Сингония кварцитовых сердец (джен)

Мягко говоря, меня всегда было за что убить.

Начиная со знаменательного момента моего рождения, и по сей день. Но никто ещё не пытался сделать этого так откровенно безвкусно.

О вкусе я упомянул не зря, ибо ещё столь отвратительного кофе мне не подавали. Правда, моим мнением по поводу качества напитка особо не интересовались, поэтому приходилось довольствоваться малым.

В роли малого выступали Паолина Корделия Луркес и её восемьдесят восемь килограммов массы нетто (с одеждой и макияжем прибавлялось полкило сверху) — бессменный завхоз всем съедобным в лаборатории. Паолина — замечательная женщина с добродушным нравом и шикарным чувством юмора, а также весьма недурственными кулинарными способностями, благодаря которым и работает в Исследовательском центре инопланетных организмов уже не малый срок. Однако были у По были и недостатки. И именно один из них я сейчас пил, стараясь, чтоб вкус кофе не слишком влиял на выражение моего лица.

— Ну вот. Конечно, — послышался скрипучий голос у меня над ухом, — я ищу его в лаборатории, а он тут чаи распивает!

— Это не чай, — миролюбиво уточнил я, повернувшись вполоборота и глянув на несносное существо, призванное выполнять роль моего ассистента.

— Всё равно какая-то органическая ерунда, — со знанием дела заявил Лойо и, ловко подвинув стул, устроился напротив меня. Ассистент представлял из себя нечто схожее на ожившую друзу с сапфирами, всё игольчатое тело существа было густого синего оттенка и едва заметно переливалось голубым светом. Он являлся искусственным созданием из Института Создания Экспериментального Интеллекта. Пытливые васильковые глаза с интересом глянули на содержимое моей чашки.

— Я был прав, — трагически заявил он, — поглощение жидкости цвета подгнившей древесины не может быть достойным времяпровождением. Особенно, когда тебя ожидает столь экзотический субъект.

— Безгранично занудный экзотический субъект, — усмехнулся я, разобравшись с остатками напитка, — в конце концов, у меня законный ужин, а время моего дежурства ещё не подошло.

— Не подошло, — неожиданно согласился Лойо, — но одному торчать с этими крисаллисами совсем тоскливо.

Я укоризненно на него глянул, убирая посуду в очистительный аппарат:

— Они в каком-то смысле твои родственники.

— Что? — возмутился живой сапфир, — эти болтушки? Да они вообще с другой планеты! И сингония у них не гексагональная! И…

— Ладно, ладно, — шутливо поднял я руки, — убедил. Пошли работать.

— Убедил я его, — ворчал Лойо, следуя за мной и тихонько позванивая соприкасающимися синими кристаллами, — чтоб меня сравнили с ними? Да никогда! Да это вообще! Я вот в следующий раз тоже тебя сравню!

— С кем? — полюбопытствовал я, набирая код и ожидая пока отъедет бронированная дверь в лабораторию.

— С йети — снежным человеком! — ехидно сообщил сапфир.

— Йети не бывает, — спокойно возразил я.

— Да? А как же Виктор Батиа — президент Центра?

— А ну-ка тихо! А то сейчас оба договоримся.

* * *

Лаборатория как всегда встретила нас привычным холодом, свежим воздухом и тихим, едва уловимым для человеческого уха хрустальным звоном. Однако чего и говорить, я привык уже к этим звукам, а Лойо и вовсе прекрасно всё слышал.

Первый раз, когда я их увидел, то, конечно, замер и не мог двигаться где-то минут пятнадцать.

Передо мной простирался огромный хрустально-прозрачный сад. Криссалисы больше походили на гибкие сказочные лианы, чем на камни. Изогнутые сталагнаты, напоминающие перевитые друг с другом стеклянные лианы, изогнутые тончайшие веточки, тоже сплетённые в диковинные фигуры, чудно гранёные образования больше походили на цветы и листья.

Крисаллисы — минералогическая органика с планеты Субад. На первый взгляд звучит невероятно и не совсем понятно. Но, если говорить простым языком, то это живые минералоподобные организмы, которые живут семьями. Одна такая семья очень напоминает по виду обычную друзу кристаллов.

В «саду» постоянно раздавался тихий звон, словно всё помещение было заполнено крошечными колокольчиками и систумами. Это криссалисы общались между собой. Выучить их язык человеку было не под силу, но, собственно, это никого и не волновало. Маленькие крисаллисы были эмпатами. И чувствовали настроение любого существа, которое к ним приближалось.

В помещении были установлены компактные охладители воздуха, так как для крисаллисов нормальной считается температура от восьми градусов по Цельсию и ниже. На стальные стены было нанесено специальное покрытие, которое служило для них и пищей и средой обитания одновременно.

Это стеклянное чудо было подарком субадийцев в знак дружбы между жителями двух планет. Подарок тут же попал сюда под программу «Адаптация криссалисов к условиям обитания идентичным земным», ибо оставить подобную красоту без внимания и не попытаться повторить подобное на земле — было выше наших сил.

Началось всё с того, что я, Ким Герхард, биоминеролог, был назначен ответственным над экспериментом с субадийскими организмами и по прошествии трёх месяцев должен был представить результат своей работы на Межпланетной конференции по изучению внеземной жизни. Батиа выписал из того же Центра искусственное существо по имени Лойо, которое должно было помогать мне в работе. Он в принципе и выполнял свои функции. С одной стороны, он был моим помощником, с другой — подопытным кроликом, на котором я испытывал микроклимат и физраствор, а он на мне — ¬свой дурной характер и сомнительные шуточки.

— Ким! — трагически произнёс Лойо, — он опять здесь! Когда-нибудь в конце концов я не выдержу и пущу его на шубу.

В поле моего зрения тут же оказался лабораторный кот Кассиус, за шкирку удерживаемый приглушённо мерцающей синим подобием руки.

— Мааррр, — весьма обиженно выдал огромный раскормленный дымчато-серый зверь, которого так неуважительно оторвали от пола, придав вертикальное положение. Кстати, это было ещё одной загадкой. Кас не желал выходить из помещения лаборатории, несмотря на холод. А если и выходил, то очень на короткое время.

Да, не удивляйтесь, Кассиус находился здесь на правах штатного сотрудника, который вместе с нами делил груз исследовательских работ, а также являлся успокаивающим существом, которое стоило употреблять поглаживанием оного на коленях и прослушиванием мягкого урчания в особо нервной обстановке.

Почему они не любили друг друга с Лойо, оставалось загадкой, однако оба сотрудника, терпели друг друга и старались не причинять видимого ущерба. Только иногда я слышал оскорблённый кошачий вопль, вызванный тем, что один сапфировый слон наступил зверю на хвост. Или же возмущённый звон вперемежку с нецензурными выражениями, когда сапфир пытался стряхнуть с себя наэлектризовавшиеся серые шерстинки.

— Тебе шуба ни к чему, — резонно возразил я, забрав ворчащего Кассиуса, что тут же устроился у меня на руках. Кот излучал волны огромного удовольствия и чуточку презрения в отношении синей глыбы рядом, которую по недоразумению (кошачьему) назвали Лойо.

Сапфир прозвенел что-то неразборчивое, но явно недоброжелательное. Из чего я сделал вывод, что моё предположение про шубу его сильно огорчило. Посадив кота на специально предназначенную для него полку, застеленную мягкой байковой тканью, я подошёл к друзе криссалисов, приобретших красивый аметистовый оттенок.

— Хм, а что с этими? — я осторожно прикоснулся к веточке, которая тут же едва слышно звякнула и вздрогнула под моими пальцами.

Вся сиреневая друза замерцала бледным светом, словно кто-то изнутри направлял аметистовые лучи сквозь призмы криссалисов. При этом наощупь они были подозрительно тёплыми, температура этих сиреневых была намного выше, чем температура соседних, которые лучились светом подобно горному хрусталю.

Лойо подошёл ко мне, осматривая изменившихся жителей «сада».

— Что-то не то, — доверительно сообщил сапфир, за что мне тут же захотелось сделать с ним что-то нехорошее.

— Ты ничего не делал? — спросил, мягко поглаживая веточки и ощущая слабую пульсацию.

— Вот тебе крест! — фыркнул Лойо. — Ничего не делал, честно. Физраствор у них в норме, температура не повышалась, давление прежнее. Может, для них это естественное состояние?

— Но раньше такого не было, — возразил я.

— Тебя раньше тоже не было, — хмыкнул сапфир.

На мой взгляд, это было не совсем логичное замечание, однако спорить я не стал. Если Лойо входил в кураж, то остановить его могло только одно. Видимо меня услышал какой-то бог на небесах, и дверь, тихо прошипев, медленно отворилась, и в лаборатории показалась Лаира — ещё одно существо из Института Создания Экспериментального Интеллекта. Она тоже помогала нам в опытах с криссалисами, однако при этом большую часть времени находилась в химической лаборатории, а к нам лишь заглядывала время от времени. Внешне она была куда изящнее Лойо, и тело этой дамы состояло сплошь из красных гранатов, иными словами, пиропов, представляя собой прекрасное зрелище. При виде Лаиры мой ассистент тут же терял всю язвительность и самоуверенность, превращаясь в мягкое и отзывчивое существо.

— Добрый вечер, — поздоровалась она, — меня прислали сообщить, чтобы ты, Ким, немедленно связался с Батиа.

«Началось», — мысленно поморщился я, прикидывая, где совершил промах и чем мне это может грозить, раз со мной хочет говорить сам президент.

— Добрый, — кивнул я, ткнув локтем окаменевшего Лойо (если только целесообразно было применять по отношению к нему этот эпитет), — спасибо, я сделаю это сразу же.

— Хорошо, — улыбнулась Лаира и собралась было уже уходить, но сапфир неожиданно нарисовался возле гранатовой девушки.

— А ты не в химическую лабораторию? Или может к биологам? Мне везде так надо, ты не поверишь, вот иду, значит, я …— затараторил Лойо, не давая ей возразить и любезно уступая дорогу, дабы она поскорее вышла и они остались наедине.

— Ну, нужно, — немного рассеяно произнесла Лаира, — только…

— Тогда я с тобой, — безаппеляционно заявил сапфир и легонечко подталкивая девушку к выходу, шустро выбрался вместе с ней из лаборатории, при этом ещё умудрившись обернуться и подмигнуть мне васильковым глазом.

Покачав головой, я закрыл дверь за живыми минералами и вернулся к ставшим необычного оттенка криссалисам. При этом быстро надев перчатки и взяв инструмент, аккуратно взял на пробу кусочек сиреневого хрусталя и перенёс к панели, оборудованной микроскопами.

— Что ж вам, маленькие, не так? — пробормотал я, укладывая образец на стекло и начиная подстраивать микроскоп. Лойо, безусловно, был прав. С криссалисами действительно было «что-то не то» и это пока, пожалуй, было самым точным объяснением. По непонятным причинам структура субадийских кристаллов начала изменяться, теряя прежнюю систему построения и приобретая новую хаотичную и не поддающуюся классификации.

При этом явных причин для перемен не было, что меня неслабо напрягло. Если это были естественные трансформации для криссалисов, то ещё не так страшно, но если где-то закрался наш просчёт, то приятного было мало.

Отложив занятие сиреневым крисаллисом, я направился к терминалу. Общение с Батиа не стоило откладывать в долгий ящик.

Монитор тут же замерцал приятным бледно-голубым светом, стоило только пальцам набрать заветный код связи с любимым начальством. То ли всё было так подстроено, то ли Виктор сидел и ждал пока я соизволю набраться смелости и позвонить ему, но ответил на звонок он молниеносно.

Поздороваться мне как всегда не дали, начав разговор со стандартного: «Слушай, сюда, даю указание, да, я тоже рад тебя видеть, не перебивай — шеф вещает».

Навещал он мне таких новостей, что не будь рядом стенки, за которую можно было бы задержаться, я бы беспардонно грохнулся на пол. В ближайшие дни к нам прибывала делегация субадийцев, которые непременно поинтересуются как здесь «живётся» их подарку. В связи с этим обстоятельством, Батиа достаточно дал понять, что желательно, чтоб подарку «жилось» хорошо. Думаю, не надо объяснять мою радость от подобного заявления, а также непрозрачного намёка, что мне что-то оторвут, если я не сделаю всё как надо. И этим что-то предположительно будет моя голова.

Кивая и во всём соглашаясь с президентом, я задумал минимум два варианта — показать субадийцам только часть сада, скрыв ту, что подверглась трансформации. Или же банально ничего не прятать и спросить у их знатоков, что происходит с их минералоорганикой и есть ли какая-то возможность вернуть её в прежнее состояние. Второй вариант был рационален, но, однозначно, не стоило с него начинать приветствие делегации.

На данный момент мне ничего не оставалось, как, вздохнув вернуться к оставленному образцу и продолжить свои исследования. И так до конца своего дежурства. Приятного было мало, так как чем больше я проводил времени в лаборатории, тем больше крисаллисов приобретало необычный оттенок. Кассиус вёл себя на удивление спокойно. Кот явно считал, что этот субадийский хрусталь — дружественный субъект и не видел никаких проблем с тем, что тот неожиданно сменил свой окрас. Между прочим, кошек в лабораториях держали и для этих целей тоже. Если инопланетные организмы были дружественны, то это сразу определяли пушистые друзья. А Касс на данный момент тихонько пофыркивал и с любопытством обнюхивал сиреневые позванивающие веточки, а потом и вовсе не особо задумываясь над культурой своего поведения, начал тереться о них мордой.

— Тоже мне любитель застывшей инопланетной валерьянки, — пробормотал я, глядя на этот спектакль.

Однако Касс вовсе не отреагировал на моё замечание, явно считая, что я просто зануда и продолжил свои действия, явно получая от этого огромное удовольствие. Вздохнув, я снова склонился над микроскопом, принимаясь изучать изменения в инопланетном хрустале.

* * *

Наше время хорошо тем, что любой человек, даже самый обычный житель, который не связан с центром и космоисследованиями может спокойно контактировать с любыми инопланетянами, если только сочтёт их достаточно привлекательными для себя. Ну, или наоборот. Инопланетяне не будут шарахаться от вас во все стороны, что тоже немаловажно.

Субадийцы явно не подходили под всё выше сказанное. Они были антропоморфны, но при этом глядя на них, никогда я бы никогда не подумал, что передо мной стоит человек. Секрет был прост. Главенствующая раса на планете была схожа со своим криссалическим подарком. Прозрачные, хрупкие, словно состоящие из кварца, через который проникает свет. Ещё за ними значился удивительный феномен, сквозь тело субадийцев можно было рассмотреть, как бьётся их сердце. Грудная клетка была подобна мозаичному витражу, сквозь который можно было угадать очертания кварцитоподобного сердца, которое чётко отсчитывает каждый удар ровно через каждые две секунды. Ростом они невелики, телосложением изящны, подобны статуэткам, вырезанным из какого-то неведомого нам минерала. Черты лиц у них аккуратные и мелкие. Глаза — самых разнообразных расцветок, тут вам собрана вся палитра земных и инопланетных минералов. При этом, знаете, когда смотришь им в глаза, возникает ощущение, что радужная оболочка субадийских глаз — гранёные тонкие кольца, высеченные из цельного камня, которые окантовывают гладкий обсидианово-чёрный зрачок. С волосами было не лучше. Субадийцы их закладывали в причудливые причёски, однако толку от этого было. Всё равно что попробовать причесать коралл. Усилий много, эффекта никакого. Нет, я не говорю, что они выглядели плохо или некрасиво. Всего было в меру. Но слишком необычно для человека. Да, и касаемо одежды. Она у них, безусловно, была. Но, если учесть, что материал вещей был внешне не отличим от кожи субадийцев, то возникали очень серьёзные проблемы. Особенно с их женщинами, когда смотреть хочется, а нельзя.

Субадийцы прибыли ровно в срок (эти создания были крайне пунктуальны, если уж назначили срок, то можете быть уверены — прибудут вовремя). Делегация состояла из десяти человек, среди которых было три женщины и семь мужчин. Все представляли разные науки и прибыли с целью обмена опытом между своими и нашими учёными. Моё желание показать лишь часть сада было тут же истреблено, когда я узнал, что в составе экспедиции прибыла Мирраэйя — субадийский биолог, которая помогала нам при адаптации криссалисов, только их преподнесли нам в подарок, и мы обустраивали помещение для маленьких инопланетных переселенцев. Поэтому недолго думая, я дал немного времени делегатам, чтобы устроиться в гостинице, и тут же связался со своей субадианкой. Попросил её появиться в центре, и, не теряя ни секунды, повёл в криссалическую лабораторию.

— А что случилось? — поинтересовалась девушка, внимательно разглядывая моё сосредоточенное лицо, — И почему такая спешка?

— Сейчас увидишь, — пообещал я, — не то чтобы это меня пугает, но ты однозначно знаешь больше меня. И уже точно скажешь, стоит ли показывать подобное остальным, или лучше сразу подать в отставку.

Мирраэйя чуть нахмурилась, но ни слова не сказала. С одной стороны, её никак не могло порадовать такое заявление, с другой… С другой я не совсем понял, что произошло, потому что остальную часть пути она молчала и явно что-то усиленно просчитывала.

Удивлённый вскрик субадианки, когда мы вошли в криссалический сад показал, что мои опасения были не напрасны. Сейчас среди криссалисов не осталось ни одной хрустальной лианы. Сейчас чуть позванивающая минералоорганика была либо густо-фиолетового цвета, как флюорит, либо призрачно-сиреневой, как аметисты.

Мирраэйя быстро оказалась возле одной из друз и огладила её ладонью. По всему помещению тут же разлился радостный громкий звон, будто откликаясь на ласку своей землячки. Такого я ни разу не слышал за всё своё пребывание в лаборатории. При мне и Лойо эти ребята издавали лишь нежное мелодичное журчание, а тут устроили целый концерт.

— Этого не может быть, — услышал я слова Мирраэйи, когда приблизился к девушке со спины.

— Очень даже может, — кивнул я, — только, может, расскажешь, что это такое? Судя по твоей реакции, ты что-то знаешь об этом смене окраса?

— Ну, — субадианка посмотрела на меня, а потом снова перевела взгляд сердоликово-розовых глаз на не прекращающие звенеть криссалисы. — То, что я знаю, прозвучит невероятно, но, кажется, наконец-то свершилось то, о чём мечтало не одно поколение субадийцев.

— Это о чём вы там мечтали? — насторожился я, понимая, что ничем хорошим мне это не светит.

— Подожди, дай мне два часа, — серьёзно попросила девушка, — я всё объясню. И позову наших.

— Но…

Впрочем, возражений моих никто слушать не стал, так как Мирраэйя вылетела из лаборатории, едва не сбив с ног Лойо, который в это время надумал зайти проведать меня.

— Эй, это она чего? И, что это вы тут за разгалделись?! — второе замечание было явно адресовано криссалисам, которые раззвенелись не на шутку. — А ну-ка тихо, чай не на базаре!

На удивление биоминералы тут же замолчали, послушав своего старшего товарища.

Сидеть в лаборатории, конечно, было делом не из лучших, однако другого выхода не было. В какой-то момент я даже не заметил, как начал засыпать под хрустальную субадийскую колыбельную. Мне даже вроде начал снится какой-то сон, что я вроде вдалеке от холода лаборатории и всех проблем, валяюсь себе на солнышке на пляже и чувствую себя просто прекрасно.

Из этого рая меня вывел нечленораздельный вопль Лойо, а потом истошный крик Кассиуса, которому, судя по всему, сапфир куда-то наступил.

Открыв глаза и попытавшись прогнать накатившую дрёму, я уже хотел было сказать всё, что думаю про искусственные корунды в частности и целом (то есть банально разложить Лойо и его родословную по полочкам), но увиденное заставило меня забыть все прежние пожелания, заставив замереть с открытым ртом.

Сияя невероятным чернильным светом, лианы криссалисов переплелись друг с другом, быстро изгибаясь и тут же замирая под определённым углом, образуя сложные фигуры и тут же застывая, словно, кусочки объёмной мозаики. При этом каждый криссалис пульсировал ярким люминесцентным светом, вспыхивавшим и гаснущим в каком-то неведомом ритме.

— Что это такое? — прошептал я, вставая со стула и медленно приближаясь к сияющим крисалисам, однако не настолько, чтобы потерять осторожность. Всё же абсолютно быть уверенным в том, что всё это безопасно и благоприятно влияет на человеческий организм я не мог.

Чем больше я наблюдал за происходящим, тем отчётливее понимал, что вижу перед своими глазами полную трансформацию одной формы жизни в другую. Медленно, но верно аметистово-чернильные веточки создавали новое существо, при этом оставаясь в прежнем состоянии. Флюоритовые слои складывались один на один и до меня начало медленно доходить, что вижу перед собой…

— Это он! — ворвался в мои мысли голос Мирраэйи и лаборатории тут показались субадийские делегаты, которые, не веря собственным глазам, рассматривали происходящее чудо.

Тем временем, криссалисы почти прекратили свою производительную деятельность и сплелись в плоское ажурное подобие ложа, на котором покоилось тело субадийца с необычным сиреневым оттенком в кварцевом теле. Это был однозначно мужчина. Он был очень похож на своих соотечественников, однако при этом были какие-то необъяснимые отличия, которых я уловить не смог.

Девушка-биолог кинулась к ложе, опустившись возле него на колени, и что-то невероятно быстро заговорила на такой скорости, что невозможно было разобрать ни слова, а всё речь превратилась в сплошной мелодичный звон.

Поначалу казалось, что она говорит одна, но потом в хрустальное звучание её голоса вплелись более низкие ноты, и рука мужчины мягко обняла её за плечи. Стоявшие за мной субадийцы облегчённо выдохнули, среди переливов стеклянного разговора, удалось чётко выделить два имени.

— Мирраэйя!

— Тегаррайя!

* * *

Сейчас, когда я оглядываюсь назад, то понимаю, насколько нелепо я выглядел тогда в тот момент, когда происходила криссалическая трансформация. По идее, напоминал я соляной столб, что не было моим естественным состоянием, но в тот момент совершенно не выбивалось из интерьера помещения.

Оказалось, что этак лет триста назад на Субаде жило две расы. Морфологически подобных друг другу и внешне почти ничем не отличающихся. Однако в связи с изменением климата на родной планете, одна раса не сумела приспособиться к новым условиям и впала в коллапс, приняв форму, наиболее приемлемую для жизни, распавшись на миллионы криссалисов. Вторая раса, к которой принадлежали Мирраэйя и делегаты, долго ломали голову, как вернуть свои соотечественников к прежней жизни, однако каждая попытка терпела фиаско. От попытки создать искусственные условия до перевозки криссалисов на спутники Субада. Собственно, последнее и натолкнуло субадийских учёных на мысль, что нужно попробовать не спутники, а планеты с иными формами жизни. Вот они и начали дарить криссалисы дружественным расам, втайне надеясь, что хоть где-то эксперимент завершится удачно. Каким же удивлением было, когда Земля вдруг принесла такие результаты.

Как оказалось, решающим фактором тут было ни давление, ни температура, ни даже физраствор, которым Лойо усиленно пичкал субадийские хрусталики. Помните, я говорил, что крисалисы — эмпаты? Так вот. Они почувствовали наш интерес, заботу, в общем, все мысли, направленные именно на то, чтоб с ними было хорошо. А ещё им очень понравились Лойо и Лаира, которые в каком-то смысле являлись их родственниками. Кассиус так же вызывал у инопланетян дикий восторг и кота по очереди носили на руках все делегаты. Хотя, тот, конечно, почувствовав такое внимание к своей царственной персоне, сделал почему-то выбор в пользу Тегаррайи и проводил с ним почти всё своё время. Кстати, находившийся до этого в коллапсе мужчина, как выяснилось, был так же биологом, как Мирраэйя и по совместительству её возлюблённым. Скажите, триста лет? Да, меня сразу тоже поразила эта цифра, но как потом оказалось, возраст субадийцев в может достигать пятиста лет. (Да, я тоже завидовал этой цифре, не скрою). Так что это было для них вполне нормально.

Нужно ли говорить насколько рады были субадийцы, когда поняли, что Земля — идеальное место для выведения из коллапса второй расы и что их цель, наконец-то достигнута. Конечно, никто не собирался перевозить пол-Субада на Землю для пробуждения. Кстати, после обследования, у Тегарайи были обнаружены неожиданные изменения в организме, которые по предположениям субадийцев должны были в будущем стать катализатором к адаптации на родной планете в новых условиях.

Совместными усилиями землян и субадийцев было решено вывести на орбиту планеты автономные лаборатории, при этом создав условия идентичные земным и набрать персонал из земных учёных.

Так что теперь мы с Лойо, Лаирой и Кассиусом, разумеется, под руководством Батиа и под присмотром Паолины Луркес, а также с многими другими землянами честно несём службу на орбите, то и дело возвращая к жизни то одного, то другого субадийца, приводя сингонию их сердец в нужное положение. Если выразиться простым языком, то минералогический термин «сингония» означает систему классов минералов с одинаковым количеством углов. При восстановлении живого субадийца из крисалисов углы сердца (звучит жутко, да?) формируются так, что возможна жизнеспособность организма в антропоморфной форме. Вот именно к такой сингонии мы и стремимся. При этом знаете…В общем, есть у меня странное ощущение, что у людей точно также всё. Только сердца не состоят из прозрачного кварца. Но, пожалуй, это такая мелочь для тех, кто сумел найти общий язык, несмотря на то, что принадлежит к разным расам и живёт на отдалённых друг от друга планетах. Ведь главное совершенно не это, не так ли?