Василек (джен)

Он вырос в поле, когда солнце еще не было так горячо. Его братья и сестры тихонько шевелили листочками, переговариваясь с ласковым ветерком, что развлекал их звоном колокольчиков, которые обитали совсем рядом.

Васильку было хорошо здесь, в сочной, жирной земле, которая давала необходимую пищу для его тела. Его семья тихонько шелестела рядом, и василек чувствовал себя защищенным — еще бы, он ведь не один здесь, верно?

Солнце нежно целовало его листики, и василек жмурился от счастья: великое светило рядом, а, значит, ему ничего не страшно. Когда пугающе высокое синее небо чернело, закрываясь от цветов тучами, василек дрожал и боялся, в испуге жался к братьям и сестрам, и вместе они пережидали пору, когда ветер становился холоден и жесток, а крупные капли дождя колотили хрупкие тельца. Многие стонали, прогибаясь под натиском стихии, и василек с ужасом видел, как ломались тонкие побеги и гнулись листики.

Но потом ненастье уходило, и цветочек с облегчением расправлял стебель, подставляя его снова светившему солнцу, радуясь новому дню.

Все произошло тогда, когда братья и сестры расцвели: яркие, синие цветки были похоже на море, и василек с восторгом чувствовал себя частью чего-то большого и прекрасного. Нередко на поле приходили люди, но они старались быть осторожными и не топтали цветы, и василек слушал их громкие восторженные голоса и знал, что они восхищаются красотой его семьи и его самого.

Василек не был сильным и стройным, его красота была омрачена слабостью стебля и хилыми хрупкими листиками, что, пугаясь, звенели под самым слабым порывом ветерка. Он завидовал, страшно завидовал тем, кто, гордо поднял цветущую головку к солнцу, заставлял проходящих мимо путников останавливаться и ласково гладить синие лепестки.

На поле никогда не было детей, и василек тосковал: он слышал от старого куста, что рос неподалеку, что раньше маленькие люди всегда прибегали на поле, и куст еще помнил их звонкие голоса и веселый смех. Василек хотел хоть раз увидеть их, заметить восхищение и радость в их глазах, когда, склоняясь над цветками, они бы заметили его — маленького, неприметного, уродливого по сравнению с его красивыми и сильными братьями и сестрами, что не боялись бурь.

Он знал: чтобы что-нибудь случилось, нужно только захотеть.

И однажды дети и вправду пришли. Их было немного, но этого хватило, чтобы василек до самой смерти вспоминал этот день.

Его братья и сестры кричали от боли, когда нежные пальчики срывали сияющие на солнце цветки и, наигравшись, небрежно отбрасывали в сторону. Василек смотрел на погибающих братьев, отчаянно желая им помочь, так страстно мечтая оказаться на их месте: ведь он такой неказистый, такой ненужный, что даже бабочки в отвращении пролетают мимо, изредка заговаривая с его братьями, он такой слабый, что даже ветерок сжалился как-то над ним, пообещав не раскачивать его стебель в непогоду.

Наверное, если чего-то сильно захотеть, это непременно случится.

Сильный дождь пролился на землю вместе с яркими вспышками молний, отпугнув жестоких детей, и василек плакал вместе с небом, глядя на уродливые стебли, оставшиеся от его семьи. Жалкие, сломанные, потоптанные и разбитые, они вызывали в сердце василька такую боль, что он даже не старался сопротивляться, раскачиваясь вместе с рассвирепевшим ветром. Он, ветер, тоже возненавидел этих детей, потому что раньше ему не было скучно — ветер говорил с его братьями, заливисто хохотал и пересказывал им свежие сплетни: оказывается, колокольчики недавно почти все поломались под внезапным градом, а пару дней назад пролетали пчелы, остановившись поболтать с ромашками.

Василек плакал от боли и тоски: он остался один-одинешенек, и только далеко отсюда, как шептал ему всезнающий ветер, только далеко отсюда остались такие же как он.

Старый куст пересказывал ему байки, но васильку было слишком одиноко и холодно, без теплых живых тел его братьев и сестер рядом.

Его не радовало яркое горячее солнце, которое, как могло, старалось обогреть его и дать новую надежду. Ему не хотелось жить без тех, кто был его семьей.

В один день на поле пришли молодой парень и юная девушка. Они бродили по полю, смеялись и громко разговаривали, и василек наблюдал за ними, пока ромашки рядом прикрывали его яркими белыми лепестками.

Но девушка заметила его и, улыбаясь, поспешила к нему. Он хотел отвернуться, потому что он некрасивый, слабый, неказистый, не такой синий, как те, кого погубили жестокие дети. Подошедший парень мягко отогнул мешающие ромашки и ласково коснулся стебля, вынуждая василька повернуться обратно.

— Какой он красивый… — произнесла девушка, и василек замер.

Красивый. Никто никогда не говорил ему такого. По сравнению с теми, что раньше жили здесь, он был маленьким и уродливым, лепестки были не так ярки, как у других, и даже ветер с сочувствием осторожно гладил его цветущую голову, обещая не шатать в бури.

Василек чувствовал, как ветерок рядом что-то ободряюще шепчет, а солнце гладит лучами тонкие, слабые листья, не предназначенные для того, чтобы выдерживать жестокую непогоду.

Цветок не почувствовал боли, когда тонкие пальцы легко оторвали его от земли и поднесли еще ближе. Василек, задыхаясь, в изумлении смотрел на мир с высоты роста людей: какой же он все-таки маленький по сравнению со всем полем… Вон там живут сплетники-колокольчики, здесь цветут вечно смеющиеся ромашки. Что-то синее притягивало его к себе и манило: на дальнем конце поля жили васильки, такие же, как и он сам, синие, яркие, гордые.

— И все-таки он самый красивый из тех, что я сегодня видела.

Василек не чувствовал боли. Он умирал от счастья: ведь кто-то увидел в нем красоту.