monologue (джен)

Стоило ему только коснуться рукой холодного поручня «Хогвартс-Экспресс», как сердце глухо и больно ударилось о клетку из ребер. Странно было это снова чувствовать: всё будто впервые; и этот перрон, и галдящая, бесящая до невозможного, толпа за спиной, мозаика из лиц окружающих и такая же глупая какофония звуков. Кажется, он от этого уже давно отвык. Кажется, прошло слишком много времени с того момента, как его нога ступала на эту ступеньку из года в год.

А теперь снова.

Всё повторяется снова.

Ноющая, противная боль вспыхнула в голове вновь. А ещё страх; он заворочался внутри подобно раненому зверю, вскинул голову, ощетинился, показывая зубы, утробно зарычал и царапнул по ребрам. Ему, наследнику величественного рода Малфоев, было страшно. Скажи кому-то – не поверит.

А Драко и самому с трудом верилось, потому что всё будет уже не так, как шесть год назад, даже как год назад. Всё определенно будет не так.

Посмотри, отец.

Призывно гулко отдалось в голове голосом самого Люциуса Малфоя. Драко поморщился и крепче ухватился за поручень, цепляя на лицо маску безразличия.

Всё уже настолько не так, что хочется орать от бессилия и неправильности.

Где же ты, отец, когда так нужен?

Драко уверенно шагает по коридору, смотрит только вперед, ровно держа спину, будто всё, как и прежде: судьба с ним не обошлась жестоко, он всё такой же чистокровный волшебник. И всё в нем об этом говорит: идеально уложенные волосы, величественная бледность кожи, смертная тоска в глазах, будто он всё это уже видел.

Скука смертная.

Вот именно сейчас Драко должен показать всем, что это — он, а не его отец, что-то представляет из себя. Ведь именно он сейчас гордо вышагивает по коридору, и это на него все обращают внимание: кто-то восхищенно охает, другие же, наоборот, закрывают рты, не решаясь ляпнуть в его адрес ничего лишнего.

Одно остается неизменным – Драко по-прежнему приковывает к себе внимание.

Кажется, всё остается прежним. Пока что.

Пустой вагон, в котором он сидел до этого всегда, встречает тишиной, какой-то отреченностью, но именно сейчас это очень нужно.

Последние дни в Малфой-мэноре напоминали тихий кошмар, потому что он уже просто не мог прислушиваться к звенящей тишине его стен. Не мог схватываться по ночам и тяжело дышать в сложенные ладони, потому что этот первобытный страх поднимал в нем голову практически так же, как и сейчас. Только в густой гуашевой темноте его комнаты всё казалось во сто раз хуже, потому что приходилось напрягать слух и схватываться от каждого лишнего, ненужного шороха за спиной или где-то рядом. А вдруг сейчас чей-то отчаянный, умоляющий крик разорвет эту звенящую пустоту дома на сотни мелких лоскутов, раскромсает и выкинет ему, Драко, на распростертые ладони?

Поэтому он бежал в Хогвартс, надеясь, что скоро из него выветрится мертвецкая тишина его фамильного поместья. Надеялся, что страх, уверенно поднимающий голову внутри него, тоже исчезнет, как только он окажется в стенах школы, будто бальзам прольется на его израненную, изорванную душу. Он так хотел, чтобы новые кровоточащие раны его нутра просто исчезли, затянулись рубцами и перестали беспокоить по ночам. Потому что Малфой уже не мог всё это терпеть, даже громкое отцовское что ты ведешь себя, как девчонка, — совсем не помогало.

Может, от того, что отца уже давно не было рядом? Да, наверное, поэтому.

Ну, что же ты, отец, смотри! Сейчас начинается самое интересное.

Именно сейчас твой сын начнет жить самостоятельно, без твоей указки, разве что с твоим осуждающим, назидательным голосом в голове. Именно сейчас он покажет всем, что же на самом деле представляет: без тебя за спиной, с вечно недовольным тоном, упреками.

Он – пустая оболочка, без мыслей в голове, с зияющей раной, озлобленный, готов проклясть весь этот чертов мир и каждого по отдельности.

Где же ты, отец, сейчас, когда так нужен?

Кто я без тебя?

Загнанный собственным отцом в клетку? Маленький затравленный волчонок, который только и может, что хищно скалиться и щетиниться при каждом удобном случае?

Смотри же, отец!

От истошного вопля изнутри закладывает уши, внутренности трещат пополам, а страх поднимается выше, черным клубом распускаясь по нервным окончаниям, опутывая черными цветами всё.

Так страшно ещё не было ни разу.

Скажи мне: в чем именно я, твой сын, а не ты?

Под прикрытыми веками усиленно пульсирует страх, разрывает внутренности в кровавое месиво, крошит кости в серую пыль, переворачивает всё, разгрызает плоть и норовит вырваться наружу с натужным, протяжным, торжествующим криком.

Под прикрытыми веками всё ещё рядом отец, который всегда учил быть сильным, а если не получалось, то изворотливым.

Скажи, отец, что я правильно поступаю…

Что вот я, наследник чистокровного рода Малфоев, поступаю, как подобает.

Ради Мерлина, прекратите всё это. Верните всё, как было.

Заберите это страх изнутри, выверните его наружу, высушите всё внутри досуха, а потом выбелите память дочиста.

Потому что я действительно хочу всё это забыть.