В погоне за солнцем (гет)

Как ко мне посватался ветер —

Нареченною ветру стала.

Мельница, "Ветер"

Полная луна освещала пустынную поляну в самом сердце леса. Тишина царила в этом месте, нарушаемая лишь дуновениями ветра и еле слышным стрекотом цикад и кузнечиков. Какое-то мертвенное спокойствие придавало поляне загадочности. В центре ее находилось странное каменное сооружение. На устойчивой подставке стоял большой каменный круг, равно поделенный на четыре части. В диаметре он достигал около трех метров. Каждая из четырех частей круга была немного вогнута внутрь, напоминая чашу. А в центре был еще один кружок, поменьше, диаметром не больше ладони, также состоящий из четырех частей. В каждом была выбита какая-то руна.

Но вот на разных концах полянки одновременно послышались шорохи, и с четырех сторон начали выходить люди. Они все были в тяжелых плащах до самой земли, капюшонах, надвинутых на самые глаза, и масках, закрывавших их лица. Единственное, что отличало одних от других — это цвет плащей и масок. Огненно-красные соседствовали с незаметными серыми, а небесно-сапфировые шествовали рядом с изумрудно-лиственными.

Достигнув круга каждый со своей стороны, незнакомцы замерли. Вперед вышли четверо одетых в разные мантии людей и, остановившись около углублений в кругу, напротив друг друга, сдернули капюшоны и стянули маски.

Человек в ярко-красном одеянии оказался высоким статным блондином лет тридцати пяти с забранными в хвост длинными волосами. Серо-стальные глаза скучающе и немного презрительно смотрели на собравшихся: было видно, что этот человек — прирожденный лидер. Он лениво протянул руку, коснувшись руны в маленьком кружке, и произнес:

— Властью, данной мне солнечным светом, я представляю свой народ. Ut attestari vigor flamma.(1)

Под его руками маленькая руна вспыхнула костерком, а следом за этим четверть круга заполнилась вспыхнувшим огнем, подтверждая слова блондина. Он не ушел, а лишь чуть облокотился руками о края, будто не боясь обжечься о пламя.

— Властью, данной мне четырьмя ветрами, я представляю свой народ. Ut attestari vigor aera.(1)

Новая фраза была произнесена высоким мужчиной в сером плаще с короткими седыми волосами. Представитель дотронулся до руны, и вторая четверть круга заполнилась маленьким вихрящимся смерчем.

Человек напротив блондина откинул капюшон зелено-коричневого плаща, одновременно касаясь руны со своей стороны. Мужчина был гораздо моложе, чем представители Огня или Воздуха. На вид ему можно было бы дать лет двадцать, хотя в зеленых глазах не по годам была видна мудрость.

— Властью, данной мне древесными соками, я представляю свой народ. Ut attestari vigor terra.(1)

Из мгновенно появившейся в углублении земли тут же проросло миниатюрное дерево, распустив во все стороны ветки с листьями. Мужчина, точнее почти парень, чуть улыбнулся уголками губ, когда со стороны остальных послышался ропот.

— Suppositio.(2) — негромко произнес блондин, вопросительно поглядывая на представителя Земли.

— Да, — кивнул парень. Видимо, его знаний латыни хватало только на ритуальные слова.

В этот момент последний из лидеров скинул свой капюшон, открывая взорам присутствующих некрасивое лицо с черными, как смоль волосами и такого же цвета глазами. Низким баритоном он произнес:

— Властью, данной мне небесным дождем, я представляю свой народ. Ut attestari vigor aqua lustralis.(1)

Чистая и прозрачная вода закружилась водоворотом в чаше, подтверждая слова мужчины.

Одновременно четверо произнесли:

— Pacem orare!(3)

Огонь взметнулся еще выше, смерч стремительно закружился, дерево закачалось на ветру, шелестя ветками, вода вскипела, а затем все успокоилось.

Блондин, стоящий у четверти, где горел огонь, поднял руку, призывая к тишине, и заговорил первым:

— Приветствую народы Земли, Воды и Воздуха. Я, Валентин Арториус Крэйнштерн, известный как Холодный Огонь, буду говорить первым.

Валентин замолчал, оглядывая собравшихся. По правую руку от него, чуть сзади, замер молодой красивый парень, как две капли воды похожий на Огня.

— Мы собрались здесь в последний день весны, чтобы снова заключить Квартальный мир. Как вы помните, каждый третий месяц времени года народы собираются у священного Алтаря, чтобы подтвердить договор о ненападении. То, что было подтверждено и принято силами изначальных стихий, не может быть впоследствии нарушено. Мой народ не имеет возражений против заключения договора и согласен на ритуал.

Крэйнштерн замолчал, чуть отступая от камня, и вперед вышел седой мужчина.

— Приветствую народы Огня, Земли и Воды. Как представитель народа Воздуха, Маркус Максимус, известный как Смерч, я выскажусь вторым. Народ Воздуха имеет определенные вопросы к воинам Воды. Пару недель назад дозорные видели одетых в синие плащи людей неподалеку от Кромгарда, нашей цитадели. Прошу представителя Водных ответить на эти вопросы, и, если Шторм сумеет объяснить мне поступок своих воинов, то мир будет заключен.

— Приветствую народы! Я, Гейл Алаччи, сын вождя народа Воздуха Торонира Алаччи, буду говорить третьим. Народ Земли не имеет возражений к подтверждению договора и готов снова заключить его сроком на один квартал, до следующего последнего месяца сезона.

Парень отступил назад, облегченно выдохнув. Впервые ему пришлось заменять раненного отца на Квартальном мире, а потому он несколько паниковал, стоя перед тремя мужчинами, гораздо более опытными и сильными, нежели он.

И наконец последним заговорил Шторм:

— Приветствую. Я, Ниокрис Гассилдор, Шторм или Штиль, буду говорить от имени народов Воды, и да будет мое слово последним.

Гассилдор обвел присутствующих цепким взглядом, остановившись на Маркусе.

— Итак, Смерч требует с меня ответа, что делали воины Воды в его владениях. А воины Воды… Преследовали бежавшего шпиона, — при последних словах глаза предводителя нашли Алаччи, который побледнел и нервно сглотнул.

— Постойте-ка, Ниокрис. Вы утверждаете, что люди Земли шпионили на ваших землях? И за ними вы погнались во владения Воздуха? — переспросил Максимус, недоверчиво глядя на Штиля. Тот лишь кивнул.

Поднявшийся шум спугнул птицу, сидевшую в деревьях. Гвалт мешал разобрать отдельные слова и общий смысл. Когда люди в синих и зеленых плащах готовы были уже вцепиться друг в друга, раздался перекрывший весь шум громкий повелительный голос:

— Тихо!

На поляне мгновенно будто все вымерли. Пламя в чаше взметнулось, жадные языки огня будто пытались добраться до воды, находившейся напротив. Валентин с удовлетворением оглядел замолчавших людей и продолжил:

— Если Гассилдор считает, что люди Торонира шпионили, значит, у него есть на это основания, — Крэйнштерн замолчал и с неприязнью посмотрел на представителя враждебной стихии. — Однако и юный Гейл должен от имени предводителя поведать нам, что же произошло.

Молодой парень обернулся к рослому мужчине с короткой рыжей бородой и что-то спросил, после чего обернулся к кругу:

— Я не уполномочен заявлять о том, что находится в ведении Повелителя Земли. Если народы Воды, Огня и Воздуха не верят моим словам о том, что это клевета, то я, как оскорбленная сторона, не стану заключать Квартального мира.

Собравшиеся снова зашумели. Со всех сторон в адрес Алаччи летели оскорбления. Никто не верил, что этот несмышленыш способен принимать решения такого масштаба.

— Без объяснений, что делали на моей земле люди Гассилдора, я не заключу мир.

— Пока Алаччи не поведает нам, что заставило его воинов перейти границы, мой народ не подпишет мира, — негромко согласился Ниокрис.

Валентин покачал головой. Не впервые на его жизни случалось так, что Квартальный мир не был заключен. Он как раз думал, стоит ли давить на лидеров, заставив их все-таки примириться, когда со стороны его земель послышался топот копыт и на поляну влетел перепуганный донельзя воин в красном плаще, на коне и с копьем в руке.

— Мой лорд, Алтарь разрушен!

Сокрушительная новость прокатилась по поляне, как волна прибоя по песку. Люди были шокированы. Древний Алтарь, который был завещан народу каждой стихии еще богами, просто не мог быть уничтожен. В нем было средоточие всей силы и могущества данного народа. Без Алтаря само существование людей ставилось под большой вопрос.

— Что там произошло? — властно спросил Арториус, перекрывая поднявшийся шум.

— Милорд, почетный патруль прибыл к месту дежурства. Камни Алтаря были разрушены, а священный огонь не горел, — ответил рыцарь, сдерживая встававшего на дыбы коня.

С неба камнем упал большой орел. Сидящий на его спине воин подошел к Маркусу и что-то произнес ему на ухо. Синие глаза старого воителя расширились от изумления.

— Алтарь Воздуха и Воды тоже разрушен!

Мгновение — и из речушки, которая текла на стороне людей Гассилдора, вышел молодой парень, который кивком подтвердил слова Смерча. Лодка паренька чуть покачивалась на воде от ветра.

— Итак, что я могу сказать. Три Алтаря из четырех разрушены. Такого еще не было впредь, а потому мы не можем предсказать, что же будет дальше. Единственное, что мне остается… это предложить Шторму conjunctio genus.(4) — произнес Валентин, испытующе поглядывая на Гассилдора.

В одном старинном манускрипте было сказано, что при исчезновении Алтаря единственное, что может помочь сдержать разрушительную силу вырвавшихся стихий — это соединение двух родов из противоположных друг другу народов. Чем сильнее будут представители рода, тем прочнее окажется связь между стихиями, и тем больше шанса протянуть время до того, как Алтарь будет восстановлен.

Гейл Алаччи переводил взгляд с Валентина на Ниокриса и обратно. Всем было известно, что эти лидеры не переносят даже упоминание имен друг друга, а теперь речь зашла о соединении родов? Они что, собираются обречь двоих из разных стихий на совместное существование?

Запрет на общение с другими народами существовал всегда. Как враждовали Огонь и Вода, Земля и Воздух, так и люди, принадлежавшие разным силам, не могли бы составить пару. Конечно, что запрещено, то так и вызывает желание нарушить закон. Во все времена находились девушки и парни, которые, пренебрегая советами старших, все же завязывали общение с другими воинами, влюблялись, и, как следствие, такие отношения не доставляли ничего, кроме боли. Волшебный лес Норвел тянулся вокруг на бесконечные мили, и лишь одна часть этого чудесного места была отведена четырем народам. Влюбленные сбегали, шантажировали и предавали, словом, делали все, чтобы развязать очередную войну, которые отнюдь не были редкостью в это время.

И теперь Холодный Огонь и Штиль, похоже, решили повторить такие истории?

— Я согласен, Валентин. Нам ничего не остается, кроме как выбрать одного из сильнейшего рода и передать его под власть рода жениха. Пока Алтари не будут восстановлены, не стоит даже и помышлять о такой роскоши, как вражда и война, — невозмутимо кивнул Ниокрис, взглядом затыкая рты тем из своих людей, кто хотел протестовать.

Максимус, на удивление своим воинам, молчал. Старый лорд прекрасно понимал, чем грозит обоим родам соединение детей из двух враждующих стихий. Но это давало им отсрочку перед тем, как освобожденная изначальная сила четырех элементов сотрет Норвел в порошок.

— В таком случае, я вынужден откланяться. Если две стихии будут связаны обещанием, то еще один обряд среди двух других не принесет пользы, а лишь навредит. Поэтому, как только вы решите, где и когда будет проводиться свадебный ритуал, известите меня.

Маркус кивнул и, коснувшись ладонью маленького смерча, заставил его исчезнуть. Накинув капюшоны и надев маски, люди Воздуха уходили от круга.

Гейл, собиравшийся что-то сказать, был остановлен язвительной репликой Гассилдора:

— Алаччи, прежде чем выдвигать свою кандидатуру на suppositio, надо хорошо думать и понимать, что тебе придется не только перед девчонками красоваться.

Побледневший сын Торонира вздрогнул и потянулся рукой к ножнам с мечом, но был остановлен жестким взглядом рыжего бородача. Прошипев что-то себе под нос, Алаччи взмахом руки убрал землю и дерево в своей четверти и, не прощаясь, повернулся и скрылся в зарослях.

Остались только народы Огня и Воды, все еще шепчущиеся по поводу изувеченных Алтарей. Валентин кивком головы подозвал светловолосого юношу, который раньше стоял рядом с ним, и велел:

— Останься. Лоран!

Невысокий чуть сутулый мужчина в полном боевом облачении красного цвета приблизился к Арториусу:

— Мой лорд?

— Уводи всех в цитадель. Следите, чтобы никто не потерялся. И удвойте охрану по прибытии. Мне нужно доделать кое-какие дела.

Капитан стражи лорда происходил из знатного рода, а потому прекрасно понимал все подоплеки предстоящего свадебного ритуала. Склонив голову, воин отошел к своим бойцам, приказывая уходить.

То же самое происходило и на стороне людей Воды. В результате, разделенные лишь каменным кругом с водой и огнем, на поляне остались Ниокрис Гассилдор, Валентин Арториус Крэйнштерн, светловолосый юноша и невысокая девушка с длинными черными волосами и худенькой фигуркой.

Сразу же отбросив все приличия, Валентин улыбнулся Шторму:

— Ты должен мне сотню.

— Кто же думал, что какие-то недоумки додумаются разрушить Алтари? — фыркнул тот. — Надеюсь, это не дело этих идиотов Алаччи.

Юноша и девушка одинаково недоуменно глядели на двух лидеров, негромко переговаривающихся так, будто они были давними приятелями.

— Отец, прости, что перебиваю, но…

— Позвольте представить, мой сын и наследник, будущий лорд Маларихия Исандр Крэйнштерн, — произнес Валентин. Сыну ничего не оставалось, кроме как склониться, приветствуя лидера соседнего народа и девушку.

Лорд Гассилдор отошел чуть в сторону так, чтобы брюнетку было больше видно.

— Алкмена Кассандра Нефела Гассилдор, моя дочь и наследница.

Девушка чуть склонила голову, настороженно поглядывая на чужих. В ее прищуренных глазах витало непонимание и какое-то презрение. Но, опережая вопрос Кассандры, Ниокрис заговорил первым:

— Итак, вам очень интересно знать, зачем мы здесь собрались. Вы слышали о необходимом обряде, позволяющим нам выиграть время на реактивацию Алтарей.

В глазах Исандра забрезжило понимание, но прежде, чем он высказал то, о чем думал, Валентин произнес:

— Вы были обещаны друг другу. Так что именно вам предстоит связать две стихии.

(1)Пусть будет свидетелем живительная сила Огня. … сила Воздуха… сила Земли… сила святой Воды

(2)Замена

(3)Просить мира

(4)Соединение родов

Лед, за которым ей так легко спрятаться

Лед, за которым теплей.

4 апреля, "Лед"

— Отец! — в голосе девушки звенела обида.

— Алкмена. — голос Ниокриса был так же спокоен, как и всегда. Ни намека на тревогу или волнение за дочь. — Ритуал обещания родов был проведен сразу после вашего рождения, а потому нарушить его уже не представляется возможным.

Только что понявшая весь ужас ситуации, юная миледи Гассилдор пыталась сообразить, чем это соединение родов может им грозить.

Во-первых, она должна будет покинуть родные земли, ласковые озера и тихие речушки владений людей Воды и отправится в земли жениха. По слухам, там постоянно извергались вулканы, земля была треснутая и высохшая, не росли деревья и не журчали ручьи. Жизнь, где нет ни капли воды!

Во-вторых, она полностью переходит в род мужа, становясь зависимой от него. Отец ничем не сможет помочь ей, разве что сила первородных стихий убьет ее раньше, чем состоится эта свадьба. Кассандра и сейчас чувствовала вибрацию силы в воздухе, которая показывала, насколько все серьезно.

А на другом конце круга более спокойный Маларихия и его отец вот уже пять минут тихо переговаривались друг с другом.

— Отец, как ты мог дать Гассилдору обещание родов? Я не хочу жить вместе с этой вороной. Вон, как смотрит. Ее бы воля — она бы мне глаза выклевала. Да и сердцем бы полакомилась.

— Не говори дури, Малахи, — оборвал сына лорд. — Обещание было дано, и единственное, что должно тебя теперь волновать — как ты будешь налаживать отношения с будущей женой. Учтите, вам пока нельзя находится на территории какой-либо из стихий, а потому придется первое время встречаться на нейтральных землях, — Валентин задумчиво посмотрел на молчаливого Ниокриса и задумавшуюся девушку.

Внешне Аларих оставался спокоен, но внутри него клокотала ярость, и только вбитое с самого детства в голову уважение к отцу мешало высказать все, что юноша думал о женитьбе на этой Кассандре. Подумать только, вся его жизнь уже была расписана за него! Ведь если они были обещаны друг другу отцами, то это значит, что и с активированными Алтарями они все равно стали бы парой. Исандр чувствовал, что Нефела тоже не в восторге от внезапно приблизившегося брака, да еще и с мужчиной из другой стихии.

— Можно вообще поинтересоваться, дорогой отец, как вам такое пришло в голову, обещать свою дочь роду Огня? — в голосе заговорившей Алкмены слышалась горечь, прикрытая язвительными словами.

Гассилдор тяжело вздохнул, глядя на Валентина. Лорд Огня лишь кивнул, показывая, что скрывать правду дальше не имеет смысла.

— Еще до вашего рождения я раскопал в своей библиотеке интересный фолиант. В нем говорилось, что сила враждующих стихий окрепнет, если связать их посредством брака детей. Именно тогда мне пришло в голову обеспечить безопасность своему народу, примирив его с наиболее враждебно настроенной стихией — Огнем. Лорд Крэйнштерн поверил мне не сразу. Долгое время мы обсуждали этот план, решая, кто же все-таки станет участником обряда с той и другой стороны, — Ниокрис прикрыл глаза, вспоминая все в подробностях.

Увидев, что Гассилдор задумался, Арториус продолжил повествование:

— Итак, существовала цель — заключение мира между нашими силами. Тем более что хоть правили и мы, но времена были другими, и войны объявлялись чуть ли не каждый день. На моей памяти в те два года, что мы принимали решение насчет обряда, Квартальный мир был заключен всего два раза. В результате, когда родился Малахи, я известил об этом Ниокриса. А спустя каких-то три месяца его жена умерла родами, подарив своему отцу прелестную девочку. Как лидеры своих стихий, мы не имели права принуждать простых людей к тому, чтобы отдать своих детей в чужие земли. Именно поэтому было принято решение в будущем заключить между вами брак по достижению вами семнадцатилетия…

— Где доказательства? — нагло влезла посередине фразы Нефела, с вызовом поглядывая на Крэйнштернов.

— Алкмена. — жестко произнес отец, сверля ее взглядом черных глаз.

— Нет, лорд Гассилдор, если ваша дочь требует проверки, будет ей проверка. Заключение договоренности происходило, по закону, в присутствии сильного артефакта, готового подтвердить наши слова всплеском изначальной Силы, — усмехнулся Валентин и, разведя руки в стороны, произнес на латыни:

— Flamma confirmare tabellae dotis!(1)

От четверти с горящим огнем отделилась маленькая часть и приняла форму огненного шара, закручиваясь и переливаясь, подтверждая слова лорда.

— Aqua confirmare tabellae dotis!(1) — ответствовал ему Гассилдор, и маленькая голубая сфера возникла на уровне его груди.

— Надеюсь, сиятельной леди этого достаточно? — ехидно поинтересовался Арториус, не обращая внимания на гнев, загоревшийся в глазах оскорбленной девушки.

Малахи лишь мельком взглянул на происходящее и углубился в свои мысли. Во-первых, разорвать обряд не удастся — отец с лордом хорошо все продумали. Обещание было дано много лет назад, а теперь, если Аларих не ошибался, они с Кассандрой видели подтверждение родов. Завершающаяся часть подготовительного этапа.

— Я думаю, нареченные должны поближе познакомиться друг с другом, — задумчиво произнес Ниокрис, бросив строгий взгляд на дочь.

— Я пришлю рыцарей, лорд, — ответил Валентин, но тут же был перебит до этого молчавшим Малахи:

— Не стоит, отец. Я заберу миледи Гассилдор у границ ее земель. Дальше мы отправимся на нейтральные территории.

Оба лорда с некой долей уважения воззрились на него, но тут вставила свое слово своевольная девушка:

— А если я не хочу проводить с ним завтрашний день? У меня были планы, отец! — громче, чем было нужно, сказала она. Вода в круге вскипела, превращаясь в пар и обратно.

— Стихийная магия, прорывающаяся внезапно и бесконтрольно, — тихо пробормотал Валентин, глядя, как в чаше хлещет вода.

Тем временем лорд Воды усмирял разошедшуюся дочь:

— Нет, Алкмена. Ты отправишься с Малахи. Если, конечно, не желаешь стереть Норвел в порошок.

Судя по железному тону Гассилдора, он не собирался ничего менять. Упрямица могла сопротивляться сколько угодно, но в конечном итоге ей все равно придется стать женой Крэйнштерна.

Исандр наблюдал за лордом и его дочерью. Их отношения были странными. Ниокрис Гассилдор был человеком отнюдь не мягкого характера, да и Кассандра не отличалась бесхребетностью. Вот и сейчас, надеясь увильнуть от ненавистного брака, Нефела изворачивалась, как могла. Пока они были заняты разборками, Малахи мог разглядеть ее повнимательнее.

Первым, что бросалось в глаза, были черные-черные волосы. В отличие от отцовских, они доходили до лопаток, только сильнее подчеркивая бледную кожу открытых сейчас плеч. Сейчас Аларих мог разглядеть даже цвет глаз — зеленые, как у кошки, похожие на изумруды. Прямой нос, аккуратные черные брови. Все в ее облике так и дышало аристократизмом. Да и вся Кассандра казалась маленькой, хрупкой, как тростинка, на фоне ее могучего отца. Хотя Исандр и не мог сказать про нее, что она совсем тощая, складывалось ощущение, что она похожая на миниатюрную античную статую. На ней была странная одежда — не боевое облачение воинов и не парадные одежды нескольких присутствовавших дам, а широкие штаны зеленовато-синего меняющегося цвета, завязывающиеся на щиколотках, и белеющая в отсветах пламени круга рубашка. Малахи неверяще вгляделся и хмыкнул: она была босиком.

«Определенно, бунтарка. Скорее всего, она просто ненавидит всю эту наигранную торжественность. Хотя, вон как крутит лордом! Валентин скорее бы сдох, чем пустил кого-нибудь на заключение Квартального мира без парадной одежды и, тем более, обуви!» — размышлял парень, полностью погрузившись в раздумья.

Из этого подвешенного состояния его вывел отец:

— Идем, Малахи.

Оказалось, что пока он витал в облаках, лорды успели договориться о встрече своих детей завтра у южных границ Воды, откуда уже Аларих заберет девушку на прогулку. Крэйнштерн-младший обернулся и задумчиво посмотрел вслед удаляющимся людям. Справа чернела могучая фигура лорда Гассилдора, а рядом с ним темнота обрисовывала маленький стройный силуэт его дочери.

— Интересная штучка, правда? — поинтересовался Валентин у сына, ступая на тропку, ведущую через перелесок к полю, где их ждали лошади и несколько воинов. Когда Квартальный мир не действовал, лорд и его наследник не могли позволить себе разгуливать без охраны.

— Насколько я понял, миз Гассилдор абсолютно против этого брака? — вопросом на вопрос парировал Малахи.

Арториус тихо засмеялся, пригибаясь, чтобы не задеть ветки деревьев.

— Видишь ли, Исандр, никто не станет ее спрашивать. Брак будет заключен, с вашим согласием или без него. Так что советую расслабиться. Она красива, умна и воспитана. Недаром Ниокрис столько лет полировал этот алмаз. Она станет настоящим бриллиантом, стоит только приложить определенные усилия…

Голос отца приобрел некую мечтательность. Подозрительно взглянувший на него Аларих не увидел в выражении его лица похоти или желания, только восхищение вещью, красивой игрушкой, которую можно сделать совершенной.

— Надеюсь, ты доволен моим выбором? Миледи Гассилдор не самый плохой вариант. Она строптива, но ты сумеешь ее обломать, — продолжал Валентин, не замечая странного напряжения на лице сына.

«Слава богам, что ты действительно так думаешь», — мелькнула неприязненная мысль у Исандра, однако он подавил желание выразить ее словами.

Ему, по большому счету, было плевать на брак. Да, Алариху пришлось не по нраву, что за него так просто все решили, только не было девушки, которую он любил и ради которой стал бы сопротивляться отцу. В конце концов, его будущая жена оказалась привлекательной девушкой, да и умом вроде не обделена. Браки в знатных семьях — дело такое. Попадется мымра, и будешь жить с ней до смерти, потому что развестись не сможешь.

А вот тот факт, что Нефела будет ненавидеть Крэйнштерна всю жизнь, был довольно-таки правдоподобным. Ее оторвут от родной стихии, заберут в цитадель Огня, где она и проживет всю оставшуюся жизнь. На кой ляд ей Малахи, если Кассандра всю жизнь будет тосковать по замку на острове?

— …все понял, — донесся на Исандра голос лорда. За своими невеселыми мыслями он не слышал ни слова из того, что говорил ему лидер стихии.

— Конечно, отец, — кивнул Аларих. Они вышли из перелеска к полю, где их ждали трое воинов с лошадьми. Черные кони фыркали и били копытами о землю, ветер путался в их длинных гривах, а ноздри широко раскрывались, ловя воздух. Малахи тронул гриву своей лошади и запрыгнул в седло. Отец уже был на коне и направился вперед, возглавляя кавалькаду. Аларих тяжело вздохнул, двигаясь вслед за Валентином, а молчаливые воины последовали за ними.

Постепенно с шага лорд перешел на рысь, а затем и на галоп. Сын следовал за ним правее и чуть сзади. Мимо проносились живописные поля, леса, а вдали чернела гора древнего вулкана. Поговаривали, что когда-то там жил грозный дракон, однажды заставивший вулкан извергнуться и спалить всю эту землю в назидание людям, которые не оценили ни прекрасных мест для охоты, ни тихих спокойных долин. Малахи не верил этому, но старики в цитадели рассказывали, что сами видели это чудовище, с чешуей ярко-красного цвета, которая на солнце слепила глаза.

Кони замедлили шаг. Под ногами застучал камень — они выехали на мостовую. Анвис, небольшой городок неподалеку от цитадели. Несмотря на позднее время, узенькие улочки были заполнены людьми: все хотели знать, был ли заключен Квартальный мир.

Лорд со свитой, не останавливаясь, проехали городок и понеслись дальше, преодолевая оставшееся расстояние до Нортхейма, столицы и цитадели народа Огня.

* * *

В это же время небольшие верткие лодки уносили домой лорда Гассилдора и его непокорную дочь. Гребцы лениво двигали веслами, приближая их к архипелагу небольших песчаных островов посреди широкой реки. Именно там, среди суровых северных ветров и ледяных поцелуев волн находилась крепость Гарет, столица и резиденция нынешнего правителя этих земель. Ниокрис Гассилдор правил уже много лет, и за все это время провел несколько успешных войн со своими соседями. Нельзя сказать, что лорд Воды желал этих битв, но по каким-то причинам, как, например, сегодня, Квартальный мир иногда не заключали, и тогда стоило ждать нападений. Только оттяпав у противника какой-нибудь спорный кусок земель, захватчики успокаивались и соглашались на перемирие. А теперь еще и разрушенный Алтарь. Это подлило масла в огонь, начинавший сжигать враждой народы Норвела.

Мужчина посмотрел на дочь, которая гневно сверлила его взглядом из соседней лодки. Да уж. Кассандра и раньше была не сахар, но иногда страх перед отцом перевешивал природную дерзость, и она подчинялась ему. А теперь она точно с цепи сорвется. Кому понравится, если решать будут за него?

Хотя, что удивляться? В знатных семьях браки всегда заключались пусть с людьми из одной стихии, но по расчету. Сам Ниокрис похоронил свою жену шестнадцать лет назад, когда родилась Нефела. Альрин была тихой, спокойной женщиной, которая прекрасно подходила вспыльчивому и раздражительному лорду. Нельзя сказать, что Гассилдор любил ее, но этот суровый, жесткий мужчина питал поразительную нежность к этой сильной женщине, которая сумела стать для него другом. Нет, у него не было любовниц, так же как и Альрин не заводила отношения на стороне. В их жизни не было Любви, но была Нежность, Забота, дружеская Поддержка. Уже сейчас Ниокрис задумывался, кем же он был для своей жены? Другом, любовником или… любимым?

От невеселых размышлений его отвлекла негромкая реплика дочери:

— Надеюсь, этот лордик не окажется такой скотиной, какой выглядит сейчас…

— Алкмена, побольше уважения к своему нареченному, — сухо оборвал девушку отец. Кассандра бросила на него недовольный взгляд, но промолчала.

Постепенно из темноты перед ними вставал большой песчаный остров. Река в этом месте была очень широкая, и острова разной формы и размера, похожие на широкие тарелки или молот, разбивали ее воды на несколько рукавов. Гребцы ловко направляли лодки к центральному острову. Он растянулся на много метров, и по краям были где-то крутые, а где-то пологие песчаные берега. В середине же среди песка и камней на возвышенности среди тонких деревьев, раскинулся лесок, где и находилась Гарет. Древняя цитадель, которую по преданиям не удавалось взять ни одному врагу, была с трех сторон защищена деревьями, а с четвертой подходила вплотную к берегу. Там был небольшой порт: здесь стояли маленькие лодки и несколько больших боевых кораблей. Именно сюда и причалили лорд Гассилдор и его дочь.

Усталые гребцы спрыгнули на дощатый настил и направились в сторону цитадели — отдохнуть и пропустить по кружечке пива. Как-никак, Квартальный мир заключен так и не был!

Несколько человек тут же притянули лодки к причалу и ловко обвязали, не давая уплыть по течению вниз. Гассилдор вышел на пристань и подал руку Кассандре. Та все еще была на него обижена — об этом говорили упрямо сжатые губы и хмурый взгляд — но руку все же приняла и послушно сошла на берег вслед за отцом.

Не медля на причале, лорд отправился к массивным воротам крепости. Тяжелые металлические створки бесшумно отворились, и двое прошли внутрь. Гарет была городом-цитаделью. Под защитой каменных стен располагались дома воинов и простых горожан. Причал находился практически рядом с той частью Гарет, где и была резиденция рода Гассилдор, Альмард.

— Рады видеть, что вы спокойно добрались до Гарет, лорд. — послышался откуда-то слева подобострастный голос слуги.

Ниокрис, Алкмена и несколько воинов из гарнизона дошли до ворот Альмарда. Скрипнув, те распахнулись.

Это была любимая резиденция лидера народа Воды. Строгое высокое каменное строение, отделанное в темных тонах, оно во всем устраивало лорда. Нет, Альмард не был просторным имением, окруженным прекрасными землями для охоты и развлечений, как одна из самых дальних резиденций Гассилдора Лорак. Это был городской особняк, где семья лорда проводила больше всего времени.

Дом был обнесен невысокой декоративной оградой, призванной скорее украсить, чем реально защитить. Внутри уже горел свет — скорее всего, вернулся с охоты гостивший у лорда в замке граф Польцкий вместе со своим сыном.

Ниокрис кивком головы предложил дочери пройти внутрь, а сам остановился и о чем-то заговорил с капитаном стражи крепости.

Кассандра, недовольно скривившись, ушла в дом. Поднимаясь по каменной лестнице, девушка услышала громкий хохот, доносившийся из гостиной первого этажа. Сердце болезненно сжалось. Сегодня же к ним прибыли Польцкие! А она со всем этим Квартальным миром и забыла…

С трудом сдерживаясь, чтобы не выбежать тут же к гостям, Нефела поднялась к себе в комнату.

Просторная, она выходила окнами на запад, как раз с той стороны, где была пристань. Чем-то Альмард напоминал замок — может быть, потому что имел похожие очертания. Вот и вид из ее окон открывался в сторону леса, где стоял главный Алтарь. Внизу лениво несла свои темные воды, чуть отдающие красно-коричневым болотным оттенком, могучая река. Если чуть высунуться влево, то можно будет увидеть очертания других островов.

Большая кровать, застеленная синим шелком, стояла у окон, а чуть правее находился массивный письменный стол и кресло. Слева у стены был камин, который сейчас — не иначе, как стараниями слуг — ярко горел, отбрасывая отсветы на стены. Почти всю правую стену занимал гардероб, а рядом с кроватью была еще одна маленькая дверка, ведущая на соседний балкон.

С непонятной яростью Кассандра швыряла одежду на кровать и одевалась в прелестное темно-зеленое платье до колен, прекрасно оттенявшее ее глаза. В зеркале, куда миледи подошла причесаться, отразилась худенькая девушка, почти девчонка, с грустными глазами. Прямые черные волосы, распушенные по плечам, подчеркивали неестественную даже для аристократки бледность лица. Устало поправив выбившуюся прядь, Нефела улыбнулась, вкладывая в эту улыбку как можно больше искренности. Мгновение — и от несчастной девушки не осталось и следа. Все также с улыбкой на губах девушка повернулась и вышла из комнаты.

Проклятый этикет.

(1)Огонь подтвердит брачный договор. Вода подтвердит брачный договор.

Облетая все дома — лейся,

Нам никогда не быть вместе.

Триада, "Лебединая"

Когда Кассандра наконец спустилась вниз, из гостиной уже слышались спокойный голос отца и недоверчивый графа Польцкого. Последний раз вздохнув и нацепив улыбку на лицо, — специально для гостей — девушка вошла в гостиную.

— А вот и прекрасная Кассандра Гассилдор! — Анатоль Польцкий, высокий немного полный мужчина, ровесник лорда, поцеловал ей руку. — Вы стали еще обворожительнее, миледи Гассилдор.

— А вы все также специалист в шахматах? — улыбнулась Нефела, глядя на стоящую на столе доску с фигурками. Одного взгляда туда хватило, чтобы понять — ситуация белых безнадежна.

— Я всегда играю только черными, — подмигнул Кассандре граф. Увидевший это Ниокрис, казалось, помрачнел еще больше.

Анатоль пустился в удобное кресло напротив лорда и чуть пригубил из своего бокала. Гассилдор чуть вздохнул, видимо, вспоминая, о чем шла речь до прихода дочери.

— Вот и все. После этого Алаччи убежал, а мы с Валентином обговорили кое-какие детали.

«Знаю я, какие вы именно детали обговаривали. Сама там была», — недовольно подумала девушка.

Послышавшийся за спиной звук шагов заставил сердце Алкмены вздрогнуть, а ее саму — медленно обернуться.

В дверях стоял высокий юноша в темно-сером плаще и коричневых сапогах. С его чуть мокрых черных волос на прекрасный, баснословно дорогой ковер падали капельки воды. Правильные черты лица выдавали в нем знатное происхождение.

Но удивительнее всего были глаза. Они были пронзительно-синие, как кристально-чистая вода озер этой страны, или такие же, как ясное небо над головой, или прекрасные васильки на лугу. Они завораживали, притягивали, заставляя всматриваться в них до бесконечности.

Только сейчас в этих глазах, обращенных на застывшую девушку, не было ничего теплого или положительного. Одна лишь убийственно-холодная вежливость

По одному взгляду она поняла — он знает.

— Мой блудный сын соизволил навестить лорда и его семью? — с усмешкой спросил граф, ставя шах и мат лорду.

— Дион Польцкий к вашим услугам, — негромко произнес юноша, чуть склоняя голову. Так же, как и отец, он поцеловал руку Алкмены. Его губы были холодны как лед и столь же безжизненны.

Свободолюбивая, неистовая Кассандра словно внезапно забыла как дышать. От искусственной улыбки и самоуверенного взгляда не осталось и следа. Перед сыном графа стояла маленькая девочка, которая снова запинается в словах и не может понять, что же сказать. Как много-много лет назад.

Однако прежде чем отец или же сам граф, ни приведи изначальная Сила, что-то заметили, девушке удалось взять себя в руки. И недоуменный взгляд отца она уже встречала отрепетированной улыбкой. На кивок Ниокриса в сторону двери дочь склонила голову и произнесла:

— Дион, ты же еще не видел, какие розы цветут в оранжерее!

Убедившись, что уловка удалась, и юноша следует за ней, Кассандра сбросила туфли и взбежала по лестнице на самый верх. Потянув на себя крышку люка, она выбралась на широкую площадку на крыше, откуда открывался прекрасный вид на реку и лес.

Остановившись у края, миледи скривилась.

— Да, восторженный лепет пятилетней дурочки тебе всегда удавался… — словно ответил ее мыслям голос сзади.

Надо же.

А она почти про него забыла.

— Дион, — побольше тревоги и страха в глаза, повернуться, подойти поближе. Так, хорошо. — Ты все знаешь?..

Напрасно она ждала, что ее расстроенный вид вызовет у него теплые чувства. В невероятных синих глазах промелькнули отголоски эмоций, но парень подчеркнуто спокойно ответил:

— Мои друзья были настолько любезны, что сообщили мне об этом.

Ни капли сострадания или сожаления. Все вежливо, все так, как предписывает пресловутый этикет.

В глазах Кассандры был уже неподдельный ужас. Она чуть отошла от него, недоверчиво заглядывая в равнодушные глаза.

— Почему ты молчишь?

— А зачем мне что-либо говорить, Алкмена? — тон в тон парировал юноша. — Все равно ничего не изменишь.

Алкмена. Как же она ненавидела это свое имя. Резкое, как удар плети по обнаженной спине. Или нет. Как эти слова осколками в душу.

— А ведь раньше ты звал меня по-другому, — еле слышно выговорила девушка, отворачиваясь.

Дион с удивлением пригляделся. В ситуации, когда мир рушится на ее глазах, когда то, что казалось вечным, рассыплется совсем скоро, она еще улыбается, вспомнив, как он единственный называл ее этим именем.

Нефела.

Одновременно нежное, как крылья бабочки, и холодное, как изморозь на траве. И такое же красивое, как и она сама.

— Зачем ты делаешь это? Просто отпусти меня. Не держи, — очень тихо попросил Польцкий, глядя ей в спину.

В эту худенькую трогательную спину с острыми лопатками, видневшимися из выреза на спине. А платьице-то короткое, и ветер так дует… волосы так и разлетаются, как черные перышки неведомой птицы. Да она же сама как тростинка — маленькая, тоненькая, тщедушная — а ведь попробуй, сломай.

И вот теперь, когда ничто не могло убить железную выдержку Кассандры Гассилдор, понадобилась ровно одна фраза, чтобы сломать ее жизненный мир. Только дурак может думать, что лорд Гассилдор действительно повелся на эту оранжерею. Все они были детьми. Все знают, как это бывает. И Дион тоже знал, что этот день настанет.

В душе он все равно надеялся, а вдруг его отец назовет ему заветное имя? Но нет. Как выяснилось, у нее была намного более важная роль в этой жизни, чем у него.

— Я и так не держу тебя, Дион. Ты волен уйти, куда пожелаешь, — ну конечно, она плачет. Он не разучился еще за столько лет различать оттенки ее голоса.

Несколько резких шагов — и он подошел к ней совсем близко, набросил сверху свой плащ. Странно, опять пошел дождь, а юноша этого так и не заметил. Может, потому что все его мысли занимала эта беззащитная девушка с яркими зелеными глазами, которая только что доверчиво обняла его руками и спрятала голову у него на груди?

Где-то вдали сверкнула вспышка молнии. Гроза проходила стороной, но далекие зарницы отсветами высвечивали небо, чтобы тут же угаснуть.

— Не плачь, прошу тебя. Ты ничего не можешь изменить, — прошептал Дион, гладя Кассандру по голове.

Она подняла на него свои глаза. Естественно, они были полны слез, но за каплями усиливающегося дождя были не так уж и заметны. Да и он сам чувствовал, как глазам почему-то стало горячо, но это, конечно, только потому, что ему стало внезапно очень душно на этой крыше, где северный ветер трепал черные волосы девушки, ради которой он готов был отдать все, что у него есть. Деньги, имя, положение.

Жизнь.

— Знаешь, я ждала этого. Конечно, я знала, что мне назовут имя того, кого выберет отец. Но я… надеялась. Я молилась. Я ждала, чтобы он назвал мне ТВОЕ имя.

В памяти Диона навсегда останется эта ночь. Худенькая фигурка в его объятиях, ее волосы, растрепанные равнодушным ветром, приглушенный от слез голос. Далекие отсветы в небе на западе и капли на щеках, слишком горячие, чтобы быть просто дождем.

— Ты просишь отпустить тебя. Не держать. Но как мне сделать это, если ты единственное, что у меня осталось?

Нескоро, очень нескоро он поймет, каких сил стоило этой гордой девочке говорить ему, что она не может без него. Но сейчас Дион мог только слушать ее хриплый от слез голос и изо всех сил прижимать ее к себе, вопреки своим просьбам. Держать ее, боясь, что она исчезнет вместе с этим дождем и ветром. Что не будет больше раздражительной Кассандры, которая не боялась даже нахамить своему отцу. Не будет яркой, словно вспышка звезды, красавицы Алкмены, от взгляда которой любой мог упасть на колени.

И не будет, наконец, самого главного. Не будет нежной, улыбчивой Нефелы, какой она была только для него одного.

Будет лишь миледи Крэйнштерн, холодная красавица, безупречная жена блистательного лорда Крэйнштерна.

Девушка в его руках пошевелилась. Она вновь смотрела ему в глаза, запоминая, заставляя их врезаться в память, потому что, когда все закончится — это единственное, что ей останется.

Дион долго стоял неподвижно, позволяя ей рассматривать его заново, впитывать, запоминать. Но как он ни хотел просто утешать ее, потаенные желания взяли свое. Склонившись над замершей девушкой, он нежно приподнял ее подбородок и поцеловал. Закрыв глаза, юноша целовал ее, сначала осторожно, будто боясь навредить, а затем исступленно, словно он был утопающим, а она была ключом к спасению.

Кассандра не закрывала глаз, потому что это слишком большая роскошь для нее — закрывать глаза, когда она видит его, скорее всего, в последний раз. Поцелуй был мокрым и соленым — по щекам текли холодные капли дождя, смешиваясь со слезами. Алкмена чувствовала, как его руки судорожно сжимали ее в объятиях, а волосы щекотали лицо. Этот безрассудный сумасшедший поцелуй все длился и длился. Время не замерло навсегда, но приостановилось, растягивая и продлевая драгоценные мгновения.

Она так и не поняла, кто из них сделал шаг назад. Миг назад Кассандра плавилась в руках этого юноши, а сейчас стояла и смотрела в глаза, где отражались отсветы далеких молний.

— Прощай, Кассандра.

Парень, не говоря ни слова, повернулся и пошел прочь с этой крыши. Каждый следующий шаг давался ему все тяжелее, но будущий граф Польцкий продолжал идти вперед. Он чувствовал, что оставляет позади что-то важное, самое дорогое, частицу себя. Что-то такое, без чего он, конечно же, сможет прожить, но это будет просто существование.

А маленькая хрупкая девушка, еще недавно так смело перебивавшая отца, обессилено опустилась на крышу, сжав колени руками. Отсюда ей было прекрасно видно, как медленно уходил Дион.

— Нефела?

Кассандра подняла голову. На ее губах промелькнуло слабое подобие улыбки. Он все-таки назвал ее так.

— Прошу, не держи меня. И будь счастлива, пожалуйста.

Слезы снова неудержимо полились из глаз, капая на красивое темно-зеленое платье. Дион отвернулся от тоненькой фигурки, заставив себя открыть дверь с крыши. Глаза жгло. Но, конечно, это просто от яростных порывов ветра и дождя. Он никогда не плакал и не заплачет.

«Симпатичная стройная девушка со смехом стоит в ладье, шестом направляя ее вдоль берега. Дион пытается нагнать ее, но куда уж там? Быстрыми движениями шеста Кассандра выводит лодчонку на мелководье и останавливается.

— Давай на скорость? — задорно предлагает она. На ней какие-то легкие синие брюки и туника, она босиком. На плече сидит большой сокол.

— Кто выигрывает, тому желание, — продолжает уговаривать его девушка, воткнув шест в рыхлее песчаное дно, удерживая лодку на месте.

Польцкий помнит, что их уже полчаса как ждут его отец и лорд Гассилдор, но он не в силах противиться этому насмешливому взгляду и задорной усмешке. Она же просто его дразнит, проверяет на прочность!

— Идет. По сигналу отсюда, огибаем остров и останавливаемся у поворота, не доплывая сюда.

— Идет, — кивает Алкмена.

Они вместе считают до трех, и тут же начинают работать шестами. Течение в противоположную сторону, лодкам тяжело двигаться, но парню и девушке, поглощенным азартом соревнования, нет до этого дела. Нефела втыкает шест в дно, протаскивая ладью против течения. Палка скользит в песке, рука соскальзывает с гладкой поверхности, и девушка едва не падает в бурную реку. Сокол с возмущенным клекотом взлетает вверх. Выровняв лодку, Кассандра увидела Диона, вырвавшегося вперед. Недовольно выругавшись себе под нос, она толчком шеста вывела лодочку почти к самому берегу, в параллельное течение, которое, как раз, было по направлению движения. Затея была рискованной: в этих местах сплавляли лес, и под берегом хоть и было глубоко, но лежали потопленные бревна, одного из которых легко бы хватило, чтобы пробить днище лодчонки.

Дион, с трудом гребший против течения, заметил слева какое-то движение. Удивительно! Эта девчонка не перестает его шокировать.

— Там топляк! — крикнул он, надеясь, что она поймет и уйдет из опасной зоны.

— Цель оправдывает средства, — донеслось до парня в ответ. Хмыкнув, он вернулся к работе. Бурная река норовила снести лодку вниз по течению, но он мало-помалу выбирался вперед. Вот он, желанный поворот, и там уже течение само увлечет ладью в нужное место.

Кассандра двигалась параллельно с юношей, даже немного обгоняя его. Она же первая и заметила водоворот около поворота. Два течения смешивались, образуя опасные буруны. Алкмена воткнула шест глубже в песок, почти причаливая к берегу, где течения почти не было. Дион подплыл следом.

— Ну что, засчитаем ничью? — улыбнулся он.

На что девушка лишь усмехнулась и мгновенно стала серьезной.

— Даже не думай! Нефела! — крикнул юноша, тут же поняв, что она намеревается делать.

Но девушка уже поймала попутное течение и легко вошла в водоворот. Маленькую лодочку завертело, парень задержал дыхание. Он уже видел, как однажды в водовороте лодка разбилась о камень. Девушку тогда еле спасли. Но Кассандра, казалось, родилась в этой стихии. В момент нужного ей поворота она приготовила шест, подождала немного и, с силой оттолкнувшись, вышла из него. Дион тяжело вздохнул и, пройдя водоворот — не без некоторого волнения, — поплыл по течению за Нефелой.

Та легко скользила по прозрачной воде. В этом месте вряд ли глубина была бы в немаленький рост Диона. Увлекаемые течением две ладьи скользили вдоль берега, легко огибая торчащие из воды бревна и корни прибрежных кустов. Кассандра заливисто смеялась, сокол, парящий в небе, издал ликующий клекот. Польцкий лишь вздохнул. Эта девочка даже не думала о том, что могла погибнуть. Когда-нибудь ее безрассудство ее погубит — пронеслось в мыслях у парня. А вслед за этим его сердце пронзил ужас. Нет, об этом нельзя думать, нельзя!

Внезапно смех Алкмены резко оборвался. Прямо перед ней вода бурлила и пенилась, образуя нешуточный водоворот. Он был гораздо мощнее предыдущего и гораздо более опасен.

— Нефела, сворачивай! Попробуй притормозить шестом! — крикнул Дион, обходя водоворот. Кассандра подплыла слишком близко, и ее лодочку неумолимо тащило прямо в центр буруна.

Она резко ткнула шестом в дно, надеясь устоять перед мощным течением. С противным треском крепкий шест сломался в ее руках на две части, и ничем не сдерживаемая лодка оказалась прямо в водовороте. На глазах у Диона она перевернулась, и девушка полетела в воду.

Резкими ударами шеста юноша пытался приблизиться к водовороту. Течение увлекало его ладью все дальше от буруна, но парень не сдавался, упрямо продвигаясь к завихрениям воды. Алкмены не было видно, и Дион всерьез испугался. Что будет, если она не сможет выплыть на поверхность?

Внезапно в центре что-то всколыхнулось. Вода расступилась, и из глубины вынырнул прекрасный белый конь с длинной гривой, сливающейся по цвету с водой. А на спине у него, улыбаясь, сидела дочь лорда.

— Нефела! — выдохнул Польцкий. Она подплыла поближе к его лодке, и погладила гриву коня.

— Если бы не кэлпи, все могло бы закончиться очень плачевно, — заметила Кассандра.

— Ты могла утонуть! — почти кричал Дион, бережно ссаживая ее со спины мифического водного духа и опуская в свою лодку. — О чем ты думала, когда плыла здесь? С этой стороны всегда полно бурунов!

— О тебе, Дион.

Девушка нежно ему улыбнулась и прижалась щекой к его напряженной спине. Они встречались уже не первый месяц, но она все равно каждый раз теряла голову при виде его черных кудрей или ярко-синих глаз. Вот и сейчас Кассандра пропустила водоворот, задумавшись о нем.

— Как ты призвала кэлпи? — полюбопытствовал юноша. Очевидно, его тревога стала слабее. По крайней мере, спина под ладонями девушки расслабилась. Дион легко правил лодкой, обходя опасные завихрения. Сегодняшнее происшествие научило его быть осторожным.

— А никак, — в голосе Нефелы слышалась улыбка. — Просто захотела покататься на нем, вспомнила какая шелковистая у него грива…

Польцкий тяжело вздохнул. Эта девчонка когда-нибудь сведет его с ума.»

В тот день им крупно попало от отцов. Лорд Гассилдор наказал Кассандру, заставив неделю провести под домашним арестом и присутствовать на всех светских приемах. Как назло, именно в эти две недели все словно с цепи сорвались, желая пообщаться со своим лидером. Бесконечные аудиенции, балы и визиты, визиты, визиты… Да еще и граф Польцкий забрал сына домой в свое поместье на материке. Как говорила тогда Алкмена, все это время приходилось беспрестанно улыбаться и демонстрировать прекрасные манеры.

Но это было тогда.

А сейчас эта смелая и безрассудная девушка выглядела совсем юной. Словно и не она бросалась в различные авантюры, повергая Диона в шок. Потерянная, со слезами на глазах она была беззащитна перед этим миром, что так легко сломал ей жизнь.

Да, конечно, лучший выход — это ненавидеть ее, заставить себя и свое глупое сердце почувствовать, что она предала его, согласившись на помолвку с ненавистным человеком. Естественно, это было бы единственно верным решением. Но Дион не мог заставить себя позабыть ее улыбку, ее губы, то, как она улыбалась ему раньше. Девочка-мечта, девочка-надежда, вот как он называл ее. И теперь другому будут предназначаться ее улыбки. Потому что время лечит. Пройдет месяц, полгода, год, и она забудет его.

Последние шаги до двери. До боли закрыв глаза, Дион как во сне открыл дверь и вышел с крыши. Громкий хлопок заставил Алкмену отнять ладони от лица.

Вот и все. История, начавшаяся почти полтора года назад, подошла к своему концу. Нужно не думать о нем, не вспоминать, нужно сдержать глупое желание подняться и побежать за ним, поймать, удержать и не отпустить. Но нельзя, потому что есть такие понятия как долг, обязанность. Чтобы весь этот чертов мир не разрушился, ей придется выйти замуж за Алариха Крэйнштерна. Можно, конечно, утешиться тем, что она делает это для Диона, но, к сожалению, Алкмена не привыкла лгать самой себе. Кому угодно, только не самой себе. Она делает это, потому что ДОЛЖНА.

В этот момент Кассандре кажется, что она ненавидит так сильно, что готова убить неведомых ублюдков, разрушивших священные Алтари. А еще она ненавидит Малахи, только потому, что он вообще появился на этой земле.

Нефела не знает, что красивый черноволосый юноша покинул крышу только для того, чтобы спуститься вниз и, оставив отца и лорда, взять самую старую лодку, какую только найдет на причале. Не ведает она и того, что Дион будет с остервенением плавать по бушующей реке всю ночь, молясь всем богам, чтобы они забрали его. С каким-то отчаянием он будет бросаться в самые большие волны, мечтая напороться на бревно и перевернуться в лодке. Это его состояние будет сродни безумию. Но боги не будут милостивы к нему, и утлая лодчонка, которая, кажется, готова опрокинуться от малейшего движения, выстоит.

Дион, с остервенением преодолевающий шторм, не увидит, как Кассандра встанет на самые перила и раскинет руки в стороны, будто готовясь улететь. Как дождь, словно внемля ее горю, пойдет сильнее, а отсветы молний будут сверкать прямо над ней, высвечивая в ночной тьме тоненький беззащитный силуэт.

Эту ночь они проведут порознь, и каждый из них почувствует, что именно сейчас рушится их мир. Будет он, будет она. Но ИХ больше не будет. ОНИ закончилось в тот момент, когда за черноволосым юношей громко хлопнула дверь, а худенькая, похожая на тростинку девушка бессильно уткнулась в ладони и зарыдала.

Потом, вспоминая этот день, они смогут спокойно об этом думать. Нет, не сразу. Но потом Время сжалится над ними и залечит душевные раны. Они не исчезнут совсем, лишь зарубцуются, но будут напоминать о себе всю жизнь.

Сейчас и парню, плывущему посреди волн, и девушке, с отчаянием наблюдающей за молниями, кажется, будто жизнь закончилась. Словно в мире не осталось ничего, ради чего стоит жить. Они пока не понимают, что просто умерла часть их души, их сердца. Вспыхнула, как сухая трава жарким летом, занялась и выгорела дотла, оставив после себя только пепел. Исчезла этой летней ночью, когда где-то на горизонте темного неба полыхали далекие зарницы.

Позже этот день станет для них особенным. Конец всего. День траура. Ведь оба они словно прожили маленькую жизнь друг с другом. Полтора года — немалый срок. Но это и не вся жизнь. Они ничего не обещали друг другу. Оба знали, что рано или поздно кто-то из них вступит в брак, но все равно тянули, жили, надеялись.

Почему же так хочется разбить руки в кровь и завыть, словно умирающий, загнанный зверь?

Бойся, бойся меня

В твою нежную шею.

4 апреля, "Одни"

Полдень застал Малахи верхом на вороном коне. Пользуясь нейтральными объездными дорогами, Крэйнштерн надеялся уже прибыть к небольшой речушке, где его должна была ждать Кассандра.

Да, со временем он подгадал все верно. Вот и большой серый камень, похожий по форме на перевернутую букву «Р». Невдалеке виднелась хижина и что-то наподобие конюшни. Здесь, на берегу заканчивались земли Гассилдора. На той стороне реки были нейтральные территории. Дочь лорда опаздывала, и Аларих решил прогуляться до домика.

Внутри жила пожилая пара. Мужчина, почти старик предложил Малахи оставить коня здесь и вернуться за ним, когда парень отправится домой. Юноша согласился и, выйдя из хибарки, повел жеребца в конюшню. Там стояла пара старых кляч, а в кормушках лежало сено. Расседлав лошадь, Аларих переложил кинжал из кармашка в седле в крепление на предплечье. Он не взял с собой ни меча, ни лука, но по всей одежде были спрятаны метательные ножи и кинжалы.

Парень напоследок погладил лошадь по шелковистой черной гриве и вышел на залитый солнцем берег. По воде прыгали блики, заставляя прищуриться. Ветер ласково перебирал волосы, нашептывая что-то на ухо. Только вот настроение было хуже некуда. Почти бессонная ночь давала о себе знать, да и долгий разговор с отцом не способствовал прекрасному самочувствию.

Какое-то шестое чувство заставило юношу обернуться. Кассандра стояла, прислонившись к иве, и пристально смотрела на него. Алариха внезапно разозлила эта девчонка, заставившая его ждать.

— И долго ты здесь стоишь? — негромко поинтересовался он, окидывая ее оценивающим взглядом.

Почему-то думалось, что она здесь уже давно.

Сегодня она была одета в простые черные штаны и высокие сапоги. Свободная туника хлопала на ветру. Волосы так и были распущены, как в прошлый раз.

— Достаточно, — откликнулась Алкмена. Отлепившись от дерева, она подошла к нему ближе. — И куда же мы направимся, о, мой благородный рыцарь?

В ее голосе отчетливо слышалась насмешка.

— На ту сторону, — сжав зубы, ответил парень. Резко повернувшись, он отправился к сарайчику и вытащил оттуда небольшую лодку.

— А ты умеешь грести? — с наигранной искренностью в голосе спросила девушка.

Малахи донес лодку до воды и медленно подошел к ней. В серых глазах, похожих на пасмурное небо, сейчас отражалась злоба.

— Если нет, то ты пойдешь ко дну, дорогая, — холодно улыбнуться. — Хотя, если ты пожелаешь, грести будешь сама.

С ненавистью во взгляде Кассандра смотрела Алариха Крэйнштерна. Да, несомненно, он был красив, очень красив. И, определенно, знал себе цену. Только вот девушку не трогала холодная аристократичная красота этого парня. Перед ее глазами вставал высокий черноволосый юноша с пронзительными синими глазами и вечной улыбкой на лице. К горлу подкатил ком, и Нефела поспешно отвлеклась от тоскливых напоминаний о прошедшей ночи.

— Я смотрю, у тебя круги под глазами. Не спала всю ночь, развлекалась? — продолжал издеваться Малахи.

Ее руку, дернувшуюся, чтобы дать ему пощечину, он перехватил еще в замахе. Сжимая тонкую кисть, парень приблизил свое лицо к ее, будто хотел поцеловать, и произнес:

— Никогда не смей меня бить.

И Кассандра Гассилдор, бесстрашная, смелая девушка, не боявшаяся ничего, вдруг почувствовала, как по спине пробежал холодок. Что же творится в душе у этого юноши?

Алкмена уже чувствовала, как завтра на коже проявится неплохой синяк, когда Малахи, наконец, выпустил ее руку. Резко повернувшись, он прошел к лодке. Увидев, что девушка все еще стоит на месте, парень нетерпеливым кивком предложил ей подойти. Нехотя она послушалась. Определенно, ее жизнь с этим человеком станет настоящим кошмаром.

* * *

Таким образом, в прогулках и встречах прошло две с половиной недели. Малахи постепенно смягчался в отношении Кассандры. Ему было просто. Он по большому счету равнодушно относился к этой девушке, предпочитая просто о ней не думать. Она же была в его присутствии холодна и молчалива. Но, передавая ее на руки отцу, пару раз Аларих слышал ее смех. И было видно, что девушку терзает что-то изнутри. Об этом кричали ее измученный вид, неестественная бледность, равнодушные глаза. Для Крэйнштерна это и осталось бы загадкой, если бы однажды, въезжая в Гарет, он не увидел бы высокого черноволосого юношу. Насколько помнил Аларих, он был сыном какого-то графа. Постепенно память выдала фамилию, а чуть погодя и имя. Дион Польцкий, сын графа Анатоля Польцкого.

В этот день они возвращались с прогулки на центральном острове, где располагалась главная цитадель. Малахи ехал верхом на лошади, одолженной в крепости, а его будущая невеста сидела позади него, обнимая его за талию. Вот перед ними распахнули тяжелые ворота крепости, и Аларих направил коня к резиденции Гассилдора, чтобы передать ему дочь. Там он спустился с жеребца и подал руку девушке, предлагая помощь. Всегда такая самостоятельная и отрицающая любую заботу, Кассандра все же приняла его руку и легко спрыгнула на землю. Она покачнулась, и парень приобнял ее одной рукой за талию, помогая устоять на земле. Повернувшись к вышедшему им навстречу лорду, Малахи замер. Перед ними стояли еще двое. Полноватый мужчина с сединой в коротких волосах и молодой парень, его ровесник. В его руках вздрогнула Алкмена. Аларих выпустил ее и отступил назад, делая вид, что ищет что-то в небольшой седельной сумке. Краем глаза он видел обреченные взгляды, которыми девушка обменялась с этим синеглазым юношей. Влюблена. Это же любому понятно!

Крэйнштерн и сам не понял, что испытал в тот момент. Нет, конечно же, он не ревновал свою будущую жену к этому парню. Но в душе всколыхнулись злоба, раздражение и зависть к этим людям, которые Любили.

Дальше Нефелу провели в дом, Дион Польцкий, проводив ее несчастным взглядом, прошел к приготовленным лошадям. Насколько понял Аларих, они собирались уезжать обратно в поместье графа. Проходя мимо Исандра, юноша сквозь зубы пробормотал:

— Только попробуй причинить ей вред, и я…

— Ты ничего не сможешь сделать, Польцкий. Я буду в своем праве. А вот если я увижу вас вместе…

Дион чуть не зарычал от ярости, но нашел в себе силы пройти к жеребцу и оседлать его. Отец последовал примеру сына, и семья графа отбыла домой.

Через три дня, по возвращении с очередной прогулки, Малахи предложили воспользоваться телепортом, чтобы попасть обратно в Нортхейм. С радостью он согласился, потому что обратный путь занял бы весь день, а юноша устал за долгую дорогу к острову.

В любой главной цитадели стихий находилась высокая башня, у подножия которой расположился выложенный из цветного стекла круг. Это был телепорт на вершину башни. Там, на круглой площадке располагалось еще четыре телепорта в разные точки Норвела. Один из них, сделанный из красного камня, был произвольным. Нужно было только встать в центр телепорта и назвать нужное место.

Аларих пошел к башне, поправляя сбившийся набок черный плащ с багровой отделкой по краю. Он почти достиг красного круга, когда сзади послышался голос:

— Постой.

Медленно парень повернулся. В шаге от него стояла Кассандра. В руках она держала небольшой кинжал в серебристых ножнах.

— Это тебе, — впервые за несколько дней девушка заговорила первой.

Юноша взял у нее нож, отметив, что пальцы у Алкмены ледяные. Прикрепив его к поясу, Малахи медленно отстегнул с запястья тонкий серебряный браслет.

— Когда-то давно его закалили в пламени священного Алтаря и омыли его водой. Также там присутствовали земля и воздух, но я не помню подробностей. Возьми его. Когда-нибудь он защитит тебя.

Дождавшись, пока Нефела справится с застежкой, парень повернулся и вошел в телепорт. Круг из красных камней сверкнул, а потом Аларих почувствовал на своем лице холодный ветер, с удовольствием рванувший волосы. Парень вышел из маленького телепорта и подошел к другому. Этот был разделен на четыре части: зеленый, желтый, красный и синий. Подойдя к красному телепорту, Малахи встал в круг и четко произнес:

— Нортхейм!

В миг, когда полыхнуло свечение, он ощутил, как чьи-то руки обняли его за талию. Свет угас. Аларих резко повернулся и увидел, кто перенесся следом за ним.

— Нефела?

Девушка, одетая сегодня в простые штаны из плотной темно-синей ткани, бирюзовую рубашку и серый плащ, виновато смотрела на него.

— Какого черта? — раздраженно поинтересовался парень, глядя, как она нервно теребит подаренный им браслет.

— Прости меня, я… я просто не могу находиться в Гарет. Он… он уехал, а мне слишком тяжело сейчас быть дома. Можно, эту ночь я проведу здесь?

Нужно было немедленно отказать и приказать ей отправиться к отцу. Гассилдор будет чертовски недоволен, когда узнает, что дочь ушла с Малахи, да еще и без его разрешения. Конечно, необходимо заставить ее уйти. Да она еще смеет просить его об убежище в доме его отца, объясняя это своим разбитым сердцем!

Но Аларих не сделал этого. Может, сбивчивый тон, которым она пыталась объяснить свою просьбу, или растерянность в потухших сейчас зеленых глазах, или этот ее подарок ему сегодня заставили его помедлить в принятии решения.

— Можешь остаться, — отрывисто проговорил юноша, проходя к телепорту, ведущему с башни вниз.

Он подошел к черному кругу и дождался, пока умолкнувшая Кассандра присоединится к нему. Обняв ее и прижав к себе, парень закрыл глаза. Ослепившее на миг свечение — и они у подножия башни.

Малахи тут же выпустил ее из рук и направился к высокой каменной стене. В отличие от Гарет, Нортхейм находился в горах, а телепорты располагались за пределами города. Частично выбитый в скале, город имел несколько уровней, а венчал его прекрасный замок — резиденция лорда Крэйнштерна.

Алкмена с любопытством разглядывала окружающую ее обстановку. Высокая трава по обочинам каменной дороги доходила почти до пояса. Довольно далеко, за спиной виднелась темная полоса леса. А открывавшийся впереди вид внушал благоговение.

Казавшаяся вросшей в монолит горы, цитадель Нортхейм была прекрасно защищена. Во-первых, перед городом было поле, и наступавшего врага можно было увидеть еще на подходе к городу. Во-вторых, каждый следующий уровень крепости поднимался все выше, что давало возможность обороняться до последнего, защищая замок.

Металлические ворота со скрипом распахнулись, и парень с девушкой вошли в город. Малахи повернулся к Нефеле и коротко попросил:

— Жди здесь, — после чего направился к конюшне, расположенной тут же, неподалеку от ворот.

Вокруг кипела жизнь. Кажется, на первом уровне располагался рынок, потому что откуда-то справа слышался гомон и смех, а еще пахло овощами. Мимо Алкмены прошли двое молодых мужчин в броне кроваво-красного цвета. Оба были оружны мечами, а один держал в руке тяжелое копье. Завидев красивую девушку, они отсалютовали ей мечами, а она в ответ сделала реверанс. Улыбнувшись, стражники прошли мимо.

Сбоку послышался цокот копыт. Кассандра обернулась и увидела Малахи, который вел в поводу гнедого коня.

— Зачем тебе лошадь? — изумленно спросила девушка.

Парень подвел лошадь к ней и насмешливо улыбнулся:

— Ну, ты же хочешь попасть наверх сегодня?

Позже, когда они неслись по каменным улицам города, Алкмена думала, что впервые видела его настоящую улыбку, которая предназначалась ей. Неважно, что в ней был оттенок насмешки, все равно это была именно улыбка.

Выносливый конь быстро нес их вверх, приближая к большому каменному замку напротив.

— Это Нета, старинный замок рода Крэйнштернов, — в голосе парня слышалась плохо скрываемая гордость.

Копыта лошади медленно застучали по мостовой — они остановились перед высокими воротами.

— Кто здесь? — послышался низкий голос с той стороны ограды.

— Это Аларих Крэйнштерн, — крикнул юноша, привстав в седле.

Недоверчивый страж высунулся в бойницу и пристально вгляделся в сидящего на коне человека. Наконец, оттуда послышалась какая-то команда, и тяжелые ворота со скрипом распахнулись.

— Малахи, ты вернулся! — навстречу им уже шел высокий мужчина с черными волосами и усами, в красном плаще и опоясанный длинным мечом.

Парень спрыгнул с лошади и помог Кассандре спуститься. После чего перекинул поводья лошади молодому слуге, выбежавшему из конюшни рядом, и повернулся к идущему воину.

— Солтен, где отец? — спросил Малахи вместо приветствия.

— Лорд в малой гостиной, беседует с генералом Мином. Он хотел тебя видеть, так что дождись, пока они закончат.

Аларих задумчиво кивнул и, сделав знак Алкмене следовать за ним, вместе с Солтеном направился к входу в замок. Нефела скривилась, но послушно пошла за ними.

— Что нового слышно в наших краях по поводу Кел-Периата? — негромко поинтересовался Крэйнштерн, пока они шли по брусчатке к резным деревянным дверям.

Воин прищурился от солнца, слепившего глаза и обернулся на Нефелу, однако ничего не спросил. В его взгляде девушке померещилось… сочувствие? Жалость? Она не знала.

— Кажется, Мин упоминал о том, что Орлен послал туда экспедицию. Если Кел-Периат не захватить сейчас, то этот город можно спокойно отдать Алаччи. Так что сейчас парни Орлена отправились наводить порядок, — в низком голосе Солтена отчетливо чувствовалась усталость.

Малахи кинул быстрый взгляд на солдата и проговорил:

— Иди-ка ты отдыхать. И так уже, наверное, третью стражу на ногах.

Воин хмыкнул, кивком головы приветствуя прошедшего мимо них караульного.

— Аларих, у меня еще не закончен дозор на башне. А потом меня направят к телепорту.

— Но это не значит, что ты должен пахать, не покладая рук! — негромко произнес Крэйнштерн.

Солтен лишь отмахнулся от него:

— Ладно, иди к лорду, а мне надо обойти стену.

И, не дожидаясь ответа наследника, ретировался.

— И что все это значит? — послышался возмущенный голос сзади. Юноша обернулся и про себя помянул черта. Он совершенно забыл про девушку.

— Я не понимаю тебя, Кассандра. — глухо проговорил он, глядя на подошедшую невесту.

От ветра ее волосы растрепались, делая ее похожей на нахохлившуюся ворону. Зеленые глаза были полны раздражения, а руки сжаты в кулаки.

— Кел-Периат — нейтральный город! Вы не имели никакого права отправлять туда воинов! — гневно произнесла девушка.

— Ты ничего не понимаешь в политике, дорогая. Идет война. Пусть и необъявленная, она была всегда, — Малахи даже не притормозил, продолжая двигаться к дверям замка.

От возмущения Алкмена даже споткнулась.

— Я дочь лорда!

— Кассандра.

— Я имею прекрасное представление о политике в Норвеле!

— Кассандра, — в голосе парня слышалась угроза.

— Нечего меня затыкать, я не одна из этих глупых придворных дам, которыми окружен твой двор!

— Кассандра! — Аларих потерял терпение и обернулся к ней. Было заметно, что юноша пребывает в крайней степени раздражения. — Хватит.

Алкмена замолчала, с неприязнью глядя на стоящего перед ней человека.

— Если хочешь побеседовать о политике, отправляйся в Гарет.

С этими словами он круто повернулся и направился дальше. А девушка так и застыла, провожая его взглядом.

Как же она ненавидела его в этот момент, когда он стал обращаться с ней подобно тому, как ее воспринимали мужчины в Гарет. Женщина — лишь предмет интерьера, украшение, не способное думать. Ей не нужно размышлять о политике, о причинах неурожая или о том, как захватить город. Ей необходимо думать лишь о том, чтобы родить своему мужу достойных детей и дать им должное воспитание.

Дион ни за что бы так с ней не поступил. Он всегда считал ее равной себе, не думая унизить ее словами о том, что Кассандра не сможет понять различных тонкостей, которые мужчинам доступны с детства.

Росшая без матери, девушка всегда была окружена мужчинами. Был еще брат-близнец, Амберо Гассилдор, которого отец отправил куда-то на границы, наместником в пограничный город. Сестра не видела его целых полгода, кроме тех коротких встреч, когда он приезжал, чтобы доложить об обстановке. Наверное, помимо Диона и Амберо у Алкмены не было близких людей. Подруги из влиятельных семей графов и герцогов могли вести разговоры только о мальчиках и нарядах, не затрагивая другие темы. Каждый раз после общения с ними у Кассандры возникало желание помыться. Сплетни, склоки, придворные интриги — все это вызывало в ней лишь отвращение. Но отец считал нужным, чтобы девушка ее возраста общалась со сверстницами: не пристало наследнице (а лорд надеялся, что трон займет именно она, а не брат) постоянно находиться в обществе парня. А скоро только в том обществе она и будет вращаться.

Малахи.

Мысли снова вернулись к нему. Этот жестокий юноша вводил ее в недоумение. Когда Кассандра просила его оставить ее в Нортхейме, она и не думала, что он согласится. Но по каким-то неведомым причинам парень не прогнал ее домой, хотя по этикету он должен был сначала спросить у отца, может ли лорд принять его невесту в своем доме. Совершенно непонятно, как и то, почему она вдруг отдала ему старый кинжал ее матери, умершей при родах. Отец рассказывал, что мать ее тоже была воительницей, пока не вышла замуж за лорда. Ниокрис Гассилдор всегда тепло отзывался об этой женщине, хотя сам сентиментальностью не отличался.

Нефела так задумалась, что пропустила момент, когда идущий впереди Крэйнштерн остановился, и врезалась ему в спину.

Они стояли прямо перед воротами замки. Скрипнув, те медленно распахнулись.

Цвета ночи гранитные склоны,

Я сторожу этот клад.

Мельница, "Дракон"

В малой гостиной ярко горел камин, а в двух креслах перед небольшим столиком сидели Валентин Крэйнштерн и Анори Мин. Военачальник хмурился и что-то чертил на карте Норвела, а лорд просто наблюдал за его работой, задумавшись о чем-то своем. Стук в дверь заставил обоих оторваться от карты и взглянуть на дверь.

— Милорд, прибыл ваш сын, — слуга с поклоном остановился в дверях.

Арториус переглянулся с Мином и приказал:

— Скажите ему, что я жду его здесь через пять минут.

Склонившись, мальчишка удалился, а лорд повернулся к военачальнику.

— Что же, Анори, я прекрасно понимаю твою точку зрения. Лучшая защита — это нападение. Договорим позднее.

Мин хмыкнул, но свернул все карты и чертежи, скинув их на низенький стульчик. Это был высокий мужчина лет тридцати, с черными волосами, убранными в высокий хвост. Лицо его было не то, что бы красиво, но привлекало внимание. Было в нем что-то манящее, опасное. Однако генерал славился не внешностью, а военными подвигами. Во вражеских поселениях его называли «Генерал Цунами».

В дверь снова постучали. Анори Мин взглянул на лорда — уходить ли? Тот покачал головой, и Цунами остался в гостиной.

— Войдите, — спокойно произнес Валентин, сцепляя руки в замок.

Дверь открылась, и в гостиную вошел Маларихия. На нем был черный плащ с красной отделкой по краю, черные штаны и высокие сапоги. Не доходя нескольких шагов до отца, парень остановился и склонил голову.

— Отец, генерал Мин, приветствую вас. Но я прибыл не один.

Дверь отворилась снова, и внутрь вошел человек, закутанный в серый плащ и с капюшоном на голове. Не подходя к лорду и военачальнику, фигура остановилась подле Малахи.

— Кто это, Аларих? — в голосе отца слышалось любопытство, Анори же хранил молчание.

— Позвольте представить, Кассандра Алкмена Нефела Гассилдор, в будущем миледи Крэйнштерн, моя невеста.

Капюшон упал на плечи, и глазам присутствующих предстала худенькая хрупкая девушка с длинными черными волосами и зелеными глазами. Она склонилась в реверансе, а мужчины встали с кресел.

— Лорд Валентин Арториус Крэйнштерн и генерал Рагнар Анори Мин, — произнес Аларих.

Лорд первым подошел к невесте сына и поцеловал ей руку.

— С момента нашей последней встречи, миз Гассилдор, вы стали еще прекраснее.

— Благодарю вас, милорд, — на губах девушки сияла искренняя приятная улыбка, и только наверное ее жених мог догадываться, чего это ей стоило.

Подошедший генерал произнес:

— Приятно познакомиться, леди. Я был бы рад провести с вами какое-то время, но дела зовут, — Мин криво усмехнулся и собрал все бумаги.

— Желаю вам прекрасно провести время в Нета, миз Гассилдор, — и понимающая ухмылка в сторону Алариха.

С этими словами военачальник склонился перед лордом и вышел из гостиной.

— Миледи, я признателен вас, что вы решили посетить нашу скромную обитель. Но почему вы не предупредили нас? Мы бы подготовили вас достойный прием. — в голосе Крэйнштерна таилась едва различимая угроза.

— Простите, лорд Крэйнштерн, но… — начала было Кассандра, но Малахи перебил ее:

— Отец, я думаю, что миледи устала за сегодняшнюю прогулку, и надо отправить ее отдыхать. Селви!

В дверях появилась старая служанка. Маленькое лицо женщины было все в морщинах, а седые волосы уложены в пучок.

— Да, господин?

— Проводи миз Гассилдор в гостевую комнату и проследи, чтобы малейший ее каприз был исполнен.

— Конечно, господин, — склонилась Селви и поманила девушку за собой.

Алкмена поднялась с кресла. Внутри почему-то поднимался безотчетный страх за этого юношу, который так ловко вывел ее из-под удара. А, действительно, что она могла сказать влиятельному лорду, чтобы отвести его гнев от себя и его сына? Правильно, ничего. У нее не было оправдания тому, почему она бежала из своего дома в Нета. Не говорить же, что она задыхалась в Альмарде, потому что любое место напоминало ей о Дионе. Любимый дом превратился в тюрьму, где Кассандра была в плену воспоминаний. Именно поэтому девушка и отправилась с женихом в Нета: скрыться, уйти, пережить несколько дней без терзающих мыслей и чувств.

— Сюда, госпожа, — послышался голос старой Селви, и служанка распахнула одну из дверей, с поклоном пропуская Гассилдор вперед.

Девушка вошла в просторную комнату. Стены были обтянуты серебристым шелком, на окнах висели легкие, воздушные прозрачные портьеры. Слева стояла большая кровать из светлого дерева с ножками в виде львиных лап. Небольшой письменный стол у окна и удобное кожаное кресло. Высокий платяной шкаф занял почти все место у правой стены, соседствуя только с книжными полками, которых, на удивление, было довольно много.

— Если вам что-то понадобится, вы сможете вызвать меня в звонок, — женщина кивнула на шнур, висящий рядом со столом.

— Спасибо, Селви, — кивнула Алкмена, медленно подходя к книгам.

Старая служанка с поклоном оставила девушку в одиночестве. Нефела провела рукой по корешкам различных книг, разглядывая названия. Одна из них привлекла ее внимание: большой черный фолиант, выглядевший на фоне остальных томов этаким гигантом. Девушка не без труда вытащила его с полки и донесла до кровати. Бережно опустив ценную книгу на покрывало, Кассандра присела рядом и сдула пыль с фолианта. «Предания Огненного края» — гласило название книги. Осторожно открыв ее, Алкмена пролистнула содержание.

Чего здесь только не было! И мифы о эльфах, прекрасных существах стихии огня, и детские сказки, и рассказы о подвигах рыцарей… Но внимание девушки привлекло только одно название. «Сказание об Огненном драконе». Торопливо перелистывая старые страницы, Нефела нашла нужное место и начала читать.

…Нет повести страшнее, чем предание об Огненном драконе. Давным-давно, в незапамятные времена в эту землю пришли могучие рыцари, решившие искать себе добычи в лесу Норвел. И был их предводителем Седрик Андросский, великий полководец, не проигравший ни одного сражения. И повелел Седрик основать поселение неподалеку от черной горы вулкана — спящего и не способного сгубить людей. Так и сделали. Земли эти славились изобилием дичи и живописными землями, которые стали бы прекрасными пашнями. Несколько лугов тотчас были распаханы и засеяны, а ближайший лес стал прекрасным местом для охоты.

В тот день Кереен-Нета была разрушена. В живых не осталось никого. Так огненный дракон наказал тех, кто не оценил даров природы.

Кассандра отложила книгу. На глазах вскипали слезы. Ей было безумно жалко этих глупцов, сумевших прогневить дракона. Алкмене чудились крики и стоны умирающих людей. Воздух вокруг стал тяжелым — будто был наполнен хлопьями серого пепла. Запах гари и дыма терзал нос и глаза. Не в силах совладать с разыгравшимся воображением, девушка легла на кровать и провалилась в сон, где огромный дракон с пылающей на солнце чешуей сжигал маленький город.

* * *

— А теперь объяснись, сын. Откуда здесь Кассандра?

Лорд Крэйнштерн был не на шутку разозлен. Подойдя к горевшему камину, мужчина взял серебряную чашу с вином и, плеснув жидкости в огонь, произнес:

— Гарет, лорд Гассилдор.

Вино в чаше забурлило. Спустя несколько мгновений, там проявилось вполне четкое лицо лорда Воды.

— Чем обязан, Валентин? — хмуро поинтересовался тот.

— Ниокрис, твоя дочь у меня.

Мужчина в чаше нахмурился, брови сошлись на переносице, а черные глаза чуть прищурились.

— И каким образом она у тебя оказалась? — спросил он.

— Мой сын привез ее сюда. Они воспользовались порталом, — ответил Валентин, глядя на сына. Во взгляде отца Исандр прочел недовольство и раздражение.

— Пусть объяснится, — в голосе Гассилдора послышалась угроза.

Лорд Крэйнштерн протянул сыну чашу, которую тот покорно перенял. Немного помолчав, он заговорил:

— Приношу свои извинения, лорд Гассилдор. Она схватилась за меня, когда я произвольным порталом перенесся в башню телепортов вблизи Нортхейма. Объяснила это тем, что очень устала и ей невмоготу находиться в собственном доме. Я не мог отказать ей. Сознаюсь в своей вине и готов понести любое наказание, какое вы и мой отец сочтете нужным.

— Что же. Моя дочь в безопасности, я надеюсь. Но впредь не стоит позволять ей так много вольностей, Маларихия. Она же станет твоей женой и не должна быть настолько непокорной и своевольной, — резюмировал лорд и повернулся к лидеру Огня, — Валентин, я думаю, конфликт улажен, Алкмена отправится домой утром через твой телепорт и сама поговорит со мной. Твой сын не виноват.

Крэйнштерн нахмурился и произнес:

— Он должен был отправить ее домой.

— Не стоит так относиться к молодости, друг мой. Мальчик всего лишь пытался сделать лучше для моей дочери, — усмехнулся Ниокрис и, кивком головы попрощавшись с лордом, оборвал связь.

— Отец, где мать? — негромко спросил Аларих, глядя на задумавшегося Арториуса.

Тот, словно очнувшись от раздумий, немного рассеянно посмотрел на Малахи и ответил:

— Мельдика охотилась, но скоро должна прибыть, — лорд бросил мимолетный взгляд в окно. — А вот и она.

И, действительно, не прошло и минуты, как в малую гостиную вошла женщина. Мельдика Ариола Крэйнштерн была истинной красавицей, сломавшей в свое время немало сердец. Густые вьющиеся волосы цвета белого речного песка были рассыпаны по плечам свободными прядями и чуть присобраны на затылке изящной заколкой в виде бабочки. Она была ниже своего мужа на полголовы и давно смотрела снизу вверх на сына. Серые глаза от нее унаследовал Аларих, и стоило только раз взглянуть на эту женщину, как сразу было видно, откуда у парня надменный и высокомерный взгляд. Но сейчас Мельдика была довольной и веселой, а потому губы, обычно складывающиеся в усмешку, изогнулись в приветливой улыбке. Одета миледи Крэйнштерн была в охотничью амазонку теплого золотистого цвета, а плащ, который она тут же сбросила в кресло, был темно-коричневым.

— Добрый день, Малахи, — беззаботно улыбнулась женщина, обнимая сына. Как ни странно, но у них сложились доверительные теплые отношения, хотя обычно в знатных семьях матери и их дети встречались за приемами пищи и балами. Да и темы в разговоре преобладали исключительно светские, а не личные.

— Добрый день, мама, — от теплой улыбки матери Аларих улыбнулся сам. Эта женщина всегда вызывала в нем только положительные эмоции. Он любил ее и знал, что она отвечает ему взаимностью.

— Привет, Мельдика, — подошедший лорд поцеловал жену, уже успевшую выпустить сына из объятий и двинуться к мужу. — Как охота?

— Ох, Валентин, старшего конюха давно надо бы затравить собаками! — немедленно пожаловалась женщина. — Он совершенно не умеет объезжать лошадей. Сегодня Кайзер чуть не сбросил Леду, а ведь она прекрасно справлялась с ним, пока не отдала в наши конюшни!

Айлейда Монтгомери была женой графа Ричарда Монтгомери и по совместительству лучшей подругой Мельдики. Обе женщины имели сыновей и просто обожали охоту.

— Да уж. Прямо не знаю, что и делать. Может, стоит сменить его? — пробормотал Валентин. Его жена, равно как и сын, становились настоящими фанатиками во всем, что касалось лошадей.

— Я могу преподать ему пару уроков, мама, — вмешался Малахи. — Слышал, на днях поймали нового жеребца?

Мать посмотрела на него и усмехнулась:

— Лучше бы ты с таким энтузиазмом объезжал свою новую жену.

Видя, с каким упреком смотрит на нее сын, Мельдика сжалилась над ним и ласково провела рукой по мягким светлым волосам.

— Вы поладите. Вот увидишь, все будет хорошо. Думаю, что Клинка нужно хорошенько объездить. Как ты считаешь?

На губах сына блеснула слабая улыбка. Все-таки его мать — самая лучшая женщина из тех, кого он знал.

— Да уж. Френк и понятия не имеет, что такое настоящий конь. Его ведь нужно не обломать, а приручить.

Помолчав еще немного, парень произнес:

— С вашего позволения, я пойду к Кассандре.

— Твоя невеста здесь? — недоуменно спросила Мельдика, переводя взгляд с сына на мужа.

— Да, миз Гассилдор в Нета. Аларих оказался настолько любезен, что представил ее мне, когда она прибыла, — с ноткой язвительности сообщил Валентин.

Ничего не ответив отцу, Малахи поклонился матери, кивнул лорду и вышел из гостиной. Тихо захлопнулась резная дверь, и Крэйнштерны остались вдвоем.

Лорд прошел к креслу и опустился в него, устало потер виски. Только, наверное, при своей жене он мог позволить себе выглядеть так — не всесильным лидером, а простым человеком со своими слабостями.

— Знаешь, я все чаще жалею, что согласился на обряд Гассилдора. С моей стороны это было довольно неосмотрительно.

Мельдика присела в кресло рядом с ним и успокаивающе коснулась его руки. Валентин поднял на нее глаза. Миледи Крэйнштерн, в девичестве Дариас, была прекрасной женой. Когда отец сообщил ему выбор семей, Арториусу было безразлично, кто она, обычная девушка из достаточно богатой и знатной семьи, чтобы выйти замуж за будущего лорда Огня. Но Мельдика была терпеливой и бескорыстно дарила ему свою любовь и тепло, поддерживая в любых начинаниях. И Валентин сам не заметил, когда эта девушка, а теперь уже взрослая женщина, стала ему дороже любого другого. Она стала для него тем самым светом, солнцем, когда он думал, что ступает в кромешной темноте. За годы, прожитые вместе, они никогда не ссорились. И лорд берег ее, берег и любил, ограждая от любых проблем и неприятностей. И сам не ведал, что она делала тоже самое.

— Ты все сделал правильно, Валентин. Малахи должен сделать то, что было предначертано. И не нам с тобой думать о том, что было решено давным-давно, — спокойно ответила Мельдика.

— Но он не любит ее. И никогда не полюбит, — упрямо качнул головой мужчина. Его жена улыбнулась.

— Ты тоже когда-то не любил меня и помыслить не мог, что полюбишь. Не загадывай, Валентин. Наш сын гораздо сильнее тебя. Он сделает то, что от него требуется. Тебе кажется, что Аларих не любит никого кроме тебя или меня, но ему придется прожить с Кассандрой Гассилдор всю жизнь.

При этих словах Арториус нахмурился, словно вспоминая о чем-то, и негромко произнес:

— Она любит другого. Дня три назад, как насколько мне известно, у них были Польцкие, отец и сын. И после того Алкмена сбежала с Малахи сюда, лишь бы не быть в том доме.

Мельдика чуть сжала руку мужа. Она молчала довольно долго, прежде чем снова заговорить.

— Я тоже любила другого. Иногда мне кажется, что, не лежи он сейчас в могиле, все сложилось бы по-другому. Но все закончилось. О мертвых говорят либо хорошо, либо ничего, так что оставим прошлое прошлому, — в голосе миледи Крэйнштерн слышалась светлая грусть, предназначенная человеку, которого уже давно не было в живых. И Валентин не стал ничего говорить о том, кто когда-то мог побороться с ним за сердце Мельдики Дариас.

— Мой сын ведет себя с ней странно. Несколько дней назад я слышал, как они ругались, возвращаясь с прогулки, а сегодня он отослал ее и сам стал говорить со мной, не желая, чтобы она искала оправдания своему поступку, — задумчиво произнес лорд.

Мельдика ничего не ответила ему. Она смотрела в огонь камина и вспоминала то время, когда была еще девочкой. Тогда этот мужчина, сидящий сейчас в кресле рядом, совершенно не любил ее. Но она приложила все усилия, чтобы построить эту любовь. Валентин смог полюбить светловолосую девушку, так щедро дарившую свою любовь и не требовавшую ничего взамен.

А сможет ли Малахи полюбить ту, другую, и занять в ее сердце место другого человека?

В тумане странный образ вдруг может появиться.

И конь, и конь, хромой на три ноги.

Мельница, "Сонный рыцарь"

Дверь тихо скрипнула и отворилась. Аларих вошел внутрь гостевой комнаты. Его невеста спала на кровати, а рядом лежал толстый черный фолиант, который парень узнал с первого взгляда. «Предания Огненного края». Эта книга была его любимой.

Ступая как можно более тише, юноша подошел к кровати и присел на небольшой стульчик рядом с ней. Во сне Алкмена казалась беззащитной и хрупкой, будто фарфоровая статуэтка, которую боишься нечаянно разбить. Черные волосы разметались по подушке, резко контрастируя с белым шелком наволочки и сильнее подчеркивая бледность лица. Тонкие руки обвивали подушку, будто ища там защиты.

Девушка пошевелилась и открыла глаза. Как заметил Малахи, их цвет менялся в зависимости от освещения. От яркого оттенка весенней травы, до цвета свежего зеленого мха.

— Аларих? Сколько сейчас времени? — чуть хриплым голосом произнесла Алкмена, приподнимаясь на кровати.

— Около семи часов вечера, Нефела. Моя мать здесь, в Нета, и была бы рада, если бы спустилась к ужину, — ответил парень, протягивая руку к книге.

Кассандра чуть вздрогнула, но покорно кивнула головой.

— Хорошо, я буду на ужине, — неохотно согласилась она, — но при одном условии.

Юноша, перелистывающий «Предания», удивленно вскинул голову. В его серых глазах плескалось недоумение и раздражение.

— Мои родители оказывают тебе честь, а ты просишь об условии? И чего же ты хочешь?

Кассандра немного помолчала, прежде чем снова заговорить. Она села на кровати, обняв колени руками.

— Расскажи мне легенду. Такую, которой нет в этой книге.

Изумлению Малахи не было предела. Чтобы она спустилась к ужину, ей нужно рассказать сказку?..

Парень встал со стула и подошел к окну. В тот же миг, как Алкмена озвучила свою просьбу, он уже знал, что именно он ей поведает.

— Хорошо. Эта история случилась много лет назад, задолго до рождения отца моего отца и его отца…

В тот солнечный день в замке Нета царило праздничное оживление. Еще бы, сегодня молодому Маларихии Крэйнштерну назовут имя его будущей жены! Лорд Арктус Крэйнштерн собрал всех в гостиной, чтобы объявить свою волю.

Так закончилась история Маларихии Крэйнштерна, и началось странствие Ночного Всадника.

— Боги запретили ему приближаться к поселениям людей, и лишь в самую сильную грозу, когда вокруг сверкают вспышки молний, можно увидеть Призрачного Всадника. И доныне он заботится о тех, кто умер в бою, и помогает им попасть на небеса. А так… Вечно он скачет по Огненным землям, и табуны диких лошадей следуют за ним.

Голос Малахи сорвался и затих. Кассандра задумчиво смотрела в окно. Каково было этому несчастному парню — потерять возлюбленную и стать призраком, обязанным вечно скитаться по миру и не находить себе покоя?

— Его огненный меч не знает пощады, и, кроме того, теперь он — Шайтан, дьявол и божество мщения. Он справедлив, но суров. Если где-то творится несправедливость и убийства, Шайтан настигнет виновного и поразит его своим мечом.

— Ты видел его когда-нибудь, Аларих? — тихий голос Алкмены вернул парня к действительности.

Он немного помолчал, по-прежнему глядя в окно. Было лето, и темнело поздно. А потому сейчас еще даже не наступили сумерки.

— Да. Один раз, когда я ловил лошадей для отцовских конюшен, разразилась сильнейшая гроза, и мне пришлось заночевать в небольшой пещерке. Со мной был мой конь Силар и еще три пойманных лошади. И тогда, в одном из ярчайших вспышек молнии, я увидел Ночного Всадника. И по сей день не ведаю, был ли это Маларихия или другой, занявший его место, но я видел Танатоса. Черный конь с огненной гривой, а у всадника — аркан и пылающий пламенем меч. Тогда я, конечно же, знал эту легенду, но никогда не верил ей, — глухо закончил Аларих и повернулся к Кассандре.

— А если бы убили ту, которую ты любишь, ты поступил бы так, как этот юноша? — очень тихо спросила Нефела. Сейчас она представила этого холодного, высокомерного парня на огненном Танатосе, с карающим мечом в руке, и содрогнулась. Так вот откуда взялась традиция закрывать все окна во время грозы и сидеть в доме, не смея показаться наружу…

— Да.

Одно короткое слово, но оно встрепенуло что-то в душе Алкмены. Малахи был настолько разносторонен, что Кассандра не переставала удивляться. То жестокий, то заботящийся о ней, то в ярости, то спокоен, как скала.

— Я никогда бы не бросил ту, которую полюбил, — еле слышно произнес парень, поворачиваясь к ней.

Девушка так и сидела, обняв руками колени и глядя в окно. Она взглянула на юношу. Он словно бог, сошедший с небес. Солнечные лучи, проникая через незакрытое окно, вызолотили его волосы. Малахи казался ангелом, но этот взгляд… Полный холода и пустоты. Нет. В сердце его не было любви, и Кассандра сомневалась, что когда-то будет.

— Ты похож на ангела. Серебряного ангела, сошедшего с небес, — зачем-то сказала Нефела.

Парень не улыбнулся. Но и привычной усмешки или язвительного комментария тоже не последовало. Он поднял руку и взъерошил короткие волосы.

— Никакой я не ангел. Ангел любит всех, а я… Разве что мать. Ну и лошадей немного, — невпопад закончил юноша. Он казался немного рассеянным, словно сильно задумался.

— Но ведь в тебе достаточно любви, чтобы одарить ею кого-то еще, — уже заканчивая ту фразу, Алкмена поняла, что ей не стоило этого говорить.

Аларих посмотрел на нее, и от этого взгляда ей стало не по себе. Ей казалось, что она смотрит в глубину ненадежного серого льда, который сковывает лужи ранней осенью. Девушка поежилась, будто действительно ощутила холод его глаз.

— Кого? Может, ты имела в виду отца? Валентин любит только мою мать, а на меня ему уже давно плевать. Еще до моего рождения он позволил твоему отцу связать нас этой помолвкой, этим обрядом. Или ты считаешь, что моего внимания достойна какая-нибудь напыщенная дама из высшего общества, которых я за всю жизнь перевидал достаточно? — голос парня, как ни странно, становился все тише и тише, что говорило о крайней степени бешенства.

— Или, — продолжил Малахи после мимолетной паузы, — или ты подразумевала себя? Хочешь, чтобы я бросил к твоим ногам мир, а ты в это время бы оплакивала свою несчастную любовь с Дионом Польцким?

При последних словах Алкмена вздрогнула, отводя взгляд. Как он узнал о ее связи с сыном графа? Хотя в последнее время она была рассеянна и вполне могла позволить окружающим видеть, на кого именно направлена ее тоска.

— Я не собираюсь унижаться перед тобой. Эта любовь не нужна ни тебе, ни, тем более, мне. Прими к сведению, что после помолвки ты не увидишь его. Я не допущу, чтобы о моей невесте и будущей жене распускали сплетни, которые могли бы опозорить род Крэйнштернов.

Куда делся тот юноша, что со светлой грустью рассказывал о том, как появился Ночной Всадник? Теперь это был прежний Малахи, жестокий, который прекрасно знал, куда нужно ударить, чтобы причинить как можно сильную боль.

— Мы больше не встретимся. Польцкие отбыли в свое поместье на границах, и я не скоро его увижу, — словно оправдываясь, произнесла девушка.

— Меня это не волнует. Ты станешь моей женой, хочешь ты этого или нет. И постарайся поменьше роптать. Тогда все будет гораздо лучше, чем вообще может быть, — отрезал парень.

Кассандра встала с кровати. Аларих смотрел в окно. Пальцы его немного нервно вертели кинжал, подаренный Нефелой. Губы сложились в горькую ухмылку, от которой у Алкмены почему-то сжалось сердце. Он только что унизил ее, оскорбил, а она может думать лишь о том, что ей жалко этого человека, по сути, только мальчишку.

Девушка подошла к нему. Он отвернулся от окна. Глаза его были закрыты, и Кассандра несмело обняла его.

Внезапно она осознала, что если не сделает этого сейчас, то вряд ли что-то такое произойдет в ближайшее время.

Зажмурившись от страха, Алкмена поцеловала его.

Его губы были холодными и безразличными. Казалось, будто ничто не волновало юношу, словно не к нему сейчас в панике прижималась Кассандра. Нефела целовала его губы и думала о том, что в жизни не была такой дурой, что лишь сделала глупость, и лучшим выходом будет немедленно отпустить Малахи и тут же скрыться, затеряться в Нета, чтобы он не нашел ее.

Но она не успела додумать свою мысль, потому что сердце дрогнуло, остановившись, и застучало вдвое быстрей оттого, что руки этого жестокого мальчишки обняли ее, и он ответил на поцелуй.

С Дионом это было похоже на мягкий плавный полет. Так легкое перышко опускается на землю. Так небольшие волны реки накатывают на песчаный берег, терзаемые слабым ветерком.

С Малахи это было похоже на шторм. Так гигантские волны бросают легонькую лодчонку из стороны в сторону, а налетевший ветер рвет парус. И ты смеешься, потому что выдерживаешь удар стихии и можешь удержаться, не давая буре потопить тебя.

Парень смотрел на худенькую девушку, в испуге закрывшую глаза и так доверчиво к нему прижимавшуюся. Она так боялась, что он оттолкнет ее, что готова была убежать. Аларих это чувствовал: в какой-то момент ее губы дрогнули, а спина напряглась.

У него не было недостатка в девушках. Они сами гроздями вешались на его привлекательную внешность или громкое имя вкупе с деньгами, раз за разом пытаясь опутать его сетями брака. Но ни с одной юноша не испытывал такого количества эмоций. Он сравнил бы это с бешеной скачкой на необъезженном коне: постоянное напряжение, взрыв, адреналин в крови, чувство того, что всесилен.

Обоим показалось, что послышался тонкий треск. Они не придали этому значения, а зря, потому что это треснул тот лед недоверчивости и нежелания сблизиться, понять друг друга, что сковывал их души.

Неизвестно, что произошло бы дальше, если бы не громкий стук в дверь. Парень и девушка отпрянули друг от друга. Откашлявшись в попытке совладать с эмоциями, Малахи произнес:

— Войдите.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Селви.

— Вас желает видеть лорд, Аларих. Он просил вас прибыть поскорее вместе с Кассандрой Гассилдор, — хрипло проговорила служанка. — Он и миледи Крэйнштерн в кабинете.

— Хорошо, Селви. Передай им, что мы сейчас спустимся, — блондин постарался сделать так, чтобы в голосе не было слишком много тревоги.

Старая женщина склонилась и вышла, бесшумно затворив дверь. Аларих нахмурился, временно забывая, что произошло в комнате с полминуты назад.

— Что случилось? Ты чем-то встревожен, — тихий голос Нефелы заставил парня обернуться от двери. Она волновалась за него.

— Отец никогда не вызывает меня в кабинет просто так. Если я ему понадобился, да еще и с тобой, то ничего хорошего это не сулит.

В голове обоих мелькнула предательская мысль о том, что помолвку решились отменить, разрушенные Алтари стихий починили, и все снова будет, как прежде. Только если для Малахи эта вероятность несла почему-то серую, глухую тоску, то для Кассандры была окрашена в зеленый цвет надежды и… сожаления?

— Идем. — скомандовал юноша, направляясь к двери. Алкмена последовала за ним. Оба хранили молчание, не зная и боясь того, что мог принести им этот разговор.

Они миновали коридор и вышли на широкую лестницу, ведущую вниз, где располагались большая и малая гостиные, столовая, кабинет отца и матери Малахи и их спальня, а также библиотека.

Не произнося ни слова, Аларих прошел налево по коридору и остановился у темно-коричневой двери, украшенной затейливой резьбой. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы видеть, что Малахи не хочет открывать дверь кабинета.

Он… нет, не боялся. Боязнь — не та эмоция, которую может проявлять наследник рода Крэйнштернов. Парень опасался того, что может услышать.

Кассандра молча стояла рядом, не собираясь торопить юношу. Все-таки это его отец, и Алариху лучше знать, чего от него ожидать. Наконец, блондин коротко постучал и, услышав изнутри приглашение войти, толкнул дверь и прошел внутрь.

Высокие шкафы с множеством книг, тяжелый дубовый сто, занимающий львиную долю кабинета, удобное кожаное кресло и растопленный камин. Вот и вся скромная обстановка. Ну, это если не считать различных предметов, телескопа, чертежных инструментов, маленького столика для пергаментов и перьев с чернильницами и прочего.

— Ты звал нас, отец?

Валентин Крэйнштерн стоял у камина, опершись на него. За то короткое время, которое Нефела его не видела, он, казалось, постарел.

— Проходите и садитесь. Разговор будет не из приятных, — негромко сказал лорд. В большой серебряной чаше с водой, занимавшей половину стола, Кассандра увидела лицо отца. Они говорят через портал?

И в этот момент раздался тихий голос Арториуса:

— Война началась.

Кто пойдет по следу одинокому?

В трезвом уме да с твердой рукой в строю, в строю.

Земфира, "Кукушка"

В гостиной воцарилась абсолютная тишина, прерываемая только тихим треском поленьев в камине. На лицах Маларихии и Алкмены застыло одинаковое выражение потрясения.

— Что это значит, отец? — немного истерично спросила Нефела, обращаясь к изображению мужчины в чаше.

Некрасивое лицо лорда нахмурилось, и Гассилдор произнес:

— Сегодня утром войсками Алаччи был атакован форт Гриф, что на севере наших границ. В это же время люди Маркуса напали на жителей Аурелы, небольшой деревни, также на границе. Нам прислали через них сообщение — убираться со своих земель, иначе союзные войска разобьют нас.

Аларих уставился в стол. Всегда шли бои за спорные территории на границах, но никогда одна стихия не приказывала другой покинуть земли.

— Но в Норвел всегда было четыре народа! Алаччи и Максимус не могут просто так приказывать другим выселяться! — возразила девушка, до глубины души потрясенная требованиями, выдвинутыми захватчиками.

Лорд Крэйнштерн вздохнул, опускаясь в кресло за столом.

— Они мотивировали это тем, что времена меняются, и свидетельство этому — разрушенные Алтари. Кстати, Алтарь Земли тоже деактивирован.

— Что ты намерен делать, отец? — нетерпеливо спросил Малахи, глядя на Арториуса.

— А вот об этом и пойдет наш нелегкий разговор. Ниокрис, прошу.

Лорд пододвинул чашу на середину. Алкмена с надеждой воззрилась на хмурое лицо отца. Он был дорог ей и всегда умел защитить от любых напастей. Плевать на то, что этот человек отдает ее в жены человеку из другой стихии, плевать на чертов обряд. Внезапно она вспомнила поцелуй наверху, и сердце трепыхнулось. Бледные щеки Нефелы порозовели, когда девушка взглянула на Алариха и получила в ответ усмешку.

— Начнем с начала. Итак, небольшой экскурс в историю. Как вы знаете, раньше народы Норвела владели магией, в зависимости от принадлежности к той или иной стихии. А саму магию координировали и подпитывали Алтари. У людей из более знатных родов, чьи семьи живут здесь еще со времен заселения после извержения вулкана — их магия сильнее и стабильнее. Чем знатнее и древнее род, тем магия будет могущественнее. Крестьянам и слугам, даже если они и живут здесь уже триста лет, магия не дается. Но теперь, с разрушением Алтарей, координаторов магии, изначальные силы стихий рано или поздно сметут Норвел. Ваш союз еще не заключен, а по традиции, которую мы не можем нарушить из-за нестабильности магии, ваша помолвка состоится не раньше Самхейна. Соответственно, вся магия блокирована, кроме простейшей, вроде разговора через портал, освещения, — лорд щелкнул пальцами, и над его плечом повис небольшой голубой шарик.

Валентин повернулся к сыну, пользуясь паузой в разговоре.

— Как давно ты читал «Предания Огненного края»?

— Давно, отец. Но сегодня легенды оттуда узнала Кассандра.

Арториус повернулся к ней:

— Ты не читала самую первую легенду? Судя по твоим глазам, нет. Хорошо, я расскажу ее. Для понимания всей ситуации вам следует знать содержание.

Однажды по дороге в родную деревню шли рыцарь, маг и целитель. И встретилась им израненная нищенка в старом плаще, умирающая на камнях. Рыцарь убил разбойников, ограбивших ее, маг залатал скромное платье и сделал его красивым, а целитель вылечил женщину. Она поблагодарила их, поднимаясь и отряхиваясь, а они уже шли дальше. Тройка скрылась за поворотом, а старуха внезапно превратилась в прекрасную молодую женщину с золотыми косами.

— Согласно обещанию своему, повелела я: пусть первые трое, кто поможет мне, будут судьями мира сего. И да будут названы они Триадой, и станет слово мое нерушимо ныне и во веки веков.

Богиня ударила посохом, и троица перенеслась за границы Норвела, в высокую башню. Отныне ее так и звали — Тройственная башня. Считалось, что слово Триады — слово богов, и многие мечтали своими глазами увидеть рыцаря, мага и целителя, которым по преданиям уже полторы тысячи лет. Но, как оказалось, за пределами Тройственной башни нельзя было рассказывать о том, что произошло в ней. Свои секреты Триада хранит прочно.

— Триада — это высший суд. Каждый может попасть туда, но только один раз в жизни. Достоверно известно, что те, кто хотят получить для себя что-то утерянное, должны пройти три испытания. Я никогда не был в башне Триады, но есть карта, примерно обозначающая, куда идти, — негромко закончил Крэйнштерн.

Парень и девушка молча сидели в креслах. Не нужно было быть мудрецом, чтобы понять — в башню отправятся именно они.

— Как вы, наверное, уже поняли, вам предстоит найти Тройственную башню.

— Почему мы? — тихо спросила Кассандра.

— Существует пророчество, — ответил Гассилдор. — В день, когда Земля проклянет Огонь, а Ветер — Воду, будут двое, две стороны одной медали, не принадлежащие одной стихии, которые пройдут три испытания и познают высший суд. И не смогут они жить спокойно, пока не исполнят то, что должны, и не принесут мира в Норвел.

Малахи сидел неестественно прямо. Задача была предельна ясна и понятна — найти Триаду, пройти испытания, добиться активации Алтарей и вернуться домой. На первый взгляд все просто.

— Как мы доберемся до башни?

— Сейчас ты, Нефела, отправишься в Альмард порталом, через камин. К счастью, этот способ перемещения, в отличие от башни телепортов, не был заблокирован. Слуги экипируют тебя, и завтра на рассвете ты и Маларихия отправитесь в путь. Вам предстоит идти на север, следуя карте, пока вы не достигнете границы Норвела. А дальше — слушайте свое сердце и найдете то, что вам нужно, — произнес Гассилдор.

Кассандра встала. Медленно прошла к камину. Остановившись, она оглянулась на Алариха. В глазах того ей почудилась мимолетная нежность, тут же сменившаяся равнодушной маской.

— Встретимся завтра, Малахи. Лорд Крэйнштерн, — девушка поклонилась мужчине и подошла к камину. Осторожно она взяла маленькую чашу и плеснула в камин немного воды.

— Этого хватит, иди, — сказал Валентин, кивая невесте сына. Та еще раз склонилась, шагнула в огонь и исчезла.

* * *

Рассвет застал Малахи уже на ногах. Честно говоря, он спал всего часа четыре: слишком был взволнован, чтобы забыться. Все время он собирал вещи, проверял оружие, забрал у отца карту, а сейчас спустился вниз и чистил Силара.

— Тебе придется подобрать мне лошадь, Аларих, — Малахи вздрогнул и обернулся. Позади него стояла Алкмена. — Привет.

— Привет, Нефела. Ты все собрала?

Девушка хмыкнула. В руках у нее было две седельные сумы, забитые до отказа.

— Здесь припасы, одеяло, плащ, кое-какое оружие… Я не брала много провизии, потому что думаю, что мы сумеем подстрелить кого-нибудь в лесах, — неуверенно произнесла Кассандра, подсознательно ожидая, что он ее сейчас обругает.

— Ты неплохо придумала, — подметил парень, продолжая работать скребницей. Все вещи были уже собраны и упакованы. Оставалось только дочистить Силара, и можно отправляться.

— Господин, вас и вашу невесту хотела видеть миледи Крэйнштерн! — хрипло произнес пожилой слуга, выныривая откуда-то из-за угла.

— Идем, Нефела. — бросив скребницу, Малахи направился к боковому входу в замок, недалеко от кабинета матери.

Мельдика Крэйнштерн была одета в темно-зеленое платье и сандалии. Волосы были убраны наверх и заколоты несколькими шпильками.

— Я хотела подарить вам кое-что, что поможет вам в вашем дальнейшем пути. Возьмите это, — в протянутых руках женщина держала два браслета. Малахи и Кассандра взяли их. Девушка положила его на ладони, рассматривая.

Браслеты состояли из нескольких десятков маленьких браслетов, тонких, как нить, и соединенных вместе. При движении руки они передвигались и звенели, как серебряные колокольчики.

— Это сильнейшие защитные артефакты, сделанные в кузнях Седрика Андросского. То, что взяла ты, Нефела, принадлежит к стихии воды, а браслет моего сына — к огню. Наденьте их и встряхните рукой.

Едва молодые люди выполнили указании, как браслеты, мгновенно перетекая по предплечьям, как волна, облачили своих хозяев в сверкающие доспехи. У девушки они имели цвета синий с серебром, а у Алариха — черный с багровым.

— Это очень дорогой подарок, миледи Крэйнштерн, — смущенно проговорила Кассандра.

— Кроме защитной магии, они содержат немного изначальной стихийной магии. Это поможет вам применять ее, но на восстановление башни телепортов все равно не хватит.

Алкмена низко склонилась перед женой Валентина, Малахи же просто обнял мать, ничего не говоря.

— Да благословят вас четыре стихии. Удачи.

Молча парень и девушка вышли из Нета. Силар и еще один жеребец, Дарак, приготовленный для Кассандры, нетерпеливо били копытами и фыркали. Подсадив Нефелу в седло, Аларих легко вспрыгнул на Силара и рысью направил вниз, к кованым воротам, ведущим прочь из замка и окрестностей Нета в Нортхейм. Девушка последовала за жеребцом. Стук копыт по брусчатке почему-то навевал грусть и тоску.

Он спускались вниз, в долину, прочь от шумных торговых рядов и ремесленных улиц. Стражи распахнули тяжелые ворота города, и путники покинули Нортхейм. Им предстояла дальняя дорога на север, туда, где стоит Тройственная башня и где правит Триада.

* * *

Они проехали уже довольно много, а местность вокруг не менялась. Путешественники покинули лес и теперь приближались к горным пикам, через которые лежал их путь. Оговорено было, что они не станут проезжать близ населенных мест: везде могли быть шпионы или просто недоброжелатели и разбойники, готовые напасть на одиноких людей.

— Остановимся вон там, у опушки. Не стоит светиться и ночевать в поле, — негромко проговорил Аларих. Это были едва ли не первые слова, которые он произнес за время, которое они провели в дороге.

Кассандра кивнула. Разговаривать не хотелось. Алкмена редко ездила верхом, хотя умела это в совершенстве, и с непривычки болело все тело. Она мечтала о моменте, когда можно будет развести костер, поужинать скромными припасами и лечь спать.

Наконец, Малахи выбрал место для ночлега. Это была небольшая полянка неглубоко в лесу. Направив Силара в сторону, он чуть ускорил его: видимо, не только Нефела грезила минутой, когда можно будет покинуть седло, в котором она провела целый день.

Спешившись, парень взял коня под уздцы и отвел в поле, находившееся шагах в пяти. Остановившись, он вытащил длинную крепкую веревку и, сделав петлю, набросил жеребцу на шею, второй конец привязав к толстой ветке большого пня.

Кассандра с облегчением спрыгнула на землю. Пошарив в поисках приготовленного аркана, она повторила действия юноши и потянулась, разминая затекшее тело.

— Я соберу дров, — сказал Малахи. Сбросив сумки на землю и расседлав лошадь, он исчез в глубине леса.

Нефела освободила коня от вещей, ласково провела рукой по гнедой спине и занялась приготовлениями ко сну. Распотрошив сумки, девушка вытащила два легких, невесомых пледа из мягкой ткани и сложила на краю, подложив под них седла. Походная кровать, ну а как еще это назвать?

Собрав валяющиеся по краю мелкие веточки, сухие, как порох, Алкмена разожгла маленький костерок, скорее для света, чем для тепла, и занялась просмотром припасов.

— Мда, негусто, — пробормотала она, оглядывая две фляги ключевой воды, хлеб, несколько яблок и трех жареных кроликов. Похоже, Крэйнштерны считали, что в пути можно будет поохотиться, и не стали класть много провизии.

Когда вернулся Аларих с большой охапкой дров, девушка как раз пришла от ручейка, который тек совсем рядом.

— Я разожгу, — тихо сказал Малахи. Медленно он опустился на колени перед почти затухшим костерком и любовно погладил сухие поленья. Браслет на его руке сверкнул, рассыпая ослепительные искры в темноте, и еле тлеющие угли расцвели красным пламенем, от которого мгновенно занялись дрова.

— Стихийная магия? — негромко спросила Алкмена, устанавливая маленький котелок с водой над костром и кроша туда яблоко.

— Да. Правда сейчас она практически блокирована, но браслет дает возможность ее использования, конечно, в умеренных количествах, — пояснил парень, поглаживая подарок матери. — Они работают как аккумуляторы, накапливая энергию стихий.

— Значит, если окунуть мой браслет в воду. То вся потраченная энергия там восстановится? — с любопытством спросила девушка.

Юноша помедлил, прежде чем ответить.

— Точно не знаю, но думаю, что да.

— А ты бы смог с помощью этого браслета сотворить «Крылья Пламени»? — жадно поинтересовалась Кассандра. Об этом заклинании, подвластном магам Огня, ходили легенды. Правда Алкмена никогда не видела, как оно работает, но ей очень хотелось посмотреть.

Парень задумался, рассеянно покручивая браслет на руке. Маленькие обручи тихонько звенели, в темноте напоминая хрустальные цветки из сада Альмарда.

— Я не знаю, — наконец признался Малахи. — Мне неизвестно, сколько магии в этом артефакте, но простейшие заклинания, вроде призыва шарика света или розжига костра он осилит. «Крылья Пламени» — предпоследняя, четвертая ступень магии. Я не могу с уверенностью сказать, что артефакт выдержит это колдовство.

Девушка задумалась. Она склонилась над еще холодным котелком и что-то произнесла. Браслет на ее руке вспыхнул синим, а затем поверхность котла прояснилась, и в ней отразилось лицо лорда Гассилдора.

— Кассандра? — мужчина был порядочно изумлен, если не сказать больше. — Как ты это сделала?

— У меня есть маленький источник стихийной магии, — Алкмена продемонстрировала отцу браслет.

— Не связывайтесь с нами больше. Связь порталом ненадежна, и ее легко отследить даже с помощью такого простенького артефакта, как Око Сокола. — приказал лорд и, махнув на прощанье дочери рукой, оборвал связь.

— Око Сокола… Плохо дело. Оно реагирует на малейшее изменение магического поля, а потому нам нужно постараться как можно быстрее и дальше убраться с территорий, граничащих с Землей и Воздухом. — задумчиво произнес юноша, глядя в пламя костра.

Нефела коснулась котелка, и вода там вскипела, булькая и шипя.

— Кстати, поскольку скоро ты войдешь в род, то тебе будет подвластна магия Огня, а мне — магия Воды. Посмотри на артефакт, — предложил парень, кивая на браслет.

Девушка послушно перевела взгляд и увидела, что по краям металл словно раскалился и стал пылающе красным. С артефактом Малахи происходило тоже самое, только цвет был сапфирово-синим, как чистое небо.

— Ты пока не можешь творить магии нашей стихии, но с каждым днем связь артефактов будут крепнуть и расти, и когда-нибудь тебе подчинятся две стихии.

Они перекусили припасами из Нета и замолчали, каждый думая о своем. Пользуясь тем, что рядом находится источник магии Огня, Малахи лениво практиковался в применении колдовства, хмурясь или улыбаясь, когда то или иное заклинание получалось или не срабатывало. Кассандра была порядком удивлена. «Слабенький» артефакт позволял проделывать практически все заклинания первого, второго и третьего круга, за исключением правда, «Инферно», «Взрыва» и нескольких других.

Внезапно в лице Алариха что-то изменилось. Он встал, выпрямившись и глядя куда-то вверх, в темное чернильное небо, усыпанное мириадами звезд. Браслет на его руке раскалился, выбрасывая яркие искры, пламя костерка чуть померкло. Алкмена знала, что он собирается сделать.

Дыхание юноши сбилось, на лбу выступили капли пота. Он раскинул руки в стороны, светящийся браслет затмевал даже пламя костра. Кассандра видела, что Малахи собирает магию из окружающей среды, все тепло, свет и огонь, которые мог найти. За его спиной появились призрачные очертания крыльев. Они наливались цветом, словно кто-то невидимый потихоньку прокрашивал их. Браслет был слабоват для заклинания четвертого круга, но Аларих был упрям, как молодой баран. Он терпел и выжимал силу из всего, до чего мог дотянуться: Нефела чувствовала через неокрепшую связь артефактов, что он почерпнул крохотную частицу Огня из ее браслета.

Призрачные крылья раскрылись, уже стали четко видно перья в середине, ведущие от спины. Браслет на руке Малахи ярко вспыхнул, и Алкмена четко увидела, что это — не Сила, это Агония. Артефакт не выдерживал Силы, которую гнал через него парень.

— Малахи, нет! — крикнула она, надеясь, что он услышит. Девушка практически чувствовала жар воздуха вокруг раскаленного браслета и понимала, что сейчас будет. Если юноша не остановится, то обруч попросту расплавится и перестанет существовать.

Крылья почти проявились, только сантиметров тридцать по краю были все еще бесцветны и призрачны. Они дернулись, словно готовясь поднять парня в воздух,.. и исчезли. Браслет погас, а сам юноша свалился на землю, не выдержав напряжения. Он тяжело дышал, а глаза были закрыты. Но на губах играла шальная улыбка мальчишки, которому удалось своровать кусочек сладкого пирога с кухни и убежать.

— Я почти сделал это, Кассандра. Ограничители магии можно сломать. Только нужно делать это спонтанно. И, тем более, ночь — не время для Огня.

— Да, да, Аларих. Ты это почти сделал, но до какого состояния ты себя довел? У тебя же могло быть магическое истощение! А если бы артефакт расплавился? Я чувствовала это, металл готов был поменять форму. Ведь жидкий металл — тоже в каком-то роде вода.

Юноша ничего не ответил. Он лежал на спине и смотрел в звездное небо, а его голова покоилась на коленях Алкмены.

— Пойдем спать. Завтра нужно достигнуть перевалов, — внезапно произнес Малахи и легко встал, подавая девушке руку.

Как будто и не было этого момента, когда он бессильным мешком валялся на земле!

Они молча выпили по чашке отвара из яблок, приготовленного Кассандрой. Также не говоря ни слова, разложили тонкие теплые одеяла и поправили под головами седла.

Парень лег на землю спиной к костру, чувствуя, как согревается. Все-таки эти покрывала гораздо теплее, чем ему раньше казалось!

«Интересно, скажет она или нет?»

— Спокойной ночи, Малахи, — все-таки сказала!

— Спокойной ночи, Нефела.

Сердце мое меня не может понять,

Пустое состоянье.

Кукрыниксы, "Падение"

Утро застало их уже в пути. Большую часть времени ехали молча, не тратя времени на разговор. Впереди уже высились горы, на вершинах которых сверкающими шапками лежал снег. О вчерашней выходке Аларих не вспоминал, предпочтя забыть то, что бесконтрольная стихийная магия могла уничтожить его. Погода портилась, и потихоньку набегали облака, грозящие превратиться в полноценные тучи, несущие дождь.

Силар неторопливой рысцой бежал по полям, изредка пофыркивая и встряхивая головой. Дарак шел справа, не отставая. Кассандра устало потерла висок. С самого утра у нее болела голова — верны признак приближающегося дождя. Странное дело, но на такое проявление родной стихии ее организм всегда отзывался весьма однозначно.

— Привал сделаем в горах. Там есть несколько пещер. Правда, проехать там не удастся. Придется идти пешком по тропам, — произнес Малахи, бросив мимолетный взгляд на девушку.

— Хорошо, — кивнула та, чуть подобрав поводья. Внезапно ее посетила какая-то мысль: она улыбнулась и посмотрела на юношу.

— Скажи, что ты знаешь о крылатых конях?

Парень нахмурился, припоминая легенды и мифы из «Преданий» и других книг.

— Вынужден признать, то слышу о таком впервые. Что ты имеешь ввиду?

Кассандра улыбнулась. Ей польстило, что она знала что-то такое, о чем не ведал этот самоуверенный юноша.

— Это вроде как легенда, но достоверно известно, что они обитают в горах.

На заре времен, когда в Норвеле выросли только маленькие первые деревца, уже стояли великие Наранские горы. Тогда было иное время, и боги ходили вреди людей, не боясь предательства и подлости. В горах текло множество шумных широких рек, нет, не те узкие потоки, что сейчас, но глубокие и быстротечные, опасные водоворотами и перекатами. Реки — пристанище кэлпи, речных коней, водяных духов, иногда спасающих тонущих, а порою и заманивающих людей в омуты. И горы, где было полно воздуха, стали домом для арнэла — лошадей-призраков, нематериальных и не существующих в мире живых. Люди считали, что если арнэла явятся кому-то, то это — величайшее благо, высшее благословение богов.

Кассандра замолчала. В детстве отец часто рассказывал ей о летающих конях, и она, честно говоря, считала это выдумкой, пока в одном старом фолианте не наткнулась на рисунок. Изображенная на ней крылатая лошадь была в точности, как лорд описывал дочери калата. Всегда белые или серые, потому что наполовину кэлпи, водяные духи, воздушная густая грива и большие белые крылья, почти прозрачные, потому что наполовину арнэла — духи воздуха.

— Ты очень интересно рассказываешь, — заметил Малахи. В его взгляде читалось некое удовлетворение, полученное от истории. — Ты видела крылатых калата?

— Нет. Но в одной книге в библиотеке я наткнулась на точное их описание, — удрученно покачала головой девушка. — Я бы хотела прокатиться на таком…

— По мне, так и «Крыльев Пламени» хватит, — усмехнулся юноша, глядя в небо, затягивающееся тучами.

Дальше они снова молчали, слушая, как шумит ветер и изредка пофыркивают кони. Малахи думал о девушке, которая ехала рядом. Могла ли Нефела стать когда-нибудь для него такой, какой была Мельдика для его отца? Матери в этом отношении несказанно повезло. Валентин искренне любил ее и доверял, чего не скажешь о большинстве жен в знатных семьях. Все-таки браки по расчету ну никак не подразумевают любовь, страсть, заботу или хотя бы привязанность. Жены рожали наследников рода, а дальше супруги жили каждый своей жизнью, вращаясь в определенных кругах. Нелюбимые женщины пытались забыться в балах, охоте, знатных пирах, мужчины воевали, затевали дуэли, изучали таинство магии. И так было всегда.

Только вот Аларих поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы и его жена стала такой: хладнокровной, расчетливой женщиной, осторожно — чтобы не приведи боги не навлечь позора на семью! — заводила любовников, меняя их как перчатки. Нет, Малахи не любил Кассандру, и даже не был к ней привязан, но что-то вздрагивало в его сердце при мысли о ней. Все эти совместные прогулки, истории, то, как она вчера переживала за него, пока он творил заклятие — все это постепенно делало свое дело, и девушка переставала быть для него просто человеком, с которым он будет вынужден делить кров всю жизнь. Она поцеловала его два дня назад, сама, не думая о том, другом, который остался в ее прошлой жизни.

Крэйнштерн поежился. Неизвестно еще как бы он сам себя вел, если бы его поставили перед фактом, что он должен забыть любимую и стать мужем посторонней девушки, да еще и из клана другой стихии! А она молодец. Если не считать того срыва, после которого Нефела отправилась в Нета, Кассандра исправно держала в себе весь этот ужас и тоску расставания.

Парень вздрогнул. Он что, начинает понимать ее? Сочувствовать ей? Да уж.

«Вот бы так с Воздушными и Земляными. Погулял недельку, потравил друг другу байки, которым почти полторы тысячи лет, и мир заключен», — невесело подумал юноша.

От невеселых мыслей его отвлек тяжелый низкий звук, донесшийся со стороны леса.

— Рог, это охотничий рог Ветра! — вдруг вскрикнула Алкмена, натягивая поводья и поворачивая коня к Малахи. — Они часто охотились на пограничных землях, и я знаю этот звук!

— Ветер есть повсюду, он слышит и видит все, даже то, что скрыто, — побелевшими губами повторил парень слова, которые давным-давно говорил сыну Валентин Крэйнштерн. — Нам нужно скрыться!

С этими словами юноша толкнул коня и прикрикнул на него, заставляя перейти в галоп. Как только они достигнут Наранских гор, Воздушные перестанут быть для них угрозой. Они не полезут наверх, хотя в горах их сила и возрастает. Рядом во весь опор мчалась Кассандра: свободные черные волосы развевались за спиной, в глазах страх и охотничий азарт… азарт дичи, бегущей прочь от охотника.

Где-то справа снова хрипло рявкнул рог, и Аларих практически слился с конем, прижимаясь к его шее и уговаривая скакать быстрее. Впереди поле заканчивалось, и начинались горы: где-то там, в каменном кольце и начиналась крутая тропа, уводившая путника в перекрестье дорог и горных речушек.

Сейчас, скачущие по открытому полю, они были легкой добычей. Но маги Воздуха оказались умнее и сильнее, чем думал юноша. «Никогда нельзя недооценивать противника, сын», — часто говорил его отец и, как всегда, был тысячу раз прав.

Воздух перед ними словно сгущался, постепенно уплотняясь. Воздушные не полезли в открытую схватку. Ветер видит и знает все: они действовали издали, заклятьями надеясь обезвредить противника на расстоянии. Кони, недоуменно фыркая, рвались вперед, но воздух перед ними был тверже стали. Вскинув руку, Малахи активировал магию браслета, артефакт, восстановившийся за ночь, выпустил длинную струю огня. Кнутом взрезав затвердевшие пласты воздуха, Аларих уничтожил колдовство. Теперь нужно было скрыться в горах. Отряд магов не полезет за ними, если путники сумеют подняться к Наранским горам. Дарак и Силар устали, но продолжали нестись вперед, словно заговоренные. Кассандра утирала кровь с лица: видимо, ее вскользь задело одно из атакующих заклинаний.

Горы были уже близко, тропа крутым подъемом уходила вверх, и осталось всего-то ничего, когда воздух маленьким смерчем закружился вокруг Алкмены, мгновенно впитавшись в ее тело.

Девушка вздрогнула, но не остановилась, лишь подстегивая коня и торопясь убраться подальше от леса. Малахи первым взлетел по крутому откосу, поднимаясь все выше и выше. Наконец, он достиг небольшого плато, расположенного метрах в пятидесяти от земли. И остановился, прислушиваясь к тяжелому дыханию Силара, поглаживая лошадь по голове и утирая пот.

И вот здесь его и настигло последнее заклинание Воздушных. Его-то и запустили, наверное, не надеясь на успех. Фантом. Самое простенькое, но оно оказалось самым страшным из всего, что довелось сегодня испытать юноше.

Сначала он подумал, что маги ошиблись, и расстояние не позволило заклятью действовать. Но потом лошадь загарцевала под ним, и Аларих мгновенно подобрался, пытаясь успокоить коня и как-то удержаться в седле. А потом Силар встал на дыбы и, резко опустившись на передние ноги, взбрыкнул задними, выбросив парня из седла. Малахи упал на край плато и вцепился руками в камень, чувствуя, что вот-вот соскользнет. Девушка, спрыгнув на землю, метнулась к нему, но не успела. Парень сорвался вниз.

Отчаянно закричала Кассандра. Дернув браслет, она попыталась вспомнить что-нибудь, что смогло бы остановить падение юноши, но ничего такого в простеньком арсенале девушки не было. Алкмене лишь оставалось беспомощно наблюдать, как летел вниз этот юноша, почему-то сейчас значивший для нее столько, сколько не значил никто.

Забыт Дион Польцкий, забыты разные парни, с которыми она крутила романы раньше. Есть только он, этот странный человек, не любивший ее, но берегший, всегда берегший, с того дня, как впервые ее увидел. И сейчас он падал вниз, не имея возможности спастись.

Где-то далеко отсюда, в малой гостиной Валентин Крэйнштерн замолчал, прерываясь на полуслове от разговора с генералом Мином. Что-то больно кольнуло его в сердце.

«Сын…»

А в своей комнате проснулась в слезах Мельдика Крэйнштерн, ощутив панический страх, дурное предчувствие, которое ледяной змеей пригрелось в душе.

«Сын…»

А на холодном плато застыла худенькая девушка, чьи волосы трепал северный ветер и чье сердце сейчас рвалось на куски.

* * *

Малахи Крэйнштерн стремительно падал вниз, в пропасть. Не было никаких шансов спастись, но он не собирался сдаваться. Слишком мало он прожил, всего лишь каких-то почти семнадцать лет, чтобы умереть на острых камнях от подлого заклинания людей Воздуха.

Как он был глуп! «Фантом». Простенькое заклинание первого круга, которому учат детей. Оно вызывает короткую галлюцинацию, временно отключая мозг. Он ошибся. Заклятие было направлено не на него, а на Силара. Коню почудилось что-то, и он сбросил Малахи прямиком в бездну.

Здесь, в горах, магия Огня не имела такой силы, как на земле или под землей. В горах властвовал Воздух. Аларих падал вниз, и ему чудились голоса, произносившие: «Нет, Аларих. Это не твой час и не твоя судьба. Твоя магия не поможет тебе…»

Юноша стиснул зубы. Они пытаются сломить его! Хотя… ради чего ему жить? Ради женщины, которая не любит его и никогда не сможет полюбить, не в силах забыть того единственного, кто занял ее сердце?

Или ради отца, для которого Маларихия всегда был только орудием, пешкой, которую нужно было в нужный момент превратить в ферзя, чтобы выиграть партию? Нет. Ради матери? Мать… Что-то в душе юноши треснуло, с радостным вскриком высвобождаясь и улетая прочь: снова заклинание Воздушных, направленное на помутнение разума, на то, чтобы Аларих не захотел жить! Не дождетесь.

Отец. Он всегда любил своего сына, этот жесткий и холодный человек, интриган и манипулятор. Улыбка на лице и смех в серых глазах лорда. Да.

Мать. Прекрасная женщина, посвятившая себя воспитанию и заботе о сыне. Радость, которую она испытывала, увидев парня, можно было потрогать, настолько она была материальна. Да.

Кассандра Гассилдор. Девушка-загадка, девушка, перевернувшая его мир, заставившая понять себя и по-новому взглянуть на многие вещи. Его судьба, его путь, его жизнь. Девушка с глазами яркой весенней листвы, с волосами чернее самого темного неба. И душой, чей свет затмил для него солнце. Да.

— Девушка-загадка, девушка-мечта, девушка-надежда, — прошептал Малахи.

И ледяной северный ветер подхватил эти слова и донес их до маленькой фигурки, стоящей на коленях на холодных камнях. Она утерла слезы, катившиеся из глаз, и улыбнулась:

— Тогда пусть я буду твоей надеждой.

Браслет на руке Алариха накалился до предела, обжигая руку. Парень закрыл глаза. Ему нечего было терять: в час, когда магия Огня практически исчезает, творить любое заклятье было бы безумием. Но он был безумцем.

Обычно для заклятья не требовалось слов, но сейчас они будто рождались внутри юноши.

— Кровь, текущая в наших жилах — огонь!

В Нета Валентин схватился за руку — по ней медленно стекала струйка крови. Сидящий рядом в кресле генерал Мин почувствовал жжение. По его рукаву бежала темно-алая кровь. И улыбка озарила бледное лицо лорда: он справится…

— Тепло наших тел — огонь!

В спальне леди Крэйнштерн стало нестерпимо жарко, но сквозь слезы она чувствовала облегчение — это ее сын, он все сможет. Он ведь не один, она всегда с ним рядом, как и его отец. Ему нужно только очень-очень постараться…

— Благословенное пламя домашнего очага — огонь!

Во всем Нортхейме и даже на дозорных башнях вокруг ярко полыхнули камины, сигнальные костры и простые свечи. Люди выходили из домов, чтобы посмотреть, как далеко на севере в небе полыхал огонь.

Вокруг Малахи закручивался вихрь. Освобождаемая стихийная магия, бесконтрольная, ничья, никакая, не добрая и не злая, сгущалась вокруг него, словно тучи на грозовом небе.

— Свет души нашей — огонь!

Артефакт накалился добела, выбрасывая сверкающие искры. Где-то вдалеке, в лесу в дерево ударила молния, мгновенно испепелив человека, наславшего проклятие на юношу.

Камни стремительно приближались. «Крылья Пламени». Единственное заклинание, что могло бы помочь Алариху, не срабатывало. Оставалось последнее, что он мог.

— Любовь в наших сердцах — огонь!

И высоко в горах, на каменном плато улыбнулась Кассандра. Сердце чуть дрогнуло и ухнуло куда-то вниз, а браслет раскалился, отзываясь на зов собрата и выбрасывая сноп искр.

И это сработало. Заклятье расцвело, багровым свечением отражаясь от серых скал. Сильные крылья, состоявшие из чистого огня, раскрылись за спиной юноши. Но высота была слишком мала. Всегда, когда Малахи летал или прыгал с отвесного утеса, он выходил вверх, когда до земли было вдвое больше, чем сейчас. Крылья напряглись, ловя воздух, и Аларих вышел вверх, почти коснувшись носом острых камней.

Радость и ликование переполняли все его существо. Он смог, он взлетел, он сделал это! Он прорвал ограничитель артефакта, подчинил стихию Огня и теперь сможет использовать заклятия четвертого круга!

Где-то далеко, в Нортхейме, остановилась кровь у лорда Крэйнштерна и генерала Мина. Оба улыбались — все получилось. А Мельдику отпустил жар, полыхавший в теле, и на залитом слезами лице проступило облегчение — справился.

И Малахи видел, как внизу не спешила подниматься с колен девушка, которой он обязан своим спасением. Она так и стояла у края обрыва и плакала, не в силах остановиться — настолько сильны были ее переживания и ее счастье.

За спиною было два огненных крыла, над ним — полыхающее красным маревом небо. Стихия, разбуженная парнем, не спешила успокаиваться, расцветая вокруг жаркими очагами пламени и света. Солнце пробило тучи, и теперь желтое светило на фоне кровавого неба выглядело довольно неестественно, хоть и красиво.

Сейчас он чувствовал себя повелителем мира. Еще бы. За ним — не только крылья. За ним — вся мощь разбуженной стихии, а под ним — земля, земля, готовая покориться…

Кассандра смотрела на небо, которое сейчас было цвета крови, цвета тлеющих ярко-красных раскаленных углей, раздуваемых ветром. Он смог, он справился. Малахи казался отсюда карающим ангелом — высоко в небе, с крыльями из чистого огня, готовый отомстить и наказать любого.

Слез не осталось. Она выплакала все еще тогда, когда он падал вниз, не в силах остановиться или замедлиться. Когда он призывал огонь. Когда называл ее Надеждой…

Аларих закрыл глаза. Огненные крылья легко ловили воздух, поднимая его все выше, туда, где в кровавом мареве полыхало яркое солнце. В его жизни так мало было таких минут, когда он чувствовал, что нужен, что он не бесполезен. Если бы не кровь отца и крестного, генерала Мина, если бы не тепло тела матери, свет и жар от сотен костров в Нортхейме — он бы не смог. И если бы все это было, но не было этого стука сердца, сводящего его с ума, этой девочки, что отдала ему свою любовь — он бы не выжил. Тогда, когда Малахи падал в пропасть, он не думал о том, что в случае выигрыша покорит себе стихию. Не представлял себе, как небо станет огнем, затмевая свет солнечных лучей. Нет.

Он думал лишь о том, что если проиграет, то никогда больше не увидит улыбки этой девочки, девочки подарившей ему жизнь.

— Спасибо, Нефела, — тихо произнес юноша, зная, что та, которая стоит сейчас на плато, все равно его услышит.

Она подарила ему надежду. Позволила почувствовать, каково это, когда тебя любят. И помогла. Если бы не она — его бы не было.

Все время кажется, что не хватает какой-то малости. Вроде и знаешь, что тебе нужно, а чувствуешь, что чего-то нет. Так было и сейчас.

Вся покоренная стихия простерлась у его ног, словно верный пес, бывший раньше озлобленным и самостоятельным, но узнавший в человеке хозяина и подчинившийся. Малахи мог все, что угодно, но единственное, чего он желал — это спуститься вниз, к Нефеле и обнять ее, давая без слов понять, что он чувствует.

Он посмотрел на нее как раз вовремя, чтобы увидеть, как она без сознания падает на стылую землю.

Одиночество не для нас с тобой,

Оригами, "Одиночество"

Крылья, еще мгновения назад так непоколебимо державшие его в воздухе, словно надломились. Малахи кувыркнулся и чуть не упал, выравниваясь. Почти сложив их за спиной, он стремительно несся к земле, где недвижимой лежала Кассандра.

Мелькнула мысль о том, что он не сумеет затормозить и разобьется о камни, но Аларих доверял себе. В последний момент парень резко выровнялся и опустился на плато, кинувшись к Алкмене.

Девушка не дышала.

Проклятье! Она не может умереть. Малахи чувствовал, как его с головой затопило отчаяние. Так вот что это было за колдовство: «Поцелуй на ночь», медленный яд, от которого не существует отворота. Жертва вдыхает его вместе с воздухом, а кровь разносит по всему организму. Но откуда у Воздушных такой сильный артефакт, позволяющий им использовать это заклятье? «Поцелуй на ночь» — это заклинание никак не ниже четвертого уровня магии!

Юноша смотрел на лежащую перед ним Нефелу. Со стороны казалось, будто она просто устала и заснула, но она не дышала.

Парень не знал, что делать. От такого колдовства не существует противоядия, и нет ни единого шанса вернуть Кассандру к жизни. Но она ведь так нужна ему, он не сможет быть один!

— Не уходи, не смей! Я ведь только обрел тебя и не могу потерять… — словно в бреду шептал Малахи, положив ее голову себе на колени.

Ее волосы, оказывается, мягкие, словно шелк. И тяжелые. Наверное, ветру тяжело ворошить их, когда она скачет на лошади или правит маленькой лодкой…

Великие боги, у него уже едет крыша. Что там говорил отец про этот яд?

И словно наяву Крэйнштерн услышал голос Валентина:

— Думай, сын. Время не может остановиться, но может подождать.

Подождать… Конечно! Сейчас душа Нефелы находится на перепутье, и, проведя обряд, он сможет убедить ее подождать, не уходить навсегда. А потом он отправится к Триаде, и отдаст все, что они попросят, чтобы вернуть девушку с того света.

Медленно он достал короткий кинжал и сделал маленький надрез на своей руке и руке Алкмены. Соединив ладони так, чтобы порезы соприкасались, юноша закрыл глаза, пытаясь пробиться к Кассандре.

Ему удалось это почти сразу. Просто исчезло плато под ногами и ослепительное багровое небо. Малахи стоял посреди снежной пустоши. Странно, но холода он не чувствовал, хотя одежда на нем была летняя. Ветер трепал волосы, встряхивал лежавший вокруг снег и заунывно выл. Парень находился в центре снежной пустыни, но прямо перед ним начиналась тропинка, ведущая, казалось, в никуда. А на тропе стояла она.

Здесь, на перепутье, Алкмена была одета в простое белое платье, длиной до самой земли. Черные волосы резко контрастировали с царившим вокруг сиянием снега. Кассандра уверенно шла по тропинке и не видела Алариха. Он двинулся за ней, но идти оказалось тяжело. Там, где для девушки была ровная тропинка, юноша увязал в непролазных сугробах, не желавших пускать на перепутье живых.

— Нефела? — девушка, идущая впереди, оглянулась. На губах ее блеснула улыбка, и Малахи перевел дух. Ну, слава богам, она не станет сопротивляться.

Среди тех, кто побывал на перепутье в результате обряда, ходили легенды о том, как души не желали возвращаться на землю, полную проблем и зла, и спешили уйти на тропинке туда, где их ждал лучший мир.

— Что ты здесь делаешь, Аларих? — она больше не улыбалась. Лицо ее было серьезно и выражало недоумение.

— Я…я пришел, чтобы забрать тебя.

При этих словах Алкмена с удивлением посмотрела на него:

— Зачем, Малахи? Здесь хорошо, здесь… легче. Мое сердце не болит здесь. — с этими словами она повернулась и продолжила путь.

Парень в растерянности остановился. Почему она не хочет вернуться? В этой снежной пустоши нет ничего живого. Время здесь будто замерло. Это мертвое место.

Уходи, мальчик. Отпусти ее и возвращайся. Тебе не место здесь.

Юноша резко обернулся. Голос звучал прямо у него в голове, но парень все-таки надеялся, что ему показалось и с ним говорит кто-то видимый. А Нефела тем временем уходила все дальше, легко ступая по тропке и не оборачиваясь.

— Постой! — Малахи ринулся следом, но коварные сугробы не давали ему двигаться так, чтобы догнать девушку. Слепая ярость опалила его сознание. Они не заберут ее, нет, не посмеют! Снег отразил отблески пламени. Сугробы стремительно таяли на пути Алариха, которому страх и ужас потерять, не успеть, даровали силу сжигать и сметать.

Но Кассандра все равно была быстрее. Снежная пустошь, а вместе с ней и тропка стали снижаться, и Малахи увидел небольшую речку, не покрытую льдом. Тихо журча, переговаривалась вода, странный туман — или пар? — поднимался над берегами, и юноша остановился, задумавшись.

А, может, не стоило идти за ней, за этой девушкой, с которой его не связывает абсолютно ничего, кроме нежеланного обоими брака? Нужно отпустить ее, позволить уйти туда, где небо — такого синего оттенка, что не ведают люди.

Где солнце светит ярче и трава зеленее и гуще, чем в подлунном мире. Где нет злобы и предательского удара в спину, никто не отравит тебя ядом, зная, что тебе уже не спастись.

Аларих сделал шаг назад. И снег образовал позади него ровную тропинку. Парень повернулся, чтобы уйти.

Браслет раскалился настолько сильно, что юноша вскрикнул. Наваждение схлынуло, не оставив после себя ничего. Он пошел вперед, чувствуя, что магии, способной растопить снег, у него уже не осталось. Он выжался по полной, не оставив ни крохи, и теперь дня два придется восстанавливаться.

Снег становился все гуще и тверже, словно постепенно обращаясь в лед. Налетевший ветер злобно подхватил колючие снежинки и швырнул в лицо Малахи, надеясь сбить с ног, замести, остановить. Но парень все равно шел, потому что…

— Это тебе. — впервые за несколько дней девушка заговорила первой.

Юноша взял у нее нож, отметив, что пальцы у Алкмены ледяные.

Шаг.

— Прости меня, я… я просто не могу находиться в Гарет. Он… он уехал, а мне слишком тяжело сейчас быть дома. Можно, эту ночь я проведу здесь?

Но Аларих этого не сделал.

Шаг.

— Миледи, я признателен вам, что вы решили посетить нашу скромную обитель. Но почему вы не предупредили нас? Мы бы подготовили вас достойный прием. — в голосе Крэйнштерна таилась едва различимая угроза.

— Отец, я думаю, что миледи устала за сегодняшнюю прогулку, и надо отправить ее отдыхать. Селви!

Шаг.

Аларих вошел внутрь гостевой комнаты. Его невеста спала на кровати, а рядом лежал толстый черный фолиант, который парень узнал с первого взгляда. «Предания Огненного края». Эта книга была его любимой.

Шаг.

— Расскажи мне легенду. Такую, которой нет в этой книге.

— Хорошо. Эта история случилась много лет назад, задолго до рождения отца моего отца и его отца…

Шаг.

— Ты похож на ангела. Серебряного ангела, сошедшего с небес, — зачем-то сказала Нефела.

— Никакой я не ангел. Ангел любит всех, а я… Разве что мать. Ну и лошадей немного.

Шаг.

Парень смотрел на худенькую девушку, в испуге закрывшую глаза и так доверчиво к нему прижимавшуюся. Она так боялась, что он оттолкнет ее, что готова была убежать. Аларих это чувствовал: в какой-то момент ее губы дрогнули, а спина напряглась.

Шаг.

— Я почти сделал это, Кассандра. Ограничители магии можно сломать. Только нужно делать это спонтанно. И, тем более, ночь — не время для Огня.

— Да, да, Аларих. Ты это почти сделал, но до какого состояния ты себя довел? У тебя же могло быть магическое истощение! А если бы артефакт расплавился? Я чувствовала это, металл готов был поменять форму. Ведь жидкий металл — тоже в каком-то роде вода.

Шаг.

Нет, Малахи не любил Кассандру, и даже не был к ней привязан, но что-то вздрагивало в его сердце при мысли о ней. Все эти совместные прогулки, истории, то, как она вчера переживала за него, пока он творил заклятие — все это постепенно делало свое дело, и девушка переставала быть для него просто человеком, с которым он будет вынужден делить кров всю жизнь. Она поцеловала его два дня назад, сама, не думая о том, другом, который остался в ее прошлой жизни.

Шаг.

Кассандра Гассилдор. Девушка-загадка, девушка, перевернувшая его мир, заставившая понять себя и по-новому взглянуть на многие вещи. Его судьба, его путь, его жизнь. Девушка с глазами яркой весенней листвы, с волосами чернее самого темного неба. И душой, чей свет затмил для него солнце. Да.

Шаг.

— Тогда пусть я буду твоей надеждой.

Каждая мысль, каждое воспоминание, вспышкой мелькнувшее у него в голове, прибавляли ему сил. Аларих закрыл глаза, вспоминая ее улыбку, когда он парил в небе и сделал последний шаг.

К лодке.

В суденышке сидела Кассандра и стоял высокий, худой старик.

Оставь ее. Отдай мертвых этому миру и возвращайся туда, где светит солнце.

Теперь Малахи не сомневался в том, что именно этот лодочник и говорил с ним раньше.

— Нет. Кассандра, ты не можешь уйти, ты не должна покидать наш мир! Останься здесь хотя бы на три дня!

Все заготовленные слова про долг, отца, семью, судьбу Норвела куда-то делись.

— Почему я должна задержаться? Лодка ждет меня, — в зеленых глазах девушки было равнодушие.

Аларих чувствовал нетерпение лодочника, и понял, что именно сейчас и наступает тот самый миг, когда стираются все грани и условности. Момент силы, когда нет лжи, и ценится только правда, сказанная в отчаянье, уже без всякой надежды.

— Потому что я люблю тебя.

Вот и все. Малахи не успел получить ответа, а под ногами снова было злополучное плато, над головой свистел ветер, а где-то в стороне фыркали Силар и Дарак.

Оставалось единственное, что мог сделать парень. Закрыв глаза, юноша опустился на колени, обратив лицо на север, и негромко произнес:

— Я знаю, что вы меня слышите. Рыцарь, чародей и целитель. Вы пристально следите за нами еще с того момента, как было произнесено ваше имя. Вы Триада, высший суд и единственные, кто может мне помочь. Вам прекрасно известно, что требуется от вас Норвелу. Но я хочу попросить вас о другом, как человек, а не представитель Стихийных. Помогите этой девушке. Если все удалось, то она пробудет с Привратником еще три дня, прежде чем он поведет ее дальше. Я отдам все, что в моих силах, чтобы спасти ее.

Он устал. Видят боги, он сделал все, что мог. Силы остались только на то, чтобы растянуться рядом с девушкой и закрыть глаза.

* * *

А в трех днях пути от плато, перед плоской чашей с водой, которая в диаметре была около метра, стояли трое. Высокий воин с черными волосами и в доспехах был справа. Напротив него расположился немолодой мужчина, почти старик, в черном плаще. А в середине стояла рыжеволосая девушка. На вид ей можно было дать не больше двадцати лет.

— Ну, что скажете, братья?

Только что они смотрели в Отражение, наблюдая, как мальчик кинулся на перепутье за девушкой, которая умерла.

— Ну что сказать, Тайренн? Мальчишка силен, гораздо сильнее отца. Да и умершая была не промах, — произнес воин.

— Да нет, — досадливо отмахнулась рыжеволосая. — Он только что просил помощи. Мы можем послать дракона.

Старик задумчиво потеребил короткую черную бородку, пронизанную седыми волосами.

— Он дерзок и отважен, но в прошении его не было почтения.

Рыцарь потер лоб и вздохнул:

— Но он полез за ней к Привратнику. Его не отогнало даже проклятие сомнений. Такой поступок заслуживает уважения, Дастан.

— Я понимаю это, Сигурд, но любит ли он ее по-настоящему? — не унимался Дастан.

Тайренн рассмеялась. Триада была поистине удивительна. В них было все: и единство, и яростные споры и не менее спокойные примирения.

— Успокойтесь, мальчики. Сигурд прав: если мальчишка, после того, как сам не погиб и выжался подчистую, отправился за ней да еще и применил там магию — значит, она ему действительно дорога. Но и Дастан верен в своих сомнениях насчет искренности его чувств.

— Что будем делать, Тай? — произнес рыцарь, глядя на девушку.

Та вздохнула, раздумывая.

— Сигурд, отправь кого-то из драконов, только выбери поспокойнее. А то пошлешь Варага, как обычно, и он опять кого-нибудь испепелит по дороге.

— Я виноват, что этот упрямец слушается только тебя? — улыбнувшись, спросил мужчина. Тайренн отмахнулась от него.

— В общем, ты понял. А ты, Дастан, доставь их вещи и лошадей сюда. Как раз, дракон прилетит к ним завтра днем, а послезавтра вечером будет здесь. После этого, если девушка, конечно, осталась на перепутье, мы проверим его.

Дастан нахмурился. Тайренн была непредсказуема, но именно она удерживала в узде постоянные ссоры его и Сигурда.

— Как ты собралась испытывать его? — поинтересовался воин, озвучивая мысли мужчины. — По обычному сценарию, три испытания?

— Нет, Сигурд. Ты помнишь, один уже как-то просил у нас помощи, но отказался выполнить свою часть сделки в обмен на жизнь любимой, и она умерла.

На лице рыцаря отразилось сомнение.

— Ты думаешь, этот мальчишка согласится? Да брось, Тайренн, что тебе стоит попросить его о чем-то другом…

— Нет. Это его судьба. Я смотрела его в Отражении.

Все трое замолчали, обдумывая сложившуюся ситуацию. Наконец, Тай произнесла:

— Решено. Если он согласится на то, что в свое время отверг другой, девушка будет жить. Вараг давно готов. Тем более, что Танатос и Шайтан не справляются.

— Ты отдашь Варага? — изумился Дастан. Дракон был любимцем девушки: она часто летала на нем, когда нужно было срочно и быстро куда-то попасть.

— Да. Кстати, Сигурд, я передумала. Отправляй его. Пусть знакомятся, — задумчиво произнесла девушка, разглядывая картину на стене.

Башня — ну, это как сказать. Когда волей высших сил они перенеслись сюда, больше всего это напоминало развалины. Половины досок в полу не было, крыша сгнила и прохудилась. Триада сама перестраивала Тройственную башню, находившуюся рядом с ущельем черных драконов. Из башни достроили небольшой замок и хозяйственные постройки. Откуда приходили люди, становившиеся им слугами — никто из троих не ведал. Но их было много, и недостатка людей Триада не испытывала. Постепенно, не сразу, вознесся Тройственный замок, на самом краю ущелья, где гнездились черные драконы. Неизвестно почему, но от природы яростные и агрессивные, эти существа сумели ужиться с людьми, и Триада постепенно приручала их. А сейчас вожак стаи и вовсе Вараг — любимчик Тайренн и вообще просто лапочка, когда не пугал встречных тем, что пытался испепелить.

Через ущелье вел тонкий навесной мост, старый, как и сама пропасть. Половины досок не было, веревки истерлись и от любого прикосновения готовы были рассыпаться. А шатался он — будь здоров! Магией Триада закрепила мост, не давая ему упасть вниз, и постепенно это стало своего рода проверкой. Тот, кто струсит и не пойдет по нему — не достоин посетить замок. Ну а того, кто с первого раза пробегал по нему, закрывая глаза, или медленно проползал, в отчаянье держась за истлевшие веревки — встречал кто-то из тройки.

— Ну, что, решено? — нетерпеливо спросила Тайренн. Не стоит так задумываться, ох как не стоит. А то она улетит мыслями в заоблачные высоты, а Сигурд и Дастан друг друга перегрызут.

В очередной раз спорившие о чем-то мужчины оглянулись на нее. Было видно, что они вообще не заметили, что она ушла в себя.

Тай улыбнулась. Несмотря на то, что смертным они казались, по меньшей мере, жестокими ужасными, владели телепатией, телекинезом и прочая и прочая, девушка всегда удивлялась как они, эти спорщики, да и она сама, умудряются выглядеть так грозно и непоколебимо. Ведь в душе они — просто те, кто когда-то были людьми.

Они не живы и не мертвы. Они просто есть и все. Богиня, притворявшаяся нищенкой, щедро одарила их. Давно прошло то время, когда не знающие друг друга, оторванные от родных и близких, они жались по углам в поисках чего-то знакомого. Ничего, обжились, свыклись. Дружба их была крепкой, несмотря на все ссоры, споры и разногласия мужчин. Просто в этой их ипостаси, обычных людей, они были одиноки. И все что у них было — они сами.

* * *

Малахи спал беспокойно, ворочаясь на жестких камнях, впивающихся в спину и бока, и крепко сжимая холодную руку Кассандры в своей. Ему снились кошмары, каких не было уже лет шесть, не меньше. А под конец ему приснилось, будто большой черный дракон смотрит на него.

Открыв глаза, Аларих подумал о том, что сошел с ума. Но, протерев глаза руками и пару раз ущипнув себя, убедился, что это не последствия ужасного магического истощения, чему виной был вчерашний день.

Прямо на него смотрели желтые немигающие глаза дракона.

Боги свой приговор

Тэм, "Твои волосы пахнут ветром"

Боясь пошевелиться, парень медленно потянулся к кинжалу. Меч лежал в сумке. Дракон не был огромен, но его размеры внушали уважение. Не меньше семи метров длину, вся спина усыпана острыми шипами, хвост нетерпеливо постукивает по краю плато. И глаза: желтые-желтые, как солнце.

— Вот так сразу, как увидят, сразу к мечам да копьям тянутся. Не питаюсь я человечиной, успокойся, парень, — раздался низкий язвительный голос.

— Ты… ты разговариваешь? — изумившись, спросил Малахи.

— А по мне не видно? — парировал дракон, ложась на плато и вытягиваясь. Черная чешуя блеснула в свете солнца.

Аларих помотал головой. Говорящий дракон… только этого для полного счастья не хватало. Он бросил взгляд на лежащую рядом девушку. Она была недвижима и не дышала. Тело ее постепенно начинало умирать, но душа стояла на перепутье и ждала: юноша это чувствовал.

— Просто как-то непривычно, — пожал плечами Крэйнштерн, все еще с опаской поглядывая на чудовище. Ну, то есть дракон был красив, но в представлении Малахи он все равно оставался монстром.

— Мое имя — Вараг. Ты же вчера молился Триаде, парень? Вот они и послали меня.

Аларих недоуменно воззрился на дракона.

— Я просил их спасти девушку. Или ты и есть целитель?

— Нет, дурень, — Вараг оскалился. — Я просто принесу вас в замок. Считай это честью: Триада не посылает драконов просто так. А меня — тем более.

— Я полечу на тебе? — еще больше удивился Малахи. — Но как быть с лошадьми, вещами?

— Их доставят сразу в замок после того, как ты наконец соберешь мысли в кучку и согласишься лететь. Ты заинтересовал их, мальчик. Не каждый день они бегают за каким-то парнем, который и обратится-то к ним с должным уважением не сумел, — вздохнул дракон.

Поднявшись на лапы, он подошел к краю и снова лег, распластав гигантские крылья в стороны.

— Ну, чего стоишь? Загружай девчонку свою и в путь! — недовольно проворчал Вараг, метко плюнув огнем в куст, стоящий рядом. Мгновенно вспыхнув, деревце прогорело и осыпалось пеплом.

— Сейчас? Но я думал…

Дракон тяжело вздохнул и повернулся к Алариху. В желтых глазах читалось раздражение.

— Идиот, ее душа пробудет на перепутье ровно три дня, до рассвета. Вы проспали почти полтора дня, пока я к вам летел, и столько же я буду лететь обратно к замку. Если ты не хочешь остаться с обглоданными костями, советую привязать ее покрепче к какому-нибудь шипу и сесть мне на спину.

Проглотив рвавшиеся наружу обидные слова, юноша подошел к девушке и поднял ее на руки. Не стоит злить дракона, ведь он их единственная надежда на спасение. Не хватало только обидеть его. Если он летел полтора дня, то за оставшееся время верхом на лошади Малахи точно не успеет добраться до Триады.

Он донес Алкмену и посадил ее между двумя шипами на гребне. Пошарив в складках плаща, Крэйнштерн извлек наружу моток прочной веревки и привязал Нефелу.

— Теперь пошарь в сумках, достань что-нибудь по мелочи, что тебе надо, и оставь поклажу здесь. Все получишь в целости и сохранности по прибытию в замок.

Из сумок юноша вытащил большую флягу с водой, завернутые в тряпицу хлеб и мясо, кинжал и меч. Остальное он перевязал и, погладив коней по голове, подошел к дракону.

— Залезай перед ней. Не слетит она, не бойся. Если что — я успею подхватить, — заверил Алариха Вараг, и парень занял место перед Кассандрой, держась руками за гребень.

— А теперь — держись!

В голосе дракона слышалось веселье. Взмахнув тяжелыми крыльями, он оторвался от земли и взлетел.

Это были ни на что не похоже. «Крылья Пламени» и рядом не стояли с полетом на драконе. Тело Варага было узким и длинным, похожим на стрелу. По крайней мере, она также стремительно летела, сорвавшись с тетивы лука.

— Ну как? — не поворачивая головы, поинтересовался дракон. Он как раз огибал утес, мощным взмахом крыльев поднимая тело вверх.

— Не впечатляет, — усмехнулся юноша, с деланным сочувствием поглаживая зверя по чешуе. Странное дело, но она оказалась теплой и гладкой, хотя и твердой, как скала.

Дракон выпустил струю пламени, попав в камень. Если Малахи не показалось, то края булыжника оплавились.

Аларих покрепче уцепился за гребень — Вараг толчками поднимался все выше и выше, а затем взмыл в небо почти перпендикулярно земле. Но кроме страха парень чувствовал еще и восторг, когда, достигнув наивысшей точки, дракон также отвесно стрелой полетел вниз.

Они падали все быстрее и быстрее, и Малахи посетила мысль о том, что если зверь не сумет выровняться, то они разобьются. Почти у самых камней Вараг взлетел снова, но на этот раз продолжил спокойный полет.

— Ну как? — ехидно спросил дракон.

— Впечатляет, — ответил юноша, озабоченно оглядываясь на девушку. Кассандра, привязанная к шипам, не шевелилась.

— То-то же, — произнес Вараг.

Полет их выровнялся, и Аларих успокоился: он боялся, что Нефела соскользнет вниз.

Нефела. У нее красивые имена. Кассандра — сила воли, настойчивость, упорство. Алкмена — дерзость, вызов, непокорность. Нефела — нежность и холод одновременно. Нефела — перезвон колокольчиков на ветру, шепот речных перекатов, имя нежное, как цветок. И холодное, как иней.

Кассандра. Когда ты успела стать для меня самым дорогим человеком? Еще недавно я готов был отказаться от этого брака, поступить так, как мой далекий предок, ставший богом мщения и смерти, Ночной Всадник. Я старался уколоть побольнее, уязвить своими словами, наказать за то, что именно тебя выбрали для меня. А потом… потом я смирился. Начал понимать тебя. И никогда, никогда не думал, что смогу полюбить.

Да и способен ли я на это? Делить постель с девушками, чье имя я забывал уже через пять минут и от которых уходил еще до рассвета, — вот тот удел, которым я жил.

Не знать и не видеть любви вокруг, хотя как это возможно? Это все равно, что гнаться за солнечными лучами, за ветром, за туманом. Вроде бы — он здесь, но чем ближе ты подходишь, тем дальше оказываешься. Моя мать прожила с отцом всю жизнь. Я знаю, что у них не все было гладко, что Мельдика любила другого, но отец сумел полюбить. А смогу ли я?

Я не побоялся использовать «Крылья Пламени», чтобы дать себе шанс, когда смерть была неминуема. Я не раздумывал, когда проводил обряд, не имея в себе ни капли магии и не думая, что могу умереть, если что-то будет не так. Я не испугался Привратника и перепутья, я мог бы сразиться с ним или отдать все, что он попросил бы.

Я боюсь только ответа на этот вопрос.

Смогу ли я полюбить тебя? Или уже полюбил? Или это просто забота, смешанная с нежностью к этой сильной девушке, которая заставила меня вырваться из привычных рамок.

Когда было такое, что я защищал девушку от гнева отца? Да ни за что. Я привык, что если лорд злится, значит, есть за что. А в этот раз одна мысль о том, что Нефела будет беззащитна перед его яростью, заставила меня оправдываться за нее.

И несколько дней назад я понял, что такое ненависть. Когда увидел, как ты смотришь на него. Наверное, ты по-настоящему его любишь. Дион Польцкий, сын графа, красавец и любовь всей твоей жизни. Я возненавидел его за то, что он мог любить, быть любимым, в то время как мне приходилось довольствоваться короткими романами. Которые и заканчиваются после двух-трех ночей.

А еще я завидовал. По-черному, до ломоты в зубах и боли в стиснутых пальцах. Вы оба познали это чувство, неведомое мне и недоступное. И от этого в гневе хотелось разнести что-нибудь, дать выход этой злобе, этой безнадежности. Обреченности.

Ты, наверное, давно забыла тот первый день, когда мы только встретились и я катал тебя в старой лодке.

«Двое, парень и девушка, сидят в небольшой лодчонке. Малахи гребет, угрюмо глядя перед собой и стараясь не думать о той, что сидит напротив. Одна мысль о Кассандре вызывала в нем отвращение.

— Что скажешь? — невыразительно произносит она. Ей тоже хочется поскорее избавиться от этого молчаливого парня, который упрямо гребет, доказывая ей, что умеет это.

— Ты, наверное, жалеешь, что сейчас со мной. Круги под твоими глазами ясно говорят мне, что ночью какой-то парень явно остался очень доволен твоим телом, — издевательски протягивает юноша, налегая на весла.

Девушка задохнулась от стыда и унижения, краска залила ее лицо, но Аларих не видел этого. И не успел вовремя перехватить руку, которая отвесила ему звонкую пощечину.

Он медленно положил весла в лодку и поднял взгляд на девушку. В серых глазах, похожих на колючие облака, Кассандра увидела свою смерть.

— И что же ты сделаешь? — внезапно крикнула она. — Утопишь меня? Или забьешь веслами до смерти?

Малахи чуть вздрогнул, но в запале Алкмена этого не заметила. Иначе сочла бы за благо остановиться.

— Тебе лишь бы самому переспать со мной! — продолжала девушка. — Поэтому ты уже второй раз говоришь мне о ночи! Ты мерзкий, подлый…

— А теперь послушай, — голос парня дрожал от ярости. Казалось, будто он едва сдерживается, чтобы не броситься на Нефелу.

— Если ты посчитала, что я способен оказаться таким мерзким типом, который окажется настолько туп, чтобы попытаться утопить Водную, то уж небольшая подлость сойдет мне с рук. Еще несколько подобных высказываний, и я отправлюсь к лордам и извещу их о том, что моя невеста посмела до свадьбы спать со всеми, кто только оказался лицом посмазливее, — тихо предупредил Малахи.

— Ты не посмеешь! Ты сам, голову даю на отсечение, давным-давно не девственник! — гневно выпалила девушка и поспешно отвернулась, краснея от смущения.

— Дорогая моя, в случае с тобой достанет первой брачной ночи, чтобы убедиться, что ты — продажная девка. И тогда будет огромный скандал. Ты ведь не хочешь опозорить свой род и дом Воды? — вкрадчиво поинтересовался Аларих.

— Ты не сделаешь этого!

— Почему же? — лодка дернулась: парень двинул веслами, и она медленно поплыла к берегу.

— Не надо, — девушка пристыжено опустила глаза. Голос ее был еле слышным, на грани шепота. — Я девственница.»

После этого Малахи несколько раз вспоминал памятный разговор в лодке. И все больше и больше обзывал себя последним идиотом. Тогда, когда она спросила его, это явно было попыткой к примирению, отодвинутой на много дней.

Как я мог оскорбить ее, зная, что она никогда бы не сделала такого? Ее служанка в Гарет сказала мне потом, что молодая госпожа поднялась на крышу вместе с Польцким, а потом парень вернулся примерно через полчаса, один и мокрый до нитки, с подозрительными красными глазами. А девушка до рассвета просидела наверху, сколько Илейн ни уговаривала ее лечь спать. По словам служанки, дочь лорда была в крайне нестабильном состоянии, плакала, кричала, иногда даже бредила. Забылась она под утро, все на той же многострадальной крыше, озябшая, зная, что следующий день она проведет с женихом.

И оттуда круги под глазами, растрепанный вид и дерзкие слова. Нападение — лучшая защита, не так ли? Я сам боялся привязаться к тебе, попытаться понять и принять…

— Ну, чего убиваемся? — любопытный голос дракона прервал размышления юноши.

— Да есть с чего.

Вараг немного помолчал, огибая очередной утес, и поинтересовался:

— Есть желание поделиться?

Малахи устало потер виски. А почему бы и нет?

— Все началось с Квартального мира…

Когда парень закончил рассказывать, уже стемнело. Вараг не произнес ни слова, продолжая лететь. Он снизился и теперь летел над лесом, выискивая какую-нибудь поляну, где можно было бы сесть. Наконец, дракон остановился, взмахивая крыльями, и плавно опустился на просторную поляну. Посередине лежала вязанка дров.

— Этим путем ходят те, кто направляется к Триаде.

Парень слез с дракона и отвязал Кассандру. Она казалась пушинкой в его руках, и юноша бережно опустил ее на землю.

— И ты сомневаешься, что любишь ее? — подал голос Вараг, наблюдавший, как Малахи поудобнее устраивает Алкмену и укрывает ее своим плащом.

— Да.

— Не думай об этом. Триада позаботится, чтобы у тебя не осталось сомнений в этом. Они видят все. Либо да, либо нет. Они не признают полумер. Если хоть на миг окажется, что твои чувства неискренни, Триада не станет помогать тебе.

Аларих уложил дрова в костер и повернулся к дракону.

— Поможешь?

— А что мне за это будет? — насмешливо поинтересовался тот, но все же прицельно плюнул в дрова сгустком огня. Полешки послушно занялись, и Вараг улегся рядом с костром, а парень устало прислонился спиной к его боку.

Есть не хотелось. Одна мысль о еде вызывала тошноту, несмотря на то, что весь день Малахи только пил воду. Оба: и дракон, и юноша — молчали, но тишина была какой-то уютной. Но все же парню было интересно, что Вараг скажет по поводу услышанного.

Аларих уже открыл рот, собираясь попросить его поделиться впечатлениями, когда тот заговорил первым.

— Тебе хочется знать, что я об этом думаю. Что же. Только тебе не приходила в голову такая мысль: что дракон может знать о любви?

Парень неопределенно пожал плечами. Он, конечно, думал об этом, но уж слишком хотелось выговориться, рассказать хоть кому-нибудь. Ну не с лошадьми же ему было говорить?

— Для начала послушай то, что я тебе скажу. Я не всегда был драконом.

Полуденное солнце расположилось на синем небе, чистом от туч. Высокий блондин лежит на травке, а рядом с ним — девушка.

— Тогда тебе придется заключить со мной сделку, если не хочешь, чтобы мои мальчики развлеклись с твоей шлюхой. Слушай внимательно…

— Я предал всех. Предал отца, горожан, собратьев, воинов. Я сдал город. Я фактически убил их всех своими руками, но в тот момент я не мог сделать иначе. Одна мысль о том, что Ильги коснется кто-то, кто-то… грязный, приводила меня в бешенство. И я открыл им потайной путь, — голос дракона был тихим.

— Я спас ее, и она… прокляла меня. Пожелала, чтобы я вечно раскаивался в том, что сделал. Думаю, Ильга не хотела для меня такой судьбы, но когда я остался один, я стал драконом. Мое новое имя — Вараг, и Олеандр Крэйнштерн, Огненный воин, умер почти семьсот лет назад вместе с теми, кто погиб в разоренном городе.

— Так значит, это вы… Вы тот, кто на родословном древе покрыт туманом! Видно только имя, но не годы жизни. — Малахи помолчал. — И так будет вечно?..

— Не мне дано этого знать. Триада уже поселилась в ущелье, когда я стал вожаком стаи черных драконов. Мы… скорее друзья, чем просто соседи. Они сочувствуют мне, но я уже не терзаюсь. Семьсот лет — достаточный срок для того, чтобы забыть о том, что ты был человеком.

История дракона, оказавшегося его дальним-дальним родственником, заставила Алариха задуматься. А как бы поступил он сам? Неизвестно, и слава богам. Потому что именно такие выборы и показывают все стороны характера человека.

— Уже поздно. Нам пора спать — завтра будем долго лететь, чтобы прибыть в замок к закату.

— Спокойной ночи, Вараг, — пробормотал Малахи, устраиваясь на земле спиной к костру и лицом к теплому драконьему боку.

— Спи уже, — донесся до него ворчливый голос.

Вняв совету, Аларих мгновенно заснул.

Только белый снег — стал весь белый свет.

Мельница, "Зима"

Утром Малахи все-таки запихнул в себя остатки еды, понимая, что лететь придется весь день. Кассандра не приходила в себя, оставаясь недвижимой. Аларих нежно погладил ее по щеке.

— Вернись ко мне, пожалуйста, — еле слышно пробормотал он.

Дракон позволил ему минутку постоять на коленях у Алкмены, а затем произнес:

— Ну все, хватит. Нам лететь целый день, так что привязывай ее, забирайся и отправимся.

Парень поднял Нефелу на руки и посадил между шипов на гребне, крепко привязав. Затем опустился впереди нее и, держась за шипы, сказал:

— Давай.

Вараг взлетел довольно быстро — несколько взмахов крыльями, и полянка осталась внизу. Яркое утреннее солнце отбрасывало блики на черной чешуе дракона. Малахи потянулся. Эту ночь он спал очень плохо, постоянно просыпаясь из-за кошмаров. Но перед рассветом он видел странный сон. Словно был юношей в сверкающих черных доспехах и с мечом в руке, на черном драконе. А рядом, на земле, стояла Кассандра. Девушка была в ослепительно-белых одеждах, черные волосы, вечно распущенные, были заколоты в высокую прическу, а в руке у нее был букет цветов. Странный букет: некрасивый, из трав, скорее лечебных, чем служащих для украшения. И по лицу Нефелы стекали слезы, а Малахи смеялся, смеялся, и, взмахнув появившейся в руке плетью, ударил ее.

Проснувшись, он долго не мог прийти в себя. Дрожь сотрясала его тело, а мысли разбегались. Единственной внятной была мысль о том, почему Аларих ударил ее?..

— К вечеру прилетим, — голос дракона оторвал юношу от невеселых мыслей. Аларих тряхнул головой, отгоняя дурные предчувствия. Почему-то казалось, что визит к Триаде особой радости не доставит.

— Если бы они не обещали помочь, то они бы не послали тебя сюда, так? — тихо спросил парень, глядя на проносившиеся внизу деревья.

— Думаю, ты прав. Ты всерьез заинтересовал их, если они послали за тобой меня. Чтоб ты знал, я не пешка в этой партии, чтобы меня можно было так просто, как обычную лошадь, отправить куда-то за тридевять земель, — проворчал Вараг, резко поднимаясь вверх. — Советовал бы тебе поспать, нам лететь целый день, а потом тебе еще долго и упорно обкатывать Триаду, чтобы договориться об условиях.

Малахи недоуменно поднял голову:

— Условиях?

Дракон издал непонятный звук, отдаленно напоминающий смешок.

— А ты что думал, они там благотворительностью занимаются? Нет, конечно! Равноценный обмен: ты им что-то, они тебе что-то. Ты перепутал их с богами, мальчик. Триада — это не добрые боги. Это люди, пусть и живущие долго, гораздо дольше десятка человеческих жизней. Но, кроме того, это судьи. И они не намерены помогать бескорыстно. Когда ты рассчитываешь на их помощь, они назовут свою цену. И не думай, что сможешь изменить ее. Когда Триада принимает решение, то оно единственное.

Аларих тяжело вздохнул. Нет, он не думал, что все будет просто, но сердце почему-то сжалось. Определенно, у него начинается паранойя…

— Подхвати меня, если упаду, — пробормотал парень и закрыл глаза.

* * *

Как же холодно.

Эта мысль преследовала Кассандру неотступно, нагоняя, точно сильный ветер в штормовую ночь. Здесь было холодно. И пусто. Здесь не было жизни, за исключением маленькой тлеющей искорки в глубине ее души. И окружающий девушку холод и мрак зимней ночи старались вырвать ее, забрать себе маленькую частицу тепла и света.

Это было больно.

Перепутье.

Нефела много слышала о нем, но никогда не думала, что в свои шестнадцать сумеет побывать здесь. Это место, куда попадает человек после смерти. Он проходит свой путь, и если в своей жизни он не совершал грехов, то тропинка эта торная и идется по ней легко. Как ей, Кассандре, например. А в противном случае приходится продираться сквозь сугробы, и каждое дуновение ветерка превращается в сильнейший порыв, сбивающий тебя с ног.

Здесь царит вечная зима, но светлым душам, спешащим к переправе, она не помеха. Но Алкмена застряла здесь, будто лодка в корягах, не имея возможности вырваться вперед или вернуться. Три дня она ждала здесь. Малахи просил ее быть здесь три дня, но это удавалось с трудом.

Время нельзя разжалобить или остановить, но можно попросить его подождать. И с каждой утекающей секундой душа Алкмены все больше и больше рвалась туда, к маленькой лодчонке и старику, который смог бы отвезти ее туда, где мир более милосерден. Умом она понимала, что ей остался один день и одна ночь, после чего ничто не удержит ее здесь. Ее словно разрывало пополам: одна часть страстно желала вернуться в земной мир, отговариваясь тем, что Нефеле всего шестнадцать и идет война, а у нее есть долг. Вторая же молила пройти по сверкающему ледяному снегу, спуститься вниз и сесть в лодку. Ведь Кассандра делала все, что могла, правда же?..

Устало остановившись, девушка потерла виски.

— Тяжко, девочка? — раздался тихий хриплый голос.

— Тяжко, — негромко ответила Кассандра. Когда лодочник успел подойти к ней? — Он вернется за мной?

Старик задумчиво посмотрел на нее, и девушка вздрогнула. Он оказался не таким старым, как казалось на первый взгляд. Просто немолодой мужчина с сединой в черных волосах, в потрепанной черной одежде. Синие-синие как глубокая речная вода глаза пристально смотрели на нее.

— А этого никто не ведает, девочка. Если сможет, сумеет, поборется — тогда может быть. Если окажется слаб — никогда.

Внизу маленькая речка тихонько журчала, о чем-то переговариваясь с едва шелестевшем ветром. Здесь не было жизни: даже в этой музыке природы звучала какая-то обреченность и безразличие. Равнодушная пустота.

Она зябко поежилась.

— Тебе холодно,— спокойно произнес лодочник. — Тем, кто задерживается здесь, всегда холодно.

— А много здесь таких было?

— Нет, девочка. Люди предпочитают отпускать мертвых. Они не для живых. Нужна большая выдержка и сила воли, чтобы последовать сюда за умершими. Потому что всегда есть шанс не вернуться назад, в мир живых. Перепутье затягивает, манит пройти дальше. Да ты, наверное, и сама это чувствуешь.

Алкмена обвела взглядом снежную пустыню. Снег и холод, бесконечный лед и пустота смерти. Вдалеке виднелись деревья. Их ветки были настолько изогнуты и изломаны, что было трудно представить, как они вообще могли так расти. И в этом тоже была мука.

Взгляд девушки, безразлично осматривающей окружающее ее поле, внезапно зацепился за что-то из ряда вон выходящее. Причиной этого был цвет — не снежно-белый, как все вокруг, но сапфирово-синий и немного фиолетовый, как драгоценный камень. Цветок был похож на розу, но отличался от нее не только цветом. У самого бутона расходились тоненькие листики, словно бы защищая нежный цветок. И на всем растении, даже на лепестках, был серебристый пушок. Нет, не пушок. Стрельчатые иголочки инея, опутавшие весь цветок.

— Это амарис, цветок перепутья. Он является только достойным. Если ты сумела его увидеть, значит, он сам пожелал этого, — тихо сказал мужчина.

Кассандра с благоговением еще раз взглянула на цветок. Он был одновременно и нежным, как легкое дуновение ветерка, и холодным, как эта бескрайняя пустыня вокруг.

— Он единственный? — негромко спросила она, не отводя глаз от амариса.

— Да, амарис — это один-единственный цветок, который растет только здесь, на перепутье, где жизнь соседствует со смертью. На моей памяти мало кто видел это растение, но если цветок пожелает остаться с человеком, то слышно тихий звон.

— А что происходит с цветком дальше? Он исчезает?

— Если я правильно помню, амарис всего лишь раз пожелал остаться с девушкой, и она забрала его с собой. Но когда я вернулся с переправы, я снова увидел его здесь. Этот цветок не просто обычное растение. Это… дух преддверия смерти, — голос мужчины был лишен всяких интонаций.

Алкмена протянула руку к цветку и нежно погладила его лепестки. Амарис отозвался тихим хрустальным звоном, навевающим тоску и грусть.

— Долго мне осталось?

— Один день. Здесь время не властно, и ты не видишь заката или рассвета, но ты почувствуешь, когда все решится.

Девушка только вздохнула. И вправду, время здесь шло незаметно, по каким-то своим законам.

Осталось совсем немного.

* * *

— Просыпайся, мальчик, — прогудел спереди низкий голос дракона, и Малахи открыл глаза.

Они пролетали над большим ущельем. Откуда-то сбоку послышался рев и вырвалась струя пламени.

— Не бойся. Это наш дом, ущелье черных драконов. Опять они что-то не поделили…

— Вы всегда во время ссор огнем плюетесь? — хмуро поинтересовался Аларих, крепче удерживаясь за шип.

Вараг лишь хмыкнул, огибая скалу, где и дрались драконы.

— Нет, иногда обходится без этого. Видимо, совсем переругались.

Вокруг было еще светло, но солнце уже клонилось к горизонту. Близился закат. Парень поежился. Третий день истекал, и с рассветом Кассандра навсегда уйдет с перепутья. Не будет ни единого шанса ее вернуть.

Великие боги, только бы Триада помогла! Аларих готов был отдать все, что они попросят, включая свою жизнь, лишь бы она жила. В лицо хлестал ветер: к вечеру погода испортилась, и почти все небо было затянуто тучами, хотя на западе солнце и выглядывало.

«А там ветра нет… Только суровая снежная пустошь без единого признака жизни. И сугробы до самого лба», — вдруг подумалось Малахи, и его передернуло.

Перепутье навсегда останется для него таким: бескрайним снежным полем, где нет ни ветра, ни пения птиц или луча солнца. И хотя для каждого этот перекресток — свой, для него он будет таким, каким юноша увидел его впервые. И старая деревянная лодка, покачивающаяся на незамерзающей воде реки.

Кассандра. Он-то здесь, а она застряла там! Посреди вечного холода и снега. Он должен вытащить ее. Иначе как посмотреть в глаза отцу и лорду Гассилдору, если он вернется один?

А сделала бы она тоже самое для него? На этот вопрос у Алариха не было ответа. Да и почему он сам делает это? Конечно, потому что должен. Существует пророчество о них обоих, но каждый ребенок знает, что предсказания имеют такое неприятное свойство не сбываться. Нельзя полагаться на пророческие слова: ведь Малахи недавно мог умереть, сорвавшись со скалы. И тогда текст не имел бы абсолютно никакого смысла. А теперь и Нефела… нет, нельзя об этом думать.

Дракон резко куда-то свернул, Малахи качнуло, и он еле удержался от падения. Вараг снижался. Вокруг них была пропасть, но не узкая и длинная, как обычно, а широкая, как тарелка, и бездонная, как колодец. По обоим концам виднелись узкие разломы пропасти, продолжающие ее. По отвесным скалам в небольших каменных пещерах Аларих увидел драконов.

Святые боги, он никогда не видел такого количества! Они летали в воздухе вокруг, словно вражеские стрелы, свистящие над головой. Они прятались по пещерам или висели на скалах, уцепившись когтями в камень. И все как один — черные, словно сама ночь.

Вараг приветственно заревел и выдохнул огнем в воздух, по счастью, никого не подпалив. Он спускался все ниже и ниже к величественному замку, стоящему на краю ущелья драконов. Тройственная башня, так, кажется, говорил отец? Нет. Это не было башней. Это был самый настоящий замок, цитадель, оплот.

Сделанный из белых камней, он острыми шпилями башен возносился вверх. Когда Малахи разглядывал его, на ум приходило только одно определение: острый. Высокий, строгий, красивый, как бы разделенный на три части: сам замок, хозяйственные постройки и сторожевая башня. Наверное, именно она когда-то и звалась Тройственной.

Когда Вараг влетел в ущелье, то над сторожевой башней поползло облачко белого дыма.

— Разрешают влететь, значит. Если был бы красный — то впору уносить ноги. Красный — цвет войны и непримирения, а потому им Триада запрещает вход-влет-вполз на свою территорию, — пояснил дракон.

Удивительно, но он не собирался садиться рядом с замком! Чуть помедлив и развернувшись, Вараг приземлился на противоположной стороне. К замку через пропасть вел тонкий и хлипкий на вид навесной мостик.

— Вараг, ты издеваешься? — возмутился Аларих, внимательнее оглядывая сомнительное сооружение. Вблизи оно выглядело еще более ненадежным, чем с неба.

— Нет. Приказ Триады. Любой, кто хочет попасть в замок, должен пройти по мосту, — в голосе дракона не было смеха. Он был серьезен как тогда, когда рассказывал о своем бесчестье и предательстве. — И не забудь девушку свою отвязать.

Пробормотав себе под нос нечто нецензурное — а именно, пожелав Триаде самой пройти по этому мосту, да так, чтобы он обвалился — Малахи занялся Кассандрой. Он отвязал ее от шипов на спине дракона и взял на руки. Голова ее бессильно откинулась вниз, а волосы безжизненно свисали с руки парня.

Едва Алкмена была отвязана, Вараг расправил крылья и повернулся, чтобы взлететь. Аларих чуть не задохнулся от ярости. Они провели в полете полтора дня, делились друг с другом самым потаенным, а этот наглый дракон собирается улететь, не попрощавшись?!

— Вижу, ты уже вскипел. Я так и знал, — усмешка на морде дракона заставила юношу ухмыльнуться в ответ. — Прощай, Махаон, сын Валентина. Да будет удача всегда на твоей стороне.

— Прощай, Вараг из рода Крэйнштернов, человек, ставший драконом… — прошептал парень, глядя на удаляющуюся точку в небе.

Решив подумать о насущных проблемах, Малахи подошел к мостику. Сгнившие доски и истлевшие веревки не оставляли сомнений в том, что ему точно сотня лет, если не больше. Впрочем, поручни ему и не понадобятся.

Активировав браслет, он сосредоточился. На всякий случай нужно приготовиться использовать «Крылья Пламени», если мост вдруг рухнет вместе с ним и Нефелой. Бережно неся девушку, он ступил на мостик. Выждав, пока тот перестанет протестующе скрипеть, парень пошел вперед.

Потом он сам не знал, как ему удалось пройти по нему. Половины досок не было, а остальные скрипели и прогибались под его шагами. Налетевший ветер услужливо раскачивал хрупкое сооружение, грозя сорвать истлевшие канаты, удерживавшие его, и бросить в пропасть.

Наконец, последняя доска осталась позади. Аларих медленно выдохнул.

Оказывается, он задерживал дыхание, боясь даже вдохом колыхнуть ненадежную конструкцию и полететь в ущелье. Нефела не шевелилась. На западе солнце садилось за горизонт, отмечая конец очередного дня. Но для парня этот третий день был особенным. Сегодня на кону стояла жизнь Кассандры.

Медленно Малахи приблизился к замку. Высокие деревянные двери были открыты, и он зашел внутрь. Его встретила тишина. Высокие каменные своды, почти аскетичная обстановка и никого вокруг.

Прекрасно.

Уже тогда, когда Аларих собрался заорать о том, что желает видеть Триаду, он внезапно заметил высокую рыжеволосую девушку, стоящую в конце коридора. Она была одета в простое зеленое платье, а на ногах были плетеные кожаные сандалии. Не собираясь больше ждать, юноша двинулся к ней.

— Ааа, прибыл-таки, — протянула незнакомка, откровенно разглядывая парня и Кассандру на его руках.

— Мне нужно видеть Триаду, — сквозь зубы выдавил Малахи, напоминая себе, что злить судей криками на служанку не стоит.

— Хм, а ты уверен, что Триада желает тебя видеть? — поинтересовалась рыжеволосая, но послушно отлепилась от стены и направилась куда-то вглубь замка.

«Слава Богам, хоть одна сообразительная».

Аларих следовал за ней, проходя какие-то коридоры, залы, переходы. Один раз они даже перешли по крепкому каменному мосту в другую часть замка. Юноша посмотрел вниз: они забрались довольно высоко.

Наконец, его проводница замедлила шаг и остановилась у большой двери с резьбой.

— Ты хотел видеть Триаду? Прошу внутрь, — с усмешкой произнесла она, отодвигаясь в сторону.

С трудом поборов возникший непонятно откуда страх, Малахи толкнул дверь коленом и вошел.

Странная комната, скорее небольшой зал. Три резных кресла на возвышении, перед ними большая резная чаша с водой внутри. Или это не вода?

Потолок высокий, с резьбой, на стенах висит пара картин. И небольшое каменное ложе у окна.

В двух креслах уже сидели двое мужчин. Рыжеволосая, отодвинув Алариха в сторону, стремительно прошла к возвышению и села на свободное место.

— Триада приветствует тебя, Махаон из рода Крэйнштернов, — на губах девушки скользила торжествующая улыбка.

На пороге бросил ворох горицвета,

Мельница, "Чужой"

Аларих почти не удивился, увидев проводницу одной из Триады. Вот они. Рыцарь, маг и целитель, давным-давно ставшие судьями в Норвеле.

— Я приветствую Триаду, — с почтением произнес юноша, опускаясь на колени перед креслами. То, что Нефела все еще была у него на руках, заставило его чуть пошатнуться.

— Можешь положить девушку вот туда, Маларихия, сын Валентина, — хрипло произнес молодой мужчина, сидящий в левом кресле.

Аларих кивнул и проследовал к каменной постели, бережно опустив Кассандру. Выпрямившись, он повернулся к Триаде. Разговор предстоял не из легких, и Малахи нутром чуял, что цену за оказанные услуги эти судьи могут потребовать непомерную. Во что это ему обойдется?

— Излагай свои просьбы, сын Огня, — взмахом руки сопроводив свои слова, предложил воин, сидящий справа, в сверкающих доспехах и с мечом в ножнах.

— Просьба первая. Магические Алтари разрушены, и начались войны. От имени всего Норвела я прошу вас починить их.

— Это будет улажено, — рассеянно произнесла девушка. В руке ее лежал какой-то свиток. Письмо? — Давай дальше.

Парень стиснул зубы, призывая себя успокоиться. Конечно, к ним каждый день приходят люди, требуя исполнить их просьбы. Естественно, что они хотят избавиться от любого, кто посмеет огрызнуться. Кто даст им шанс ухватиться за малость и выпроводить, объяснив все дерзостью и наглостью.

Сдержав злость, юноша медленно продолжил.

— Перед вами лежит девушка. Ее поразили заклятьем «Поцелуй на ночь». Я был на перепутье и попросил ее подождать три дня. Завтра с рассветом ей ничем нельзя будет помочь. Я прошу вас вылечить ее, а взамен я сделаю все, что пожелает попросить Триада, — закончил он. Сердце гулко билось. Как от прыжка в ледяную воду с головой.

Вот и все. И нет дороги назад. Дело сделано. Осталось только ждать, что скажут судьи.

— А собственную жизнь? — поинтересовался воин, с любопытством глядя на парня.

— Да, — твердо и не колеблясь произнес Малахи. Откуда-то бралась уверенность, что он должен спасти Нефелу любой ценой.

Рыжеволосая задумчиво посмотрела на него.

— В таком случае у нас есть цена.

Аларих смотрел прямо в зеленые глаза девушки, не чувствуя страха. Страх остался на плато в горах и в пропасти, когда он падал, не в силах остановиться. Больше страха не было.

— Ты станешь Хауком — Ястребом, стражем Норвела. И Вараг будет твоей парой. Ты обретешь способность обращаться в ястреба, получишь силу четырех стихий…

— А взамен? — прервал описание Аларих. В каждой бочке меда есть ложка дегтя, но парень подозревал, что в этой затее ее целый половник.

— Взамен ты ничего не будешь помнить о ней, — кивок в сторону неподвижной Алкмены. — Ты не будешь помнить ни отца, ни мать, ни друзей. Твоя жизнь станет службой. Ты спасешь девушку, ты получишь силу стихий, но забудешь о своей любви.

Малахи молча слушал рыжеволосую. Для него выбора не было. Свой выбор он сделал, когда надрезал ладонь и пошел на перепутье за девушкой. Если такова цена — значит, он заплатит ее.

— Я согласен, — глухо произнес он. В горле почему-то застрял комок, а дыхание перехватило. Никогда. Не. Помнить.

От него не укрылось, какими взглядами обменялись двое мужчин и девушка. Они явно не ожидали, что он согласится.

— Этот обряд может лишить тебя жизни. Ты можешь умереть от магического истощения, — в голосе рыжеволосой слышалась неуверенность.

— Мне плевать, — еле слышно произнес Аларих. Вараг, Вараг… Ты же все знал и ничего не сказал мне.

Правильно.

Это ведь только моя ноша и мой выбор.

Тем временем девушка, наконец, приступила к подготовке.

— Дастан, приготовь все, у нас мало времени. Очерти круг. Сигурд, распорядись, чтобы для наших гостей подготовили комнаты. Меня зовут Тайренн, — повернувшись к юноше, представилась она.

Малахи не ответил. Разум словно отключился. Хаук, Хаук… Ястреб. Какова бы ни была цена, пусть даже его собственная жизнь, которая может закончиться во время обряда, у него не было выбора.

Дастан быстро вышел из комнаты в неприметную дверцу в конце зала. Сигурд исчез в коридоре, и в зале остались только Тайренн и Аларих.

— Ты уверен? — последний раз спросила девушка. В ее зеленых глазах не было ни тени насмешки: она была серьезна и собрана. И только на дне плескалась затаенная грусть.

— У меня нет выбора, — тихо ответил Махаон, подойдя к Кассандре, медленно он протянул руку и коснулся ее щеки. Холодная.

— У тебя будет время, чтобы жениться на ней, — негромко произнесла Тайренн. — Вы отправитесь домой, сыграете свадьбу, а потом ты телепортом перенесешься сюда.

Аларих с некоторой долей удивления взглянул на девушку. Они дадут ему время, чтобы попрощаться?

— Да, — словно прочитав его мысли, кивнула рыжеволосая. — Ты навестишь родителей, женишься, но на утро после первой брачной ночи ты должен быть здесь.Также я снимаю запрет на неразглашение тайн Триады.

— Хорошо, — без каких-либо эмоций согласился Малахи.

Сигурд вернулся в комнату. Он вынул из ножен меч и очертил круг. Лезвие не касалось пола, но стоило рыцарю убрать клинок, как посреди комнаты ровным белым светом загорелась полоска, ограничивающая круг.

— Дастан, ты принес? — обратилась девушка к лекарю. Тот нес в руках травы, завернутые в тряпицу.

Мужчина молча кивнул и повернулся к Алариху.

— Положи ее в центр.

Без труда парень поднял Нефелу и перенес ее в круг, бережно опустив на пол. Дастан раскладывал травы параллельно линии круга, с внутренней стороны.

— Это травы пути, — тихо пояснил он. — Они позовут ее домой.

Малахи ощутил, как сжалось сердце.

Сигурд и Тайренн встали по сторонам круга. Вскоре к ним присоединился и целитель.

— Опустись рядом с ней и возьми ее за руку. Закрой глаза. Когда ты услышишь пение, просто думай о ней и вспоминай, что было на перепутье, — объясняла девушка. Аларих только сейчас понял, что именно она из тройки была магом. — У тебя будет мало времени, но мы дадим тебе свои силы, и ты вытащишь ее. Просто позови ее, и она пойдет за тобой. Но как выберешься ты — об этом тебе придется подумать самому. Здесь есть всего два варианта. Либо ты вернешься, либо Привратник заберет тебя вместо нее.

Юноша медленно опустился на холодный пол и взял руку Кассандры в свою. Закрыв глаза, он сосредоточился на ощущении тепла ее пальцев.

Постепенно он услышал тихий женский голос. Тайренн пела. Малахи не разбирал слов, но понимал значение.

Вернись со мной, я прошу тебя.

Ты ведь еще так молода и так мне нужна.

Ты так многого не видела.

Вернись, вернись, вернись…

«Нефела»? — мысленно позвал юноша. Он вспоминал промозглый ветер, швырявший в его лицо снег. Бескрайнее холодное поле и хрупкую фигурку на узкой тропе.

Стало холодно. Аларих открыл глаза. Он снова стоял там, откуда все началось. Кассандра была шагах в тридцати от него и сидела на снегу, дрожа от холода. Не медля, парень двинулся к ней.

— Нефела!

Девушка обернулась. Медленно и как-то неуверенно улыбнулась. Привратника не было видно, но Малахи чувствовал его присутствие.

— Вернись со мной, я прошу тебя.

Алкмена встала и двинулась к нему, но на пути ее тропинка тут же обернулась громадными сугробами. В то время как снег расступался перед Аларихом, словно признавая его право быть здесь.

Но юноша не собирался отступать. За его спиной — силы Триады, а впереди — единственная, ради которой он согласился на все.

— Я не могу! — с отчаяньем прошептала девушка, чувствуя, как усиливается ветер.

Малахи не помнил, как прошел эти тридцать шагов, отделявших его от Кассандры. Он схватил ее за руку и сердце оборвалось. Святые боги. Он успел. Теперь она будет в безопасности.

— Идем, — прошептал он, чувствуя в глазах слезы облегчения. Он плачет? Нет, это просто слишком сильный ветер.

Нефела коснулась пальцами его щеки, но ничего не сказала.

— Иди первой, — севшим голосом попросил Аларих, давая ей вступить на тропинку. Девушка видела, как расступается снег перед ней и направилась туда, где тропа обрывалась и образовалось странное ослепительно-белое свечение.

Малахи пошел следом. Но, сделав два шага, сразу же понял, в чем здесь подвох. Туда тропинка сама расстилалась перед ним, но вот обратно ему придется продираться через сугробы. А времени, как сказала Тайренн, у него нет.

Снег снова становился сугробами, стоило Кассандре пройти очередной шаг. Аларих чувствовал, как его захлестывает отчаяние. Еще шагов пять до портала, но он уже начинает гаснуть, потихоньку бледнеет и подергивается дымкой. Нефела почти достигла его, когда обернулась.

— Аларих!

— Нет! — стена огня встала между ней и тропинкой, не давая вступить обратно.

Это конец. Он не успеет, даже если растопит этот чертов снег…

«Но мы дадим тебе свои силы…»

Малахи выдохнул. Конечно. Они отдали ему власть над стихиями. Он чувствовал, как бушевала в нем магия Сигурда — неудержимый ветер и потихоньку разворачивающийся смерч. Сила Дастана была медлительна и тяжела — то была сила плодородной земли и вечного камня. Штормом и проливным дождем билась в нем магия Тайренн — вода, сметающая все на своем пути.

Но ярче всех их горел Огонь в сердце самого юноши.

Браслет отбрасывал огненные блики на белый снег. Парень сделал шаг. Ветер немедленно усилился, но теперь Аларих был к этому готов.

Шаг.

Как смеешь ты бросать мне вызов, мне, постигшему силу Воздуха?

И сбивающий с ног ветер утих. Кассандра стояла у портала. Внезапный порыв ветра, и ее толкнуло прямо в сияние.

Она спасена — пронеслось в мыслях.

Шаг.

Ты, земля, отяжеляющая мои шаги, я знаю твою силу.

И становится легко и просто, и ничто больше не давит, прижимая к сугробам.

Шаг.

Снег, ты всего лишь застывшая вода. Но во мне сила Воды и сила Огня. Ты станешь просто ручьями, и у тебя не хватит сил задержать меня.

Сугробы исчезли, растаяв чуть ли не до самой земли. Вот он, портал. Всего-то в двух шагах.

Только в глазах мутится и темнеет, и покидают все силы. Сделав свое дело, растаяла магия трех стихий Триады, и я больше не чувствую в себе ни одной стихии. Даже верный Огонь, сопровождавший меня всегда, словно бы шепчет:

Прости, Махаон, но это не твой час. Не твоя судьба. Тебе не поспеть за ней, и Привратник заберет тебя туда, где солнце ярче и небо чище, а воздух такой свежий, будто пьешь горный родник.

И я вижу, как гаснет портал. Еще мгновение, и он исчезнет.

Два каких-то ничтожных шага, но я пролетаю их одним прыжком, и ослепительный свет поглощает меня.

* * *

— Очнись, очнись!

Кассандра открыла глаза и потрясла головой. Ее вот уже каких-то минут пять колотили по щекам, призывая прийти в себя.

Она была в незнакомом помещении, и никак не могла понять, где находится. Высокий потолок, мягкая кровать. Виднеется пара кресел и резной столик, а также стул, письменный стол и комод. Несколько минут Нефела пыталась собрать мысли, разбегающиеся от нее, казалось, по всей голове.

Триада.

Падение Малахи.

Проклятье Воздушных.

Перепутье… Черт, перепутье?

— Где он? — выдохнула Алкмена, во все глаза глядя на незнакомую рыжеволосую девушку с зелеными глазами, как у нее самой..

— Тебе надо отдохнуть, ты не приходила в себя всю ночь…

— Отведи меня к нему! — в зеленых глазах Кассандры светилось почти безумие. Тайренн молча покачала головой.

— Ты слишком слаба, чтобы встать. Я навещу тебя чуть позже, — с этими словами она вышла из комнаты, направившись дальше по коридору и вниз.

— Как он? — тихо спросила Тай, глядя на неподвижного юношу на кровати. Рядом с ним на стуле сидел мрачный, как обворованный дракон, Дастан. В кресле чуть поодаль расположился хмурый Сигурд. Он был без доспехов, в рубашке и штанах. В руках рыцарь держал бокал с красным вином.

— Ничего не изменилось. Мальчик выложился на полную катушку. Проклятие «Поцелуй на ночь» — одно из сильнейших. Я не удивлен подобным исходом, — медленно произнес целитель, водя рукой, из которой исходил свет, над телом парня.

— Удивительно, что ему вообще хватило сил вытащить ее, не говоря уж о нем. По всем обстоятельствам парень должен был застрять там и отправиться с Привратником дальше, но, к счастью, он сумел, — кивнул воин. В глазах его застыло непонятное выражение.

Не знай Тайренн его сотни лет, она бы решила, что это жалость. Для них, бессмертных судей, смерть казалась чем-то таким далеким и нереальным, что трудно было вообще поверить в ее существование.

— Жалко парнишку, — словно озвучивая ее опасения, сказал Дастан. — Молодой еще. И лорд без единственного наследника останется…

Девушка покачала головой.

— Да уж. Никак не думала, что у него будет магическое истощение. Мне казалось, что наших стихийных сил должно будет хватить. Или же они оба останутся там.

— Мы предполагаем, жизнь располагает, — невесело отозвался Сигурд.

Воцарилось молчание. Никто их троих не прерывал его, задумавшись о своем. Да, они видели смерть. Им случалось наблюдать разное: и безудержное горе, и радость, и страдания, но никогда — такого.

Холодный, жесткий, как игла, Маларихия был в то же время способен о ком-то страдать и заботиться. Ведь как только он вошел, был сразу ясно: парень сделает все, что угодно, лишь бы вернуть девушку назад.

Триада не была просто абстрактными тремя людьми. Рыцарь, целитель и маг. Замкнутый круг из общих мыслей, эмоций и волнений. Тайренн чувствовала, как переживает Дастан. Он ведь знает, что этому несносному мальчишке уже не проснуться.

В мыслях скользнуло сожаление и сострадание. Неужели Сигурд? Не удержавшись, Тай круто обернулась к мужчине. Воин слегка наклонил голову. В глазах его была жалость.

И девушка знала, что мужчины чувствуют ее скорбь и ее печаль. Ничем нельзя было помочь, и все трое это знали. Остался только один вопрос.

Как сообщить это Кассандре.

— Ты не сказала ей? — первым заговорил рыцарь. Тайренн молча покачала головой. Она просто не смогла сделать это. Хотя все трое понимают, что говорить пойдет именно Тай.

— Я не могла так убить ее.

— Ты уже это сделала, — раздался из-за двери тихий голос. Все трое обернулись.

В дверях стояла Нефела. Бледная, как привидение. Только ярко горят зеленые глаза да чернеют волосы.

— Выйдите.

В ее голосе звучит сталь. Тайренн, которой уже не одно столетие, поражается, насколько тверд и крепок голос девчонки.

— Пожалуйста, — сквозь зубы просит она.

Дастан первым оценивает ситуацию и поднимается со стула. Она на грани. Если не дать Кассандре побыть с ним, то от замка ничего не останется. Сигурд следует за ним, и оба выходят из комнаты. Тай немного задерживается, но тоже покидает помещение, напоследок плотно прикрыв дверь.

И силы разом оставляют Нефелу. Сама только поднявшаяся, слабая, ей бы отлеживаться да восстанавливаться, да только как будто в сердце ледяная стрела засела. И она спустилась сюда. И услышала все, что было сказано.

Нет никаких шансов.

Магическое истощение.

— Аларих… Зачем? Ты нужен своему отцу. Вернись, пожалуйста. Ты так звал меня, а теперь решил уйти в сторону? Нет, пожалуйста, не надо, вернись, останься…

Слова заканчиваются, и тут Алкмену словно прорывает. Она плачет, чувствуя, как во второй раз в жизни теряет что-то безумно важное.

Но первым был Дион Польцкий.

А это — Малахи Крэйнштерн.

Невозможный, жестокий, холодный, как ключевая вода, темный, как глубокие омуты. И тот единственный, кто поборолся за нее с самой смертью. Он ведь полез за ней на перепутье. И сам теперь умирает.

Она не сможет так. Коснувшись пальцами его щеки, Кассандра поднимается со скрипнувшей кровати и выходит в коридор.

Как она и думает, Тайренн еще там.

— Сколько?

— Максимум дней пять. А потом он уйдет дальше, — тихо отвечает рыжеволосая. Внезапно она внимательно смотрит на Нефелу. — Ты можешь убить его.

— Я знаю. Но у меня нет выбора.

Тай помнит, что эту же фразу произнес юноша, когда солнце садилось на горизонте.

Верь, что в небе солнце!

Deform, "Зарази меня жизнью"

Warning: POV Кассандры.

Я сижу на кровати, уткнувшись лицом в ладони. Моя идея — полнейшее безумие, это один шанс из ста, но других вариантов нет вообще.

Стук в дверь сообщает, что принесли то, что я просила. Слуга осторожно протискивается в комнату. В руках у него большая корзина, полная цветов и веток различных деревьев. Я киваю в угол, показывая, куда ставить. Мужчина опускает ценную ношу, кланяется и удаляется.

Я не буду плакать, потому что магия такого рода подразумевает спокойствие и уверенность. Но я не буду принимать отвары из рук Тайренн, потому что я должна чувствовать, думать, мыслить, а не быть бессмысленным големом, выполняющим определенные задачи.

И я, обещая себе быть спокойной и смелой, подхожу к корзине, чтобы начать Похоронную Песнь.

Похоронная Песнь — название заклятья, которое позабыли почти все из моей стихии. Его не найдешь в библиотечных книгах, о нем не услышишь в разговорах. Это из того, что мы именуем высшей магией, доступной лишь немногим. Но и те, кто может применить ее, не всегда могут рассчитывать на успех.

Похоронная Песнь вылечивает все. Это почти панацея, если бы шанс, что исцеление будет, не был таким маленьким. Это заклятье открывает все потайные уголки твоей души, выпускает наружу мысли, чувства, которые ты вплетаешь в венок из цветов и побегов деревьев. Простой венок, который надевается на голове умирающему. Только Похоронная Песнь учитывает желание больного в большей мере. Она выманивает из глубин сердца все, оставляя открытой душу. Показывает, ради чего стоит вернуться или умереть. Потому что Похоронная Песнь либо возвращает к жизни, либо несет тихую и мгновенную смерть обоим, и больному, и тому, кто складывает венок.

Заклятье снимает все наносное, оставляя душу творящего обнаженной, и тогда умирающий может увидеть, кто для него тот человек, что проводит обряд. Если больной не захочет вернуться, то Похоронная Песнь убьет обоих за чрезмерную самонадеянность.

На самом деле заклятье лишь откидывает в сторону недуг и выводит на борьбу один на один. Мысли, чувства, эмоции — вот, что так ценится в этом поединке.

Я подхожу к корзине. Два латинских слова, и можно приступать. Слезы катятся из глаз вопреки моему обещанию. У меня есть только одна попытка. Не ошибись, выбрав. Связывай воедино, вспоминая.

Я беру ветку ежевики, начиная свой похоронный венок. Это для магии, чистой и светлой, хотя и колючей, как… Вздрагиваю. Колючка пропорола руку, и моя кровь обагрила венок. Базилик обвивается следом — это защита и уважение. За ним тянется вереск — костров поминальных запах. Пальцы сами перебирают цветки, и Похоронная Песня слышна мне в воздухе. Она словно предупреждает меня: не ошибись, выбрав.

Я не ошибусь. Подсолнечник и лавр мудрость мне сулят и исцеление. А рядом с ними тихо входит терн — то горечь всех утрат и поражений. И место здесь для василька найдется: он спокойствие привнесет. Венок Похоронной Песни, наполовину заполненный.

Латинские слова льются из меня непрерывной речью, но мысли заняты совсем другим. Хмель обвивает василек — и обещает сон. А следом зверобой вплетется, погоню и охоту предвещая. Ветка облачной сосны, оттуда, где лес не растет. Несет упрямство, дерзость и свободу. Для маленькой фиалки место есть — то будет свет во мраке. И закрепляет все осока — тоска и скорбь болот туманных.

Вернись, вернись, — шепчут растения в венке. Даже наполовину законченный, он обладает огромной силой. Слезы капают на бутоны, иглы, листья.

Здесь их двенадцать. И я медленно поднимаю с пола последний цветок и вплетаю его в венок, завершая его. То амарис, несущий перепутье и надежду.

И последний ярко-синий цветок вспыхивает искорками и гаснет. Все тринадцать цветков выбираются как кажется нужным. Но самым последним должен быть вплетен тот, который сможет повернуть все.

Все кончено. Я закрываю глаза, держа в руках венок, мокрый от моей крови и моих слез. Заклятье завершено.

Теперь я могу забыться, потому что класть венок на голову ему буду не я, а Тай. Мои мысли и чувства уже здесь, в этих цветах, и если попытаться воздействовать как-то еще, то заклятье не примет меня.

Я глажу амарис в венке и жду, когда придет Тайренн.

* * *

Она долго не появляется. Наверное, дает мне время подумать и решить, а стоит ли? Если Похоронная Песнь не увидит в Малахи желания жить, то лишь быстро убьет его.

Наконец, дверь бесшумно распахивается. Мои глаза закрыты, но я слышу ее.

— Возьми его, Тай.

Так странно обращаться к человеку, которому несколько столетий. А мне всего шестнадцать, хотя скоро и исполнится семнадцать лет.

— Он красивый, — произносит девушка, бережно перенимая из моих рук венок. Обычный венок, будто сплетенный от нечего делать на каком-то лугу. Но тот, кто мудр — тот чувствует, что это не простые цветы.

— Тебе нужно отдохнуть. Ты больше ничего не можешь сделать. — Тай говорит со мной, как с равной.

Еще бы. Похоронная Песнь — это не просто магия. Это колдовство на высшем уровне ее проявления, на уровне чувств, эмоций, переживаний. Не каждый на такое способен.

А девчонка в шестнадцать лет?

Я покорно киваю головой и чувствую, что готова отключиться хоть прямо сейчас. Слишком уж много мне довелось пережить за эти четыре дня. Почти свою смерть, перепутье, да теперь еще и Похоронная Песнь.

Девушка выскальзывает из моей комнаты и тихо прикрывает дверь. Я не видела ни Сигурда, ни Дастана. Они где-то в глубине замка. Но я познакомилась с Варагом.

Вараг.

Он рассказал мне о том, что был человеком. И мне действительно жаль его. Потому что он любил ту девчонку, предал все ради нее, а она прокляла его.

Глаза слипаются, и я подхожу к кровати. Она аккуратно застелена, и у меня нет сил даже разобрать ее. Я так и валюсь сверху, прижимаясь к подушке.

Странно, но сон приходит сразу же.

* * *

Тайренн будит меня на следующий день, на рассвете. На мой немой вопрос она лишь устало улыбается.

— Он слаб.

И я чувствую, как меня душат вновь подступившие слезы. Похоронная Песнь сделала свое дело.

И Тай, девушка, которой уже сотни лет, садится рядом и позволяет плакать в плечо, выталкивая наружу все свои страхи и кошмары.

Теперь все будет хорошо.

Все просто обязано быть хорошо.

— Я думаю, ты хочешь его видеть.

Я молча вытираю слезы и поднимаюсь. Да уж, вид у меня, наверное, вообще прекрасный. Зареванная, растрепанная и с краснющими глазами.

Мы выходим из комнаты, и Тайренн покидает меня, чтобы сообщить Сигурду и Дастану о том, что Малахи сумел выжить. Ее шаги стихают дальше по коридору, а я все еще стою под дверью, не в силах толкнуть ее и войти.

Что будет, если он оттолкнет меня?

Мне уже нет разницы. Он четыре дня был без сознания, пока я готовилась к Песне. Сегодня пятый. Я успела. Я могла потерять его, и за эти четыре дня я, наверное, выплакала столько, сколько не успела за все шестнадцать лет.

Я поворачиваю ручку и медленно вхожу.

Он лежит на кровати и, видимо, спит. Занавеси отдернуты, и рассветное солнце вызолотило его волосы. Теперь они кажутся почти такими, как у его матери. Лицо расслабленное и безмятежное, как у младенца. А еще он улыбается.

Наверное, ему снится что-то хорошее.

Я осторожно занимаю стул, где все эти четыре дня сидел Дастан, пытаясь вылечить его. Я сижу тихо, чтобы не разбудить Алариха, но мне кажется, что он и сам скоро проснется.

Я думаю о Триаде и о том, что они оказались совершенно не такими, как я их себе представляла. Строгие судьи, жестокие и беспощадные, неспособные на проявление каких-либо эмоций. Равнодушные и пустые.

А теперь я думаю: стали бы они возиться с Малахи, если бы им было откровенно все равно на меня и на него? Нет, не стали бы. Значит, им не чужды чувства и переживания смертных.

Там, за окном, воет рассветный ветер. Он не грозно гудит, как его северный собрат, нет. Это ветер ущелий.

Он как младший брат, завывает, но только в шутку. А если его разозлить, то этот ветер лишь чуть-чуть погудит на рассвете и затихнет. Не знаю почему, но мне нравится слушать его вой. Для меня это не просто обычный ветер.

Это ветер перемен.

Я вздрагиваю, потому что чувствую на себе взгляд Малахи.

Он, видимо, проснулся уже минут пять назад, когда я увлеченно раздумывала о ветре. Его серые глаза смотрят на меня с какой-то насмешкой, но она не жалит меня, как раньше.

Неужели нужно дойти до черты, до грани, чтобы осознать очевидное?

Он нужен мне.

Как воздух, как этот рассветный ветер, который все еще шумит за окном. Как чистая прозрачная вода рек и озер моего народа. Солнечный свет.

А Малахи все смотрит на меня, будто не он схлестнулся со смертью в попытке вытащить меня живой с перепутья. И едва не погиб сам. Он смотрит, и постепенно из глаз исчезает насмешка, они становятся серьезными.

И он, только что ушедший с грани, использует магию, чтобы написать мне одно-единственное слово.

Спасибо.

Оно повисает в воздухе косыми огненными буквами, которые кое-где даже дымятся. Малахи морщится, а я смеюсь. Конечно, его магия все еще нестабильна.

Если бы Тай увидела, что он колдует, она бы с него шкуру спустила.

Венок Похоронной Песни все еще рядом с ним, оберегая в последние минуты. Еще немного — и он истает, выполнив свое предназначение.

— Не стоит благодарить. Если бы не ты — меня бы здесь не было.

Я отчетливо помню все, происходящее там. В особенности — огненную стену, которая лишила меня возможности подобраться к нему и провести до портала.

И толчок ветра, бросивший меня прямиком в это свечение.

Аларих выглядит измученным. Да и я, наверное, произвожу не лучшее впечатление.

Но за окном слышен вой рассветного ветра, солнце золотит волосы Малахи, и я чувствую, что все будет хорошо. Он пытается протянуть ко мне руку, но ему удается лишь чуть приподнять ее. Он выложился не только на магическом и моральном уровнях, но и на физическом. Банально не выдержал организм, устроив «бунт» в виде слабости.

Я касаюсь руки Алариха и поглаживаю его пальцы.

Когда-то не так давно я желала, чтобы его никогда не было на свете.

А сейчас я понимаю, что только он один мне и нужен.

— Сколько я… пролежал? — голос у него хриплый и будто сорванный: еще бы, четыре дня не говорить.

— Сегодня пятый день.

— Что… что это было за… колдовство? — он старательно выговаривает слова, пытаясь сделать так, чтобы его голос звучал нормально.

Я вздыхаю. Мне не слишком хочется говорить об этом, но он, скорее всего, догадывается.

— Похоронная Песнь.

В серых глазах блеснуло удивление и гнев. Узнал, конечно, по венку рядом с кроватью. Решил убедиться наверняка.

— Ты знаешь, что могла умереть? Если окажется… что ты…

— Знаю. У меня не было выбора, — ровно произношу я.

Малахи. Я ведь не спрашиваю тебя, какого рожна ты согласился на обряд, чтобы вытащить меня? Вот и не задавай вопросов. Спасибо Привратнику за амарис. Он согласился пойти со мной, и именно этот цветок подарил мне надежду.

Я касаюсь его пальцев, ненавязчиво поглаживая. Нас не тревожат — Триада собралась вместе где-то наверху, обсуждают другие дела.

Ну и ладно. Спасибо Тай, что рискнула помочь с венком. Иногда магия очень плохо соображает и могла бы посчитать Тайренн косвенно виновной в болезни Алариха. Бессмертной бы не поздоровилось. Нет, не умерла бы, но радостей хватило бы за глаза.

Я смотрю в окно, где встает солнце. Когда я последний раз встречала рассвет?

Когда ушел Дион, — услужливо подсказывает внутренний голос, но я отмахиваюсь от него. После всего этого и в свете приближающегося брака я все равно не могу его любить.

Когда-то я думала, что жизнь с Аларихом станет моим самым большим кошмаром. Но я научилась понимать его и чувствовать. Я не знаю, любит ли он меня, но в себе я разобраться успела. Похоронная Песнь — отличный способ выяснить всю правду о себе.

Из коридора в комнату заглядывает Тай и говорит, что Малахи нужен отдых. Параллельно намекая, что он не оправился и нужно бы дать ему поспать.

Я целую его в губы и встаю, чтобы выйти в коридор. Но на полпути к двери меня останавливает ощущение прикосновения горячих губ к шее. Я резко поворачиваюсь.

Нет, он все также лежит в кровати и усмехается. А потом целует свою ладонь и дует на нее. «Горящий поцелуй», это же детское заклятие, мы им еще в тринадцатилетнем возрасте развлекались.

Поцелуй Алариха запечатывает мне губы, но тепло и ощущения никуда не деваются. Так что в коридор я выхожу несколько раздраженная, хотя и довольная.

Тайренн стоит у высокого стрельчатого окна в конце коридора. Наши с Аларихом комнаты находятся почти на самом верху замка.

— Вараг снова дракончиков муштрует? — усмехаюсь я, подходя ближе.

Отсюда прекрасно видно ущелье. Большой черный дракон парит в самом небе, а рядом с ним с десяток мелких, только что вставших на крылья.

— Да уж, им не повезло. Ему просто нужно успокоиться. Он тоже переживал за Малахи, — произносит Тай, глядя в окно.

Я смотрю на нее и поражаюсь ее красоте. Длинные рыжие волосы. Они были бы похожи на пламя, но они более теплого оттенка и напоминают мне песок, когда на него попадают последние лучи солнца.

Зеленые глаза, почти как у меня. Прекрасная фигура. Повелительная осанка и аристократизм в каждом движении. Рядом с ней я, дочь лорда в энном поколении, чувствую себя гадким утенком.

Очень маленьким утенком.

— Ты смогла сложить для него Похоронную Песнь, Кассандра, — голос девушки спокоен и тих. — Я не ждала, что у тебя получится.

И я неожиданно признаюсь:

— Я тоже.

Но я надеялась, до последнего ждала и молилась, призывая богов и творя почти забытое колдовство в древнем замке. Сплетая венок из любви и страданий, обагряя его своей кровью и орошая слезами.

— Это много значит. Ты любишь его? — спрашивает она, по-прежнему не глядя на меня.

— Да. Больше жизни.

— Это-то как раз понятно. В случае, если бы ты не испытывала к нему такого, ты не смогла бы связать его, — задумчиво говорит Тай и переводит взгляд на меня.

И сейчас я чувствую, что между нами — сотни лет и сотни различий. И одно из них — ее одиночество.

Их трое, они справедливая и беспощадная Триада, но они не счастливы в своей судьбе. Может, им не так уж и плохо, но одиночество затягивает Тайренн все сильнее и сильнее.

— Ты тоже это чувствуешь, — внезапно произносит девушка, отвлекая от мыслей. На мой вопрошающий взгляд она тихо произносит:

— Ветер перемен.

Да. Я тоже его чувствую. Он здесь, витает вокруг нас, захватывая нас в свою круговерть. Рассветный ветер, легкий и беззаботный. Ветер ущелий. Он, шутя, перебрасывает нас из стороны в сторону, затягивая узлы судьбы.

— Ты знаешь, что мы не помогаем просто так.

Я кивнула. Да, Триада — не боги, и они из всего извлекают выгоду. Я знаю, что Малахи заключил с ними сделку. И знаю, что Тай пообещала восстановить Алтари к нашему прибытию домой.

Одного не знаю: что отдал Аларих за шанс спасти меня.

— Я не скажу тебе этого сейчас. Он расскажет сам, когда придет время. Но я прошу: пойми. И не держи зла.

Я не смогу на нее злиться, чтобы они ни попросили у него. Тай помогла мне, помогла Малахи провести ритуал, и я не смогу когда-нибудь проклясть ее, как та девушка прокляла Варага.

— Я знаю, что цена высока. И я не буду спрашивать его, пока он сам не захочет рассказать об этом, — тихо киваю.

Солнце почти встало. Удивительно, сколько всего можно обнаружить для себя в привычных вещах. Сейчас мне кажется, что я никогда не видела пейзажа прекраснее. Я стою в древнем замке и смотрю, как встает солнце, освещая ущелье черных драконов.

Вараг ловит кого-то несмышленого из этого выводка: похоже, дракончик решил, что все умеет и без наставлений и уроков.

Я усмехаюсь.

До поры до времени нам всем кажется, что мы никогда не сделаем ошибок. Что мы самые умные и правильные.

А ведем себя, как эти дракончики.

— Спасибо, Тай.

Я не говорю, за что.

Она ведь и сама это понимает.

За то, что смогла помочь и поддержать, зная, чем это может закончиться для нее. Надо будет найти Сигурда и Дастана и поблагодарить их тоже. Они много сделали, чтобы я смогла вернуться с перепутья.

Я стою и думаю, что ни один рассвет для меня еще не был настолько светел и не нес с собой столько счастья.

И будет как всегда –

Animal ДжаZ, "Выбирай"

Проходит три дня, прежде чем Малахи поднимается на ноги. Он очень ослаб: Похоронная Песнь может вытянуть с того света, но силы ниоткуда не берутся.

Он редко видел Кассандру в эти дни. Они встречались за трапезами, которые делили с Триадой. Аларих с трепетом думал о том моменте, когда придется рассказать Нефеле истинную плату за ее спасение.

— Малахи?

Парень обернулся. Он сидел на самой высокой башне замка, где располагалась площадка с телепортами. Рядом с люком стоял Сигурд.

— Проходи, Сигурд, — с облегчением выдохнул парень, отворачиваясь от рыцаря. Ему не хотелось видеть Алкмену, несмотря на то, через что она прошла ради его спасения.

— Ты невесел, — как всегда проницательно заметил мужчина. Он был в обычной рубашке и штанах, за спиной простой черный плащ. — Что у вас случилось?

Юноша не ответил, глядя вниз, в ущелье, где летали черные драконы. По его мнению, все было и так прозрачно и понятно. Но Сигурд всегда к нему хорошо относился, а потому Малахи все-таки заговорил:

— Понимаешь, с момента моего спасения мы так и не поговорили. Слишком много всего стоит между нами. И еще три случая, когда мы оба могли умереть. Это все очень непросто.

Воин не стал смеяться или шутливо утешать. Он лишь задумчиво посмотрел на парня и медленно сказал:

— Знаешь, тебе сейчас проще. А вот мне… Мы же Триада. Мы чувствуем мысли и ощущения друг друга. Тайренн… в общем, она влюблена в меня. А Дастану это причиняет боль. Мы ведь связаны воедино, как бы там не казалось на самом деле. И это выматывает.

Малахи с изумлением взглянул на всегда невозмутимого рыцаря. Ему и в голову не приходило, что у Триады могут быть такие проблемы.

— Да и сама Тайренн. Она добрая, она всегда старается всем помочь и все исправить.

«Ага», — мрачно подумал парень, — «Особенно для меня».

— Тай обладает уникальным даром. Она Провидица. В Отражении она видит будущее. Знаешь, если бы она не была уверена в том, что это необходимо, Тайренн никогда бы не потребовала бы с тебя такую плату за спасение Кассандры, — негромко произнес Сигурд, словно отвечая на мысли Алариха.

— Вот и сейчас. Ей жалко Дастана, но она любит меня и не знает, что ей делать.

Малахи вспомнил решительную насмешливую девушку, которую встретил на входе в замок. Тогда он и подумать не мог, что она — одна из Триады.

— Все образуется, вот увидишь, — ободряюще сжал руку воина юноша. Почему-то хотелось как-то помочь этим людям, утешить. Потому что если бы не они, то Нефелы уже не было.

— У вас идет война. Активизация Алтарей лишь выведет ее на новый уровень. Тебе нужно торопиться, Ястреб. Еще немного — и ваша сторона понесет серьезные потери, — тихо посоветовал рыцарь, глядя на поднимающееся солнце.

Было двенадцать дня, и на вершине башни дул прохладный ветерок, овевая лица сидящих. Отросшие светлые волосы Малахи трепал ветер, словно гладя ласковой рукой.

— А кто все-таки разрушил Алтари? Кто-то из приспешников Алаччи?

— Ты все узнаешь, Ястреб, когда придет твое время. Но я тебе советую поговорить с Кассандрой. Ты же не хочешь уйти, не попрощавшись?

Аларих чуть побледнел, но твердо произнес:

— У меня еще есть время.

— Да, но на твоем месте я бы использовал его для того, чтобы провести с ней как можно больше часов. Ты ведь любишь ее, Малахи. Если ты не побоялся дважды последовать за ней на перепутье, то это о многом говорит, — воин улыбнулся, но во взгляде его сквозила грусть.

Аларих поднялся на ноги, собираясь уходить.

— Сигурд, — внезапно вспомнил он. — А почему вы не почините мост?

К удивлению парня, рыцарь лишь рассмеялся.

— Это своеобразное испытание. Лишь тот, кто действительно желает к нам попасть, найдет в себе силы пройти по нему.

— А почему мы не прошли три испытания?

Воин пожал плечами:

— Тай сочла, что в погоне за жизнью друг друга вы натерпелись предостаточно.

Аларих склонил голову перед мужчиной и покинул крышу.

* * *

Нефела сидела в библиотеке, листая древний фолиант. Тройственный замок оказался настоящей кладезью книг.

Всевозможные чары, заклятья, о которых она и не слышала. В том числе и колдовство ее стихии. Кассандра прекрасно понимала, что дома идет война. Кровопролитная и жестокая, не несущая в себе никакого смысла, направленная лишь на разрушение. Уцелела ли Гарет? Жив ли отец, Польцкие, друзья и приятельницы? На все эти вопросы не было ответа.

Дверь тихо скрипнула, отворившись. Девушка не повернула головы, прекрасно зная, кто именно вошел в библиотеку.

— Ты меня избегаешь, — негромко произнесла она, продолжая скользить взглядом по страницам.

— То же самое могу сказать и на твой счет, — Малахи прошел по просторному залу и опустился в кресло перед низеньким столиком для книг напротив Алкмены.

Девушка медленно закрыла книгу и отложила ее. Она оценивающе оглядела его и наконец заключила:

— Вижу, ты совсем поправился. Тайренн сказала, что сегодня вечером телепортом нас переправят домой.

— Я слышал, — в голосе парня сквозила какая-то легкая грусть. — А они оказались совсем не такими, правда?

Кассандра задумалась. Да, все думали, что Триада — жестокие, лишенные любых переживаний, думающие только о справедливости. А на деле вышло совсем по-другому. Сигурд, потративший полдня, чтобы помочь в сборе необходимых трав для Похоронной Песни. Дастан, не отходивший от Алариха ни на шаг, надеявшийся вытащить его, спасти, облегчить страдания. Тай, возложившая венок. Она ведь прекрасно понимала, чем все это может кончиться, но ничего не возразила.

— Да. Не думала, что они умеют чувствовать.

В библиотеке повисло напряженное молчание. Каждый думал о своем. Нефела потихоньку, пользуясь тем, что юноша погружен в свои мысли, разглядывала его. Да, он заметно окреп. Исчезла бледность и синие круги под глазами, перестали дрожать руки. Девушка вздрогнула: в который раз ее настигала мысль, что если бы не обряд, то ему давно бы уже лежать в земле.

— Нам нужно поговорить, — негромко заметил Малахи, глядя в глаза Кассандре.

Та молча кивнула, согласная с ним, но не готовая начинать разговор сама. Парень, поняв, что Алкмена ничего не скажет первой, вздохнул.

— Теперь, когда магия Алтарей стабильна, нет смысла в нашей помолвке. Я думаю, что лорды решат расторгнуть ее. Что ты об этом думаешь?

Нефела помолчала. Вот он, этот поворот, когда уже нельзя будет вернуться.

— Я против этого, — еле слышно выдавила она.

В душе бальзамом разлилось облегчение. Вот и все, это начало конца. Теперь она уже не в силах что-либо изменить. Девушка опустила глаза вниз, чувствуя, как щеки заливает краска.

— Я тоже, — раздался тихий голос рядом с ней. Когда он успел подойти так близко? Нефела молчала, боясь неосторожным словом нарушить это мгновение. Ей казалось, что все это — лишь сон, и совсем скоро она проснется, а Малахи объявит ей, что не желает ее видеть.

— Ну же, глупенькая. Посмотри на меня. Не бойся, — прошептал парень.

Очень медленно Кассандра подняла голову. Он стоял перед ней на коленях, глядя девушке в глаза. Юноша был абсолютно серьезен, а в лице — ни капли смеха.

— Я так боялся, что ты выберешь его, — признался Аларих, прижимаясь щекой к ее колену.

— Похоронная Песнь может быть сложена лишь для одного человека и один-единственный раз. Свой выбор я уже давно сделала.

Малахи молчал, словно собирая воедино все свое мужество. Он прикрыл глаза, а Нефела не торопила его. Спустя какое-то время он очень тихо спросил:

— Кассандра Алкмена Нефела Гассилдор, самая прекрасная из тех, кого я знаю, ты станешь моей женой?

Девушке показалось, что она ослышалась. Сердце глухо стукнуло, остановилось, пропуская удар, и застучало сильнее.

— Да.

— Тогда прими от меня это кольцо.

На ладони юноши лежал прекрасный сине-фиолетовый цветок. Кассандра улыбнулась. Амарис. Тот самый, что она принесла с перепутья. Цветок, подаривший Малахи жизнь. На глазах он уменьшался, чуть закручиваясь, и наконец стал серебряным кольцом. Бутон его изменился, став похожим больше на лотос. Стебель, ставший ободком, окружали шипы, но Нефела не боялась уколоться. Она протянула руку, и Аларих надел кольцо на безымянный палец левой руки.

— Я думал, ты откажешься, — в голосе жениха слышалось облегчение.

— Маларихия Исандр Крэйнштерн! Я вытащила тебя с того света не для того, чтобы отдать какой-то другой девушке! — наигранно возмутилась Алкмена. — И встань, наконец, с пола! Еще простудиться не хватало. Хочешь снова добавить Дастану работы?

— Нет, конечно. Знаешь, что? Пойдем, навестим Варага. Он хотел показать тебе кое-что интересное, — предложил парень, поднимаясь с колен и подавая Кассандре руку.

Девушка чуть улыбнулась и вслед за Малахи вышла из библиотеки.

* * *

Вараг нашелся рядом с хлипким деревянным мостом около замка. Над ущельем стайкой пташек-переростков носились молодые дракончики, выдыхая дым и хлопая крыльями. Завидев знакомых, взрослый дракон развернулся к ним:

— Рад вас видеть, пташки. Можно сейчас уже поздравить или позже?

— Как пожелаешь, Вараг, — усмехнулся Малахи. — Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили? Сможешь сделать это сейчас?

Дракон выпустил струю пламени, будто негодуя.

— Ты во мне сомневаешься, мальчишка?!

Аларих вздохнул:

— Конечно, нет. Кассандра, залезай.

Девушка с некой опаской подошла к дракону и с помощью юноши залезла ему на спину. Парень запрыгнул следом, и дракон поднялся в воздух.

Это было захватывающе. Чувствовать, как работают мощные крылья, как гулко стучит сердце. Полет мог сравниться разве что с катанием в лодке среди бурных волн. Тот же адреналин, то же ощущение счастья и безмятежности.

— Ну что? — прошептал Малахи девушке на ухо. — Нравится?

Та молча кивнула.

Вараг летел над узкой расщелиной, не поднимаясь довольно высоко. Кассандра чувствовала, как на лице расплывается улыбка. Дракон влетел на небольшое плато и, покружившись, сел.

— Дальше пойдете сами. Они не любят драконов, — сказал Вараг. — Я надеюсь, Махаон, ты запомнил, как двигаться?

— Конечно.

Парень легко соскочил со спины дракона и подал руку девушке. Кассандра спрыгнула вниз и оказалась в объятиях юноши. Тот легонько поцеловал ее в волосы и отпустил.

— Я буду ждать вас здесь, — пророкотал Вараг и улегся на землю.

Малахи потянул за собой Алкмену куда-то вглубь гор. Они шли по маленькой еле заметной тропинке друг за другом, потому что с обеих сторон дорогу окружали отвесные скалы. Аларих уверенно вел девушку за собой.

Нефела не знала, сколько они шли. Может уже час, а может всего лишь десять минут. Она уже открыла рот, чтобы спросить парня, куда они идут, когда он внезапно обернулся к ней, прижимая палец к губам.

— Дальше тебе придется идти одной. Они не любят огонь, — произнес Малахи, пропуская Кассандру вперед.

Со смутным пониманием она вышла с тропинки к широкому горному потоку, уходящему влево. Все ничем не отличалось от сотни других таких мест в Наранских горах, и девушка уже повернулась было к юноше, чтобы поинтересоваться, что она здесь делает. Но в этом момент в шепоте реки ей послышалось негромкое ржание. Алкмена ахнула — перед ней стояли калата.

Впереди всех был вожак: огромный светло-серый конь. На ум приходило лишь одно определение — дымчатый. Сотканный магией из воды и воздуха, он был потомком водяных духов и призрачных коней. Мощное тело, полупрозрачная грива, чей цвет неуловим, как цвет воды. Синие глаза, похожие на глубокие омуты.

За спиной коня стояли две кобылицы и трое жеребят. Все такие же серебристо-белые, как туман. И у всех за спинами полупрозрачные крылья.

Кассандра робко протянула руку к жеребцу, но он не отодвинулся, видимо, почуяв в ней магию воды. Конь подошел чуть ближе, подставив девушке струящуюся гриву, мягкую, словно шелк. Она была текучей как вода и легкой, как воздух.

Калата.

Резкое движение словно спугнуло лошадей, и вожак вскинул голову, негромко заржав. Кони отступили к речке и расправили полупрозрачные крылья. Миг — и они взлетели, скрывшись за скалами.

Аларих молча смотрел на завороженную девушку. Кассандра, одетая в простое белое платье, казалась светлой и невинной, как дитя.

— Как ты нашел калата? — улыбнувшись, спросила Нефела, подходя к нему поближе. В ее глазах было счастье и радость.

Малахи лишь пожал плечами и коснулся пальцами ее щеки:

— Посоветовался с Варагом, а тот уж мне все рассказал о здешних легендах.

Парень попытался привлечь Алкмену к себе, но она вдруг выпорхнула из его рук и вернулась к речке. Узкий каменистый берег делался пологим у воды, и спуститься не составляло труда.

Девушка коснулась руками воды, что-то негромко проговорив. Аларих понял, что она решила использовать какое-то колдовство, но на что оно будет направлено — этого юноша понять не мог.

Браслет на руке Кассандры накалился, отбрасывая красные отблески. Она использовала магию Огня. Девушка сосредоточилась, потому что заклятье требовало предельной внимательности и концентрации. Нефела зачерпнула в ладони пригоршню воды и громко начала произносить слова обряда. В ее пальцах под действием магии вода принимала форму кольца, становясь плотной и твердой, словно сталь. А еще капли воды застывали, принимая форму бутона амариса, такого же как на кольце самой Кассандры.

Первый этап был завершен. Кольцо зависло перед ней, покачиваясь, в воздухе, а Алкмена острым осколком камня поранила себе руку и позволила капле крови упасть в ледяной цветок. Застывшая вода мгновенно поменяла цвет, и амарис стал кроваво-красным, как рубин. Короткое завершение, вспыхнувший артефакт, и кольцо, сияя, опустилось на руку девушке.

Поднявшись, она пошла обратно к юноше, сжимая перстень в ладони.

— Ты подарил мне кольцо амариса. Оно было сотворено с помощью магии Воды. Я хочу отдать тебе этот перстень, порождение Огня.

И с этими словами Нефела протянула Малахи кольцо.

Парень пораженно застыл. Откуда она знает этот обряд? Парень творил этот подарок в то время, пока еще даже не успел восстановиться. Украшение, которое держала Кассандра, было точной копией ее собственного. Только не яркого сине-фиолетового цвета, а багрового оттенка крови.

Аларих протянул руку, и девушка надела кольцо ему на палец. Поймав солнечный луч, цветок вспыхнул ярко-красными искрами.

— Спасибо, — тепло улыбнулся юноша. — Я думаю, нам надо выбираться, а то Вараг, наверное, уже заждался нас.

Малахи повернулся и пошел впереди, выводя девушку из путаного переплетения тропок и дорожек к плато, где лежал дракон. Неприветливые угрюмые скалы нависали с двух сторон, но Кассандре было все равно. Она была счастлива.

Вараг обнаружился там же, где маги его и покинули. Дракон лежал на солнце, лениво прикрыв глаза, однако при приближении парня произнес:

— Вы быстро. Я ожидал, что вы застрянете там минимум на час.

Алкмена лишь рассмеялась, погладив нагревшуюся на солнце чешую Варага.

— Отнеси нас в замок, хорошо? — попросила девушка.

Дракон с нарочито усталым вздохом лишь кивнул, снова прикрывая глаза.

Малахи подсадил Нефелу и залез сам. Вараг чуть потянулся всем телом, как кот, и взлетел. Кассандра ощутила знакомое уже с первого полета восхищение и мимолетное чувство страха: все-таки не каждый день летаешь на драконе. А вдруг он случайно тебя сбросит?..

— Сегодня вечером, перед вашим отбытием, Триада устраивает прощальный пир. Они будут ждать вас, — произнес дракон, размеренно работая крыльями.

Он обогнул утесы и взлетел вверх. Вокруг летали молодые дракончики. Завидев вожака, они с восторженным писком — ревом это было не назвать — ринулись к обожаемому «папочке». Мгновение — и девушке показалось, что она оказалась в черной туче: то тут, то там мелькали стройные тела дракончиков, которые плевались огнем и пытались рычать, как взрослые.

— Ну, совсем расшалились, малышня! — грозно сказал дракон и издал воинствующий рев, который должен был, по идее, отпугнуть мелких.

Но дракончики лишь отлетели чуть подальше и продолжили следовать за Варагом, с любопытством поглядывая на людей.

— Теряешь авторитет, Вараг! — улыбаясь, произнес Малахи.

— Сейчас ты что-нибудь потеряешь, мальчишка! — проворчал дракон и вдруг взмыл в небо почти вертикально вверх.

У Кассандры, никогда не боявшейся высоты, от страха внутри все перевернулось. А Вараг тем временем поднимался все выше и выше. Аларих смеялся, а вот девушке больше всего хотелось оказаться на земле, такой твердой, такой устойчивой… Черт!

Как оказалось, дракон взлетел лишь для того, чтобы камнем ринуться вниз. Алкмена уже не могла решить для себя, что было хуже, взлет или падение. Когда от ужаса перед вероятным падением на острые камни Нефела впала в обморочное состояние, под восторженными писки и рыки маленьких драконят Вараг выровнялся и грузно осел на плато.

Кассандра огляделась. Они стояли перед замком.

— Теряешь не только авторитет, но и форму, Вараг! — усмехнувшись, поддразнил Малахи.

Если бы они не слезли, Нефела не поручилась бы, что из очередного падения дракон смог бы выровняться: такая обида была в желтых глазах.

Той, что тверже металла,

Канцлер Ги, "Ezzelino"

Прощальный пир вышел немного не таким, как думала Кассандра. Да, здесь были и веселье, и смех, и радость, но в воздухе витало что-то неуловимо тяжелое, тоскливое и скорбное. На лице Тайренн, обращенном к Малахи, девушка видела жалость и сострадание. На миг ей показалось, что рыжеволосая почему-то испытывала вину по отношению к юноше, но потом Алкмена решила, что померещилось.

Они разошлись к шести часам. Триада — наверх, заниматься своими делами, а парень с девушкой направились в свои комнаты, собраться и приготовиться к возвращению домой. Им предстояло телепортом перенестись в Нортхейм, куда Дастан переправит лошадей с помощью заклятья.

Нефела уже давно собрала две седельные сумы, оставив себе лишь два кинжала, которые спрятала в складках плаща. На руке болтался браслет-доспехи, на пальце синими искрами переливалось кольцо. Решив заглянуть и проверить, как там Аларих, она приоткрыла дверь его комнаты.

Парень стоял около окна. Собранные вещи валялись на кровати, а юноша задумчиво гонял по пальцам огненный шарик. Теперь, когда Алтари были починены, магия снова вернулась к людям в прежнем объеме.

— Что-то случилось? — негромкий голос Алкмены оторвал Малахи от увлекательнейшего занятия — перекатывания огонька. Он повернулся к ней и как можно беспечнее ответил:

— Нет, все нормально. С чего ты вообще это взяла?

Не нужно ей знать, что совсем скоро ему придется покинуть ее навсегда. Может и не нужна эта свадьба? Еще не поздно отказаться… Но, глядя в зеленые глаза Кассандры, юноша с тоской понял, что природный эгоизм не даст ему отпустить ее прямиком в утешающие объятия Диона Польцкого.

— Ты напряжен и собран в последнее время. Даже на пиру вы с Тайренн стреляли друг в друга глазами. Не могу сказать точно, но по крайне мере половина этих взглядов означала медленную и мучительную смерть, — чуть улыбнулась девушка.

Малахи со вздохом погасил шарик огня пальцами и привлек Нефелу к себе. Она казалась такой маленькой и хрупкой в его объятиях, что Аларих чувствовал нежность к этой девочке и потребность оберегать и защищать.

«Конечно, ты ее защитишь. Только вот ты будешь ее ненавидеть. Ну, или в лучшем случае просто считать очередной девушкой, пытающейся заарканить стража», — насмешливо прошипел внутренний голос.

Да, ему не будет дела до своей жены. Он пройдет обряд и станет Ястребом, а стражу Триады не к лицу иметь какие-либо личные связи. У него есть только долг.

— Нет, Кассандра. Просто сегодня мы отправляемся домой, и я… Дома идет война. Эти дни мы были оторваны от внешнего мира, и я боюсь узнать, кто погиб или был ранен.

Парень не лгал ей. Наряду с неотвязной мыслью о будущей службе и расставании с Нефелой его преследовали кошмары и мысли о погибших в деревнях, городах или, не приведи боги, уже в Нортхейме и Нета?

— Сегодня мы вернемся домой, — эхом отозвалась девушка. — Не стоит переживать из-за того, что уже случилось. Мы все узнаем на месте, Малахи. Идем. Нас ждут наверху.

Она легонько поцеловала его в щеку и вышла из комнаты. Тяжело вздохнув, Аларих взмолился:

— Пусть хоть она будет счастлива…

Собравшись с мыслями, он поднял свои вещи и отправился по узким лестницам и переходам к вершине сторожевой башни. Бесконечные ступеньки и повороты выматывали, раздражали, и, когда юноша наконец оказался наверху перед кругами телепортов, он был разозленным и замотанным.

Тайренн, стоящая рядом с Сигурдом, хихикнула:

— Смотри, даже Кассандра скорее тебя пришла. Что-то ты не особо быстрый сегодня.

— Отстань, — беззлобно отмахнулся Малахи, подходя к Нефеле, которая уже стояла в круге, выложенном красным сверкающим камнем.

Тай скорчила ему рожицу, но тут же посерьезнела.

— Удачи вам. Мы с вами прощаемся, потому что никто по своей воле не сможет пройти к Триаде второй раз.

Аларих поцеловал руку Тайренн и кивнул Дастану и рыцарю. Целитель усмехнулся, а воин отсалютовал мечом. Оба они уже успели попрощаться с Кассандрой, потому всего лишь улыбнулись ей.

— Прощайте, Махаон и Алкмена! — сверху прорычал Вараг. Площадка для него была слишком узкая, а потому он сидел на круглой крыше соседней башни, уцепившись за нее когтями.

Малахи с удовольствием помахал дракону. Все-таки они успели подружиться. И оба знали, что Аларих еще вернется сюда.

— Пора, — негромко сказал Дастан. Сигурд стоял, опершись на парапет. В глазах его было сострадание. Парень отвернулся и наткнулся глазами на Тайренн. На лице ее проступила вина пополам с жалостью.

Махаон обнял Нефелу, другой рукой удерживая их вещи.

— Нортхейм!

* * *

Слепящая вспышка белого света — и они уже стоят на вершине башни телепортов. Внизу было слышно ржание Силара и Дарака, но кроме этого раздавался шум и грохот. Встревоженно переглянувшись с Алкменой, Аларих ступил в круг, переносящий к подножию, и исчез вместе с девушкой.

Кассандра выступила из круга вместе с парнем и оцепенела. Вокруг, неподалеку от телепортов, стояло не менее сотни бойцов Воздуха и Земли.

— В седло, скорее! — прокричал Малахи, на бегу вскакивая на Силара и закрепляя сумки. Алкмена последовала его примеру, понукая Дарака. Им повезло, что враги стояли довольно далеко, и догнать их, скорее всего, не получилось бы.

Но беглецов все-таки заметили. Раздались выкрики, и около двух десятков конных ринулись в погоню.

— Браслет, Кассандра! — приказал парень, встряхивая рукой. Черно-красные потоки металла прокатились по его телу, застыв броней. Девушка тряхнула артефактом, и одежда стала доспехами.

Повернувшись на скаку, юноша повернул ладонь к преследователям и что-то выкрикнул. На пути их возникли фрагменты огня: кони шарахались, а люди падали на землю, не сумев удержаться на испугавшихся лошадях. Впереди уже были видны тяжелые ворота города, которые почти открылись. Малахи прикрикнул на Силара, и жеребец понесся еще быстрее, выжимая предельную скорость.

Навстречу беглецам из города высыпало около полусотни кавалерийцев, и преследователи прекратили погоню. Затормозив и развернув коней, Воздушные и Земляные убрались подальше.

Аларих с облегчением достиг города и, пропустив вперед Алкмену, поехал следом. Город изменился. Под угрозой осады он стал похож на военный лагерь: то тут, то там стояли палатки, раздавался стук деревянных мечей и скрежет точильных камней. Нортхейм готовился к битве. С улиц исчезли женщины и дети, остались только стражники и воины. Все в броне и с оружием.

Слава богам, Малахи опознали сразу же. Мужчины посторонились, пропуская его на дорогу к Нета. Не оборачиваясь, парень поскакал наверх, надеясь поскорее попасть к отцу.

Кассандра ехала сразу же за ним, пытаясь не отстать. Когда впереди показались закрытые ворота замка, девушка выругалась. Опять не везет?

Малахи не стал тратить время на просьбы впустить. Не останавливаясь, он поднял руку и толкнул воздух, открывая ворота замка. Спешившись и бросив поводья конюху, юноша быстро оказался внутри Нета и зашагал по коридору мимо комнат, направляясь к кабинету отца. Кассандра, отставая лишь на шаг, следовала за ним. Короткий стук, невыразительное «Войдите», и Аларих прошел внутрь.

Валентин Крэйнштерн сидел за столом и что-то сосредоточенно обсуждал через портал с лордом Воды. Арториус поднял голову и прервался на полуслове. Увидев сына, он изменился в лице, но тут же взял себя в руки.

— Ниокрис, у нас гости.

Гассилдор лишь бросил на них короткий взгляд и отвернулся, но дочь успела заметить, что глаза у него потеплели.

— Хорошо, что вы вернулись. Нортхейм, как вы успели, наверное, заметить, скоро будет в осаде. Расскажи нам, Малахи, как все прошло.

Алкмена порадовалась, что длинный рассказ об испытаниях и тяготах их пути придется озвучивать не ей. Она почти задремала, когда Аларих произнес:

— А теперь я хочу поговорить с вами наедине. Нефела, выйди, пожалуйста.

Пожав плечами, девушка поднялась и покинула комнату. В коридоре ее встретила Селви.

— Госпожа, давайте я провожу вас в комнату.

Тем временем парень в кабинете Крэйнштерна заговорил снова:

— Я рассказал вам не все. Мы наткнулись на Воздушных, и Кассандру прокляли «Поцелуем на ночь».

Лорды переглянулись, но молчали. Наконец, их общую мысль высказал Ниокрис. Кашлянув, он недоуменно произнес:

— Но, Малахи, ведь после этого заклинания нельзя выжить…

— Да, но я провел обряд Следования-по-следам и прошел на перепутье, уговорив ее подождать три дня. А потом прилетел дракон и забрал меня к Триаде. Чтобы вылечить ее, они потребовали у меня стать их стражем.

Валентин недовольно нахмурился:

— Что это значит, сын?

— Мне дали время, чтобы жениться…

Лорд Огня прервал его:

— Ты больше не должен брать в жены миз Гассилдор. Алтари восстановлены, и магия снова стала стабильной.

Махаон закрыл глаза. Ну как они не понимают? Для него уже давно не имело значения то, что он именно должен жениться на Кассандре. Он любил эту девушку с таким переменчивым характером. Она иногда была тиха, как горящее пламя свечи, покойна, как огонек в домашнем очаге. А иногда ярость ее, обида и раздражения дали бы сто очков самому страшному лесному пожару.

— Я люблю ее. Она сотворила для меня это, — Аларих снял с пальца кольцо и передал отцу. Тот покрутил перстень в руках и отдал юноше.

— Цветок амариса? Что у вас там вообще происходило? Насколько я знаю, это растение…

— Давай послушаем парня, Ниокрис, — мягко предложил Крэйнштерн.

Малахи вздохнул, собираясь с мыслями. Он на секунду прикрыл глаза, а затем открыл и начал рассказывать дальше:

— Триада потребовала, чтобы я забыл Кассандру, тебя, отец, свою семью и друзей и стал бы их стражем. На пару с Ночным Всадником. Только вместо Танатоса, огненного жеребца, у меня был бы Вараг, черный дракон. И полные силы четырех стихий.

— И ты согласился? — не поверил ушам Валентин. — Но почему?

— У меня не было выбора, — негромко ответил парень, глядя мужчине прямо в глаза. И было там, в серой глубине, что-то такое, что Арториус не стал больше расспрашивать. Все-таки, если бы с Мельдикой что-нибудь стряслось, Крэйнштерн сделал бы все, что мог, но спас ее.

— Мне дали время, чтобы жениться на ней, но на утро после свадьбы я окажусь в замке Триады. Я не буду ее помнить, но я всегда буду любить ее. Они не сказали, насколько затянется моя служба, но может статься, что я переживу Кассандру на несколько столетий.

Мужчины молчали. Оба осознавали, что влюбленный юноша, сидящий перед ними, заплатил поистине страшную цену за жизнь Алкмены. Сделать ее своей женой, а потом не видеть и не слышать, не знать и не помнить. Удивляться ей, не имея прошлых воспоминаний о былой жизни, и лишь служить Триаде, убивая и воплощая собой весь ужас и справедливость.

— Что случилось потом? — негромко поинтересовался Гассилдор.

— Дальше Триада провела обряд, и я оказался на перепутье. Маг, рыцарь и воин дали мне часть своих сил, чтобы я смог вывести девушку, но мне самому едва удалось выбраться оттуда.

Малахи поежился, вспоминая ледяной ветер и ослепительно-белые сугробы, испуганное лицо Кассандры и гаснущие очертания портала.

— И по сей день не ведаю, как я смог вернуться, но после этого я потерял сознание. У меня было магическое истощение такой степени, что я должен был умереть. Но Нефела…

— Сложила для тебя Похоронную Песнь, — перебил юношу лорд Воды, задумчиво глядя на него.

— Похоронную Песнь? — недоуменно спросил Валентин.

Никорис вздохнул и принялся за объяснения:

— Это старинный магический обряд. Высшее колдовство. Упоминания о нем остались лишь в самых старых и потрепанных фолиантах, но и их найти непросто. Смысл несложен: складывающий должен сплести букет из тринадцати растений и возложить на голову больного. Венок Похоронной Песни убирает все наносное и ложное, оставляя лишь чистую искренность. И тогда больной должен сам решить, останется ли он на этой земле или пойдет дальше. Во многом решение зависит от того, кто будет связывать цветы. Если любимый или родственник — то шансов, несомненно, гораздо больше. Но в случае отказа вернуться, оба погибают.

— И она решилась на это? — с неподдельным уважением в голосе переспросил лорд Огня.

— У нее, в отличие от меня, был выбор. И тринадцатым цветком она выбрала амарис.

— Цветок перепутья? Но он мог быть истолкован как вестник смерти, — негромко предположил Валентин. — Она могла ошибиться с амарисом. Не сомневаюсь, двенадцать цветков были выбраны верно, но этот… Слишком двулик его смысл.

Малахи тяжело вздохнул. Когда Тайренн объяснила ему про этот обряд, он готов был собственноручно задушить Кассандру. Ладно, ему было тогда плевать, жить или нет. Но она? Девушка, которую он спасал, убила бы и себя тоже ради практически нулевой попытки его спасения?

— Но она справилась. И теперь, в преддверии осады Нортхейма, я должен как можно скорее жениться на ней и отправиться к Триаде. Чем быстрее я получу силы четырех стихий, тем будет лучше для всех, — тяжело было Алариху произносить это, но правда есть правда. Даже если выглядит серой, без единого зеленого цвета надежды.

— Но неужели ты не хочешь побыть с ней еще? — в голосе Ниокриса Гассилдора звучало неподдельное изумление и непонимание.

— Нет. Понимаете, каждый день лишь продлевает агонию. Сколько бы я ни уклонялся, мне придется стать их стражем. Я больше не могу!

Лорды молчали. Каждый из них знал, что для любимой они сделали бы все, что угодно. И этот мальчишка, сидящий перед ними, сам сломал свою судьбу, чтобы Кассандра была жива.

— Мы нарушим традицию. Ваша свадьба пройдет завтра утром. — произнес Ниокрис, а Крэйнштерн согласно склонил голову.

— Спасибо, — выдохнул Малахи, ощущая, как с сердца падает здоровенный камень. Он так переживал, что лорды заупрямятся, и война затянется. А теперь с его новыми силами у них появится шанс победить.

— Можешь идти, Аларих, если у тебя нет больше вопросов.

Парень молча склонил голову и покинул комнату. Махаон прошел по коридору и поднялся к себе. Его не было здесь меньше месяца, но было ощущение, что прошло очень много времени.

Или он просто вырос?

Юноша подошел к резному столу из темного дерева и сел в кресло. Придвинул к себе чистый лист пергамента и перо, обмакнул в чернила и начал писать.

Слова не желали составлять предложения, а сердце рвалось от тоски в свете предстоящей разлуки. Он должен был бы по-хорошему поговорить с Кассандрой, но его сил не хватило бы на то, чтобы сказать ей, что он ее покинет. И Малахи решил доверить свои мысли пергаменту.

В раздражении парень сжег пергамент с едва ли парой-тройкой строк и в раздражении сжал перо. Он совершенно не представлял, что ей можно написать. Но говорить в лицо он был не в силах. В отчаянье Аларих запустил пальцы в волосы. Мысли разбегались, а в душе, определенно, полыхал опустошающий лесной пожар.

В дверь постучали. Малахи буркнул что-то невразумительное, позволяя войти.

На пороге показалась Кассандра. Парень улыбнулся почти естественно, про себя отмечая, что она прекрасно выглядит. Видимо, камином она успела побывать в Гарет и переодеться. На ней было черное платье с небольшим вырезом и короткими рукавами.

— Чего грустим? — поинтересовалась она и неискренне улыбнулась. Подойдя к юноше, она поцеловала его в щеку и отстранилась, но Махаон удержал ее и поцеловал в губы. У него было слишком мало времени, чтобы позволить себе отвлекаться на что-либо, кроме Алкмены.

— Нефела… как ты?

Он не закончил вопрос, но девушка прекрасно поняла, о чем речь. На лице ее отразилась скорбь, и она произнесла:

— Дион Польцкий был убит. Его похоронили в Гарет, потому что он всегда говорил, что это единственное место, где он хотел бы покоиться. Я боюсь, Малахи. Но я знала его всю жизнь. Ты пойдешь со мной?

Парень молча кивнул и поднялся из-за стола.

* * *

Простое кладбище в цитадели Водных. Десятки и сотни надгробий и имен, чьи-то сыновья и матери, жены и мужья, братья, сестры, дети…

Кассандра стояла около могилы человека, который показал ей целый мир. Он оказался не тем единственным, но она любила его, пусть и недолго. Белое надгробие и выбитые строки:

Здесь покоится великий воин Дион Польцкий, павший в битве при Арслене. Вечная память и слава.

Она не хотела плакать, но слезы все равно текли по щекам, заставляя дрожать и жаться к Алариху в поисках защиты и успокоения.

Странно, но Малахи вовсе не чувствовал зависти или злобы к этому парню. Оказалось, он одним из первых положил свою жизнь на этой бессмысленной войне. А ведь ему было семнадцать.

Смерть равняет всех по своей мерке, и все люди пред ней одинаковы. Богатый ты или бедный, прославленный воитель или обедневший купец — все рано или поздно попадают в ее лапы.

И Аларих стоял перед белым надгробием, держа в объятьях Кассандру, и думал, что когда-нибудь, вот также, в бою, смерть заберет его с собой.

Дарят звезды мертвый свет,

Deform, "Зарази меня жизнью"

Свадьба наследника Маларихии и миз Гассилдор была пышной и масштабной, несмотря на приближающуюся войну. Съехались гости со всех отдаленных уголков Воды и Огня, чтобы поздравить молодоженов, обручившихся в замке Нета, родовом гнезде Крэйнштернов. К концу дня у Малахи в глазах рябило от людей, платьев, туфелек, а голова раскалывалась от бесконечных поздравлений и пожеланий счастья.

Кассандра светилась. Она была в ослепительно-белом свадебном платье, а волосы ее были убраны наверх и заколоты изумрудными шпильками в цвет глаз. Сам жених был одет в штаны, рубаху и жилет белого цвета, символизирующего чистоту и верность.

Когда их наконец оставили вдвоем, Махаон готов был сто раз вознести хвалу богам. Все-таки гости на свадьбе — это обременительно, кто бы и что не говорил.

Им приготовили спальню на третьем этаже. Большая комната, отделанная в сине-фиолетовых тонах: сиреневые занавеси на окнах, два кресла, письменный стол, пара гардеробов, комод, примыкавшие пара комнаток для приведения себя в порядок и, наконец, большая кровать, застеленная шелковым синим покрывалом.

Алкмена заметно нервничала: постоянно удалялась то осматривать примыкавшие комнатки, то поправлять прическу или что-то в этом роде. Наконец, когда девушка попыталась удалиться, чтобы забрать что-то из своей комнаты, Аларих мягко поймал ее за руку.

— Кассандра… Чего ты боишься? — с улыбкой спросил он.

— Я никогда раньше не была с мужчиной, — после минутной заминки произнесла Нефела, уставясь в пол. Щеки ее порозовели: как и все люди с бледной кожей, она не совсем краснела, просто розовыми пятнами покрывались лицо и шея.

— Не бойся… Просто, это наша первая ночь, и я прошу тебя.

Он понимал, что по традициям жена не могла ему отказать, но в душе давал ей право выбора. Единственное, что если Малахи не будет с ней в эту ночь, то, скорее всего, не будет с ней никогда.

— Я верю тебе, — Аларих не поверил, что услышал это, но Кассандра первая подошла к нему ближе и поцеловала.

И доводы разумы перестали существовать.

Махаон обнял Алкмену, прижимая ее к себе и продолжая целовать. Не прерываясь, он поднял ее на руки и отнес к кровати. Она немного дрожала, и парень понимал ее — девушке было страшно. Но он пообещал себе, что в их единственную ночь он будет нежным и осторожным.

Он медленно раздевал ее, расстегивая бесконечные крючки платья на спине и стягивая его, до тех пор, пока Кассандра не осталась обнаженной. Она лежала в полумраке, освещаемая только лунным светом, пробивавшимся через неплотно зашторенные окна. Тело ее было прекрасным: не тощая тростинка, но и не раздобревшая полная девушка, а какая-то золотая середина, какая-то изюминка присутствовала в ней. Нефела стянула с него жилет и рубашку; путаясь в штанах и сапогах, парень отступил прочь, стягивая оставшуюся одежду.

Малахи склонился над телом жены, целуя ее и поглаживая руками бедра. Она опять дрожала, а с губ сорвался ее слышный стон. Аларих ощутил волну возбуждения, прокатившуюся по телу, но он не думал о себе, а мечтал лишь доставить удовольствие этой невинной девушке, так доверчиво раскинувшейся перед ним.

Ладонями парень погладил грудь и поцеловал ее в живот. Затем лег рядом, боком к ней. Глаза ее были закрыты, а дыхание сбилось. Она почувствовала его пальцы внутри и чуть вздрогнула, но юноша лишь прошептал:

— Ничего не бойся.

— А я и не боюсь. Это же ты.

Эти слова щемящей болью отозвались в сердце Махаона. Он двигал пальцами все быстрее и быстрее, и в какой-то момент он почувствовал, как его жена задрожала под его пальцами, а потом обессилено выдохнула и открыла глаза.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — тихо ответил парень и снова поцеловал ее.

Возбуждение становилось просто невыносимым: тонкий аромат невинной девушки, смешанный с запахом полевых цветов, кружил голову и заставлял напрочь забыть обо всем на свете, кроме Кассандры. Он медленно перекатился и оперся на руки, нависая над Нефелой. Осторожно Аларих вошел в нее и с трудом сдержал желание двигаться дальше. Ей не должно быть больно. Он резко дернулся вперед.

— Малахи!

Ее вскрик заставил юношу остановиться, когда она перестала быть девушкой.

— Сейчас, любимая. Скоро все пройдет. Потерпи, Нефела, — голос его дрожал, но парень не замечал этого.

Он смотрел на Алкмену, запоминая черты лица и цвет волос, глаз, звук ее голоса. Кто знает, когда они увидятся в следующий раз?

Аларих осторожно двинулся вперед и ответом ему был стон отнюдь не боли, а удовольствия, который издала Кассандра. Не в силах сдерживаться, Махаон стал двигаться быстрее, резче, и на каждое его движение вскриком отвечала любимая. Внутри разливалось тепло, жаркая волна подводила его к высшей точке. Нефела коротко вскрикнула и обмякла. Ресницы ее трепетали. Еще несколько мгновений — и Аларих застонал, с трудом удерживаясь на дрожащих руках и пытаясь не упасть на девушку.

Она приоткрыла глаза и улыбнулась.

— Как ты? — спросил Малахи.

— Прекрасно. Я люблю тебя, Малахи, — тихо пробормотала Кассандра и придвинулась к нему ближе.

Аларих не закрывал глаз и не отводил взгляда от жены, и изо всех сил стараясь не думать, что скоро наступит утро.

Время не может остановиться, но оно может подождать.

* * *

Кассандра потянулась и застонала. Во всем теле была разлита тяжесть, будто вчера девушка весь день в шторм гребла на веслах против течения. Но ночью она и Малахи занимались делом более интересным, нежели гребля. При воспоминаниях об этих самых делах Алкмена вспыхнула.

Она перевернулась на бок, поворачиваясь к парню.

В сердце разлился холодок.

Кровать была пуста.

Только на подушке лежал большой пергамент, сложенный вчетверо. С непонятным ей содроганием Нефела взяла его и развернула.

Кассандра.

И не своди глаз с горизонта.

Девушка отложила письмо. Странно, но слез не было. Она еще не знала, что самая сильная боль на время прячется в сердце, чтобы в момент слабости сломить, разгромить и повергнуть в отчаянье.

Кассандра Крэйнштерн подошла к окну. Встало солнце, и первые лучи робко освещали землю. Она коснулась губами своего кольца, глядя на цветок перепутья, отозвавшийся тонким звоном колокольчиков.

А где-то далеко, за много километров отсюда, высокий парень со светлыми волосами стоял на самой высокой башне замка, встречая рассвет своей новой жизни. Большое кольцо на пальце в виде цветка чуть нагрелось, отзываясь на зов своего синего собрата. Амарис издал печальный перезвон и зажегся последней прощальной искрой, багровой, как закатное небо.

— Прощай, Нефела.

Цветок на кольце ярко вспыхнул, словно прощаясь с чем-то, и погас, навеки обратясь в обычный камень.