Наблюдатели (гет)

Гермиона Грейнджер в сотый раз поправила постоянно падающую на лицо прядь, нервно одернула синий пиджак. Одним глотком допила оставшийся в чашке кофе и сделала официанту знак повторить. Обещанный Кингсли человек задерживался уже на полчаса. Гермиона начинала нервничать и предполагать самое ужасное: Шеклболт ошибся, и на работу ее не возьмут даже с ее безупречным резюме.

В конце концов, на Отделе тайн свет клином не сошелся.

В тот самый момент, когда Гермиона уже почти совсем собралась уйти, чтобы сохранить остатки самоуважения, рядом со столиком буквально из воздуха материализовался неприметный низенький толстячок в поношенном пальто.

— Мисс Грейнджер? — вежливо осведомился «колобок».

Гермиона поспешно кивнула, вставая.

— Сидите, сидите, мисс! Кавалеру полагается приветствовать даму подобным образом, или ученику учителя. А мы с вами — хе-хе! — будущие коллеги.

Возможно, последняя его фраза была лишь оговоркой, но Гермиона сразу приободрилась. «Колобок» щелкнул пальцами, подзывая официанта, молниеносно сделал заказ и выложил прямо из кармана папку-скоросшиватель, тут же увеличившуюся в размерах.

— Я просмотрел ваше личное дело, — доверительно сообщил он Гермионе. — У вас прекрасный послужной список. Но, в первую очередь, извольте расписаться вот здесь!

На пергаменте, озаглавленном «Предварительный контракт» витиевато сообщалось, что в случае отказа от должности старшего специалиста («Старшего!» — мысленно пискнула Гермиона) нанимаемая согласна на применение к ней заклинания изменения памяти.

Гермиона задумалась лишь на минуту.

С одной стороны, терять нечего. Ну забудет она пару мелочей: разговор с Шеклболтом, пару бессонных ночей, составление резюме... Ну задумается, отчего она оказалась в третьесортной забегаловке в Эдинбурге... С другой же — Гермиона слишком хорошо знала, чем могут обернуться игры с памятью, примеры стояли перед глазами много лет: Локонс, так и не вспомнившие ее за десять лет родители...

Но ведь Отдел тайн нанимает сотрудников по этой схеме не первый год, не так ли?

Удовлетворенно кивнув, толстячок убрал предварительный контракт и достал уже контракт настоящий.

— Скажу честно, без хождений кругами: вы нам очень подходите. Вы знакомы с миром маглов, хорошо образованы, достаточно владеете чарами, зельями и трансфигурацией для того, чтобы...

— Для того, чтобы — что?.. — не выдержала Гермиона.

— Читайте! — «колобок» решительно вручил ей магическое перо. — Читайте и решайте, мисс Грейнджер!

Контракт, увы, не особенно прояснял, чем ей придется заниматься. Очень расплывчато сообщалось, что главная обязанность старшего специалиста — сбор и анализ информации. Что именно придется собирать и анализировать, не говорилось. Зато строго оговаривались попытки выйти за рамки инструкций: Азкабан на три года с последующей коррекцией памяти.

Гермиона занесла перо над пергаментом. «Колобок» затаил дыхание.

Будет ли она жалеть? Она теряет всего лишь должность в юридическом отделе, из которой выросла еще во времена ГАВНЭ. Контрактом не запрещались контакты с близкими, только строго регламентировалось, о чем с ними можно говорить — для невыразимцев разрабатывались легенды, подставные должности и многое, многое другое... Она может даже выйти замуж, родить детей, и никто из близких так никогда и не узнает о ее истинной профессии.

И потом, этот контракт всего на три года. Всего три, Гермиона.

Надо пробовать. Или вернуться в скучную неуютную неустроенную жизнь обратно.

Она резко вздохнула и, по обыкновению размашисто завернув хвостик буквы «р», расписалась.

«Колобок» расплылся в улыбке. Гермиона в замешательстве увидела, как его круглое, чуть одутловатое лицо сминается, словно глина в руках умелого мастера, как на нем появляется крупный, крючковатый нос, как отрастают волосы, сменившие цвет на черный... Он стал значительно выше ростом, раздался в плечах...

Гермиона смотрела, мучительно раздумывая, стоит ли доверять доселе не подводившему ее зрению.

— Неужели, мисс Грейнджер, я так изменился? — холодно осведомился Северус Снейп, вот уже десять лет как считавшийся мертвым. — Или просто для вас это слишком, мисс Я-Знаю-Все?

Школьное прозвище подействовало на Гермиону не хуже пощечины.

— Ничуть, профессор. Вы ничуть не изменились

* * *

— Итак, добро пожаловать в лабораторию социальной коррекции, место, где рождается будущее, — тон Снейпа, сухой и скучный, никак не вязался со словами. — Это совместный проект Отдела тайн Великобритании, Отдела внутренней политики США и Отдела планирования Канады. Наш офис располагается под Эдинбургским «Замком на скале»...

— Самое посещаемое туристами место в городе! — осуждающе выпалила Гермиона.

Снейп смерил ее долгим, задумчивым взглядом, от которого она словно стала ниже ростом.

— Вы тоже совершенно не изменились, мисс Грейнджер. Все тот же апломб и непрошибаемая уверенность в себе. Давно известно: хочешь спрятать что-нибудь как следует — прячь на виду. Головной офис лаборатории находится в США, под Статуей свободы. С самого момента ее установки, попрошу заметить. И до сих пор ни одного случая нарушения статута о секретности. Первое, чему вам придется научиться — четкое, неукоснительное соблюдение инструкций. Вплоть до примечаний. Именно оно обеспечивает нормальную работу лаборатории, а значит, мира. Это ясно?

— Вполне, — с достоинством кивнула Гермиона. На протяжении его пространной речи она украдкой осматривалась: они находились в круглой комнате без окон, но со множеством дверей. — Дежа вю.

— Вспоминаете бурную молодость, мисс Грейнджер? — хмыкнул Снейп. — Должен признать, у наших архитекторов мало воображения: все везде одинаковое.

Он подошел к колонне в центре комнаты, откинул крышку и нажал несколько кнопок. Гермиона попыталась разглядеть своеобразный терминал лучше, но комната уже вращалась. Снейп устоял на ногах, он явно проделывал подобное по сто раз на дню, а вот Гермиона кубарем покатилась с ног и мигом оказалась прижатой центробежной силой к одной из дверей.

— Могли бы предупредить, — пробурчала она, когда бешеное вращение, наконец, завершилось.

— И отказать себе в удовольствии лицезреть вашу зеленую физиономию? — хмыкнул Снейп. — Ни за что.

Однако он подал ей руку, подводя к нужной двери, которая, на первый взгляд, ничем не отличалась от остальных. Разве что... Приглядевшись, Гермиона заметила в левом верхнем углу крохотные буквы «С» и «Г».

— Ваше рабочее место, Грейнджер, — Снейп распахнул дверь. — Вернее, наше.

В самом страшном сне ей и привидеться не могло, что она будет работать со Снейпом. И даже никому не сможет об этом рассказать.

* * *

Гермиона проработала в лаборатории больше месяца, но так и не поняла, над чем, собственно, работает. Каждое утро без пятнадцати девять она аппарировала к Эдинбургскому замку, где ее уже ждал Снейп в самых обычных магловских брюках (и даже не всегда черных!) и простой рубашке. Вместе они проходили через турникет, показывая пластиковые карточки работников Лондонского музея естествознания. Спускались в винный погреб, где Снейп нажимал на одну из бутафорских бутылок, каждый раз выбирая новую, так что Гермиона уже отчаялась узнать, по какому принципу он их облюбовывает.

Затем на центральной колонне Снейп нажимал семь кнопок — одни и те же, но в разном порядке — и стоически терпел, пока Гермиона хваталась за его рукав, не в силах устоять на ногах самостоятельно.

Светящиеся буквы, правда, не менялись.

«Должно же в мире быть хоть что-то постоянное...» — думала Гермиона, пока они по-прежнему вместе шли по коридору до своих кабинетов, а потом расставались до четырех часов.

За месяц она не узнала практически ничего. По сути, это была стажировка, обучение, но Гермиона никак не могла понять, в чем же оно заключалось. С девяти до четырех, перерыв с часу до двух, сидела она за столом, обложившись толстыми папками с названиями «Эксперименты», «Социальная мобильность» и почему-то «Природа магии: генетический уровень», хотя ей всю жизнь втолковывали, что магия не зависит от генетики. Была ли это очередная тайна Отдела-с-говорящим-названием, или просто псевдонаучные рассуждения, ей еще предстояло узнать.

Снейп заходил в четыре, коротко опрашивал о прочитанном, после чего вместе с ней покидал кабинет и вел ее к выходу. Сам, однако, всегда возвращался, из чего Гермиона заключила, что живет он здесь же, при лаборатории.

В конце месяца Снейп выдал ей чек Гринготтса. От количества нулей у Гермионы зарябило в глазах. Впервые за все это время она позволила себе задать вопрос:

— Зачем мне столько?

Снейп пожал плечами:

— Купите дом. Займитесь благотворительностью. Почините крышу в башне Гриффиндора. Ваше дело, мисс Грейнджер.

— Но я ведь ничего не сделала! — в отчаянии выкрикнула она ему в спину.

— Еще не вечер, — последовал спокойный ответ.

* * *

Разумеется, Гермиона знала, что в лаборатории есть другие сотрудники. Не случайно главным правилом Снейпа было неукоснительное соблюдение времени. Порой, опоздав на пару минут, она наблюдала настоящую панику на его обычно лишенном эмоций лице, а однажды, явившись раньше, заметила пару, проходящую через турникет по таким же, как у нее, пропускам.

Снейп был ее наставником, командиром и единственным пока невыразимцем, которого она видела. Ей не с кем было поговорить о том, что волновало больше всего: фактическом отсутствии работы, гнетущей обстановке лаборатории и ее кабинета, и прочее, прочее, прочее...

Однажды ночью она проснулась от неожиданной мысли: получается, все эти годы Кингсли знал, что Снейп жив.

Она смеялась почти десять минут — главным образом от причудливости собственной логики — пока не заболели мышцы живота, а потом свернулась калачиком, обняла подушку и разревелась так самозабвенно, как плачут лишь маленькие дети.

На следующее утро она проспала. В девять, когда она судорожно металась по комнате в безуспешных попытках найти юбку, Снейп беззвучно появился посреди ее гостиной, уселся в кресло и с нескрываемой злостью сказал:

— По вашей вине график сегодня сдвигается на час. Так что вечером задержитесь, а сейчас можете спокойно бегать дальше.

Гермиона стояла перед ним в одном нижнем белье, силясь открыть рот и сказать что-нибудь такое же резкое в ответ.

Не получалось.

Тот факт, что из всего наделенного разумом мира она могла говорить о чем угодно только со Снейпом, вдруг надежно запечатал ей рот.

* * *

Шел третий месяц бессмысленной и отупляющей работы, когда Снейп неожиданно пришел в ее кабинет не в четыре, а сразу после обеденного перерыва.

— Мы с вами отправляемся в главный офис, Грейнджер, — заявил он, протягивая ей руку, и тон его не оставлял простора для фантазии.

Она ухватилась за него, недоумевая, отчего так трясутся пальцы, и в ту же секунду ощутила знакомую тянущую боль пониже пупка.

— Могли бы и предупредить, — сдавленно сказала Гермиона, сгибаясь пополам в приступе тошноты. Перед глазами маячили белые плитки чистейшего пола.

— Вам не пять лет, Грейнджер.

Когда он отбросил вечное «мисс», и стал обращаться к Гермионе просто по фамилии? Пожалуй, где-то между ее единственным опозданием и днем, когда она, наконец, отчиталась по зубодробительному трактату по генетике, заслужив от него первое одобрительное: «Удовлетворительно».

— Мисс Грейнджер, я полагаю! — радостный незнакомый голос прозвучал где-то над головой.

Гермиона немедленно подняла взгляд, за что поплатилась усилившимся головокружением.

— Бывает, бывает, — сочувственно покивал высокий светловолосый мужчина лет шестидесяти. — Трансконтинентальная аппарация — страшное дело. Но что же мы стоим?! Идемте, идемте!

Он не прекращал говорить ни на мгновение, пока вел их по белоснежной лестнице на четвертый этаж, усаживал в белые же кресла у стеклянного кофейного столика и выдавал толстые папки с грифом «Допуск: 2». Причем Снейп свою небрежно бросил на колени, из чего Гермиона сделала идиотический в своей закономерности вывод, что он бывал тут раньше.

Неведомое «тут» навевало мысли о шпионских фильмах и, почему-то, мафии.

Клаус («Просто Клаус, мисс Грейнджер! Или, если позволите, по имени?..») замолчал лишь на пять минут, которые потребовались Гермионе, чтобы пролистать документы. Программа эксперимента «Поврежденные», направленная на создание нового типа общества без войн и агрессии, строилась на том, что человек генетически предрасположен к насилию, но метод селекции и отбора направленных мутаций способен искоренить так называемый «ген убийства» навсегда.

Первоначальные результаты эксперимента обнадеживали. Но потом, как поняла Гермиона из кривых, упорно стремящихся к нулю, что-то пошло не так.

Теперь было понятно, зачем Гермиону заставили штудировать труды по философии, социологии и биологии, иначе она просто ничего не поняла бы из сухих казенных фраз, хоть и увлекалась общественными учениями в школьное время.

Но о собственной роли во всем происходящем мисс Грейнджер продолжала недоумевать.

— У вас есть вопросы, Гермиона? — правильно истолковал ее колебания Клаус.

Снейп громко хмыкнул.

— Эксперимент интересный, но как вы его проводите? — не обращая внимания на бывшего учителя, спросила Гермиона. — Ведь даже моделирование с помощью магии не даст стопроцентного результата.

Клаус посмотрел на нее честными голубыми глазами:

— Разумеется, эксперимент проводится на добровольцах.

— Эксперименты на людях?! — Гермиона вскочила, папка с глухим стуком упала на плитку.

— А я предупреждал, — веско произнес Снейп и невозмутимо щелкнул пальцами, подзывая домовика. — Двойной эспрессо, живо!

— Я не буду в этом участвовать, я... я... я дойду до Визенгамота! — Гермиона решительно двинулась в сторону двери, но Клаус преградил ей путь. От его смешливости не осталось и следа: перед девушкой стоял хладнокровный и жесткий ученый, которому было безразлично все, кроме его эксперимента.

— Если вы покинете эту комнату без моего разрешения, мисс Грейнджер, вы навсегда забудете и наш разговор, и последние три месяца, — ровным голосом сказал он. — Вы подписали два магических контракта, так что либо соглашаетесь участвовать в качестве аналитика, либо возвращаетесь в старую жизнь. Мы брали вас исключительно ради коррекции проекта «Поврежденные». Если вы отказываетесь над ним работать, Отдел тайн в моем лице более не нуждается в вас, как в сотруднике.

Гермиона в замешательстве оглянулась на Снейпа.

Хотела ли она помнить Эдинбург, свой кабинет и ежедневную усмешку на бледном снейповском лице? Да.

Хотела ли она анализировать социальный эксперимент над живыми людьми? Нет.

— Вы не понимаете, Грейнджер, — очень вовремя сказал Снейп, принимая у домовика чашечку с кофе. — Работа над «Поврежденными» все равно продолжится, с вами или без вас. Увы.

В его словах она услышала завуалированное: «Только ты сможешь спасти этих людей».

И, конечно, согласилась. И пусть даже ей просто показалось.

* * *

И снова папки, документы, архивы...

Только теперь Снейп сидел не в соседнем кабинете, а рядом, давая пояснения и отпуская едкие комментарии.

В основе программы эксперимента лежали показания некоего сотрудника американского Министерства магии Артура Буна, который переместился на сто лет назад в девяностый год, успев воспользоваться хроноворотом за секунды до атомного взрыва в центре Нью-Йорка.

Бун появился в центре Отдела внутренней политики Министерства магии США прямо во время церемонии инаугурации нового Министра, повергнув общество в шок, и облегченно разрыдался, узнав, какой на дворе год. После чего был взят в оборот сотрудниками отдела и подробно записал все, что помнил и знал из истории человечества, начиная с девяносто первого. Аналитики отдела пришли к выводу, что события, приведшие к атомной войне и гибели большей части населения, в том числе огромного количества магов, начались тринадцатого августа две тысячи двадцать пятого года. И принялись за работу.

Первый эксперимент по искоренению так называемого «гена убийства» провели в городке Лайтон-Бич, недалеко от Брайтона. С разрешения Министра магии Великобритании и по согласованию с премьер-министром, жителей города подвергли магической коррекции, так называемой «очистке». Сначала все шло хорошо: почти нулевая преступность, все довольны друг другом и жизнью... Лишь спустя три года сотрудники отдела заметили, что в городе перестали рождаться дети: эксперимент удался настолько, что секс жители города тоже причислили к грехам, а следовательно — перестали им заниматься вовсе. Обратная коррекция, увы, не удалась.

— Это было бы смешно, если бы не было так грустно, — заметила Гермиона, откладывая папку с надписью «Лайтон-Бич».

Снейп лишь пожал плечами.

Второй эксперимент якобы учитывал ошибки первого — более выборочная коррекция, разные модели поведения. Выбор отдельных качеств, которым отдавалось предпочтение в той или иной группе...

— Не может быть!

— В чем дело, мисс Грейнджер!

Гермиона пораженно глотала страницу за страницей. На папке значилось «Модусы», но ведь эксперимент, эксперимент говорил о...

— Хогвартс! Это же Хогвартс!

— Я думал, вы догадаетесь раньше, — с легким презрением отозвался Снейп. — Такая удобная идея, не правда ли? По сути, все уже придумано, все работает. Достаточно лишь слегка надавить на некоторые рычаги...

— Так мы что, подопытные кролики, что ли? — возмутилась Гермиона, вставая с надоевшего кресла.

— Скорее, контрольная группа, — безразлично пожал плечами бывший хогвартсткий профессор. — И если вас это утешит, Грейнджер, мы с вами в одной лодке — эксперименты на Хогвартсе начались за два поколения до меня.

Гермиона быстро пролистала папку. Снейп говорил правду — первая коррекция прошла еще во времена Тома Реддла.

— Но как?

— Хроноворот.

— И они не вернулись, да?

— Группа ученых? Да, разумеется. Вы же помните случай с Элоиз Минтамбл?

— Мадам невыразимец, состарившаяся на пять веков в одно мгновение? Разумеется.

— Ну, когда петля времени замкнулась, с этой группой произошло практически то же самое.

Гермиона задумчиво перевернула несколько страниц и презрительно сощурилась:

— Я так понимаю, Волдеморт — один из плодов эксперимента?

— Пять баллов Гриффиндору, — хмыкнул Снейп. — Благодаря Упивающимся выяснилось, что если убрать одно человеческое качество, на божий свет вылезут другие, донельзя гипертрофированные. Увы, но факт.

— И тем не менее...

— И, тем не менее, проект с модусами было решено внедрить на территории Чикаго образца девяностых годов, — с этими словами Снейп протянул ей еще одну папку. — Хороший эксперимент, продуманный. Строгое деление общества на пять фракций, полная изоляция, система наблюдения извне — все, как доктор прописал.

— И чем закончилось? — без особого интереса поинтересовалась Гермиона.

— Девяностых годов двадцать первого века, — любезно пояснил Снейп. — Чем все это кончится, зависит от нас с вами.

— Но как?! Ведь хроноворот не позволяет переместиться в будущее!

Снейп сложил на груди руки, смерил ее очередным обидным взглядом.

— Неужели вы еще не поняли, Грейнджер, что в Отделе тайн куда больше тайн, чем вам кажется? Правда, придется переехать в Чикаго, но, уверен, вам там понравится.

* * *

...Время шло, месяц за месяцем.

И вновь утро, и вновь они оказывались в круглой комнате, и Снейп набирал неведомый цветовой код на центральной колонне. «Терминале,» — мысленно поправляла себя Гермиона, уже привычно цепляясь за рукав его рубашки. А Снейп точно так же привычно закатывал глаза, делая вид, будто ему ужасно неприятно присутствие бывшей ученицы-докучливой всезнайки...

Гермиона уже не помнила, когда в последний раз встречалась с Поттерами: с трансконтинентальной аппарацией действительно лучше было не шутить. С Роном — помнила: в тот день, когда они вдруг посмотрели друг на друга и одновременно сказали: «Нам нужно подождать». Это был четверг, третье мая две тысячи первого, и до свадьбы оставалось два дня.

Рон помнил, какие конфеты присылать ей ко дню рождения, и, единственный, никогда не дарил книг. Они называли друг друга друзьями, но не встречались почти семь лет. Не специально, просто так получилось. Они по-прежнему писали друг другу не реже, чем раз в неделю. Гермиона знала поименно всех приятелей Рона по команде, не пропускала ни одного матча, даже сейчас, по уши увязшая в непонятном, странном и жестоком эксперименте «Поврежденные»...

Гермиона ежедневно прыгала по временной нити, словно поднималась на лифте на нужный этаж, минуя лестницу. Утром она была в две тысячи восьмом, девятом, десятом, а через десять минут — уже в две тысячи девяносто первом, втором, третьем... Гермиона потеряла счет времени и понимала, где находится, лишь благодаря специальным часам. И Снейпу, который утверждал, что это — лишь проблемы затянувшегося адаптационного периода.

Люди в Чикаго жили, подчиняясь искусственным, придуманным законам, за ними наблюдало Бюро, которое и не подозревало, что тоже является частью эксперимента... А на верхушке пирамиды стояли старшие специалисты Отдела тайн мистер Снейп и мисс Грейнджер, как будто больше никто и не работал над «Поврежденными», хотя Гермиона точно знала, что только исследовательская группа включает двадцать семь человек: родом из разных стран, не знакомых друг с другом... Они наблюдали, анализировали, готовили отчеты для Клауса и оставались бесстрастными. По крайней мере, так предполагалось.

Порой Гермионе казалось, что вся ее прошлая жизнь — лишь сон, привидевшийся под утро.

А настоящее — Снейп, вращающаяся комната и рукав белой рубашки в ее судорожно сжатых пальцах...

Рука об руку они проходили по длинному коридору до двери под номером двести сорок три. Садились в удобные кресла перед огромными мониторами во всю стену. И смотрели, смотрели, смотрели...

Несмотря на ночные кошмары и постоянное чувство отвращения к самой себе, Гермиона решилась продлить контракт еще на три года.

Услышав о ее решении, Снейп лишь ухмыльнулся.

В тот вечер они впервые ушли с работы вместе. До ближайшего бара, где напились до беспамятства, а наутро проснулись в одной постели в ее квартирке, предоставленной Отделом тайн. Что удивительно, Гермиона не испытывала ни смущения, ни робости. Только тягучее, не исчезающее чувство нереальности всего происходящего.

— Как думаешь, это что-то значит? — спросила Гермиона, пока на сковороде шипели гренки.

— Это, как минимум, означает, что нам стоит поменьше пить, — хмыкнул Снейп, выходя из ванной, но в голосе его в кои-то веки не слышалось безразличия.

* * *

— Сегодня день выбора, — сказал Снейп.

Гермиона с трудом поняла, что он обращается к ней, настолько привычным стало молчание в этом кабинете. На экранах было видно, как люди понемногу собираются у подножия Втулки, как они прозвали этот уцелевший небоскреб. Завораживающее зрелище: словно разноцветные реки сливаются воедино, образуя пестрый человеческий поток.

— Сегодня?

— Да.

— Жаль.

Они помолчали еще немного, а потом все же переключили камеры на главный зал. На втором же мониторе — комната наблюдений в Бюро. Очень важно было увидеть реакцию людей, считающих себя ГЧ, то есть генетически чистыми.

После первого подобного наблюдения пять лет назад Гермиону вывернуло. Люди в Бюро делали ставки на то, кто из неофитов Лихости продержится дольше: очень злой парень со сломанной рукой или хрупкая переходница из Эрудиции. Они словно болели на футбольном матче.

Девочка скончалась от внутреннего кровотечения, а Гермиону стошнило прямо на ее бланки. Снейп тогда ничего не сказал, только убрал все заклинанием.

Сегодня ГЧ тоже делали ставки. У лидера Альтруизма достигли шестнадцатилетия двое детей. И Гермиона, и Бюро знали, что Натали Прайор — из другого города и является частью другого эксперимента, а Эндрю Прайор — переходник. Все они, наблюдатели и экспериментаторы, знают, что Калеб, их сын, проявил склонность к Эрудиции, а Беатрис — та, кого в Чикаго называют дивергентами.

И ГЧ делали ставки на выбор Прайоров, на реакцию их родителей, на... На все подряд, если честно. Гермиона перестала вслушиваться еще час назад, хотя исправно что-то записывала в бланк.

У нее тоже было собственное мнение относительно того, какую фракцию выберет Беатрис.

— Лихость, — лениво сказал Снейп, когда девушка приняла из рук Маркуса Итона нож.

— Лихость, — согласно кивнула Гермиона. На мгновение ее сердце сжалось — судя по докладам агентов Бюро, совсем скоро будет буря. И, скорее всего, выбрав Лихость, Беатрис Прайор подпишет себе смертный приговор.

Но они все равно ведь не могут вмешаться в эксперимент. Они лишь наблюдатели.

* * *

И буря грянула.

Гермиона настояла на внеочередной встрече с Клаусом, где путано и спешно доложила о сыворотке подчинения Джанин Мэтьюз, о ее стремлении уничтожить одну из фракций, которая, между прочим, давала намного больше генетически чистых, чем остальные.

Клаус выслушал ее с каменным лицом и ответил лишь:

— И чего вы от меня хотите, Гермиона?

Она умолкла на полуслове, растерянно обернулась к Снейпу, который коротко пояснил:

— Гермиона хочет, чтобы вы вмешались.

Клаус равнодушно пожал плечами:

— Нет. Вмешательство уничтожит чистоту эксперимента, и тогда придется все начинать заново. Вы уверены, что действительно хотите этого, мисс Грейнджер?

— Но... Это же люди, неужели вы не понимаете?! — отчаянно крикнула Гермиона, со всей своей злостью ударяя по прозрачному кофейному столику в белоснежной комнате. Перед глазами у нее снова вспыхивали разноцветные молнии заклятий той страшной битвы. Допустить подобное вновь?..

Клаус щелкнул пальцами, кивком приказал домовику убрать осколки, и только тогда ответил:

— Нет, мисс Грейнджер. Это вы не понимаете. Все эти люди еще не появились на свет. Фактически — их нет. Это модель. Если вам угодно — живая, саморазвивающаяся модель. Но не более того. Когда нам станет окончательно ясно, что эксперимент зашел в тупик, мы просто изменим первоначальные данные в две тысячи двадцать пятом. И начнем новый эксперимент. Если вам трудно принять сей факт как данность, вам не место среди нас.

Снейп молчал. Оглушенная, убитая Гермиона вернулась в свой кабинет молча. Молча наблюдала, как неофиты разбивались на группы, искали друзей и отвергали прежние фракции: пирсинг и татуировки, иная одежда... Как имена на доске рангов меняют местами...

И молча же записывала все, до единой мелочи. Даже когда лидеру среди неофитов — Эдварду — выкололи глаз.

После того, как Трис спустилась с крыши небоскреба на тросах и куске материи, Гермиона, наконец, покинула кабинет и тяжело, оглушительно напилась в том самом баре. На этот раз — одна.

* * *

Гермиону заставили взять неделю отпуска. Она смоталась в Австралию, наконец-то увидев родителей вживую, а не на фотографиях. Впервые за последний год навестила заметно удивленного, но все равно радостного Поттера, чей старший сын, запомнившийся ей круглощеким лохматым бутузом, уже летал на метле — через два года в Хогвартс.

— Ты очень много работаешь, Гермиона, — с беспокойством сказала Джинни, водружая в центр стола ее любимый пирог. — Приходи почаще. Хотя, я понимаю, из Чикаго просто так не аппарируешь... Сколько еще тебе нужно отработать по контракту?

— Два года, — отозвалась Гермиона, рассматривая колдографии на каминной полке. — Лили уже четыре, верно?

— Да, — Джинни замялась, явно не зная, стоит ли говорить. — Жаль, что тебя не было на свадьбе.

— На свадьбе? — эхом отозвалась Гермиона.

— На свадьбе Рона, — спокойно пояснил Гарри, входя в комнату. — Но я точно знаю, что он отправлял тебе приглашение. Решила не приходить?

Наверное, пару лет назад Гермиона бы очень расстроилась. Или расплакалась. Но сейчас ей было лишь интересно, почему приглашение до нее не дошло.

— Я не знала, — пожала она плечами. — Может быть, ошибка в адресе. И кто новая миссис Уизли?

— Ты ее не знаешь, Анна Линтон...

— Охотница «Корнуэльских пикси», — продолжила Гермиона. — Знаю, видела. Это ведь она забила Рону семь квоффлов подряд?

Гарри и Джинни переглянулись, но ничего не стали говорить.

— А кто у тебя начальник? Строгий, наверное, как тебе нравится? — поспешил сменить тему Гарри.

— Ты даже не представляешь, насколько, — с мрачной иронией ответила Гермиона.

«Если бы ты только знал, Гарри. Если бы ты только знал».

* * *

Снейп поручил ей новую работу: анализ изменения магического фона. Похоже, подтверждалась старая гипотеза о том, что генетически чистые люди более способны к магии, чем генетически поврежденные. Судя по данным, в две тысячи тридцатом, после катастрофы, количество магов в Чикаго не превышало двадцати. Сейчас же в одном только Правдолюбии их насчитывалось более сорока, а в Альтруизме — и того больше.

Гермиона честно выдержала два дня, после чего напрямую спросила, нельзя ли ей вернуться к старой работе. Снейп долго оценивающе смотрел на нее, прежде чем ответить:

— Это будет для тебя слишком тяжело.

— Кто ты такой, чтобы решать? — огрызнулась Гермиона.

Он явно обиделся, но доступ в кабинет с мониторами открыл.

Снейп, конечно же, был прав. Наблюдать за Эрудицией было выше ее сил: Джанин почти добилась успеха в переговорах с лидерами Лихости. Заминка заключалась лишь в новичках, но Гермиона понимала: как только инициация завершится, по Альтруизму будет нанесен сокрушительный удар.

Гермиона попыталась переключиться на Искренность или Товарищество, но довольно быстро поняла, что просто изводит себя: настолько тихо и мирно обстояли дела внутри этих фракций. Товарищество так и вовсе выглядело венцом эволюции, едва ли не единственным оправданием для всего этого чудовищного эксперимента. Совершенное единение Товарищества напоминало ей о Хогвартсе и Хаффлпаффе. О доме, которого она лишилась.

Поймав себя на этой мысли в третий раз, Гермиона плюнула и переключила мониторы на резиденцию Лихости. Лидеры плели свою паутину, обдумывали, как бы перехитрить Джанин. Рядовые лихачи жили обычной жизнью, смеялись, работали, глупо рисковали. Неофиты проходили вторую ступень инициации.

Вот уже пять лет, наблюдая, как самые сильные ломаются, переживая наяву свои страхи, Гермиона невольно задумывалась: будь она на месте этих мальчишек и девчонок, смогла бы она преодолеть себя? И чего она, собственно, боится? Пожалуй, теперь Гермиона нашла ответ на свои вопросы.

Самое страшное — бездействие.

И в этой непрекращающейся симуляции Гермиона Грейнджер жила шестой год.

Но винить некого, можно уйти в любой момент. Однако увольнение означало бы, что она оказалась слабой и никчемной — второй главный страх мисс Грейнджер.

— Снейп, а ты чего боишься? — спросила Гермиона в тот вечер, когда Трис Прайор едва не отправилась в пропасть лишь потому, что справилась с симуляцией куда лучше остальных.

Снейп, казалось, был озадачен. Не то вопросом, не то самим фактом того, что с ним снова разговаривают.

— Змеи — это очевидно, — быстро продолжила Гермиона, не отрывая взгляда от экрана, а ручки — от бланка. — А помимо?..

— Я не боюсь змей, — с опасным спокойствием отозвался Снейп. — Я боюсь... привязаться к человеку, которому не нужен. Второй раз пережить подобное будет... затруднительно.

Гермиона лишь три минуты спустя догадалась, что именно он сказал.

Спасенная Трис Прайор спала эту ночь у Четыре. Северус Снейп спал на диване в квартире Гермионы Грейнджер. Гермиона, правда, так и не поняла, что это было: случайность или закономерность.

Сутки спустя переходник Альберт, которому грозил статус бесфракционника, спрыгнул в пропасть, куда днем раньше пытался скинуть Трис.

Клаус вернул отчет об этом с пометкой: «Не представляет интереса».

* * *

— Завтра день инициации, — сказал Снейп.

Они с Гермионой лежали под одеялом, а его рука машинально поглаживала ее плечо. И это был первый раз, когда он заговорил о работе вне лаборатории. Разумеется, специально они ни о чем не договаривались, просто так выходило само собой.

До сегодняшнего дня.

И потому Гермиона задала вопрос, который давно хотела задать:

— Сколько лет ты занимаешься этим проектом?

Снейп замолчал надолго. Гермиона даже испугалась, что он обиделся, или расстроился, или разозлился, но рука его продолжала ленивое путешествие по ее плечу, не замирая ни на мгновение.

— Почти пятнадцать лет, — наконец ответил Снейп.

Гермиона все бы отдала, чтобы удержать язык за зубами, но молчание и правда было выше ее сил:

— Получается, ты пришел в Отдел тайн сразу после своей... смерти?

— Да.

— А почему?

— Потому что мне было все равно, — не раздумывая, сказал Снейп. — Я выжил случайно, какое-то время скрывался, пока меня не нашел Кингсли. Он любезно дал мне возможность прийти в себя, а потом просветил, что оправдать меня все равно не оправдают, даже с учетом правдивости моих воспоминаний. Но невыразимцы практически неприкосновенны. Они отчитываются исключительно перед Министром.

— И тебя...

— И меня приняли в Отдел задним числом. О том, что я жив, знают трое: Кингсли, Клаус и ты. У меня новые документы и новая биография, только приходится периодически накладывать Обливиэйт на случайных прохожих, меня опознавших. А Северуса Снейпа, предателя, шпиона и убийцы Альбуса Дамблдора больше нет.

Они долго лежали в обнимку. Много позже, в чуткой сгустившейся тишине Гермиона прошептала:

— Есть ты.

* * *

Вот уже неделю Гермиона, как только засыпала, попадала в один и тот же кошмар, где лихачи с оловянными глазами стреляли в беззащитных людей в сером. Она почти перестала спать, несколько раз оставалась ночевать в кабинете, пока Клаус однажды не выгнал ее, ткнув носом в то, что Гермиона едва не завалила очередную проверку у колдомедика — стандартный осмотр раз в год — потому что слишком нервничала.

Хотя Трис Прайор благодаря дивергенции и удалось прервать симуляцию, предотвратив гибель Альтруизма, эксперимент, по мнению Гермионы, был провален. Ее удивляло желание Бюро продолжать наблюдения. Нет, даже не так. Поражало. А собственно начальство поражало ее еще больше: в ответ на очередной доклад Клаус заявил, что не видит смысла прерывать эксперимент, поскольку в уравнении появились новые переменные.

Гермиона, конечно, понимала, о чем он — Эвелин, мать Тобиаса, глава бесфракционников. Люди, провалившие в свое время инициацию, были силой, с которой нельзя было не считаться. С точки зрения социолога Клаус был прав: это был уникальный эксперимент.

С точки зрения человеческой же...

Теперь, спустя столько лет, Гермиона терзалась даже не потому, что когда-то согласилась участвовать в эксперименте над людьми, а из-за собственной самонадеянности. Очень, очень глупо было рассчитывать, что она сможет чем-то помочь. В какой-то степени Клаус даже был прав: все эти люди еще не родились. И потом, вздумай Гермиона вытащить ту же Трис из замкнутого круга фракционного Чикаго, чем бы она смогла ей помочь в реальном мире? Отправить в Бюро для исследований генетического кода? Или в любой другой экспериментальный город в качестве агента, как Натали Прайор? И к чему бы это привело?

От всех этих вопросов голова у Гермионы шла кругом. Неудивительно, что однажды она не смогла встать с постели — просто не нашла в себе силы подняться. В мыслях у нее вертелось одно: «Я ужасный человек».

В тот день Трис добровольно сдалась Джанин, чтобы спасти остальных лихачей.

А Гермиона Грейнджер вдруг поняла, что играть надо по-грязному.

На следующее утро она снова пришла к Клаусу, долго обсуждала с ним возможные варианты развития событий, безудержно флиртовала, в конце концов, добившись своего: начальник оттаял и проговорился, что одними наблюдениями Отдел не ограничивается — существует полевой отряд, часть которого внедрена в Бюро, а часть — в сами фракции. Правда — какая жалость! — мистер Н, агент в Альтруизме, погиб во время симуляции... Да и мисс М из Искренности давно не выходила на связь... Скорее всего, придется собрать кворум подразделения экспериментов, чтобы обсудить ситуацию.

Две недели шпионажа — и Гермиона разработала план, услышав который Снейп пришел в ярость.

— Идиотка! Самая настоящая идиотка! — бушевал он. — Это война, понимаешь? Самая настоящая война! Чего ты хочешь?!

— Чистой совести, — тихо сказала Гермиона, и пожар его гнева вдруг потух.

— А обо мне ты подумала? — уже почти безразлично произнес Снейп.

— Я подумала, что лучше тебя никто не прикроет мне спину. Если хочешь, конечно.

По словам Клауса, кворум подразделения проходил в той же белоснежной комнате без окон, куда Клаус периодически приглашал подчиненных. Разумеется, существовала еще и четырехступенчатая система охраны, но два заклинания Снейп научился щелкать как орешки еще в школьные годы, третье было разработкой Аврората, а потому с ним могла справиться когда-то проходившая там стажировку Гермиона. Четвертое заклинание-сигнализация оказалось самым сложным, и это был первый скользкий момент в плане Гермионы.

— Даже если заклинание сработает, оно сработает только на оповещение, — сказала на это Грейнджер. — В гостиной, где Клаус проводит совещания, стоит антиаппарационный барьер, так что оттуда этот его кворум никуда не денется.

Бюро запланировало перезагрузку города с помощью сыворотки памяти. Грейнджер запланировала перезагрузку кворума с помощью старого верного Обливиэйта.

Когда Снейп в тщетной попытке отговорить Гермиону от этого безумства, назвал ее фашисткой, она только отмахнулась:

— Мне пришлось проделать подобное с собственными родителями. И я была права! Права и теперь — там сотни ни в чем не повинных людей!

Лицо ее раскраснелось, глаза пылали праведным гневом. То, что с такой Гермионой Грейнджер спорить бесполезно, Снейп знал еще со времен ее третьего курса.

Но план Грейнджер был ужасен.

* * *

— Ужасный план, — усмехнулся Клаус, приводя Гермиону в чувство мощнейшим Эннервейт. Связанный по рукам и ногам Снейп только выругался. Ведь предупреждал! — Вы ничему не учитесь, Грейнджер!

— Я знаю, — ответила она, поджав губы. — Но я обязана была попробовать.

Снейп ощутил страшное дежа вю. И эта комната, и эти слова, и Гермиона, поджимающая губы.

— Так-так, Грейнджер, — почти весело отозвался Клаус. — И давно вы знаете?

— Месяц назад я нашла в архиве данные о провальном эксперименте в Индианаполисе. Отчет написан моей рукой, а дата... Две тысячи второй год. Я тогда работала в Отделе регулирования магических популяций. Вернее, я так помню.

Снейп лихорадочно прокрутил в голове воспоминания. Верно, две тысячи второй, Индианаполис, система комендантского часа, запрет на ношение оружия. Террористический акт и закрытие эксперимента. Они вместе писали отчет, он и его тогдашняя сотрудница, как же ее звали? Мэнди? Сидни?

Перед глазами стоял расплывчатый образ: вечно растрепанные волосы, привычка кусать нижнюю губу...

Ведь не может быть, что из его памяти стерли Гермиону!

— Сколько... — слова давались с трудом. — Сколько раз ты стирал нам память?

— Это будет третий, — пожал плечами Клаус. — Мне искренне жаль, но руководство не желает с вами расставаться, в качестве наблюдателей-аналитиков вы бесценны. Я-то думаю, что лучшим выходом из ситуации будет ваша интеграция в старую жизнь. Но... Увы. Решать не мне.

У Гермионы тряслись губы, но голос был тверд и холоден как лед:

— А знаете ли вы, Клаус, чем закончился эксперимент в Чикаго?

Клаус насторожился. Бросил несколько отрывистых фраз, настраивая экраны. Снейп почувствовал, как чья-то палочка больно уткнулась в основание черепа.

На экранах ничего нельзя было понять. Люди с пустыми глазами бесцельно бродили по длинным коридорам, рассматривали собственные руки, будто забыли, что это такое.

Голос Гермионы звенел, подобно колоколу, знаменуя победу:

— Вы ведь давно не наблюдали сами, верно, Клаус? А что, если в отчеты вкралась ошибка? Крохотная, малюсенькая ошибка?

Клаус со свистом выдохнул сквозь зубы:

— Что ты сделала?

— О нет, не я, — Гермиона держалась так, будто ей совсем не страшно. — Трис Прайор, ваш чудо-дивергент. Она выпустила сыворотку памяти примерно час назад. Большая часть работников Бюро перезагружены.

Клаус внезапно отвернулся от экранов, широко улыбнулся:

— Ты думаешь, что кого-то спасла? Что помогла кому-то? Ты ведь понимаешь, что мы просто начнем сначала, изменим исходные данные и будущее?

Гермиона кивнула.

— Но я буду помнить, что я сделала. Я буду знать.

— Нет, — сказал Клаус, поднимая палочку. — Не будешь. Обливиэйт!

* * *

Гермиона ждала уже больше получаса, начиная нервничать. Это было заметно по морщинке меж бровей, по тому, как она лихорадочно теребила прядь волос. Через пятнадцать минут она в тысячный раз посмотрела на часы, допила кофе, тяжело вздохнула и встала из-за столика.

Снейп наблюдал, как она уходит: из кафе и из его жизни — навсегда.

Память — слишком тяжелая ноша.

Снейп развернулся на каблуках. Перед ним возвышался Эдинбургский замок.