Винецкая, ваш выход!.. (гет)

В три часа ночи Маша проснулась от разрывающей тишину трели мобильника. Сначала девушка инстинктивно перепугалась: кто бы это мог звонить ей в такое время? Не случилось ли чего-то, не дай Бог, с мамой или папой? Но увидев, что на экране высветилась надпись «Марина», Маша лишь недовольно чертыхнулась, зажгла настольную лампу и заспанным голосом ответила:

— Да, Марин, что случилось?

К её удивлению, голос сестры звучал в трубке настолько бодро, словно на дворе была не глубокая ночь, а самый что ни на есть разгар дня.

— Машка, привет! Значит так, слушай сюда. Завтра, а точнее, считай, уже сегодня, жду тебя у себя и желательно пораньше. Часов в одиннадцать. А то у меня тут такой срач… А ты уже дней пять как здесь не убиралась.

Маша тут же проснулась от такой самонадеянной беспардонности.

— Слушай, а ты не хочешь для начала извиниться за то, что разбудила меня посреди ночи и все такое?

— Я тебя разбудила? — беспечно переспросила Марина, как будто даже искренне удивившись. — Ой, ну тогда извини. Просто у нас тут так весело было, я даже на часы не смотрела! Так ты сможешь завтра подъехать?

— Конечно приеду, куда же я денусь, — пробурчала Маша. И тут же добавила:

— Но только не раньше трех.

— А чего так поздно? — капризно протянула трубка.

— У нас с утра первая репетиция дипломного спектакля.

В глубине души Маша надеялась, что эти слова хоть как-то заинтересуют сестру. Все-таки она сама актриса и понимает всю важность такого события, как дипломный спектакль. Да просто из любопытства могла бы спросить, какую пьесу они ставят, и что за роль играет в ней Машка. Но Марина не задала ни одного из возможных вопросов.

— Ну ладно, — пробурчала она. — В три так в три. Так и быть, мой бардак тебя подождет, — она хихикнула, точно сказала что-то очень смешное. — Уберешься, приготовишь пожрать чего-нибудь. Вечером у меня опять будут гости, так что купи сыру, фруктов, вина хорошего пару бутылок, остальное пусть они с собой приносят… Что-то еще мне было от тебя нужно… Ах да, план моих съемок в сериале. Его нужно отксерить, лучше в двух экземплярах. Найдешь, он где-то в гостиной валяется. Ну а деньги на еду и твой гонорар, как обычно, я оставлю в спальне на тумбочке. Ну все, чмоки-чмоки, сестренка!

— Пока, — сухо ответила Маша и нажала кнопку отбоя.

— Как же ты меня достала, сестренка! — пробурчала девушка в темноту и, плюхнувшись обратно на подушку, щелкнула выключателем ночника. Но снова уснуть удалось уже только под утро…

Марина и Маша действительно были родными сестрами, погодками. Почему-то считается, что дети с небольшой разницей в возрасте, да еще одного пола, растут в семье дружно, как близнецы — не разлей вода и горой друг за друга. Но на самом деле все обстоит совсем иначе. Случается, даже близнецы недолюбливают друг дружку, а уж погодки — те и подавно.

Когда старшие Винецкие, Ирина и Михаил, родители девочек, поженились, обоим уже было хорошо за тридцать. Оба на тот момент были уже зрелыми, состоявшимися личностями, давно пережившими заблуждения молодости и настроенными на счастливую семью и совместное воспитание ребенка. И когда на свет появился первенец — здоровенькая крепкая девочка, — мама с папой были на седьмом небе от счастья. Малышку назвали Мариной — в честь Цветаевой, маминой любимой поэтессы.

«Кто создан из камня, кто создан из глины, —

А я серебрюсь и сверкаю!

Мне дело — измена, мне имя — Марина,

Я — бренная пена морская», — повторяла, вместо колыбельной, Ирина, укачивая младенца.

Оба уже не очень молодых родителя души не чаяли в новорожденной дочке. Они посвятили ей всю свою жизнь, покупали все самое лучшее, днем не спускали с рук, а ночами не спали, прислушиваясь к тому, как Мариночка дышит, и готовые вскочить по малейшему ее писку. Плач ребенка становился настоящей семейной драмой, а малейшие недомогания, вроде насморка или расстройства желудка — целой трагедией. Чуть ли не каждую неделю девочку фотографировали, вклеивали снимки в альбомы и скрупулезно вели наблюдение за тем, как дочка растет, развивается и хорошеет. Словом, в семье Винецких белый свет сошелся клином на Мариночке… как вдруг случилось непредвиденное. Меньше чем через полгода после рождения старшей дочки Ирина узнала, что снова беременна.

В первый момент это известие даже вызвало у Винецких неудовольствие. Ведь появление второго ребенка неминуемо означало, что Мариночке будет меньше доставаться заботы и внимания, волей-неволей придется отбирать что-то у нее и делить на двоих детей… Ирина даже думала избавиться от ребенка, но Михаил не поддержал ее в этом.

«Раз получилось, значит, так и надо — уверял он жену. — Опять же, Мариночке будет веселее расти не одной, а с братиком или сестричкой».

Так и появилась на свет Маша — исключительно для компании старшей сестре.

Если ожидая Мариночку Ирина с трепетом заботилась о своем здоровье и наслаждалась своим положением, то вторую беременность она воспринимала лишь как досадную помеху, мешающую ей полноценно заниматься дочкой, которая как раз в то время училась ходить. Уезжая в роддом, Ирина горько плакала — но не от тревоги за малыша, которому предстояло появиться на свет, а от первой в жизни разлуки с Мариночкой. «Как там моя дочка, хорошо ли кушает, не болит ли у нее животик, не плачет ли без меня?» — только этим и были заняты мысли Ирины, даже после того, как у нее уже появилась вторая дочь. «Хорошо, что девочка, — думала она, пока кормила ребенка. — Мальчишка мог оказаться драчуном, не дай Бог, обижал бы Мариночку. А эта будет с ней вместе в куклы играть…»

К радости родителей, после Мариночки осталось все приданое, от пеленок до коляски — не нужно было ничего покупать. Несколько первых лет жизни у Маши не было ничего своего — она донашивала одежду Марины, спала в кроватке, из которой та выросла и играла в те игрушки, которые той разонравились. Даже именем своим — и тем она была обязана сестре. Перед тем, как идти регистрировать ребенка, родители обсудили, как назвать дочь, но к согласию так и не пришли.

— Назовем Анастасией, как сестру Цветаевой, — настаивала Ирина.

— Да ну, — возражал Михаил, — слишком избито. Сейчас что ни девочка — то Настя. У трех моих сотрудников в отделе дочки Анастасии — ну куда это годится? Давай лучше Дарьей назовем.

— Ой, а можно подумать, Даш намного меньше!.. — начала было Ирина, но тут из комнаты послушался крик Марины, и она махнула рукой. — Ладно, запиши, как хочешь, а я побегу, Мариночка проснулась…

Словом, Михаил явился в ЗАГС, так и не придя ни к какому решению. И когда регистраторша спросила: «И как же зовут дочку?», машинально ответил, имея в виду старшую: «Марина».

— Мария? — недослышав переспросила женщина.

И Михаил, недолго думая, кивнул. Такой вариант его вполне устроил. Полное имя похоже на имя старшей, сокращённое — всего на одну букву отличается от Даши. Действительно, пусть будет Маша. Так и стала самая младшая Винецкая Марией.

Шло время. Марина так и росла в семье маленькой принцессой. Ей доставались лучшие куски за столом, ей покупались красивые наряды и лучшие игрушки. Прихоти Мариночки становились для мамы и папы законом — так, если их дочурка, гуляя на детской площадке, вдруг изъявляла желание покачаться на качелях, то взрослый, который ее сопровождал, тут же бежал сгонять с качелей других детей, освобождая территорию для своей ненаглядной красавицы. Чуть что было не по ней, Мариночка падала на пол или на землю и принималась отчаянно рыдать, колотя руками и ногами. Это страшное оружие всегда действовало наверняка — и мама, и папа были готовы на все, только чтобы успокоить свою любимицу и прекратить истерику.

Самое удивительное, что на поводу у Марины шли не только ее родители, но и многие другие дети и даже взрослые. Эта хорошенькая девочка (а она действительно с самого детства была необычайно хорошенькой) каким-то непостижимым уму образом умела очаровать всех вокруг и заставить подчиняться своей воле. Всегда и везде ей удавалось оказаться в центре внимания. Если это был утренник в детском саду или младшей школе, то ей обязательно доставалась роль феи, принцессы или, в крайнем случае, главной снежинки. Если дискотека, то Мариночка отправлялась туда в самом эффектном наряде и танцевала с самым популярным парнем, даже если он ей при этом был совершенно не интересен. Плевать, ведь главное — произвести впечатление! В школе Марина вела себя как настоящая звезда — раскованная, общительная, красавица и хохотушка. Все девчонки ей завидовали, мечтали оказаться в её компании, стремились подражать во всем, а парни вздыхали по Маринке Винецкой днями и ночами. Хитрая и расчетливая от природы девочка не могла не замечать такого отношения к своей персоне и активно этим пользовалась. Прикладывать особые усилия к учебе ей не приходилось — она умела дружить с кем надо, виртуозно списывать и играючи выкручиваться, искусно используя действие своего очарования на одноклассников и даже учителей. Она словно инстинктивно чувствовала, в какой ситуации стоит прогнуться, а в какой, наоборот, надавить, кому продемонстрировать свою силу и уверенность, а перед кем, наоборот, притвориться слабой и ранимой. С младых ногтей девизом Марины Винецкой стала фраза: «К достижению цели — любыми путями», и она уверенно ему следовала.

По иронии судьбы Маша была внешне очень похожа на сестру. Настолько похожа, что человек, не слишком хорошо знавший обеих девочек, мог бы даже перепутать их на фотографии. Но только на фотографии! Потому что в жизни младшая сестра вообще не напоминала старшую. Ее выражение лица, поведение, манеры, даже интонации — все было совсем иным.

В детстве Маши был какой-то период, довольно непродолжительный, пока она разделяла родительское отношение к сестре и обожала Марину так же, как папа и мама. В то время Маша пыталась во всем подражать сестре, повторяла ее слова, копировала ее жесты и даже попробовала однажды закатить истерику с хлопаньем на пол. Однако из этого ничего не вышло, и вскоре после той сцены желание подражать стало улетучиваться — а вместе с ним и трепетное отношение к Марине. Если старшая сестра была скорее хитрой и ловкой, чем умной, то младшая действительно с детства отличалась умом и даже какой-то не по годам рано появившейся мудростью. И потому Маша как-то на удивление быстро поняла и то, что представляет собой ее сестрица, и то, что слепая любовь родителей к старшей дочери незыблема, как смена сезонов: хочешь ты этого или не хочешь, а зима все равно настанет. И хотя в глубине души Маша очень страдала, ей до боли не хватало маминого и папиного внимания, тепла и заботы — но внешне она очень быстро научилась этого не проявлять, тщательно скрывая свои чувства. Так и росли две сестрицы — с одной сдували пылинки, а вторая была сама по себе, в тени старшей, ее как будто даже и не замечали.

Чем больше взрослели девочки, тем явнее ширилась пропасть между ними. Похожими они оставались только внешне, по характеру же, образу жизни и планам становились совершенно разными, словно были вовсе не сестрами, а жителями разных планет.

Марина очень рано осознала свою женскую привлекательность и начала активно ею пользоваться. В одиннадцать лет она обещала поцеловать мальчиков, которые помогали ей с домашним заданием, в тринадцать кокетничала с теми из старшеклассников, у кого водились в карманах деньги и кто мог сводить ее в кафе или в кино, а в пятнадцать уже таскалась по клубам и ресторанам, где вовсю знакомилась с молодыми и даже не очень мужчинами, готовыми раскошелиться и провести шикарный вечер с хорошенькой девушкой, не заглядывая к ней в паспорт. Как ни странно, но даже это не заставило старших Винецких хоть на миг задуматься, что с их любимицей что-то не так. Сначала они с упорством страусов, прячущих голову в песок, не замечали ни поздних возвращений дочки, ни того, что ее привозят домой то на одной, то на другой иномарке.

— Ну что делать, у нее возраст такой, — говорила Ирина. — И погулять хочется, и на дискотеку сходить — что в этом особенного? Разве можно запрещать? Мы и сами когда-то молодые были, помним… А Мариночка у нас умница, всегда, где бы ни была, звонит по мобильному, предупреждает, мол мамочка и папочка не волнуйтесь, со мной все в порядке, буду тогда-то и тогда-то.

Со временем, когда у Мариночки стала появляться модная одежда из бутиков, дорогие украшения и карманные деньги, нередко в суммах не меньших, чем родительская зарплата (жили Винецкие скорее скромно, чем роскошно), мама и папа уже, конечно, не могли этого не замечать. Но Марина и тут оказалась на высоте. Похлопав накрашенными глазками, она поспешила объявить родителям о своей необыкновенной удаче. Оказывается, Марина как-то раз увидела в глянцевом журнале объявление «требуются девушки для работы моделями», съездила по указанному адресу и, пусть и с огромным трудом, но прошла отбор! И теперь ее снимают в рекламе и очень неплохо за это платят. Родители проглотили эту ложь, не моргнув глазом, у них не появилось и тени сомнения в словах любимицы. А Маша, которая отлично знала всю правду о сестре, слушая это вранье, только покачала головой…

Сестра Маринки была полной ее противоположностью — тихая, скромная, незаметная и, на первый взгляд, абсолютно ничем не примечательная. Может быть, именно поэтому в жизни ей не особо везло, словно капризная судьба просто не замечала её существования и обходила стороной. А между тем, Маша была очень способной, старательной и трудолюбивой девочкой. Училась так училась, увлекалась так увлекалась. И всего в жизни привыкла добиваться честно, исключительно своими силами и способностями. Никогда не обманывала, не плела никаких интриг, просто, что называется, рыла землю, добиваясь своего трудом и упорством. В классе Машу считали «правильной». Если она не любила и не понимала математику, то заставляла себя зубрить ее, не поднимая головы. Списать на контрольной с решебника, как это делали другие, она себе не позволяла — ведь это же не честно! Поэтому Маша получала свою законную тройку и на этом успокаивалась. А если ей не нравился Пашка из параллельного класса, то встречаться с ним она не согласилась бы пойти ни за какие коврижки. И плевать на то, что Пашка «красавчик», у очень богатые предки, и большинство девчонок по нему сохнут — он не в её вкусе и точка! Маша всегда поступала так, как подсказывала ей совесть, внутренний голос и убеждение:

«Что бы я ни делала, я всегда останусь честной с собой и с окружающими».

В отличие от старшей сестры, Маша Винецкая росла домоседкой. Ей было не до ресторанов и дискотек — кроме учебы (а училась девочка отлично, с минимальным количеством четверок, и то только за точные науки, которые ей плохо давались), у нее было еще и увлечение, отнимающее все свободное время. Еще в пятом классе Маша записалась в театральную студию районного дворца детского творчества — и с тех пор не расставалась с мечтой стать актрисой. К своему увлечению она подходила серьезно, не так, как большинство девочек ее лет, которых привлекают в профессии актрисы лишь внешний блеск — популярность, «красивая жизнь» и возможность быть в центре внимания. Нет, Машу манило совсем другое — чудеса искусства перевоплощения. Что может быть интереснее возможности войти в образ человека, абсолютно на тебя непохожего, попытаться понять его мысли и поступки, прожить вместе с ним жизнь, так непохожую на твою собственную? И потому Маша только смеялась над другими девочками в студии, которые чуть не дрались за роль Золушки, Герды или Джульетты — по ее мнению, гораздо интереснее было играть Мачеху, Атаманшу разбойников или Кормилицу. Трех дней в неделю занятий в студии Маше было до обидного мало, и потому искусство сопровождало ее и всю остальную жизнь — она, насколько могла себе позволить, ходила в театры и кино, очень много читала книг и журналов на любимую тему, интересуясь при этом, не кто из звезд на ком женился или с кем развелся, а как они работают над ролью и что говорят и думают о своей профессии. Уже начиная с восьмого класса Маша не пропускала дней открытых дверей ни в одном из столичных театральных вузов и всерьез готовилась к поступлению.

И вдруг как гром среди ясного неба — в конце одиннадцатого класса Маринка заявила, что тоже решила стать актрисой. Она так и сказала «стать». Не «попытаюсь поступить в институт», не «буду готовиться», а — «я решила стать актрисой». И правда — куда же ещё пойти такой обаятельной, симпатичной и яркой девушке, как не в театральный? К тому же актерские способности у неё с детства все на лицо. Нет тратить же пять лет своей драгоценной жизни на какой-нибудь технический, экономический, или, Боже упаси, педагогический. На «обычную» серенькую жизнь среднестатистической москвички Марина была категорически не согласна. Больше всего на свете ей хотелось известности, хотелось видеть себя на страницах глянцевых журналов, получать заоблачные гонорары, чтобы ею все кругом восхищались и боготворили. И девушка была уверена, что все это легко осуществимо с её-то характером, напором и харизмой. Никакой конкурс, которым так пугают в приемных комиссиях творческих вузов, ей был не помехой. Когда младшая сестра робко намекнула ей на трудности поступления в творческие вузы, Маринка только рассмеялась в ответ. Это Машка просто не знает возможностей ее друга-бизнесмена. Да, конечно, он старый, толстый и женатый… Но зато для него не составляет никакой проблемы устроить ее в любой вуз столицы. Стоит Маринке захотеть, она не то что в театральный поступит, а заграницу поедет, хоть в Оксфорд, хоть в Гарвард…

Маша с сомнением покачала головой — но Марина оказалась права. Пока младшая сестра разучивала стихи, басни и прозаические отрывки, репетировала перед зеркалом различные роли и пробовала петь и танцевать, старшая без каких-либо проблем, в первое же лето после школы, стала студенткой платного отделения РАТИ. Там у нее появился новый покровитель, из числа руководства вуза. Его помощь была ей просто необходима — в театральных институтах не поощряется, когда студенты рано начинают сниматься в кино, а Марина Винецкая, благодаря своим связям, уже к середине первого курса получила свою первую роль в рейтинговом молодежном сериале. Но пока её однокурсники ещё только мечтали о будущей славе, поедая пирожки в институтской столовке, ночуя в общаге и подрабатывая на разных детских праздниках и промо-акциях, Маринка уже зажила жизнью богемной дивы. На неё обратили внимание, появились первые поклонники и первые приглашения на различные телевизионные и радио шоу и фотосессии для журналов и рекламы, начали поступать предложения от других режиссеров. Ни в чем себе не отказывая и не зная нужды, Марина уверенно шагала по головам не менее талантливых, но менее решительных, смелых и дальновидных соперников. Добиваясь своей цели, она пускала в ход весь арсенал имеющегося оружия: умелую актерскую игру, женские чары, лесть, обман, клевету, интриги... И делалось все это производилось так грамотно и с такой непосредственностью, что ни у кого и в мыслях не возникало назвать Марину стервой или хищной барракудой.

Маше же удалось поступить в РАТИ только с четвертой попытки. На вступительных экзаменах преподаватели отмечали способности абитуриентки, несколько раз девушка удостаивалась похвалы, и почти все годы с успехом проходила не только творческие вступительные испытания, но и экзамены, дойти до которых в театральном вузе уже считается почти победой. Однако в списках поступивших имя Марии Винецкой почему-то не появлялось очень долго. Дважды Маше предлагали учиться на платном отделении — но она вынуждена была отказаться. Родители не могли себе позволить платить за ее учебу, а у самой Маши просто не было еще возможности столько зарабатывать.

На тот момент Маша жила ещё с родителями. У Винецких было две квартиры — их собственная, удачно полученная перед самой перестройкой большая двухкомнатная улучшенной планировки в Сокольниках и однушка в хрущобе в Бибирево, доставшаяся в наследство от бабушки с дедушкой. И тех, кто хорошо знал эту семью, особенно не удивило, что вскоре после поступления в институт в двушке поселилась Марина — а младшая сестра вместе с мамой и папой отправилась в Биберево. Впрочем, к счастью для Маши, родители большую часть года проводили на даче, а со временем решили окончательно перебраться жить поближе к природе, благо ездить недалеко, да и возможность появилась — мама вышла на пенсию, у отца в его НИИ был свободный график. Так что вопрос «где жить» перед Машей не стоял, а вот вопрос «на что?» был весьма актуален. Брать деньги у родителей, будучи уже взрослым человеком, она считала ниже своего достоинства, а искать «спонсора» — тем более. Пока девушка готовилась к поступлению, она зарабатывала как могла — то продавцом, то менеджером по продажам, то официанткой в кафе. Тратила Маша немного, поэтому удалось кое-что скопить — на первое время студенческой жизни ей хватило. А в дальнейшем стоило задумываться о подработке. Как и большинство студентов театральных вузов, Маша обзавелась скромным портфолио и подготовила небольшое резюме, которое разослала по различным базам данных актеров — вдруг подвернется хоть какая-нибудь роль? Но пока ролей не предлагали, она соглашалась и на промо-акции, и на детские утренники, и на другие случайные заработки. Однако денег это особых не приносило, жилось Маше тяжело. И вдруг, как гром среди ясного неба, неожиданное предложение от старшей сестры.

Вот уж кто не нуждался в финансах, так это Марина. Благодаря своим способностям и выгодным любовным и дружеским связям она, несмотря на довольно-таки молодой возраст — двадцать четыре года, уже стала известной на всю страну актрисой с множеством ролей и кучей поклонников, обладательницей нового автомобиля и солидного счета в банке.

— Машка, а иди ко мне в помощницы? — заявила в один прекрасный день старшая сестра.

— Ты предлагаешь мне стать твоим администратором? Что-то вроде импресарио? — уточнила младшая.

— Да нет, на фиг мне сдался какой-то администратор! Выбить себе гонорар побольше я и сама могу. А вот убираться в квартире — это не по мне, — без лишних церемоний заявила Марина.

Что верно — то верно. И в родительском доме Маринка почти не подходила к плите и не брала в руки ни пылесос, ни швабру — кому, как не Маше, было этого не знать?

— А то мне уже несколько лет не везет на домработниц, — жаловалась сестрица. — Даже перед соседями стыдно — звезда, а сама мусор выношу…

Маша сначала опешила от такого предложения: как же так? Ведь они же сестры? Неужели это нормально, что одна будет на побегушках у другой? Но с другой стороны, поразмыслив, она пришла к мысли — а что в этом такого уж плохого? Раньше, когда они жили с родителями, Маша всю эту работу за сестру делала бесплатно — почему бы теперь не заняться тем же самым, но за деньги? Может, Маринка решила ей помочь таким образом, ведь отлично знает, что просто так она, Маша, денег у неё ни за что не возьмет. А помогать родной сестре — это все же намного приятнее, чем вкалывать на непонятно кого. К тому же, Маринка такая легкомысленная, что за ней просто необходимо присматривать и время от времени «вправлять мозги», а то совсем уже затусовалась… А кто сможет грамотнее направить в нужное русло, чем родная сестра? В общем, Маша подумала-подумала — и согласилась.

Перечень обязанностей, который сестра тут же вылила на нее, сначала просто ошеломил Машу. Помимо уборки квартиры, готовки, покупки продуктов и стирки белья, туда еще входил контроль за расписанием жизни Марины, всех съемок и публичных мероприятий, переговоры с представителями СМИ, желавшими взять у звезды интервью и даже ведение за Марину её личного блога в интернете. Несколько раз Марина, глядя как надрывается сестра, приводя в порядок ее гламурные апартаменты, вскользь роняла, что неплохо было бы все же поискать домработницу — но дальше слов дело никогда не шло. Так что на Машу легла вся грязная работа и в прямом и в переносном смысле, и она исправно её выполняла, засунув подальше свою гордость и амбиции.

Отношения с Мариной у них были очень странные. Девушки почти никогда не ссорились и не конфликтовали, но, наверное, если бы они не были сестрами, то не общались бы и даже не здоровались — настолько различались их взгляды на многие вещи. Еще в юности Маша не понимала, как Маринка может быть такой беспринципной, корыстной и поверхностной, а Марина считала Машу беспросветной занудой, святошей и синим чулком. Когда же Марина покинула родительский дом и с головой ушла в свою новую яркую жизнь, между ней и сестрой и вовсе возникла пропасть. Маша осуждала её за то, что она превратилась в холодную и расчетливую хищницу, в спорах убеждала, что в жизни нужно быть честной и искренней, а в отношения с мужчинами вступать только по любви. Марина лишь смеялась в ответ и называла эти слова разглагольствованиями одержимой обыкновенной завистью сестры-неудачницы, у которой нет ни парня, ни предложений для съемок. И все-таки родная кровь давала о себе знать. Несмотря на постоянные споры и непонимание, девушек тянуло друг к другу. Маша ловила себя на мысли, что постоянно переживает за Марину, а Марина, несмотря на звездную болезнь и напускное пренебрежение, в глубине души сочувствовала неудачам Маши. Когда девушки подолгу не виделись и не разговаривали, каждая ощущала, что скучает по сестре. Маше не хватало веселья и блеска старшей сестренки, а той — трезвых и «правильных» рассуждений младшей.

У Маши была давняя, еще школьная подруга — Олеська. Дружили они с пятого класса, и Олеська, хотя и была одногодкой подруги, всегда считала себя Машиным опекуном, играла при ней роль той самой старшей сестры, которой, по логике вещей, должна была стать для Маши Марина, но, увы, не стала. Олеська эта была полной, страшненькой и несуразной, но в ней таилось столько энергии, азарта и природного обаяния, что хватило бы на десятерых. И, что самое удивительное, вокруг неё постоянно крутились мужчины. Как это ей только удавалось, для Маши было загадкой. Олеська и Маша были очень близки. Если бы не Олеська, Маша бы, наверное, окончательно потерялась в своих комплексах и страхах — а подруга всегда готова была и поддержать и посоветовать и развеселить, и «подтолкнуть», когда требовалось, в общем, разбавить Машкину «правильность» до консистенции, совместимой с реальностью, как говорила в шутку сама Олеська.

На другой день после ночного звонка от Марины, с которого и началась наша история, Маша, отрепетировав несколько сцен из дипломного спектакля, собиралась ехать к Марине. Едва она вышла из здания РАТИ, как в её сумке запиликал мобильный. Звонила Олеська.

— Машка, привет! Ты помнишь, какой завтра день? — затараторил в трубке звонкий, так и излучающий во все стороны позитив, голос.

— Завтра? Кажется пятница… — замялась уставшая после репетиции Маша.

— Какая пятница, чукча! Завтра День Святого Валентина! И у меня отличная идея! Вечеринка! На твоей хате!

— Что? Какая вечеринка?! У меня? С какой радости?! — растерялась девушка.

— А с такой, что у меня-то негде — ты сама знаешь. Я тут с таким клевым парнем познакомилась, он хочет затусить в этот вечер со мной и обещал привести друга! Но не могла же я их к себе позвать плясать и водку пить, — бабушка бы такого счастья не перенесла, — не унималась Олеська.

— Ты что? Уже их пригласила?

— Конечно! А чего тянуть кота за это самое! Такие парни на дороге не валяются, а мы с тобой две одинокие девушки — надо же отметить самый молодежный и любвеобильный праздник!

— Олесь, мне никто не нужен! Я не хочу никой вечеринки! Я отдохнуть хочу и выспаться! — взмолилась Маша, но подруга отказывалась её слушать.

— Так! Прекрати немедленно! Прям как бабка старая! В общем, завтра в четыре я к тебе подъезжаю и помогу все подготовить! Возражения не принимаются, чао!

Спорить с Олеськой было бесполезно — если она что и задумала, то не сдвинешь. И Маше пришлось покориться.

Вся в раздумьях о завтрашнем дне, Маша приехала к сестре и принялась за уборку. Странное чувство охватывало ее в этой квартире… На стенах повсюду висели портреты и фотографии Марины, шкафы были битком набиты дорогими нарядами, словом, чуть не каждая вещь здесь говорила… нет, просто кричала о том, что хозяйка привыкла существовать в окружении роскоши.

«Эх, как бы здорово было, если бы у меня тоже была такая жизнь! — поймала себя на мысли Маша. — Ну почему, почему такая несправедливость? Почему я обитаю почти в нищете, а у Маринки всего навалом? Почему мне так не везет, несмотря на все мои усилия, а ей словно все само идет в руки?! С детства нас учат, что нужно быть честной и порядочной, добиваться всего трудом и способностями, но на деле получается, что такие люди, кто этому следует, как раз и есть полные неудачники по жизни… А успеха добиваются те, кто врет, лицемерит, спит, с кем надо, и идет к своей цели по трупам…»

За такими невеселыми мыслями Маша и не заметила, как закончила уборку. Оглядела квартиру с удовлетворением — все чисто, красиво, все блестит. Теперь, по крайней мере, можно расслабиться и на несколько дней забыть об этой своей работе. В конце концов, и она, Маша, тоже имеет право на праздник. Она сунула в сумку график съемок, забрала с туалетного столика несколько купюр и с чувством выполненного долга отправилась домой.

На следующий день Олеська прилетела на час раньше обещанного. Ей не терпелось поскорее начать подготовку к вечеринке, и она взахлеб рассказывала Марине о парне, с которым познакомилась и которым, похоже, увлеклась не на шутку. Но не успела она поведать и трети своей увлекательной истории, как у Маши зазвонил телефон. Это снова была Марина.

— Мне очень нужно, чтобы ты приехала прибраться сегодня и желательно поскорее, — тоном, не терпящим возражений, заявила сестра. — Лучше прямо сейчас.

— Да ты что, Марин? — ахнула Маша. — Я же только вчера убиралась!

— Это да, но у меня только что закончилась вечеринка — отмечали Валентайна с друзьями… А через час у меня самолет — я лечу в Сочи на съемку в клипе. Прилечу послезавтра вечером и хотела бы вернуться в чистую квартиру. Ты же знаешь — меня бесит, когда в моем доме валяется недоеденная еда, и по всей квартире следы от чужих ботинок. Да ещё мама утром звонила, она собирается наведаться ко мне завтра, привести какой-то варено-печеной фигни собственного изготовления. Если увидит мой срач — весь мозг вынесет! В общем, я на тебя надеюсь, сестренка. За экстренный вызов плачу тебе двойную ставку. Чмоки-чмоки, — и не дождавшись ответа сестры, Марина положила трубку.

Прикинув приблизительное содержание разговора, стоявшая рядом Олеська аж взвилась.

— Так! Опять твоя сестрица бесстыжая? Что на этот раз?

— Олесь, мне надо сейчас поехать к Марине и быстренько там прибраться, — Маша виновато развела руками.

— Она что, совсем уже охренела?! Ни стыда, ни совести! Сама, значит, напраздновалась, а ты, вместо того, чтобы самой развлекаться, должна все бросить и за ней убирать? Вот что я тебе скажу — никуда ты не поедешь! Перебьется твоя сестрица до завтра, не протухнет!

— Олесь, да я бы рада, но там все так сложно… Маринка сейчас на съемки в Сочи улетает, а завтра к ней еще мама приедет… В общем, надо спасать ситуацию.

Олеська осуждающе нахмурилась, а потом вдруг задумалась, словно проворачивала в голове какой-то хитроумный план.

— Ладно, давай сделаем так, предложила она, — я поеду с тобой и помогу с уборкой, чтобы ты не корячилась до ночи. Тогда мы скорее обернемся.

— Что ж, это отличная идея — согласилась ничего не подозревающая Маша. — В четыре руки мы действительно закончим быстрее. Пойду переоденусь в рабочее.

— Еще чего! — возразила подруга. — Не надо. Наоборот, оденься получше, а рабочий прикид возьми с собой. Вдруг мы там все-таки зависнем, вернемся впритык, перед самым приходом ребят — времени намарафетиться уже не останется.

— Ну… Как скажешь…

На самом деле Олеська уже давно все решила и продумала. Пока Маша одевалась и собирала все необходимое, Олеська по-быстрому сгребла в пакеты все подготовленные ингредиенты будущего праздничного ужина, запихнула все в свою безразмерную сумку и, как ни в чем ни бывало, отправилась вместе с подругой в Сокольники.

Когда девчонки добрались до места, оказалось, что в Марининой квартире все не так уж и страшно. Правда, пол действительно затоптан, пепельницы полны и много грязной посуды, но зато стол все ещё ломится от недоеденных деликатесов и практически полных бутылок элитного алкоголя, а на стенах красуются разноцветные сердечки. В общем, слегка все подкорректировать — и можно продолжать банкет.

Именно на это и рассчитывала находчивая Олеська. Глаза девушки загорелись:

— Машка! Решено! Мы с тобой остаемся праздновать здесь!

— Чего? — оторопела Маша.

— Смотри как здорово все складывается! Мы с тобой в крутой квартире, еды навалом, бутылки полные — давай ребят сюда позовем! Ты представляешь, какой фурор будет! А к приезду твоей мамы мы всех выпроводим и все уберем — комар носа не подточит!

— Нет! Нет! НЕТ!!! — замахал руками Маша. — Ни в коем случае!

— Почему, Маш?

— Да потому, что это чужая квартира! Как можно без спросу?

— Слушай, — возмутилась в ответ Олеся, — а тебе не надоело быть такой правильной? Сестра твоя о подобной ерунде не парится и живет как королева, а тебя гоняет и в хвост и в гриву! Ну что плохого в том, что мы одну ночь в её квартире потусим? Мы же её недвижимость на себя переписывать не собираемся? И барахло её гламурное трогать не будем — просто немного повеселимся, произведем впечатление на кавалеров!

— Ну, я не знаю… — все еще сомневалась Маша. — Мы же с тобой уже все у меня почти приготовили. И мясо разделали и овощи на салат начали резать…

— А об этом не беспокойся! Скажи спасибо своей предусмотрительной подруге!

С этими словами Олеська вытряхнула из своей сумки пакеты с бифштексами и с овощами.

— Что смотришь? — бросила она ошалевшей от такого поворота событий Маше. — Салатницу давай!

К приходу гостей, которым ехать в Сокольники оказалось куда удобнее, чем в Биберево, все было готово. Правда парни, которых пригласила Олеська, Маше не понравились — ни Стас, на которого так запала ее подруга, ни его приятель Денис. Маша решила, что оба ничего из себя не представляют, ни рыба ни мясо, никакущие одним словом. И что Олеся в них нашла? Сама бы Маша на таких никогда бы внимания не обратила. Зато оба, и Стас, и Денис, не сводили с нее глаз. Ещё бы: сама сестра знаменитой и прекрасной Марины Винецкой! Приятели наперебой рассказывали, как им нравится Маша, что они оба не пропускают ни одного фильма с её участием, а на стенах их комнаты в общаге красуются её фотки из журнала «Maxim» на которых «Маринка просто супер»!

— Да что вы все заладили Марина да Марина! — не выдержала, наконец, Олеська. — Машка, между прочим, тоже актриса и намного круче! Вы бы видели, как она круто леди Макбет изображает! Машка, а ну-ка покажи им!

— Просим! Просим! — зааплодировали парни.

Маша готова была спорить на что угодно, что ее гости даже представления не имели, кто такая леди Макбет. И ей совсем не хотелось сейчас, в такой вот обстановке, входить в столь сложный образ. Словом, она уже хотела отказаться — но тут сказала себе: «Стой!» Ты же актриса — а значит, должна уметь работать в любых условиях.

— Ну ладно, — кивнула Маша, поднимаясь.

Однако не успела девушка встать из-за стола, как неожиданно раздался звонок в дверь. Олеська уставилась на подругу круглыми глазами, в которых читался вопрос: «Это ещё кто?», но сама Маша, похоже, испугалась ещё больше: побелела как полотно и замерла, не в силах вымолвить ни слова.

— Тихо! — скомандовала Олеська, заставив всех замолчать. — Может, ошиблись?

Но звонки продолжались.

— Я открою, — решилась, наконец, Олеся. — Звонят в дверь, а не в домофон, так что это, наверное, кто-то из соседей…

Получше прикрыв за собой дверь в комнату, она вышла в прихожую и заглянула в глазок. На лестничной площадке стоял какой-то мужчина, в руках у него явно просматривался огромный букет цветов. Вопреки всем Машиным репликам из комнаты, чтобы Олеська отошла от двери и ничего не предпринимала, та все-таки взяла и открыла.

— Здравствуйте, это вы Винецкая? — спросил пришедший.

— Нет, я её подруга, — не растерялась Олеська, — а Винецкая вон, — как ни в чем ни бывало указала она на выскочившую в прихожую Машу.

— Тогда это вам, — мужчина протянул букет. — От Владимира Онисимова, тут ещё записка. Всего вам доброго и приятного вечера.

С этими словами пришедший скрылся за дверью, а Олеська с Мариной, прихватив дорогущий букет, ретировались в сторону кухни.

— Кто такой Владимир Онисимов? Очередной бой-френд твоей сестрицы, что ли? — спросила Олеська.

— Может, и бой-френд… Но если не ошибаюсь, то это известный кинорежиссер. Его проекты сейчас самые рейтинговые, — уточнила Маша. — Ты «Последнюю электричку» видела?

— Спрашиваешь!

— Это его фильм.

— Обалдеть! Ну-ка, прочитай записку, — скомандовала Олеська.

— Ты что с ума сошла? — возмутилась Маша. — Это же личное!

— Да ладно тебе! Что может быть личного в этих глянцевых муси-пуси? Дай сюда, интересно же!

Изловчившись, Олеся выхватила записку из рук подруги, но только успела надорвать конверт, как в дверь снова позвонили. Теперь на площадке стояли уже двое мужчин — тот, что передал букет, и ещё кто-то. Олеська, не раздумывая, снова щелкнула замком. Тот, кто принес букет, отошел в сторону, пропустив вперед своего спутника, а сам поспешил удалиться.

— Добрый вечер, могу я поговорить с Мариной? — спросил нежданный гость.

Незнакомец, которому на вид было лет тридцать с небольшим, выглядел так солидно и привлекательно, что у Олеськи даже перехватило дух. Она лишь пробормотала ему что-то в ответ, пропуская его в комнату.

Тот вошел и вопросительно уставился на Машу.

— Марина? — недоверчиво переспросил незнакомец. Девушка, которая стояла перед ним, действительно, очень была похожа на актрису Винецкую, и все-таки чем-то разительно от неё отличалась.

— Нет, вообще-то я не Марина… Я её сестра, — ответила, будучи не в силах врать, Маша, которая сразу же узнала гостя. — Так получилась, что ей нужно было срочно уехать на съемки, а мы здесь, потому что…

— …потому что проводили её и решили продолжить вечеринку, — не растерялась Олеська.

Маша с тревогой ждала, что скажет знаменитый режиссер. Скорее всего, он просто сейчас развернется и уйдет. Возможно, попросит что-то передать Марине. Но может, если они с ее сестрой хорошо знакомы, и поинтересоваться, разрешила ли Марина веселиться в ее квартире…

Однако того, что сказал Владимир, Маша уж точно не ожидала.

— В таком случае, могу я тоже остаться с вами? — поинтересовался он. — На самом деле я очень хотел увидеть Марину, но мне было бы очень интересно пообщаться и с её сестрой. К тому же сегодня праздник, но у меня сорвались все планы, а сидеть дома в одиночестве совершенно не хочется.

— А вы, простите, кто? — не унималась Олеська.

— Ох, извините, я не представился. Владимир Онисимов, кинорежиссер. Это я только что передал букет, — мужчина достал из кармана две визитки и протянул Маше и Олесе.

Не прошло и нескольких минут, как они уже сидели за столом. Сначала Стас и Денис, разом окончательно поблекшие на фоне эффектного Владимира, были не слишком-то рады новому гостю. Однако спиртное из запасов Марины сделало свое дело — через полчаса, когда уже выпили и по первой, и по второй, и по третьей, за столом воцарилась вполне непринужденная обстановка.

— По правде говоря, мы с Мариной познакомились совсем недавно на презентации, но я бы очень хотел продолжить общение, — поделился Владимир. — Я ехал сюда, чтобы предложить ей роль в своем новом проекте, а заодно и познакомиться поближе.

— Очень интересно! А что за проект? — не чуть не смущаясь поинтересовалась Олеська.

— Кино, полный метр. Мы планируем снять очень качественную мелодраматическую историю, которой уже сейчас прочат большой успех.

— Наверное, это будет интересно… — мечтательно вздохнула Маша и тут снова встряла Олеська со своими неутомимым энтузиазмом.

— Владимир, а вы не хотите Машку тоже попробовать на эту роль? Она тоже актриса, в будущем году ГИТИС заканчивает. Вы бы видели, как она классно леди Макбет изображает!

— Олеська, замолчи, что ты несешь! — тут же засмущалась Маша и начала отчаянно пинать подругу под столом. — Эта роль предназначается Марине, я совсем не хочу…

— А что? Почему бы и нет? — не дал ей договорить Владимир. — Давайте хоть прямо сейчас, да, ради смеха разыграем импровизированные кинопробы! У меня и кусок текста с собой есть! Давайте, Маша, попробуйте!

— А можно я тоже попробую? — вызвался Денис. — Кинопробы — это ж чума! Когда ещё такой шанс выпадет!

— Конечно! Нам как раз понадобиться еще один мужской персонаж, — задорно ответил Владимир.

Предложенная режиссером часть сценария оказалась семейной сценой. По сюжету муж должен был застать главную героиню с любовником, закатить скандал, устроить драку и, в завершение, ярости убить соперника. Роль любовника с восторгом взял на себя Денис, роль ревнивого супруга решил прочитать Владимир, а Стас и Олеська уселись «в партере», предвкушая удовольствие.

Вскоре не слишком трезвые исполнители вошли в такой раж, что подняли гвалт на весь дом. А так как стены в московских многоэтажках редко отличаются звуконепроницаемостью, соседи скоро услышали шум и вызвали милицию. Подъехав к дому, стражи порядка выяснили у консьержки, что хозяйки квартиры, известной актрисы Винецкой, дома нет, а вместо нее там находится ее сестра и еще куча каких-то людей. Разумеется, это показалось милиции подозрительным. Они поднялись на нужный этаж и не успели еще выйти из лифта, как сразу почуяли неладное. Из квартиры актрисы Виневской доносились громкие крики, какие-то резкие звуки и удары чем-то тяжелым. Там определенно шла драка, судя по голосам, между двумя мужчинами и женщиной, а, судя по содержанию фраз, кто-то грозился кого-то убить. Не раздумывая, милиционеры взломали дверь и ворвались в квартиру.

Как раз в этот самый момент «ревнивый муж» Владимир вошел в роль и размахивал перед носом «любовника» Дениса и защищавшей его Маши настоящим кухонным ножом. На него-то и набросились ничего не понимающие стражи порядка. Завалили известного режиссера на пол, отобрали нож и скрутили руки за спиной…

Пьяная компания, медленно, но верно, трезвея, удивленно смотрела на ввалившихся в квартиру милиционеров. И всё могло бы закончиться благополучно, если бы им предъявили документы популярного режиссёра и разъяснили ситуацию, но вдруг…

От вида распластанного на полу Владимира выпившую Машу переклинило: дико взвизгнув, она в прыжке сбила ногой милиционера, надевающего наручники на «злоумышленника». И тут же получила удар в челюсть от старшего по наряду.

Крик «Наших бьют!» лишил всех остатков разума, и завязался «бой», которой, конечно же, закончился быстрой победой стражей порядка.

Заломили.

Скрутили.

Поддали… и отправили всю компанию в районное отделение милиции.

Там быстро во всём разобрались. Документы кинорежиссёра и один разрешённый звонок творили чудеса: среди ночи на работу явился начальник отделения. Он объявил нарушительнице, Марии Винецкой, предупреждение за мелкое хулиганство, шум в ночное время, и тут же извинился перед ней и Владимиром Онисимовым за своих сотрудников, которые так рьяно кинулись исполнять служебные обязанности.

А драка? Так никакой драки и не было. Рассеченные губы и подбитые глаза? Споткнулись, бывает.

— Ну, забирай свою валькирию, — посмеивался начальник отделения, подталкивая раскрасневшуюся от стыда Машу к Владимиру. — Страшная сила — актриса, влюблённая в собственного режиссёра.

Красные щёки Маши вспыхнули багрянцем, и она ещё сильнее опустила голову, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Провалиться бы на месте! Или испариться.

— Владимир, рад знакомству! — Начальник протянул на прощанье руку. — Да, куда вас доставить?

— К дому Винецкой, — ответил Владимир и, заметив ухмылку милиционера, уточнил: — Моя машина осталась у её подъезда.

«Почему он оправдывается? Спасает остатки моей репутации? — удивилась Маша. — Нет, зачем ему это нужно. Наверное, не хочет лишних сплетен, объяснений с супругой. Кстати, а он женат?»

Только в милицейской машине Маша вспомнила об остальных:

— А где Оксана и парни? Их не отпустили?

— Их выпустили первыми. Мигом слиняли.

«Как же так? — Машу не удивил поступок парней. Они ей не понравились с первого взгляда: ни рыба, ни мясо. Вернее, мясцо с гнильцом. — Но Олеся? Тоже мне лучшая подруга!»

Не сдержавшись, Маша высказалась:

— Как гулять, так вместе, а как порядок наводить… одной. Ой, дверь! — вспомнила она. — Что делать? Утром же мама приедет и всё увидит.

— Впервые встретил актрису, которая так боится мамы, — было засмеялся Владимир, но осёкся, скривившись от резкой боли в разбитой губе.

Маша достала из кармана носовой платок и осторожно промокнула капли крови, выступившие из ранки Владимира, а он, перехватив её руку, прижал к своим губам.

— Я не боюсь, просто не хочу расстраивать. Она уже не молода, да и сердце больное… — затараторила Маша, напряженно выпрямившись и застыв в одной позе. Девушка совсем не знала как себя вести с мужчиной в подобной ситуации.

— Помогу! Отремонтирую твою дверь, — через платок слова Владимира прозвучали глухо.

Маша не стала задавать лишние вопросы — ведь ему больно говорить. А вот ей повезло: удар милиционера прошёл вскользь, и больше досталось скуле, чем челюсти. Правда, это место покраснело и немного побаливало. Не беда! Главное на лице не осталось ни ссадин, ни синяков.

— Где у вас круглосуточная аптека? — поинтересовался Владимир, когда они почти доехали до дома.

— Рядом. Вон в там! — Маша указала на примостившуюся к торцу соседнего здания одноэтажную пристройку. — У Марины в домашней аптечке есть аэрозоль с антибиотиком для мелких ран.

— Нет, мне нужно другое лекарство. — Кривовато, только здоровой стороной рта, ухмыльнулся Владимир.

Маша пожала плечами. Другое, так другое. Неладное она заподозрила только в аптеке, когда услышала:

— У вас есть бодяга? Мне лучше в порошке.

«Интересно, зачем? У Владимира же нет синяков… Что-о-о?!» — Маша, пронзённая догадкой, кинулась к зеркалу у стеллажа с солнцезащитными очками и чуть не взвыла в голос: — Боже! Какой ужас!

Над её правым глазом переливался красными и синими тонами огромный синяк. Словно сумасшедший визажист наложил яркие тени только на одно веко.

— Откуда он взялся? Ведь ещё с полчаса назад всё было нормально. — И быстро закрыла глаз носовым платком.

— Что так? Валькирии не гордятся боевыми трофеями, — спросил и сам себе ответил подошедший к Маше Владимир. — Ну, не плачь! Быстро вылечу. Я синяки с детства всегда бодягой свожу.

— Драчуном были? — всхлипнула Маша.

— Пф-ф, и есть! — прыснул Владимир. — Куда ж без этого? И драчуном, и футболистом, и хоккеистом. На собственном опыте освоил истину: получил удар в скулу — жди синяк под или над глазом.

Тем временем они, выйдя из аптеки, подошли к машине.

— Ваша? — Глаза Маши округлились от удивления. — Настоящее Ferrari?

— Нет, подделка! — отшутился Владимир, открыл багажник и принялся что-то искать.

Пока хозяин шикарной машины был занят делом и не обращал внимания на Машу, она резвилась по-своему. Распахнув пальто, девушка приняла элегантную позу, будто бы позируя для глянцевого журнала. Её белое шёлковое платье в крупный чёрный горошек с широким чёрным поясом дивно гармонировало с красной машиной. Но Маша несколько заигралась и не заметила, что Владимир, держащий в руках небольшой бокс, смотрит на неё и беззвучно смеётся.

— Ой, извините! Впервые рядом с Ferrari.

Владимир поставил явно нелегкую ношу под ноги.

«Инструменты, — догадалась Маша. — Крутой, а возит, как и мой отец, с собой в машине. Странный он какой-то. Неужели знаменитый режиссёр умеет делать что-то своими руками?»

— Ещё прокачу! А пока, Маша, давай заметать следы нашей гулянки.

— Спасибо, вы так меня выручите. И дверь починить сможете?

— Маша, я не в рубашке с бантиком родился. Всего достигал сам. Несколько раз проваливался на режиссуру во ВГИК, вот и работал там то плотником, то слесарем. Так что могу и новые замки врезать, и сорванные починить.

— Я тоже поступила в РАТИ только с четвертой попытки. Правда, мне два раза предлагали учиться на платном, но у меня с деньгами…

— А Марина? Я-то знаю, какие у неё были гонорары… Она снималась в молодёжном сериале у моей бывшей жены.

— Ну… — Маша замялась, но вдруг её губы расплылись в неуместной улыбке. Как же приятно услышать словосочетание «бывшая жена».

— Понятно. Бывает, — ответил Владимир, проходя мимо консьержки, и та услужливо поддакнувшей ему в ответ.

Пока Владимир возился с дверью, Маша кинулась наводить порядок в квартире.

Слава богу, посуду во время драки не перебили, спасло, что перед «пробами» столик с едой отодвинули к самому окну. Быстро вымыв затоптанные полы и загрузив посудомоечную машину, Марина принялась протирать зеркала. И надолго застряла в коридоре у встроенного шкафа: она всё тёрла и тёрла сияющую поверхность, не отводя глаз от отражения Владимира.

«Как же красиво он умеет работать. Какие у него быстрые и уверенные движения: в них и кошачья грация, и сила. Просто напрашивалось сравнение со львом. Хотя Владимир и есть царь зверей на съемочной площадке», — Маша ловко пририсовала к застывшему на мгновение отражению могучую гриву и хвост.

Тихо прыснула, потом брызнула жидкостью и принялась стирать жирный след пальца на стекле. Несколько уверенных взмахов и вот уже с чистой поверхности на неё смотрит хитро ухмыляющееся отражение Владимира:

— Шаржи на меня рисуешь?

— Как вы заметили? Были же ко мне спиной.

— Профессия обязывает видеть всю площадку. Ничего, снимешься у меня — узнаешь и будешь всегда начеку.

— Я снимусь? Когда?! — радостно взвизгнула Маша.

— В новом… полнометражном… Пробы ты прошла блистательно: милиция оценила.

— А мне показалось, что они были поклонниками вашего таланта, — неожиданно для себя съехидничала Маша, обычно стесняющаяся малознакомых людей.

— Нет, на лавры Бондарчука и Михалкова не покушаюсь: актеров и без меня хватает. Здесь одно дело хорошо бы сделать. Сценарий у меня отличный, может потянуть на призовой фильм. Осталось за малым: достойно снять.

— Но вы же хотели пригласить на эту роль Марину?

— Хотел. Но она подходит только внешне, а вот её характер… абсолютно противоположный типаж. Моя героиня — женщина красивая и неординарная, но неуверенная в себе. Марине такой образ нужно играть, а тебе просто прожить перед камерой, быть сама собой. В сухом остатке — ваша одинаковая внешность, которая меня изначально устраивала.

— Ну…

— Всё! Заканчиваем прения. Сейчас меня больше волнует твой синяк. Принеси масло, оливковое или подсолнечное, будем сводить.

Маша кинулась на кухню выполнять поручение. Владимир внимательно посмотрел ей вслед и улыбнулся. Что ж, с этой актрисой работать будет легко: с одной стороны, талантлива и трудолюбива, а с другой, скромна и послушна. Она чем-то напомнила ему родник. Пусть рядом с рекой он кажется неказистым, но утолить жажду лучше чистой водой.

Тем временем Маша вернулась с бутылкой масла, кофейным блюдцем и полотенцем в руках.

«Точно, с ней будет легко: словно мои мысли читает», — обрадовался Владимир. — Маша, а ещё нужен вазелин или жирный крем.

— Ничего, если вазелин старый? Что-то не найду какой у него срок годности.

— А что с ним случиться? Давай сюда! — Владимир быстро приготовил мазь, и когда Маша протянула руку, чтобы взять лекарство, скомандовал: — Иди, ложись, я сам намажу.

— Но…

— Без «но»! Ты не знаешь, сколько нужно наносить, да и стоя делать это неудобно, — отрезал он. — Ложись и закрой глаза.

Конечно, Маша всё смогла бы сделать сама — не велика наука, но Владимиру хотелось хотя бы одним пальцем прикоснуться к этой девушке.

— Больно? — удивился он, почувствовав, как она напряглась после его первого мазка по синяку.

— Нет, что вы! — Маша густо покраснела, будто её застали с чём-то предосудительным.

Сами собой Владимиру напрашивались два приятных вывода: во-первых, она к нему не равнодушна, во-вторых, не так часто мужские руки прикасаются к её телу. Только вот с такой девушкой заводить обычную интрижку — грешно.

Владимир осторожно промокал струйки масляных подтёков бодяги на щеке Маши и думал о своём, о неудавшейся семейной жизни. А ведь как красиво всё начиналось! Институтская любовь…

А закончилась разводом: не сошлись характерами, вернее, сошлись профессиями. Режиссёрской привычкой считать правильным только своё мнение, а остальных держать на побегушках. Но съёмки — съёмками, а брак — браком. Они старались сохранить семью, однако натура брала своё: то он, то она играли роль ведомого, но надолго никого из них не хватало. Взрыв из-за какой-нибудь мелочи. Скандал. А потом примирение и период затишья со сменой ролей. Так год за годом белка до изнеможения накручивала круги в колесе…

Но в один «прекрасный» момент оба устали друг от друга и тихо разошлись. Наверное, если бы у них были дети. Но детей не было. Теперь у бывшей супруги новая семья, а он…

Владимир внимательно присмотрелся к Маше, лежащей с закрытыми глазами. Эту юную актрису он точно никогда не забудет: как она бросилась защищать его, как была хороша в тот момент. Сверкающие глаза, приоткрытый в крике рот, развевающиеся волосы… Порыв. Сила. Гнев. Эх, отснять бы это крупным планом!

Владимир и сам не заметил, как поцеловал Машу. Она вздрогнула всем телом и напряглась. Он отстранился. На лице девушки, лежащей теперь не с просто закрытыми, а зажмуренными глазами, застыло какое-то странное детское выражение: смесь удивления, простодушия и беззащитности.

Впервые в жизни Владимир, идя на поводу желаний, понял ответственность за другого человека и мысленно задал себе вопрос «Готов ли он к серьезным отношениям?» Обычно его ответ был отрицательным. Но вдруг Владимир почувствовал, как что-то возликовало в душе и, отчаянно выкрикивая «Да!», толкнуло его к Маше.

На страстный поцелуй она ответила сначала робко и неуверенно, но на то и страсть, чтобы сметать всё на своем пути…

Они забыли обо всём: бодяге, времени, которое это лекарство нужно держать на синяке. Первым опомнился Владимир, почувствовав жжение, и кинулся снимать масляным помпоном размазанную по лицу девушки бодягу.

— Чёрт! Передержал! Теперь не хватает, чтобы у тебя ещё и кожа начала слазить.

— У нас, — поправила Маша и стала вторым тампоном вытирать лицо Владимира. — Ой, у тебя воротник испачкался.

Наивная девушка подрагивающими пальцами начала расстёгивать верхнюю пуговицу.

— Плевать! — Владимир так рванул рубашку, что бедные пуговицы разлетелись по всей комнате.

Под звуки поцелуев на сорванную рубашку упало платье, покрывало с кровати, брюки, белье…

Уже забрезжил рассвет, когда Маша вдруг сказала:

— Это, наверное, очень нехорошо… ну, так сразу… в первый день знакомства…

— Глупышка! — Владимир так крепко обнял её, что девушка ойкнула. — Разве чувства подчиняются правилам? Люди придумывают правила, когда нет чувств.

Послышался звук пришедшей SMSки. Маша было потянулась за телефоном, но Владимир не отпустил из своих объятий:

— Не хочу тебя ни с кем делить! — И довольная Маша уткнулась в его плечо и «замурлыкала»: — Как мне хорошо с тобой!

Сколько раз Владимир слышал эти слова от других любовниц. Говорил стандартные ответы, но внутри была только пустота, иногда приятная. Но чаще хотелось просто поскорее отвернуться на другой бок и заснуть. Теперь всё по-другому: ему действительно очень хорошо и он боится даже на мгновенье отпустить от себя эту неопытную, даже неловкую в сексе, но искреннюю девушку.

Так они и уснули, крепко обняв друг друга. Забыв обо всём на свете.

— М…маша? — вскрикнула мать, Ирина Винецкая, ворвавшись в спальню, и тут же перешла на визг: — Как ты могла? В Мариночкиной кровати!

В ужасе Маша начала натягивать на голову одеяло. Моментально проснувшийся Владимир непроизвольно прикрыл рукой любимую девушку, словно мать дитя.

— Ваша дочь ничего предосудительного не сделала, — он медленно и веско выговаривал каждое слово. — Я холост, и Маша не замужем. Мы любим друг друга. Надеюсь, как зять я вас не разочарую.

Ирина, словно рыба, выброшенная на берег, несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот.

— Может быть, вы дадите нам одеться? — продолжал прессовать мамашу Владимир.

Та фыркнула в ответ, брезгливо отбросила в сторону ногой Машин бюстгальтер, валяющийся на полу, и, хлопнув дверью, удалилась.

— Боже мой! Что теперь будет? — завыла Маша.

— Доверься мне! Для начала замаскируем твой синяк. Ого, он уже пожелтел! — Владимир подошёл к туалетному столику Марины и стал разглядывать её запасы косметики. — Вот то, что нам нужно. Театральный грим.

Когда минут через пятнадцать они появились на пороге кухни, то там уже весело шумел чайник, а мать накрывала им завтрак с домашними пирогами.

Маша, не поверившая своим глазам, удивленно взглянула на Владимира. Он подмигнул и шепнул ей на ухо:

— Я режиссёр, следовательно, могу «построить» кого угодно, — а затем уже матери. — Ирина Александровна, вы подтверждаете истину, что у замечательных девушек всегда прекрасные мамы.

— Ой, это вы ещё не знакомы с моей старшей, Мариночкой.

— Я знаком с обеими вашими дочерями. Извините, не представился. Владимир Онисимов. Кинорежиссёр.

— Ой, то-то я смотрю мне ваше лицо знакомо.

За едой разговор прекратился сам собой. Но и этого минимума Владимиру хватило, чтобы кое-что понять в этой семье. Разрозненные пазлы — Машин страх перед матерью, «Мариночкина кровать» и последняя фраза Ирины Александровны — собрались в неприглядную картинку. Почему-то мы можем признать отсутствие способностей в пении, рисовании, поэзии, к языкам и многому-многому другому, но все считают себя отличными педагогами. И вот результат: эта женщина, назвать её матерью у Владимира как-то язык не поворачивался, изуродовала сразу двух дочерей. Одну вырастила хищницей, а второй навязала роль вечной жертвы. Хотя природа создала сестёр просто одинаковыми.

— Ирина Александровна, а какие у вас планы? — поинтересовался Владимир. — Если хотите, то могу подвести вас домой.

— Ой, что вы! Неудобно. Я на даче живу. Далековато. Хотя дома у Мариночки мне делать нечего, ведь она у нас такая чистюля и хозяюшка. Разве что за Машей постель убрать.

— Мам, я уже давно всё перестелила, а грязное белье дома постираю… — принялась оправдываться Маша, но Владимир резко перебил её:

— Без проблем. Я с большим удовольствием проведу выходной на природе. Только заедем ко мне, переоденусь и возьму внедорожник. Маша, а тебе, чтобы не терять время, по дороге купим всё необходимое для вылазки в лес. И не забудь взять с собой мой букет.

— Добро пожаловать на природу! У нас есть и лыжи, и коньки, и лес с замерзшим озером… — довольная Ирина Александровна расплылась в обворожительной улыбке, оскалив остренькие зубки.

Уже вечером, когда родители провожали молодежь домой, мать шепнула дочери:

— Какой мужчина! Только куда тебе такого удержать. А вот наша Мариночка смогла бы.

Из-за этих слов Маша споткнулась и чуть не упала. Хорошо, что стоящий не вдалеке Владимир кинулся на помощь. Он помог любимой подняться на высокий Hummer и потом всю дорогу косился на опечаленное лицо Маши. А ведь несколько минут назад она была такой весёлой и счастливой.

— Маша, выбрось из головы слова матери. Поверь, первый блин у твоих родителей вышел комом.

— Это ты о Марине? Подслушал маму?

— Да, о Марине. Я не подслушивал, а увидел, что Ирина Александровна с тобой заговорила. И не нужно быть провидцем, чтобы догадаться о чём.

Каждое новое слово Владимира отражалось всплеском радости в глазах Маши, и вот уже её губы тронула смущенная, но милая улыбка. Девушка уткнулась лицом в букет. Да, изначально он предназначался сестре, но вчера, убирая остатки еды, Маша увидела в мусорном ведре записку Владимира, разорванную на мелкие кусочки. Потом, когда Владимир с отцом пошли париться в бане, она позвонила к Олесе. Благо утренняя SMSка «Вас можно поздравить?» была именно от неё.

Естественно, порвала записку не Олеся. Заодно Маша узнала, что именно благодаря приказу Владимира «Кыш отсюда!», подруга и парни так спешно смотались из отделения милиции. Значит, всё, что потом произошло между Машей и Владимиром, — не случайность, а хорошо спланированная закономерность.

Впервые в жизни Маша задохнулась от счастья. Хотя нет, уже во второй раз. Первый был несколько лет назад, когда она увидела свою фамилию в списках студентов первого курса РАТИ.

* * *

— Маш, мне нужно, чтобы ты срочно приехала, — голос Марины, жеманно растягивающий гласные, Маша узнала сразу и коротко ответила: — Через два часа.

— Что так? Мне же срочно нужно. Или тебя Вовочка не отпускает?

— Да, не отпускает! — резко ответила Маша.

Всё ясно: мама успела сообщить последние новости своей любимице, приехавшей из Сочи. Подавив первые эмоции, Маша решила не обострять отношений и пояснила:

— Через час за Володей приедет такси в аэропорт, улетает в Финляндию… Да, один. Вообще-то я учусь, а он туда едет как член жюри кинофестиваля в Тампере, — и быстро перевела разговор на другую тему: — Как погуляла в Сочи? Собиралась на пару дней, а вернулась черед две недели.

— Ой, Маш, у нас там, в «Жемчужине», собралась такая забойная тусовка. Мой схлестнулся с немецким продюсером. Ладно, приедешь — расскажу… Чмоки-чмоки!

Ну что ж, с Мариной всё равно нужно встретиться: вернуть чистое постельное бельё и извиниться за буйную вечеринку в её квартире. Эта тема разговора не сильно волновала Машу, сколько раз сестрёнка прикрывалась её именем в ещё более сомнительных ситуациях. А вот реакция Марины на Машин отказ быть домработницей — пугала. Арсенал воздействия на людей у сестры большой: от трогательных слез до истерического визга.

Только войдя в квартиру, Маша поняла, зачем её пригласили. На суд присяжных. Правда, отец старался не смотреть ей в глаза, зато сестра и мать были готовы испепелить взглядом. Поздоровались сквозь зубы и, перебивая друг друга, они стали бросать в лицо Маше гневные обвинения:

— Господи, кого я воспитала? Непотребную женщину, готовую лечь под первого встречного… — Маша недоуменно пожала плечами.

— … лишь бы оттяпать у сестры роль. Думаешь, у меня нет там своих людей? Все просто охренели, когда ты заявилась. Куда лезешь, недоучка?

— Марина, но ведь ты сама начала сниматься ещё на первом курсе. — Маша из последних сил сдерживала слезы: неверие в её способности ранило намного сильнее, чем нападки матери.

— Как ты можешь сравнивать с собой нашу талантливую Мариночку! — мать почувствовала, что прежние обвинения не достигли цели, и стала бить по тому же больному месту. Правда, на не поделенную роль ей было наплевать, а вот жених понравился. Богатый, знаменитый, щедрый, внимательный. Такого бы Мариночке.

— Мам, не знаешь, как умеют «урюпинские» распихивать локтями москвичек? Вот и наша дорогая Маша решила попользовать мою популярность.

Мать с дочерью словно соревновались в ехидстве. Сначала Маша пыталась возражать, что Владимир хвалит её на репетициях, но после визга сестры «А ты шире раздвигай ноги, ещё больше будет хвалить!» — умолкла. Только вздрагивала при каждой обидной реплике.

Так два дятла методично долбили, долбили, долбили в одно место, пока дерево не рухнуло.

— Да подавись ты этой ролью! — вскипела Маша, выхватила сотовый из кармана и дрожащими пальцами набрала номер: — Володя, я отказываюсь от роли в твоем фильме в пользу Марины.

— Кто ты такая, чтобы указывать мне… рановато начинаешь права качать… — Маша не дослушала его гневную отповедь, нажав на отбой звонка.

Вот и всё! Поманив своими дарами, судьба опять повернулась к Маше задом. Отказавшись от роли, она лишилась и любимого человека, который так верил в неё.

— Довольна?! — выплюнула Маша в лицо счастливой Марине. — Теперь твоя очередь «донашивать» за мной роль и любовника, как всю жизнь я твои тряпки и игрушки.

— Машенька, ну что такое ты говоришь? Мы же не миллионеры, чтобы выбрасывать добротные вещи… — растерянно начала оправдываться мать, не замечая, как её дергает за руку муж. Мол, хоть сейчас помолчи!

Но Маша в тот миг уже никого не слышала. Обида, копившаяся годами, раздувала пламя гнева, испепеляющего всё на своем пути. Привычный мир исчез: только глаза Марины, плавающие в радужном сиянии, и её беззвучно шевелящиеся губы, которые вдруг искривились в презрительной гримасе.

Всё. Этого Маша не вынесла и злобно заорала:

— Да чтоб ты сдох… — и в ужасе заткнула собственный рот руками, поняв, что проклинает родную сестру.

Оставаться рядом с родными больше не было сил. Маша так резко развернулась, что каблуки «простонали» в ответ, и кинулась вон из квартиры.

Ноги несли её куда-то: мелькали дома, деверья, люди. Наверное, Маша бежала бы до тех пор, пока в изнеможении не упала б на землю. Ей хотелось загнать себя, чтобы грохочущее в груди сердце остановилось навсегда. Может быть, тогда умрет и единственная мысль, которая подобно кислоте выедала мозг. Мысль кружилась, словно в кольце Мебиуса:

«Я... прокляла... сестру. Сестру… я… прокляла. Прокляла… сестру… я».

Тупик.

Странно, но он материализовался и в реальности: Маша упёрлась в старинный металлический забор. Она бездумно уткнулась в него взглядом, но через мгновение подняла голову вверх и увидела золотящиеся купала собора. И кресты.

Маша подняла руку, перекрестилась и застыла, сраженная мыслью, что не знает, как правильно креститься. Справа налево или слева направо? В семье атеистов разговоры на подобные темы не приветствовались. Но какие-то крохи знаний из книг и бесед, фильмов и пьес всё же просочилось.

БОГ. ПРОЩАЕТ. ВСЕХ.

И цепляясь за кованые завитки решетки, хрипло дышащая Маша «поползла» вдоль ограды, пока не оказалась возле калитки. Толкнула её и вошла в пустой церковный двор. Дверь собора тянула к себе словно магнит — Маша повиновалась этой силе.

Служба уже закончилась, почти все прихожане разошлись. Только несколько старушек нарушали тишину шаркающими шагами. Мерцающие огоньки свечей и лампад, мягкий блеск позолота и запах ладана внушали тихий восторг. Но всё это так не вязалось со страстями, кипевшими в душе Маши. Однако царивший в храме покой каким-то чудесным образом победил бурные эмоции. Так колыбельная песня матери убаюкивает расплакавшегося младенца.

Маша подошла к служке, купила несколько свечей и, смущаясь, спросила:

— А как молятся?

— По всякому… есть молитвы, можешь просто попросить или поблагодарить. Бог всех слышит, да ему и слова-то наши не нужны. Это мы друг перед другом заборы из слов городим, а бог нас насквозь видит. Иди, дочка, к иконе, душа тебе подскажет.

Маша подошла к Богородице. С великой мудростью взирала с иконы на неё мать Иисуса Христа.

— Прости! — Ноги Маши будто подломились, и она осела на колени. — Матерь Божья, прости мои слова и помыслы. Сделай всё, как нужно. Приму любую твою волю…

Жизнь Маши замерла. Нет, время не остановилось, нудно, словно из испорченного крана, капали секунды и слагались в минуты, часы, дни. Происходили какие-то события, но они не находили отклика в Маше. Правда, по инерции она всё также добросовестно училась и где-то подрабатывала, чтобы свести концы с концами. Вроде бы всё как обычно, но мир потерял краски, стал серым. Ничего не доставляло радости, хотя руководитель курса больше, чем других, хвалил Машу за роль в дипломном спектакле.

— Замечательно, каков надлом! Ты действительно вжилась в образ. — И обращаясь к остальным студентам, риторически вопрошал: — Вот почему одна Маша может так играть? А вы? Чему я учил столько лет? На первом курсе вы лучше играли этюды, чем сейчас свои роли.

А Маша была готова поменять свой «талант» на беззаботность её сокурсников. Одно радовало: она не афишировала связь с Онисимовым, поэтому и фиаско никто не обсуждал. После «суда присяжных» Маша больше не общалась с родными. Наверное, нужно было извиниться, но это ей было не по силам.

До неё доходили слухи — уши не заткнешь — об актерах в новом фильме Онисимова. Марины среди них не было. Маша узнала из интервью сестры, что она уезжает на съемки в Германию.

— Да-да, что-то говорила в тот день о немецком продюсере.

В храм Маша тоже больше не заходила. То ли посчитала себя недостойной — актеров спокон века хоронили за церковной оградой, то ли наказывала себя, что о боге вспомнила только в беде. Но теперь Маша крестилась при виде церквей. А однажды, зайдя в магазин за пуговицами, увидела набор для вышивки бисером иконы «Утоли Моя Печали».

Купила. Надо же в кошельке осталось денег тык в притык на эту покупку.

Теперь каждую свободную минуту Маша отдавала вышивке. Руки сноровисто пришивали бисер, а глаза всматривались в напечатанные лица Божьей Матери и Младенца Христа или вчитывались в текст свитка, который Божий Сын держал в руках. «Суд праведный судите, милость и щедроты творите кийждо искреннему своему; вдовицу и сиру не насильствуйте и злобу брату своему в сердце не творите».

В правой руке Богоматерь держала младенца, а левую приложила к своей голове, несколько склонённой набок, будто она прислушивается к молитвам всех обращающихся к ней в печалях и скорбях. Наверное, и мысли Маши услышала: секунды стали превращаться из капель в бисеринки, даря жизни девушки свой цвет.

Забежавшая в гости Олеся восхитилась работой подруги.

— Господи, какая красота! А я не знала, что ты такая рукодельница.

— Так это я впервые в жизни.

— Ну, ты даешь! Талант: стежок к стежку. Слушай, а вышей и мне в подарок ко дню рождения икону?

— Угу!

***

В день дипломного спектакля актёров била нервная дрожь. Расталкивая друг друга, они старались заглянуть в зал через дырочку в занавесе. Там, как и обещал руководитель курса, собрался не только цвет российского театра, но и многие кинорежиссёры. Маша Винецкая знала, что она заинтересовала некоторые театры, и теперь всё зависело только от неё самой: как сегодня сыграет — то и получит.

Она прильнула к дырке и тут же отпрянула. В центре первого ряда сидел Владимир Онисимов.

— Господи! Только не это! — воскликнула Маша, ощутив, что боль в душе, которую старательно лечило время, всколыхнулась с новой силой.

Хорошо, в этот момент зазвонил сотовый, и сокурсники отнесли её слова к неожиданному звонку. Номер не определился, но Маша решила ответить:

— Да, слушаю. С кем я разговариваю?

— Здравствуйте! Меня зовут доктор Отто Беккер. Вы есть сестра Марина Винецкая? — мужчина, с явным немецким акцентом, четко выговаривал каждое слово.

— Да, сестра. — Маша поежилась, предчувствуя дурные вести. — Что с Мариной?

— Ваша сестра иметь автомобильная авария…

— Что с ней?! — заорала в трубку Маша. — Она жива?!

Все студенты разом умокли и прислушались к разговору.

— Да, жива. Она находиться в госпиталь, — ответил врач.

— Марина в сознании? С ней можно поговорить?

— Нет! Она есть без сознания, но смерть не приходить ей. Если не иметь операции, она будет инвалид, — доктор Беккер немного замялся, явно готовясь к «щекотливой» теме. — Мы иметь проблема: медицинская страховка Марина Винецкая иметь сто тысяч евро. Операции и реабилитация требовать много денег.

— Я оплачу лечение! — Маша невольно пятилась за кулисы, словно сию минуту собиралась бежать за деньгами. — Только помогите!

— Сегодня мы делать первая операция. Завтра утром с вами говорить другой врач. Он хорошо знать русский язык. До свидания!

Под "пи-пи-пи" телефона Маша уселась прямо на пол. Сокурсники бросились к ней со всех сторон и что-то спрашивали, но она не могла вымолвить ни слова. Те, кто слышал и понял её телефонный разговор, отвечали другим. Людские голоса пробивались к Маше через пелену «Вот и сбылось твоё проклятье!». В глазах потемнело…

Вдруг кто-то обрызгал её водой — Маша встрепенулась. Перед глазами маячило лицо руководителя курса.

— Маша, ты можешь играть?

— Да… — прошептала она, обводя взглядом притихших однокурсников.

— Крепись, девочка! — он крепко обнял Машу. — Ты настоящая актриса! — Потом приподнял с пола и слегка подтолкнул к сцене. — Винецкая, ваш выход!

Маша сделала несколько шагов. Свет рампы ударил в глаза и на мгновенье ослепил. Всё, больше не было Марии Винецкой с её бедами и радостями. Словно по щелчку она, превратившись в другого человека, теперь жила его страхами и надеждами. Ну, может быть, судьба самой Маши добавила героине пьесы каких-то чувств и понимания других людей, как хорошая книга может дать ответ на вопросы, которые ставит нам жизнь.

Наверное, актерская отрешенность и полное погружение в образ спасли Машу от истерики и самобичевания. О своих проблемах актриса Винецкая будет иметь право думать, когда опустится занавес…

И этот миг настал: звук аплодисментов вернул Машу в реальность.

— Маша, Машенька! — Кинулся к ней с объятиями руководитель курса. — Сокровище ты наше! — захлебывался он от эмоций, не находя слов. — Ты настоящая. Даже последний оболтус в сценах с тобой мгновенно вживался в роль. Ведь плохо играть рядом — кощунство…

Другие актеры и зрители тоже хвалили Машу, а кто-то преподнес цветы. Она столько лет мечтала о подобном триумфе, но теперь он её не радовал. Хотелось сбежать, забиться в угол и ждать звонка из Германии. Олеся, которую Маша пригласила на дипломный спектакль, словно почувствовав её состояние, тихо шепнула на ухо:

— Сбежим? — В ответ легкий кивок головы и благодарный взгляд.

Хотя Олеся не была на сцене во время звонка из Германии, но руководитель курса разыскал её в зале и попросил на всякий случай постоять за кулисами. Хорошо, что всё обошлось во время спектакля, но подруга не обольщалась: «отходняк» у Маши не за горами. Олеся надеялась, что её выдержка и могучий оптимизм помогут преодолеть истерику. И как в воду смотрела! Первая волна странного хохота накрыла Машу, лишь только за подругами захлопнулась входная дверь квартиры.

— Моё… ха-ха-ха… проклятье… ха-ха-ха… сбылось… ха-ха-ха… — Маша не могла остановить неуместный смех, хотя пыталась зажать рот руками.

Неожиданно для себя Олеся отвесила ей звонкую пощечину. Маша мгновенно заткнулась и уставилась на подругу. Слава богу, сумасшедшинка во взгляде исчезла.

— Уйми гордыню! — слова Олеси били Машу, словно кувалда по наковальне. — Тоже мне нашлась колдунья. Забыла, что Марина с её дружками любят под хмельком погонять с ветерком? Вот и нашла награда своего героя.

— Да, Оксана, врач сказал… она попала в аварию. Но жизни ничего не угрожает. Только нужны деньги на лечение…

— Вот и славненько. Кончай здесь мистику разводить, лучше давай думать, где бабло возьмём. Сколько нужно? У Маринки должны быть деньги.

— Врач сказал много, а я не спросила сколько. Завтра утром перезвонят — выясню. У Марины есть банковская карта. Но сколько там денег, я не знаю.

— Тогда займемся другим делом. Включай компьютер, давай заполним анкету для визы.

Прошло не мало времени пока они заполнили все графы анкеты. Была уже глубокая ночь, когда подруги, даже не разбирая кровати, свалились спать. Сон Маши был беспокойным: она вскрикивала, металась, но сразу успокаивалась, когда Олеся обнимала её.

Вскочили ни свет, ни заря. Приняли душ, заварили крепкого кофе и уселись напротив телефона. Пунктуальный немец не заставил себя долго ждать. Теперь с Машей разговаривал врач, действительно владеющий русским языком. Первым делом доктор Шнейдер успокоил, что операция на позвоночнике у Марины прошла успешно, и она уже пришла в сознание. Потом выяснил, имеет ли Маша медицинское образование.

— Я не буду вас пугать профессиональной терминологией, а объясню понятными словами. Марине повезло, что перелом пришёлся на поясничный отдел позвоночника. Оперативно мы восстановили правильную ось и предотвратили сдавливание спинного мозга. Ещё у вашей сестры сотрясение головного мозга и закрытый перелом левой голени.

— Она будет ходить?

— Все исследования дают положительные прогнозы, но нужна ещё операция на ноге, причём в ближайшее время. Страховка и денежные средства Марины покрывают расходы оперативного лечения позвоночника и пребывания в госпитале. Но у неё не хватает на операцию на ноге и реабилитацию.

— Сколько? — в горле у Маши сразу же застрял ком, ведь она понимала, что любая сумма для неё будет громадной. — Понятно… реквизиты для перечисления на сайте вашего госпиталя… Да, собираюсь приехать. Спасибо, вызов из госпиталя ускорит оформление визы.

Положив трубку, Маша долгое время сидела молча, но потом встрепенулась и сказала:

— Или так!

Ничего не понимающая подруга уставилась на неё.

— Олеся, хорошо, что ты — риелтор, — продолжила Маша. — Нужно срочно продать мою квартиру.

— Ты сошла с ума, — вскипела подруга. — С каких пор проблемы Марины стали твоими? Почему бы не сказать родителям?

— Я не спрашиваю у тебя совета, а прошу помочь с продажей. И не вздумай сказать родителям. Хочешь их загнать в могилу? — Маша несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула, а потом уже более спокойным голосом продолжила: — Знаю, что из-за срочной продажи я потеряю половину суммы, но деньги нужны в ближайшее время.

— Хочешь стать бомжом? Думаешь, потом Марина ради тебя палец об палец ударит?

— Олеся, не хочешь помогать — не надо, сама управлюсь. — Маша подошла к компьютеру и набрала в поисковике «Риелторские фирмы Москвы». — Это я делаю не для Марины, а для себя.

Рассерженная Олеся сделала вид, что ничего не слышит и не видит. Но вдруг она кинулась к своей сумке и начала что-то лихорадочно искать в кошельке. Через секунду подруга подскочила к Маше и, чмокнув её в щеку, сообщила:

— Ты занимайся визой, а я прозондирую одного клиента. Хорошо, что не выбросила его визитку. Да, вот тебе тридцать тысяч рублей. На визу, билеты.

— Олеся!!! — Маша кинулась обнимать подругу. — Ой, но как я тебе долг верну?!

— Очень просто. Или когда мой клиент расплатиться сполна, или считай эту сумму моим первым взносом за твою квартиру. Лучше уж я её куплю за полцены, а потом пущу тебя на постой, чем делать такой подарок чужим дядькам и тёткам.

— Вообще-то мне нужно около двух с половиной миллионов рублей, но один я должна срочно перечислить.

— Отлично! Миллион я уже накопила, а полтора легко возьму по ипотеке.

И обе девушки разбежались по своим делам.

В консульстве Германии к проблеме госпожи Винецкой отнеслись с пониманием: приняли документы без предварительной записи и пообещали выдать визу на третий день. Затем Маша понеслась в агентство аэрофлота и купила билет. Только собралась ехать домой, как позвонил руководителя курса и поинтересовался:

— Машенька, ну как дела? — Выслушал и спросил: — Ты может сейчас подъехать к Ленкому?

— Да! — Сердце пропустило удар. — Мной заинтересовались? — Маша быстро скрестила пальцы на удачу.

— Угадала, Марк Захаров хочет с тобой побеседовать.

Сегодня был явно Машин день: одна удача следовала за другой. Причём каждая следующая становилась всё более весомой, словно судьба опомнилась и решила разом исправить все свои оплошности.

Марк Захаров похвалил Машу за роль в дипломном спектакле, потом достал несколько папок и предложил ей прочитать роли.

— Я могу без подготовки. Репертуар вашего театра знаю, — уверенно заявила юная актриса, глянув на названия пьес.

Как-то незаметно проба переросла в работу. В конце концов режиссёр Ленкома сказал, что не ошибся в Марии Винецкой и готов подписать контракт.

Господи, какое счастье! В новом сезоне она будет работать рядом с любимыми актрисами: Аней Большовой и Инной Чуриковой.

С улыбкой на лице Маша вышла из театра и в припрыжку понеслась по Малой Дмитровке. На радостях девушка была готова кричать, прыгать и даже расцеловать любого встречного.

Но вдруг душу окарябала мысль, что не гоже так радоваться, когда сестра в беде.

«Ну, ничего. У Марины тоже всё будет хорошо».

А пока Маша как величайшую ценность прижимала к груди папки с текстом ролей из «Королевской охоты» и «Вишнёвого сада».

Теперь Машу волновало одно: молчание Олеси. Хотя в любом случае покупатель квартиры уже есть. Но всё-таки она нетерпеливо ждала подругу, накручивая круги у телефона и борясь с желанием набрать её номер. Потом решила направить кипучую энергию в мирных целях и села учить ленкомовскую роль. Маша так увлеклась любимым делом, что вздрогнула, услышав трель домофона.

— Олеся, ты?

— Ага, но не одна. С клиентом.

Маша открыла подъездную дверь и бросилась наводить порядок в комнате: сгребла одним махом всё лишнее с журнального столика, кресел и быстро засунула в шкаф, затем пронеслась с тряпкой для пыли по всей мебели. И в последний момент уверенным движением подкрасила себе губы — ибо красота есть страшная сила. Открывая дверь, Маша «нацепила» на лицо свою самую обворожительную улыбку, которая так и застыла на ней маской…

Ведь прежде, чем переступить порог, Олеся протянула руку, и перед носом Маши возник документ, подтверждающий перечисление двух с половиной миллионов на расчетный счет госпиталя.

— Ээээ… ааа… — только и смогла произнести она, абсолютно не понимая, как такое может быть.

Но тут в проёме двери показался Владимир Онисимов. Букет в его руке плохо вязался с взглядом побитой собаки.

— Прости меня, Маша! Я тогда ничего не понял и решил, что ты просто предала меня.

— Так, молодые люди, семейные сцены без меня! — «разрулила» ситуацию Олеся, затолкав Владимира в квартиру и быстро захлопнув за собой дверь.

— Я никогда на тебя не обижалась, считала себя виноватой во всём, — наконец-то выдохнула Маша, шагнула к нему, обняла и расплакалась.

Владимир ненавидел женские слезы, но надо же, теперь он готов целовать каждую слезинку, катящуюся из глаз любимой…

***

Первым было слово. Причём почему-то на немецком.

Марина постаралась открыть глаза, но не смогла этого сделать. Странно, почему тогда вокруг не темно, а светло, словно она плавает с белом тумане. Плавает? Марина постаралась пошевелить рукой — тела не чувствовала.

Умерла? Последнее, что она вспомнила из земной жизни, дикий крик папика и красивая огненная карусель ночного освещения автобана.

Вдруг кто-то дотронулся до её век и с силой открыл, в глаз ударил яркий свет — Марина резко зажмурилась.

— Зрительные реакции сохранены, — услышала она на немецком и поняла, хотя этот язык знала с пятого на десятое. — Пожалуйста, откройте глаза!

— Я жива? — её голос странно прозвучал в гулком помещении. Эхо вторило, словно отвечая: — Жива! Жива! Жива!

— Поздравляю! Вы удачно перенесли операцию, — прогремело, будто с небес. — Пожалуйста, откройте глаза! Вы понимаете меня?

— Да, только говорите тише… и медленнее… — попросила Марина, с силой на мгновенье распахнула глаза и снова провалилась в белый туман…

Окончательно пришла в себя она уже в палате. Теперь Марина чувствовала свое тело, вернее, боль во всём теле.

— Мамочка! — зарыдала она, рассматривая маленькую, но уютную и светлую палату.

— Потерпите немного, фройлян Марина, сейчас вас посмотрит доктор Шнейдер, и я введу вам обезболивающее.

— Где болит? — сразу же, не представляясь, поинтересовался вошедший в палату мужчина.

— Везде!!! — взвыла Марина, с привычной капризностью.

— Где сильнее? — уже строго спросил, будто приказал, доктор Шнейдер.

И Марина, быстро сообразив, что это не пустое любопытство, стала внимательно прислушиваться к своему телу.

— Сильнее всего поясница и левая нога. Немного голова, — Марина подняла руку и поднесла к темени. Потом поглядела на собственную ладонь, на миг задумалась и постаралась пошевелить сначала правой ногой — удачно, а затем левой — еле-еле, но двигалась.

— Теперь пошевелите пальцами правой ноги… Отлично! Теперь левой… Хорошо!

— Можно согнуть ноги в коленях? — Спросила Марину у врача. — У меня так болит спина.

— Нет! — Но своевольная девушка, проигнорировав приказ, решила принять более удобную позу.

Легкое движение тела. Резкий удар боли подобной разряду тока. Вскрик. Потеря сознания.

Когда Марина пришла в себя, то сначала услышала нравоучение: «Я, конечно, понимаю, что вы — русская, но не до такой же степени», приятную новость: «Паралича не будет! Так что вы отделались только сильным испугом» и долгий разговор о её лечении и дальнейших перспективах в жизни.

Вылечить Марину могли, но для этого нужны были большие деньги. Вот тут-то она и вспомнила о своём папике.

— А как дела у Александра? Он был со мной в машине.

— Сожалею, но в этой аварии выжили только вы. Оба ваших спутника получили черепно-мозговые травмы не совместимые с жизнью и скончались ещё до приезда полиции.

«Чёрт, вот это облом!» — чуть не вырвалось из уст Марины, но она предусмотрительно сдержалась и придала лицу скорбное выражение.

Проблема так проблема. На банковской карточке у неё были деньги, хотя это просто крохи по сравнению с необходимым для лечения. Конечно, эту сумму она заработала бы на съемках немецкого фильма, но беда в том, что работать Марина не могла. Что же делать?

Однако врач сам подсказал ей выход.

— Мой коллега ещё вчера связался с вашей сестрой. Она обещала помочь с оплатой лечения.

— С Машей? — Марина не выказала удивления, хотя про себя подумала: — «С чего бы это Машка так обогатилась, пока мы не общались? Клад нашла или банк ограбила?»

Но этими мыслями Марина не собиралась забивать себе голову, странно было, если бы ей не помогли. Сейчас больше волновало собственное здоровье. В немецком госпитале медицинский персонал не давал ей ни минуты покоя: то какие-то процедуры, то обследования. Даже пришёл на первый сеанс психотерапевт. Как же без него? Ведь авария — такой стресс.

«До чего же изнеженны эти европейцы, — подумала Марина. — Если судить по их критериям, то жизнь в России — сплошной стресс, поэтому утро мы должны начинать не с зарядки, а с визита в кабинет психолога. Ага! С точностью до наоборот: не делаем ни первое, ни второе».

Но собственное мнение Марина предусмотрительно засунула подальше и старательно занималась с психотератевтом. Если быть честной, то этот сеанс ей очень понравился.

Врач нащупал в душе Марины «крючок» и коварно дернул за него. Да, она постоянно куда-то бежит, что-то стремиться оторвать в этой жизни. Действительно, некогда остановиться и посмотреть вокруг…

Было о чём подумать после ухода врача. Она даже сама попросила его дать какие-нибудь тесты, чтобы скоротать время.

Проснувшись ранним утром, Марина стала выполнять домашнее задания психотерапевта: присмотреться к любому родственнику и составить таблицу его качеств, четко разграничив на «нравится» и «не нравится». Первым делом хотелось «разобрать на части» Машку. Таблица получилась большой, но кривоватой: колонка «не нравится» была намного длиннее. Такой же кривой стала и дежурная улыбка врача, когда он увидел эту таблицу.

— Марина, вы очень интересный пациент. Честный. Вы не против, если я использую ваши данные в своей научной работе? Только тогда нам нужно будет развернутое исследование.

— Легко! Чем мне ещё заниматься на больничной койке? Могу хоть всё свое окружение «разложить по полочкам».

— Давайте сначала закончим с вашей сестрой. На её таблицу наложите свою таблицу личных качеств.

— Ха-ха-ха, — заливисто рассмеялась Марина. — Могу сразу сказать, что положительный столбик у меня сильно перевесит отрицательный.

— Не сомневаюсь! — парировал доктор. — Тогда вам ещё одно задание: вспомните, у кого в вашем окружении есть такие же качества характера как у вашей сестры, и подумайте, всегда ли они относятся только к «нравится» или к «не нравится».

Эта работа по-настоящему увлекла Марину. Она всегда считала себя прирожденным психологом, а теперь ей подвернулись настоящие исследования. Да ещё себя любимой.

Таблица «Машка» разрасталась, словно ствол дерева, давая всё новые и новые побеги. Причем одно и то же качество Марине то нравилось у одних, то не нравилось у других. Правильный вывод «Ищи ответ в себе самой!» сделать было не сложно.

Во время сеансов лечебного гипноза врач немного затронул её подсознание, а может, сотрясение мозга слегка повредило плотину, выстроенную сознанием Мариной вокруг души, но результатом стал поток воспоминаний. Особенно яркими они были ранним утром, в предрассветной тиши. Причём о самом раннем детстве, которое Марина просто не могла помнить: о времени рождения Маши. Но не могло же сознание придумать эту щемящую боль в душе Марины, когда мама неожиданно исчезла из дома.

— Брошенная! Никому не нужна! — вопила память, но взрослая Марина понимала, что мама была в родильном доме всего несколько дней. Просто у младенцев время течет слишком медленно. — Что получается? Я всю последующую жизнь требовала от матери доказательств, что она меня любит?

Следующее воспоминание было ещё более странным. Родители никогда не рассказывали об этом случае. Пыхтящая Марина вытаскивала за дверь квартиры, на лестничную клетку хныкающий свёрток.

«Сама выброшу эту противную куклу, если мама с папой не догадываются, чего я хочу», — теперь мысли годовалого ребенка взрослая Марина могла облачить в слова. — Господи! Откуда у меня только силы взялись? Ревность? Я всю жизнь ревную родителей к сестре? Доказываю, что я лучше?

Все считали Марину уверенной, неревнивой девушкой, но на поверку оказалось наоборот. Получалось, что реальные недостатки человека умеют рядиться под достоинства. Хотя если присмотреться, то можно заметить некоторый перебор: уверенность Марины перерастала в самоуверенность, а отсутствие ревности — в безразличие к родным или любовникам.

С каким бы удовольствием Марина выбросила из головы эти мысли, окунувшись в привычную круговерть весёлой жизни. Не получится: позвоночник и нога сломаны. Оставалось только лежать и думать. Пережевывать открывшуюся в себе мерзость.

— Только такие выводы и можно ждать от собственных мозгов? — Чёрный юмор спасал Марину. — Их же хорошенько встряхнули. Вот и полезла дурь…

Вскоре ей сообщили, что перечислена полная сумма за лечение, и стали готовить к новой операции.

«Надо же, Машка намного толковее, чем я думала», — решила Марина.

***

Маша тихо вошла в палату и подошла к спящей сестре. Странно, но побледневшая, не накрашенная Марина стала так похожа на неё, что казалось, будто Маша лежит в кровати.

Видимо, какой-то звук разбудил Марину. Она резко открыла глаза, узнала сестру и с улыбкой протянула к ней руки. Одно простое движение, но стена, возведённая между двумя сёстрами, разом рухнула.

— Прости меня, Маша! За всё прости.

— Это ты меня прости!

— Тебя-то за что?

— Ну… я же тебя прокляла…

— Ой, тоже мне придумала. Я тогда за что боролась на то и напоролась. Думаешь, мне нужна была эта роль? Просто я тебе завидовала, — честно озвучила свои психологические открытия Марина.

— Ты мне? — у Маши даже открылся рот от недоумения.

— Тебе. Ты действительно талантливая, а я так… много шума из ничего. — И без всякого перехода: — Слушай, а где ты столько денег нашла?

— Это не я, а Володя заплатил.

— Помирились?! Ну и отлично, хоть какая-то польза от моей болезни. Ты ему передай, как встану на ноги, долг верну. Хотя… ты где остановилась?

— Пока нигде, сразу к тебе из аэропорта.

— Машка, отлично. Достань из моей сумки, да вон она на тумбочке, ключи от гостиничного номера. Будешь там жить вместо меня. Но к тебе просьба: прочитай сценарий фильма, в котором я должна сниматься. Он валяется в номере на кровати. Уверена, что роль тебе понравится, потому что мне совсем не понравилась. Вот и сыграй её за меня!

— Марина, ты сошла с ума.

— Нет, у меня другой диагноз: сотрясение мозга. И отказывать мне нельзя, потому что моё состояние склонно к депрессиям, а это будет вредить процессу выздоровления, — Марина привычно манипулировала сестрой. — Немецкий режиссёр видел меня только один раз. Если ты перекрасишь волосы и подстрижешься под меня, то никто ничего не заметит. Слушай, мой столько денег вложил в этот фильм, так хотел увидеть моё имя в главной роли, а теперь, из-за аварии, будет играть другая актриса. Ты сразу не отвечай, прочитай сценарий, подумай…

На следующее утро Маша появилась в палате сестры, как только посетителей стали пускать в госпиталь.

— Ну, я же говорила, — рассмеялась Марина. — Судя по красным глазам, за ночь прочитала весь сценарий и наревелась вдоволь.

— Марина, это такая роль… такая роль! Как хочется сыграть, но ведь это будет подлог.

— Ладно тебе. Играй! А режиссёр-то как обрадуется, увидев тебя. Знаешь, что он мне сказал тет-а-тет? «Я согласился отдать вам главную роль, потому что в глазах русских женщин видно движение души, но в ваших… только отражаются евро». Ну, не хам?

— Хам! С таким будет интересно работать…

***

Прошёл год после знакомства Маши и Владимира. Сегодня был день закрытия Международного Берлинского кинофестиваля, и все с волнением ожидали решения жюри.

— «Серебряный медведь лучшей актрисе» вручается… — ведущая сделала эффектную паузу, и зал замер, — …Марине Винецкой.

Команда немецкого режиссёра взорвалась овациями и криками радости.

А Марина, услышав своё имя, невольно дёрнулась, но быстро опомнилась, ведь сейчас она играет роль Маши, и глубже села в кресло. Владимир по-дружески сжал её ладонь.

— Машка взяла такую высоту, что теперь мне сложно будет ей соответствовать, — шепнула ему на ухо Марина.

— Сможешь! — Подмигнул Владимир. — Я верю в сестёр Винецких.

Он положил своего «Серебряного медведя за лучшую режиссуру» на колени и стал громко аплодировать успеху «немцев», хотя рядом тяжело вздыхала главная героиня его фильма.

Машу, которая сегодня последний день была Мариной Винецкой, команда долго не отпускала за призом на сцену, каждый хотел обнять и поцеловать молодую русскую актрису. Наконец-то она «вырвалась» из объятий, но прежде чем идти за наградой, повернулась и посмотрела на сестру и Владимира, которые махали ей руками и посылали воздушные поцелуи.

— Володя, ты попался! — заговорщицки ухмылялась Марина. — Кто шутил, что женится на Машке, если получит приз на фестивале? Теперь на вашу пару целых два «Медведя». Женись!

— Я не шутил, — Владимир достал из кармана небольшой бархатный футляр и показал Марине, но стоило ей протянуть руку, как коробочка быстро юркнула обратно в карман. — Э, нет! Первой обручальное кольцо должна увидеть Маша.

«Эх, если бы не мои амбиции, то она играла бы в моем фильме. Тогда бы мы точно получили ещё и «Золотого медведя за лучший фильм». А так жюри может присудить этот приз и нам, и немцам… или какому-то другому фильму…» — последние мысли Владимира утонули в голосе Маши, который динамики разносили на весь зал: — Я благодарна всем, кто заставил меня поверить в свои силы. Особенно своей сестре… Марии.