Слизеринцы не умеют дружить (гет)

Переезжать в Англию Дафне совсем не хочется: ей кажется, что взрослые там совершенно безэмоциональные, а подростки – жестокие. Переводиться в Хогвартс она тоже не горит желанием, но здесь ее мнение точно никакого значения не имеет. Родители сказали, что вся семья уезжает, значит, так оно и будет. Предложили отцу работу в Лондоне – и они следуют за ним. Это же правильно – делать так, как говорят родители, верно?

Дафна в этом не особо сомневается. Для взрослых и самостоятельных решений она и вправду слишком маленькая. Было бы ей хоть двадцать... или даже пятнадцать– тоже много. А так – надо ехать вместе с семьей в сырую дождливую Англию, учиться говорить без акцента, помогать Астории выбирать наряды для Хогвартса и... постойте, как это, там только форменные мантии, под которыми больше ничего не видно?

Она уверена, что Хогвартс не придется ей по душе. Вряд ли она найдет там друзей, ну, только если очень повезет...

Когда заказанный второпях портал активируется, перенося семейство Гринграссов в лондонское Министерство, Дафне кажется, что вот-вот что-то случится, пойдет не так, и они навечно застрянут в межвременном пространстве, в вечности. Но... ничего такого не случается. Как только проходит головокружение, у Дафны перед глазами появляются темно-серые стены мрачного помещения с низкими потолками.

— Добро пожаловать! – монотонно произносит высокий тощий человек в мешковатой мантии, и Дафна, морщась от яркого света, выходит в шумный и людный коридор.

Что мне нужно сделать, чтобы покорить всех этих людей?

* * *

Хогвартс, может, и оказывается вовсе не таким гадким, как она думала, но своих новых однокурсников Дафна определенно недолюбливает. Они все чересчур... неискренние. То есть – совсем неискренние. В них так много фальши, что Дафне и общаться с ними неловко: ей говорят одно, делают на ее же глазах совершенно другое, и все выносят из случившегося совершенно разные мысли. Они даже дружить не умеют. Ну, как с такими людьми жить? В них же нет вообще ничего настоящего!

Дафне пятнадцать, и она уже давно хочет научиться быть взрослой, но принимать правильные решения до сих пор не может (и ничего, что единственные ее решения связаны с учебой или выбором дополнительных курсов). Каждый раз что-то идет не так...

На пятом курсе Дафна влюбляется в Блейза Забини. Она не специально, честное слово, просто он кажется ей наиболее настоящим из всех однокурсников. Что Малфой, что Нотт – бездушные манекены без чувств. А Забини, кажется, хотя бы живой. Он чувствовать умеет. Это Дафна узнает, когда он получает письмо из дому: его бабушка умерла.

В чувствах Дафна не смыслит ничего, но смерть кого-то из семьи – это уже что-то более близкое, хотя и далекое из-за своей абстрактной нереальности. Разве живые люди умирают? Все те имена погибших, которыми пестрит «Ежедневный Пророк», — они принадлежат ненастоящим людям, которых никто не знает. А настоящие не умирают. Они могут раздражать и порой вызывать желание прикончить себя на месте, но они – не должны умирать. Потому что это неестественно.

В чувствах Дафна не смыслит ничего. Именно поэтому старается всем своим видом показать, как она ненавидит Забини, резко отвечая на его реплик или даже угрожая. Потому что так, под прикрытием раздраженного взгляда, проще. Так она не выдает своих чувств – и тоже становится частью игры фальшивых слизеринцев.

* * *

Все начинается перед рождественскими каникулами, когда после очередной перепалки на Зельеварении Забини подходит к ней и, небрежно засунув руки в карман форменных брюк, заявляет:

— Нам надо стать друзьями.

— Зачем? – огрызается Дафна, хотя внутри у нее все ликует.

— Мама говорит, что скоро война. Нам, слизеринцам, тем более однокурсникам, надо держаться вместе. Иначе нас разгромят враги.

Дафна стоит, раздумывая над предложением Забини. Точнее, делает вид, что раздумывает.

— Я согласна, — деланно отвечает она, пожимая ладонь однокурсника.

Но ведь слизеринцы не умеют дружить...

* * *

Дафна и Блейз быстро находят общий язык. Не сказать, что они лучшие друзья – таких у Забини совсем не наблюдается – но из всех слизеринцев у этих двоих самые близкие отношения.

Им нравится проводить вместе время, распивая одну пачку тыквенного сока (а порой, если повезет, и бутылку огневиски) на двоих на холодной площадке Астрономической башни. Нравится обсуждать людей, незаметно поливая их грязью и не боясь встретить осуждения. Нравится ссориться до хрипоты и проклятий, летающих в радиусе нескольких метров. Нравится сидеть в стороне от разворачивающихся школьных драм и пытаться понять, что на уме у Малфоя.

Дафна для Забини всего лишь друг, хоть и продолжает считать, что влюблена в него. Но... друг ли она вообще?

Слизеринцы не умеют дружить.

* * *

Дафна сидит на кровати Забини, наблюдая за тем, как тот строчит письмо кому-то, и, запустив руку под подушку, двумя пальчиками достает оттуда белый кружевной лифчик.

— Одна из твоих куриц забыла, — кидает она небрежным тоном, хотя чувствует, как внутри что-то обрывается. В очередной раз. – Не надоело до одури трахать всех этих пустоголовых кукол?

— А тебе не надоедает быть подстилкой для всех этих озабоченных козлов? – буквально рычит он. И Дафна молчит, потому что понимает, что со стороны она кажется точно такой же пустоголовой, самодовольной девчонкой.

— А если война? – резко спрашивает она. Голос разрезает вечернюю тишину спальни юноши. – На чью сторону пойдешь ты?

— На ту, чья выигрывает, — просто отвечает Забини, привязывая письмо к лапке чернильно-черной совы с золотыми глазами. – А до тех пор, пока выигрывающая сторона не будет выявлена, буду сидеть в глуши.

— Умно, — деланно кивает Гринграсс. – Наверное, тоже так поступлю.

Она не уже не добавляет «Если начнется война». Какое там «если»? И так все понятно. Война начнется, причем очень скоро.

* * *

На вечере Слизнорта Блейз танцует то с одной, то с другой девицей, а Дафна лишь стоит в стороне, глотая горечь собственных невыплаканных слез.

— Как все скучно и однообразно, — лениво растягивает слова Забини, подходя к подруге. – Хочется новых ощущений...

Гринграсс молча соглашается, расправляя невидимые складки на дорогом платье. Блейз достает из внутреннего кармана мантии небольшую флягу, делает несколько глотков и передает ее Дафне.

— С ума сошел? – зло шипит она. – Прямо посреди толпы учеников и в присутствии Слизнорта?

— Расслабься. Нам никто ничего не скажет из-за того, кто мы есть. – Забини подмигивает ей. – Ты же хотела попробовать быть взрослой? Так вот, без этого, — он чуть потрясывает флягу, — ты моментально загнешься. Не выдержишь всего дерьма, которое навалится.

Дафна думает, что она уже и так не выдерживает, но все прячется, прячется... Подумать только: она стала такой же, как они. Фальшивкой.

Она откидывает все сомнения, и делает небольшой глоток, ловя на себе снисходительный взгляд профессора.

— «Dalmore Trinitas». Не какой-то там дешевый «Огденский», который каждый может себе позволить, — с гордостью заявляет Забини, пряча флягу в карман мантии.

— Мерлин, посмотри на Поттера, — со смешком говорит Дафна. – Стоит с таким видом, будто ему одному это все надоело. Будто все на свете крутится вокруг него.

— Нет, ты лучше посмотри на грязнокровку Грейнджер, — подхватывает Забини.

Перемывать костей всех присутствующих оказывается еще легче, чем было раньше: с другом Дафна может позволить себе абсолютную искренность. Правду, которая оставляет следы, которая режет глаза.

Но даже туман от дорогого алкоголя не позволяет выложить ей самое-самое искреннее, что есть в душе. Даже когда по окончанию вечера они заваливаются в комнату Забини, тяжело дышащие, в поисках новых ощущений, когда шелка мягко ложатся у ног, — Дафна ничего не говорит. Зачем?

* * *

Дафна становится для Забини чем-то вроде друга, с которым можно потрахаться, когда лень искать новую девушку. Как бы она не старалась увидеть в его глазах хоть намек на то чувство, которое она испытывает к нему, ничего не выходит. Неужели на основе крепкой дружбы нельзя построить что-то большее? Все заканчивается, кажется, исключительно небрежным кивком в сторону дверей мальчишеской спальни. Иногда Дафне даже хочется поблагодарить Блейзаза то, что он хотя бы тепло улыбается, накладывая заглушающие чары. Но так опускать себя она точно не готова.

Во время одной из ссор, начавшихся с простого «Я не твоя личная шлюха», который должен был закончиться очередной незабываемой ночью для Дафны, она в порыве злости выдает «Я люблю тебя!»... И, испуганно прикрыв рот, убегает.

Холодная слизеринская маска на ее лице определенно не прижилась...

Дафне кажется, что она — в очередной раз! — все испортила. Только на этот раз она почти уверена в том, что не ошибается.

Почти уверена.

Дафна сидит на полу Астрономической башни. Холодный зимний воздух забирается под полы ее мантии, вызывая табун мурашек по коже, и она в очередной раз прикладывается к бутылке дешевого «Огденского». Сидеть и напиваться, монотонно постукивая рукой по полу, словно пытаясь отыскать какой-то ритм, — ну не глупо ли?

Она так и не научилась принимать правильные решения.

Когда на лестнице раздаются чьи-то легкие шаги и на площадке появляется Забини, Дафне кажется, что она насквозь пропиталась холодным уличным воздухом. Может, сейчас она встанет, и окажется, что она превратилась в облачко, в бестелесное привидение?

Блейз молча садится на пол возле Дафны, предварительно наложив на них согревающее заклятие, отнимает бутылку и одним большим глотком добивает плескающиеся на дне последние капли напитка. Гринграсс не сводит с него нахмуренного взгляда.

— Что? – он поворачивается к ней, оторвавшись от разглядывания этикетки, и бросает фразу, от которой по ее телу снова пробегаются мурашки: – Я тоже люблю тебя. Только не смей никому говорить об этом – я буду все отрицать.

Глупо улыбаясь, Дафна думает, что иногда ей все-таки удается сделать что-то правильно. И еще немного – о том, что слизеринцы и вправду не умеют дружить.

* * *

...Когда в сторону Блейза летит чересчур яркая, кислотно-зеленая вспышка заклинания, Дафна без раздумий шарахается ей наперерез. И точно знает — она все делает правильно.