Обрывки (джен)

В вое ветров мы слышали песни последних валькирий.

Мельница, «На север»

Он любит наблюдать за птицами.

В солнечно-радужные дни поздней весны они, словно специально стремясь разбиться, взмывают в небо, а потом уходят в стремительный штопор.

Зимой же они жмутся к окнам домов, причем всегда жилых — их не интересуют офисы, ведь там нет жизни, лишь доведенные до автоматизма движения и уже надоевшие сценарии.

Лету радуются все: и воробьи, купающиеся в пыли, и наглые голуби, и беспокойные ласточки. В это время они оживают, стараясь наверстать время, успеть как можно больше, чтобы осенью замедлить свой бег, успокоиться и приготовиться в самому тяжелому — холодам.

Раньше у него был друг — ворон, непонятно как очутившийся в черте города. Чаще всего птица залетала в комнату через открытое настежь окно и, взмахивая крыльями, опрокидывала кружку с чаем и садилась на край стола. А иногда он оставался на форточке и начинал расклевывать дерево — теперь там осталось наиболее материальное напоминание о том, что у этого человека был хоть кто-то, к кому можно было привязаться.

Но и ворон улетел, оставив лишь воспоминания, которые через некоторое время начнут исчезать из памяти, оставляя за собой только призрачную дымку и ощущение безысходности.

Может, главное — вера? И не стоит так сожалеть о том, что уже прошло?

Остается только один путь — на север, где можно будет забыться и снова попробовать затеряться в лесах и холодных фьордах Финляндии. Свирепый ветер, кидающий в лицо хлопья снега, пытающийся снести с ног, снова принесет желание бороться, а отдаленность от цивилизации — время для размышлений.

Потом — вернуться в город, и попытаться вернуться в прежнюю колею. Снова.

Жаль, что птицы не умеют говорить — они многое смогли бы поведать.

Я не смог бы жить где-то ещё.

Крематорий, «Амстердам»

Идет по городу под мелким дождем. Даже не сомневается, что эти улицы, похожие на лабиринт, — его дом, настолько родной, знакомый до последнего кирпичика, немного сумасшедший… Жизнь не останавливается ни на минуту, огни и лица, смазываясь, сливаются в разноцветные пятна…

Город не может предать — слишком статичен, хотя с другой стороны — вечное движение. Иногда ему кажется, что где-нибудь в другом месте жилось бы намного лучше, но здесь находится многое, к чему он привязался.

Порой, стоя на балконе четырнадцатого этажа, он уверен, что все слишком похоже на иллюзию — дотронься рукой, и картинка покроется рябью, а потом рассыпется, но, спускаясь вниз, с головой погружается в сутолоку и забывает о своих мыслях.

Старые улочки и дома с потрескавшейся краской притягивают его, словно магнит. Он достает фотоаппарат и пытается поймать видные лишь ему тени и отсветы — на этом месте вполне реально провести несколько часов, делая один и тот же кадр…

Ветер снова приносит пыль и опавшие листья, кружит их в неведомом танце, понимает на небольшую высоту, а потом резко стихает, не оставляя за собой следов. Дождь закончился, и солнце норовит согреть немного остывшую землю.

Еще один снимок — если он есть, то всегда можно восстановить свои ощущения.

Вспоминает друзей, разъехавшихся по разным странам… Раньше он считал их предателями — они, к сожалению, выбрали не его, а те обещания и возможности лучшей жизни. Та рана уже практически не болит, только если ранним утром, когда он еще помнит свои сны о них, но свежеприготовленный кофе помогает отвлечься от воспоминаний с привкусом грусти. Это было слишком давно.

Сейчас же ему никто не нужен — влюблен в город, и не факт, что безответно. Спокойно-размеренное существование его полностью устраивает, ведь все так, как он хочет.

Прохожие недоуменно оборачиваются — сейчас редко встретишь человека с таким открытым взглядом, полным чего-то необъяснимо-радостного.

Он тихо смеется и идет к метро.

Здесь он, наверное, счастлив.

И да… Слишком правдоподобно, чтобы быть иллюзией.