Гарри серьезнеет. — Не могла же ты и в самом деле подумать, что я буду из-за такого писать Малфою.

— Ну а вдруг? — лукаво улыбается Паркинсон и тут же, без перехода, спокойно добавляет: — Можешь перестать притворяться, меня этим не обманешь, Поттер. Я знаю, что ты тут ищешь следы незаконной деятельности.

Гарри кажется, что он ослышался.

— Что-что?

— Я же говорю: меня этим не обманешь. — Паркинсон скрещивает руки на груди.

Что, черт возьми, тут происходит, если она думает, что он приехал искать "следы незаконной деятельности"?

Наверняка это — лишь очередная ловушка.

— Ты глубоко ошибаешься, Панси, — она вздрагивает от звука собственного имени и с подозрением щурится. — Я приехал сюда потому, что очень устал от дел в Англии. И хочу отдохнуть перед тем, как снова приняться за работу.

Она смотрит исподлобья, чуть нахмурившись и явно пытаясь отыскать в его словах подвох.

— Ты говорил, что пытаешься разобраться в своих отношениях с... Уизли.

— А ты говорила, что целый год жила в борделе. Вряд ли из-за этого тебе пришлось бежать сюда... — Гарри хихикает, — если только ты не являешься владелицей бизнеса в секс-индустрии.

Паркинсон просто молча ждет, пока он договорит, и смотрит на него с абсолютно нейтральным выражением лица, — так что Гарри на миг становится нехорошо.

— Что, правда, что ли?..

— Не пори чушь, Поттер. — Она закатывает глаза и качает головой, явно развеселившись от его предположения. — Это слишком мелочно.

Гарри не может сдержать смешок. Наверное, стоило ожидать, что она что-нибудь такое да скажет.

Общаться с Паркинсон послевоенного разлива — на удивление легко.

Гулять по набережной оказывается неожиданно приятно. Бредешь по дороге, мельком думая о тысяче дел и одновременно — ни о чем конкретном. Изучаешь окрестности, неосознанно подмечая самые мелкие непривычные глазу детали... Только солнце в глаза светит, а так — прекрасно. Гуляет Гарри в основном по вечерам, когда уже светятся огоньки в высоких фонарях, а из прибрежных ресторанов доносится незамысловатая местная музыка. Из кухонек пахнет мясом и виноградом, а кое-где в воздухе явно витают ароматы десертов, как правило, ягодных и фруктовых. И весело смеются дети, подкармливая случайно забредших на территорию котят, расслабленно переговариваются взрослые, поднимая тосты за каких-то общих знакомых, снуют официанты в строгих рубашках...

Гарри кажется, что местная жизнь идет своим чередом совершенно независимо от того, что происходит снаружи. Островок выглядит как кусочек отдаленного от всех остальных миров рая. Забрасывает сюда многих, но лишь редкие отдыхающие по-настоящему замечают, как прекрасна тут жизнь. Ни забот, ни хлопот... Разве что приходится подниматься на часок раньше, чтобы успеть занять лучшее место на пляже, или официант иногда слишком долго возится со счетом. Ничто другое негативных эмоций вызвать и не может.

Днем большинство отдыхающих еще прячутся от палящего солнца, рьяно оберегая себя от любой активной деятельности, — и оживает остров обычно лишь к вечеру. Когда набегают первые, совсем тонкие и воздушные сиреневатые облака, пронизываемые последними лучами солнца, гости начинают выбираться наружу. Некрасивых людей здесь нет, все кажутся совершенно довольными жизнью и потому только улыбаются. В основном себе, но иногда лучезарные улыбки достаются и окружающим. Гарри на них особенно везет. Не сказать, что он купается в лучах внимания красавиц, но... и ему перепадает. Девушки радуют глаз — стучат каблуками по мощеным дорожкам, поправляя юбки и обсуждая с подругами, кажется, все на свете. И Гарри нет-нет — да прислушивается. Джинни среди них он почему-то не может представить. Она другая — не то чтобы проще, но... в таком пестром беззаботном месте выглядела бы странно.

Впрочем, раньше он и Паркинсон не мог бы представить в компании маггловских хохотушек. А сейчас — пожалуйста, чуть ли не каждый день такое видит. Вокруг Панси, конечно, больше мужчин вьется, но и приятельницы у нее, видимо, тоже есть. И с кем-то она даже почти дружна. Смеется, стоя в ожидании следующих посетителей, и даже обсуждает какие-то свои дела. Первое время Гарри это даже шокирует — раньше он и подумать не мог, что когда-то увидит смеющуюся Паркинсон, весьма дружелюбно разговаривающую с магглами...

Конечно, когда к ней заходит именно он, Паркинсон мигом натягивает свою маску. Гарри быстро понял, что это маска. Панси, может, и колючка, но и ей иногда должно хотеться почувствовать себя не лишней, «своей». Почему-то это ему кажется невероятно знакомым, но сам он, кажется, так никогда не делал... а может и делал. Просто уже не осознает.

Так или иначе, Паркинсон кажется совсем иной. Иногда, когда она удостаивает его больше, чем просто вежливым кивком, Гарри хочется вытянуть ее на еще один визит в ресторан. Такую девушку, как она, нужно понять, а то и подружится с ней — глядишь, еще и пригодится. Панси — он же умная невероятно. И как он этого раньше не замечал? Видимо, в школе образчиком знаний и живым символом интеллекта для него была исключительно Гермиона... Нет, не то чтобы он перестал ее считать умной... просто теперь он видит совсем другой ум. Когда Панси подливает очередному печальному толстосуму какой-то алкоголь и ненавязчиво расспрашивает о делах, повторяя «До конца ночи еще далеко, а у вас, видимо, на душе неспокойно — почему бы не рассказать?», — только на нее из всей роскошной обстановки вокруг и стоит смотреть. Понимающе кивает, тяжело вздыхает в нужных местах — ну просто идеальный слушатель, даже кажется, что она всерьез сопереживает. (А кто скажет, что это не так? Паркинсон таит множество сюрпризов — может быть, после войны она и впрямь стала поступать в соответствии с тем, что на самом деле думает.) А когда еще и улыбается... кто бы мог подумать, что она может казаться даже красавицей?

Впрочем, Гарри до приезда сюда о многом и не подозревал, хотя побывал уже во многих не самых обычных местах. Теперь, особенно в контрасте с этим островом, Англия кажется совсем уж серой и унылой, чего уж говорить о том, чем в ней заполнять дни. Аврорат? Работа? Даже квиддич почему-то не кажется таким привлекательным, как раньше.

В конце первой недели Гарри понимает, что увяз в островной жизни так сильно, что может и не выбраться. Зачем возвращаться, если тут ни о чем не нужно волноваться, ничего не нужно планировать? Денег у него хватит... ну, может быть, не на всю оставшуюся жизнь, но точно на долгое время, так что и работать не придется. Только если захочется. В конце концов, можно последовать примеру одного из самых приветливых завсегдатаев пляжного бара и организовать свой собственный бизнес. Что-то продавать, что-то покупать... да мало ли. Можно, вон, с Паркинсон подрабатывать — и заскучать она не даст.

Друзья? Да, по ним Гарри будет скучать, без них он свою жизнь и не представляет, хотя... слишком уж «одомашненной» стала в последнее время Гермиона, слишком взрослым кажется Рон. Конечно, им троим пришлось рано повзрослеть, но это же не значит, что в двадцать лет нужно безвылазно сидеть в Министерстве! Образ их жизни Гарри кажется как никогда скучным, хотя именно у них есть, чем заняться, а он целыми днями гуляет совершенно без дела и, по идее, должен бы уже выть от безделья.

Вот разве что... Джинни. Она-то здесь точно не сможет существовать: у нее квиддич, «Гарпии», да и вдали от семьи ей будет тяжело. И в местное общество, каким бы часто сменяющимся оно ни было, она не впишется. А жаль... с ней здесь было бы намного приятнее. Гарри представляет, как они вдвоем плавали бы наперегонки, ужинали в самых дорогих ресторанах, устраивали бы споры с Паркинсон... нет, не устраивали бы. Джинни ее терпеть не могла и вряд ли поменяет мнение. Но все равно, даже если без Паркинсон, было бы...

Гарри очень хочется сказать «идеально», но без Паркинсон было бы скучно. Конечно, если рядом будет Джинни, кому нужна вреднющая Панси, готовая в любой момент не то что подколоть — серьезно ранить словом? Она вся состоит из колючек, только тронь — мигом свернется и спрячется. Правда, иногда ему кажется, что она потихоньку начинает привыкать к нему... Гарри одергивает себя. Паркинсон — не дикая зверюшка, не стоит о ней так.

И все равно — иногда в голове проскальзывает, что она уже не та дикая сволочная слизеринка, которой была в школьные годы, а человек, с которым интересно поговорить. Или, скорее, поспорить, ведь почти все их разговоры сводятся к спорам. Гарри кажется, что будь на ее месте кто-то другой — да та же Гермиона — они бы уже сто раз рассорились и на некоторое время перестали бы общаться, даже нос друг от друга воротили бы. А с Паркинсон — совсем по-другому. Он может уйти в любой момент, бросив на прощание любые слова (за которые себя потом будет весь вечер корить...), а наутро, заглядывая за соком или минералкой, снова улыбнуться ей и спросить, как она провела ночь.

То, как проводит ночи Паркинсон, — целая отдельная тема. У Гарри возникает ощущение, что по их описаниям можно книги писать. Никогда не знаешь, что она скажет в следующий раз. За ту неделю, что он находится на острове, что Панси только ни делала. И плавала с какой-то группой туристов к остаткам якобы затонувшего несколько лет назад корабля с сокровищами («Нет, Поттер, я прекрасно знала, что там не то, что сокровищ — и корабля могло не быть. Но здорово же. Тебе обязательно стоит как-нибудь поплавать ночью, даже если без акваланга. Лучше всего нагишом, кстати»). И участвовала в каком-то (Гарри подозревает, что магическом) не то карнавале, не то шествии. С факелами, музыкой, развлечениями и прочим. («Два прекрасных грека прилагались!» — Паркинсон даже подмигивает, и непонятно, смеется она или нет.)

Единственное, о чем она только упоминает, но не рассказывает, — о каком-то странном то ли отеле, то ли ресторане «Цвет морской волны». (Как думает Гарри, весьма странное название: ну, цвет... и что?) Об этом месте знают, кажется, совсем немногие, и никто ничего не говорит. Из обрывков разговоров и кратких комментариев Паркинсон Гарри только понимает, что там шумно, мало пьют и иногда ночуют. Рассказывать, что это, Панси категорически отказывается.

— Ты же спрашиваешь как лицо неофициальное? Вот. Тогда знать тебе не нужно. А если под меня копаешь... смотри, Поттер! — она очень забавно и даже мило хмурится, шутливо грозя пальцем, но так и не говорит, чего ему стоит ожидать. — Когда понадобится, тогда и узнаешь. — И каменное лицо, никаких больше ответов не дождешься.

Кому и что понадобится, так и остается неясным, и Гарри это... не пугает, нет — с чего бы? — но, скорее, словно бросает вызов. Словно помахали перед ним чем-то крайне заманчивым и потом спрятали. Ему кажется даже, что Паркинсон специально так его проверяет — клюнет или нет? Правда, чего она от него ждет, Гарри тоже не понимает, может, поэтому и проходить этот «тест» не спешит.

* * *

На девятый день его пребывания на острове что-то меняется. Или только должно поменяться, с утра Гарри еще понять не может. В его комнатке пахнет влагой, и он, едва найдя очки, выходит на балкон... выкатывается на балкон, чуть не поскользнувшись.

Вся плитка залита водой. Из комнаты это не видно — слишком темно. Дождь льет с такой силой, что в воздухе прямо виден гигантский столб воды, не собирающийся ослабевать ни на минуту. За этом мощным потоком капель даже горизонта не видно, так что переход от темно-серого моря к воздушно-беловатому небу Гарри только угадывает.

Пока он растеряно озирается, щуря спросонья глаза, где-то позади гремит низкий гром. Вспышка у Гарри вызывает не самые приятные воспоминания, и он корит себя за глупые детские ассоциации. В воздухе ощутимо пахнет сыростью, но не промозглой, а странно теплой и почти приятной. У него даже возникает ощущение, что неподалеку кто-то разлил ароматные женские духи — кажется, цветочные. Не бывает такого запаха у ливня: он пахнет, скорее, намокшим железом балконных перил или, в крайнем случае, осенними листьями.

От нового громыхания Гарри вздрагивает. Звук странно отдается где-то в горле — будто пришлось проглотить что-то, оказавшееся гораздо более теплым, чем он ожидал, — и приводит его в чувство.

И что делать в такую погоду?

Скрестив руки на груди, Гарри обвиняюще смотрит на крышу ближайшего ресторана, откуда обычно по вечерам раздаются самые громкие пьяные выкрики, — словно именно она виновата в этом ливне. (Ну а вдруг? Кто знает. Каких только чудес не бывает...)

В голове какой-то кавардак, и заняться Гарри в ближайшее время явно будет нечем. Впервые ему кажется, что здесь, на острове, он лишний — так, временный гость, не более. Мечты остаться тут на долгий срок разбиваются мгновенно, словно кто-то накладывает отрезвляющее заклинание: делать тут нечего. И с этим тоже пока нечего поделать.

И Гарри не приходит в голову ничего, кроме как пойти жаловаться на это Паркинсон.

 

Находит он ее, предсказуемо, на рабочем месте. Небольшой зал ресторана, к которому пристроен бар, оказывается неожиданно люден. Заняты почти все столики, и от разных говоров голова слегка кругом идет.

Панси привычно кружится за барной стойкой — разговаривает сразу с двумя посетителями, да еще и ищет что-то в ящиках. Садясь с краю, Гарри барабанит пальцами по столешнице.

— Паркинсон! — негромко зовет он. Непонятно почему, но Панси здесь все зовут "Пейшенс", а настоящие ее имя-фамилию вряд ли знают. Первое время это Гарри слегка напрягало, но потом он махнул рукой.

Панси выныривает из-под стойки и таращится на него своими глазищами — Гарри сразу замечает, что они какие-то покрасневшие.

— У тебя мешки под глазами, — сообщает он с легким удивлением. Паркинсон вообще какая-то бледная и взлохмаченная, и это очень странно. Обычно она не позволяет себе распускаться и, даже если не спала полночи, выглядит идеально. В смысле... идеально для не спавшего полночи человека, мысленно поправляется Гарри. — Все нормально?

Она резким жестом ставит перед ним стакан.

— Воды, сока? Кофе? Чего покрепче?

— И тебе доброе утро, Пэнс, — усмехается он. — Где сегодня гуляла?

Паркинсон дергается и шипит:

— Не надо меня так называть.

Гарри поднимает брови.

— Какая муха тебя сегодня укусила, солнышко?

— И так — тем более! — кажется, она даже готова хлопнуть ладонью по столешнице, но все-таки сдерживается. Озирается с каким-то несчастным видом и, снова стрельнув глазами в Гарри, неожиданно почти дружелюбно вопрошает: — Что будешь, Поттер?

От такой резкой смены настроений Гарри теряется.

— Да в общем-то ничего, я так... проведать тебя заглянул, как обычно.

— Плохая идея, — будничным тоном сообщает Паркинсон и отворачивается, тут же обращаясь к другому посетителю: — Извините, Родерик. Так что, вы говорили, приключилось с вашим братом?..

— Почему плохая?

Если бы Гарри совсем не знал ее, то от следующего ее взгляда предпочел бы тихо смыться куда подальше. А так — просто недоуменно смотрит в ответ. Паркинсон может, может быть опасной, но сейчас-то причин для этого никаких. Наверное.

Во всем виновата дурная погода, наверное. Гарри невесело усмехается.

— Как тебе дождь — часто здесь так льет?

— Впервые с тех пор, как я тут, — снисходит до ответа Панси, протирая мутный стакан тряпкой. — Серьезно, Поттер, шел бы ты отсюда.

Это что-то уж совсем необычное... правда, у Гарри почему-то возникает стойкое ощущение, что Панси гонит его прочь не просто так, а от кого-то. Вряд ли, конечно, на остров заявился кто-то, кого Гарри уж совсем не был бы рад видеть — хотя, кто знает.

— Что происходит, Пэнс? — осторожно интересуется он. Паркинсон смотрит словно сквозь него. А глаза у нее и впрямь какие-то бешеные... — Ну, хорошо. Угости меня, пожалуйста, соком, милая Пейшенс.

"Интересно, что будет, если поставить ее напротив Василиска — кто первым умрет?" — мелькает у Гарри в голове, пока он изо всех сил пытается не отвести взгляд. Паркинсон смотрит на него так, будто он только что прямо у нее на глазах сделал что-то совершенно неприличное. (Что относится к разряду неприличного, если рядом Панси, Гарри не знает, если честно.) Кажется, она скоро взорвется.

Да что ж такого случилось-то?..

Все-таки становится не по себе. Уж чего-чего, а такого он раньше никогда не видел. В какое-то мгновение ему даже хочется развернуться идти, но поддаваться Паркинсон — да ни за что! Этого просто нельзя делать.

Стекло неприятно шкрябает по дереву, когда Паркинсон подвигает к Гарри стакан с соком. Он, передернув плечами, неловко лезет в кошелек и нарочито медленно отсчитывает мелочь, прекрасно понимая, что играет с огнем. Но тут уж не удержаться. Интересно, что ее так вывело из себя? Или кто?

Дверь распахивается ровно в тот момент, когда он делает глоток, так что обернуться и посмотреть на чрезвычайно шумного отдыхающего у Гарри возможности нет. Зато слышно его прекрасно. Тяжелые и чуть заплетающиеся шаги, хриплый кашель... тоненькое девичье "Ой", видимо, не разминулись...

— Виски! — рявкает мужской голос, и Гарри, обернувшись, встречается взглядом с Теодором Ноттом.

 

Было бы не лишним перечитать главу 3. :)

_________________________________

  

Особых причин не любить Нотта у Гарри нет. Ну, слизеринец. Малоприятный человек. Но личных конфликтов у них, кажется, не возникало... Поэтому сперва он не понимает, почему Паркинсон так притихла, когда Тео ворвался в бар.

Нет, наверное, дело-то как раз в нем. То-то Панси так странно себя ведет.

Чем ей мог досадить Нотт, Гарри не знает. Наверняка какие-то старые дела — Паркинсон ведь безвылазно сидит здесь уже долгое время и если и вставила ему палки в колеса, то еще в Хогвартсе. Она же ни разу не упоминала, что видится со старыми однокурсниками, а судя по тому, что ничего не знала о женитьбе Малфоя, то вообще никакого контакта с ними не поддерживает.

Впервые, кажется, Гарри приходит в голову, что она разорвала все связи с прошлом и укатила на другой край света. От чего-то укатила, что все еще держит ее в сети тайн. Этими тайнами можно махать перед носом аврора, но раскрывать их — ни в коем случае.

Неожиданно объявившийся Нотт, возможно, тоже относится к этой сети. Вряд ли он случайно оказался именно здесь... а без дела заезжать бы не стал. Насколько Гарри помнит, у Теодора какие-то дела где-то в западной части Англии, в Чешире, что ли. Гермиона встречалась с ним по работе, и ее рассказ о совершенно плачевном состоянии дома Нотта Гарри хорошо запомнился.

Вряд ли человек, который не в состоянии привести свое жилище в порядок перед встречей с Гермионой Уизли, может позволить себе отдых на волшебном южном острове.

Если только что-то из этих двух составляющих — не прикрытие.

Гарри моргает. За те секунды, что Нотт двигался к барной стойке, он успел напридумывать себе практически целый заговор. От прошлого никуда не денешься...

Панси молча сует Нотту виски и отворачивается. Гарри успевает заметить ее поджатые губы.

Опрокинув в себя жидкость, Теодор морщится, щелкает пальцами правой руки, от чего Паркинсон невольно вздрагивает, и неожиданно произносит:

— Ну, давно не виделись.

Гарри вздергивает брови — это что, ему? — и осторожно кивает.

— Давно, — отвечает он. Конечно, проигнорировать его Нотт не мог, вышло бы ну совсем невежливо, но все-таки приветствие оказалось неожиданным.

Нотт фыркает.

— Спокойно, герой. Не надо подозревать меня во всех грехах.

— Я не подозреваю, — мгновенно ощетинивается Гарри и, понимая, что реакция выдает его, добавляет: — Просто удивлен. Не ожидал тебя тут увидеть.

Издав еще один смешок, Теодор качает головой.

— Взаимно, Поттер. Но твое присутствие тут все-таки более странно, чем мое, — он кивает на Панси. Та воркует с посетителями в нескольки метрах от Гарри с Тео, но ее спина напряжена, а рука чуть подрагивает. Наверняка прислушивается — была бы не Паркинсон, если бы не прислушивалась.

— Давно ты здесь? — настойчиво продолжает Нотт.

— Чуть больше недели, — отвечает Гарри. Мозг продолжает искать какую-то ловушку, и это, конечно, глупо, что тут заподозришь? Но ощущение того, что что-то не так, его упорно не покидает. А к интуиции лучше прислушаться.

— И как, нравится?

— Прекрасная погода, — рассеянно сообщает Гарри и тут же осознает, что за окном, вообще-то, хлестает дождь, — ну, была. Теплое море. Красивые набережные.

Нотт в ответ только смеется.

— Все ясно с тобой, — говорит он неожиданно миролюбиво и даже хлопает Гарри по плечу перед тем, как уйти.

У Гарри падает челюсть, у Паркинсон падает пустая бутылка из-под воды, а Нотт останавливается у одного из столиков, чтобы переброситься парой слов с тощим пареньком с неестественно белыми волосами.

С каким-то отчаянием всплеснув руками, Панси громко объявляет:

— Да не это я имела в виду, идиот! — но Нотт, хохотнув, выскальзывает, прекрасно понимая, что возглас Панси привлек к нему всеобщее внимание.

Гарри оборачивается и обращает к Паркинсон недоуменный взгляд. Она лишь передергивает плечами и, снова поджав губы, отворачивается.

Она что-то попросила у Нотта, но недовольна его появлением, а теперь он еще и что-то не то сделал? Так, что ли?

Понимая, что снова начинает придумывать какие-то тайны и заговоры, Гарри вздыхает.

— Можно мне, пожалуйста, еще сока? — просит он. Паркинсон бросает на него подозрительный взгляд, на автомате доставая пакет и стакан. Наливая, неловким жестом поправляет волосы, будто только что осознала, что выглядит печальнее обычного, и требовательно говорит:

— Хватит на меня пялится, Поттер.

Подавив первый порыв отвести взгляд, Гарри спрашивает:

— Что он тут делает?

— Что хочет, то и делает, — бросает Панси, резким жестом поставив пакет сока на столешницу. — Я ему не нянька.

— Я не это имел в виду, — бормочет Гарри. Он четко осознает, что пускать его на свою территорию загадок Панси не собирается, но упрямо продолжает: — Что ты имела в виду, что он не понял?

Она трет лоб и правый глаз, проведя пальцем под нижним веком, и вздыхает.

— Прилипчивый ты, Поттер. Вот что.

— А ты все темнишь.

— Да нет же, — она трясет головой. — Ты прилипчивый, сидишь тут и расспрашиваешь. Это напрягает. А Тео напрягает то, что я напрягаюсь, вот он и решил проверить, в чем дело.

Гарри поднимает брови.

— И каким образом он проверит?

— Уже проверил, — бормочет Панси.

— Что?

— Уже проверил, — чуть громче повторяет она и наклоняется чуть ближе. Несколько прядок волос падают ей на лицо, и Гарри хочется убрать их, чтобы полностью видеть живо блестящие глаза Панси. — Ты описал, что тебе нравится в этом месте. Этого было достаточно.

От этого понятнее не становится...

— От этого понятнее не становится, — озвучивает Гарри мысль вслух, и Панси, выпрямившись, фыркает.

— И не должно. В этом и суть секрета, верно?

Гарри пожимает плечами и поднимается на ноги.

— Почему-то мне кажется, что тут не просто секрет.

Выходя из кафешки под дождь, он вздыхает, расправляя спину.

Панси слишком уж явно что-то скрывает.

* * *

— Чего вырядился-то? — подозрительно спрашивает Панси, оглядывая Гарри с ног до головы.

Для нее рубашка вместо обычной растянутой футболки — "вырядился". Ладно.

— Не идти же мне в заляпанной и поношенной... а, не важно.

Паркинсон закатывает глаза и нервным движением поправляет волосы.

— Теперь я чувствую себя совсем безлико.

— Это лучше, чем чувствовать себя разодетым павлином, нет? — Гарри кивает головой на парочку за соседним столиком: она в ярко-зеленом платье с безумным декольте, поднятыми волосами и бриллиантовыми сережками, он в каком-то подобии бардового пиджака. (Бедняга. Жарко же.)

Панси выдавливает улыбку, но продолжает нервно оправлять свою одежду — наверное, именно из-за этого Гарри всерьез обращает внимание, что одета она почему-то аккуратнее, чем обычно. И глаза накрашены. Как будто действительно прикладывала усилия, чтобы прилично выглядеть — ну, как прилично... можно было бы что-нибудь подлиннее нацепить, не обязательно щеголять безупречно загорелым телом. Гарри понимает, что теперь Паркинсон гораздо спокойнее относится к своей внешности, чем относилась в Хогвартсе, но это еще не повод...

Не важно.

Они иногда ходят ужинать вместе, но абсолютно точно чисто по-дружески. У Панси есть какой-то не то грек, не то турок (совершенно не обращающий на нее внимания, то есть идиот)... а Гарри вообще жениться собирается. Скоро. И до Паркинсон ему никакого дела нет.

Она кивает и распрямляет плечи, и взгляд Гарри цепляется за почему-то сильно выделяющуюся ключицу. И маленький кулон на длинной цепочке, почти спадающий в декольте. И несколько родинок.

Да, никакого дела нет.

— Ладно, со светской беседой покончено, можно переходить к более важным частям, — произносит Паркинсон, и Гарри трясет головой.

— А?

Она фыркает. Гарри пытается изобразить сосредоточенное лицо, но у него такое ощущение, что Панси видит его насквозь. То есть, это так и есть — уже давно так и есть, — но...

Сосредоточенное лицо. Ладно.

— К каким частям? — уточняет он, восстановив в голове обрывки ее фразы.

Панси делает глоток из бокала и смотрит поверх него Гарри в глаза.

— Возможно, я задолжала тебе несколько объяснений...

У него наверняка удивленно расширяются глаза — Паркинсон издает смешок. Качает головой и продолжает:

— Ну, не то чтобы задолжала. Но ты же не сволочь и не станешь говорить кому не надо?

Гарри вздергивает брови. Ого, неужели Панси и правда собралась делиться чем-то?

Надо же, он дожил до этого момента.

— Ты умеешь подогревать интерес, — комментирует он, чтобы хоть что-то сказать.

Глаза Паркинсон прожигают его, она как рыбак, терпеливо наблюдающей за рыбкой у крючка, и Гарри, лишь бы не смотреть ей в глаза, начинает... глупо пялиться на ее ключицу.

Ладно.

Что-то пошло не так.

На ее губах играет улыбка — Панси явно знает, что у Гарри в голове все плывет.

— Умею, — отвечает она... на что она отвечает?

— Что умеешь? — переспрашивает Гарри.

— Подогревать интерес.

Гарри буквально чувствует, как кровь приливает к щекам, и кивает.

— Давай уже, объясняй, Пэнс.

— Не "Пэнс", — буркает она. Гарри подавляет желание по-детски высунуть язык:

— Пэнс. Панси, — и пожимает плечами. Паркинсон с деланно-усталым выражением лица повторяет:

— Не "Пэнс", — облизывает губы, — Пейшенс*.

— Я никуда не тороплюсь, — хмыкает Гарри, — но вступление у тебя длинное.

Панси закатывает глаза.

— Это мое имя. Точнее, здесь меня так называют. Пейшенс. Конечно, в Лондоне знают, что я тут, но так я — не совсем я. Проще вести бизнес.

— Бизнес? — переспрашивает Гарри, чувствуя себя глупо.

— Ты же уже спрашивал, — нетерпеливо говорит Панси. — Ну же, Поттер. Вспоминай.

Спрашивать-то он точно спрашивал, но она каждый раз отмахивалась... "узнаешь, когда понадобится"...

Вот все в Паркинсон хорошо, кроме этого. Достала своими играми в загадки...

То есть, не "все" в ней хорошо..

— Что за бизнес? — махнув на это рукой, спрашивает почти что с молящей интонацией Гарри.

Паркинсон скрещивает руки на груди и словно бы с особой хитростью улыбается.

— "Цвет морской волны".

  

_________________________________

* — Пейшенс (Patience, созвучно слову "терпение") — христианское имя, пришедшее из английского и образованное от латинского глагола "страдать".