Миг до завтра (джен)

— Телефон есть, но он не работает.

Дверь за спиной вошедшей хлопает, но из-за сломанных петель не закрывается полностью. Тонкие черты лица молодой девушки изображают обиду и отчаяние, на дне ее карих глаз прячется тревога. Она складывает руки за головой и беспокойно меряет шагами пространство. Туда-сюда. Туда-сюда.

Комната неуютная, слишком вытянутая в длину, ее размер не скрадывают даже горы хлама, непостижимым образом оказавшегося здесь. Ничего, что может привлечь внимание, всего лишь отслужившее свое барахло: проржавевшая кушетка, пластиковый столик с раскрошившейся столешницей, кухонный шкаф с покосившимися дверцами. В вычурной, выполненной под фальшивую старину люстре — нелепые диоды. Их холодный свет льется сверху вниз, как мелкий дождь затяжной серой осенью.

— Не создавайте ветер. Холодно.

На продавленном дермантиновом кресле — такие можно увидеть в зале ожидания на вокзале или в приемной больницы — мужчина средних лет. Темные, коротко стриженые волосы, среднее телосложение, ничем не примечательная внешность. Человек без лица. В руках у него ручка и блокнот, он что-то лениво карябает в уголке страницы и едва заметно морщится, когда девушка нарушает своими шагами тяжелую, почти осязаемую тишину.

К слову сказать, это неправда, что холодно. Воздух в комнате ровно такой температуры, чтобы человек без особых усилий мог его не замечать. Из приоткрытой двери не тянет сквозняком, в оконные щели не задувает ветер — это могло бы насторожить того, кто вздумал бы обратить на это внимание. Но нет, конечно же, таких нет.

— Вы ничем не поможете, — произносит мужчина.

— А вы предлагаете просто сидеть и ждать? — доносится с противоположного конца комнаты.

Пауза. Ответа не требуется, но он все-таки произносит:

— Можете еще побегать кругами, если хотите.

Девушка останавливается и картинно валится на потрепанный матрас, без сил, в изнеможении. Но уже через секунду она беспокойно, щурясь на лампочки нелепой люстры, поднимает взгляд.

— Как, говорите, вас зовут? — спрашивает она.

— Я не говорил.

— Но все-таки? Я Джулия, — она вскакивает, подбегает к мужчине и протягивает свою маленькую ладошку.

— Джон. Очень приятно, — не стоит уточнять, что это «приятно» содержит максимум вежливости и минимум искренности.

— По случаю знакомства предлагаю выпить кофе, если он, конечно, работает, — Джулия кивает на облезлый кофе-автомат в углу.

— Работает. Но не советую. Он варит отвратительный кофе.

— Ничего страшного, — она цедит темно-коричневую жидкость в пару пластиковых стаканчиков, возвращается, протягивает один мужчине. Джон медленно отставляет его в сторону, берет ручку, открывает блокнот.

— Отвлекитесь, пожалуйста, — просит Джулия, — поговорите со мной.

— Зачем? — без особого интереса спрашивает Джон.

— Мне… страшно. Еще и вы молчите, — чуть смущенно говорит она.

— И о чем же мы будем говорить?

— О чем угодно, какая разница? Расскажите о себе.

— Не стоит. Это совсем не интересно.

— Мне интересно. Что вы пишете?

— Книгу «как заставить женщину замолчать».

— Правда?

— Нет.

— Жаль. Вы женаты?

— Нет.

— Вас кто-нибудь ждет там, за стенами? Подруга, или, может, друг?

— Вы в своем уме?! — Джон почти выходит из себя, захлопывает блокнот и смотрит на Джулию.

— А что такого? Вдруг похитители не договорятся с нашими родственниками и нас убьют, а вы безгрешный девственник… Обидно все-таки попасть в ад или куда-нибудь еще просто так, — говорит она.

Джон вскакивает с кресла и выразительно отворачивается. Он смотрит в одну точку на ровной серой стене напротив. Может сложиться впечатление, что он рассчитывает необходимую скорость и траекторию разбега, чтобы наиболее эффективно расшибить свою голову об эту самую стенку. Не разворачиваясь к своей нежеланной собеседнице, Джон медленно произносит:

— Факт к размышлению. Если террористы без масок — заложников не отпускают. Если вам совсем нечем занять мозги, можете поразмышлять, почему так,— в его голосе не замутненный намеками на тепло сарказм, и Джулия ежится скорее от тона, чем от смысла слов. Она тихо всхлипывает и опускается на пол. Джулия знает, она видела одного, когда тот привел ее в эту комнату, у двух других она спрашивала про телефон в коридоре. Все они, террористы, были без масок, но лиц она почему-то вспомнить не может, они будто размазываются, обволакиваются вязким туманом. Как будто она видела их давным-давно, не по-настоящему, в детстве или во сне. Возможно, думает Джулия, ее обкололи какой-нибудь дрянью, вот почему она не может вспомнить.

— Только не надо истерик, я плохо переношу женские слезы, — девушка вздрагивает, забывшись, когда Джон говорит это.

— Тоже факт к размышлению? — бормочет она.

— Да. И вообще не стоит.

Джулия сидит на полу, поджав под себя ноги, Джон все так же стоит, отвернувшись. Оба молчат.

— Джон, тогда зачем нас тут держат? Какой в этом смысл? Где мы вообще находимся?

— Много вопросов, Джулия. А у меня совсем мало ответов. Где мы? — задумчиво повторяет он, идет вдоль стены и останавливается напротив заколоченного окна. Гвозди давно проржавели, но Джон все равно сбивает пальцы, вытаскивая их из рассохшегося дерева. Слабый свет проникает в зияние, и лицо Джона на миг озаряется надеждой. Девушка встает с колен и тоже подходит к окну.

— О. Как остроумно, — Джон выдергивает очередную доску и швыряет ее в сторону,— я даже на какой-то миг поверил, что выход все же есть…

— Что там? — спрашивает Джулия. Она смотрит на раму, обтянутую темной материей с нашитыми на нее разноцветными заплаткаими.

— Симуляция. Муляж. Как в третьесортных мыльных сериалах. Подсвеченная картинка и стенка с другой стороны, — отвечает он.

— Джон, — Джулия осторожно касается его плеча, — по крайней мере, вы попытались. Не надо терять надежду, и тогда все будет хорошо.

— Надежда… уже поздно для нее вообще-то, — произносит он, — а, хотя, интересно... — Джон оборачивается, хватает девушку за руку и тянет за собой.

Во взгляде Джулии нескрываемое удивление, но она без лишних слов садится в кресло рядом.

— Что вы помните? Как вы здесь оказались?

— Сейчас, — девушка сосредоточенно зажмуривается. — Я ехала с работы, было примерно половина шестого. Вышла из больницы, спустилась в метро, проехала несколько станций… Вышла на переезде на Льюис-стрит… Потом… я не помню дальше. Какие-то люди привели меня в эту комнату.

— Вы врач?

— Пока еще интерн, — поправляет Джулия, — но это неважно. Очевидно, что украли меня, когда я была посреди улицы, на глазах у сотни людей, как такое вообще возможно?

— Как-то возможно, — резко обрывает мужчина.

— А вы? Джон, что случилось с вами? — спрашивает она. Он не произносит ни слова, лишь едва заметно качает головой, из его взгляда исчезает осмысленность, неуютная тишина окутывает их двоих. Это все воздух. Неживой. Мужчина с ногами забирается на кресло, в очередной раз открывает блокнот, игнорируя свою несчастную визави.

— Ну и пожалуйста. Молчите, если хотите, — Джулия встает и в сотый раз осматривает неприглядный интерьер, поднимает в воздух пыль, прогуливаясь по проложенным дорожкам. Она подходит к разломанному шкафчику и снимает с его верха поцарапанную черную коробку, с обратной стороны которой обнаруживается ряд кнопок и механическое табло с застывшими цифрами «19:06». Будильник, сломанный, как и прочий здесь хлам, думает Джулия. Она жмет кнопки, ни на что не надеясь, как вдруг вещь оживает. Из спрятанных динамиков раздается шипение. Девушка крутит колесико, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал, но без толку. Радио неприятно гудит, но не более того.

— Эфир молчит. Печально, не правда ли? — на лице Джона полубезумная улыбка, Джулия оборачивается, замирает, радио падает из ее рук и молкнет.

— Что ты знаешь, ублюдок?! — кричит она. Она бегом возвращается к креслам и вырывает из его рук блокнот,— почему нельзя просто сказать?

Поверх бесконечной серой усталости во взгляде Джона расцветает лепесток удивления. Девушка стоит напротив него и машинально пролистывает блокнот. Он чист, за исключением пары завитушек на первой странице и строк...

Джулия медленно выдыхает, отступает на шаг, на случай если Джон вздумает отобрать блокнот, и читает:

…«Все закончится в 19:06 между Университетом и Льюис-стрит. Мир сгорит, растворится до завтра».

— Джон, вы сумасшедший, — шепчет Джулия и протягивает блокнот обратно.

— Нет, я совершенно нормален, совсем недавно я прошел кучу тестов, — спокойно возражает Джон,— но…— добавляет он, — я убийца.

— И кого же вы убили? — на еще сильнее побледневшем лице девушки — страх и недоверие.

— Вас, — после небольшой паузы отвечает он.

— О! Ну конечно, я была права, — облегченно произносит Джулия, — вы псих. Или просто пытаетесь от скуки меня запугать.

— Это так, я знаю, — тихо говорит мужчина.

Девушка разворачивает одно из кресел и садится напротив. Она складывает руки на коленях, она уже забыла про истерику, ее взгляд предельно сосредоточен и серьезен. Джулия — врач, ее собеседник — больной.

— Почему вы так думаете?

Джон молчит. По его лицу видно, что он о чем-то усиленно размышляет, что-то взвешивает, подбирает слова.

— Хорошо… Уже ничего нельзя изменить и я... Я расскажу вам, — говорит он наконец.

— Вы все равно не поверите, так что представьте. Просто представьте. Одна крупная организация, одна из тех, о которых вы каждое утро слышите в новостях, разработала проект, который должен был изменить мир. Перестроить, упростить, сделать лучше. Наше общество должно было вступить в прекрасное светлое будущее. Все хорошо, все счастливы. Так? Конечно, не так. У проекта были конкуренты, и уже на начальном этапе основная часть разработок была похищена. Необходимо было уничтожить украденные документы до того, как с чертежей снимут копии. Отобрать груз и убить курьеров не представлялось возможным, так как маршрут их движения лежал через самые оживленные улицы города. Необходимо было полное уничтожение, причем с минимумом жертв среди мирного населения.

— И для этого нужны были вы, — саркастично кивает Джулия.

— Да, — невозмутимо продолжает мужчина, — я должен был приблизиться на необходимое расстояние и включить бомбу. Вроде бы просто, но что-то пошло не так…

— Так, подождите, — Джулия не выдерживает и вскакивает на ноги, — вы хотите меня убедить в том, что вы спецагент, а по совместительству еще и террорист-смертник, который должен был спасти мир?!

— Да, как-то так, — отвечает Джон.

— Я, конечно, люблю фильмы про супергероев, но вы… Вы же взрослый человек… Либо у вас шизофрения, либо отвратительное чувство юмора, — Джулия кусает губы и внимательно смотрит на Джона, пытаясь найти в нем следы либо первого, либо второго. К слову, без успеха.

— Ох, ладно, — после небольшой паузы говорит она. — Предположим, что я вам верю. Но все равно это ничего не объясняет. При чем тут я? Как надо было облажаться, чтобы попасть в эту комнату и еще и меня с собой прихватить?

— Вы случайная жертва. Оказались не в то время не в том месте. Мне жаль, — отвечает он.

— О чем вы? — Джулия почти кричит, — мы с вами здесь, живые и здоровые, нас не трогают, ничего не требуют, даже кофе разрешают попить … — ее голос медленно затихает.

— Невероятно. Какая ирония. Но я, кажется, начинаю что-то понимать, — почти хихикает Джон и продолжает:

— Знаете, почему самоубийцы считаются проклятыми? Вы не знаете, разумеется, нет, вам бы даже в голову не пришло задуматься об этом, — говорит Джон. — А все на самом деле просто. В отличие от всех остальных мы просто знаем, что умерли. И не нужно никакого особенного наказания, никаких котлов с горящей лавой и прочего безумия — просто одиночная камера без решетчатого окошка на закат и возможности позвонить родственникам. А если есть отягчающие обстоятельства, такие как, например, непреднамеренное убийство случайного прохожего— то что-нибудь еще, не менее приятное. Выпить кофе со своей жертвой, например, посмотреть ей в глаза, осознать, осмыслить, раскаяться… Элементарно, как в учебнике по криминалистике.

— Замолчите! — одно резкое движение, и вот уже на щеке Джона расцветает яркий след от пощечины.

— Я вам не верю! — в глазах Джулии страх и слезы, она не верит ни единому слову, но от чего-то ей жутко так, как не было никогда в жизни.

— Я понимаю. Я сам атеист, даже сейчас я не уверен, что двери этой комнаты куда-нибудь ведут, я бы и не поверил никогда… Если бы не знал предельно точно, что нажал ту кнопку, которую надо нажать, не помнил — не очень приятный звук, кстати — щелчка за две секунды до взрыва, не видел опаленных крыльев черных бабочек, которые пришли забрать меня оттуда… — остекленевшим взглядом он смотрит куда-то поверх головы Джулии, девушка не оборачивается, ей не интересно, что он там видит.

— Вы больны, вы все выдумали, пока сидели здесь в одиночестве, — шепчет она.

— Джулия, не обманывайте себя. Самообман — это защитная реакция, к которой вы так привыкли. Здесь в ней нет необходимости. Прислушайтесь к своему внутреннему голосу. В глубине души вы знаете. Здесь… неправильно, — Джон обводит взглядом комнату, — невкусный кофе, понимаете?

— Ох, замолчите, — девушка отворачивается, но Джон все-таки замечает, как по ее щекам бегут слезы, которые она неаккуратно размазывает дрожащими пальцами.

— А что случилось с остальными? Где в таком случае эти ваши курьеры? Или у них свой персональный ад?

— Я не знаю. Вы же видели часы. Возможно, они в комнате 19:07 или 19:05, а может, они все еще живы…

—Я такой ахинеи в жизни не слышала! — Джулия громко всхлипывает и обхватывает ладонями плечи, — я почему-то начинаю верить в то, что вы террорист, но не какой-то там Джеймс Бонд, а обычный похититель, заодно с теми остальными в коридоре, вы просто хотите свести меня с ума, чтобы самим не пришлось марать руки!

— Хотел бы я, чтобы все было так.

— Все, хватит. Я устала от этого бреда, — девушка откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза, — разбудите меня, когда что-нибудь будет происходить.

Время идет. Ничего не происходит. Абсолютно ничего. Бездействие настолько полное, что кажется, что даже свет, ровным потоком льющийся с потолка, чуть-чуть меркнет, приглушается.

— Вы это слышите? — в какой-то момент глаза Джулии широко распахиваются.

— Да. Радио, — отвечает Джон.

Радио поет. Тихо-тихо, так, что не разобрать. Или это просто помехи складываются в некий неосознанный, но все же гармоничный рисунок, своеобразный механический эмбиент. Дверь из комнаты беззвучно приоткрывается, там, с другой стороны, что-то происходит, меняется. Джулия и Джон, не двигаясь, будто бы боясь спугнуть, пытаются разглядеть нечто в сером сумраке дверного проема. А там ничего. Только невесть откуда взявшийся ветер поднимает пыль с пола.

— Джулия Холис. Ваше время, — говорит радио прохладным голосом.

Девушка вздрагивает и оборачивается:

— Что это значит? Мне можно уйти? — шепотом спрашивает она у кого-то. Возможно, у радио, у Джона или у комнаты.

— Идите, Джулия. Для вас все закончилось, — отвечает Джон.

Девушка делает пару шагов к выходу, а потом останавливается. Ее глаза широко распахнуты. Она колеблется.

— Джон, я… — она неровно выдыхает, как будто ей недостает воздуха, — а как же вы? Я не могу вас здесь оставить. Я не верю в то, что вы говорите, но я знаю, что вы не в себе. Вдруг с вами случится что-то нехорошее…

— Прекратите истерику! — мужчина хватает ее за руку и пытается подтолкнуть в сторону двери, — с вашей стороны это, конечно, благородно, но, я вас уверяю, это глупо и бесполезно! Я ваш убийца, а вы — непонятливая идиотка, которая даже не верит в то, что умерла!

— Нет! Я не пойду одна! — девушка перехватывает кисть Джона и тянет его к выходу. Ветер усиливается. Он развевает ее волосы и заставляет дверь монотонно стучаться о косяк.

— Идемте же! — Джулия пытается перекричать шум.

— Я не могу. Меня держат. Вы же чувствуете, — Джулия чувствует, да. Гибкий невидимый барьер, который нельзя пройти, пока сжимаешь чужую руку.

— Отлично, — она разворачивается и бежит к противоположной стене, поднимает с пола будильник и ставит его на стол.

— Джулия Холис. Ваше время, — повторяют часы.

— Я остаюсь,— отвечает им Джулия.

Мир останавливается. Секунды текут еле-еле, как смола или кисель, а потом… потом все приходит в норму, время вырывается вперед, как пружина, снятая с предохранителя какого-нибудь сложного механизма. Ветер вместе с облаком пыли всасывается назад, дверь хлопает и закрывается плотно-плотно. Джулия молчит, задержав дыхание.

— «Щелк!» — оглушительно перещелкиваются цифры на механическом табло. «19:07».

— Что это значит? — кричит она.

Диоды в пыльной фальшивой люстре гаснут.

— Джон?!

И становится темно.

* * *

— Мисс Холис, к вам пациент, — говорит трубка.

— Конечно, Линдси, пусть войдет, — Джулия отпускает кнопку громкой связи и устало трет виски. Несмотря на то, что прошло уже больше года после той ужасной аварии и по уверению коллег все осколки были извлечены из ее головы, боль иногда возвращается из-за всякой ерунды — чрезмерного напряжения, например, или изменения погоды. Или вообще без каких-либо причин.

В дверь кабинета стучат.

— Войдите, — произносит Джулия.

— Здравствуйте, — приветствует ее вошедший.

— Здравствуйте. Присаживайтесь, пожалуйста, — пациент садится напротив и смотрит на нее.

Джулия поднимает взгляд. Она молчит. Молчит она неприлично долго, в тишине отчетливо слышно, как отсчитывают секунды часы на стенке.

— Нет, — Джулия качает головой, — этого не может быть. Вас нет, вы и та комната мне привиделись в анестезийном бреду. Оказалось, я плохо переношу некоторые вещества, входящие в состав…

— Вы совсем не повзрослели, Джулия, — мужчина улыбается, необидно, совсем чуть-чуть, — вы до сих пор не верите в очевидное.

— Джон…

— Я не Джон, — мужчина кивает в сторону своего больничного листа, — меня зовут Патрик Джейсон.

— Теперь? — без капли удивления переспрашивает Джулия.

— Теперь, — соглашается он.

— Вы лгун. Я не знаю, что из того, что вы говорили тогда и говорите сейчас правда. Все газеты писали о том, что взорвался неисправный двигатель автомобиля и пострадали случайные прохожие. Ни слова о бомбах и секретных операциях.

— Да, разумеется. Ничего другого вы бы и не услышали. Вам на самом деле лучше забыть о том, что я тогда говорил.

— Я только этим и занимаюсь, что пытаюсь забыть, — девушка тяжело вздыхает и закрывает лицо руками,— но я все время думаю о том, правильно ли я поступила тогда…

— Вот и я тоже — не знаю, — говорит Патрик. — Вас ждало завершение. Что-то новое, непременно хорошее, уверен, вы не заслуживаете иного… Жить — во всех отношениях сложнее. Но все же вы поступили не так, как от вас ожидали, и этим вы спасли что-то большее, чем моя жизнь.

— Вы опять несете бред! Вам нужно было стать писателем-фантастом, а не террористом, — Джулия откидывается на спинку офисного кресла и прикрывает глаза.

Ее собеседник молчит, без особого интереса разглядывая вычурное пресс-папье в уголке стола.

— Да, вы правы, — наконец говорит он. — Наверное, мне не следовало бы вас тревожить. Он встает из-за стола и направляется к выходу. Джулия открывает глаза.

— Джон-Патрик-как-еще-вас-там! Подождите, — она тоже поднимается и неуверенно делает шаг в его сторону. — Хотите кофе? Вкусный, не то, что тот...

— О, — мужчина останавливается и долго всматривается в лицо напротив, — да, было бы неплохо.

Стоп-кадр. Ветер из приоткрытого окна шевелит кончики волос Джулии, на согнутом локте Джона-Патрика покачивается шелестящий плащ. Послеполуденное солнце желтыми теплыми квадратами лежит между ними. Мягко. Ненавязчиво. Безмятежно.

Fin.

17.05.2011