Отпустило (джен)

Тьма мгновенно заглатывает свет, и мир становится тягучим, вязким. Он стремительно куда-то уплывает, цепко хватает Дадли за ноги и уносит его куда-то далеко...

Дадли барахтается, он знает: туда нельзя. То место, в котором он окажется, – неправильное, чужое, и ему будет страшно. Дадли барахтается, но держащие его лапы слишком цепкие – не вырваться, не сбежать.

Привычный страх ядом растекается по жилам, но тут вспыхивает яркий свет, и мир оказывается усеянным огоньками – разноцветными, маленькими. Они висят прямо в воздухе, таком чистом, что кружится голова.

И света вдруг оказывается слишком много, он заливает всю поляну и запутывается в кронах деревьев. Свет отражается в каждом листочке и улыбается с каждой травинки. Дадли оглядывается и видит вокруг себя десятки, сотни улыбающихся людей в странных одеяниях. Люди заливаются смехом, и из их палочек льются разноцветные потоки света, искры и пузырьки.

И за страх, всепоглощающий и такой естественный, впервые становится стыдно. Вместо него наружу выходит желание, яростное и очень сильное, тщательно зарытое где-то в самой-самой глубине. Прежде чем в очередной раз спрятать его обратно, Дадли решается.

Он робко тянет руку к волшебной палочке маленькой девочки, дружелюбно ему улыбающейся. Неожиданно возникшее волнение накатывает ещё безумнее страха, сердце пропускает несколько ударов, мелкая дрожь бьет тело. Девочка протягивает ему свою волшебную палочку, и мгновения растягиваются на вечность. Дадли нервно сглатывает, и темнота окутывает его.

В окно бьет солнечный свет, и он совсем не такой, как во сне. Дадли смотрит в одну точку, потом зло встряхивает головой и встает с постели.

Но вместо того, чтобы сразу пойти в ванную, он почему-то идёт к окну. Его комната на втором этаже, но Дадли никогда не жаловался на зрение, а потому может разглядеть тощую черноволосую фигуру, поливающую гортензии в клумбе.

«Там ему и место», – удовлетворенно думает Дадли, боясь другой мысли, едва не промелькнувшей в голове.

Теперь он спокойно идёт в душ, и в мыслях его нет – нет! – этих психанутых огоньков и палок, нет никакого света и нелепой одежды. Ничего такого на букву «в».

Теплые струи воды смывают с него и затхлый страх, и липкий стыд, только вот голова всё равно остается слишком... заполненной. И можно сколько угодно трясти ею – не поможет.

Дадли знает это по опыту.

* * *

Дадли сидит в кустах и ждет. Это занятие он ненавидит, однако уйти почему-то не в силах.

Услышав шаги, Дадли старается не двигаться. Сквозь пышные зеленые ветки он видит Поттера, бредущего по направлению к детской площадке. Следить за тем, чтобы не выдать себя, больше и не нужно: Дадли замирает против воли, увидев издали парня в мешковатой одежде и круглых очках. Он жадно вглядывается в него, а когда Поттер оказывается совсем близко, Дадли замечает, что выглядит он ещё хуже обычного: огромные синяки под глазами, лицо болезненно-жёлтого оттенка, брови нахмурены. Этим летом Поттер ночью не кричит и не плачет.

Это значит, что у Дадли – минус один повод для издевательств.

Это значит, Дадли лишён тех крох информации, которые получал в прошлом году.

В конце концов Поттер скрывается за калиткой, и из кустов его уже не разглядеть. Дадли вылезает и медленно идет домой. В голове – сумбур, и думать ему не хочется, ни к чему хорошему – правильному – это не приведет. Дадли не думает, он буквально вбегает в свою комнату и, не надев перчаток, начинает молотить боксерскую грушу. Удары сыплются на неё нескончаемым градом, костяшки, еще до этого стёртые в кровь, вновь начинают нещадно болеть. Но Дадли всё продолжает и, кажется, уже не может остановиться.

Он отходит от груши только минут через десять, когда черные точки перед глазами начинают разрастаться и превращаться в пелену. Дадли вспотел, ему жарко и нечем дышать.

Он бессильно опускается в постель, но даже усталость не помогает заснуть – еще полчаса Дадли ворочается в кровати.

Дыхание у него мерное и ровное, но где-то внутри он задыхается.

Он определенно, совершенно точно сходит с ума. И ему хочется, чтобы это прекратилось. Чтобы стало как раньше – просто, правильно и...

«Убого», – с горечью думает Дадли перед тем, как провалиться в сон, такой же яркий, как и предыдущие.

* * *

За завтраком Дадли исподтишка бросает жадные взгляды на Поттера. Тот выглядит хуже с каждым днём, и отчего-то ужасно хочется узнать, почему. Так хочется, что кулаки сжимаются, а лицо слегка искажается от притворных слез. Как раньше, когда он хотел заставить родителей выполнить его просьбу. Только вот это желание никто выполнить уж точно не в силах, и вообще – в шестнадцать лет капризничать глупо, это Дадли знает.

И ему кажется, или глаза у кузена стали тусклыми, никакими? Желание увидеть чертовы глаза этого чертова Поттера становится непреодолимым.

– Передай хлеб, – буркает Дадли.

Он злится на себя ровно до тех пор, пока кузен не протягивает ему хлебницу, до тех пор, пока он не встречается с Дадли взглядом.

Глаза Поттера остались такими же яркими, но меньше всего сейчас они кажутся живыми. А больше – равнодушными, и это равнодушие так злит, что Дадли с силой выхватывает плетеную корзинку из рук кузена, и несколько кусочков хлеба падают на пол.

Дадли смотрит на них немного растерянно, а затем быстро встает из-за стола и убегает в комнату.

Груша на этот раз совсем не помогает, и Дадли просто лежит в кровати. Он надеется, что его отпустит. Ему страшно, и простая, приземистая башенка из кирпичиков «правильно» и «неправильно», выстроенная с детства, начинает шататься. Такая крепкая, стойкая башня и – шатается.

Погода вокруг этой башенки неудержимо портится, в ушах угрожающе грохочет гром, молнии ехидно сверкают в чёрном небе, и воздух такой густой и душный, что кажется, будто его и нет вовсе. Пахнет затхлостью и чем-то гнилым...

Дадли всхлипывает, закрывает глаза и под веками оказывается толпа смеющихся людей, залитая солнцем поляна и много-много палочек, с помощью которых можно сотворить чудо.

В чудеса Дадли не верит, а волшебство, конечно же, ненавидит, но то, что происходит в его снах, слишком желанно и притягательно.

И сказать себе правду оказывается не так уж и сложно.

«Магия», – беззвучно шепчет Дадли, засыпая.

* * *

Едва увидев Альбуса Дамблдора, Дадли понимает, кто перед ним. Волшебник. Раскрыв от удивления рот, он внимательно наблюдает за старцем. Яркое одеяние и пронзительные глаза почти убеждают Дадли, что этот человек вытворит что-нибудь, и сердце на мгновение замирает от предвкушения. Но только на мгновение, потом все чувства занимает страх. Встречи с ненормальными для Дадли всегда кончаются чем-то ужасным.

На диване он сидит тихо, чувствуя, как в нём бурлит немыслимое количество эмоций: страх, любопытство, восторг, злость и что-то ещё, скользкое и некрасивое, что-то, что слишком походит на зависть.

Дадли не придаёт значения словам Дамблдора о завещании, но отец помогает ему понять.

– Его крестный помер? – бестактно восклицает Вернон, и картинка складывается.

И синяки под глазами, и бесцельное лежание в кровати, и даже мёртвые глаза – всё становится понятно. Поттер и в этом учебном году кого-то потерял.

Это мысль ужасает Дадли, и он вжимается в мягкий диван, только вот никуда не деться. Ни от Дамблдора, ни от Поттера, ни от собственной головы. Страха так много, что Дадли им захлебывается, он буквально видит, как старая башенка с кирпичиками «правильно» и «неправильно» прекращает шататься, а гроза – тает, и воздуха становится больше. Только Дадли всё равно не может дышать: страх заполнил лёгкие, и совсем не оставил места для кислорода.

Магия – это не нормально и не правильно. Магия – это опасно.

Но едва мысль, что все может быть не так плохо, прокрадывается в голову Дадли, как в комнате появляется отвратительное существо.

– Кикимер не хочет, Кикимер не будет! – вопит существо мерзким голосом.

Дадли чувствует, как начинает дрожать, и ничего не может с этим поделать. Маленький монстр с громадными, как шары, налитыми кровью глазами что-то бормочет и визжит, но Дадли не может различить его слов: кровь бешено стучит у него в ушах.

«Хватит! Прекратите все! Замолчите и убирайтесь!», – хочется крикнуть ему.

– Единственное, что радует — Гарри, по крайней мере, был избавлен от того ужасного вреда, который вы нанесли несчастному мальчику, что сидит сейчас между вами, – произносит Дамблдор, и Дадли вздрагивает от бешеной смеси шока, страха и волнения.

Он задумывается над словами волшебника и, кажется, даже может понять, что именно тот хотел сказать. Только вот совсем-совсем не хочет.

После ухода Дамблдора голова становится пустой, рой мыслей утихает. И Дадли с облегчением осознает, что его почти отпустило, что пусть не он сам, но его мысли уже свободны от постоянного присутствия там всего ненормального.

Надолго ли?..