Колдовстворец (джен)

— Я — Мария Сьюева, последняя представительница древнего и благородного рода Сьюевых! — орала, болтаясь под потолком, точно подвешенная за невидимый крюк, тщедушная девочка в больших очках.

Снизу, широко расставив крепенькие ноги, обутые в лапти, и подперев щеку рукой, на нее смотрел небольшого роста лохматый человечек. Его соломенного цвета волосы торчали в разные стороны, и если можно было бы представить некий сюрреалистичный одуванчик из соломы, в центре которого находилось бы румяное, хоть и несколько чумазое лицо с курносым носом и живыми, блестящими голубыми глазами, то это вполне точно описало бы внешность человечка.

Легкая озабоченность проступала на его лице, а девчонка, болтающаяся под потолком, тем временем продолжала орать:

— Мне должно было прийти письмо из Хогвартса, Хог-варт-са, понимаешь??

Человечек, очевидно, понимал, но ничего не мог сделать, а только страдальчески морщился и втягивал голову в плечи — очень уж пронзительно верещала Мария Сьюева.

— Или хотя бы из Дурмстранга, — продолжала она, — а оттуда по обме-е-ену, как все де-е-елают!

На макушку человечку упала большая капля, потом еще одна и еще — рыдать Сьюева умела просто отлично. Даже болтаясь вниз головой под потолком. Даже не снимая очков. Даже вытирая слезы большим веником, который каким-то чудом успела прихватить, взлетая с пола под потолок, подхваченная чужой магией.

По правде говоря, этим самым веником она хотела запустить в своего визитера, но не решалась — прежде всего потому, что с координацией, так же, как и со зрением, у Маши были большие проблемы, и она вернее расколотила бы окно в собственной комнате, нежели попала бы в психа в лаптях. Да и не хотелось ей оставаться без единственного средства самообороны, вися под потолком.

Человечек тем временем, кажется, прислушался к ее страдальческим воплям.

Он заинтересованно поднял голову и попробовал Машу переорать, что в принципе было делом непростым:

— Обмен? Ты говоришь, обмен?

В комнате повисла блаженная, звенящая тишина. Распухший, типично сьюевский носик, напоминающий перец сорта "Крепыш" (родовая черта семейства — прабабку Сьюеву с его помощью уличили в измене с канонным Гарри Поттером: у ребенка-бастарда, которого сначала хотели утопить в колодце, но потом пожалели, оставили и назвали Сильногаре, не было такого носа), так вот, машин нос застенчиво высунулся из-за веника.

— Ты предлагаешь мне поступить в Хогвартс по обмену?

— Пока нет, — дипломатично заметил человечек, краснея, — заметьте, только пока. Обещаю, потом мы… кхем… рассмотрим этот… кхем… вопрос. Непременно. Да.

Врать он совсем не умел, но провести Сьюеву — что могло быть проще?

— Тогда что? — подозрительно спросила Маша, беря веник наизготовку, и мысленно прощаясь с окном, коллекцией вазочек и вообще в перспективе со всем бьющимся в комнате — что снайпер из нее, мягко скажем, не очень, методом проб и ошибок она поняла давно. Но терпеть Маша больше не могла — уж очень ей хотелось этим самым веником в кого-то запустить. Желательно в кого-то низенького, лохматого и в лаптях.

Маша с рождения мечтала о поступлении в Хогвартс, самую лучшую на свете школу магии, а тут пришел этот... этот коротышка... и заявил, что пойдет она не в Хогвартс, а в такое место, что и произнести-то вслух стыдно.

— Вы пообещаете, что будете вести себя разумно, а я взамен спущу вас вниз. Вы согласны?

Маша смахнула подступившую было слезинку, смахнула паутинку с потолка (она была очень аккуратной и хозяйственной — не паутинка, а сама Маша, разумеется), подумала-подумала — и согласилась.

На самом деле Маша очень боялась высоты, боялась висеть под потолком — и боялась в этом признаться, потому что тогда ее на Гриффиндор точно бы не взяли.

И тогда бедняжке оставалась бы только одна дорога — на Слизерин, делать карьеру очень-плохой-и-очень-ехидной-девочки-из-компании-Малфоя-в-перспективе-жены-Драко Малфоя-Люциуса-Малфоя-и-Лорда Волдеморта-может-всех-сразу-а-может-по-очереди.

А так как с иронией и ехидством у Маши были точно такие же проблемы, как и с меткостью, а лысых и блондинов она вообще на дух не переносила, у нее, в общем-то, были вполне обоснованные сомнения насчет своего будущего. Хотя она морально готовилась.

* * *

Едва Маша опустилась на пол, как человечек тут же принял строгий вид.

Он извлек из сумки потрепанного вида пергаментный свиток. перевязанный темно-синей бархатной ленточкой.

— Ваше приглашение, — сухо произнес он.

— Вообще-то, — не выдержала Маша Сьюева, — это должен быть конверт, а вовсе никакой не свиток. И принести его мне должна была сова!

— Угу, — по-совиному ухнул человечек. — Ну как, вам легче?

— Не особо, — признала Маша и потянулась за пергаментом, который, впрочем, тут же исчез из-под ее носа.

— Для начала уладим небольшие формальности, — злорадно сказал человечек, не забывший, что его совсем недавно едва не поколотили веником.

— Какие еще формальности? Всем письмо без формальностей приходит, а я чем хуже? — завопила Маша, заламывая ручонки и постепенно заводясь. — Это дискриминация Сьюевых! И вот вечно так! — верещала она на высокой ноте. — Это потому, что мы лучше всех, и весь мир нам завидует!

Тут у нее закончился воздух, и по техническим причинам пришлось замолчать.

— Да-да, — рассеянно сказал человечек. — Значит, так. Завтра вы идете в больницу ("а лучше сразу в психбольницу, дура агрессивная" — читалось в его взгляде, но человечек был очень вежливый и промолчал), предъявляете этот свиток — вас сразу проводят в магический кабинет, где обследуют на предмет магических заболеваний.

— Это еще зачем? — вытаращилась Маша.

— Ну, вас же в новую школу переводят, — последовал удивленный ответ. — Как же иначе?

— Бюрократы! Маги ничем не болеют, а тем более Сьюевы! Вот в наш Хогвартс, — Маша сделала ударение на слове "наш". — В наш Хогвартс никаких справок не нужно.

— Именно поэтому в 1856 году в школе бушевала эпидемия драконьей оспы, — ухмыльнулся человечек. — Сказать, сколько детей не спасли?

— Не надо, — поежилась Сьюева. — Ладно уж. Где там эта ваша магическая больница?

— А кто сказал, что она магическая? — голос человечка звучал подчеркнуто вежливо. — Вы идете в обычную больницу, предъявляете свиток, вас проводят.

— Но... как же... Статут...

— А кто сказал, что у нас его приняли? — ласково спросил человечек. — Ну-ну, деточка, не таращите так глаза, иначе у вас вырастет клюв, и вы полетите детям правильные письма разносить.

— Но... но... но магглы... — хватала воздух ртом Маша.

Человечек посуровел:

— Мы работаем в тесном сотрудничестве с немагическим населением. Нет совершенно никакого разделения.

— А как же палочки... котлы... зелья...

— Продается свободно при предъявлении разрешения в обычных магазинах.

— И по привлекательной цене, — пробормотала Маша, чувствуя, что еще немного — и она упадет в обморок.

Человечек внезапно засуетился:

— Ах, да, еще кое-что забыл.

Маша мысленно приготовилась красиво умереть и зажмурилась.

— Мне необходимо удостоверить вашу личность. Итак, вы — Сьюева Мария... — он осекся. — Господи, кто ж так детей называет... Мария Мартисьюевна?

Маша приоткрыла один глаз и почувствовала, как ее вновь переполняет семейная гордость.

— Ну да, — отозвалась она. — Мой папа был выдающимся человеком!

— Это заметно, — вежливо покивали ей.

— Я горжусь им, — добавила Маша обиженно.

— О, разумеется, разумеется.

— Нормальное у папы имя!!

— Итак, — не обращая внимания на новые машины вопли, и сменив тон с насмешливого на очень сухой и официальный, сказал человечек, — я, полномочный представитель российской школы магии "Колдовстворец"...

— Язык сломаешь, — не сдержалась отнюдь не самокритичная Мария Мартисьюевна. — Совершенно не по-русски звучит, — с апломбом сказала дочь чистокровного русского мага, которого звали Сьюев Мартисью.

Человечек возвел глаза к потолку.

— Кто бы говорил... Ненавижу свою работу.

* * *

— А вы, кстати, кто? — внезапно ляпнула Маша.

— Я же представился, — удивленно сказал человечек, — и не один раз. Я полномочный представи...

— Нет-нет, как вас зовут, и кто вы вообще такой?

По-хорошему, эти вопросы нужно было задать с самого начала, но Сьюевы не опускаются до подобных условностей, когда им кажется, что задеты их, сьюевские, честь и достоинство. Например, письмом не из Хогвартса, а из какого-то там... Колдовстворца.

— Фома, — неохотно представился человечек. — Фома Михайлович Загадкин. Домовой.

Маша прыснула:

— Волдеморт, что ли?

— Ну вот, и ты туда же! — поднял тот кулачки. — Ну вот скажи, чем, чем я на него похож?

— Да ты и на домового-то не особо... — панибратски хлопнув полномочного представителя по плечу, протянула Маша. — Но если хочешь, я могу основать в вашей школе какое-нибудь общество освобождения русских домовых от рабства... или у вас нет рабства? А Упивающиеся Смертью у тебя есть? — пискнула она испуганно, увидев, как Фома наливается свекольной краснотой.

С пола взвился веник и понесся по направлению к Маше.

* * *

Маша, стоя в углу, за эти несколько часов, что Фома отсутствовал, успела распрощаться с мечтой о магическом образовании. Подозревая, что полномочный представитель школы "Колдовстворец" крепко на нее обиделся и просто решил сбежать, наврав про то, что ему нужно доставить транспортное средство, Маша Сьюева тихо унывала — еще и потому, что после воспитательной процедуры веником некоторые части тела у нее отчетливо болели.

Как вдруг окно распахнулось, в комнату ворвался ветер...

За окном, верхом на большущей елке, сидел Фома. Кажется, он больше не сердился. Более того, отведя душу с помощью веника, он, похоже, проникся машиным суровым сьюевским обаянием.

— Привет! — помахал он ей. — А вот и я!

Маша только открывала и закрывала рот:

— С Новым годом, — пискнула она наконец. — В смысле, что это?

— Елка, — последовал вразумительный ответ.

— А почему елка?

— Мы летаем на деревьях! — гордо сказал Фома. — Необработанных! С корнями! Бывает, летишь, а с корней кусок земли отвалится, и вниз — и кого-нибудь убьет! Правда, здорово?

— Ага... — кивнула Маша, держась за сердце.

— Ну, фишечка у нас такая, — пояснил Фома. — Забирайся, — и он приглашающе махнул рукой.

— Что, прямо так? — севшим голосом спросила Маша.

— А чего тянуть-то? — искренне удивился Фома.

"Ну вот, сначала веник, теперь иголки! — страдальчески подумала Маша, раздвигая колючие ветки. — Ну их, эти семейные ценности. Сменю фамилию, завтра же!"

* * *

— А почему вы ничего с деревьями не делаете?! — перекрикивая свистящий в ушах ветер, и прикидывая, сколько елочных иголок уже застряло в ее штанах, спросила Маша.

— Я мог бы тебе наврать про экологию? — с сомнением отозвался Фома.

— На самом деле вам просто лень? — ахнула Маша.

— Так и знал, что ты наш человек!

Фома так сильно хлопнул Машу по плечу, что она просела, и еще с пару десятков игл впились в ее штаны.

Она взвыла.

Бушевал ветер, ель благоухала и была очень колючей, а для полного ощущения, что внезапно наступил Новый год, не хватало только мандаринов.